ГЛАВА 1

Рабочий день закончился. Прозвенел заводской гудок — пережиток советского прошлого, которое нынче принято огульно хаять. Я убрал в сейф особо важные бумаги, накинул легкое пальто и с радостью двинулся к выходу. Во дворе к воротам ломилась толпа конторских рабочих. Чуть подальше покуривали обычные работяги «Турбоатома» — промышленного гиганта Украины. Их смена заканчивалась ровно в восемь.

На улице в свои права вступила ранняя осень. Дул холодный пронизывающий ветер, заставляющий прятать красные уши под жалкую защиту поднятого воротника. Нос сразу замерз и стал похож на перезрелую сливу. Мимоходом глянул на электронный градусник на проходной. Минус один… К черту красоту и понты! Завтра приду в шапке! Может же инженер мерзнуть? А ведь это только конец сентября. До начала отопительного сезона еще ой, как далеко.

По Московскому проспекту сновали автомобили разных марок и окраса. Надрывно гудела стартером, пытаясь завестись потрепанная «копейка». Дымили выхлопными газами зеленые микроавтобусы маршрутных такси. Народ толпой валил в метро, стремясь спрятаться от сырого пронизывающего холода.

Мне идти домой было совсем недалеко. Пересечь четыре автомобильных полосы наискосок к торговому центру, железную дорогу, пробраться закоулками Московского вещевого рынка, пару кварталов и вот оно — относительное тепло. В квартире ненамного теплее чем на улице, только что пар изо рта не идет. Мельком посмотрел на часы. Десять минут шестого…Фонари исправно светились желтоватым бледным светом, скупо освещая натоптанную тропинку.

В кармане зазвонил телефон. Я с неохотой вытащил согревшиеся в пальто руке. Звонила жена…

— Любимая… — задумчиво проговорил я, пытаясь совладать с околевшим сенсором.

— Да, дорогая!

— Привет, любимый! Как у тебя дела?

— Да нормально все, уже иду домой…

— Отработал?

— А как же! — ухмыльнулся я. — Что-то случилось?

— Ты не сможешь заехать на «Коммунальный рынок» и купить домашнюю курицу.

— О, нас ждет царский обед? — подколол я любимую.

— А то!

Я с сожалением посмотрел на улицу, где уже виднелась крыша моего двухэтажного дома и с неподдельной грустью в голосе согласился.

— Конечно, смогу.

— Хорошо, тогда ждем тебя к ужину.

— Еще бы! А мне теперь тащится в другой район, — поворчал немного я про себя, пряча телефон обратно в карман. Легкие ботиночки на тонкой подошве промерзли, ноги ощутимо покалывало, но я поплелся на остановку.

Судя по количеству людей, пришедшая мне в голову мысль, взять такси, оказалась не самой глупой, но спас всех страждущих и мучающихся от холода тихоход — троллейбус. Активно работая локтями, я протиснулся в середину, упершись в спину крепкому мужчине средних лет, а сзади меня подперла широкобедрая с двумя хозяйственными сумками женщина. Я немного поерзал, устраиваясь поудобнее. В час пик в Харькове плюс один: ни в маршрутке, ни в каком-либо другом общественном транспорте ты не упадешь, даже если не будешь держаться. Клубок самых разных запахов, дыхание усталых, едущих с работы людей, начали тоскливо мне напоминать о оставленном на остановке свежем ветре.

— Вы выходите? — спросила меня девушка в наушниках позади. Я отрицательно покачал головой, и вот тут-то началось самое интересное. Широкоплечая кряхтела, но вжималась в людей на сиденьях. Мужик как мог втянул живот, а я счастливо разминулся с молоденькой меломанкой.

Окна троллейбуса запотели, и я смог определить свою остановку лишь заметив в закрывающейся двери супермаркет и нужный мне рынок.

— Остановите… — нерешительно промямлил я, но в общем шуме и гаме водитель меня вряд ли услышал, да если и расслышал, то не стал из-за одного необязательного пассажира тормозить троллейбус. Пришлось топать еще и одну остановку пешком. Настроение испортилось окончательно. Уже не хотелось ни курицы, ни царского ужина…

Коммунальный рынок кажется не работает только после полуночи. Когда бы я там не появился, возле палаток всегда прохаживаются крепко сбитые дородные женщины летом в черных солнцезащитных очках, а зимой в «дутиках», смастеренных трудолюбивыми вьетнамцами в общагах недалеко от моего дома.

— Джинсики подбираем, молодой человек! — кинулась одна из них мне наперерез. Я покачал головой, уворачиваясь еще от одной, предлагающей какие-то шапки. Да, шапка мне бы сейчас не помешала.

Людей на рынке было немного. Все больше такие же как я — запоздалые с работы ответственные мужья. Мы понимающе переглянулись с одним из таких, мысленно друг другу посочувствовав. Продуктовые ряды были уже закрыты. Желтые модули неприветливо встретили меня закрытыми ролл-ставнями. Для очистки совести я решил пройти чуть дальше, чтобы удостовериться, что все колхозники и фермеры покинули рынок под напором марширующей по стране ледяной осени. Пусто…Только ветер бездумно гоняет картонки и брошенные окурки. За продовольственными товарами хозряды. Тут обычно продают всякую ненужную мелочевку, дабы выжить. С нашими ценами и пенсией старикам трудновато приходится. Вт они и выносят из дома старые гаечные ключи, монеты, болты, гайки и даже кухонные сервизы.

Среди нескольких десятков пустых лотков собиралась домой сгорбленная старушка. Она одета была в теплый платок, протертую на локтях куртку и все те же сапоги «дутики». Нет никакого намека на домашнюю курицу! Придется идти в супермаркет, потому как царского ужина все-таки хочется. Я вяло начал выбираться из запутанного лабиринта рынка.

— Что-то ты припозднилась, бабуль! — окликнул я старуху, которая сосредоточенно упаковывала в бумагу что-то прямоугольное и громоздкое.

— Так жить за что-то надо! Коммунальные повышают, а пенсия не растет…Вот и стоишь тут до ночи, чтоб заработать гривну другую…

— Ой ли…

Я заинтересованно сделал несколько шагов к ее лотку. Она почти уже все собрала. На грязной картонке остались несколько чашек, серебряные ложки и древний фонарик на аккумуляторах. Зарядного к нему я не увидел.

— Да…невесело… — хмыкнул я.

— Может ты, сынок, чего-нибудь купишь? — подняла голову бабулька. У нее оказаллось морщинистое старушечье лицо, узкие губы и острые, как сталь, глаза, прожигающие тебя насквозь. Я даже немного отшатнулся от ее взгляда. Таких глаз я не видел никогда. Они были полны злобы, печали, страха и надежды. Наверное, именно эта искорка надежды и смутила меня. По натуре человек я добрый, и смотреть на такое вот непотребство, творящееся в стране мне неприятно. Умом понимал, что облагодетельствовать всех не получится никогда и ни у кого, что все хорошо и счастливо живут только в сказках, но…но…но…

— За проезд отдай, за место отдай, полицейским хапугам тоже в ладошку положи, а что ж мне… — из уголка ее глаз, потекла серебристая слезинка, которую она ловко смахнула краешком платка. — Купи, сынок, хоть что-то…

Дурак! Кричал мне разум. Иди покупай курицу, садись на маршрутку и едь к любимой жене, а вот сердце…Оно всегда меня подводило.

— Ну что тут у нас… — полез я во внутренний карман за бумажником. — Вилки ложки дома вроде есть, фонарик не нужен…

Мой взгляд неожиданно зацепился за ту громоздкую штуку, которую старуха заворачивала в вощенную бумагу.

— А это у тебя что? — кивнул я на прислоненный прямоугольник, приставленный к ножке соседнего лотка. — На картину похоже…

— Зеркало это, бабкино, — пенсионерка довольно шустро развернулась и стала быстро освобождать товар от бумаги. — Еще при царе батюшке куплено, оклад позолоченный, дома смотреться жинка будет, да радоваться.

Она довольно проворно для своих лет выставила мне его для обозрения. Зеркало, и впрямь, выглядело старинным. Чистое, без единой трещинки или затемнения, пронзительно глубокое и красивое оно было украшено витиеватым окладом, покрытым позолотой.

— Бери, за полцены отдаю, — обреченно кивнула бабка на такую красотищу.

— И сколько это полцены? — я провел пальцами по окладу, ощутив металлический холод. Сердце отчего-то забилось быстрее.

— Триста…Да, бес с тобой! Двести, — махнула она рукой, снова вернувшись к упаковке товара.

Я прикинул, как она будет смотреться в ванной. Кажется впишется в интерьер. А нет…так и выбросить недолго.

— По рукам! — я быстро отсчитал деньги и двинулся к остановке, решив, что курицу не домашнюю можно купить и у себя на районе. Мороз без перчаток щипал кончики пальцев, да и зеркало было неудобным, но я успел даже сесть в маршрутку, а потому ехал домой с относительным комфортом, с ужасом вспоминая путь сюда.

В ларьке рядом с домом, громко извещавшим своей вычурной вывеской о наличии мясных продуктов на любой вкус и карман, приобрел синюшную курицу, умершую, наверное, своей смертью. Других не было…

В окнах нашего зала горел свет. Во всем доме светилось лишь оно одно, то ли мы живем тут одни, то ли в угоду финансового кризиса многие просто экономят свет. В квартире было чуть теплее, чем на улице, из-за отсутствия пронизывающего северного ветра. Ну хоть что-то радует! Жена Светлана встретила на пороге, подозрительно посмотрев на пакет. Она была явно не в настроении, потратив последние силы на изучение математики начальных классов с восьмилетним Мишкой, который никак не хотел воспринимать какие-то формулы и разницу между расстоянием и путем не понимал. Рассерженный крик, вышедшей из себя матери, я расслышал даже у подъезда.

— Это еще что такое? — кивнула она на плотно упакованное в бумагу зеркало.

Я молча разодрал обертку, обнажив позолоченную раму.

— Зачем? — с коротким и справедливым вопросом обратилась она ко мне, рассматривая обновку.

Вздохнул в ответ, пожал плечами, вручив ей пакет с курицей. Зачем? На этот вопрос и я не знал точного ответа. Просто был на сто процентов уверен, что оно мне необходимо.

— Дворкин! — повысила голос на меня жена, разорвав обертку окончательно. — Это что такое?!

На шум из своей спальни появилась любимая теща — Эльвира Олеговна. Такое шоу пропустить она не могла. Без нее вообще наши семейные скандалы редко обходятся, по причине того, что она живет с нами и воспитывает внука, пока мы со Светой работаем.

— Я тебе какую курицу просила купить? — жена, разозленная любимым сыночком, мигом вспыхнула алым пламенем, готовая взорваться в любой момент.

— Просто рынок был уже закрыт… — начал я было объяснять, но Светлана, даже не дослушав, гордо вскинув голову, ушла на кухню, загремев там кастрюлями. Эльвира Олеговна укоризненно покачала головой и скрылась в своей комнате.

Я пожал плечами, разулся, переоделся, поздоровавшись с Мишкой, увлеченно грызущим гранит науки, и прошел в ванную. Снял старое зеркало, которое кое-где уже начало облазить и покрываться зелеными пятнами окисления. Вместо него пристроил свою покупку. Смотрелось вроде неплохо. Такой поверхности я еще не видел. Она была одновременно глубокой и завораживающей, притягивающей твой взгляд, заставляющей тонуть в себе, отливая по краям сине-серой сталью.

— Ух ты! — еле смог выговорить я и оторвать взгляд от сосущей пустоты в нем.

Сполоснул лицо теплой водой и потер двухдневную щетину, решая стоить ли ее сбривать или сегодня мне в отношении супружеского долга, как обычно среди рабочей недели, ничего не обломится. Со вздохом вышел из ванной. День был суматошный, а еще эта поездка на рынок, встреча с бабкой, поиски курицы.

— Саша, — Мишка выбрался из дебрей математики под видом похода в туалет.

— Что?

— Поиграем? — с надеждой в голосе попросил малыш, но у меня если честно не было никакого желания.

— А ты математику сделал?

Поймав его насупленный виноватый взгляд, радостно сообщил, найдя идеальную отмазку:

— Пока не сделаешь, играть не будем! — Мишка виновато поплелся в совмещенный санузел, а я в спальню, где стоял ноутбук с только начавшимся детективом про бандитов. Ой, нет, не подумайте, что я смотрю этих бесконечных ментов или «След»! Нет! Я сам пишу…Да, простой инженер завода «Турбоатом» каждый вечер развлекает себя тем, что сочиняет преступления! Пока, конечно, «в стол», графоманства ради, но мечтаю как-нибудь опубликоваться. Сегодня была глава про то, как моего главного героя преступники сбивают на машине, а он чудом остается жив, только благодаря своей отменной реакции, силе и ловкости.

Но моим мечтам сесть за роман не суждено было сбыться. Сначала жена известила о том, что курица готова и пора идти ужинать. Потом я учил целых два параграфа истории Украины с Мишкой. И лишь около восьми вечера, когда они с женой сели повторять по десятому кругу украинскую литературу, а теща благополучно удалилась смотреть сериал по телевизору, я остался один на один со своим романом.

Авдеев ловко маневрировал среди загруженных улиц Киева. «Хвост» старался не отстать и маячил где-то неподалеку. Саша придавил газа и рванул на проспект Революции. Совсем рядом взвизгнули тормоза. Он подрезал какой-то джип, но ему было наплевать. Сейчас надо было как можно скорее исчезнуть с документами. Билый не простит его предательство, а значит либо в речку, с бетонным спасательным кругом на шее, либо бежать, куда глаза глядят.

Несмотря на опасный маневр, сиреневая «шестерка» не отставала. Авдеев мысленно подивился форсированному движку, помечтав о таком же. Раздались негромкие в шуме столицы хлопки выстрелов. Осыпалось вниз заднее стекло. Александр пригнулся. По нему стреляли не впервые, но чтобы вот так, посреди крупного города, практически в его центре! Трескотня автоматной очереди послышалась совсем уж близко. Оглушительно громко лопнуло пробитое заднее правое колесо. Машина вильнула. Авдеев повел рулем вправо, пытаясь удержать ее на дороге, но бесполезно. «Паджерик» вылетел на тротуар и со всего разгона врезался в столб. Его швырнуло грудью на руль. Завоняло горелой проводкой.

— Ой, божечки! — запричитал какая-то женщина, чудом увильнувшую от несущегося внедорожника.

— Что же это делается, граждане! — возмутился мужчина в советских круглых очках с линзами во все возможные диоптрии, судя по шляпе и старому пальто из интеллигентов.

Саша мысленно поблагодарил хозяйственных перекупщиков машин, заранее вытащивших подушки безопасности из машины. Не хватало еще ими сейчас по лбу получить. Кстати о нем…По виску текла кровь, на лбу наливалась тупой болью шишка. Остальное вроде все целое!

— Авдеев, руки на капот! Сдавайся! — заорали совсем уж близко.

«Ага, сейчас!»— мысленно усмехнулся Александр. Он рывком распахнул дверь внедорожника. Оглянулся. По улице к нему спешили с автоматами наперевес трое бритоголовых качков. Надо бежать…

Он сделал несколько шагов назад, оттолкнул в сторону какого-то зеваку, снимавшего происходящее на телефон, и рванул на другую сторону проспекта Революции. Взвизгнули тормоза. Мало кто соблюдал в Киеве установленный ДАИ скоростной режим.

— Дебил! — закричали вслед из старенькой «Нексии».

— Сам та…

Удар под колени, заставил кувыркнуться через голову. Адская боль прошили ноги и суставы до самого пояса. Перед глазами Саши промелькнула вся жизнь. Врезавшаяся в него машина протащила его на капоте несколько метров и остановилась.

— Капец… — раздался голос над головой.

— Мабуть помер… — это было последнее, что услышал Авдеев перед тем, как потерять сознание, да еще противный визг спасительной милицейской сирены. Надо же, даже в наше неспокойное время мир оказался не без добрых людей, привыкших и к стрельбе на улице, и к погоням по центру столицы, милицию вызвали…Сознание потухло, отозвавшись особенно острой болью в поломанных ребрах.

— Пишешь? — в спальню заглянула Светлана. Она уже переоделась и была в розовых пижамных штанах и короткой маечке, подчеркивающей ее соблазнительную фигурку.

— Ну да… — я оторвался от экрана ноутбука и потер красные воспаленные глаза.

— Ну и что там с нашим соседом Агеевым сегодня произошло? — жена, уютно свернувшись рядом клубочком, забралась под теплое одеяло.

— Попал в ДТП! — усмехнулся я, оставляя компьютер. — Еле смог ускользнуть от преследования.

Видите ли, в своем творчестве я иногда использую образы знакомых мне людей, их фамилии и имена. Так, наверное, часто бывает у начинающих писателей. Вот и в новом детективе у меня главный герой Александр Авдеев, ловкий и ушлый парень, прототипом которого является мой сосед и товарищ с первого этажа и соседнего подъезда Сашка Агеев.

— Плохо, — промурлыкала Света, уже практически засыпая.

Я повернулся на бок, протянул руки, обнимая ее, но жена высвободилась и строго на меня посмотрела.

— У тебя одно на уме…

— Свет…

— Что, Саш? Неужели ты не понимаешь, что я устала, что хожу на работу?

— Но я тоже…

— Все! Спать! — она решительно щелкнула выключателем, повернувшись ко мне спиной.

— Вот и поговорили… — уныло процедил я с обидой в голосе, устраиваясь поудобнее.

— В воскресенье! — коротко бросила она в ответ на мою злобную реплику.

«Терпи, Сашка, терпи»— мысленно попросил я себя, пытаясь уснуть. Но сон, как назло не шел. В голове вертелось зеркало, купленное у бабули на рынке. Надо бы узнать какого оно века…Больно уж, старинным выглядит.

В коридоре зажегся свет. Теща двинулась в туалет, негромко шаркая тапочками. Я глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду, и закрыл глаза, тут же провалившись в глубокий сон.

Хотя я даже не понял, что это сон…Слишком было глубокое и яркое ощущение реальности происходящего, будто провалился куда-то. Это был длинный, бесконечный коридор, составленный из зеркальных стен. Пол, потолок — все вокруг было зеркальным. Мое отражение было везде! Оно преломлялось, искажалось, принимая причудливые и порой ужасные формы. Я дернулся, пытаясь проснуться, но не вышло…

Чувство страха вдруг захватило меня с ног до головы, будто опустили в ледяную воду. Сердце сжалось от предчувствия чего-то нехорошего. Позади меня раздался злобный ехидный смех, от которого мурашки побежали по коже. Я побежал вперед, не разбирая дороги по зеркальному коридору. Ноги вязли, отяжелели, словно проваливаясь в свое собственное отражение. Но я бежал, напрягаясь из последних сил, изредка оглядываясь назад, где метались из зеркало в зеркало чьи-то темные тени.

— Ты теперь мой… — глухо прозвучало над головой. Звук показался объемным, будто доносящимся отовсюду и ниоткуда одновременно. Мерзкий хохот, раздавшийся мне в спину, больно ударил по ушам.

— НЕТ! — заорал я, проснувшись, вырываясь из липкой паутины кошмара.

— Саш, что случилось? — рядом со мной терла заспанные глаза жена. Я сидел на кровати, чувствуя, как холодный пот стекает по голой спине. За окном уже серело. Стрелки часов замерли на половине шестого.

— Ничего страшного, дорогая. Просто кошмар… — пробормотал я, прогоняя ощущение ужаса.

— Точно все нормально? — переспросила Светлана.

— Точно, точно, спи, родная! — я чмокнул ее в щеку, поворачиваясь на бок. В это утро я так и не смог больше заснуть, опасаясь снова вернуться в зеркальный коридор к могильному хохоту.

 

ГЛАВА 2

Час до подъема прошел практически незаметно. Я даже успел немного вздремнуть находясь в полудреме, чутко прислушиваясь ко всему происходящему вокруг. Сработал будильник. Светлана еще нежилась в постели, а я уныло поплелся в ванную. Заструилась холодная вода. Я умылся, чтобы немного себя взбодрить. Посмотрелся в приобретенную обновку.

Не старый и не молодой…Щетина рыжая, редкая, зато глаза серо-зеленые и ресницы длинные, а волосы густые без намека на лысину или седину. В общем, самому себе я понравился.

— Саш, иди пить кофе! — раздался голос жены из кухни.

— Да, сейчас… — я оторвал взгляд от своего отражения, поворачиваясь к двери.

— Теперь ты мой… — неожиданно раздалось за моей спиной.

— Ух ты! — я вздрогнул и резко развернулся. Дрожь прошла по всему телу. Что я хотел рассмотреть в этом зеркале кроме своей физиономии, опухшей со сна, неизвестно…Там было только мое отражение и ничего напоминающего зеркальный коридор.

— Привидится такое… — пробормотал я, вытираясь полотенцем.

Списав все на свою впечатлительность, свойственную всем творческим людям, я вышел из ванной. По квартире разносился ароматный запах свежезаваренного кофе. Обожаю этот чудесный напиток. Особенно, когда в квартире температура еле дотягивает до двадцати градусов.

— Какие планы на сегодня? — поинтересовалась Светлана. Она сидела на мягком уголке, поджав под себя ноги, сладко потягивая обжигающую жидкость.

— Все как всегда, — пожав плечами, ответил я, — работа, дом…

— Покупок незапланированных больше не ждать?

— Свет..

— Вообще жутковатое оно, — вдруг произнесла задумчиво жена. Я насторожился.

— Что ты имеешь в виду?

— В него глядишь, будто в омуте тонешь…

Странно, но она четко и совершенно ясно описала мои ночные ощущения от зеркального кошмара.

— Ерунда! — отмахнулся я, стараясь выглядеть как можно беспечней, а у самого под ложечкой неприятно засосало. — Обычное зеркало, просто очень хорошего качества. Может оно когда-то висело в каком-нибудь дворце!

— Прозаик… — улыбнулась она. — Все бы фантазировать. Вообще зеркала, тем более чужие — это такая штука…

— Не накручивай себя, — я наклонился и поцеловал ее в щеку, — просто все новое — непривычно…

— Ну-ну… — протянула Светка, глядя куда-то мимо меня.

Неожиданно в коридоре раздался вопль нашего кота Кекса, что-то оглушительно загремело, и животное пулей метнулось на кухню, по пути сбив миску со своей водой. Серый чистопородный «шотландец» во всю прыть своих толстоватых лапок несся к хозяйке. Запрыгнул к Свете на коленки, пряча плоскую морду ей под кофту.

— Кекс, это еще что такое! — возмутилась жена.

С самой своей покупки на Птичьем рынке этот своенравный и хамоватый котяра проявлял слишком маленький интерес к ласкам окружающих его людей. Он любил находится один, лежа где-нибудь на кресле или в корзинке на окне, мечтая и размышляя о чем-то своем кошачьем, а когда кто-то пытался погладить серую бестию, немедленно убегал куда подальше. Сейчас его даже немного потряхивало.

Света гладила его ладонью, что-то тихо приговаривая, а он мурчал, успокоившись, изредка бросая косые взгляды своих желтых бусинок в сторону коридора.

— Пойду посмотрю, что упало.

Я вышел в коридор. Осмотрелся. На полу валялась его дралка, где Кекс точил свои безразмерные когти. Видимо, ее он и задел, когда рванул со всех своих четырех к нам. Из-за двери ванной виднелась узкая полоска света. Я открыл дверь. На полу валялся тазик с постиранной одеждой. Белье было разбросано по полу.

— Опять двадцать пять! — ругнулся я. С некоторых пор Кекс оценил мягкость ковриков в ванной комнате и почему-то именно там решил гадить. Видимо и сейчас он пытался сотворить утренний туалет, но что-то ему помешало или испугало… Мой взгляд совершенно случайно наткнулся на висящее на стене новое зеркало.

Да бред! Не может такого быть! Коты, конечно, существа загадочные и почти волшебные, но отражение, как отражение, без каких-либо изъянов.

— Саша, ты здесь? — за дверью раздался голос вставшей Эльвиры Олеговны. Теща собиралась вести внука в школу. Сейчас еще и Мишка будет ломиться сюда. Не стоит создавать пробку в жизненно важные места общественного пользования. Я быстро покидал в тазик разбросанное белье и вышел из ванной. Хватит сегодня с меня мистических расследований. Пора собираться на работу! Я мельком посмотрел на часы. Двадцать минут восьмого! Начальник технического отдела меня четвертует!

Быстро оделся. В спальню зашла Светка. Тоже начала переодеваться. На кухне Эльвира Олеговна пыталась запихать в Мишку творожную запеканку. Тот упрямился, но под напором тещи пока еще никто не смог устоять. Все как всегда…Сейчас бы в отпуск!

Я обнял Светлану и поцеловал в щеку, уже уходя.

— Мне пора…Ты вовремя будешь?

— У меня сегодня две лекции, так что думаю, что часам к семи! — она улыбнулась, ответив на поцелуй.

— Дворкина, такое ощущение, что ты не врач, а профессор!

— Работа такая…

Я выбежал на лестницу и быстро спустился вниз. Травку прибило первым морозцем. Изо рта вырвался клубок пара. Я быстренько натянул шапку и перчатки и закурил, с наслаждением вдыхая аромат табака. Все…теперь быстро на работу!

— Саня! Дворкин! — окликнули меня сзади.

Это был мой сосед — Александр Агеев, тезка и неплохой человек, с которого я и списал своего главного героя. Он был примерно моего роста, светловолос и чем-то смахивал на популярного артиста Алексея Воробьева.

— Здорово! — мы пожали друг другу руки.

— Ты на работу? — сам Агеев еще стоял в махровом халате, только начиная ритуал кофепития с сигаретой в зубах. Его рабочий день на складе стройматериалов, где он работал завхозом начинался с десяти. Везунчик!

— А то как же… — подтвердил я.

— Дело у меня к тебе…Совет твой нужен, — он пугливо огляделся по сторонам, снизив голос до шепота.

— Что случилось?

— Видишь ли, тезка…наш склад он принадлежит очень влиятельным людям. Ну ты сам понимаешь… — конечно я понимал. «Стройматериалы»— это лишь прикрытие для куда более незаконной деятельности. По слухам это была перевалочная база для оружия, идущего потоком с Донбасса, где сейчас происходила война. Приторговывали краденным налево и направо, не особо церемонясь, а заведовал всем этим…Ладно, возможно это всего лишь слухи и домыслы.

— И?

— В общем, вчера в одной из фур, я нашел дипломат…

— Блин, Агеев, только не говори, что ты его стырил!? — разозлился я, тоже снижая голос до шепота.

— Я же не думал…

— Вот именно! — я бросил взгляд на наручные часы. Без десяти восемь… Я и так безнадежно опоздал, но и злить начальство без крайней необходимости не стоило. — Тебя никто не видел с ним?

— Нет, я его в сумку спрятал.

— Отлично! Мне пора бежать…Давай часиков в двенадцать в «Калине» возле Турбоатома? У меня как раз обед будет.

— Добро…Саш… — начал Агеев, который явно струхнул и теперь боялся последствий своего необдуманного поступка.

— Все я побежал!

Выбросив окурок, я бегом направился через речку Немышлю кратчайшим путем к месту своей работы. Под ногами хрустели лужи, покрывшиеся уже коркой льда. Воздух с шумом входил в легкие. Слегка закололо в боку с непривычки. Ох, давно я уже не бегал! Над бы Мишку вытащить на пробежку. Он тоже сидит, как пенек дома. Компьютер, учеба, дом, планшет…И с утра по новой.

Народ набирал на роднике чистую водичку. Не то чтобы в Харькове пить из-под крана ее нельзя, но хлоркой от нее несло не слабо, потому многие и направлялись рано утром с пятилитровыми канистрами к журчащему источнику, чтобы набрать свеженькой водицы хотя бы для питья. Загремел под моим стокилограммовым весом металлический мост. Гулко загавкала собака, привязанная к одной из его опор. Я цыкнул на нее, пронесясь дальше. Утро — время собачников! Мы со Светой тоже заводили когда-то спаниеля — ушастый, чудной, но дурной, спасу нет. К тому же больной эпилепсией…

На работу я прибежал, когда уже прозвенел гудок на смену. Во дворе было пусто. На проходной скучал охранник Афанасич, меланхолично вышагивая кругами, а на входе в наш корпус курил мой непосредственный начальник Величко Владимир Митрофанович — грузный мужик в очках, добротой не отличавшийся. Он выразительно взглянул на часы, потом на меня.

— Дворкин!

— Да, — потупил я глаза.

— Тебе от дома до работы двадцать минут ходьбы…

— Митрофаныч, ну задержался…Мишку в школу собирал.

— А теща?

— У тещи сегодня день рождения…

Он покачал головой, ничего не ответив. Я проскользнул мимо него, поднимаясь в технический отдел завода. Рабочий день тут всегда начинался с кофе. Все мило болтали, запуская мощные компьютеры, обсуждая вчерашнюю комиссию по атомному надзору. Поздоровался и занял свое место в углу, уставившись в черный экран монитора.

Из головы не выходил Агеев, который, словно под копирку, повторил ошибку главного героя моего романа, прототипом коего он и являлся. Совпадение это? Или я обладаю даром предвидения будущего? Бред! Сашка — парень неплохой, но рассудительностью никогда не отличался. Подумал, что в дипломате деньги, вот и взял, надеясь, что никто не заметит. А люди в этом замешаны серьезные. Это уж без сомнения!

Я потер глаза, возвращаясь к реальности. Пора за работу, а тот так легко остаться без премии, которая и так крохи, еле на учителей Мишке хватает…Надо будет сказать Агееву, чтобы подкинул дипломат обратно в склад. Может повезет, и его не тронут.

Зазвонил телефон. Величко интересовался моим местонахождением и просил зайти. Вздохнув, под сочувствующие взгляды коллег, я поплелся в соседний кабинет начальства.

Он нагрузил меня всем чем только смог. Наверное, в отместку за опоздание. Целый день до обеда я вплотную занимался не своей работой, а поручениями Митрофаныча. Звонил в Киев, потом в Варшаву, согласовывал проекты, составлял таблицы. К двенадцати часам у меня голова уже гудела от беспрерывного потока информации, как дом советов. Потому обеденный перерыв, во время которого я должен был встретиться с соседом, я воспринял, как манну небесную.

С наслаждением вырвался из душного полутемного помещения на свежий морозный воздух. Ветер печально гонял листья каштанов по тротуарам. Напротив проходной толпился народ на остановке общественного транспорта. У входа в метро курили таксисты. По проспекту сновали машины одна другой дороже. Я завистливо вздохнул и пошел влево, где в тени акации притаилась забегаловка «Калинка». Кормили там отвратительно, нарваться на каких-нибудь гопников риск был очень велик, но в конце дня. Сейчас же, в двенадцать, заведение только начинало свою работу. Сонная официантка в заляпанном кетчупом переднике вяло протирала пластмассовые столики. Несколько человек пили кофе у окна. За стойкой драил стаканы бармен, не отрывая взгляда от экрана телевизора, на котором показывали очередной слезливый сериал.

Агеев, едва меня увидев, вскочил со своего места и замахал руками. Видимо, ждал давно. На столике стояли три пустых стаканчика из-под кофе и один наполовину пустой.

— Саня, наконец-то…

— Ну, извини, у меня работа, — я присел за столик, поймав взгляд официантки. Знаками заказал себе кофе, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, — кстати, а ты-то как? Что на складе?

— Я там не был, — потупил взгляд сосед, — сделал больничный на три дня. Дома сижу…

— Это плохо, — поморщился я, — сразу вызывает подозрение. Если пропажу уже ищут, то скорее всего думают на тебя.

— Ты так считаешь?

Я знаю…Чуть не вырвалось у меня. Ведь Агеев повторял в точности книжный путь своего тезки Авдеева. Тот тоже испугался наказания за кражу важных документов и сбежал. Только не далеко…

— Ты дипломат принес? — тихим шепотом поинтересовался я.

— Дворкин, обижаешь… — Агеев бухнул на стол чемоданчик из натуральной черной кожи с металлической окантовкой. Кодовым замком там и не пахло. Обычные защелки, как на старых советских дипломатах, с которыми любили ездить в командировки партийные чиновники средней руки.

— Ты что! Убери…Не здесь же…

Я огляделся по сторонам. Никто не обращал на нас никакого внимания. Официантка бросила бесполезную работу по наведению видимости эстетики и присоединилась к бармену.

— Ладно, открывай, — вздохнул я, чувствуя, что моя добрая душа не принесет мне ничего кроме очередных неприятностей. Но слишком сильно было жгучее любопытство, слишком хотелось посмотреть, что там внутри.

Щелкнули защелки. Крышка поднялась вверх. В нос ударил свежий запах типографской краски. В дипломате ровными рядами лежали новенькие, недавно отпечатанные гривны номиналом пятьсот.

— Спрячь! — я прикрыл рукой дипломат, нервно сглотнув.

— Там же… — ошарашенно пробормотал Агеев.

— Именно, — пришлось мне злобно прошипеть на ухо соседу, — в этом чемоданчике примерно полугодовая зарплата всего моего технического отдела.

— Вот это подфартило! — присвистнул Саша, но я отчего-то его радости не разделял. Большие деньги всегда приносят за собой большие проблемы. Иного от них ожидать трудно, если это не твой заработок или кредитные средства.

— Я бы посоветовал тебе их вернуть, там где взял, — дал дельный совет я своему другу. Сердце подозрительно екало и неприятно свербило. Некстати вспомнилась параллель с моим романом.

— Да ты что! Это же…Да мы сможем и квартиру купить, и машину! Вот Катюха рада будет…

— Очень, — съязвил я, — особенно, когда ей скажут, что тебя грохнули за эти деньги. Одним дураком на земле станет меньше.

— Не завидуй!

— Саня, если ты просил совета, то ты его услышал. Верни деньги обратно и живи спокойно, — я встал со своего места. Обед заканчивался. Кофе осталось нетронутым. Я с сожалением посмотрел на него и вышел на улицу. Там закурил, наслаждаясь свежим воздухом, слегка пропитанным морозцем. После душной вонючей забегаловки это было просто необходимо. Агеев задержался. Наверное, складывал в сумку свой волшебный чемоданчик. Так и есть…На плечах у него висел черный рюкзак на голове вязанная шапочка.

— Сань, не обижайся… — попросил я.

— Да брось ты! — улыбка не сходила с лица моего товарища и соседа. — Фартануло, так фартануло!

— Саш! Агеев! — соседа окликнули со стороны остановки. По ступенькам к «Калинке» поднимался крепко сбитый мужичок в кожанке. Позади него маячили двое верзил самого бандитского облика. Под их пуховиками в области подмышек отчетливо выступало что-то, крайне напоминающее оружие.

Сосед затравленно оглянулся.

— Это мой начальник! — прокричал он, срываясь с места, расталкивая идущих ему навстречу людей. Крепыши тотчас же ускорились и рванули за ним. Тот, что окликнул Агеева поотстал. Я пораженно замер, опасаясь вмешиваться. Страх сковал меня, хотя в мозгах крутилась мысль, что надо чем-то помочь. Что сделать? Позвать милицию? Или искать помощи у добрых харьковчан. В нашей суровой действительности мало кто броситься на подмогу, особенно в такой щекотливой ситуации.

А Агеев решил, что по тротуару ему от преследователей не скрыться. Он пронесся, как вихрь через остановку, оттолкнув в сторону паренька в наушниках, задел плечом мамашу с коляской и выбежал на Московский проспект. Погоня была уже совсем близко. Я уже слышал их маты и обещания четвертовать соседа, но жажда денег сделала свое черное дело. Он стал перебегать дорогу. Отшатнулся от «мерседеса», завизжали тормоза на серой «Приоре». Александр уперся руками в капот отечественного автопрома, двинулся влево и…Я видел, словно в замедленной съемке, как его тело от удара подбросило вверх. «Рено Логан» на всей скорости срубило моего соседа, как тонкое деревце. Он с размаху приземлился ему на лобовое. Осыпался триплекс, завизжали тормоза, загудели клаксоны.

— Ой, мамочки! — кто-то закричал на остановке.

Я стряхнул с себя сонное оцепенение. Бандиты удалялись с места происшествия, стараясь остаться незамеченными, неся в руках черный рюкзак. Какой-то парень побежал к скатившемуся на асфальт Агееву. Пытался привести его в чувство. Как всегда вовремя послышался вой сирены! Менты появились…

Мне пришлось продираться сквозь толпу зевак. Парень, бросившийся помогать Сашке, просил вызвать скорую. Я приблизился к нему с опаской поглядывая на окровавленное лицо друга.

— Что с ним? — сухим голосом поинтересовался я.

— Я врач! — сообщил мне зачем-то парень. — Ему срочно нужна госпитализация! Вы кто пострадавшему будете?

— Граждане, посторонитесь! — над остановкой раздался строгий командирский басок. Сквозь толпу, как ледокол через торосы, пробивалось трое милиционеров.

— Никто… — попятился я назад, смешиваясь с остальной толпой. Эх, Дворкин, Дворкин — трус он и в Африке трус, а еще пишешь романы про сильных и независимых мужчин. Укорил я сам себя.

В начале образовавшейся пробки появились синие маячки скорой. Водитель «рено» пытался оправдаться. Это был молодой парень, на виске у которого разливался огромный бордовый синяк.

Пора было отсюда уходить. Нечего мне тут делать. А Сашку скорее всего повезут в медкомплекс. Там его и навещу! Я сделал несколько шагов назад, с грустью посмотрел на проходную Турбоатома. Извини меня, любимая работа, но сегодня я к тебе не вернусь. Стараясь не оглядываться зашагал в сторону остановки на проспекте Льва Ландау. Набрал номер Митрофаныча:

— Митрофаныч, алло!

— Чего тебе, Дворкин? — тут же отреагировал подозрительный начальник.

— Ухожу на больничный!

— Чего?!

— На больничный! — крикнул я в трубку напоследок, закончив вызов. Хватит с меня этих странных событий. Надо отдохнуть, развеяться. Так и до психушки недалеко…надо же так совпало! Роман и реальная жизнь! Эх, Агеев, Агеев…

Поймал себя на том, что до сих пор трясутся руки.

— Вот черт! — закурил сигарету. Немного полегчало.

Надо немедленно уезжать из города. Взять Мишку, Свету, Эльвиру Олеговну и в Змиев, на турбазу! Там чистый воздух и никаких совпадений, бандитов и денег. Денька два отдохнем, а там все уляжется. Нервишки подуспокоятся, да и пацану полезно. Сосновый воздух еще никому не мешал.

Я нетерпеливо набрал номер ресепшена и заказал номер.

 

ГЛАВА 3

С больничным удалось все довольно быстро решить. Хорошо, когда у тебя жена доктор, а врачи настолько обнищали с их нищенской зарплатой, что цена трех дней отдыха от работы стоит всего-то двести гривен.

Все дорогу домой у меня тряслись руки. Я никак не мог унять дрожь в руках. Слишком сильное потрясение я испытал, когда Агеева подкинуло вверх от удара машины. Все, как было в моем романе.

— Мистика какая-то… — проговорил я вслух, сидя в маршрутке. Водитель подозрительно на меня покосился, но промолчал. Каких-то только чудаков не встретишь в городе миллионнике.

Дома как всегда кричала на малого теща. Она пыталась заставить Мишку делать уборку, тот ловко увиливал, придумывая разные предлоги, но в силу своего небольшого возраста, что-то убедительное выдать не получалось. Потому он вяло и с неохотой возил пылесосом по ламинату. Кот Кекс наблюдал с невозмутимой круглой физиономией за мучениями своего хозяина с философской отрешенностью.

— Здрасте, Эльвира Олеговна! — поздоровался я, разуваясь.

— Привет, Саш, — поздоровался Мишка. Я мимоходом погладил его по голове и прошел в ванную. Теперь надо было успокоиться. Заперся, глядя в зеркало. Лицо бледное, нижняя губа вот-вот пойдет в пляс. Так, Дворкин, что-то вид у тебя, краше в гроб кладут. Я открыл кран и набрал в ладони воды, плеснул себе на лицо. Потряс головой, отфыркиваясь. Стало полегче…Распахнул глаза и пораженно замер, не в силах даже кричать. Позади меня в зеркале отражался какой-то сгорбленный дед с густыми кустистыми бровями, наползающими на глаза, длинным крючковатым носом, глубокими морщинами и ехидной беззубой улыбкой.

— Твою мать! — заорал я, зажмурившись.

— Ты теперь мой… — зазвенело эхом в голове.

— Саш! Саша! Что случилось? — в дверь затарабанила теща, рядом с ней был Мишка, выдвигающий самые причудливые версии, вплоть до того, что меня украли фиксики или миньоны.

Испуганно оглянулся назад. Позади меня никого не было, только небольшая полка с банками консервации и накиданные горой белые халаты моей жены, отправленные в стирку. В зеркале тоже отражался только я с перекошенным от ужаса лицом.

— Саша! Сашка открой! — Эльвира Олеговна несколько раза ударила своим полным телом в дубовую дверь пытаясь сорвать защелку.

— Все хорошо, Эльвира Олеговна… — прокричал я, стараясь протолкнуть в легкие хоть капельку воздух. В ушах бухало сердце. Страх сковал мое тело.

— Что ты кричал?

— Все нормально, просто вода слишком горячая пошла, — успокоил я женщину.

— Ты нас так не пугай! — грузные шаги зашаркали в сторону кухни. Под аккомпанемент снова заработавшего пылесоса, я сполз по стенке вниз, прикрыв глаза. Ну ничего себе дела! У меня еще какие-то галлюцинации начались! Я потряс головой, прогоняя наваждение. Надо срочно пропить валерьянку и на отдых. Подальше от города, чтобы только я и семья.

Собравшись с силами, я вышел из ванной. Мысль, что многие писатели в оконцовке своего творческого пути сходили-таки с ума не давала мне покоя. Опять же совпадение с Агеевым…Может я просто переволновался за соседа? Все же не каждый день видишь, как твоего знакомого сбивает машина.

В дверь раздраженно звонили. Миша, пылесосивший у себя в комнате, ничего не слышал, рассуждая о какой-то новой компьютерной игре. Эльвира Олеговна была на балконе, разговаривая с верхотуры с соседкой о нынешнем урожае. Уж такая она была огородница! Любила поковыряться в земле.

Открыл дверь. На пороге с пакетами еды стояла Светлана, уставшая после работы и явно без настроения.

— Оглохли что ли? — спросила она с любопытством.

— Привет, — пожал плечами я, не зная, что ответить на гневную тираду, — как день прошел?

— Отлично! Задолбалась…

— А у меня для тебя сюрприз! — я наблюдал, как она стягивает с себя осенние сапоги. Что ни говори, а ножки у нее были очень и очень соблазнительные.

— Какой это?

— Мы едем в Змиев!

— «Карнавал»! Анимация! — закричал радостно Мишка из своей комнаты. Вот что-что, а слух у него избирательный, то не слышит, как звонят в дверь, то разобрал тихий шепот среди шума мотора.

— И что мы там по такой холодине делать будем? — нахмурилась Светлана. Моя жена воспринимала только один вид отдыха, когда тепло, можно загорать и купаться в бассейне. Все экскурсии, лыжи и прочее активное времяпровождение наводило на нее уныние.

— Воздухом подышим, — нашелся я, — по лесам погуляем. Мишке полезно…

— А потом он простудится в ледяном номере? — съехидничала Светка. — И мы будем его лечить?

— Я уже номер заказал…

Она молча встала из кресла, стоящего в прихожей. Бросила снятые сапоги под обувную полку и направилась в ванную переодеваться.

— Так что с «Карнавалом»? — спросил я ее в след, но ответа так и не услышал. Вздохнул и направился в спальню. Ноутбук стоял на прежнем месте, но никакого желания писать после случая с Агеевым у меня не возникало. Может вообще удалить к чертям собачьим эту дрянную повесть?

Секунду подумав, я открыл ноутбук, запустил систему. Нашел нужную папку и нажал «Del».

— Ну вот и все… — почти месяц каждодневной работы коту под хвост. Хотя кому она нужна, моя работа, когда единственным читателем моих нетленок является жена? К тому же, детективы ей не очень-то и нравятся. Она больше по фэнтези специалист. А может написать ей сказку? Думаю, Света оценит…Но едва на экране появился первый чистый лист, как мои руки затряслись, а перед глазами появился Агеев, отброшенный машиной на несколько метров.

— Нет…надо сначала отдохнуть.

В спальню зашла Света, уже переодетая, со смытым макияжем. Легла рядом на кровать.

— Может ты и прав, — после минутной паузы проговорила она, — нам надо немного развеяться. Только Мишку я туда точно не потащу, да и маму тоже. Пусть дома сидят!

Я пожал плечами, все еще дуя губы, скорее не от действительно серьезной обиды, а так…для профилактики.

— Саш… — жена придвинулась ближе, зависнув у меня над лицом, — брось ты дуться! Едем же…

Света наклонилась и поцеловал меня, как умела только она, почти мгновенно вызвав жгучее желание. Из головы тут же испарились негативные мысли, голова стала пустой, а я тут же ответил на поцелуй.

— Мама! — Мишка распахнул пинком двери, врываясь в спальню, в силу своего возраста не понимая, что может помешать чему-то. Жена тут же отпрянула, откатившись на свою половину, а я увлеченно стал разглядывать потолок.

— Миша, что?

— Можно я погулять схожу?

— Конечно иди, только скажи бабушке пусть оденет тебя в теплую курточку!

— Я поняла, что в теплую! — раздался голос тещи из коридора. — Только где она?

— Мам!

— Это ты ее куда-то запихнула…

Жена встала искать куртку, а очарование близости куда-то улетучилось. Я со вздохом поплелся на балкон курить.

Под балконом, возле первого подъезда стояла соседка Шушка и жена Сашки Агеева Катя. Оба смеялись, весело шутили. Шушка или, если официально, Александра Клишевич курила, что-то рассказывала Кате, которая была совсем непохожа на женщину, убитую горем. Я оторопело посмотрел вниз. Может у меня точно галлюцинации?! Я в одну минуту выкурил несколькими затяжками сигарету и снова глянул на женщин. Возможно, Кате еще никто ничего не сказал? И я один знаю о произошедшем? Да, скорее всего это именно так! Сказать? Я затушил окурок и ушел с балкона. Они хоть и соседи мне, но пусть на себя эту печальную функцию берут представители власти. Малодушие? Возможно…

Света встречала меня на пороге комнаты, где спала теща. Именно здесь находился открытый балкон, где я мог предаваться своей вредной привычке. Жена была уже почти полностью одета. За ее спиной возле порога маячила собранная сумка с вещами.

— Так мы едем? Или ты уже передумал? — спросила она, улыбаясь. В этом она вся…В секунду Светка умеет принимать решения, пусть не всегда логичные, но никогда не в свою пользу.

— Через пять минут буду готов! — я рванул в комнату быстро одеваться. — Вызывай такси! — проорал я ей уже на бегу.

Дорога до Змиева и турбазы «Карнавал» заняла почти час. Света болтала о политической ситуации со знакомым таксистом. Я хмуро смотрел в окно, наблюдая за пролетающими деревнями и поселками. В голове настойчиво крутилась картинка со смеющейся Катей Агеевой, которая никогда не отличалась эгоистичностью и черствостью. К тому же она любит Сашка, даже несмотря на все его закидоны. Так вести себя она не могла! Просто не в ее характере. Значит либо еще не знала, либо…О том, втором либо и думать не хотелось. Я поморщился, как от зубной боли. Неприятно было от того, что я так и не сумел ей все рассказать. Подленько поступил, что и говорить…

— Дворкин! Дворкин! — словно из тумана я услышал голос жены и хлопок закрывающейся двери. — Саша приехали!

Мы действительно были турбазе. Перед нами было одноэтажное здание ресепшена, левее высокие корпуса эконом класса, по крутому склону горы, покрытому сосновым лесом, громоздились одноэтажные деревянные домики для посетителей побогаче, справа ресторан «Мельница» и автостоянка. Машин было немного. В такое время года база почти пустая. Поле для гольфа укрыто защитной пленкой, по узким тротуарам ветер гоняет пожелтевшую листву.

— Уныло… — сделала вывод Светлана и пошла оформлять номер, пока я доставал из багажника чемоданы и запас продуктов на три дня. Питание в счет оплаты не входило. Базой предоставлялись только завтраки, потому многие ехали сюда со своей едой.

Рассчитавшись с таксистом, я отправился к нашему заказанному номеру. В домике уборку уже закончили. Усталая горничная выносила мусор. Отдых начался. Дай Бог, чтоб закрытый бассейн работал, а то жена мне такого не простит.

С наслаждением я упал на кровать. Тихо…Даже соседи за стенкой не переговариваются, как это обычно здесь бывает из-за тонких перекрытий. И все-таки я правильно сделал, что удалил свой детектив. Хватит испытывать свою судьбу на прочность. Хорошо, если Агеев выкарабкается после страшной аварии. Надо писать что-то, что не касается моих родных, близких и знакомых, тогда и поводов для беспокойства будет меньше.

В дверь постучали. Наверное, пришла Светлана с ресепшена.

— Я все узнала! — радостно сообщила она мне прямо с порога. — Отопление в бассейне крытом включено, температура воды плюс двадцать пять. Так что, переодеваемся и вперед!

Ох уж, эта ее водная натура! Столько радости я не видел в ее глазах уже давно. Если вспоминать, то с нашего прошлого летнего отдыха, который за неимением больших средств, мы провели тут же.

Я печально взглянул на непочатую бутылку шампанского, два бокала и пошел переодеваться. Оставим интим и романтический ужин до вечера. Иначе, получу по первое число, выслушав пятнадцатиминутную лекцию о том, что я только о сексе и думаю, а о жене, бедной и несчастной, которой иногда хочется просто отдохнуть, ни капельки.

Накинув куртки, мы прошли по дорожке ко входу в главный корпус. Бродили отдыхающие под ручки. Воскресные папы с детьми чинно прогуливались по тротуарчику, зорко поглядывая в сторону мальчишек, резвящихся на игровой площадке. Бассейн на улице был спущен. Воды в нем не было. На дне виднелись прелые листья и песко, нанесенный внутрь буйным ветром, сегодня разыгравшимся не на шутку.

Внутри корпуса было тепло. Из ресторана «Венеция» раздавался шум посетителей, запах чего-то ароматного и чей-то смех. Ну да…Половина третьего, как раз время обеда. Поблукав по коридорам главного корпуса, мы выбрались в бассейн. Раздевалки были пусты. Я бросил одежду на вешалку и вышел в бассейн. Горка была выключена. Гидромассаж не работал. Только три старушки, пенсионных лет Эльвиры Олеговны, чинно бороздили голубые воды.

Из женской раздевалки вышла Светка, прыжком оказавшись в воде, поплыла вперед, наслаждаясь тем, как чистая вода ласкает ее натруженное после тяжелой рабочей недели тело.

— Ну чего ты?! — воскликнула она мне, добравшись до противоположного края. Я поежился, поморщился, подпрыгнул и вошел в воду почти под прямым углом, достав до дна ладонями. Сильными гребками поплыл к любимой.

— Как вода? — подмигнул я ей, обнимая за плечи. Старушки, заходящие на очередной круг своего марафонского заплыва, как звено боевых вертолетов, неодобрительно зашептались.

— Спасибо за выходные! — Света поцеловала меня в губы и снова нырнула. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней. Хотя раньше меня из воды было трудно выгнать, со временем я стал относится ко всем этим купаниям довольно-таки философски. Проплыл разок, другой, вылазь греться…Жена имела свою норму насыщения. Часто ходила в бассейн в Харькове, считая это полезным занятием, и приучила к этому Мишку.

Топчанов в бассейне не было, потому я присел на пластмассовую табуретку, укрывшись полотенцем. Не сказать, что было сильно холодно, но после воды зябко это точно.

— Может уже пойдем сушиться? — кивнул я в сторону раздевалок с душем и горячей водой. Света покачала головой в ответ.

— Ты иди, я через минут сорок подойду.

Я вздохнул и пошел в душ. Старушки тут же подсели моей супруге на уши, что-то выспрашивая, что-то рассказывая. Она присоединилась к «боевой тройке», попав в ритм. Ну и ладно! Быстро приведя себя в порядок, я отправился в номер. На душе стало спокойно. И даже мысль об Агееве уже не так терзала мое сердце. Смолистый чистый воздух Гомольшанского заповедника вкупе с водой, пусть и хлорированной, сделал свое доброе дело. Голова была легка. Мышцы непривычно ныли от незнакомой нагрузки.

В номере я покосился на ноутбук, выставленный Светой на самом видно месте со словами:

— Если делать тут совсем будет нечего, то хоть фильм поглядим…

Занятие ей нашлось, а вот мне…Бросив в угол пакет с вещами, я открыл «word». Может действительно, ну их, эти детективы? Попробуем что-то фэнтезийное. Говорят, что сейчас именно этот жанр в моде, да и жене будет приятно почитать что-то новенькое. На чистом листе А4 быстро стали появляться строчки нового нетленного произведения. Так быстро и легко мне еще никогда не писалось. Перед глазами рывками вставали картинки событий и мест, которые складывались на бумаге в оригинальный текст:

Нос корабля быстро и ловко разрезал серо-стальные волны холодного Северного моря. Паруса трепетали по ветру, громко хлопая под его особенно сильными порывами. Анна Ролейн наблюдала за пенящимеся бурунами за бортом и ярко-красным диском ледяного солнца, медленно и величественно опускающегося за горизонт.

— Прекрасно, не правда ли? — за ее спиной оказался старший помощник капитана сэр Элронд. — нет ничего прекраснее заката в этих местах…Сколько раз видел его, но никак не могу налюбоваться…

— Так это не первое ваше плавание по этим местам, сэр? — волосы Анны разметались по плечам. Она с наслаждением вдыхала соленый морской воздух.

— Наш капитан частенько выполняет щекотливые поручения лордов с полуострова, — улыбнулся Элронд, и его улыбка заставила таять робкое девичье сердце. Он был прекрасен в своем форменном сюртуке, шпагой на боку и пронзительным взглядом опытного морского волка. Он был именно таким, каким в своих мечтах Анна представляла своего мужа, отца своих детей, наследника Ставриды — страны, где большую часть года царила зима, где солнечные дни были настоящей редкостью.

— Простите мне мою бестактность, леди Анна, — почтительно поклонился офицер, сделав несколько шагов к девушке, старательно отводя взгляд. — Но что же заставило столь юную и прекрасную особу совершить такое дальнее путешествие в дикие края Беев? Ведь всем известно, что эта нация неуправляемая и варварская. Они не признают никакой власти, нападают на наши суда, грабят деревни, сжигают поселки!

Анна отвела глаза, сделав вид, что наблюдает за китом, показавшимся вдали.

— Это было решение моего отца… — тихо промолвила она, обняв саму себя за плечи, зябко поведя плечами от холода. Сэр Элронд сделал шаг и обхватил ее своими крепкими руками. Она испуганно подалась назад, но помощник капитана быстро заговорил, не давая ей опомниться, со всей горячностью, на которую только был способен:

— Анна… Как только я вас увидел, во мне что-то перевернулось, весь мир стал для меня чужим, я брожу по кораблю, как во сне, мечтая лишь только увидеть вас…

— Сэр… — начала она, боясь, что бешеный стук сердца выдаст истинные чувства, которые она испытывала к этому человеку.

— Элронд, — мягко поправил ее помощник капитана.

— Элронд, — согласилась Анна дрожащим голосом, — мой отец — правитель Стариды решил отправить меня в страну Беев, чтобы познакомить с будущим женихом султаном Аденом, потому…

— Справа по борту! — раздался над палубой голос впередсмотрящего.

— Анна, мы обязательно должны договорить, — прокричал девушки Элронд, убегая на правый борт.

Там уже столпилась вся команда корабля и капитан, словно списанный под копирку с героев приключенческих романов. Среди бушующих волн и белой пены в морской круговерти виднелись обломки какого-то корабля, снасти, порванные в клочья паруса.

— Не зря старики говорят, что это дикие места… — пробормотал себе под нос один из матросов команды. Но его очень хорошо расслышал капитан Ширк.

— Молчать, дурни тупоголовые! Полный вперед! Поднять паруса! — грозным рыком он заставил экипаж стряхнуть с себя оцепенение и вернуться к своим обязанностям. На баке остался лишь сэр Элронд и Анна.

— Что случилось с этими беднягами, дрожащим голосом спросила девушка.

— Не беспокойся, Аннушка, все…

Но договорить помощнику капитана не дали. Сильнейший удар сотряс корабль, подняв его надо волнами. Девушка покачнулась, уцепившись за канат. Сэра Элронда отбросило далеко назад. Он покатился по палубе, а вслед за ним полетели бочки с солониной и припасами.

— Элронд, нет! — закричала Анна.

Вдруг из воды взлетело красное мерзкое огромного размера щупальце, покрытое присосками, обрызгав водой всю команду.

— Это Кракен!

— Ужас глубин! — раздались вокруг панические крики.

— Стоять на местах, мерзавцы! — твердил капитан Ширк.

Но щупальца взметнулись и по левому борту. Они заметались по палубе, снося ко всем морским чертям мачты, круша рубку, ломая перегородки. Их было очень много, они, как змеи, кишели кругом, вспенивая морскую воду. Одно из них вдруг обхватило матроса поперек туловища, повертело над палубой. Раздался противный хруст ломаемых костей. Анна закричала, закрыв лицо руками. А потом Кракен выбросил убитого в море, и серые волны приняли еще одну жизнь в свой смиренный покой.

— Анна, нет! — Элронд отбивался шпагой от одного из щупалец. Оно шипело, бросаясь из стороны в сторону, стараясь столкнуть парня в воду. Дочь правителя Стариды, пораженная увиденным, замерла на месте, широко открыв глаза.

— Беги! — проорал Элронд, когда шпага его оказалась выбита ловким ударом монстра, но было уже поздно. Что-то липкое, холодное коснулось голой лодыжки Анны. Она непонимающе переступила на месте и опустила глаза вниз. Красное щупальце обвивало ее голень, постепенно сжимая захват. Девушка дернула ногой, но кольцо лишь плотнее сжалось, а потом невиданная сила подбросила ее вверх, выбросив в открытое море. Последнее что она услышала был отчаянный крик Элронда.

— Все пишешь? — за работой я и не заметил, как вошла Света. Она оставила сумку у порога и легла рядом со мной.

— Новая идея, — усмехнулся я, — кажется, она придется тебе по вкусу.

— Да? И про что?

— Про Кракена…Пока есть только первая глава, но, думаю, дальше будет лучше…

— Звучит заманчиво! — улыбнулась жена. — А как же твой детектив?

Я поморщился. Память тотчас же подсунула мне картинку, как машина сбивает Агеева на Московском проспекте. Тряхнул головой, отгоняя наваждение.

— Это в прошлом. Боюсь, что Чейза из меня точно не получится, не говоря уже об Агате Кристи.

— То есть теперь ты надеешься снискать лавры Толкиена? — хитро блеснула глазами Светка.

— В твоих словах я слышу сарказм…

— Ни капельки, дорогой, — она поставила передо мной бокалы, — открывай шампанское! Давай выпьем за второго Толкиена.

Вот так за легкой пикировкой мы и приговорили восхитительную продукцию Одесского завода шампанских вин. Настроение стало игривым и легким. Я положил руку жене на бедро, и она ее не убрала. Несколько поглаживаний и поцелуй. Голова закружилась так, что перехватило дыхание. Я уже не мог остановиться, да и не хотелось если честно. Давно у нас так не было, чтобы взахлеб, чтоб наслаждаться друг другом до одурения, пока в ушах не зазвенит.

Лишь через полчаса мы смогли оторваться друг от друга. Я открыл окошко и с наслаждением закурил. Ноги слегка подкашивались. Сердце стучало в груди, выбивая причудливый ритм.

— Ну, а теперь, что будем делать? — спросила жена, приводя себя в порядок.

— Есть два варианта… Первый проваляться на кровати до утра…

— Этот вариант сразу, нет! Дворкин, ты и так получил сегодня все что можно!

— Ну и второй — прогуляться по окрестностям. В конце-концов, когда мы тут обычно бываем, то проводим время у бассейна, вместо осмотра достопримечательностей.

— Согласна! — кивнула Света, хотя было видно, что она предпочла все же бассейн.

Быстро оделись, натянув осенние куртки. База под вечер вообще казалась пустой. Мы замерли на ступеньках в нерешительности, раздумывая куда податься.

— На речку? — предложил я, вспомнив, что на мне обязанности еще и мужа, а не только любовника, а муж должен решать, любить, кормить и никому не отдавать.

— Пошли, — кивнула жена.

Недалеко от базы протекал Северский Донец. По нему можно было проплыть на арендованной лодке, наслаждаясь видами заросших осокой берегов. На горе находились развалины старой крепости, но туда, я планировал попасть завтра. Будет, что использовать в новом романе. Фэнтези не детектив, тут описания должны быть яркими и сказочными.

Около реки никого не было. Бар, отдекорированный под украинскую хату, был пуст. Оттуда не доносилось не звука. Я прочитал с сожалением табличку, что с сентября по май он работает с десяти вечера. Мельком глянул на часы, только шесть.

Мужик у которого арендовались плавсредства сидел недалеко от берега в хорошем, почти новом баркасе с удочкой в руках. Над спокойной гладью воды мерно текли клубы дыма из курительной трубки, висевшей у него на уголке губ, купленной надо понимать для создания определенного колорита.

— Извините! — заорал я, размахивая руками, стремясь привлечь его внимание. Светка на меня цыкнула. Что поделать, я не рыбак и не понимаю некоторых тонкостей. А вот жена с первым мужем и отцом ни раз побывала на этом мероприятие, потому и запретила так кричать.

— Чего вам? — отозвался лодочник, одетый, как и положено по песне в длинный защитного цвета плащ.

— Нам бы лодочку…

— Берите любую!

— А плата?

— Потом заплатите… — махнул рукой мужик.

Я обошел все плавсредства, остановившись на небольшой ярко-салатовой лодочке, мирно покачивающейся в такт спокойному течению Донца. Весла были сложены тут же. Помог Свете забраться и толкнул лодку в воду. Запрыгнул сам, привыкая к необычному способу передвижения. Весла поскрипывали в уключинах. Стояла покойная тишина. Только руки быстро уставали с непривычки.

— Романтика! — проговорил я, убирая весла, отпуская лодку по течению.

— Еще какая! — Света смотрела на звездное чистое небо и о чем-то думала. Я же не преминул спросить о чем. Уж такая у меня привычка!

— Ни о чем…Просто тихо так, будто никого кроме нас и нет в целом мире…

Я огляделся по сторонам. Нас и правда снесло вниз по течению. Теперь берега стали обрывистыми, поросшими густым камышом. Плакучие ивы низко клонились над рекой, образуя некое подобие коридора.

— И правда нет…

— Я не о том…Иногда хочется побыть вот так…Чтоб ни звонков, ни криков, ничего…

— Пора назад, — я ухватился за весла, но тут же лодку сотряс сильнейший удар. Она качнулась, зачерпнув бортом воду. В кроссовках захлюпало.

— Что это было? — встревожилась Светка.

— Не знаю, — пожал я плечами, стараясь сохранить невозмутимость, положенную мужу — защитнику и добытчику. В голове замелькали строчки написанного час назад романа про Кракена.

— Еще этого не хватало… — кажется эту фразу я проговорил вслух, потому что жена тут же переспросила:

— Чего не хватало?! — голос не дрожал. Она была у меня сильная или по крайней мере могла делать вид, что такая.

— Тихо! — приложил я палец к губам. Вокруг было темно, хоть глаз выколи. Куда только делась луна и серебристые звезды? Небо было затянуто мрачными темно-синими тучами. На реку опустился туман.

— Что ты слышишь? — Света тоже прислушалась.

— Весла бьют по воде! Кажется, сейчас не время для геройства! — я встал на ноги в полный рост и закричал:

— Эй, кто-нибудь! Мы заблудились! Помогите нам! — река вернула мне только лишь эхо.

— Что теперь делать? — встревожилась жена не на шутку.

— Ничего… — обернулся я и чуть не рухнул в воду. Раздался противный скрежет ломаемого металла. Лодку отбросило в сторону. На дне образовалась пробоина, сквозь которую заструилась ледяная вода.

— Что это было? — Светка держалась за борта лодки, напряженно всматриваясь в черную гладь реки.

— Гляди! — я указал на длинный ствол дерева, проплывающий мимо нас. Именно на него, судя по всему мы и напоролись.

— Помогите!

— На помощь! — вторили мы на разные голоса.

Вода уже почти наполнила лодку, та погрузилась по борта, быстро набираясь водой. В какой стороне берег, где мы вообще есть…Мысли отчаянно заметались в голове. Черт бы побрал этого Кракена и мою больную фантазию.

— Ныряем? — я с отвращением посмотрел на холодную воду. Жена кивнула, но тут совсем близко раздался грубый мужской голос. Из тумана выплыла лодка того самого рыбака, у которого мы свое плавсредство и арендовали. Он подал нам руку, и мы перебрались к нему. С одежду ледяными струями стекала вода. Нас колотила дрожь. Ничего себе романтическая прогулка! Наша лодка с легким хлюпаньем ушла под воду. Я облегченно выдохнул.

— А я слышу кто-то на помощь зовет… — начал мужик, старательно выгребая к берегу. — думаю, точно мои ребятишки!

— Спасибо вам! — у Светки зуб на зуб не попадал, да и я выглядел не лучше.

— Тут такое частенько бывает…Вчерась ветер сильный был. Вот сухой ствол и повалил по верху течения. Он где-то зацепился, а ночью к вам его и вынесло.

— Хорошо, что живые остались! — подтвердил я.

Рыбак доставил нас на берег в целости и сохранности. Отвез на своей раздолбанной синей «копейке» обратно в «Карнавал», выслушав от нас кучу благодарностей. В общем, после всех приключений, выпавших сегодня на нашу долю, мы вернулись в домик около полуночи. Быстро приняли горячий душ и забрались под теплое одеяло, выпив предварительно горячего чаю. Светка согрелась у меня на плече и через минут пятнадцать засопела, уснув, а вот у меня из головы не шли странности, происходящие со мной последнее время. Сначала Агеев, теперь это кораблекрушение…Надо завязывать с писательством! Иначе так можно и до психушки дойти. С этими невеселыми мыслями я не заметил, как погрузился в чуткий и тревожный сон.

Утро началось с того, что у моей жены, лежавшей на моем плече, затекла шея. Она повернулась на другой бок, разбудив меня. Глянув на часы, я понял, что завтрак мы благополучно продрыхли.

— Свет, — потряс я ее за плечо, — Света…

— Отстань! — она отмахнулась от меня рукой, натягивая одеяло на голову.

— Пора вставать…

— Рано еще…

— Какой рано! Одиннадцать…

— Что?! — она вскочила, как ужаленная. Экономная до предела она не могла простить себе пропуск бесплатного предприятия под названием завтрак.

— Все проспали, — зашлепал босыми ногами я окну, чтобы покурить, — немудрено после того, что вчера с нами было…

— А что с нами было? — зевнула она, ежась от ворвавшегося в комнату сквозняка.

— Как что? Река, лодка…Мы чуть не утонули! — взвился я.

— Дворкин, ты окончательно со своими книжками сошел с ума! Какая река, какая лодка?! Мы до полуночи смотрел фильм по ноутбуку…

Я уже ничего не понимал. Выбросил недокуренную сигарету в окно и рванул в ванную, где лежала наша мокрая одежда, в которой мы изображали на Донце Титаник. Штаны и куртки были сухими. Аккуратно висели на вешалке, ни ряски, ни тины, ничего! Все сухое, как будто только что постиранное.

— Что за шутки?! — потер непонимающе глаза я.

— Какие уж тут шутки, Дворкин! — за моей спиной, прислонившись к косяку стояла Светка. — Это клиника…

— А обувь? — я метнулся к порогу, но кроссовки тоже были сухими. Лишь на моем правом прилип осенний листочек с комочком грязи.

Я растерянно замер, держа его в руке, переводя взгляд с жены на кроссовок и обратно.

— Мы должны отсюда уехать… — пролепетал я.

— Ага, сейчас! — кивнула Светлана, закрывая дверь в ванную за собой.

Что это было? Наваждение? Или морок? О чем это я? Мне пришлось встряхнуться, чтобы привести себя в норму. Снова прошел к окну и закурил, одолев сигарету за три затяжки. Пальцы немного дрожали. А может и правда, я сошел с ума? Может все это мне привиделось?

— Дворкин, завтракать будешь? — донеслось из ванной из-за шума воды.

— Нет, только кофе…

Пусть это будет реальный, очень явственный сон, но лишь только сон, без всякой клиники…Помотал головой. Если я схожу с ума, то и история с Агеевым всего лишь плод моего больного воображения. Вот почему Катерина и смеялась у подъезда, когда муж ее должен был быть минимум в реанимации. Проверить мои предположения можно было только одним способом: оказавшись в Харькове позвонить в больницу, узнав о состоянии своего соседа. Вот доберусь туда, и все выясню. Этим немного успокоив себя, я пошел готовить кофе.

 

ГЛАВА 4

Выходные пролетели, как один день. Мой больничный окончился. И за это время никаких событий, слава богу, не случилось. Отдых прошел мирно и спокойно. Светка по прежнему делала вид, что ничего не случилось, а может и не делала…Я пока еще сам во всем этом не разобрался толком.

От постоянных мыслей, голова шла кругом. Я потерял аппетит, перестал спать. Под глазами появились круги от постоянного недосыпа. Жена с подозрением поглядывала на меня, но мудро молчала и не лезла с медицинскими советами. Стал раздражительным, часто огрызался. В общем что-то разладилось во мне, а я даже не мог понять что именно.

Мы ехали из Змиева на такси домой. Мерно шуршали колеса «Приоры», за окном мелькали деревья и поселки. Я уставился на дорогу, стараясь хоть на секунду отвлечься. Не вышло…

А что если у меня неожиданно открылись какие-то суперспособности, и я могу предвидеть будущее? В мозгах сразу возникла картинка, на которой меня под руки выводят из подъезда представители СБУ и психиатрии. Первые, чтобы использовать в своих сугубо государственных целях, а вторые, чтобы изучить лакомый кусочек необъяснимого с точки зрения науки.

Мною было написано много книг, много романов в разных жанрах. Какого-то одного направления придерживаться мне было неинтересно. Многие из моих друзей стали прототипами главных героев, но ничего странного с ними никогда раньше не случалось! Так, что изменилось теперь?

— Саш! — откуда-то издалека донесся до меня голос жены. — Саша! Сашка, да что с тобой? — меня дернули за рукав, вырывая из плена моих рассуждений. Я очнулся, будто вырвавшись из сна, слегка поморщившись. Хотел сорваться и закричать в ответ, но усилием воли сдержался. — мы уже приехали! Чего сидишь?

Я огляделся по сторонам. Такси, действительно, стояло под нашим подъездом, мигая желтыми фарами. Водитель терпеливо ждал меня, закурив сигарету. Мне неожиданно жутко захотелось курить. Я сглотнул, жадно поведя носом. Вышел из машины, громко хлопнув дверью.

— Поаккуратней там! — вяло сделал мне замечание хозяин автомобиля. — Не холодильником хлопаешь…

— Дома командовать будешь, — огрызнулся я, испытав неожиданно для себя прилив ненависти и раздражительности. Раньше, я извинился, пожелав ему удачи в дороге, а теперь…Теперь, даже не знаю…Бросил на переднее сиденье через приоткрытую форточку деньги, достал из багажника сумки. Светка терпеливо ждала у подъезда, косо поглядывая на меня. В руках у нее была женская сумочка и пакет с вещами, которые не влезли в чемодан.

Таксист хмыкнул и завел мотор, ничего не ответив. Хорошо, что оказался умнее, а то так бы и до драки дошло, особенно с моим настроением. Света, конечно, все это замечала, не зря столько лет прожили вместе, не удержалась и попыталась хоть что-то выяснить. Ох уж это неистребимое медицинское желание ставить всем и вся диагнозы.

— У тебя все нормально?

— Нормально, — буркнул я, закуривая сигарету.

— Дома покуришь…Тут холодно.

— Вот и иди домой, — резко ответил я, — мне и тут хорошо!

Жена пожала плечами и стала подниматься на второй этаж в квартиру. Я мерно пускал колечками дым, раздумывая над тем, во что умудрился вляпаться. А то что это случилось, никаких сомнений у меня уже не вызывало. Серые обшарпанные стены общаги напротив, ржавые железные коробки гаражей, разбитый асфальт, от которого осталось одно название, мусорные баки, в которых верхом наложены пакеты, ветер метет обрывки бумаг и пустые пластмассовые бутылочки — пейзаж, как раз для размышлений о смысле жизни. Я усмехнулся, выбросив щелчком окурок подальше. Городской философ, блин…Приключений ему не хватает. Брось, марать бумагу и вернись в реальность! Пытался приободрить я мысленно сам себя.

— Привет, Санек! — я повернулся и увидел у открытой двери соседнего подъезда куму моей жены — Шушку, которая по паспорту официально была Александрой Клешевич, но с детства к ней привязалось это прозвище, не отлипающее до сих пор.

— Привет, — поздоровался я.

— Уже приехали?

— Ну да… — я был особо не настроен на разговор.

— Как отдохнули?

— Отлично! — в голову мне пришла мысль, что она-то, живущая с Агеевым в одном доме, обязана знать все об его состоянии. Тем более, что ходили смутные слухи об их связи, конечно произошедшей до Кати.

— Что-то Агеева давно не видно? — будто бы ненароком бросил я, закуривая еще одну, чтобы разговор раньше времени не закончился.

— Да, он тут и не появляется практически. Катька недавно заходила…

Катька заходила…Мой мозг заработал на полную катушку. Я даже физически ощутил, как неповоротливо в нем зашевелились шестеренки и механизмы. Катьку несколько дней назад мы и сами видели. Неужели она ничего ей не рассказала об аварии? Вряд ли…В любом случае надо будет звонить в больницу, а лучше самому туда съездить!

Я посмотрел на наручные часы. Они показывали половину девятого вечера. Да…поздновато для посещения больницы.

— Вы еще долго там стоять будете? — с балкона, нависающего надо мной, выглянула Светка.

— Привет, Свет! — буркнула Шуша и немедленно ретировалась, боясь, как бы моя жена не нашла повода, чтобы к чему-нибудь придраться.

— А ты чего там мерзнешь?

— Сейчас, докурю… — в несколько затяжек дотянул сигарету, выбросив на проезжую часть. Почему-то все соседи обвиняют именно меня в наличии окурков около двери в подъезд, ничуть не смущаясь того факта, что под окнами кто-нибудь то и дело шныряет, от нариков с района, до просто любителей хорошо поддать на природе(благо за домом у нас прекрасный парк). И они явно не заботятся о чистоте прилегающей территории. Ну да, бог с ними…

Я быстро поднялся наверх. Дверь была открыта. В комнате у Мишки слышались голоса. К нему пришли товарищи по компьютерным играм. Светка торчала на кухне с любопытной Эльвирой Олеговной, которой просто необходимо было немедленно узнать подробности нашего отдыха, вплоть до секса и поз.

Я прошел в ванную, предварительно сбросив куртку на кресло, стоящее в прихожей. Включил горячую воду. Умылся и помыл руки. Зеркало немного запотело. Ничего не было видно. Я растерянно огляделся в поисках подходящей тряпочки. Ничего не нашел, использовав для этого своего полотенце и вздрогнул, зажмурив глаза:

Позади меня стоял тот самый сгорбленный старик, с морщинистым лицом, ехидно улыбающийся своей щербатой беззубой улыбкой. Красные изжеванные десны отвратительно смотрелись на бледных, почти синюшных губах. Лицо было покрыто мелкой сеточкой серых вен. Все это я умудрился рассмотреть за доли секунды, прежде чем в моей голове не раздался его громоподобный голос с той же самой фразой, мучившей меня ранее:

— Ты теперь мой!

Сознание помутилось. Голова вдруг сделал сумасшедший вираж. Пол с потолком неожиданно поменялся местами и я потерял сознание, со всего маху рухнув на плиточный пол в ванной.

Перед моими глазами неожиданно возник зеркальный коридор, кончающийся неведомо где и неведомо чем… Опять эти стены, скользкий пол и миллионы моих отражений вокруг, исковерканных и поломанных зеркалами.

— Ты теперь мой! — сухая морщинистая рука легла мне на плечо. Я разглядел синие пятна, дряблую кожу на тонкой кисти. Отшатнулся, подскользнулся. Упал и попытался встать, нелепо перебирая ногами. Страх сковал меня. Мне хотелось кричать, но крик застыл плотным комок в горле. Надо было бежать, но ноги дурацки расползались в стороны, как у коровы на льду.

— Саш, Сашка! Очнись! Что с тобой?! — в лицо мне пахнуло чем-то резким, спиртовым, носоглотку обожгло. На щеки упало несколько капель холодной воды. Рывком сознание снова ко мне вернулось. Коридор пропал вместе с ужасным стариком. Надо мной склонились встревоженные жена с тещей. Позади них толпились Мишка и его сотоварищи. Я лежал в луже консервации, которую зачем-то друг на друга пирамидкой складывала Эльвира Олеговна именно в ванную. Рядом валялись осколки разбитых мною при падении банок. В красном озерце салата Лечо плавал малосольный огурец. Копчик болел ужасно. С руки, чуть ниже локтя капала кровь, видимо, порезался при падении.

— Что случилось?

Я вяло улыбнулся и попытался встать. Получалось плохо. Все ныло и болело. Затылок обожгло горячей волной. Коснулся волос. Так и есть…Позади надувалась огромная шишка. Так и убиться можно!

— Сколько консервации угробил, — всплеснула руками теща. Конечно, сейчас можно жалеть исключительно о ней.

— Все нормально, — уверял я в основном жену, брезгливо стягивая через голову испачканную футболку, — было скользко, вот и…

— Восемь банок! — патетически воскликнула Эльвира Олеговна. — Может что-то удастся спасти?

Я оглядел место своего падения. Нет, спасти ей что-то вряд ли удастся. Все перемешалось безвозвратно. Тут уж ничего не поделаешь. Потянулся за тряпкой, прибрать весь этот бардак, но Светлана ее отобрала.

— Тебе надо отдохнуть! Иди полежи…

Ну хоть кто-то не о банках с консервацией сожалеет, подумал я. Пацаны во главе с Мишкой, видя, что концерт окончен, а артисту нужен отдых, уныло поплелись в детскую, обсуждая перипетии моего падения.

Я ушел в спальню, бухнувшись на кровать так, что она жалобно заскрипела. Жена сумки успела разобрать. Чертов ноутбук торчал на самом видно месте, прямо передо мной. Нет, так нельзя! Я потянулся к нему, открыв крышку. Надо проверить свою теорию о книгах и моем таланте предсказателя. Иначе, я точно сойду с ума и придется обращаться в психушку. Только в этот раз придумать что-то безобидное. Хватит с нас кракена и автоаварий. Курсор быстро забегал по экрану, несколько кликов и передо мной чистый лист бумаги. Начнем…

Элронд очнулся, когда солнце стало ощутимо припекать. Он облизал языком пересохшие губы и закашлялся, выплевывая из легких остатки морской воды. Над ним высилась крепко сбитая фигура боцмана Дастера. Татуированные брови, проколотые широкие ноздри со вставленными в них кольцом, неопрятная борода вкупе с хищной улыбкой убийцы испугали помощника капитана. Элронд отшатнулся назад, но уперся головой в ноги двум матросам, сидящим на веслах. Это были Скелли и Рональд, совсем еще молоденькие, отправившиеся неделю назад в своей первое плавание, закончившееся так неудачно.

— Мы уж думали вы не очнетесь, кэп, — улыбнулся боцман, подавая Элронду кружку теплого рома. Напиток обжег гортань, но высохшему на палящем солнце организму требовалась хоть какая-нибудь жидкость. Элронд огляделся по сторонам. Вокруг простиралаось бескрайнее море с белыми барашками волн, и не души, ни следов кораблекрушения. Видимо, во время шторма их отнесло куда-то довольно прилично.

— Расскажите все, Дастер, — попросил Элронд, устраиваясь поудобнее. Шлюпку слегка покачивало, пахло просмоленными бортами и терпким потом моряков, усиленно гребущих на веслах. На носу были сложены несколько сабель, совсем крошечный бочонок с ромом и немного вяленого мяса.

— А что тут рассказывать, кэп… — пожал плечами здоровяк. — Как только на нас эта тварь в открытом море напала, я быстро схватил этих двоих, спустил шлюпку и дал деру. Уж простите, но у моего народа очень много преданий про этого Кракена, одно другого страшнее. Рисковать не стал. Видел, как девчушку эту, Анну, кажется, утащил зверь в глубины морские, как вы бросились на помощь, как корабль щупальца переломили пополам.

— Корабль? — не поверил Элронд, немного уже пришедший в себя.

— Именно! — подтвердил боцман, кивнув лысой головой. — Обхватил поперек и переломил. Многие бросились в воду, чтобы спастись, но…

— Что?

— И там их доставали щупальца.

— Никогда не забуду этого ужаса! — перепуганными глазами заморгал Скелли. — Крики о помощи доносились отовсюду!

— У меня до сих пор этот гам стоит в ушах… — поддержал товарища Рональд.

— Почему же вы бросили их умирать?! Почему?! — вскинулся Элронд, хватая боцмана за короткую безрукавку. Дастер лениво отбросил ослабевшего помощника капитана в сторону.

— Потому что, во-первых: мы отплыли слишком далеко от места этой бойни. А во-вторых…У моего народа есть поверье, что Кракен нападает только на те корабли, на которых находится приглянувшаяся ему невеста…

— Анна…

— Вот именно! — подтвердил догадку Элронда боцман. — А так как среди нас невест не было, хоть эти два бездельника и смахивают на кисейных барышень, то я решил держаться подальше, пока монстр не успокоится.

— Разумное решение…

— Я бы на вашем месте не язвил, Эл, — нахмурился Дастер, — если бы не мы, то вас бы уже на свете не было, а косточки ваши рыбки на дне уже обгладывали.

— Извини, — буркнул недовольно Элронд, все еще не успевший отойти от катастрофы. — Как я оказался на вашем…фрегате?

— Когда все закончилось, я приказал этим оболтусам править к месту крушения, чтобы подобрать кое-что из полезных вещичек, — боцман кивнул на нос, где были сложены припасы, — среди обломков корабля плавало и ваше бездыханное тело…

— Спасибо, — протянул ладонь боцману Элронд, а тот в свою очередь без всяких лишних церемоний ее пожал.

— Не за что, кэп…

— И где мы теперь есть? — Элронд огляделся в поисках хоть какого-нибудь ориентира, но море было пустынно. Вокруг не видно было ни клочка земли. Небо голубое, море стального цвета с зеленым оттенком — вот и все, что он рассмотрел. — Да… — уныло протянул помощник капитана.

— Надо дождаться ночи и сориентироваться по звездам, — предложил Дастер мудрое решение, которое у Элронда напрочь вылетело из головы.

— И то верно! А пока дрейфовать, благо ветер способствует… — Скелли и Рональд с облегчением отпустили весла, радостно вздохнув.

— Я найду вам работу, сукины дети! — взревел на них боцман по своей профессиональной привычке, но быстро опомнился, вспомнив, что они все же не на большом корабле, а на утлой лодчонке, посреди бескрайнего моря.

Загорая на палящем солнце, они провели целый день, изнывая от жары и безделья. К вечеру небо затянуло тучами, быстро наползающими с севера. Подул холодный плотный пронизывающий насквозь ветер, а потом их начало бросать по волнам, словно скорлупку. Море, будто взбунтовалось на них, стремясь наказать. Небеса прорывало. По голове ударили тугие струи ледяного дождя. Рональд и Скелли сжались на носу, плотно ухватившись за весла, боцман Дастер что-то кричал, но из-за оглушительных раскатов грома и оглушительного плеска волны ничего было не разобрать.

Этот кошмар длился целую вечность. Их швыряло, накрывало с головой. Под ногами ощутимо хлюпало, а вода доходило почти до щиколотки. Элронд понимал, что любая мало-мальски крупная волна опрокинет их ялик.

— Всем за борт! — проорал он, первым бросаясь в разъярившуюся морскую пучину.

От холода перехватило дыхание. Легкие судорожно сжались, а уши заложило от большой глубины, но он упрямо куда-то греб, борясь со стихией за самое ценное, что у него осталось, после гибели Анны, за свою жизнь! Впрочем, если Кракен существует, то, возможно, и сказка про его невест окажется правдой. Тогда есть еще шанс, что девушка жива…Жива!

Эта мысль и только она не позволяла ему опустить руки и бросить бороться. Только надежда на то, что он когда-нибудь увидит Анну согревало его посиневшие руки, онемевшие от нечеловеческого напряжения.

Его выбросило высоко вверх на гребне волны, а потом накрыло ее же, погрузив в пучину. Ощущение, будто провалился в колодец. Элронд легкими гребками поймал ритм шторма. Теперь его погружения совпадали с редкими выбросами на поверхность. Он полностью отдался воле волн, подчинясь суровому закону моря. Где были в этот момент боцман Дастер и моряки его не волновало. Он боролся отчаянно за свою жизнь, чтобы еще хотя бы раз увидеть Анну, лелея в своем сердце этот призрачный шанс.

В какой-то миг сознание его ослабло, умиротворившись ритмом волн, совпадающим с ударами сердца. Он потерял счет времени, ориентацию в пространстве, он просто старался выжить и не задохнуться соленой пеной, которая была повсюду. А потом был удар о что-то твердое. Элронд, даже не понял, что это было Только мир погрузился во мрак, оставляя лишь ощущения легкого покачивания на волнах.

Очнулся он от тупой боли где-то в области затылка. Громко прокашлялся, избавляясь от воды. Смахнул водоросли, налипшие на волосы, стянутые в тугой пучок на затылке. Перевязь от шпаги осталась, а вот оружия не было. Элронд лежал у береговой гряды камней, зацепившись краем форменного сюртука за острый выступ, насадившись на него как рыба. Совсем недалеко простирался песчаный берег. Длинный и широкий пляж располагался почти повсеместно. Лишь вдалеке, на пределе видимости среди легкой утренней дымки можно было различить высокую гору, поросшую густым лесом.

С трудом Элронд встал и побрел к берегу, стараясь обходить особенно острые камни. Сапоги растворились в морской пучине, потерявшись во время сражения со штормом. Одежда была оборвана и смотрелась отвратительно, пропахнув мерзким запахом рыбы. Метров через сто он, наконец-то, ступил на твердую землю.

Идеально желтый песок был горячим. Элронд поднял голову вверх, по солнцу определяя сколько время. Около полудня…Больше двенадцати часов он пытался выжить. Чувствуя, что подгибаются ноги, он присел на краешек круглого валуна, прибившегося к берегу настолько давно, что он успел порасти какими-то зелеными чешуйками.

Что с Дастером? Матросами? Живы ли они? Задавал себе эти вопросы Элронд, выжимая мокрую одежду. Где он сам и что это за место? Неожиданно его взгляд его наткнулся на что-то чернеющее вдали на песке. Предмет был продолговат и своими неясными очертаниями напоминал фигуру человека.

Не долго думая, бывший помощник капитана побежал туда. Куда делась усталость? Нет, она никуда не исчезла. Вперед его гнал страх, мобилизовавший последние возможности организма, страх остаться одному, разделив участь сотен тысяч людей вот так же потерпевших кораблекрушение и попавших на необитаемый остров, сошедших с ума от одиночества.

Под ногами замелькали, зарытые в песок обломки чего-то плавучего. Сначала Элронд не обращал на них внимания, решив, что это части лодчонки, на которой они спаслись от Кракена, но когда-то ближе подбежал к непонятному черному предмету, привлекшему его внимания, то все понял…В песок зарылась сломанная фигура, стоявшая на носу корабля, помощником капитана которого он был. Чуть дальше валялись сломанные мачты, лини, какие-то вещи…Увы, это не была лодка Дастера. Всего лишь обломок его, Элронда, прошлого… От ужаса ему захотелось заорать. Отчаянный крик вырвался из его груди, разрезая могильную тишину пляжа. Он упал на колени, без разбору молотя по черной безмолвной фигуре статуи, пока кулаки не оказались сбиты до крови, и боль немного отрезвила его.

— Не может быть… — прохрипел он осипшим от крика голосом. В горле запершило. Солнышко прижарило совсем уже хорошо, захотелось пить.

— Я выживу! Выживу! — поднял Элронд кулаки вверх, обращаясь кому-то на небесах.

Рывком поднял тело и шагнул вперед, намереваясь отыскать хоть что-то полезное, среди обломков, попавших на этот забытый всеми берег.

После долгих и нудных поисков, когда он совсем потерял разум от палящего пекла. В паре километрах от того места, где его выбросило, он обнаружил почти полную бочку рома, обломок шпаги и окованный железом сундук, запертый на замок. Отхлебнув немного рома, Элронд, ухватил обломок, пытаясь поддеть замок сундука. Тот не поддавался. В конце концов он доломал тонкую шпажонку, принадлежавшую по-видимому одному из пассажиров, судя по украшенной камнями дорогой рукояти. Отбросил ее в сторону, усевшись около бочки с ромом. Прилично глотнул, чувствуя, как тепло разливается по всему телу.

— Что же мне с тобой делать? — вслух спросил он, обращаясь к сундуку. Глазами поискал камень. Небольшой подходящий булыжник оказался недалеко. Чувствуя, как от выпитого спиртного, кружится голова, Элронд поспешил вернуться с ним к сундуку. В несколько ударов разбил кружку. На закате уходящего солнца среди деревянных блоков блестело золота — казна капитана, абсолютно бесполезная на необитаемом острове вещь.

— Я думала ты уже спишь? — в комнату вошла Светка, успевшая переодеться в пижаму.

— Я тоже так думал… — со вздохом убрал ноутбук, сохранив свой документ на рабочем столе.

— Как себя чувствуешь?

— Хреново, если честно… — поморщился я. Боль в копчике и затылке не проходила. Ныла, отдавая во все, что только можно.

— Я перепугалась…

— Такое бывает… ты, как врач, должна знать, что люди иногда падают в обмороки, — усмехнулся я, устраиваясь ко сну.

— Но не без причины! Тебе не кажется, что последнее время ты стал какой-то…

— Какой? — насторожился я.

— Болезненный…Вид у тебя, конечно! — мягко проговорила Светлана, беря меня за руку. — Теперь этот обморок…Может стоит сходить к врачу?

— Ага! К психиатру?

— А почему бы и нет?

— Ты с ума сошла? — взвился я.

— Нет…Но сначала ты рассказываешь мне, что мы тонули в Змиеве на лодке, потом этот обморок.

— То есть я по-твоему шизик?!

— Я такого не говорила, — возразила Светлана, нервно дернув плечом, — просто…

— Что просто?! Может мне сразу в «пятнашку» сдаться? Или Эльвира Олеговна беспокоится, не разобью ли я в очередном приступе шизофрении еще несколько банок консервации?

— При чем тут мама?! — разозлилась жена.

— А при чем тут я? Оставь меня в покое, пожалуйста.

— У нас в доме ребенок, а ты…

— Что я? — закричал я, брызжа слюной. — Идиот? Чикатило или педофил? У нас ребенок… Я его когда-нибудь обижал?

— Ты опять? — в уголках глаз Светланы накопились слезы. Она редко ревела при мне. Потому-то я всегда и считал ее некой железной леди, которая никогда не испытывает эмоций.

— Ладно, извини. Давай спать?! — попросил я. — Будь уверена, если что-то похожее повторится, то я обязательно проверюсь.

Ответа я так и не получил. Светка делала вид, что спала, повернувшись ко мне спиной. Только по ее неровному дыханию я мог понять, что она притворяется. Может и, правда, последовать ее совету? Возможно профессионал даст ответы на мои вопросы? А что если это так? Что если я сумасшедший? Уже засыпая, я отогнал от себя эту мысль.

Спал я беспокойно, но без кошмаров. Видимо, включиться невидимой программе не давала настойчивая боль в затылке. Утром проснулся задолго раньше будильника и долго лежал с открытыми глазами, рассматривая потеки на потолке. В прошлом году прорвало трубу на чердаке. Нас залило, а вот руки переклеить не доходили.

Проснулась и жена. Молча встала, пошла готовить кофе, явно обиженная на меня из-за нашего вчерашнего разговора. Я, правда, погорячился. Но она тоже хороша! Обозвать меня сумасшедшим! Вопреки всем обычаям, изображая оскорбленную невинность, не пошел с ней пить утренний кофе. Собрался на работу, надеясь, попить его в «Кулиничах». Ничего! Пускай, подумает над своим поведением. На обиженных воду возят!

Не попрощавшись, вышел из квартиры. Стояло прекрасное морозное осеннее утро. Бушевавший все эти дни ветер утих, оставив лишь легкое воспоминание о себе, да содранную с веток пожелтевшую листву.

Закурил, наслаждаясь первой утренней сигаретой, смакуя терпкий вкус хорошего табака. Эх, забыть бы обо всем и начать жизнь заново! Да ладно… Помечталось и хватит! Я пошел к Немышле, чтобы оказаться на той стороне Московского проспекта, около своей работы. Народа на улицах нет, вокруг пусто. Да и кто тут будет кроме собачников! Мимо меня шмыгнули две таксы. Вдалеке утробно залаяла овчарка. Навстречу прошли две женщины с поводками, накрученными на кисти, видимо, хозяйки собак.

Грязи не было. Мороз покрыл землю чудесным инеем, обратив волшебным образом воду в лед. Я уверенно шагал вверх по глиняному склону, на котором зимой катается на санках Мишка со своими друзьями.

Неожиданно мой взгляд упал на кусты, из-за опавшей листвы выглядевшие, каким-то осиротелыми. В кустах валялся разодранный собаками пакет, из под ручки которого виднелась четко обложка чьего-то паспорта.

Еще не веря своим глазам, я шагнул в сторону, раздвинув колючую поросль акации. Так и есть! Это был чей-то паспорт! Фотография мужика, сорока лет отроду, уроженца Харькова, прописанного на улице Зерновой дом 115 квартира 82. Ничем не примечательный индивидуум. Ну-ка!

Я приподнял ручку пакет, рассматривая его содержимое. В нем было что-то еще, туго завернутое в бумагу, прямоугольник высотой примерно сантиметров десять, перехваченный аптекарской резинкой посередине.

Еще не веря своим глазам, слыша только отчаянное биение сердца в ушах, я взял этот прямоугольник в руки. Воровато огляделся по сторонам. Прохожих не было. Слишком рано! Повертел в руках, срывая газетную обертку.

— Твою ж мать! — вырвалось у меня, когда я увидел, что оказалось в руках — пачка денег пятисотенными купюрами. — Вот это да…

Вокруг не было не души! Никто меня не мог видеть здесь, кроме собачниц, но они встретились слишком далеко от этого места. Связать с пропажей меня бы не смогли. Я еще раз поглядел по сторонам и сунул деньги за отворот куртки, совершенно не отдавая себе отчет, что то, что я написал в романе сбылось в точности. Сейчас меня занимала бешеная сумма денег, упиравшаяся мне в грудь из внутреннего кармана.

 

ГЛАВА 5

Я быстрым шагом двинулся в сторону работы, поминутно оглядываясь по сторонам. Не наблюдается за мной погони? Сумма даже навскидку немаленькая, что-то около полумиллиона гривен. По нашей действительности, когда зарплаты хватает лишь на оплату коммуналки, вообще заоблачная.

Деньги грели грудь, жгли огнем, а мозг работал с удвоенной энергией. Что делать с деньгами? Безусловно не отдавать никому, особенно полиции. Эти радостно их прикарманят, а меня, принесшего их, примут за умалишенного. Значит пусть хранятся у меня. Остается лишь только их как-то легализовать, незаметно для окружающих. Конечно, не стоит покупать квартиру или машину сразу. Надо потерпеть, переждать…

Вдруг в голову пришла мысль об Элронде и кладе. Черт возьми! Это было уже похоже на паранойю! Получается, что клад я все-таки нашел. Не в сундуке обитом железом, ну все же клад…А значит проблема остается! Все, о чем я пишу упрямо сбывается. Один раз — случайность, дважды — совпадение, а вот третий раз — закономерность…

Полез за пазуху, нащупав купюры, стянутые резинкой. Вытащил, разглядывая со всех сторон. Деньги в Украине очень интересные, будто на принтере цветном отпечатанные, так что определить, где подделка, а где нет, непосвященному обывателю давно трудно. Я, например, знаю такие случаи, когда купюрами из банка приколов расплачивались на автостанциях и магазинах. На вид сомнений пятисотенные у меня не вызвали. Я вытащил несколько штук, пряча их в портмоне, остальные запихнул обратно во внутренний карман. Сейчас-то мы и проверим насколько они реальные!

Почти бегом я перешел Московский проспект, остановившись около «Кулиничей», посмотрел на наручные часы. Времени было достаточно для того, чтобы перед работой все-таки попить кофейка и проснуться.

— Большой «Американо», пожалуйста, — попросил я у продавщицы в красном переднике, подавая купюру, найденную мною. Та с сомнением повертела ее в руках, несомненно зная о банке приколов, рассматривая на свету, а потом неуверенно спросила:

— А мельче нет?

Я покачал головой, чувствуя, как рвется из груди мое сердце, пока женщина отсчитывала мне сдачу. Сейчас еще полицию вызовет! Нет, все обошлось. Она бросила деньги на прилавок, а сама отправилась набирать кофе из аппарата.

Немного отлегло. Значит все же не подделка и вполне реальные. Вот так нежданно, негаданно я стал миллионером. А что если правда написать что-нибудь этакое? Например, о поездки на Мальдивы или то. Что богатенький дядюшка оставил мне в Америке наследство? Было бы отлично!

Взял кофе и прихлебнул. Горячий напиток ожигал небо. Брось мечтать, одернул я сам себя. Тебе еще надо попасть к Агееву в больницу и все до конца выяснить. Мимо прозрачных окон прошли три девушки из моего отдела. Кивнули мне, я улыбнулся в ответ. Только как теперь узнать, куда Сашку увезли? В какую больницу?

Отставил пустой стаканчик, поблагодарив, вышел из кафешки. Быстрым шагом направился на проходную, время поджимало. Придется обзванивать все больницы по справочнику. Я вздохнул, увидев на крыльцах хмурого Митрофаныча. Величко курил, с характерным прищуром рассматривая опоздавшего. Ох, уж эта его ехидная улыбочка из-под очков-половинок! Ничего хорошего она мне не предвещало.

— Дворкин, ты теперь все время в пять минут девятого будешь ходить на работу? — спросил он, выпуская терпкую струю дыма.

— Митрофаныч, извини…Обещаю уйти в пять минут шестого сегодня!

— Иди уж! — махнул рукой Величко. — Ты как наше правительство, все обещаешь, обещаешь, обещаешь…

Я не стал дослушивать его политинформацию, шмыгнув мимо начальника в техотдел, радуясь, что так легко отделался. В кабинете работа еще не началась. Девчонки что-то горячо обсуждали, пили кофе, в общем понимали, что впереди еще целых восемь часов рабочего времени, и они успеют погрузиться с головой в омут трудовых будней. У некоторых, даже компьютеры не были включены.

Я сел на свое место, задумчиво поглядев на затертый справочник города Харькова с указанием телефонов. С чего бы начать? Лениво полистал объемную книжицу, которой при особой сноровке можно и убить. Больницы…Это у нас на букву «б»… Обнаружился довольно внушительный список лечебных учреждений, который привел меня в состояние полного уныния, но лиха беда начало. Взял телефонную трубку и быстро набрал номер. Было занято. Следующая…Тут ответили почти сразу.

— Первая Городская слушает. Приемное отделение.

— Здравствуйте, девушка, — поздоровался я, проявив чудеса вежливости, — четыре дня назад к вам поступал ли человек по фамилии Агеев после ДТП на Московском проспекте? Мне бы хотелось узнать о его состоянии.

— С такой фамилией к нам не поступало! — после двухминутной паузы сообщила мне женщина.

Я положил трубку, задумчиво рассматривая фигурку сотруднице, набиравшей у кулера кофе.

— Проблемы? Кого ты ищешь? — обратилась ко мне с соседнего стола Наталья Ивановна.

— Да друг попал в аварию, напротив нас, теперь не знаю в какую больницу его отправили. Хотелось бы навестить…

— Напротив конторы? — нахмурилась женщина. — Это когда было?

— Четыре дня назад, когда больничный я брал.

— Странно, ничего такого не слышала, — поджала тонкие губы она, — тебе надо в Единую справочную. Там вся информация хранится…

— А номер… — растеряно поморгал я.

— А номер вот записан, — Наталья Ивановна продиктовала мне девять цифр несложного многоканального номера.

Гудки пошли сразу. Потом оборвались, зазвучала приятная мелодия. Металлический голос робота сообщил мне, что ответит в скором времени первый освободившийся оператор. Наталья Ивановна о чем-то шепталась с соседкой по столу. Наверное, обсуждала меня. Изредка до меня долетали слова «авария» и «друг».

— Здравствуйте, Единая справочная служба города Харькова.

— Доброе утро, — поздоровался я, — четыре дня назад мой сосед попал в больницу после ДТП на Московском проспекте, мне бы хотелось его навестить. Не подскажите, в какую больницу его увезли? Агеев Александр Валентинович, 1988 года рождения. Прописка…

— Секундочку…

Я услышал как по клавиатуре на том конце провода застучали наманикюренные пальчики. Прошла минут, другая…Я терпеливо ждал ответа.

— Данных о таких пациентах у нас нет! — радостно сообщила мне оператор, искренне надеясь, что меня это обрадует. А, нет! Меня это повергло в ступор, если не шок. Немного заикающемся голосом, я уточнил:

— Ошибки быть не может, девушка?

— Нет, я проверила вообще все данные. Даже, если ваш друг был без документов, то на Московском даже аварий не было.

— Как не было?! Если я сам…

— Ничем не могу помочь! — на том конце зазвучали короткие гудки.

Мой лоб покрылся крупной испариной. В глазах помутнело. Что это со мной такое? Неужели это все мне привиделось? Но а полиция? Там же был наряд полиции? Они приехали почти сразу!

— Ну как друг? — спросила Наталья Ивановна, сгорая от любопытства. — Удалось что-то узнать?

— Да… да… — растерянно закивал я.

— С другом все нормально? — жаждя подробностей, заинтересовалась женщина.

— Более чем… — коротко бросил я, вставая со своего места. Если ДТП было на Московском проспекте, то и в ДАИ должны быть все данные. Надо было ехать туда и все выяснять. Господи, Митрофаныч меня убьет!

Я набросил куртку и умчался из конторы. Так нараспашку и без шапки выбежал на крыльцо, осматривая глазами остановку, на которой толпились люди, очень много людей. Времени толкаться в общественном транспорте не было совсем. Перепрыгивая через ступеньку, я быстрым шагом подошел ко входу в метро, где курили таксисты.

— На Батицкого, к ДАИ! — задыхаясь, попросил я. Водилы озадаченно переглянулись. Особо денег на такой поездки не заработаешь, больше бензина спалишь, да машину убьешь.

— Полтинник, — авторитетно заявил седой усатый мужик в годах, владеющий раздолбанной «пятеркой». Времени спорить катастрофически не было, хотя цена явно была завышена вдове, если не втрое. Я прыгнул на заднее сидение легенды отечественного автопрома и мы покатили по проспекту в сторону моего дома. Уж так нам повезло со Светкой. Что жили мы в окружении прокуратуры, ДАИ и рай отдела полиции.

Машин на дороге было мало. Часов одиннадцать — не самый разгар дня, когда стоит в пробке даже Халтурина. Потому добрались мы довольно оперативно. Я рассчитался и замер перед узкой калиткой, ведущей в святая святых дорожной полиции. К кому там стоит обратиться? О чем спросить? Я замялся, но все же толкнул железную дверцу. Та поехала в сторону, мерзко заскрипев. Вообще здание ДАИ было довольно невзрачным, особенно по сравнению с неподалеку расположившейся прокуратурой. Эти-то слуги народа на себя и свой комфорт денег не жалели. Двухэтажное палаццо больше напоминало чью-то усадьбу девятнадцатого века, а ДАИ? ДАИ с обшарпанными стенами и деревянными окнами с металлическими решетками на них несло на себе печать запустения и ветхости.

По правой стороне от меня сидел молоденький дежурный. Со значком на груди и черной полицейской форме, одетый по последней моде, которая считалась канонической после реформы МВД. Он вскочил со своего места, ловко спрятав куда-то в недры стола, заваленного бумагами прозаический бутерброд с колбасой. Вытер тыльной стороной ладони рот и, немного прожевав, спросил:

— Вы куда, гражданин? По какому вопросу?

— Я собственно узнать… — начал я, замявшись. — Четыре дня назад на Московском проспекте сбили моего соседа, мне бы хотелось узнать куда его отвезли, где я могу узнать хоть что-то о его состоянии?

— О вашем соседе? — уточнил, нахмурившись, полицейский.

— Именно! — подтвердил я.

— Тогда, если он ваш сосед, то и спрашивайте о его состоянии у его ближайших родственников! Мы справок не даем, — отрезал молодой сержантик, — ходят тут всякие, отвлекают от важных дел, а потом твердят, что полиция не работает…

Под важными делами он подразумевал, я так понял, спрятанный в стол бутерброд. Удивительный все-таки у нас менталитет, не победить его ничем и никому. Сколько не реформировали такие заведения, как полиция, сколько не переименовывали, сотрудники оставались таким же невнимательными и бесчувственными, вечно занятыми и наглыми взяточниками.

— А если так… — я вытащил из заднего кармана брюк портмоне и повертел им перед носом сержантика, сглотнувшего слюну при виде толщины бумажника.

— Вы что, гражданин… — осипшим голосом пробормотал он, косясь на то, как я отсчитываю пятисотенные купюры.

— Я понимаю, что у вас сейчас перерыв, а любая дополнительная работа в перерыв должна быть оплачена… — отлистав четыре купюры, я решил, что сержантика вполне себе хватит. И так получит треть своей месячной зарплаты.

Полицейский ловко смахнул деньги со стойки, упрятав их туда, где уже покоился бутерброд с вареной колбасой. Присел на свое место, быстро защелкав мышкой.

— Так когда вы говорите произошло ДТП?

— Четыре дня назад…

— Так… — дежурный что-то просмотрел в компьютере, потом открыл какую-то тяжелую книгу самого канцелярского вида, пролистал ее, а потом поднял на меня растерянные чуточку виноватые глаза. — А вы уверены, что ДТП произошло именно четыре дня назад и на Московском проспекте?

— Конечно уверен! — возмутился я, но на душе что-то стало премерзко. Под ложечкой засосало от предвкушения чего-то нехорошего. — Это произошло напротив троллейбусной остановки, перебегал дорогу, а его снес черный джип. Это происходило все на моих глазах!

Сержантик посмотрел на меня, как на умалишенного и снова углубился в компьютерные дебри. Через пару минут поднял на меня глаза, совсем уже растерянные:

— В эти сутки никаких ДТП по Московскому проспекту не зарегистрировано…

— То есть как… — ошалело заморгал я. Подтверждались самые худшие мои теории.

— Вот так, гражданин, — пожал плечами дежурный, — как фамилия вашего друга?

— Агеев Александр Валентинович, — все еще не веря услышанному прошептал я. Стало вдруг резко плохо. В левой стороне груди что-то закололо, перед глазами поплыли круги. Я ощутил, как сознание куда-то уходит, уступая место темноте с зеркальным лабиринтом. Ухватился за стойку, стиснув до скрипа зубы, чтобы не заорать.

— Гражданин, вам плохо? — дежурный вскочил, готовый применить на мне все навыки, которые ему вдолбили на недельных курсах по медицинской помощи.

— Нормально, — выдавил я из себя, облизывая пересохшие губы, — мне нужно к твоему начальнику…

Может нерадивые подчиненные что-то перепутали, может кто-то просто не внес данные об аварии в эту канцелярскую книгу? Надежда умирала последней…

— Он сейчас немного… — начал было полицейский, но я, с трудом владея собой, грохнул на стойку еще две пятисотенные. — Может все-таки скорую? — спросил он, смахивая их вниз.

— Сержант!

Полицейский вытянулся в струнку, глядя куда-то в сторону двери мимо меня. Я медленно повернулся. Сознание возвращалась рывками ко мне.

— Что происходит? — у входа в дежурку стоял пан майор в черной штатовской форме и кепке на затылке. Пуговицы на форменной рубашке еле могли сдержать, рвущийся наружу живот. Он поминутно вытирал носовым платком красную лысину и крупный лоб. Пыхтел, как паровоз, страдая одышкой.

— Пан майор, за время моего дежурства никаких происшествий не случилось, сержант ДАИ Кучко!

— А это что? — майор кивнул на меня, медленно, словно ледокол в ледяных торосах продвигаясь к стойке.

— Это посетитель, — бойко отрапортовал дежурный, — к вам!

— И по какому поводу? — пан майор оказался совсем рядом со мной, в нос ударил удушливый запах пота, смешанный с жуткой смесью сигарет и дорогой туалетной воды.

— Гражданин утверждает, что четыре дня назад на Московском проспекте произошло ДТП, в котором был травмирован его сосед, некто Агеев Александр Валентинович. Ему хотелось бы выяснить судьбу нарушителя и своего друга.

— Не помню что-то я такого ДТП… — хриплым баском сообщил пан майор, внимательно глядя мне в глаза.

— Вот и я говорю, что не было. Проверил все книги учета, компьютерную сетку вызовов, никаких сигналов не поступало!

— Но я же видел! — плачущим голосом взвыл я, умолюяще глядя на майора. В мозгу еще тлела надежда, что надо мной просто издеваются, и все окажется правдой, а происходящее вокруг нелепым розыгрышем.

— Гражданин, вам что было сказано? — налившимся кровью большими коровьими глазами поглядел на меня пан майор. — Не было никакого ДТП. Что же вам еще нужно?

— Я же видел…

— Что вы видели?

— Как черный джип на полном ходу срубил на Московском проспекте моего соседа Агеева Александра Валентиновича 1988 года рождения… — пробормотал я, чувствуя себя и правда сумасшедшим.

— Так… — вздохнул майор, в очередной раз протерев уже отполированную лысину. — Пройдемте-ка со мной…

Я уныло поплелся за ним, чувствуя себе последним дураком. Как я мог вот так ошибиться? Может это мне все привиделось?

В кабинете майора было накурено, не спасал даже вентилятор, вяло махающий лопастями под потолком. Стол был завален бумагами. Над потрепанным дерматиновым креслом с высокой спинкой висел портрет Президента.

— Так говорите ДТП… — устало плюхнулся в продавленное кресло пан майор.

— Именно!

— Черный джип сбил вашего соседа?

— А то как же! — подтвердил я.

— Отлично! — придвинулся начальник ДАИ к столу. — А у вас есть номер вашего соседа? Я имею в виду телефонный…

— Конечно, — не понимая к чему клонит полицейский, кивнул я.

— Дайте-ка мне его, — с непроницаемым лицом пан майор взял мой «Lenovo» и уточнил:

— Вот этот? — я кивнул, увидев на белом экране надпись «Саша сосед». — Теперь набираем… — пошли гудки, гаишник включил громкую связь. Я абсолютно не понимал для чего он это делает. Ведь Агеев в больнице! Один гудок, второй, третий…В трубку неожиданно раздался мужской голос.

— Алло! Здорово, Саня, — это был несомненно Агеев. Живой, здоровой и бодрый! На заднем фоне у него гудели машины, ревели кары, матерились грузчики — он явно был на работе.

— Здорово, сосед, — пролепетал я, не зная, что теперь и думать. В голове все перемешалось.

— Александр Валентинович? — вступил в разговор пан-майор.

— Да, а кто говорит? — на том конце провода сосед явно растерялся.

— Это вас из ДАИ беспокоят, из дорожной полиции то есть, если по нынешнему. Тут ваш сосед утверждает, что четыре дня назад на Московском проспекте вы попали в тяжелейшее ДТП, а он обеспокоен вашим самочувствием …

— Что за бред?! — изумился Агеев. Я готов был провалиться от стыда. Щеки пылали пунцовым, чувствовал себя нашкодившим школьником на ковре у директора.

— Вот и я говорю, что бред… — покачал головой майор. — спасибо вам за информацию, до свидания.

Начальник ДАИ отключился и бросил трубку мне через весь стол. Телефон прокатился по всей полированной поверхности, и мне его удалось поймать на самом краю.

— Убедились?

Я кивнул, думаю, что же сказать. В такое дурацкое положение мне попадать еще не приходилось.

— Извините, — пробормотал я, вставая со своего месте.

— Ничего-ничего, к нам ваших друзей много заходит, — улыбнулся гаишник, показав желтые прокуренные зубы, — каждую весну и осень…Ты таблетки давно бросил пить?

— К-какие т-таблетки?

— Да, ладно, брось ты! Все мы люди, все мы человеки, — отмахнулся толстый пан майор, — ну поплохело тебе, прокапаешься и снова станешь нормальным индивидуумом.

— Я не псих! — помотал головой я, ощущая как зубы пошли в пляс.

— Конечно нет, еще не один не признался!

— Мне надо идти… — я попятился к двери, ухватившись за ручку. Дернул на себя, лишь через пару секунд поняв, что открывается она наружу. История с Агеевым настолько поразила меня, что я не мог вымолвить не слово в свое оправдание.

— Идите, — усмехнулся полицейский, углубившись в какие-то бумаги, проводив меня ехидной улыбкой. Видимо, его и правда не впервой посещали психи. Только я же не псих! Не псих! Эту фразу, как заклинание я повторял себе до самого дома.

 

ГЛАВА 6

У самого дома я остановился, не доходя метров десять до подъезда. Идти домой не хотелось. Меня все еще потрухивало. Голова шла кругом от мысли, что сейчас надо идти в квартиру, о чем-то разговаривать с тещей, отвечать Мишке на его вопросы, делать вид, что все хорошо. Я достал из кармана мобильник. Набрал номер Агеева. После третьего гудка в трубке раздался его жизнерадостный голос.

— Здоров, Сань, — поприветствовал он меня.

— Привет… — мрачно ответил я. — Ты извини, там такая история произошла…

— Бред какой-то! — жизнерадостно подтвердил Санек. От его лучезарного настроения тошнило.

— Вот именно…Ты никому не говори об этом, пожалуйста.

— Да какие проблемы! Буду нем, как могила! А ты сейчас на работе?

— У подъезда…

— Я у Любы, — сообщил Агеев, — с Катькой внука на выгул привели. Покурим? Я сейчас!

Не дождавшись ответа неутомимый сосед, положил трубку, а еще через секунду с грохотом открылась входная дверь. В одном халате и тапочках на улицу вырвался Сашка.

— Задолбали эти женские разговоры, — проговорил он.

Я уныло кивнул, вежливо отказавшись от предложенных сигарет. Закурил свои. Мне бы его проблемы! Я бы лучше выслушал лекцию о новых скидках во «французском бульваре» на одежду и обувь, чем вот так подозревать в себе скрытого шизофреника.

— Так, что там за дела с ДТП? — спросил он после пары минут молчания.

— Да. — отмахнулся я, — ерунда! История выеденного яйца не стоит. А у тебя все нормально? На работе? Дома?

— Когда у нас было по-другому! — сосед хлопнул меня по плечу. — Может на выходных замутим шашлычок?

Может мне и стоило отвлечься и переключиться на что-то нейтральное? Я покачал головой.

— Работы поднакопилось, скорее всего придется и в выходные трудиться…

Сашка, явно огорченный, надул губы и попрощавшись двинулся обратно в квартиру, оставив меня одного докуривать уже начатую вторую сигарету.

Может мне просто все чудится? Ведь никто не помнит о тех приключениях, которые испытывали вместе со мной! Может это просто галлюцинации? Я помотал головой, пощупав внутренний карман куртки, где лежали найденные мною деньги. Если бы это были галлюцинации, то я бы никогда не купил на эти деньги кофе в «Кулиничах». Возможно, все что было до этого лишь плод моего воображения, а то, что я нашел пакет, лишь совпадение?

Я окончательно запутался в своих рассуждениях на тему сумасшедший я или нет. Плюнул на все, выбросив сигарету, поднялся к себе на этаж. Звонить в дверь не стал, открыв своим ключом. В комнате тещи работал телевизор, она сама, что-то делала на кухне. Мишка со Светкой учили уроки. Обычный семейный вечер. Сбросив куртку, я пошел в ванную мыть руки. Постарался не смотреть в проклятое зеркало, чтобы опять не грохнуться в обморок. Вот стыдобище была бы! Вышел. Побрел на кухню.

— Привет, Саш! Кушать будешь? — Эльвира Олеговна что-то зажарила. Под неплотно прикрытой крышкой скворчало, источая соблазнительные ароматы.

— А то как же!

Уселся за стол, прихватив салфетки и вилку.

— Я котлет налепила…

— Отлично! — буркнул я, смотря в стол. Настроения не было совсем, тем более поддерживать светские разговоры о погоде.

— Что-то ты сегодня рано, — все-то Эльвира Олеговна вы знаете, так и хотелось огрызнуться мне, но я сдержался.

— Справился…

— А огород не копаный под зиму… — накладывая мне котлет, будто бы невзначай сообщила мне теща. Словно, я сам не знаю, что несколько клумб во дворе для огурцов и помидоров, которыми она занималась от скуки, так и стоят в первозданном виде после уборки урожая.

— Будут выходные…

— Ты мне уже это вторую неделю обещаешь! — укоризненно посмотрела на меня Эльвира Олеговна с такой грустью, что я чуть не подавился котлетой. Вот ты, мол, мои котлетки жрешь, а даже по дому помочь не хочешь…Я отогнал нехорошие мысли, закинул в себя еще один ее кулинарный шедевр и пошел на балкон.

— Может добавки парочку?! — донеслось мне в след.

Нет уж, пока огород не вскопаю, не буду есть ваши котлеты! Схватил лопату и доблестно убил два часа времени на садово-огородническую деятельность. В итоге набил на ладонях нехилые мозоли, простудил спину, выслушал немало насмешек со стороны Шушки-соседки, которая в огороде ценила только один процесс — сбор урожая, но котлеты отработал!

Злой и недовольный зашел в квартиру, когда уже смеркалось. Светка кричала на Мишку, который не понимал что такое уравнение. Эльвира Олеговна смотрела очередной сериал по ноутбуку. Я мысленно возрадовался, что у меня отобрали, столь страшную игрушку. Забросил лопату на балкон, а сам отправился искупаться. Горячие струи воды прогревали мои натруженные косточки. Как же хорошо! Я пошарил рукой на полке в поисках шампуня.

— Да где же ты! — выглянул из-за шторки. Сквозь клубы пара и мутное отражение я снова увидел сгорбленного старика, стоящего возле входной двери. При этом в реальности его не было. Он находился в самом зеркале! От ужаса у меня свело скулы. Я задрожал, зажмурился. Не может быть! Это просто галлюцинации! Прочь из моей головы!

Через пару минут открыл глаза, но старик из зеркала никуда не исчез. Все так же смотрел на меня, слегка по-ученически наклонив голову на бок. Беззубый рот его щерился в ехидной улыбке.

— Уйди! Прочь! — отмахнулся я, стараясь не заорать от ужаса. Иначе меня точно признают психбольным.

— Ты теперь мой! — указал он кривым тонким пальцем с грязным длинным ногтем на меня.

— Нет! Уходи! Слышишь, уходи!

Позади старика вдруг образовался тот самый лабиринт, по которому я бегал в своих ночных кошмарах, словно зеркало стало объемным. Тысячи моих отражения ударили по глазам, ослепляя. Я зажмурился, поймав «зайчика» от лампы.

— Уходи! — заорал я, открывая глаза, замахиваясь в сторону зеркало кулаком. — Оставь меня в покое!

Старик исчез. Вместо него на стене висело обычное зеркало, затянутое пеленой пара. Сквозь тонкий слой мороси виднелось лишь одной мое отражение — голого мужика, замахивающегося на зеркало кулаком.

В дверь затарабанили.

— Дворкин! Саша! Дворкин!

— Саша, открой немедленно!

— Что случилось?

Я замер, не в силах выдавить из себя хоть слово. Щелкнул задвижкой и съехал в ванную, обхватив мокрую голову руками. На пороге стояли все те же лица, которые спасали меня после обморока. Только Мишка теперь был один без друзей и в первых рядах.

— Саш, что случилось? — встревожилась жена.

— Саша, а почему ты кричал? — полюбопытствовал Мишка, грызя ногти. — Я когда случайно в ванной закрылся, то тоже звал бабушку.

— Миш, иди поиграй! — Эльвира Олеговна подтолкнула внука в его комнату.

— Прикройся! — Света кинула мне полотенце.

— Да чего я там не видела! — возмутилась теща, но осеклась, увидев грозный взгляд дочери.

— Мама, иди…отсюда!

Эльвира Олеговна обиженно хмыкнув, гордо удалилась в свою комнату, оставив дверь на всякий случай открытой, чтобы услышать наш разговор. В череде скучной однообразной бытовухи, щедро разбавленной сериалами, это было для нее настоящим развлечением, почище «Пусть говорят».

— Саш, ты можешь мне ответить, что случилось? — Светка присела рядом с ванной на корточки, погладив меня, замершего в почти бессознательном состоянии по вихрастой голове. — Почему ты кричал?

— Мне…я просто…В общем мне показалось, что я снова падаю в обморок, — нашелся я, боясь рассказать жене правду, опасаясь, как бы она сама не вызвала неотложку, следуя клятве Гиппократа. — Прости! — перед глазами стоял старик тычящий в меня пальцем. Сердце в груди никак не хотело уняться. Я чмокнул ее в щечку, прижав голову к себе. — Прости, если напугал…

— Да ничего…просто последнее время ты стал какой-то странный…

— Это от усталости! Много работы, вот нервишки и пошаливают. Поверь, я немного отдохну и все наладится, — через силу выдавил из себя улыбку, которая мне самому показалась жалкой. Мне было стыдно за нее, но Светка не заметила ее или, что вероятнее всего сделала вид, что не заметила.

— А как же работа? — она встала и прошлась по ванной, разглядывая свое отражение в зеркале, пока я вытирался и натягивал одежду.

— Отпросился…Мне Митрофаныч отгулы дал.

— Отгулы? А как же зарплата? Ты знаешь, я у Аньки и так еще тысячу заняла.

— Вот это точно не проблема! — хмыкнул я, вспоминая, что во внутреннем кармане куртки у меня лежит целое состояние по меркам Украины. — нам премия в отделе выписали за удачно заключенный контракт. Так что можешь взять денег, — я кивнул в сторону вешалки в коридоре.

Обрадованная Светлана пошла прочь из ванной. А я постарался сделать так, чтобы не попасть взглядом на это проклятое зеркало. А что если это именно оно — причина всех моих приключений? Что если причина кроется в нем, а не в моем психическом состоянии?

— Саша! — позвала меня из коридора Светлана.

Я быстро привел себя в порядок, натянув футболку и спортивные брюки. Поскорее выбрался из ванной комнаты, пообещав себе подумать над этим предположением. Жена стояла в коридоре около вешалки. В одной руке у нее была моя куртка, в другой куча непонятных бумажек самого аляповатого вида. Я непонимающе уставился на нее, переводя взгляд с куртки на фантики.

— Я что-то не могу найти деньги… — растерянно промолвила она, подавая мне куртку.

— Да что там их искать…

Сунул руку во внутренний карман куртки, где еще несколько часов назад лежала хорошо сбитая пачка банкнот Национального банка Украины и похолодел от ужаса. Карман был пуст. Нервно поморщившись, я полез открывать другие карманы, дергая нетерпеливо замки и молнии, но увы…Там денег тоже не нашлось.

— Твою мать! — не выдержала моя психика такого подвоха. Ведь они были реальные! Я за них кофе покупал в «Кулиничах», сигареты… Они же были! Я едва не взвыл от обиды. При чем непонятно, что было обиднее то, что меня опять опрокинули, то ли то, что деньги, казавшиеся такими близкими и уже практическими родными таинственным образом исчезли.

— Может Мишка… — робко предположил я в отчаянной попытке вернуть богатство в реальность. Хлесткая пощечина запрокинула мою голову назад. В ушах зазвенело, а щека загорелась огнем.

— Идиот! — засверкали глаза у моей жены. — Ничего лучше придумать не мог? Или хватает фантазии только дурного пошиба романчики писать на досуге?!

Еще одна пощечина, теперь уже с левой руке зазвенела на моей щеке. Я не стал уклоняться или защищаться. Не был способен хоть что-то сделать. В голове билась лишь мысль о том, что деньги были насквозь реальные!

— Почему дурного пошиба? — задал я невпопад вопрос. — Тебе же нравилось их читать?

— Мне?! Да я и читала-то их только для того, чтобы не повредить безразмерное эго моего бесценного муженька! А книги и сюжет на самом деле отвратительные, писать ты не умеешь, только время убиваешь, да тешишь свое самолюбие! — разозлилась Светка, размахивая у меня перед носом, зажатыми в кулак фантиками. — Ты бездарь, Саша! Бездарь! Пора это понять и принять! Ты ничего в этой жизни не добился! Средний инженер, хреновый писатель, да и…

— Что? — неожиданно спокойно уточнил я, внутренне понимая то, что чуть не вырвалось из глубин души моей жены.

— Муж никакой! — нашлась она, отворачивая лицо. Фантики из ее ладони посыпались вниз разноцветным дождем. Наконец, я сумел рассмотреть что это было — обертки от конфет «Золотая Рыбка» с разными вкусами.

— И чем же я никакой муж? — поинтересовался я, сжав челюсти так, что заскрипели зубы.

— А как назвать мужика, который своей жене приносит думаю вместо денег вот это… — Светка пнула ногой и фантики снова закружились в воздухе, медленно опускаясь на пол.

— Я тебе клянусь, что там были деньги… — прохрипел я, бледнея.

— Да! А деньги украл Мишка? Или я? Или мама?

— Я такого не говорил…

— Зато подумал! И сколько там было? Сто? Двести гривен? Больше же ты не зарабатываешь? — жена распалялась все больше. Превращаясь в истеричную стерву, которую я я видел-то за годы совместной жизни раза четыре, но всегда эти видения сопровождались скандалами и слезными истериками, а так же обвинениями в мой адрес.

— Там было около полумиллиона гривен… — тихо прошептал я.

— Да? А тебя вообще не Петром Алексеевичем зовут? — съязвила Светка с ходу. — Откуда у такого бездаря как ты, такие деньги? Ты только и можешь, что взять кредит, а потом платит.

— Я нашел их, — решился я, — послушай, Свет, мне надо много чего тебе рассказать. В последнее время со мной творятся какие-то непонятные странные вещи. Все, что я пишу в своем романе, все сбывается. Я решил проверить и написал про клад, а сегодня утром…

— Знаешь, Дворкин… — грустно всхлипнув, серьезным, частично спокойным голосом проговорила она, но слезы по щекам по прежнему катились градом. Глаза красные, тушь потекла с накрашенных ресниц. — Это плохой сюжет для твоего нового романа…

С этими словами она вошла в спальню, громко хлопнув дверью, так, что зазвенели стекла. Я наклонился и сгреб фантики в ладонь. С яркой картинки на меня смотрела, широко выпучив глаза и открыв рот, золотистого цвета рыбка.

— Да… — вымолвил я. — похоже я сегодня сплю один.

Как в воду глядел! Через пару минут в спальне заскрипела дверь шкафа. Застучали ящики, и из комнаты вышла растрепанная Светка. В руках она несла одеяло и подушку.

— Ты куда? — спросил я ее, пытаясь остановить.

— Пойду спать к Мишке, будем навар делить, украденный из твоей куртки! — съязвила жена, отправляясь в комнату к парню.

— Свет! — окликнул я ее в спину, но дверь уже захлопнулась.

— Черт! — выругался и зашел в пустую спальню, где горел бра над ее половиной кровати. В комнате стало сразу как-то пусто и одиноко. Теплый плед откинут в сторону. Простынь скомкана. Собиралась она в спешке. Я вздохнул и лег на постель, закинув руки за голову.

Сон не шел. Щелкнул выключателем, гася свет. За окном прогудела последняя электричка. За стенкой соседи чем-то стучали, громко выла собака. От этого воя мурашки побежали по спине. Эльвира Олеговна пошла на кухню принимать вечерний рацион лекарств от давления. В комнате Мишки вовсю шпарили мультики, слышался веселый смех. Стало до боли обидно. Я здесь, словно из чужого мира. Они не признают меня своим. Им хорошо в паре…Эльвире Олеговне с телевизором, Светке с Мишкой. Я — третий лишний! Они семья! А я…я так всего лишь гость, гостем и останусь! Вспомнить о том, что квартира жене досталась от ее первого мужа. Они жилье вместе купили, он в нее столько вложил, что каждый гвоздик напоминал здесь о нем. Может Светлана права? И я действительно неудачник и бездарь? Дом не построил, дерево не посадил, романы пишу неинтересные, инженер средненький, каких тысячи, ребенок и тот не мой…

С такими грустными и невеселыми мыслями я незаметно провалился в сон, продолжая жалеть себя, как и тысячи людей по всему миру, которые думают о том, что их жизнь прошла зря и след в ней никакой они не оставили.

 

ГЛАВА 7

Сон был какой-то странный. Чувство реальности происходящего сводило с ума. Вокруг меня царила непроглядная липкая тягучая тьма, будто я попал в густой кисель и выбраться из него не хватало никаких сил.

Я огляделся по сторонам. Ничего не видно, хоть глаз выколи! Протянул руку, и та уперлась в густое желе сумрака. Попробовал сделать вперед шаг, давшийся мне с особым трудом. Потом еще один и еще…

Тьма расступалась передо мной, заставляя прилагать нечеловеческие усилия, чтобы ее развеять.

— Ты теперь мой! — до боли знакомый хриплый голос отвратительного старика раздался где-то позади меня из клубков тьмы, вьющейся совсем рядом. Я отшатнулся с диким криком, оглянулся назад. Сквозь непроглядную черноту проступало бледное лицо деда, преследующего меня последние несколько дней. Он улыбался мне своей беззубой улыбкой. Красные десна с гнилыми зубами и крючковатым носом медленно приближались ко мне. Овальное лицо играло и переливалось, словно отражение…Отражение! Я махнул рукой, будто отгоняя от себя приведение. Гримаса старика исчезла, словно смытое изображение.

— Ты теперь мой! Навсегда! — я крутнулся на месте, чувствуя, как мерзкий холодок заползает мне под рубашку. Мурашки побежали по телу густой волной. Лицо деда было совсем рядом. Ощущения насквозь реальными! Я чувствовал запах гнили из его кривого рта и сладковатый запах разложившегося тела.

— Пошел к черту! — проорал я, ломанувшись сквозь его тень, зажмурив глаза от страха. Сердце билось так, будто хотело выскочить из груди. Мне пришлось сделать несколько неловких шагов через силу, пробиваясь через густой кисель тьмы. Ноги стали ватными и будто бы не моими.

— Пошел к черту! — снова крикнул я, напрягаясь изо всех сил. И вдруг тьма отступила, подалась назад, открывая сквозь себя мне длинный темный коридор. Где-то над ухом металась тень старика, нудившего про то, что я теперь его навсегда. Черта с два! Мы еще поборемся!

Я рванул по этому коридору, куда глаза глядят, справедливо рассудив, что хуже, чем рядом с этой тенью уже не будет. Коридор оказался не длинным. Это я понял сразу, как только мои ноги подозрительно быстро заскользили, а сквозь полуприкрытые от страха глаза, ударил свет. Я нелепо взмахнул руками, заплясал, как корова на льду, чувствуя, как ноги разъехались в стороны.

Сильнейший удар о твердую гладкую поверхность, отдающую холодом.

— Ты порвал завесу! — заревел надо мной разозленный голос.

Этой фразы мне хватило, чтобы вскочить на ноги и снова побежать. Перед глазами замелькали сотни моих отражений. Я снова был в этом странном зеркальном лабиринте, снившимся мне каждую ночь в кошмарах Только теперь чисто интуитивно, мое сознание подсказывало куда бежать. Свернул влево, в небольшое ответвление, потом еще в одно. Позади меня раздался отчаянный крик, полный непереносимой боли.

— Вернись! Ты теперь мой! — старику было, видимо, очень больно.

Я оглянулся, хотя все мое естество просило не останавливаться. А продолжать этот сумасшедший бег. Искаженное тысячами зеркал отражение страшного деда преломлялось на свету этого лабиринта. Он отражался в полу, потолку, в каждой стене. Старик заметался, отчаянно ища выход. Снова закричал, забился под полированной поверхностью, плавно перетекая из одного зеркала в другое. Похоже, сейчас ему до меня не было никакого дела. Ну и хорошо! Довольно улыбнувшись, я быстрым шагом стал идти в ту сторону, в которую мне подсказывала моя интуиция.

Мои отражения были повсюду. Только, если вначале они мне казались однотипными. А какими же еще? Коли в них отражаюсь я — Саша Дворкин, то теперь, приглядевшись, я обнаружил довольно странную вещь. В каждой створке зеркало было мое совершенно новое отражение. Остолбенев, я замер на месте, разглядывая похожего на меня, как две капли воды мужика, только одетого в расшитый позолотой кафтан. На голове лисий малахай, на поясе кривая сабля. Отражение мне весело улыбнулось, подмигнув МОИМИ глазами. Откуда только появились тонкие щегольские усики на моем круглом лице?

Во втором отражении был снова я. Теперь в виде респектабельного бизнесмена высшего звена. На мне одет аккуратно сшитый, хорошо сидящий на мне костюм — троечка, гладко причесанный пробор на виске и улыбка человека, у которого жизнь явно удалась.

— Вот это да… — ошарашенно промолвил я и шарахнулся в сторону, опасаясь, как бы снова на горизонте не появился сумасшедший старик со своими истеричными криками. — А ну-ка что тут у нас…

Чуть дальше я был в образе офицера НКВД. Фуражка с синим околышем, ястребиный взгляд устремлен куда-то сквозь меня. Начищенная портупея даже блестит и режет глаза, у рта пролегла тонкая линия морщин. Под глазами набрякли веки от постоянного недосыпания.

Такого я не ожидал! Шагнул дальше, совершенно потерявшись в лабиринте моих двойников и отражений. Замотал отчаянно головой, пытаясь собраться с мыслями.

Сашенька, успокойся, это всего лишь сон. Жуткий кошмар, который растает к утру! Пришлось мне уговаривать самого себе. Мозг кипел от переизбытка информации. Тысячи лиц стали сливаться в одно. Голова закружилась! Сделал несколько неловких шагов вперед, но ноги подкашивались.

— Черт… — прошептал я, выдыхая. — Это всего лишь наваждение…

— Это игра отражений! Ты порвал завесу! — долбанный старик все-таки нашел меня, заставили подпрыгнуть от испуга. Его дряхлая морда висела у входа в зеркальный коридор, почему-то не стремясь подобраться поближе. — Ты теперь мой!

— Да отстань ты от меня! — прокричал я в ответ, сделав шаг назад. И вдруг я ощутил, как мои ладони коснулись холодной полированной поверхности. Пальцы словно увязли в зеркале, будто их залили свинцом. Я сделал рывок вперед, но вывернутые руки отозвались острой болью. — Что же это такое?! — в сердцах сказал я, оборачиваясь на зеркало.

Отражение было моим. То есть тем самым Сашей Дворкиным, который мирно спал у себя в спальне в городе Харькове, видя очередной кошмар. Даже футболка имела на воротнике красное пятно от пролитого вина.

Уж ему-то я оправдывался как родному. Сделал несколько движений вперед. Но зеркало не отпускало. Мой двойник в нем идиотски улыбался, как завороженный.

— Ты теперь мой! — неожиданно свет в зеркальном лабиринте погас, будто разом выключили электричество. Неясными тенями заметались мои отражения по зеркалам. Старик захохотал. От его хохота захотелось куда-нибудь исчезнуть, испариться, так как ничего хорошего этот смех мне не предвещал.

— Тебе не скрыться, смертный! — тень деда метнулась вперед, стремясь если не пронзить меня насквозь, то хотя бы задеть. Чутье мне подсказывало, что позволят это делать никак нельзя. Только, как тут сопротивляться, когда руки намертво застряли в зеркале? Я совершил несколько бесполезных рывков. Тень приближалась. Была не была! Оперся на зеркало, чувствуя, как медленно погружаюсь в какое-то холодное стального цвета вещество. Сначала туда провалилась спина, потом я затылком ощутил, лед своего собственного отражения.

Дед был уже совсем близко! Я оттолкнулся ногами назад, погружаясь с головой, на всякий случай задержав дыхание. И правильно сделал! Легкие свело резкой болезненной судорогой. Меня сковало, словно ледяной коркой. Шевелить мог только глазами. По ту сторону зеркала металась разозленная тень старика, несомненно огорченная таким поворотом событий. Я слышал приглушенные вопли, но отдельных слов разобрать так и не сумел, погружаясь в лед отражающей поверхности.

Будь, что будет, решил я, закрывая глаза. Сил сопротивляться и бороться больше не было. Если это сон, то совсем скоро я проснусь! А если это просто плод моего больного воображения, то пора, действительно, обращаться к психиатру, потому что видеть такое — это уже диагноз и прямой путь в «пятнашку».

В легких заканчивался запас воздуха. Стало легонько покалывать в груди, в горле засел тугой плотный комок, захотелось просто вдохнуть. Глаза полезли изо орбит, испытывая почти нечеловеческое напряжение. Еще секунда и я умру, подумалось мне. Ни один человек не может дышать зеркалом, тут и воздуха-то нет…Ну и пусть…

Я с шумом втянул в себя воздух открытым ртом, одновременно открывая глаза, дернувшись всем телом в агонии. Как ни странно, но легкие заработали, а я не умер от отсутствия кислорода.

— Твою мать! — громко на всю квартиру выругался я.

Вокруг меня была родная спальня. Тускло светилась лампа на прикроватном столике. Одеяло сползло на пол, а часы на стене мерно тикали, отмеряя последние утренние часы блаженного сна. Краем глаза отметил, что уже почти утро. Я благополучно пробродил по зеркальным коридорам практически всю ночь, перепугавшись насмерть, уже готовясь умереть, затерявшись в этом бесконечном лабиринте отражений.

Половина шестого…Вспомнил, что мне сегодня не на работу и откинулся на подушку. Постель была мокрой от пота. Глаза и уши горели. Мне показалось, что в квартире ужасно душно. Прошлепал босыми ногами к окну и отворил его, поставив на вентиляцию. Вот так-то лучше! Умыться бы…Но никакого желания заходить в ванную к проклятому зеркалу у меня не было.

Может снять его? Повесить старое и вернуться к нормальной жизни обычного человека? Было бы хорошо…Только я был не уверен, что это мне поможет. Проблема в моей голове! А проблемы головы надо лечить у специализированного врача. Сегодня же запишусь на прием! Хватит мучить себя и своих близких…

Кстати о близких…Я вышел в коридор, заметив, что на кухне горит свет. Набрал в кране водички и с удовольствием отхлебнул половину кружки. Жена сидела за столом, копаясь в телефоне.

— Доброе утро! — поздоровался я, насыпая в ложку себе заварного кофе, которое в свое время Светка и приучила меня пить.

— Привет, — сухо поздоровалась она, не отрываясь от голубоватого экрана.

— Чего так рано встала? — аромат свежезаваренного кофе распространился по всей комнате. Я с наслаждением вдохнул обалденный запах арабики.

— Заснешь тут.. — хмыкнул она, отложив на краешек телефон. — Дворкин, что происходит?

— А что такое? — сделал я невинные глаза, уже понимая, что от серьезного разговора и разбора полетов за неделю мне не отвертеться.

— Ты себя вообще нормально чувствуешь? Ночами орешь, как ненормальный про какие-то зеркала, ни мне ни Мишке спать не даешь, не говоря уже об маме…

— Эльвира Олеговна… — начал было я.

— Не придирайся к словам! — резко повысила голос Светлана. — Ты прекрасно понял о чем я. Сначала эта история с нашим утоплением на лодке в Змиеве, потом эти фантики, — она кивнула в сторону лежащих на столешнице разноцветных оберток от конфет, которые Мишка заботливо подобрал в коридоре и сложил для своих собственных одному ему известных игр.

— Свет… — я вздохнул, сделав приличный глоток кофе. — Ты только пойми…

— Я уже десять лет, только и делаю, что понимаю! — она махнула рукой, разозлено грохнув чашку об стол, брызги горячего напитка разлетелись во все стороны, попав на мирно лежащего возле нас Кекса, который тут же с визгом испарился где-то в коридоре.

— Все действительно очень серьезно… Нервы по какой-то причине начали сдавать и мне понадобится, скорее всего, медицинская помощь.

Светлана побледнела, изменившись в лице.

— Все настолько серьезно? — уверен, что в этот момент ее маленький компьютер уже просчитывал все возможные болезни, степень их опасности и прочее специфические вещи.

— Я не сплю.

— Это не повод!

— Мне снятся кошмары, — пояснил я.

— Кошмары снятся и мне, но я не обращаюсь к медикам…

— Свет…

Жена разозлено встала и вышла прочь из кухни, оставив на столе не допитую чашку кофе.

Отлично…Еще мне этого не хватало! Теперь кругом моя жизнь напоминает затянувшийся кошмар, из которого, похоже, нет выхода. Кроме того, который придумал я себе сам. Вздохнул, ополоснув водой лицо из раковины в кухни. Идти в ванную желания не было. Зашел в спальню, где уже одетая и готовая к выходу стояла Светка. Ей сегодня надо было дежурить, потому она была собрана и готова ко всему, как граната с выдернутой чекой.

— Свет, — я попытался ее обнять, но она ловко увернулась от моих объятий, пройдя к двери. Так ничего и не сказав, вышла из квартиры.

Взглянул на время, половина восьмого. Еще есть возможность выяснить адрес ближайшего психиатра. Хватит мучиться и мучить других! Быть может специалист поможет найти ответы на мучащие меня вопросы.

Гугл изобразил на карте несколько частных кабинетов, расположенных в радиусе пары километров от квартиры. Один из них привлек мое внимание вывеской «Семейный психолог». Это не отдавало психушкой, а чем-то из американских фильмов, когда пара, у которой наметился разлад в семье приходит к врачу, и тот путем хитрых манипуляций возвращается их в семейное русло.

Доктор работал, как и положено, с восьми утра и принимал на Маршала Жукова во одной из многоэтажек, расположенных возле автодороги до самого кинотеатра «Киев». Я быстро и решительно оделся. Заглянул в кошелек, где болтались несколько сотен гривен. Не особо жирно, но, думаю, что на один прием мне хватит. Постучался в комнату к Эльвире Олеговне, которая самым активным образом дрыхла, до раннего утра смотря сериалы на ноутбуке, а теперь восстанавливая сонно-бодрствующий баланс.

— Эльвира Олеговна! — тихо позвал я. Бесполезно! Никакого ответа! Только грозный рык могучего храпа из горла любимой тещеньки.

— Эльвира Олеговна! — позвал я чуть громче.

Дверь в зал, где спал Мишка открылась. В проем выглянуло заспанное лицо малыша в короткой уже для него пижаме и взлохмаченными волосами. Он тер сонные глаза, еще не совсем осознавая, где он.

— А ты уходишь, Саша? — спросил он, наконец меня рассмотрев.

— Да, Миша, меня срочно вызвали на работу. Так что закрой, пожалуйста за мной дверь!

Я выскочил из квартиры, избегая дальнейших расспросов. Замер на лестничной клетке, дождавшись пока в замке с легким щелчком повернется ключ. Легко сбежал по ступенькам навстречу проливному дождю, который еще со вчерашнего вечера поливал совсем по-осеннему.

На улице было сыро и слякотно. Холодный ветер трепал не одетый капюшон. Косые ледяные струи воды с грохотом били по лицу, заставляя отворачиваться. Да! Не самую хорошую погоду я выбрал для посещения психиатра.

Остановка общественного транспорта была от дома довольно далеко, потому пока я дождался нужную мне маршрутку, пока добежал до остановки, пока уселся на уже мокрое сидения с меня прилично текло и противно хлюпало в ботинках, правый из которых неожиданно отклеился и «запросил каши».

За оном маршрутке ничего не было видно, внутри набилось столько народа, что моментально стало жарко. В общем я прикрыл глаза и включил плеер на телефоне, наслаждаясь старым добрым «Океаном Эльзы».

На самом деле от того места, где я живу до Маршала Жукова минут пятнадцать небыстрой ходьбы, не по такой же погоде? Пришлось трястись в общественном транспорте, потом через переход метро и на проспект, к дому, который находился в самом углу тенистой аллеи.

Скромная и невзрачная вывеска, металлические ступеньки, на которых курил респектабельный мужчина в черном пальто. На стоянке рядом с домом теснились иномарки всех видов и размеров. Я аккуратно обошел мужика, открыв дверь в частный кабинет психологической помощи, оказавшись в небольшом тамбурке, где на мягком диване сидели три экзальтированные дамочки с ног до головы обвешанные бриллиантами и один седовласый солидный представитель мужского пола. Я невольно почувствовал себя неловко в куртке с засаленными краями, купленной в секонде по сходной цене, в этой компании, пожалев, что взял на прием мало денег.

— И кто крайний? — наконец решился спросить хоть что-то я, искренне надеясь, что это все харьковчане, которые тем и отличаются от остальных украинцев тем, что всегда готовы помочь.

— Я, молодой человек, — произнесла одна из дамочек с серьгами в ушах, стоимость которых превышала цену моей квартиры. Под глазами у нее залегли мешки, на лбу прорезалась глубокая линия морщин, видимо, только с помощью пластики она сохраняла тот самый респектабельный вид, который меня сначала поразил.

Скромно сел в углу, посмотрев на экран телевизора, на экране которого, скорее всего, в целях релаксации показывали какие-то цветочки, яркие пейзажи, как в караоке, под томную медленную музыку. Видимо, я действительно псих, по тому, как зрелище это меня увлекло, я тупо пялился на экран, не заметив, как подошла моя очередь, а за мной уже заняло три человека.

Из кабинета выглянул необъятных размеров мужчина в круглых очках-половинках и деликатно кашлянул, призывая следующего в кабинет. До меня не скоро дошло, что следующий — это именно я.

В кабинете пахло какими-то травами, горел теплый ненавязчивый свет. В углу стояла мягкая кушетка, по центру стол, за которым восседал тот самый толстяк, вызвавший меня на прием. Он был практически лыс, только кое-где топорщились гневно жидкие седые волосики. Три подбородка низко свисали до самой грудной клетки. Он тяжело дышал, страдая одышкой. Лицо у него было покрыто красными пятнами, видимо от того, что такой вес носит каждый день за собой тяжеловато.

— Добрый день! Чем вам могу помочь? — любезно поинтересовался он, рассматривая меня столь внимательно, что в какой-то момент я ощутил себя препарированной бабочкой на столе у ученого.

— Видите ли… — замялся я, присев на краешек стула напротив. — У меня появилась некоторая проблема…

— Все ко мне приходят ко мне со какой-либо проблемой, — мягко улыбнулся психолог, обнажив желтые от частого курения и употребления кофе зубы, — вы не стесняйтесь, рассказывайте по порядку! Что вас беспокоит?

Вот тут-то я и выложил все как на духу о своем наболевшем, о романе, который неожиданно образом сбывается, о бесконечном беге по зеркальному лабиринту, о непонятном старике, которого я вижу каждое утро в зеркале, обо всем, что случилось со мной в эти несколько дней.

Психолог слушал внимательно, не перебивая меня, лишь изредка задавая уточняющие вопросы. Наконец, когда я выдохнул, закончив, откинувшись на спинку стула. Он поднял очки к себе на лоб и устало потер глаза.

— Право слово, очень интересный случай… — пробормотал он, раздумывая над чем-то.

— Все настолько плохо? — дрожащим голосом спросил я, внутренне готовясь к самому худшему.

— Нет, что вы! Боже упаси! Вы будете жить, любить и наслаждаться всем вокруг в тех же самых красках, что и раньше. Просто мне впервые приходится сталкиваться со столь разнообразной гаммой видений и галлюцинаций…

— То есть я все-таки псих? — обреченно спросил я.

— Нет, Александр Сергеевич Дворкин, вы не псих! Это болезнь называется немного по-другому…Вы просто немного переутомились, распереживались, что дало толчок к проявления… ээ… некоторых особенностей вашего организма. Вы, как натура чувствующая, писательская, слишком близко все принимаете к сердце и в итоге у вас появилось нечто, очень похожее не нервный срыв, который порой вызывает приступы галлюцинации и шизофрении…

— Все-таки псих… — обреченно опустил голову я.

— Что вы! Психи лежат в специальных палатах под строгим контролем и наблюдением. Вы всего лишь слишком ранимый человек. Мы с вами попьем недолго хорошие таблеточки, и у вас все наладится… — доктор с улыбкой протянул мне пачку каких-то желтеньких таблеток, похожих на Аскорбинку. Утром и вечером, два раза в день после еды! — с улыбкой проговорил психолог.

— Да, конечно… — растерялся я. — Сколько я вам должен?

— Молодой человек, придете через неделю на прием, там и посчитаемся! — доктор тяжело встал со своего места, провожая меня до двери. Во вспотевшей ладошке я нервно сжимал пластинку таблеток.

— До свидания! — улыбнулся он мне напоследок и в его улыбке я неожиданно для самого себя рассмотрел хищный оскал деда из своего видения в зеркале. Помотал головой, отгоняя прочь наваждение. — Вам плохо, мой дорогой? — рука, взявшая меня под локоть была старческой и уродливой, покрытой сморщенной кожей и почти черными венами. Я отшатнулся, вырвав локоть из цепких пальцев.

— Точно все нормально? — поинтересовался доктор, ставший снова самым обычным жизнерадостным толстячком.

— Да, все отлично, — нервно сглотнул я, пятясь к двери. К черту после обеда! Таблетки надо принимать уже сейчас! Вылетел пулей из кабинета, задев плечом какого-то крепыша в кожаной куртке. Мимоходом извинился и уже на ступеньках сумел совладать с собой. Быстро достал таблетки и проглотил, не запивая. По лицу колотил холодный дождь. Пора домой.

 

ГЛАВА 8

На улице народ куда-то бежал по своим делам, меся жидкую грязь подошвами туфелек, ботинок и резиновых сапог. Звенели зонты под плотными струями дождя. Прохожие жались друг к другу, как цыплята на насесте под короткими крышами магазинов и банков, расположенных по проспекту Маршала Жукова.

Я выбрался на улицу и, не обращая на льющийся с разгневанных небес дождь, вздохнул глоток свежего воздуха. После затхлого помещения у домашнего психолога он, весь сырой и холодный, пропахший выхлопными газами, показался верхом блаженства.

Перед глазами стояло лицо толстяка медленно расплывающиеся в пространстве, словно искажающееся, а под ним мерзкий старик. Я вздрогнул, ощутив приступ липкого страха. Или это дождя по спине тек вполне себе сильный и самостоятельный ручеек холодной воды? Сделал несколько шагов по улице, не обращая внимания на лужи под ногами. Тарахтя, проехал по проспекту старенький троллейбус. Его обогнал черный мерседес, окатив стайку ребятишек, идущих со школы, с ног до головы мутной водицей, но это их не расстроило, а, кажется наоборот, развеселило.

— Простите, с вами все нормально? — я обернулся назад. Позади меня стояла миловидная, совсем еще юная девушка в яркой болоневой куртке.

— Да, я просто задумался, — пришлось объясниться мне, поймав себя на мысли, что я уже несколько минут стою перед проезжей частью столбом.

Девушка улыбнулась и поспешила по своим делам. Смотря ей вслед, я обнаружил, что что-то происходит с моим зрением. Красивая ладная фигурка начала расплываться, медленно меняя очертания, двоясь, как в дешевом кино. Встряхнул головой, отгоняя наваждение, почувствовав слабость во всем теле. Такого у меня еще не было! Люди вокруг стали исчезать, потом снова появляться. Мир крутился вокруг, как сумасшедший. Я покачнулся и ухватился за фонарный столб.

— Мама, смотри, дяди плохо… — совсем рядом со мной под зонтом с Микки Маусом стоял мальчишка, держа за руку невзрачную мамочку.

— Дядя просто сильно выпил, сынулек! — коротко бросила она, поспешив перейти дорогу подальше от меня. А я, действительно, чувствовал себя изрядно перебравшим. Только огромным усилием воли, держась на ногах, стараясь, чтобы земля с протекшим небом не поменялись местами.

Дойти до дома я не смогу — это факт. Придется ловить такси. А кто же остановит грязному и мокрому прохожему, который ведет себя довольно неадекватно? Времена нынче неспокойные, так что надеяться не на что.

Я медленно побрел через проспект, не обращая внимания на назойливые клаксоны водителей, возмущенных таким поступком. Они слышались мне, как сквозь ватную подушку. Голова становилась все тяжелее и тяжелее! Что же за «колеса» подкинул мне семейный психолог, если меня так плющит от них?

Кое-как добредя до метро, я почувствовал себя лучше. По крайней мере, мир не обещал опрокинуться. Тошнить перестало, а люди не двоились в глазах. В ушах остался легкий шум, да голова была тяжелой, как после хорошей пьянки.

Полицейский на входе покосился на меня, оценив мой размокший вид, но ничего не сказал. В длинном полутемном вестибюле половина была точно таких же, прячущихся от разбушевавшейся осенней непогоды.

Поезд подъехал почти сразу. Я уселся с краю, стараясь немного отвлечься. Что значат мои видения? Как зеркало связано с моим романом? И что за старик меня преследует, не давая жизни? Пока ответа не на один из этих вопросов ответа я так и не нашел, уверив мимоходом всех окружающих в своей полной и окончательной шизофрении.

Метро довезло меня практически до работы. Никакой охоты появляться на «Турбоатоме» у меня не было. Не хватало, чтобы и там все решили, что я повредился умом. Дождь практически перестал лить. Осталась от него только легкая морось, да глубокие грязные лужи по всему Харькову. Люди выдахали ртом клубы пара, придавая окружающему миру атмосферу всемирного похолодания. Толпились на остановке, мечтая о глотке горячего кофе и места в теплой постели рядом с любимым человеком. Кстати о кофе…

«Кулиничи», где все началось, были пусты. Только за дальним столиком в углу сидела пара школьников, уплетая круасаны. Я открыл дверь, отдавшись теплой волне горячего воздуха калориферов. Наконец-то…Поймал возмущенный взгляд продавщицы, одновременно все поняв. Она меня помнила! Помнила, что именно я подсунул ей вместо денег кучу фантиков. Пусть и не по злому умыслу.

— Ах ты, сволочь такая бесстыжая! — заорала грузная тетка, выбираясь из-за прилавка.

Я сделал шаг назад, чувствуя, как школьники заулыбались, ожидая веселое представление.

— Я тебе сейчас…Будешь знать, как честных людей обманывать, гипнотизер х…нов!

Ну не объяснять же ей, что это все мой роман или зеркало, висящее в ванной, или все вместе взятое? Вот смеху будет! Нет! Я рванулся назад и побежал по проспекту к торговому центру напротив.

— Держи вора! — вот такое мне кричали в спину впервые. Было стыдно так, что щеки загорелись огнем. Я угнул голову в плечи и быстрым шагом поплелся домой через узкие лабиринты Московского вещевого рынка.

Меня он всегда поражал отсутствием покупателей. С появлением «Барабашова» эта торговая точка захирела, и теперь сюда торгаши собирались исключительно пообщаться между собой, попить кофе и померзнуть на холодном ветру.

Слева прогудела электричка, громыхая колесными парами на стыках. Метро делала какие-то одному дежурному диспетчеру известные маневры. Мир не обращал на меня больше никакого внимания. Заброшенными переулками и огородами хозяйственных харьковчан я выбрался к себе на улицу. Грязный, мокрый и ужасно недовольный…

Джинсы безнадежно испачкались, куртка насквозь промокла, в ботинках хлюпало.

— Привет, Санек! — соседка Шушка курила возле подъезда в одном махровом сиреневом халате. — Откуда ты такой красивый?

— Да, — отмахнулся я, — на работе были кое-какие дела. Надо утрясти…

— А тебя Эльвира Олеговна искала…

Я сунул в карман куртки руку и нащупал телефон. Действительно, на экране светились пять пропущенных от тещи. Блин! Когда зашел к психологу, то автоматом выключил на беззвучный телефон.

— Срочное совещание, не мог ответить! А что — то случилось? — я потянулся к Шушкиным сигаретам, так как мои окончательно размокли, превратившись в непонятную кашицу. Сашка подкурила мне сухими спичками, так как мои, канули в лету, так же как и сигареты в неравной борьбе с непогодой.

— Она сказала, что они поехали с Мишкой в школу.

— Поехали?

— Андрей приехал и забрал их.

— Понятно…

Настроение испортилось окончательно. От имени Андрей последние десять лет у меня было именно так. Он бывший муж мой Светы и отец Мишки. Жуткая ревность накатывала на меня волной только лишь от одного упоминания этого имени. А вот Эльвира Олеговна имела довольно неплохие отношения со своим зятем, хоть бывшим, стараясь, впрочем, при мне этого не показывать.

— Дождь же… — укоризненно на меня посмотрела Шуша, которая без сомнения все поняла. Слишком долго мы с ней дружили.

— Я все понимаю… — кивнул, выбрасывая наполовину выкуренную сигарету в грязную лужу. Об асфальте на нашей улице слышали последний раз наверное в году пятидесятом, а видели и того раньше, если видели.

— Санек!

Я махнул рукой и побежал в подъезд. Снова начал накрапывать дурацкий дождик. Мокнуть уже не было сил. Сейчас наберу горячую ванну, заварю кофе и… мысль о ванной навела меня на зеркало с таинственным стариком. Хватит прятаться, как страус от проблем, зарывая в голову в песок, надо уже выяснить, что это за старик и чего он от меня хочет!

В подъезде встретился с еще одной соседкой с первого этажа тетей Светой. Она ядовито улыбнулась мне, своей ехидной приторно-вежливой улыбкой, пожелав хорошего дня. Почему-то я ее не выносил. Да она меня, наверное тоже, но оба каждый раз при встрече соблюдали минимум приличий.

Поднялся к себе на второй этаж, отпер входную дверь. В коридоре было раскидано все, как после Мамаева нашествия. Так всегда, когда Мишку собирает Эльвира Олеговна. Более несобранной парочки я еще не встречал. Джинсы валяются на полу. Кофты и свитера на кресле, на них уютно устроился Кекс, рассматривающий меня косыми янтарными глазищами.

Сбросил ботинки. И включил воду в ванной, стараясь не смотреть на запотевшее зеркало. Скинул мокрую одежду, наслаждаясь спокойствием, пришедшим неожиданно в мою взбудораженную голову. То ли таблетки психолога подействовали, то ли стало просто умиротворенно от принятого решения во всем разобраться самому.

— Врешь — не возьмешь! — погрозил я в пустоту кому-то неизвестному, погружаясь в горячую ванную.

Тело обняла теплая вода. Я погрузился с головой, задержав дыхание. Как же хорошо! Томная нега разлилась обжигающей волной по всему телу. Холод отступил, расслабляя мышцы рук, превращая мое тело в кляксу, расползшуюся по белой поверхности узкой ванны. Стало спокойно и хорошо. Все проблемы ушли на второй план. Даже злобный старик не мерещился мне за каждым углом. И что было этому причиной? Чудотворные таблетки психолога? Или просто принятое окончательное решение во всем разобраться?

В таком положении безвольной амебы я пролежал около получаса. Пока вода в ванне не начала остывать, а мое тело пробивать легкая дрожь. Несмотря на все заверения городского и областного начальства, в домах пока еще топили не на полную мощь. С брызгами вылез из душистой пены, включил горячий душ, смывая с себя ее остатки. Словно заново родился!

Замутненное паром зеркало ничего не отражало. Сквозь мокрые капельки конденсата метались по его гладкой поверхности неясные тени.

— Сейчас все будет, — заверил я их, быстро облачаясь в повседневную одежду. Страха не было…Было ощущение каких-то глобальных перемен в жизни, будто делаешь шаг из кабины самолета в пустоту. И хотя за спиной у тебя парашют и ты уже набрался смелости, но все равно как-то скребут на душе кошки, ноет под ложечкой, а голова от нервных мурашек чешется. Полностью готовый ко всему я взял в руки полотенце. Чтобы протереть поверхность зеркала. Конечно, Светка будет ругаться из-за разводов, ну и пусть! Еще неизвестно, чем моя эскапада закончится для нашей маленькой семьи. Глубоко вздохнул и смахнул капельки пара со своего отражения.

Вот и я. Распаренный после ванной, с красным носом картошкой и пухлыми щеками. Глаза цепко и внимательно смотрят куда вглубь меня. Губы крепко сжаты. И никого больше! В отражении я был совершенно один! Никакого деда! Никаких криков и погони, все чинно и благородно! Неужели у меня были все это время какие-то галлюцинации? Неужели я, и правда сумасшедший? Псих?!И таблетки мне просто помогли? Я закрыл глаза, сильно зажмурившись.

А когда открыл…В отражении со мной над правым плечом расплывалась в потеках пара лицо отвратительного деда. Я, к своему удивлению, был рад его видеть, несмотря ни на что!

— Ты теперь мой! — радостно осклабилось жуткое отражение.

— Пошел к черту! — я коснулся рукой зеркала, чувствуя, как и раньше, холодное прикосновение полированной поверхности. Кончики пальцев погрузились в него почти по кисть.

Отражение деда злобно ощерилось, что-то забормотало, но я решительно сделал шаг вперед, ощущая обжигающий холод в руке, с трудом проталкивая себя внутрь. Неожиданно сопротивление ослабло. Пальцы поймали руками пустоту. Мое тело швырнуло вперед, затягивая, как в омут, меня в зеркало. Помимо своей воли я заорал, чувствуя, как все мышцы корежит и ломает. Секунда! И я оказался в зеркальном лабиринте, только теперь по своей собственной воле. Снова на стенах заплясали мои отражения. Блеклый свет, появляющийся ниоткуда, преломлялся в отражениях, принимая причудливые формы, словно в комнате страха в цирке. Теперь я не боялся. Мне просто необходимо было разобраться со всем этим! Решить вопрос о своем душевном здоровье раз и навсегда!

Коридор был пуст, но отчего-то я был уверен, что старик здесь и наблюдает за мной через одно из сотен моих отражений.

— Ты где? — закричал я, чувствуя, как голос предательски все же дрогнул, сорвавшись на фальцет. — Нам надо поговорить! Чего ты хочешь? Оставь меня и мою семью в покое!

Эхо оттолкнулось от стен, вернувшись ко мне вовсе причудливым звуком, в котором из всей фразы я сумел разобрать только «ое».

— Где ты, проклятый старик?! — я ударил кулаком по одному из зеркал, а оно немедленно среагировало, помутнело, превращаясь в омут. Сквозь искажение множества отражений, в которых мелькали суетящиеся тени каких-то незнакомых мне людей и техники, я рассмотрел отдаленный силуэт моего старика. Только теперь это был не страшный старик с беззубым ртом и высохшим телом, покрытым красными вскрытыми язвами, а вполне себе благообразный джентльмен с тростью в руках, высоком цилиндре и чистой манишке. Он стоял на улице, мощенной брусчаткой, приподнимая головной убор в знак приветствия и улыбался. Мимо пролетали сумбурно и с неожиданной скоростью сотни времен, людей и событий, тенями мельтешившие перед ним. В ушах настойчиво зазвучал его чуть хрипловатый голос:

— Хочешь узнать, шагни в мое Зазеркалье!

Я остолбенело наблюдал за всем этим, не решаясь на последний шаг. Страх сковал меня. Я боялся потеряться в том мире, который предлагал мне старик. Мысленно уговаривал себя, утешая тем, что смогу вернуться назад в любое время, а потом с криком шагнул вперед, ни на что уже не надеясь, подчиняясь только голосу, властно зовущему меня из ниоткуда. То же самое ощущение холода. Какая-то тень прошла сквозь меня, не заметив даже, что мы столкнулись, вдалеке я разобрал силуэт той самой старухи, продавшей мне зеркало на Коммунальном рынке.

— Постой! Стой же! — заорал я ей вслед, рванувшись за ней, но поток неумолимо тянул меня к старику, который терпеливо ждал меня на улице по ту сторону Зазеркалья.

Меня словно выплюнуло наружу, в другой мир, в другое измерение, в другое пространство, или что-то похожее, то о чем я любил читать, увлекаясь фэнтези. Это я понял почти моментально. Все вокруг меня было насквозь реальным, задев меня плечом, мимоходом извинившись, прошел городовой с настоящей саблей на боку и красивом мундире. Цокот копыт лошадей, тянущих кареты, медленно плывущих по Сумской поразил слух, привыкший к реву автомобильных двигателей. Чинно и благородно прохаживались господа с дамами под зонтиками, раскланивавшиеся со знакомыми. Мальчишка газетчик кричал о том, что в продажу поступил свежий номер «Харьковских известий». Дворник в чистом переднике смахивал опавшую листву с обочины дороги.

Неизвестный мне мужчина приветливо улыбался мне с другой стороны дороги. Изредка его от меня скрывали проезжающие мимо экипажи и двуколки. Я подумал, что в футболке и спортивных штанах выгляжу в этом мире, как минимум странно. Ощупал себя. Но злобный старик все продумал заранее. На мне был сюртук из добротной шерсти. Белые перчатки и такой же цилиндр на голове, как и у моего невольного зеркального знакомого. На шее повязан белоснежный галстук, в рукавах вставлены дорогие запонки с каким-то камнем похожим на сапфир.

— Доброго ранку, пан Дворкин! — поздоровался со мной через всю лицу мужчина, помахав мне цилиндром.

Я перебежал через мощенную улицу, напоминающую чем-то мне Сумскую. Остановился в нескольких шагах от него, приподняв вежливо цилиндр.

— И вам здравствуйте…Уж простите, не знаю, как вас зовут… — зло проговорил я. Меня не оставляла нереальность происходящего, какая-то непонятная игра, словно смотрю пьесу про девятнадцатый век в театре. Все вокруг было каким-то чужеродным, прилизанным, а я уже хотел обратно, в своей родной Харьков двадцать первого века.

— Прошу прощения, что не представился вам раньше, Вышицкий Константин Афанасьевич — ученый.

— Вот и познакомились, — резюмировал я злым голосом, — а теперь расскажите мне Константин Афанасьевич чего вы от меня хотите? Что это за зеркало? Как такое возможно? И…

— И не сумасшедший ли вы? — добавил за меня Вышицкий, слегка улыбнувшись. — Нет, вы не сумасшедший. Этот мир, как и те, в которых вы умудрились побывать, лишь самая доподлинная реальность, называемая Зазеркалье. У каждого оно свое. Мое вот такое, — он обвел руками улицу, на углу которой я все-таки рассмотрел табличку Сумская. Ваше же полно приключений и событий, которые вы сами желает видеть в своей скучной и невзрачной жизни обычного инженера…

— То есть мой роман…

— Ваш посредственный, скажем прямо, роман всего лишь роман, — жестом Вышицкий предложил мне прогуляться вверх по улице. Ошалело моргая, я последовал за ним, внимательно вслушиваясь в каждое слово. Незаметно для пана ученого я себя ущипнул, но так и не проснулся. — Я не виноват, что вы мечтаете именно о том, о чем пишете. О разбойниках, кладах и кораблекрушениях…Вы неисправимый романтик! — он засмеялся, и я заметил, что смех у него остался таким же мерзким, как и в зеркальном лабиринте отражений. — Зазеркалье всего лишь представило вам ВАШ вариант жизни.

— Но зачем? Зачем это все? Даже если это все реально, я не психопат, я не понимаю одного, зачем?! — я практически заорал. Люди начали на нас оглядываться. Одна матрона в старинном капоре даже укоризненно покачала головой, проследовав мимо, гордо задрав голову.

— Зачем? — переспросил Вышицкий, оглядев меня с головы до ног, пристальным взглядом купца выбирающего лошадь. — Понравились вы мне…

— Это не ответ.

— Я очень долго занимался зеркалами, изучал их, экспериментировал, пока не пришел к выводу, что только с помощью них можно открыть секрет вечной жизни.

— Вы бредите! Вы такой же псих, как и я! Немедленно верните меня обратно! — я остановился, скрестив руки на груди. — И забудьте о моем существовании!

Вышицкий засмеялся, повернувшись в мою сторону.

— Ну хорошо…Если вы не против, я кое-что вам покажу, а потом, если вы сочтете нужным, то вернетесь в свой захудалый мир, где вы всем недовольным, где вы живете с тещей, которая любит больше своего второго зятя, чем вас, где Мишка называет отцом не вас, а своего родного отца, где жена пилит вас за маленькую зарплату, а карьерного роста так и не предвидится. Вы немедленно вернетесь в мир, где не оставите после себя НИЧЕГО кроме груды посредственных романов и неприметного холмика с крестом, за которым даже некому будет поухаживать…Я обещаю вам это!

— А взамен? — насторожился я. Слова Вышицкого больно резанули по сердцу. Он угадал все мои мысли, все мои переживания, точечно надавив на самые больные точки.

— Ничего…

— Так не бывает. Вы сильно уж похожи на…

— На дьявола? — улыбнулся Вышицкий. — Бросьте, я несколько знаком с вашим временем, у вас не модно верит ни в черта ни в Бога. Я всего лишь ученый, который хотел бы помочь хорошему человеку, запутавшемуся в своей жизни окончательно и бесповоротно. Прошу… — он остановился подле дверей огромного особняка, стоявшего почти в центре Харькова. Высокие колонны поддерживали крышу над входом. Длинная лестница с мраморными ступенями вела куда-то внутрь. У дверей нас встречал седой швейцар в ливрее, расшитой позолотой.

— Добро пожаловать в мой дом, — проговорил торжественно Вышицкий, радушно пропуская меня вперед. А я…я, как последний осел, поплелся внутрь, искренне надеясь на помощь этого старика.

 

ГЛАВА 9

Внутри особняк поражал своим великолепием. По стенам были развешаны батальные полотна, наверх вела длинная, украшенная лепниной лестница. Суетились слуги. Откуда-то слева слышались шаркающие шаги и ароматы чего-то вкусненького. В желудке противно заурчало. Я стыдливо потупил глаза, чтобы вовсе не выглядит в глазах этого аристократа законченной деревенщиной.

— Может отобедаем для начала? — радушно предложил Вышицкий, словно услышав мои мысли. Мне пришлось вежливо отказаться, напирая на то, что меня в моем мире ждут.

— Ждут? — удивился Константин Афанасьевич. — Позвольте полюбопытствовать кто? Жена? Она целыми днями в заботах о сыне и на работе. Вы для нее лишь источник дополнительного дохода и…способ удовлетворения человеческих потребностей организма. Теща? Ей плевать на вас. Есть вы или нет, ей все равно. Михаил?

— Ребенок…

— Не ваш ребенок, — уточнил Вышицкий.

— Он меня ждет.

— Вы для него всего лишь товарищ по играм. Будьте уверены, что придет время, и он первым кинет в вас камень по поводу развода его отца и матери.

— Господин Вышицкий… — начал было я, чувствуя, как начинаю заливаться краской.

— Можно Константин.

— Отлично! Константин, давайте вы не будете учить меня жизни. Просто покажете то, что хотели показать, а потом вы навсегда покинете мою жизнь, оставив меня и мою семью в покое!

Вышицкий пожал плечами и начал подниматься по лестнице, не оглядываясь, следуя ли я за ним или нет. Чертов ученый точно был в этом уверен. Свернув направо с лестнице, мы оказались в длинном полутемном коридоре, задрапированном красной тканью. По углам его пылились рыцарские доспехи, создававшие иллюзию древнего замка. Все вокруг казалось дурным сном. Хотелось проснуться и навсегда вычеркнуть из жизни две последние недели своей жизни.

— Это мой рабочий кабинет, — Вышицкий отпер внутренний замок каким-то хитро изогнутым ключом. Входить в него имею право только я и моя ближайшая помощница Марта.

Неожиданно из полумрака, в паре шагов от меня появилось лицо той самой сгорбленной старухе, продавшей зеркало мне на рынке. Только теперь она была на пару сотен лет моложе, но уже у нее по углам рта залегли глубокие морщины, под глазами образовались дряхлые синеватые мешки, а взгляд отдавал толикой безумия.

— Здрасте… — ошарашенно пробормотал я. И только в этот момент до меня начало доходить, что все это было неспроста, что все, произошедшее со мной странного и мистического за эту неделю, не было случайностью, а напоминало хорошо спланированную акцию.

— Рада с вами познакомится поближе, Александр Дворкин, — женщина ловко и уверенно сделала книксен.

— Это Марта — моя верная сподвижница и помощница. Она полячка.

Вот это да! А я-то думал просто бабуля из глухой деревни. Так вот откуда этот странный акцент, резавший мне слух еще на Коммунальном.

— И я… рад, — после небольшой заминки я неловко кивнул головой, поспеша за Вышицким в его кабинет.

Внутри было темно. Разобрать что-то было тяжело. Лишь черной громадиной высился огромный письменный стол посреди комнаты.

— Зажги свечи, Марта.

Женщина вышла в коридор и зашла уже внутрь с горящей лучиной. Одну за другой она зажигала свечи, открывая мне тайны кабинета своего хозяина. Тьма отступала, обнажая стены исполненные в виде зеркал. В каждом из них преломлялось мое отражение, и я с сожалением заметил, что сюртук девятнадцатого века сидит на мне не лучше, чем на корове седло. Пол так же заблестел своей полированной поверхностью, мне пришлось неловко переступить на месте, пряча следы от грязных сапог. Но Вышицкий этого не заметил или сделал вид, что не заметил. Он был в особенно приподнятом настроении. Легко и быстро прошагал к столу и сел за него, уложив на мраморную столешницу тяжелые крепкие руки. Уж на кого, а вот на хлюпика он похож не был. Волосы зачесаны назад, губы тонкие, будто навечно искривленные ехидной саркастической улыбкой, лицо породистое и открытое.

— Присаживайтесь, — он указал на стул напротив, отослав Марту варить нам кофе, — как вы уже знает зовут меня Вышицкий Константин Афанасьевич — дворянин, член дворянского собрания Харькова, веду свою родословную…

— А нельзя ли поближе к делу, — совсем невежливо прервал я его, мельком взглянув на часы, которые показывали половину второго. Если время тут и там идет одинаково, то Мишка с Эльвирой Олеговной скоро вернутся из школы и будут очень удивлены моим непредвиденным отсутствием.

— Хорошо… — легко согласился ясновельможный пан. — Как пожелаете! Много лет назад я заинтересовался секретом вечной жизни. Моя жена умерла в родах, погиб и ребенок. С того момента я только и мечтал, чтобы никто в этом дрянном мире не умирал. Перелопатив груду литературы, многая из которой оказалась лишь сказками, я пришел к выводу, что тело человека тленно.

— Вы произвели фурор, — съехидничал я, но поймав его острый, как бритва взгляд, закашлялся и умолк.

— Никакие тибетские методики, никакие лекарства, здоровый образ жизни и магия не могут продлить срок службы тела человека более, чем на сто двадцать лет. Как и любое биологическое вещество — организм человека изнашивается и стареет.

Дверь тихонько стукнула. В кабинет вошла Марта, укутанная в теплую шаль не по погоде. В руках у нее высился поднос с кофейником и сахарницей. Вышицкий умолк, терпеливо дождавшись пока помощница не разольет кофе по аккуратным фарфоровым чашкам и так же молча не удалится прочь.

— Тогда, понимая, что зашел в тупик, я обратился к бессмертной душе… — Вышицкий набил типично казацкую люльку ароматным табаком и раскурил её, откинувшись на спинку стула. — Во всех преданиях, религиях и канонах попы, католические священники, муллы твердят одно, что душа, — он сделал интригующую паузу, — бессмертна!

Пан отложил люльку и прошел к одной из стен, увешанной зеркалами. Я с наслаждением втянул запах дорого качественного крепкого табака, пожалев, что мои сигареты остались где-то там двести лет вперед в прихожей на вешалке. Стало тоскливо.

— Зеркала… — Вышицкий ласково провел рукой по отполированным граням. — Они имеют память, долгую память, в отличие от нас — обычных людей. Хранят себе все образы, что когда-то отражались в них. Все это там, в этих лабиринтах Зазеркалья.

— Простите, господин…Константин, — поправился я, — но при чем тут я и эксперименты с душами.

— Не торопитесь, — улыбнулся Вышицкий, — подойдите поближе…Сейчас вы все поймете. Я хочу кое-что вам показать.

Я с опаской шагнул к зеркальной стене, имея уже очень непростой опыт общения с этим изобретением человеческих рук.

— Прикоснитесь к нему, — попросил пан, чуть затаив дыхание, но я подозрительно отшатнулся. Ноги подкосились от страха. Нет уж, не таким я дураком уж был! Меня не проведешь! Прикоснитесь, а потом и вовсе появитесь где-нибудь в Средневековье на костре.

— Лучше вы… — пробормотал я, на что хозяин дома улыбнулся и провел ладонью по поверхности зеркала. Оно неожиданно помутнело, словно ища необходимую картинку, затуманилось, а потом серая мгла начала расплываться, показывая мне изображение не хуже телевизора.

Это был тот же самый кабинет, те же самые зеркала и стулья, стол и даже портрет неизвестной женщины на стене был тут. Вышицкий стоял у занавешенного окна, плотно скрестив руки на груди. У порога, низко склонив голову, робко ютилась Марта. Оба были значительно моложе, чем сейчас. Лицо пана светилось энтузиазмом и каким-то азартом. У помощницы же из глаз текли слезы, и она утирала их цветастым платком.

— Ты понимаешь, что это открытие равному которому не было еще на свете! — напыщенно закричал Константин, бросаясь к своей помощнице, хватая ее за плечи и встряхивая, как безвольную куклу. — Ты своими глупыми мозгами можешь понять, что можешь сорвать эксперимент, на который никто и никогда может не решиться?

— Пан Константин, — забормотала Марта. Акцент ее в молодости был слышен еще отчетливее. Она путала русские слова с типично польскими, украинскими, вперемешку с латынью. С грехом пополам мне удавалось ее понимать, хоть и не без труда, — я не могу, что люди-то скажут?

— Не важно! Плевать! — порывисто закричал Вышицкий. — Главное, что и ты, и я, можем жить вечно…

— Господи помилуй нас, грешных, — закрестилась по-католически Марта. По щекам ее текли слезы. Глаза были красные, будто засыпанные песком. Вышицкий толкал ее на что-то грязное, преступное, отвратительное, ради своей безумной идеи о вечной жизни.

— Простите меня, пан…

— Это ты меня должна простить, что я не могу сам! Я слишком люблю жизнь, чтобы совершить этот акт! — он бросился к столу, открыл средний из трех ящиков, выбрасывая на пол кучу каких-то бумаг. Достал оттуда пистолет, судя по взведенным куркам, вполне себе заряженный. — Но это необходимо для нас, для будущих поколений!

Вышицкий сунул ей в руки оружие и прислонил ствол к своей груди с правой стороны, где билось ученое сердце. Его губы посерели, глаза горели алчным огнем. Он шептал пересохшими губами своей помощнице все настойчивее, словно гипнотизируя ее:

— Стреляй! Не бойся! Еще чуть-чуть и мы вечно будем вместе! Мы победим смерть, — в этот момент я заметил в его взгляде ту самую искорку, которая отличает здорового человека от психа. Он несомненно был болен, болен своей идей вечной жизни. Болен настолько сильно, что ради ее исполнения готов был умереть.

— Стреляй же! — заорал он ей в лицо. Марта испуганно дрогнула. Палец произвольно сжался на спусковом крючке. Грохнул выстрел. Вышицкий схватился за грудь и в облаке едкого сизого дыма сполз вниз, обливаясь кровью, хлеставшей из раны.

— Спасибо, Марта… — прохрипел он ей, перед тем как девушка отчаянно завизжала, захлебываясь в истерике.

На крик прибежали слуги, началась суета, полиция, жандармы в синих мундирах. Все это было уже привычно и неинтересно. Я отвернулся от зеркала. Изображение исчезло. Рядом со мной стоял Вышицкий с каменным лицом. Ему было, видимо, довольно непросто, в очередной раз переживать собственную смерть.

— Простите…но я все же не совсем понял, — начал было я, но Константин приложил указательный палец к губам, призывая меня к тишине. Ладонью он смахнул туман еще с одного зеркала и перед глазами у меня предстал все тот же кабинет. Толпа людей, плачущие дамы в дорогих туалетах, хмурые мужчины представительного вида в черных фраках с непокрытыми головами. Все они стояли в рабочем кабинете Вышицкого.

— Говорят, что его застрелила эта полячка Марта, — зашептала одна дама другой.

— А я слышала от кузины Анны, что он сам! И завещал, чтоб все было именно так, — женщина кивнула в сторону, и я наконец смог рассмотреть всю печальную обстановку рабочего кабинета. Вместо стола посреди комнаты на трех стульях стоял черный гроб, обитый красным бархатом. В нем лежал Вышицкий, на губах которого застыла ехидная улыбка. Парчовое покрывало доходило ему до скрещенных на груди рук, в которых вопреки обыкновению не было свечки. Лишь по бокам торчало от покойника несколько гвоздик.

— И зеркала не завесили! — прошептала совсем еще молодая девушка, пришедшая на прощание с матерью.

Я с удивлением рассмотрел, что комната, как была зеркальной так и осталась. В каждом из зеркал отражалось тело и гроб с покойником. Дрожь пробрала даже меня, которому казалось, что после всего пережитого меня уже ничем не испугаешь.

— Бедный, бедный Константин Афанасьевич…Похоронил жену, а потом и сам сгорел ради науки, — в искренне горевавшем седом мужчине я угадал Бекетова, а рядом с ним Каразина — основателей Харьковского университета. Удивленно присвистнул, а мой неожиданный собеседник ох как непрост, раз имел таких знакомых.

Неожиданно мое внимание привлекло непонятное движение над гробом. Судя по всему, его видел только я, потому как остальные, склонив головы думали о чем-то своем и вряд ли о покойном.

Над гробом поднималось что-то серое, еле заметное, колыхающееся в белой длинной рубахе до пят. Оно встало из гроба, подлетело вверх, заметавшись под потолком. Это что-то отчаянно искало выход из комнаты, но окруженное со всех сторон зеркалами напрасно билось в них, как в закрытую дверь.

Это видел только я! Мурашки побежали по моей спине. Я едва сдерживался, чтобы не заорать во весь голос, словно истеричка. Несомненно это была душа Вышицкого! Боже, я окончательно сошел с ума! Душа несколько раз бесполезно потыкалась в потолок, спустилась вниз и неожиданно отразилась в зеркале. Увидев себя в отражении, она отчаянно заверещала пронзительно и громко, но крик ее был беззвучен для мира смертных. Перед ней открылся лабиринт из зеркал. Она отчаянно заметалась, но чем больше сумбурных движений совершала, тем дальше ее затягивало внутрь, пока совсем не утянуло, оставив лишь маленькую зеленую точку на идеально отполированной поверхности.

Я замер на месте не веря своим глазам, а картинка не исчезала. Вышицкий хотел еще кое-что мне показать.

Помолчав немного у гроба, люди засобирались. Распорядитель похорон, что-то крикнул в коридор. Оттуда тяжело ступая, зашли дворовые мужики. Вскинули, как бревно гроб барина на плечо и понесли прочь. Следом за ними потянулись скорбящие друзья и родственники. Кабинет Вышицкого опустел.

— Это все… — прошептал я немного разочарованно, но скрипнула дверь и в кабинет зашла зареванная Марта. Он внимательно осмотрела каждую стену и все-таки преклонила колени перед тем зеркалом, куда затянуло бессмертную душу Вышицкого.

— Пан Константин, я все сделала, как вы велели, — проговорила она, захлебываясь рыданиями.

Отражение полячки помутнело, сделалось нечетким, словно в тумане. Я замер от предчувствия чего-то нехорошего. Отчаянный крик прорезал тишину кабинета. В зеркале наряду с Мартой виделся пан Вышицкий только теперь он был точно таким же, каким его видел я в своей собственной ванной. Лицо искаженное мучениями, уродливая улыбка, гнилые зубы и язвы на руках — тленное тело живого покойника, заблукавшая в зеркальных лабиринтах отражений душа.

— Спасибо тебе, Марта, не плачь! Теперь мы всегда будем вместе. Храни это зеркало, как самую дорогую вещь в мире и детям своим накажи, и внукам! А когда…

Зеркало вдруг погасло. Изображением исчезло. Теперь оно отражало только меня и молодого пана Вышицкого, стоящего рядом, опустив руки в карманы.

— Вот такая история, молодой человек… — с тяжелым вздохом проговорил он, возвращаясь на свое место за столом. Трубка потухла, кофе остыло. Я даже примерно не знал сколько сейчас времени. Стрелка на часах исправно бежала по кругу, но время стояло на месте, показывая все те же половину второго.

— Все это конечно грустно…

— Почему же грустно?! — радостно улыбнулся Вышицкий. — Я обрел вечную жизнь для своей бессмертной души, заключив ее в Зазеркалье вместо пресловутого рая, обещанного нам раввинами и попами. Теперь я живу здесь…в своем мире, в своем Зазеркалье, которое подчиняется только моим законам, моим правилам, и в нем случается только то, что я хочу! Разве это не счастье?

Я замялся, не зная, что ответить на это высокопарное высказывание. В моем понимании счастье было немного в другом.

— Но, простите, не сочтите меня совсем уж глупцом…до сих пор не могу понять для чего я вам? Для чего все это представление? Видения? Какая-то завеса…

— У вас отличная память, Саша Дворкин! — похвалил меня Вышицкий. — Завеса между этим и реальным миром существует, чтобы жалкие людишки не сновали туда сюда. Зазеркалье доступно только для души!

— Но…

— Но вы особенный экземпляр! Мы с Мартой давно искали именно такого, как вы! Способного эту завесу разорвать. Перейти эту тонкую грань. Вы писатель, романтик, для вас шагнуть в другой мир ничто, лишь один из выкрутасов вашей буйной фантазии, не более. Для большинства людей это не доступно. В вашей голове живет другой мир, ваше Зазеркалье! Так что никаких проблем, чтобы перейти из одного отражения в другое у вас нет, мой дорогой друг.

— Я…

— Все это странно, по меньшей мере, согласен! — поднял вверх руки, признавая свою неправоту Константин. — Но только задумайтесь…Вы имеете власть над мирами. Вы можете уснуть в девятнадцатом веке, а проснуться в двадцатом. А ваши семейные проблемы? Неужели вам никогда не хотелось простого, обычного человеческого счастья? Чтобы как у всех?

— Пан Вышицкий…

— Константин, — снова поправил меня мужчина.

— Константин, меня все устраивает, я не хочу ничего менять в своей жизни…Не хочу жить в этом…Зазеркалье!

— Ой ли! — усмехнулся Вышицкий, хитро прищурившись. — Подумайте, так ли у вас все хорошо? А может тут еще лучше…Впрочем, я вас не тороплю. Подумайте, оцените, попробуйте…Ведь если не попробуешь, всю жизнь потом будешь жалеть, — лицо ученого стало вдруг жестким, напоминающим то самое отражение его бессмертной души, приводившее меня в ужас. Но это было лишь на миг, а потом оно снова стало мягким и располагающим к себе. — У вас есть время…Скажем сутки! Думаю вам хватит?

— Я все же не пойму, зачем это вам? — я насторожился, помня пословицу, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

Вышицкий замолчал, сжав тонкие губы. Задумался на секунду.

— Не хотелось бы вам врать…

— Тогда скажите правду!

— Вы единственный человек в мире, который способен прорывать завесу между Зазеркальем, оставаясь живым. Это интересно… У вас есть сутки, чтобы подумать. Я готов вам предложить совершенно другой мир.

— Скажите…доктором были вы? — нерешительно поинтересовался я, опасаясь, что на нервной почве у меня действительно в кабинете у семейного психолога начались галлюцинации.

Вышицкий весело рассмеялся.

— Я…Грешен, каюсь! Вас надо было подтолкнуть к диалогу. По-другому сделать это я не мог, лишь поместив вас в Зазеркалье. Простите старого дурака…

— А Марта?

— Марта тоже была там!

— Я подумаю, — пообещал я, — только у меня будет просьба…

— Какая, Александр? — нетерпеливо заерзал на своем месте Вышицкий.

— Сутки без Зазеркалья! Я хочу прожить их нормальной, РЕАЛЬНОЙ жизнью.

— Как будет угодно! — заключил Константин, протянув мне через стол руку. Я коснулся холодной кисти, чувствуя, что снова куда-то проваливаюсь. Тело сжалось, как перед прыжком. Сердце прыгнуло в пятки и резко вернулось обратно. Я зажмурился, а когда открыл глаза, то стоял в своей ванне перед зеркалом, тыкая в него пальцами, видя только лишь свое отражение.

— Дворкин! — позади меня стояла Светлана, уперев руки в бока, все еще одетая после работы в коротком полупальто.

— Света…

— Слава Богу, узнал. Ты специально лапаешь зеркало руками, чтобы мне было чем заняться в выходной после дежурства?

Я, как нашкодивший школьник, отдернул руку. Улыбнулся ей совершенно по-дурацки.

— Да, Сашка, к психиатру тебе точно нужно! — заключила она, видя мои кривляния. Я обнял ее, крепко прижав к себе, такую родную и нежную, одним глазом поглядывая в зеркало, но отражение показывало лишь только нас двоих.

 

ГЛАВА 10

Вечер прошел на удивление мирно и быстро. Мы поужинали все вместе. При этом Эльвира Олеговна неожиданно вела себе предельно корректно, приговорили под запеченную рыбу бутылочку белого вина — подарок одной из Светиных пациенток. А потом я с Мишкой часик поиграл в стратегию на компьютере, прекрасно проведя время, через ровно лимитированный час передав его в руки мамы и бабушки для изучения уроков.

Сам отправился на балкон немного подышать воздухом и покурить. Из головы у меня не шел разговор с Вышицким. Пан, конечно, хитрил, и это было заметно по его поведению, но как же заманчиво было бы побывать в мире, который сам бы ты построил из собственных желаний, мечтаний, фантазий! А если загадать Древнюю Русь? Крещение, князь Владимир, набеги татар…От головокружительных планов тоскливо заныло в груди. Я незаметно для себя закурил вторую, сбрасывая пепел с балкона, на прохожих. Красный огонек сигареты еле теплился в непроглядной тьме наших захолустных дворов, где об освещении слышали только понаслышке, а столб с фонарем видели только в кино.

Все мое писательское эго горело от любопытства и нетерпения. Одновременно с ним в душе царило чувство страха и необъяснимое предчувствие опасности. Я не видел подвоха, но подкоркой мозга ощущал, что он где-то должен быть.

В нашем мире, вряд ли в Зазеркалье иначе, все делается из личной выгоды и наживы. Что может выиграть Вышицкий, предложив мне невозбранно пользоваться зеркалами, играя отражениями? Я задумался, очнувшись уже тогда, когда понял, что ноги в легких резиновых тапочках уже совсем замерзли, а в дверь выглянула жена.

— Ты спать-то идешь? — спросила она, переодевшаяся в пижаму. Позади нее Эльвира Олеговна настраивала просмотр очередного сериала, который теперь затянется на всю ночь, а утром теща заявит, что катастрофически не выспалась, и виной тому перемена погоды или отчаянные скачки давления.

— Уже иду! — я ловким щелчком выбросил окурок на дорогу, забыв про переполненную пепельницу, которую мне уже который день было лень выносить. Завтра теща опять начнет рассказывать про то, что бычки отсырели, воняют, а ей белье повесить некуда сушиться. Ну ничего, завтра я уже буду далеко…

В этот момент, я поймал себя на мысли, что думаю о путешествии в Зазеркалье, как о совершившемся факте. Видимо, где-то в душе, внутри себя я уже давно все для себя решил, вспомнив кстати слова Вышицкого, что о такой неиспользованной возможности можно потом жалеть всю жизнь. Как говаривал один мудрый полководец: «Главное ввязаться в бой, а там посмотрим!» Вот и я, немного порассуждав, решил, что абсолютно неважно, что хочет получить взамен Вышицкий. Важно то, что, если я откажусь, то буду корить себя в этом до конца своих дней.

В спальне горел светильник. Света читала на телефоне какую-то книжку, увлеченно листая страницы. Когда я зашел, она на минуту отвлеклась, улыбнувшись.

— Накурился?

— Убил в себе лошадь, — расправил одеяло, сбросил треники и залез в тепло мягкого и пушистого пледа.

Жена погасила телефон, поставив его на зарядку. Повернулась ко мне на бочок, привстала на локоть, загадочно заглядывая в глаза.

— А Мишка уже лег спать… — прошептала она. — Мама смотрит сериал…

В другое время я бы безумно обрадовался бы такой инициативности, но сейчас настроения не было. Мне пришлось сделать вид, будто я не понимаю о чем она, пожаловался на головную боль и общефизическую усталость, пойдя по проторенной дорожке миллионов мужиков и женщин. Светка сразу все поняла, надула губы, обидевшись. Снова уткнулась в телефон, даже не поинтересовавшись мешает мне спать свет от бра или нет. Точно обиделась!

Если честно, то все мои мысли занимал Вышицкий. Я отвернулся к окну, задумчиво рассматривая как осенний холодный дождь кидает свои косые струи на толстое оконное стекло, барабанит по крыше.

Завтра же с утра, когда Мишка с Эльвирой Олеговной будут в школе, а Светка на работе, скажу, что согласен, решил я. Любопытство победило осторожность, как это и бывает в ста случаях из ста. Приняв это решение окончательно и бесповоротно, я закрыл глаза и уснул спокойно и без сновидений.

Ночь прошла спокойно. Господин Вышицкий, как и обещал, перестал мне надоедать своими бесконечными снами и гонками по зеркальному лабиринту. Впервые за долгое время я проснулся бодрый и полный до краев сил.

Из-под длинной тяжелой зеленого цвета шторы косо выглядывали настенные кварцевые часы, показывающие двадцать минут седьмого. Скоро у жены зазвонит будильник и придется вставать.

Опережая события, я аккуратно поднялся с кровати, стараясь не скрипеть и не разбудить Светку. Она приоткрыла один глаз, улыбнулась мне и накрылась одеялом с головой.

Все правильно! У нее время еще было. Пока я в ванную, пока сделаю кофе. Минут пятнадцать, не меньше…А благодаря нашим славным энергетикам, ранним утром в холодную квартиру вылезать из-под нагретого одеяла как-то совсем не хочется.

Я зашел в ванную. Кекс рванул на кухню, ожидая завтрака. Из спальни Эльвиры Олеговны доносился могучий богатырский храп. Значит сегодня опять будет история «про не выспалась»… В ванной было холодновато. Я зябко поежился, брызгая на лицо теплой водичкой. Немного полегчало. Сонные, заспанные глаза наконец-то широко открылись…от удивления.

В холодном неприветливом, стального цвета зеркале отражался старик Вышицкий в своем обычном облике сморщенного отвратительного деда. Ей Богу, мне казался он в сотни раз привлекательнее, когда мы находились в девятнадцатом веке.

— Дворкин! — он кивнул мне, не обращая внимание на мое удивление.

— Кажется сутки еще не прошли… — заметил я, покачивая головой, искоса поглядывая на дверь, за которой прошлепала босыми ногами на кухню Светка.

— Мне почему-то показалось, что они тебе вряд ли понадобятся, — самоуверенно заявил ясновельможный пан, — так что ты решил?

Мое сердце замерло, как перед прыжком с высоты, что-то в этот момент внутри меня пыталось остановить, оградить, защитить…Но я предпочел не обратить на это никакого внимания.

— Только не сейчас… — воровато оглянулся, чувствуя себя так, словно совершал какое-то преступление. Было стыдно.

— Не бойся! Твоего отсутствия никто и не заметит…Зеркальный лабиринт сможет вернуть тебя в эту же комнату, в это же время, в этом же… — он оглядел меня полуголого в одних трусах, брезгливо отметив, — в этом же наряде!

— Все равно… — помотал головой я, что-то ныло в груди. Настроение улетучилось— Давай через часа два.

— Понимаю! — осклабился своей беззубой улыбкой Вышицкий. — Хочется побыть с людьми, которыми плевать на тебя еще некоторое время? Что-то это все попахивает мазохизмом!

— Константин Афанасьевич… — укоризненно посмотрел на него я. Слова ученого зеркальщика больно резанули по самому оголенному, самому потайному.

— Ладно-ладно, — пошел тот на попятную, — мое дело предложить — ваше дело отказаться. Хотите через два часа, будет вам через два часа.

Его удивительная покладистость тогда, не заставила меня с подозрением отнестись к этой всей затеи. А может стоило бы?

В коридоре послышались легкие шаги жены. Она аккуратно постучала в дверь, шепотом, чтобы не перебудить весь дом уточнила:

— Сашка, ты еще долго? Мне вообще еще на работу собираться… — я отшатнулся от зеркала, зашептал в ответ, что уже почти выхожу, а когда обернулся в зеркале отражался только лишь я со своей полноватой фигурой бывшего спортсмена.

Кофе был чудесный. Жена неожиданно для меня сварила мне его в турке, а не как обычно в чашке. Тонкий аромат арабики разносился по кухне, заставляя меня глотать жадно слюнки. Я с наслаждением отхлебнул из небольшой чашки, чувствуя, как тепло волной разливается по всему телу.

Мы мило о чем-то поболтали, в основном о погоде, потом я проводил жену на работу, закрыв за ней дверь. На секунду задумался, замерев посреди коридора. Что же с собой взять? Что необходимо будет в этом путешествии по мирам, придуманным мною? Нож? Рюкзак? Запас провианта? Я же не в турпоход в конце-концов собираюсь?! Остановился на том, что надо просто хорошенько одеться, оставив все остальное на волю случая. Накинул куртку, на ноги обул кроссовки, новые джинсы и рубашку с длинным рукавом и шагнул в ванную, плотно притворив за собой дверь.

Зеркало было пустым, ну, естественно, кроме моего отражения, которое врачам не вселило бы оптимизма. Сам себе я казался каким-то странно угрюмым. На душе кошки скребли. Испытывали ли то же самое исследователи прошлых лет? Или наоборот горячились и для всех казались возбужденно счастливыми.

Вышицкого не было. Я присел на край ванны, терпеливо ожидая. Пришел раньше, изволь терпеливо отнестись к пунктуальности другого.

— Уже тут? — раздалось справа от меня.

Зеркало неожиданно помутнело, на его чистой, блестящей в лучах лампы, поверхности заклубился сизый туман, сквозь который проступило лицо Вышицкого, счастливое и довольное в отличии от моего.

— Я рад, что ты принял правильное решение, мой друг, — сообщил он мне, потирая сморщенные руки с дряблой обвисшей кожей., — многие отказывались от своего счастья. Хотели и дальше мучиться в этом странном мире, полном горести и обид. Я их не осуждаю, значит они были слишком слабы, чтобы сделать шаг вперед. Отторгнуть все свои предрассудки и ухватить свою птицу счастье за хвост.

— Достаточно, — чуть заикаясь от волнения, остановил я поющего мне дифирамбы Вышицкого, — давайте приступим к делу!

— Как скажите, мой дорогой друг! Как скажите… — довольно легко согласился старик, если не сказать торопливо. — Извольте протянуть свою ладонь к зеркалу…

Я выполнил указание пана. Пальцы немного тряслись, как и всего меня слегка потряхивало.

— Смелее… — улыбнулся Вышицкий. — Коснитесь зеркала!

Туман заклубился все сильнее. Константин Афанасьевич практически исчез. Подушечки пальцев нерешительно погладили холодную, чуть влажную от конденсата отражающую поверхность. Рука провалилась куда-то внутрь ее по локоть. Лед сковал меня. В последний момент захотелось просто отдернуть руку и прекратить этот кошмар. Я сжал зубы и сделал шаг вперед, в никуда, в неизвестность, в пустоту зеркального лабиринта. Дыхание вдруг исчезло, воздух прекратил поступать в легкие. Я выпучил глаза, стараясь не сделать глотка плотной серой массы вокруг меня, а потом чье-то сильное и властное прикосновение вытолкнуло меня вперед так сильно, что я кубарем покатился в по гладкому полу, составленному из зеркал. Я снова был внутри этого длинного, нескончаемого лабиринта. Вокруг меня отражались разные эпохи, разные люди, разные события. Голова шла кругом от переплетения красок, фигур, зданий.

— Ищи тот мир, в котором тебе будет комфортно, — раздалось у меня над головой.

Надо мной, стоящим на коленях, возвышалась стройная фигура пана Вышицкого. В этот раз ученый в Зазеркалье предстал в облике, который запомнился мне при встрече в его доме. Стройный мужчина в добротном сюртуке, идеально отглаженной белой манишке, с каким-то цветком в петлице. Его костюм очень напоминал тот, в котором его хоронили. Я испуганно заморгал, попытался встать, но ноги тряслись.

— Господин, Дворкин! Рад, что исполнил ваше желание, — Вышицкий подал мне руку, чтобы я смог встать. Я отряхнулся, поблагодарил его.

— И что дальше?

— Дальше перед вами тысячи миров, времен и зеркал! — Константин Афанасьевич обвел рукой лабиринт, словно представляя мне все многообразие этой жизни за стеклом. — Теперь все в ваших руках…Путешествуйте! Наслаждайтесь!

— А вы? — недоуменно спросил я, ежась от холода.

— А я… — задумчиво промолвил тот, глядя куда-то в сторону, — я, пожалуй, вернусь в реальную жизнь, господин Дворкин. На ваше место!

— Что?! — ошалело заморгал я, еще не осознавая, как глупо попался! Идиот ты, Дворкин! Иванушка дурачок из сказки…

— Все очень просто, мой дорогой, — Вышицкий сделал несколько шагов назад, чтобы я его никак не смог достать даже прыжком, — секрет вечной жизни мне удалось придумать! Вы сами все видели…Но вот, как вернуться из Зазеркалья обратно…в этом и была настоящая проблема. Нужен был человек, который сможет прорвать завесу между настоящим миром живых и этим миром фантазий и отражений, — он обвел рукой лабиринт, — а так же добровольно покинуть реальность! Марта сделать этого не могла никак. Слишком мало способностей, фантазии, эрудиции, но вы…Вы отличный экземпляр! — Вышицкий радостно похлопал в ладоши. — Право слово, мне доставляло удовольствие наблюдать за тем, как вы терзаетесь, как мучаетесь, как считаете свою жизнь неудавшейся. Несостоявшийся инженер, несостоявшийся писатель, муж, отец, зять, сын…У вас куча комплексов, мой дорогой Дворкин! После того, как вы купили это зеркало на рынке, мне оставалось вас только легонечко подталкивать к правильному решению.

— Так это… — у меня в голове царил полный беспорядок, хотелось выть, кричать, рвать на себе волосы, удушить Вышицкого.

— Именно! Это был мой план, наш план… — поправился он. — который мы придумали с Мартой еще в девятнадцатом веке.

— Но Марта…Ты же ее любишь, сволочь! — взревел я, сжимая кулаки.

— Марта все понимала и тоже меня любила, потому и была готова пожертвовать собой, ради меня. Из десятилетия в десятилетие, из века в век ее потомки пытались найти человека, который наконец-то освободит мою душу из плена Зазеркалья. Несколько дней назад, Марте Калиновской — пра пра пра… — Вышицкий задумчиво поглядел на потолок, что-то высчитывая, потом махнул рукой и улыбнулся. — внучке моей Марты удалось всучить тебе, Дворкин, это зеркало. Теперь ты здесь, а я буду там… — он кивнул в сторону зеркала, в котором по другую сторону чистил зубы заспанный Мишка. Я заскрежетал зубами. — Конечно, ты не идеальный вариант, но думаю, что новый Саша всем понравится.

— Сволочь! — заорал я, дернувшись вперед, стремясь ухватить Вышицкого за полы сюртука, но тот ловко извернулся, опрокинувшись назад, исчезая в тумане зеркала, ведущего к моей семье.

— Нет!!! — закричал я, бессильно тарабаня по блестящей поверхности, пока кровь не брызнула из разбитых костяшек. — Нет!

Силы оставили меня. Я медленно сполз на зеркальный пол и заплакал.

 

ГЛАВА 11

Не могу сказать сколько длилось это состояние полной опустошенности, боли и обиды на самого себя. Меня развели, кинули, обманули…Хотелось выть, кричать, колотить в эти ненавистные стены кулаком, но я прекрасно понимал, что это бессмысленно и ни к чему не приведет.

— Ну погоди, пан Вышицкий… — пробормотал я, вытирая слезы, катившиеся по щекам. Встал с пола и посмотрел на зеркало напротив меня. Клубы дыма рассеялись. Изображение по ту сторону Зазеркалья было ясным и четким. Вышицкий все так же стоял в моей ванной и терпеливо ждал пока у меня пройдет истерика.

— Господин Дворкин, — тихо позвал он меня, — спасибо, что доставили мне удовольствие попрощаться с вами. Я уж и не надеялся, что эти стенания о скорбной доле когда-нибудь закончатся, — продолжило отражение с неизменной ехидной улыбкой, — думаю, что ваша жена не пожалеет о произведенном вами обмене.

— Иди назад, сволочь! — я бросился к зеркалу, но мои пальцы лишь беспомощно заскользили по гладко поверхности.

— Простите, рад был знакомству, — его смех резанул мне по ушам, — но мне пора идти. Теща зовет завтракать…

— Верни меня назад, гад! — заорал я, но Вышицкий неожиданно стал расплываться, отражение его стало бледнеть, постепенно приобретая мои очертания. Через пару минут его уже было невозможно было отличить от инженера «Турбоатома» Александра Сергеевича Дворкина двадцати семи лет отроду.

В ванную постучали. В открывшуюся щель заглянула Эльвира Олеговна. Она лишь краем влазила в отражение. Вышицкий повернулся ко мне спиной, что-то вежливо с улыбкой ей отвечая. Она заулыбалась в ответ и они вместе покинули комнату.

Все пропало…если уж теща с ее практически ищеечным нюхом не обнаружила подмену, то значит отныне и навсегда Вышицкий — это я Дворкин, а я — всего лишь узник этого проклятого Зазеркалья. От этого осознания вдруг стало невыносимо тоскливо., но я взял усилием воли себя в руки. Должен же быть какой-то выход? Неужели ничего нельзя с этим сделать? Если Вышицкий его нашел, то и я найду. И вернусь назад, в свой мир, в свою реальность.

Эти мысли несколько приободрили меня. Я встал с колен. Отряхнулся и огляделся по сторонам. Тот же самый лабиринт отражений, в котором я уже бывал не раз. Те же самые разные времена, лица, события, осколки чьих-то прожитых и не прожитых жизней. В этом непонятном месте мне надо найти свою настоящую, которая, как оказалось, была очень даже неплоха с самого начала.

Надо было что-то делать. Я шагнул вперед, внимательно рассматривая мелькавшие отражения. Это все было не то, все из других времен и столетий, воспоминания людей, смотревшихся в это проклятое зеркало, боль и радость, страдание и искреннее счастье, сон и явь, просто игра отражений и ничего более.

Мне пришлось идти так не меньше часа. Лабиринт все не кончался, в тупик я не попал ни разу. Складывалось такое ощущение, что эти бесконечные коридоры подстраиваются под меня, ведя к какой-то определенной цели, опасаясь, что самостоятельно я заплутаю.

Мне стало даже немного интересно, будто смотришь немое короткометражное кино.

Вот красотка в одной длиннополой ночной рубашке причесывает длинные до крутых бедер черные, как уголь волосы. Она любуется собой в зеркале, улыбаясь каким-то своим мыслям.

В другом отражении бравый полковник оправляет гладко выглаженную форму НКВД, поправляя фуражку с синим околышем. Его аккуратно подстриженные усики и породистое дворянское лицо никак не вяжется с формой этого ужасного заведения. Его лицо мрачное, полное грусти. Под глазами мешки от постоянного недосыпания. Правый глаз дергается в нервном тике. На висках появилась первая седина.

На следующем отражении совсем молодой парень. Чуб его залихватски причесан направо, торчит из-под фуражки с вставленной за ухо ромашкой. Глаза голубые, полные веры в светлое будущее. Пиджак старенький, слегка поношенный, но идеально чистый. Брюки заправлены в кирзовые сапоги, стрелки на них наглажены, а сами штаны подпоясаны солдатским ремнем с большой металлической звездой. Воротник белой рубашки в красный горошек выпущен поверх отворотов пиджака. Позади парня на лавке стоит гармонь двухрядка, а рядом сидит черноокая красавица в цветастом платье и чистом белом платке.

— Да… Как тут не сказать, что сам дурак, — проговорил я задумчиво, наблюдая за их счастьем. Когда-то я тоже любовался своей Светланой. Смотрел на нее такими же влюбленными глазами, как и эта девчонка на своего парня. А теперь на жену смотрит Вышицкий. От осознания этого у меня даже скулы свело. Лицо перекосило. Я дал себе мысленное обещание, что найду способ вернуться отсюда, как можно раньше.

Следующее отражение было пивная. Погуляло по белу свету зеркальце, ох, погуляло! Длинная очередь с трехлитровыми банками и бачками. В неясном отражении полуподвальное помещение. Все оглядываются по сторонам, словно занимаются чем-то предосудительным. Среди мужчин затесалось и парочка женщин приличного облика с причудливой прической на голове.

Я понял, что если буду рассматривать каждое отражение то до своего не дойду никогда в жизни. Слишком много вокруг было людских судеб, фантазий и мечтаний. Я мог заплутать в них. Быстрым шагом пошел дальше, стараясь теперь глазеть по сторонам, лишь для того, чтобы обнаружить себя или хотя бы что-то похожее. Ведь сюда смотрелись и Света, и Мишка, и Эльвира Олеговна, а значит и их мечты должны были быть здесь.

Меня как будто что-то кольнуло в бок. Я остановился непонимающе, рассматривая очередное зеркало. На гладкой поверхности был лес, через который проложены узкие дорожки. По сторонам от этого тротуара приютились уютные лавочки. Все вокруг цвело, пахло и зеленело. В начале парка появились три фигуры — одна крупная и две поменьше.

Я напрягся, уперевшись почти носом в зеркало, и увидел светкины кучерявые волосы. Она держала за руку ребенка., в котором, судя по походке медвежонка, привитой ему Эльвирой Олеговной, скорее угадал Мишку, чем рассмотрел. Рядом с ними шел мужчина, которого я никак не мог узнать, что-то смутное похожее было в его плечах, крепкой фигуре.

— Андрей Валентинович, — с грустью решил я для себя, назвав вслух имя его родного отца и мужа Светланы. Это было несомненно Зазеркалье Мишки. Настоящая семья гуляет по летнему парку, что может быть добрее и прекраснее. Фантазия, как раз для ребенка его возраста, учитывая некоторые обстоятельства. Было больно…Впрочем, как и всегда, когда Мишка вспоминал про папу. Неосознанное чувство вины, какая-то непонятная ревность — все это смешалось у меня в душе, глядя на эту идиллическую картинку. По крайне мере, я делал всегда все, что в моих силах, чтобы Мишка был счастлив. Стало стыдно, лицо покраснело. Я прикрыл глаза ладонями, тяжело вздохнув. На что ты вообще надеялся? Что заменишь ему родную кровь? Станешь вторым папой? Бред…

Я уже было хотел уходить дальше, как рассмотрел, что мужчина — это я. Только почему-то немного помолодевший. Такой, какой я был, когда мы со Светой познакомились. Поэтому-то и фигура мне показалась лишь смутно знакомой. Я снова заплакал. В своем самом сокровенном видении, Мишка представлял семью из себя, мамы и меня…

— Я вернусь, сынок, слышишь! — прошептал я, прильнув к зеркалу. — Я обязательно вернусь…

Сделав шаг влево, я оказался перед другим Зазеркальем. Это был небольшой уютный дворик с широкими дорожками, уложенными тротуарной плиткой, вокруг которого все было засажено клумбами с цветами, над которыми весело суетились шмели и пчелы. В тени яблонь с нависшими гроздьями на их ветках крупными краснобокими плодами притаилась беседка с резными бортиками и металлической крышей. Из беседки доносились счастливые крики и шум. Отражение немного зарябило и приблизилось. В беседке стоял стол, накрытый разными вкусностями, играла музыка. Сидели люди. Рядом с беседкой мангал с жарящимися шашлыками. Изображение было настолько реальным, что я почувствовал запах хорошо промаринованного мяса и нервно сглотнул слюну. Во главе стола сидела Эльвира Олеговна. Рядом были я и Светлана, Мишка чуть поодаль. Все были счастливы и довольны. Ее младшая дочь Елизавета с мужем, подруги тещи.

— Эльвира Олеговна в своем репертуаре, как мамам и положено… — проговорил я, робко делая еще один шаг влево, прекрасно понимая чье Зазеркалье будет следующим. Руки немного тряслись, и я никак не мог унять эту противную дрожь. Липкий страх холодно коснулся спины, змейкой сползая вниз.

— Хватит! Чего уж бояться… — я шагнул, зажмурившись, в сторону, а когда открыл глаза, то увидел именно то, что и предполагал.

Это был небольшой стадион позади нашей восьмой общеобразовательной школы, в которой учился Мишка на индивидуальном обучении. Зеленое поле было полно людей. Шла линейка в честь выпускного. Девочки были одеты в красивые нарядные платья, мальчики в строгие костюмы с галстуками, у каждого из них была перекинута лента с надписью «Выпускник» через плечо. На трибуне о чем-то рассказывал директриса, но ее мало кто слушал, как и стихи, что, волнуясь, читали первоклашки, провожая в дальний путь взрослой жизни своих старших товарищей.

Родители толпились в стороне. Матери плакали, утирая слезы платками. Мужчины делали вид, что вообще попали сюда случайно и им все равно. Приглядевшись, я рассмотрел в этой толпе с фотоаппаратами свою Светочку. Она была с букетом красных роз в узком вечернем платье с открытыми плечами, ради такого торжественного случая обувшись в босоножки на высокой шпильке. В отличии от остальных она не плакала, а с гордостью смотрела на Мишку, который о чем-то переговаривался в толпе с одноклассниками. Ее губы шептали, что она смогла! Она вытянула! Она выучила!

Миша выглядел повзрослевшим, подтянутым, крепко сложенным для своего возраста. Девчонки о чем-то щебетали ему на ухо, задорно смеясь.

Я буквально ощутил, как счастье поглощает мою жену при виде такой картины. Директриса, наконец-то, закончила свою длинную монотонную речь, перейдя к вручению аттестатов:

— Коноваленко Михаил Андреевич награждается аттестатом о полном среднем образовании! — проговорила она. Заиграл бравурный марш. Мишка широкими шагами пошел через все поле стадиона. Послышались аплодисменты.

— Михаил испытывал некоторые трудности во время учебы, но за его стремление, старание и прилежность он награждается аттестатом, где средний бал твердая девять! И потому от имени и поручению главы администрации города Харькова получает возможность учиться в Академии Управления при Президенте Украины!

Вот тут-то жена и расплакалась. Картинка замерцала, медленно тая в клубах тумана. Себя я так и не увидел в ее мечтах о светлом будущем. Умом я, конечно, понимал, что главное для женщины в любом случае — это ребенок, а мужики приходят и уходят, но проклятое мужское эго заныло в груди.

Я снова повернулся к зеркалу с мечтами моей жены, но отражение начало повторяться. Ничего нового! Лишь мысль выучить Мишку и выдавить ценой невероятных усилий его в люди. А как бы думал я на ее месте? О чем мечтал? Одернул я себя. Об успехах мужа или о том, чтобы у твоей кровинушки было все хорошо?

Сколько же прошло времени? Я посмотрел на часы, но секундная стрелка безжизненно повисла где-то около шести и болталась из стороны в сторону. Все правильно! В Зазеркалье времени нет, лишь одни воспоминания и мечты!

Следующая стенка была моя, в этом я был уверен. Но сделать один шаг влево, чтобы увидеть самые потаенные свои секреты, мне не хватало сил после всего увиденного. Слишком уж разнились мои мечты с мечтами моих близких. Стало стыдно за себя.

Однако, другого выхода не было! Скорее всего это был единственный выход прочь из этого проклятого лабиринта хоть в какую-то реальность. Пускай это будет всего лишь зазеркалье, а не настоящий мир, но в нем я буду не бесплотной тенью, а самым настоящим Сашей Дворкиным. А там, в нем, я попытаюсь найти выход в мой мир, который так бесцеремонно захватил хитрый пан Вышицкий.

Пришлось сделать над собой усилие, чтобы шагнуть еще раз влево. Ноги немного подкосились. Я трусливо прикрыл глаза. Не знаю почему, я так боялся увидеть свои мечты…Может потому, что они хранились у меня в самом дальнем и потаенном углу сердца и даже для меня самого являлись секретом.

В этот раз изображение не появлялось довольно долго. Туман клубился внутри зеркала, не давая мне рассмотреть, что за ним, будто издеваясь. За ним в непроглядной серости метались какие-то тени. Я видел фигуры людей. Но разобрать, что это был не в силах. Так продолжалось уже минуту. Зазеркалье, словно предлагало мне сыграть в темную. Шагнуть в неизвестность. А можно ли это сделать? Или так же как и всегда мои пальцы упрутся в твердую отражающую поверхность?

Я коснулся ладонью зеркала, которое тут же зарябило, всколыхнув сизый туман. Поверхность его пошла рябью мелких морских барашков. Я отдернул руку, понимая, что проваливаюсь внутрь. Несколько раз глубоко вдохнул, набирая воздуха в легкие, прекрасно помня, как внутри нечем дышать, а потом с головой кинулся в этот зеркальный омут, искренне надеясь, что я не ошибся, что это именно мое Зазеркалье, а не кого-то другого.

Снова мерзкий холод, колючие острые грани сотен зеркал впились мне в тело, я заметался, пытаясь освободиться, но невиданная сила все толкала и толкала меня куда-то вперед, сквозь туман, напоминающий кисель. После нескольких минут этакой круговерти Зазеркалье с громким хлопком мое тело выбросило наружу, на что-то твердое. Я больно приложился локтем и затылком, зашипев от боли в ушибленном месте. Резко встал на ноги, не обращая внимания на боль. Напротив меня, на уровне пояса, висело большое старинное зеркало в деревянной резной оправе, покрытое морилкой и лаком для большего шика. Резьба была представлена какими-то сценами из греческих мифов. Странные выпуклые животные, герои-атлеты, побеждающие демонов. Выглядело по меньшей мере солидно. Никакой опасности от Зазеркалья я не увидел. Отражение было моим и единственным, если не считать комнаты. Кстати, куда это я попал…

Я огляделся по сторонам. Видимо, это был чей-то кабинет, выполненный в темных тонах. Стены зашиты такими же резными деревянными панелями с изображениями сценок из мифологии. Прямо напротив зеркало, около другой стены длинный старинный книжный шкаф, сплошь заставленный книгами. Судя по затертым корешкам книг, их действительно читали, а не держали для красоты. Дюма, Пикуль, Бушков, Акунин…Неплохая подборочка! Сам бы читал! Стоп! А может это я и читаю? И мое предположение оказалось верным? Сделав несколько шагов по комнате, повернулся к окну, с любопытством рассматривая рабочий стол, даже на вид выглядевший тяжеленным. Малахитовая столешница, крепкие ножки из мореного дуба, ящички украшенные позолотой — делали его прекрасным произведением искусства. Я завистливо покачал головой. В реальном мире мне приходилось только мечтать о таком…Прошел за стол, позади которого высилось на пол стены окно, занавешенное плотными шторами, создавая в кабинете уютный рабочий полумрак. Присел на мягкое вертящееся кресло, положив локти на удобные подлокотники, будто провалился во что-то мягкое и удобное. На столе стоял компьютер. Экран был потушен, но системник мерно гудел. Судя по красивой обертке, он тоже не из дешевых. Кто же я тут такой-то, если имею возможность вот так обустроить собственный кабинет? В своих джинсах и спортивной куртке я выглядел тут по меньшей мере нелепо.

В дверь настойчиво постучали. Я чуть не выпрыгнул из кресла, почему-то на одних рефлексах решив спрятаться за шторой. Потом одернул себя. Это же мой кабинет, здесь я хозяин — Александр Дворкин. Убегать прочь было бы странно. Только что говорить? О чем? Я понятия не имел, что творится вокруг, какой сейчас год и что делать дальше! Мельком скосил глаза на календарики, перевернутый на ноябре семнадцатого. Значит все точно так же, как и там, в настоящей реальности.

— Войдите! — откашлявшись сообщил я, стараясь придать себе солидный задумчивый вид.

Скрипнула дверь и вошла моя теща — самая настоящая Эльвира Олеговна. Только что-то неуловимо изменилось в ней. Я так и застыл столбом за столом. Способный только лишь медленно моргать.

— Не помешала? — вежливо спросила она, присаживаясь напротив.

 

ГЛАВА 12

Я ошалело пялился на свою тещу, изрядно помолодевшую. Второй подбородок был убран, кожа подтянута. На шее болтается недешевое колье с какими-то камешками, на ногах лакированные туфли на высоком каблуке и длинное платье, почти скрывающее ноги, на которых я не рассмотрел следов мучившего ее в реальности варикоза.

— Саша… — позвала она меня, пощелкав пальцами перед моим ошарашенным лицом. Я встряхнулся, стараясь выглядеть как можно естественнее, хотя это было очень трудно. Столь разительные перемены произошли в облике Эльвиры Олеговны.

— Да, я вас слушаю, — собрался наконец я, выдавив из себя хоть что-то, чтобы совсем уж не казаться дебилом.

— Ты где нашел эту дрянь? — она кивнула на мою одежду, которую сама приобрела в секонде две недели назад. — Полная безвкусица… — Эльвира Олеговна сморщила носик, кстати тоже сделанный пластикой.

— Я… — смущенно опустил глаза на красную куртку со слегка затертыми на локтях рукавами и джинсы зеленого защитного цвета, спрятав ноги со старыми разорванными кроссовками под стул. Выглядел я сейчас, как бич на приеме у английской королевы. — Это для…в общем, захотелось вспомнить молодость! — нашелся я, натянуто улыбнувшись.

Теща скептически покивала головой, делая вид, что приняла мой ответ.

— Я пришла напомнить тебе, что уже четверть шестого, а на семь у вас назначен торжественный банкет в «Украине» в честь начала продаж твоей новой книги, ты подготовил речь? Света очень переживает, что не успеет к началу, просила простить, у нее слишком много дел в клинике…Но она обязательно приедет, как только сможет!

— В клинике? Книга? — я был в легком состоянии шока. Не знал, что говорить, что делать, как себя вести. Меня не покидало ощущение, что я занимаю не свое место, что это какой-то сон, который кончится стоит только ущипнуть себя и вернуться назад в Светкину квартиру, где меня встретить нормальная теща, к которой я привык, Мишка со своими компьютерными играми и жена с вечной усталостью и головной болью.

— Ты опять все забыл? Сегодня презентация твоей новой книги «Приключения Элронда и Анны Ролейн».

Вот так вот….Значит здесь, в моем Зазеркалье фэнтезийный роман, начатый мною там все-таки издали. Но до чего глупое и не оригинальное название!

— Отлично! А Мишка?

— Мишка? — удивленно округлила глаза Эльвира Олеговна. — Мишка в лицеи, у него занятия испанским и английским назначены на семь, с тобой все в порядке, Саша? — женщина нахмурилась, рассматривая меня, как под лупой.

— Все отлично, Эльвира Олеговна, спасибо. Конечно, к семи я буду готов…

— Вот и славненько! — улыбнулась теща, вставая и направляясь к двери. — думаю, ты будешь не против, если я поеду с тобой?

— Конечно нет, — выдавил я из себя жалкую улыбку, — а Света говорите где?

— В клинике…

— В своей? — уточнил я, покусывая губы.

— А то в чьей же? — удивилась теща. — Ты действительно какой-то странный сегодня … Может это все от волнения? Не переживай, у тебя все романы — настоящие бестселлеры.

— Наверное, вы правы, — согласился я, по-дурацки улыбаясь. А что мне оставалось делать еще? Мир перевернулся с ног на голову. Теща выглядит, как тридцатипятилетняя разведенка в поисках любовника, у жены своя клиника, сын в языковом мидовском лицее, а ты известный писатель. Казалось бы куда уж лучше? Но меня тянуло назад. При мысли, что Вышицкий хоть пальцем прикоснется к Светлане трясло от ревности. Необъяснимая обида душила ледяной петлей. Я совладал с собой, дождавшись пока за тещей закроется дверь, а потом, устало откинувшись на спинку кресла, только лишь промолвил:

— Офигеть…

Прикрыл глаза, пытаясь в голове навести хоть какой-то порядок. Мысли, события, все смешалось там. Если я уже здесь и ничего нельзя поделать, решил я, то надо смириться и искать выход, а искать его можно, лишь приняв правила игры. Я успешный писатель? Отлично! Я буду им, пока не найду возможность вырваться из плена Зазеркалья и засунуть хитрого пана обратно сюда, где ему самое место.

Расставив в своей голове приоритеты, я снова осмотрелся. Не лишним будет произвести знакомством с этой новой реальностью, чтобы и тут меня не приняли за неожиданно сошедшего с ума писателя, а то в глазах любимой тещеньки мелькали искорки подозрения уже сегодня. Для начала надо переодеться, а то среди этого богатства я, как бельмо на глазу в своем еще приличном секонде. Пошарил по ящикам стола, открывая их один за другим. Ничего интересного! Какие-то наброски, бумаги, макеты обложек, договора и прочая канцелярщина. Со вздохом встал, привыкая к новой обстановке.

В кабинете не было ничего интересного. Прошелся около книжных полок. В Зазеркалье я был самокритичен. Ни одной своей книги. Сплошь мэтры литературы, как отечественные, так и зарубежные. Слава Богу, хоть Донцовой нет.

Я приоткрыл дверь и вышел в длинный коридор, напоминающий отель. Множество дверей, красная ковровая дорожка на полу. Фазы по углам и цветы в кадках. И тут я живу?!Больше напоминает приличное общежитие со строгим комендантом. Навстречу мне, лениво обмахивая пушистым венчиком цветы брела молодая девушка в белом переднике и черной униформе. Завидев меня, он сделала сосредоточенный вид, тщательно смахивая пыль.

— Добрый день, Александр Сергеевич, — она поздоровалась, улыбнувшись искательной улыбкой и прошла дальше. Я с любопытством посмотрел ей в след.

— Значит, у меня еще есть и штат прислуги… — решил я, приоткрыл первую попавшуюся дверь, заглянул внутрь. В комнате было прибрано, постель убрано. Никаких следов человеческого проживания. От чего я решил, что это комната для гостей. Такое бывает в богатых домах, к коим мой нынешний несомненно относился.

Распахнул следующую. Горничная подозрительно косилась на меня из дальнего конца коридора. Ну и пусть! Мало ли какие вздорные мысли посещают дурную голову знаменитого и богатого писателя! В истории было немало таких случаев!

Вторая комната была несомненно Мишкина. Груды игрушек, мощный компьютер на столе, мерно гудел устанавливая очередные обновления, светясь в темноте синим экраном. В углу комнаты кровать под балдахином, на которой при особой сноровке могли уместиться человек пять взрослых мужиков. Зашел внутрь…Щелкнул выключателем. На стене несколько фотографий Мишки, знакомых мне еще по тому, реальному миру…А вот эти я не видел.

В вычурной рамке чья-то умелая рука запечатлела его в полный рост на берегу моря рядом со своим родным отцом. Внизу мелкая подпись: «Испания лето 2017». Значит Андрей Валентинович уже на ПМЖ на берегах Средиземного моря. Куча Мишких фото с друзьями. А это он в Диснейленде…В лицее…Дома…

Я провел ладонью по лицу, тяжело вздыхая. В реальности, вне Зазеркалья о таком мы могли только мечтать. Моя зарплата скромного инженера Турбоатома не позволяла пользоваться всеми благами цивилизации.

Вышел прочь, аккуратно притворив за собой дверь, не забыв потушить свет. Следующая комната была выполнена в розовом стиле. Посередине стояла узкая кровать, широкая во всю стену плазма, белью раскидано по всей комнате в творческом беспорядке. Ноутбук стоит на паузе, загружая какой-то фильм. Я заинтересованно присел рядом, включив плей.

— «Кинокомпания Киев продакшн» и «Харьков лост фильм» представляют… — на украинском заговорил диктор за кадром. — «Орден ненависти».

Ух ты…По моим бессмертным творениям еще и фильм сняли. Я вздрогнул, услышав позади себя шаги. Эльвира Олеговна зашла в свою спальню, негромко цокая каблуками.

— Любуешься?

— Простите… — смутился я, не зная как выкрутиться.

— Ничего, ничего! — махнула рукой теща. — Я всего лишь на минутку. Покопалась в своей сумочке и вышла.

— Да…дожился… — я вышел из комнаты, продолжая ревизию неожиданно свалившегося на меня богатства.

Следующая комната была очередной спальней для гостей, а вот самая крайняя меня заинтересовала. На длинной кровати, больше напоминающей аэродром для посадки истребителей валялось скомканное шелковое платье. На тремпеле в приоткрытом шкафе-купе куча нарядом в одном отделении, а во втором накрахмаленные медицинские халаты. Тут жила Света, только не было ни одной моей вещи! Ни намека на присутствие здесь мужчины! Что же это такое? Мы хоть в Зазеркалье расписаны? Я обшарил все вокруг, но не нашел даже носков.

— Странно… — пробормотал я, выходя из спальни своей жены. Заглянул в дверь напротив и понял, что не все так хорошо у меня-миллионера в этом Зазеркалье. Со Светкой мы спали отдельно. Моя комната была небольшой, наполненной только лишь самым необходимым: шкаф, телевизор, ноутбук и кресло с кроватью. На изумрудно-зеленом покрывале лежал отглаженный костюм-тройка. В углу примостились лакированные остроносые туфли. Ну конечно же поработали горничные… Я присел на краешек кровати, опасаясь помять покрывало, потом плюнул на все и опрокинулся назад, рассматривая украшенный лепниной потолок.

А богатым быть не так уж и плохо…В голову закралась предательская мыслишка, что неплохо было бы остаться, но я отогнал ее прочь. Ну не лежала у меня душа к этому миру, где все словно нарисованное, пасторальное. Я рывком поднял тело с кровати и выглянул в окно, приоткрыв штору. Что там у нас во дворе?

Во дворе был немаленьких размеров флигель, сторожка охраны, лужайки с клумбами полными цветами. На них копошились несколько женщин, видимо садовниц, а Эльвира Олеговна, уперев руки в бока раздавала указания, что твой Наполеон.

Чуть левее расположились гаражи. Три двери с ролл-ставнями недвусмысленно указывали, что у меня в доме три машины. Одну из них черный «мерседес» представительского класса намывал то ли водитель, то ли охранник. Видимо, готовился к выезду на презентацию новой книги.

Что же такое случилось в моей жизни, что из простого инженера я превратился во владельца такого поместья? И не спросишь ни у кого…Точно сочтут сумасшедшим и запрут в психушку, не в «пятнашку» конечно, какую-нибудь элитную, но от этого не легче. Там и санитары хмурые и таблетки горькие…

Открыл ноутбук. Набрал Википедию, уж она точно должна все знать, гениальная…Если только в Зазеркалье она есть. Всемирная паутина меня не подвела. Сайт моментально высветился и я быстренько набрал свою фамилию, имя и отчество. Пару секунд наблюдал, как крутится кружочек загрузки, а потом вся информация открытого доступа обо мне выскочила на экран. Так…Что тут у нас? Я искренне зачитался.

Дворкин Александр Сергеевич — 22.04.1990 года рождения, уроженец города Валуйки Белгородской области. Детство, юность…Это можно было пропустить, почему-то у меня не вызывало сомнений, что они совпадают с реальными событиями из моей жизни. Вот это уже интереснее…

В 2010 году переехал в Харьков, женился на Коноваленко Светлане Владимировне, у которой уже был ребенок от первого брака. Недолго проработал на Турбоатоме инженером.

Ага! Значит был— таки этот факт в моей биографии!

В 2013 впервые опубликовал свой дебютный роман «Одноклассники смерти», принесший ему популярность, среди любителей боевиков и остросюжетных детективов. Следом роман наминируемый на «Букер» «Отступники», по которому снят сериал «Мир после Краха».

Вот так вот…

Проживает за городом вместе с семьей. Жена имеет Гинекологическую Клинику в Харькове «Женское здоровье».

— Так…что еще… — но Википедия больше ничего полезного не рассказала. Видимо, придется до всего доходить самому, побыстрее отсюда исчезнув.

— Александр Сергеевич… — в приоткрытую дверь заглянула миловидная мордашка горничной.

— Да.

— Эльвира Олеговна просила напомнить вам, что через полчаса выезд.

— Спасибо… ээ… — замешкался я, не зная, как назвать горничную.

— Александр Сергеевич, дорогой, — она прошмыгнула в дверь, плотно прикрыв ее за собой. Короткое платьице оголило голые коленки, от которых у нормального мужика пойдут сами собой адекватные реакции и изменения в организме. Вспорхнула рядом на кровать, зашептав мне горячо на ухо.

— Что же вы забыли свою Кариночку? Совсем не уделяете мне внимания… — с неподдельной горечью в голосе, проговорила она. — Может пока есть время… — я руки шаловливо скользнули по моему бедру, но я легонько отстранился, смущенно красней. Вот тебе и Зазеркалье! Никогда в реальности не изменял жене, любил ее, а тут нате вам…

— Кариночка… Мне книгу надо сначала выпустить, — извиняющимся тоном объяснил я, отходя на всякий случай подальше, — чтобы подарочки дорогие тебе дарить…А потом уже неделю я твой, — с маху пообещал я, искренне надеясь, что найду за это время выход назад.

Ну правильный я! Слишком правильный! От мысли, что даже в другом мире я изменю Светке, меня воротило.

Карина поджала обиженно пухлые губки и оправила передник, который не только ничего не скрывал, но и многие подчеркивал.

— Как вам будет угодно, Александр Сергеевич…

— Сашка, ты еще не готов? — в спальню без стука вошла теща. Вот это качество у нее было еще в настоящем мире, оставшись и в Зазеркалье. Ну не может же быть тут все идеальным?

— Сейчас буду… — я бросил взгляд на часы, которые показывали почти половину шестого. А еще пробки…До Украины еще ехать и ехать. Я сбросил футболку, кроссовки и куртку с джинсами, бросив на кровать. Теща брезгливо подняла еще добротные немецкие штаны за краешек кармана и швырнула горничной, уничтожающе поглядев на нее.

— Чтоб этого хлама я в доме больше не видела! Поняла меня?! — Карина моментально собрала мою настоящую и удобную одежду. Упорхнув куда-то по своим делам. В Зазеркалье, видимо, главной управляющей в доме, как и раньше была Эльвира Олеговна.

— Ты подготовил речь?

— Еще бы, — брякнул я, торопливо застегиваясь.

— Это хорошо, что мне не придется за тебя краснеть, зятек, — промолвила она, удаляясь из моей спальни.

Я обреченно сел на кровать, как и был в одних трусах и на половину застегнутой рубашке. Да уж…Надо выбираться отсюда! Неужели именно об этом я тайком мечтаю? А Зазеркалье всего лишь сделало качественное отражение моих фантазий? Или это очередная шутка Вышицкого, запихнувшего меня сюда?

Быстро накинув пиджак, наскоро пригладив кучерявые волосы, справедливо рассудив, что популярный писатель и должен выглядеть, как не от мира сего…Я легко сбежал по лестнице вниз, где меня поджидало трое крепких парней шкафообразного облика и теща.

— Это обязательно? — кивнул я на телохранителей.

— Сашка, что еще за никому не нужная смелость?! — возмутилась теща, буквально выпихивая меня из дома к машине. Хмурясь, я занял место позади водителя. Рядом в дорогой шубе и сверкающих бриллиантах устроилась помолодевшая Эльвира Олеговна.

— Поторопись, молодчик! — перчаткой постучала она по плечу водителя, который намывал «мерседес». Двигатель завелся с пол оборота. Тихо скрежетнули разъезжающиеся кованые ворота. Вся прислуга провожала нас обожающими взглядами, от которых почему-то мне стало неприятно. Надо же помещиком заделался!

А потом тонированное стекло автомобиля поднялось, окончательно закрыв мне обзор. Я откинулся на удобное сидение, попытавшись немного подремать, моментально провалившись в сон.

 

ГЛАВА 13

— Саша, — кто-то аккуратно дергал меня за локоть, вырывая из пленительных объятий сна, — да проснись же ты!

Я встрепенулся, вернувшись рывком в реальность. Мы стояли у «Украины», теща теребила меня за рукав, пытаясь вернуть к реальности. Хотя какой к черту реальности?! Если моя настоящая жизнь осталась там…за моим отражением, в зеркальном лабиринте.

— Уже приехали? — я потер устало глаза, краем глаза заметив, что видок у меня еще тот. Лицо опухшее, усталое, под глазами круги.

— Минуты три как… — ворчливо заметила Эльвира Олеговна, выбираясь из машины.

— Сейчас бы кофе… — помечтал я.

— Дворкин, я тебя умоляю, какое кофе?! Нас люди ждут…

— Ах, да, конечно…

К машине уже бежал представитель издательства. Молодой худенький паренек в добротно сшитом твидовом костюме и вызывающе красном галстуке. Он лихо перепрыгивал через разлитые по асфальту осенние лужи, приближаясь к машине.

— Александр Сергеевич, ну наконец-то! Читатели уже собрались! Все ждут только вас… — затараторил он скороговоркой.

Мне пришлось выбраться из машины. Закурил, наслаждаясь первой сигаретой за долгое время. Прямо перед главным входом в торговый центр был растянут огромный баннер с моим изображением, державшим книгу в аляповатой обложке с подписью: «новый роман от любимого автора». Да, в реальности об этом приходилось только мечтать.

— Нашел время курить, — проворчала Эльвира Олеговна, поправляя причудливую прическу, уложенную на голове в связи с торжественным мероприятием.

Плюнув на все, я выбросил сигарету и подал руку теще. Она с готовностью ухватила меня под локоть, и мы вместе пошли за представителем издательства.

Презентация книги проходила на первом этаже. Посередине коридора стоял стол, заваленный книгами, пахнущими еще типографской краской, и бутылка с водой. В проходе толпились люди, ожидая подписанного экземпляра прямо от автора. Эльвира Олеговна присоединилась к каким-то знакомым дамочкам ее возраста. А я остался один. Присел на краешек стула, борясь с ощущением того, что все проснуться и выгонять меня к чертовой матери отсюда.

— Минуточку внимания, господа! — громко объявил на весь зал паренек. — Сегодня в этот торжественный день наше издательство представляет новую книгу от Александра Дворкина «Приключения Элронда и Анны Ролейн». Поприветствуем автора!

Раздались дружные аплодисменты, заставившие меня изрядно покраснеть. Я тут оказывается пользуюсь бешеной популярностью.

— Сегодня у нас запланировано короткое общение с автором, выдача автографов и небольшой фуршет!

Фуршет это хорошо, подумал я. В желудке ощутимо заныло. Я не кушал уже довольно давно. Скосил глаза на маленькие передвижные столики с бутербродами и шампанским, проглотив слюну.

— Итак, начнем, — представитель издательства присел рядом, не снимая с лица дежурную улыбку, — прошу, господа…

— Яна Красовская, газета «Вечерний Харьков»… Александр Сергеевич, где вы ищите вдохновение для своих книг? Если прототипы у главных героев? — вперед из толпы выступила длинноногая блондинка в вызывающе короткой юбке.

— Ну…Вдохновение я черпаю… — мой взгляд неожиданно упал на зеркальную витрину книжного магазина, расположенного напротив моего стола. Сквозь плотные спины толпы я отчетливо видел ухмыляющуюся физиономию Вышицкого в моем облике. Он аплодировал мне, беззвучно шевеля губами. Это был несомненно он!

Над ухом раздался голос Эльвиры Олеговны.

— Не молчи, как истукан! — зло зашипела она, подталкивая меня в спину.

— Что простите? — усилием воли я оторвал взгляд от зеркала.

— Яна Красовская, газета «Вечерний Харьков»… Александр Сергеевич, где вы ищите вдохновение для своих книг? Если прототипы у главных героев? — повторила она вопрос.

— Вдохновение я черпаю в семье, а прототипов нет… — быстро произнес я, возвращаясь взглядом на витрину. — Все придумано от начала и до конца…

Вышицкий улыбался, а на переднем плане игрался Мишка, что-то строя и изобретая, даже не представляя, что находится в одной комнате с упырем, появившимся из старинного зеркала. Пан сидел на диване в комнате сына, в руках у него был пульт от телевизора. На его коленях лежала голова Светланы, которая что-то рассказывала ему.

Кулаки непроизвольно сжались, я побледнел. Изображение испарилось так же быстро, как и появилось. Зеркальная витрина теперь отражала теперь только то, что ей и было положено, спины нетерпеливых читателей. Я ощутил, как пересохло в горле, словно наждаком прошлись. Закашлялся, набулькав себе минералки из бутылки.

— Простите, перерыв… — прохрипел я, вставая со своего места.

Толпа ошарашенно заворчала, представитель издательства растерянно развел руками.

— Слово писателя для нас закон… Прошу насладиться фуршетом. Пресс-конференция продолжится через некоторое время.

Я побрел куда-то наверх по выключенному эскалатору. Перед глазами стояла эта идиллическая картинка и язвительная, почти победная ухмылка Вышицкого. Уверен, что мне это все не привиделось и не показалось. Пан издевался надо мной, чувствуя, что я хочу вернуться. На третьем этаже было пусто. Тускло светились лампы дневного света. Магазины и витрины были уже закрыты. В дальнем конце коридора мыла пол уборщица, елозя по кафельному полу грязной тряпкой.

Подошел к огромному, во всю стену окну. Закурил, пуская дым колечками, глядя на улицу. По проспекту летели грязные машины, громыхали троллейбусы. Мокрые замерзшие люди толпились на остановке, выдыхая клубы пара. Молодая парочка, обнявшись брела по тротуару. Вот счастливые люди!

Неожиданно их подрезала черная иномарка. Далековато, модель разглядеть сложно. Из машины выскочил крепко сложенный паренек лет двадцати в короткой кожаной куртке, что-то им покричал, грозя кулаком. Распахнул пассажирскую дверь и оттуда выпорхнула…

Я не мог поверить своим глазам. Это была Светка — моя жена, и не она одновременно. Длинная шуба, шпильки, прическа…Не было в ней чего-то родного…Как манекен, одетый в дорогую одежду. Крепыш подошел к ней поближе, по-хозяйски обнял за талию и поцеловал. Она и не думала отбиваться. Лишь слегка отстранилась, что-то ему выговаривая. Потом сама чмокнула его мимолетно в щеку, помахав своей миниатюрной ладошкой на прощание.

— Клиника говорите… — прошептал я, только сейчас заметив, что сигарета догорела почти до фильтра и теперь тлела, обжигая мне кончики пальцев.

Жена спешила по ступенькам в зал. Почему-то было больно в груди…Умом я понимал, что это не моя жена, не моя жизнь, не моя реальность…Но чувство ревности будто сбило меня с ног. Трясущимися руками я вытащил еще одну сигарету из пачки. Чиркнул зажигалкой, не чувствуя ничего, только боль.

— Вот ты где…писатель-самородок! — у эскалатора раздался голос Эльвиры Олеговны. Она, подобрав платье, поднималась наверх. Я обернулся, собираясь с силами, чтобы не сорваться и не заорать. — Тебя там люди ждут, а ты тут десятую подряд сигарету докуриваешь!

— Сейчас буду…

— Саша, что с тобой? — спросила теща уже нормальным голосом у меня. На миг показалось, что я вернулся назад, что Эльвира Олеговна поможет советом подскажет, съязвит, но нет…Этот вариант лишь обеспокоен был одним — мнением общественности. — Ты плохо себя чувствуешь? Я говорила, что надо бы давно сходить к Льву Давыдовичу за консультацией. В наше суматошное время…

— Со мной все в порядке, — раздельно проговорил я мертвым голосом.

— Сашка, привет! — к нам поднялась Светка. Шубу она уже сняла в гардеробе, оставшись в длинном обтягивающем вечернем платье с открытой спиной, подчеркивающим ее прекрасную талию. Волосы все те же, фигура та же, но не было в ней той бесшабашности, той легкости, той честности, которые были у настоящей, было лишь искривленное отражение.

Жена, раскинув руки, хотела меня обнять, как недавно крепыша на остановке, но я ловко увернулся, сделав вид, что это произошло совершенно случайно.

— Привет, — холодно поздоровался я, стараясь не смотреть в ее честные глаза, светящиеся казалось бы искренней радостью, — Эльвира Олеговна, право слово, неудобно. Люди ждут, пройдемте в зал.

И первым направился туда, вслед за тещей. Рядом шла Светлана.

— Ты не рад, что я приехала? — тихо спросила она.

— Отчего же рад…

— Саш, пойми, у меня очень много работы. Ты даже не представляешь, что такое клиника. Кучу бумаг подпиши, истории напиши, женщин посмотри. Вот сегодня, например, одну из них надо было с консультации переводит в стационар. Но это же не так просто! Я подготовила документ. Договорилась с Корабельской. Оформила все как надо! Это же время! К тому же я тебя заранее, еще утром предупредила.

— Не меня… — поправил ее я. — Тещу…

— Господи, да какая разница! Хоть Мишку! Я не хотела тебя расстроить, правда, — она все-таки подхватила меня под руки и прижалась к плечу. Если бы я не видел своими глазами крепыша на иномарке, то поверил, что она действительно переживает.

— Как добралась? — сухо спросил я.

— Меня муж этой тетки подбросил, — настороженно всматриваясь в мои глаза, соврала Светка, — ему все равно было в эту сторону.

— Понятно… — пробормотал я.

Мы спустились вниз, где читатели уже в полной мере успели насладиться фуршетом. Они уже и забыли для чего собственно собрались. Мило беседовали друг с другом. Книжки были разобраны. Стол пуст. За ним сидел представитель издательства, попивая шампанское.

— Александр Сергеевич, — чуть пьяненько воскликнул он, — вы вернулись?

— Как я вижу в моих автографах уже нет необходимости? — я кивнул на пустой стол, заваленный до этого книжками.

— Мы вас так любим… — паренек полез обниматься, но я сделал шаг назад, уклоняясь в сторону. — Вы наш самый талантливый автор…Только теперь меня уволят…

— Почему это? — удивился я.

— Я провалил презентацию… Выпускающий редактор доверила мне дело, а я его завалил.

— Не переживайте, — похлопал я его по плечу, — думаю с ней мы сумеем договориться.

Быстрым шагом направился к выходу.

— Саш, — Света семенила за мной на своих длинных шпильках. А та, родная, любимая не любила высокий каблук.

— Да? — поднял я на нее глаза.

— Ты домой?

— Да нет, пожалуй, — пожал плечами я, — вы отправляйтесь, забирайте машину. Мне надо немного прогуляться.

Светка подозрительным взглядом окинула меня, но ничего не сказала. Позвала Эльвиру Олеговну, тактично томящуюся где-то позади. Вместе они вышли из торгового центра. Я немного понаблюдал, как шофер открыл им двери, усадил на заднее сиденье, как машина рванула с места, окатив прохожих с ног до головы осенней грязью.

— Александр Сергеевич! — позади меня раздался чей-то звонкий девичий голос.

Недалеко от выхода стояла уже одетая в пуховик та самая блондинка, задавшая первый и единственный вопрос на презентации. Я напрягся, вспоминая, как ее зовут, но видение с Вышицким выбило меня из колеи.

— Да, — недоуменно посмотрел на нее я. Выглядела она привлекательно. Бойкая девушка…Такие должны становится именно журналистками, вырывающими сенсацию зубами.

— Яна Красовская — «Вечерний Харьков», — снова представилась она, блеснув белозубой улыбкой, — может ли наша газета рассчитывать на эксклюзивное интервью с главным писателем нашего города?

Хотелось побыть одному. В голове царил кавардак. Боль от предательства Светланы в этом мире еще не прошла. Обида была столь сильна, что толкала меня на глупости. Вышицкий не выходил из головы.

— Не думаю, что сегодня я хороший собеседник…

— Одно из качеств хорошего журналиста разговорить даже самого скверного собеседника, — упорствовала Яна.

Я похлопал себя по карманам. Мне как-то в голову не пришло поискать в своем рабочем кабинете хоть какую-то наличность. Теперь даже маршрутки были для меня закрыты.

— Боюсь, Яна…

— Можно просто Яна.

— Боюсь Яна — главный писатель нашего прекрасного города может предложить такой очаровательной девушке лишь прогулку по нему под осенним дождем.

— Я люблю осень, — быстро согласилась Красовская, и глаза ее загорелись охотничьим азартом в предвкушении сенсации.

Вдвоем мы вышли из «Украины». Боже упаси, у меня не было на эту девушку никаких планов. Просто я ощутил к ней какое-то доверие что ли… Она располагала к себе и одна из всех окружающих меня в этом мире не выглядела искусственной пародией на человека.

Накрапывал дождик. Небо приобрело серо-стальной оттенок, давя на виски своей громадной тяжестью. Люди вокруг стремились куда-то спрятаться, забежать от бушующей непогоды, лишь мы с Красовской мерно шагали по тротуару Юбилейного проспекта. Листья мерно шуршали под ногами, вяло кружась, опускались в грязные лужи. Ненавижу осень…

Яна шла рядом, не начиная разговор, будто давая возможность мне собраться с мыслями, отойти от потрясения. Она все чувствовала, понимала, была хорошим психологом, как приличному журналисту и положено.

— Вы задумались о чем-то? — осторожно спросила она тихим голосом.

— У меня масса причин для этого… — невесело вздохнул я.

— Может поделитесь? — подмигнула Яна, пытаясь поднять мне настроение.

— С журналистом? — усмехнулся я. — Проще тогда написать самому статью в газету или выступить на телевидении…

— Обещаю, что все что вы расскажите, останется между нами! — подняла шутливо руки вверх Красовская. — И даже выключу диктофон на время беседы.

Девушка щелкнула черной кнопочкой на миниатюрном устройстве. Кнопка Rec потухла, перестав гореть красным.

— Это разговор не на пять минут, — воспротивился я, хотя в душе очень хотел поделится с кем-то своими переживаниями. Посторонний человек подходил для этого больше всего.

— Я никуда не спешу, — улыбнулась Яна, — позвольте пригласить вас на кофе. Ресторан не обещаю, но «Кулиничи»… Как вы относитесь к Американо?

— Положительно! — рассмеялся я.

Мы зашли в первую попавшуюся кафешку из множества раскиданных по всему городу. Заняли места, заказав по кофе и круассану.

— Итак, — подперев щеки кулачками склонилась надо мной Красовская, — готовы поделиться со мной роковыми тайнами популярного автора?

— Я бы на вашем месте был не столь весел, — грустно улыбнулся я, — для началу прошу вас, выслушайте меня внимательно и не спешите вызывать психиатрию. Все что я вам сейчас расскажу истинная правда. И мне очень нужна ваша помощь…

И я рассказал Красовской все от начала до конца. С момента покупки зеркала на Коммунальном рынке до презентации книги в торговом центре «Украина».

 

ГЛАВА 14

Рассказ мой занял минут сорок. За все это время Красовская не проронила ни слова, внимательно слушала, изредка задавая уточняющие вопросы. Ни тени сомнения или насмешки на ее лице я не увидел. Когда я закончил и посмотрел на нее, ожидая реакции журналистки, она лишь пожала плечами, сделав большой глоток кофе, а потом вымолвила:

— Книга получится отличная, сюжет мне нравится…

— Яна! Как же вы не поймете, что это все правда! — воскликнул я, и немногочисленные посетители кафешки обернулись в нашу сторону. Я поморщился и кивком головы извинился.

— В эту историю трудно поверить… — задумчиво сказала Яна, помешивая остывший кофе.

— Я понимаю, но я здесь один, помощи мне ждать неоткуда. Вы моя последняя надежда, — горячо заверил я ее.

— А как же ваша семья? Неужели они ничего не заметили?

— Кажется, что они не заметят даже если я вообще исчезну. Лишь бы только деньги исправно поступали на их счета в банках…

— Ну вы уже совсем…

— Не будем углубляться в мои взаимоотношения с семьей, — перебил я ее, — мне нужен от вас конкретный ответ, поможете или нет?

Красовская надолго задумалась, рассматривая огоньки домов за прозрачным пластиковым окном. Город постепенно отходил ко сну. В многоэтажках-свечках загорался свет. Редкие прохожие, шлепая по грязным лужам, спешили домой. Только мне спешить было некуда. Мой дом оставался в другой реальности, в другом мире, за искривленным зеркалом.

— Так… — наконец вымолвила Яна. — Понятно, что такое выдумать сложно, но реально, тем более такому писателю как вы. Но мне отчего-то хочется вам верить, именно потому что все слишком сложно. Вы не похожи на психа, Александр Сергеевич.

— Хоть на этом спасибо, — облегченно выдохнул я.

— Чем я могу вам помочь?

— Я немного поразмышлял, — придвинулся к ней поближе, снизив голос до шепота, чтобы никто нас не расслышал, — и пришел к выводу, что мне необходимо уничтожить бессмертную душу Вышицкого. Это единственный способ вернуться в реальность. Должен существовать либо я, либо он, но в моем теле.

— И как же это можно сделать? — с любопытством поинтересовалась Красовская, откинув длинную челку назад.

— Вот этого, как не ломаю голову, придумать не могу. Тот мир для меня закрыт, да и сомневаюсь я, что убив Вышицкого, находящегося в Дворкине, я сам останусь жить. А этого, ой, как хочется…

Журналистка на секунду задумалась, кусая нижнюю губу. Я невольно залюбовался ее. Слишком велика была обида, которая вспыхнула при виде того, как незнакомый мне парень целовал мою жену на улице. А Красовская была привлекательной девушкой, с хорошими данными, к тому же, судя по отсутствию кольца на руке, абсолютно свободная. Но у девушки были другие планы.

— Саш, — начала она, — если позволишь себя так называть. Я согласно кивнул. Проще делать общее дело, когда перешел на «ты», — как я поняла, Вышицкий остался жить в Зазеркалье только потому, что в момент похорон все зеркала в его доме были не занавешены? — уточнила Красовская.

Я согласно кивнул, начиная понимать к чему она клонит. Как же мне не пришла эта простая мысль в голову раньше!

— А значит в этот момент, он наиболее уязвим. Если ты сможешь попасть снова к нему в воспоминание и уничтожить то зеркало, в которое он заточил свою душу, то и никакого обмена не будет. Ты снова окажешься в…своем мире, — добавила она, так и не произнеся слово реальность. В голове журналистки никак не укладывалось, что она лишь плод чей-то фантазии и живет в Зазеркалье.

— Эта отличная идея! — обрадовался я. Надо найти лишь только нужную дверь в лабиринте отражений и все! Ты гений, Яночка! — от избытка чувств я схватил ее за плечи и обнял.

В кармане завибрировал телефон. Я отстранился. Мельком глянув на экран. Звонила Светлана. Красовская смутилась, кашлянула и отодвинулась.

— Извини… — пробормотал я, сбрасывая звонок.

— Ничего, мне уже пора, — выдавила журналистка из себя вялую улыбку. — Вот мой телефон, — Красовская положила визитку на стол, усыпанный крошками слоеного теста. — Если понадобится еще какой-нибудь совет, звони.

— Ян… — начал было я, но она уже встала со стула, накидывая на плечи пуховик.

— А… — будто вспомнив о чем-то, журналистка остановилась и положила на стол сто гривен. — Ты же говорил, что без денег вышел на презентацию. Это на такси…

— Постой! — я ухватил ее за руку, но она аккуратно высвободилась.

— Разбогатеешь, отдашь…

— Яна!

— Мне пора, Александр Сергеевич.

Красовская легкой походкой вышла из кафешки, тут же поймав такси. Машина взвизгнула тормозами и исчезла за поворотом, укатив в сторону Гвардейцев Широнинцев. Я сел на место, положив деньги в карман, уставившись бессмысленным взглядом в окно. Надо было ехать домой. Только где он теперь, мой дом? Где моя семья? Где жена? Что делать, если не знаешь куда ехать?

Телефон зазвонил снова. На другом конце провода была Светлана, точнее ее отражение.

— Слушаю, — усталым голосом проговорил я.

— И где мы ходим? Ты вообще на часы смотришь? — послышался из трубки рассерженный голос.

— Скоро буду, — коротко бросил я, — Свет…

— Чего тебе, Дворкин?

— А где мы живем?

— Ты что пьян? — изумилась Светка. — Забыл, как строили на Павловом поле наш особняк? Между прочим там были и наши с мамой сбережения…И немаленькие!

— Спасибо, — и положил трубку, нажав отбой, не став дослушивать заезженную судя по всему пластинку жены.

Вышел на улицу, вдохнув колючий холодный воздух. Начало подмораживать. Вот и хорошо! А то надоела эта слякоть. Закурил, наслаждаясь толикой свободы. Прохожие глазели на меня, как на инопланетянина.

Такси поймалось быстро. Водитель — не славянского облика мужчина, вел машину молча, и не встревал со своими комментариями, что было удивительно для его профессии и национальности. Я ехал, откинувшись на обшарпанную потертую спинку кресла старенькой «девятки», полуприкрыв глаза, раздумывая над планом Красовской.

В чем-то она была безусловно права. Это, пожалуй, был единственный способ уничтожить Вышицкого, вернуться домой, навсегда забыв этот кошмар. Только пустить меня зеркало обратно в этот лабиринт? И как среди миллионов отражений найти нужное? Решив попробовать это сегодня же, не затягивая, я открыл глаза, поняв, что мы уже сворачиваем к особняку писателя Дворкина.

— Приехали, шеф, — сообщил водитель, останавливая легенду отечественного автопрома у высокого забора из красного кирпича.

— Спасибо, — я сунул ему в ладонь смятую сотенную и вылез из «девятки».

Узкая кованная калитка уже отъехала в сторону. На пороге меня ждал охранник «Кратоса» с помповым ружьем в руках. Он взволнованно что-то затараторил, но я не особо не вникал. Понятно было только, что Светлана Владимировна жутко обеспокоена моим долгим отсутствием, и вся смена получила жуткий нагоняй от хозяйки.

Прошел по узкой дорожке к дому, где на пороге меня уже встречал женсовет в лице жены и ее мамы Эльвиры Олеговны. Они перетаптывались на месте, явно замерзая на посвежевшем воздухе. Лица их ничего хорошего не предвещали, но и уклониться от комитета по торжественной встрече я не мог. Хорошо хоть Мишку не привели с собой.

— Ты где был? — строго нахмурив брови, спросила Светлана. Это она умела. Этот взгляд я помнил еще по реальности.

— Гулял…

— Саша, ты пьян? — Эльвира Олеговна сделала попытку обнюхать меня на предмет алкоголя, но я уклонился, попытался их обойти.

— Немедленно объясни, где ты был! — разозлилась жена, намереваясь отвесить мне гулкую пощечину. Я не стал прятать лицо. Правую щеку обожгло огнем.

— Я гулял, — отодвинул ее чуть в сторону и прошел в дом, направившись сразу в кабинет.

— Дворкин, немедленно остановись! — послышалось мне в след, но я уже был на лестнице на второй этаж. Зашел в кабинет, сбросив пальто на пол, лег на мягкий кожаный диван, не разувшись, закинув ноги на подлокотник.

Мысль о том, что надо попробовать идею Красовской, не оставляла меня. Но где же тут! В дверь затарабанили. Ручка задергалась, пытаясь открыться.

— Не заперто, — хмуро сообщил я. В кабинет залетела Светлана — не моя добрая, искренняя, любимая Светочка, а ее искривленное отражение.

— Ну и как это все понимать?

— Что именно? — сделав вид, что ничего не понимаю, переспросил я.

— То что с презентации ты укатил вместе с этой лахудрой из «Вечернего Харькова».

— Ты все видела?

— Люди сообщили, — съязвила она, став надо мной, уперев руки в бока. Плакала она, кажется искренне, но вот не верилось мне и все тут…

— Значит ушел…

— То есть я спешу с работы галопом к любимому муженьку, бросаю женщин, клинику, только чтоб тебе, Дворкин было приятно, а ты мне говоришь значит ушел?!

— Я все видел, — тихо проговорил я, стараясь не глядеть на нее, боясь сорваться, накричать…

— Что ты видел?

— Твою работу…На черной иномарке…Плечистая такая в кожаной куртке, лет под тридцать.

— Я же говорила, что это муж тетки, он меня подвез.

— А потом поцеловал на прощание?

— Дворкин, как ты мог подумать! — она вылетела пулей из кабинета, громко хлопнув дверью, на ходу причитая, что потратила на меня свою жизнь, рискнула благополучием своим и ребенка, а ее беспочвенно подозреваю и житья не даю…

Вздохнул. Сев на диван. Рядом была чистая пепельница, заботливо вымытая Кариночкой. Закурил. Прямо напротив меня висело зеркало. Оно было небольшого размера, в форме прямоугольника, с оправой, выполненной под старину. Большего мне и не надо было. Я сделал шаг к нему, рассматривая свое отражение. Усталое хмурое лицо, начинающая пробиваться поросль щетины на щеках. Ничего не менялось, не появлялось, в нем был только я.

— С Богом. — шепнул я, прикасаясь к холодной поверхности. Прикрыл глаза, вдохнул побольше воздуха, вспоминая свои прошлые ощущения и…И ничего! Ровным счетом ничего не изменилось! Я стоял, как дурак, перед зеркалом и тыкал в него ладонью, так и не сообразив, что не могу попасть на ту сторону Зазеркалья.

— Что за ерунда?

— Можно? — в дверь заглянула теща. Я стыдливо убрал ладонь, спрятав ее за спину.

— Конечно, Эльвира Олеговна.

— Саша, нам надо серьезно поговорить.

Я сел рядом на диван, все еще расстроенный не удавшимся экспериментом.

— Понимаешь…

— Если вы про Свету, то мы уже серьезно поговорили, — прервал ее я на полуслове.

— Ваши отношения всегда были непростыми…

— Эльвира Олеговна, я очень устал и хочу спать.

— Хорошо, Саш, но ты же не думаешь нас бросать?

— Оставьте меня, прошу вас, — попросил я. И на миг мне показалось, что в тещиных глазах я увидел ту Эльвиру Олеговну, которая всегда помогала мне и была на моей стороне в ссорах с женой. Всего лишь на миг!

— Хорошо! Но завтра…

— Завтра обязательно, — я выпроводил тещу из кабинета, рухнув на диван. Порылся в карманах, ища визитку Красовской.

Пошли длинные гудки, потом долго никто не отвечал, а после я услышал ее заспанный голос.

— Красовская у аппарата…

— Яна это Дворкин.

— Очень приятно, время не видел?

— Видел, — торопливо сказал я, — я попробовал попасть в лабиринт через обычное зеркало.

— И что? — встрепенулась журналистка.

— Пока я здесь. Ничего не вышло! Оно меня не пропускает.

— Значит нужно найти то, которое пропустит, — подсказала Красовская.

То которое пропустит, повторил я про себя, слушая ее мерное дыхание в телефонной трубке. Кажется, она уснула с телефоном. Единственное зеркало, которое пропускало меня внутрь лабиринта было зеркало Марты Калиновской! А если она было у ее потомков в реальности, то почему бы ему не быть у ее потомков Зазеркалье?! От этой простой мысли у меня по спине побежал холодок. Конечно, все так просто! Я должен найти внучку Марты Калиновской, которая продала мне зеркало на Коммунальном! По-моему я даже вскрикнул от удивления. На том конце Яна зашевелилась, видимо, проснулась.

— Так и что будем дальше делать? — спросила она, смахивая с себя остатки сна.

— Нам надо найти бабулю, продавшую мне зеркало! — радостно сообщил я ей.

— И как же мы это сделаем?

— Все очень просто ее зовут, как и бабушку Марта, а вот фамилия другая.

— Я не думаю, что в Харькове очень много женщин с фамилией Марта. Завтра я поговорю с редактором, потрясу свои связи в архивах, думаю найдем твою волшебницу, — заверила она меня.

Я облегченно вздохнул.

— Тогда завтра в десять у метро Московский проспект? — уточнил я.

— Отлично, буду! — коротко бросила Красовская. В трубке послышались гудки.

У меня появилась надежда. Теперь в этой борьбе с Зазеркальем я был не один. И даже тяжелый завтрашний разговор с тещей меня не пугал.

— Все будет хорошо, — мысленно твердил я себя, стараясь поскорее уснуть.

 

ГЛАВА 15

Тело затекло от неудобного и долгого лежания на диване. Я пошевелился, поворачиваясь и чуть не рухнул на пол, соскользнув с какой-то безумно дорогой кожи.

— Что за черт! — ругнулся, потирая затекшие плечи.

Утро заглядывало сквозь занавески блеклым светом осеннего солнца. Я потер глаза и щеки, поросшие за эти дни колкой щетиной, пытаясь проснуться. Мельком глянул на часы, отмечая, что даже в своем Зазеркалье встаю ни свет ни заря. В доме тихо и покойно, видимо, все остальные все еще спят. А как же хорошо было раньше утром просыпаться рядом со Светкой, готовить ей кофе, радоваться новому дню… Нет же! Зазеркалья он захотел. От этих тоскливых мыслей заныло где-то в области груди, но я усилием воли отогнал эту грусть, напомнив, что возможно уже сегодня с помощью Красовской окажусь дома.

— Дома… — я по слогам повторил это слово вслух, смакуя его звучание. И плевать на глупую ревность к бывшему мужу Светланы, проклятые застарелые комплексы неудачника! Я хочу быть счастливым, а быть им могу только там, где Мишка, жена…и даже, как ни странно нормальная теща.

— Александр Сергеевич, — в дверь без стука заглянула Карина, которая свою мини-юбку не снимала никогда. Где же я умудрился ее найти? Неужели в «Какаду» на Рымарской?

— Да? — я уставился на нее заспанными глазами.

— Светлана Владимировна, велела вам сообщить, что ждет вас в гостиной для традиционного чаепития, — она едко усмехнулась, сменив услужливый тон на вполне обычный. — расфуфыренная …вся такая готовая просить прощение!

— Уже знаешь? — уныло кивнул я.

— Слуги все знают, — она мягкой кошачьей походкой прошла к дивану, бесцеремонно усевшись мне на коленки, обняв за шею, — ну зачем она вам нужна? — прошептала она мне на ухо, слегка касаясь того языком, — после всего, что случилось… — рука Карины скользнула по пуговицам еле застегнутой сорочки, опускаясь ниже. — Я же лучше, послушней и никогда-никогда вас не предам…

Каким-то внутренним чутьем я понимал, что ее надо остановить. Справившись с волной возбуждения, накатившего на меня, мягко убрал ее руку и премило улыбнулся.

— Я подумаю…А сейчас сделай-ка мне кофейку сюда, в кабинет. А Светлане Владимировне скажи, что мне надо работать, — я слегка подтолкнул ладонями соблазнительное тельце под пятую точку, сбрасывая активную горничную с колен.

Кариночка губы надула, но вслух свое недовольство никак не выразила. Понимала, что лучше потерпеть, чем потерять доходное место у хороших хозяев. Выпорхнула из кабинета, а я задумал произвести ревизию наличных средств. Ситуация, когда Красовская вчера за меня платила и в кафе, и в такси мне очень не понравилась.

Я быстро поднялся с дивана, быстро застегнув рубашку на все пуговицы. Подошел к столу, рассматривая разбросанные бумаги, чувствуя себя каким-то посетителем музейной экспозиции.

Так что тут у нас…Наброски какого-то романа под рабочим названием «Тень гения». Уж не автобиография ли? Я вчитался в текст, понимая, что это не про меня. Отложил бумаги в сторону, сложил их аккуратно на краешек стола. Теперь ящики…Пепельница, несколько не начатых пачек красного «Мальборо», ключи, калькулятор, ручки и карандаши…какая-то мелочевка, вроде колпачков и точилок. Дальше…Моноблок на столе, мигающий красным фонариком, фотография в рамке, где мы всей семьей в Змиеве. Мишка счастливый, совсем маленький и в одних плавках, косынке, связанной тещей. Это мы помним, значит и такой период у нас уже был. Еще одно фото. На нем Светлана в белом халате и букетом красных роз стоит, склонив голову, на ступеньках своей клиники. Строгие очки в дорогой оправе придают ей вид серьезный, неприступный, но вместе с тем ужасно соблазнительный…Я со вздохом повертел фотку в руках и поставил на место.

— А где же деньги? — спросил я куда-то в пространство. Неужели и здесь у меня всеми финансами занимается жена. Бессмысленно пооткрывав еще пару ящиков стола, я повертелся в мягком кожаном кресле, грызя задумчиво кончик шариковой ручки.

— Дворкин! — дверь распахнулась, как от хорошего пинка. Хлопнула по коробке и в кабинет разъяренной фурией влетела Светлана. Она, действительно, выглядела по меньшей мере сексуально. Короткий шелковый халатик едва прикрывал соблазнительные ножки, которые в реальной жизни просто сводили меня с ума. А довольно свободное запахивание его полов подтверждало, что под халатиком ничего и нет!

Я отложил ручку в сторону, скрестив руки на столе. Внимательно поглядел на жену, которая если бы могла, то в ту же самую секунду испепелила меня взглядом. Теперь главное не сорваться и выглядеть внешне спокойным. Скоро все закончится, и я окажусь рядом не с этим отражением моей бурной фантазии, а сродной и любимой супругой.

— Да?

— Эта б…дь Карина передала тебе мою просьбу? — Светлана оперлась двумя руками, чуть налконясь, на стол от чего я рассмотрел все, что видеть только мужу и положено.

— Конечно.

— И ты ее вот так просто проигнорировал?

— Свет…

— Помолчи! Сейчас я говорю! — перебила она меня. — Я в свой единственный выходной встала в шесть утра, чтобы сделать своему любимому муженьку сюрприз, а она даже не соизволил спуститься!

— Ты уже вчера сделала все сюрпризы какие могла…

— То есть на то, что я бросила свою работу, отпустила всех больных пораньше, сорвавшись на твою долбанную презентацию ничего не значит?

— Я про другое… — попытался вяло возразить я, но Светка меня уже не слышала, все больше и больше распаляясь.

— А я именно про это! За своей карьерой ты перестал замечать меня, мои чувства к тебе! Тебе нужны только твои книги и издатель! Ты думаешь, что я не вижу, как эта сучка Карина ластиться вокруг тебя, как мартовская кошка? Ты думаешь я ослепла?

— Свет, я… — по крайней мере в Зазеркалье ссоры наши с женой остались прежними. Как и всегда, я уже чувствовал себя виноватым, хотя виновата была она.

— Замолчи и дай мне сказать! — со всего маху она залепила мне пощечину. Щеку обожгло огнем. Да и левая рука такая же тяжелая… — Я днем и ночью переживаю о том, чтобы моему Сашеньке Дворкину было хорошо, мама ведет хозяйство, лишь бы Сашенька работал, а Сашенька, даже с женой кофе не соизволил попить с утра! — голос ее сорвался уже на крик. Из глаз брызнули слезы. Она будто сдулась, как надувной шарик, съежившись и поникнув. Плечи опустились. Усилием воли Светлана сдержалась, чтобы не разрыдаться и выбежала из кабинета.

— Черт… — вздохнул я, услышав, как громко хлопнула дверь. От этого хлопка сотряслись стены, и картина Айвазовского с морским пейзажем, висящая на стене, слегка сдвинулась. За прекрасным полотном обнаружился сейф с хромированным циферблатом и солидными замками ручками. — Вот тебе раз…

Забыв про ссору, я шагнул к стене, снимая бессмертное произведение знаменитого художника. Подергал ручку наобум, поняв, что сейфы для того и придумали, чтобы не каждый осел, вроде меня, мог их открыть.

Циферблат засветился, словно предлагая на нем что-то набрать. В реальной жизни я использовал всегда лишь один пароль, чтобы не путаться и случайно не забыть. Будем надеяться, что именно так было и в Зазеркалье. Быстро защелкал кнопками, от волнения с трудом вспомнив дату своего рождения. Сейф удовлетворенно пиликнул, и дверца распахнулась.

Он был почти пуст. Одно отделение зияло своей чернотой, а вот внизу лежало несколько пачек пятисотенных гривен и одна пачка долларов в банковской упаковке. Значит вопрос с финансированием поисков Марты Калиновской решен. Я быстро сунул одну пачку себе в карман брюк, воровато оглядевшись. Почему-то было ощущение, что я у кого-то ворую, а не беру у своего отражения. Наверное, потому что долг, надеюсь, мне не придется возвращать уже никогда.

Что-то серебристое в самом дальнем углу сейфа привлекло мое внимание, я протянул руку, наощупь схватив что-то длинное и прохладное, похожее…На свет божий появился револьвер идеально смазанный и судя по всему заряженный. Первым желанием было забросить его обратно, но неистребимое мужское любопытство ко всем огнестрельным игрушкам перевесило все. Я отщелкнул барабан, где ровным кругом виднелись желтоватые гильзы патронов. Направил оружие на окно, прицеливаясь. Рукоятка идеально легла в мою ладонь. Присмотрелся и разглядел на стволе памятную гравировку: «От Харьковского ГУВД самому дорогому писателю». Хорошо хоть зарегистрированный, в ворохе бумаг я нашел лицензию, подписанную красивой подписью с витиеватыми завитушками. Мне еще проблем с полицией не хватало! Положил пистолет на стол, закрывая сейф. В дверь снова постучали. Незнакомо, решительно…Быстрым движением спрятал револьвер сзади за пояс, прикрыв полой сорочки.

— Войдите! — попросил я, усевшись в удобное кресло. Эх, мне б такое в реальности, мы таких романов и детективов понаписали, Донцова обзавидовалась бы…

На пороге стоял Мишка. Немного повзрослевший, возмужавший, солидней, чем в реальности. Одет он был в черную строгую гимназическую форму: черные брюки, рубашка, галстук и вязаная жилетка с эмблемой образовательного учреждения. Вечно растрепанные раньше волосы прилизаны на прямой пробор и, кажется, набриолинены. Чужой он был какой-то, незнакомый, молчаливый и строгий. Тот Мишка, который был влюблен в компьютерные игры, тараторящий без умолку по делу и без был во сто крат роднее и ближе, чем этот подросток, за карими глазами которого скрывалась хитринка и не дюжий интеллект, но без капли искренности.

— Доброе утро, Саша.

— Привет, Мишка, — поздоровался я, предложив ему присесть. Тот сел напротив, совсем по-взрослому закинув ногу за ногу.

— Я хотел бы с тобой серьезно поговорить…

— Уж не жениться ли ты собрался? — хотел пошутить я, но осекся, заметив строгий взгляд исподлобья своего сынулика. — Говори, конечно… — я сделал серьезное лицо, приглашая начать.

— Наш разговор пойдет о ваших отношениях с мамой! — известил он меня, сменив позу на менее величественную.

— Отлично! И о чем ты хочешь поговорить?

— О том, как вы разрушили их семейный союз с моим отцом, поломали жизнь мне, а теперь заставляете ее страдать!

— С чего ты…взял? — я закашлялся, поперхнувшись дымом, закурив сигарету.

— Она только что выбежала от вас вся в слезах, — безапелляционно заявил Мишка, — я могу вам простить себя, но маму…

— Миш… — начал было я, но тот меня прервал.

— Если вы хотите оправдаться, то не стоит. Я не приму ваши слова на веру. Это лишь убедит меня в том, что вы лгун…

— Я…

— Хватит! — он резко встал со стула, скрестив руки на груди. — К сожалению, я не могу повлиять на свою мать, чтобы она бросила вас ко всем чертям и вернулась к отцу, но сам могу вернуться к нему…

— Миш, я вас люблю! — ошарашенно пробормотал я, не представляя, что делать. В самом начале наших отношений со Светкой, когда он был маленьким шестилетним мальчуганом, я готовился к подобному разговору в той, настоящей реальности, но там он так и не наступил, а здесь, в Зазеркалье, нате вам…

— Это слова! На каникулы я улетаю к отцу в Испанию, — заявил он, — не факт, что не останусь там…Мне предлагают пройти языковую практику в одной из школ Валенсии.

— Миша…

Но сын быстро вышел из кабинета быстрыми шагами, затихающими где-то на лестнице. Что же это за утро такое! Подумал я, схватившись за голову. Все кругом ломается, словно карточный домик. И вроде есть все, а в это же момент нет ничего…Все исчезает, как отражение в немытом зеркале.

Мысль об этом проклятом изобретении человечества заставила вспомнить меня о встрече с Красовской. Я накинул пиджак на плечи, пальто. Аккуратно закрыл за собой дверь в кабинет, надеясь уже сегодня сюда не вернуться.

В коридоре было пусто. Снизу слышались голоса. Эльвира Олеговна о чем-то спорила с Мишкой. Хлопнула входная дверь. Видимо, сын ушел. Из Светкиной комнаты слышался ее голос. Она взахлеб обсуждала подробности нашей ссоры со своей подружкой Ксюхой, работающей в ее клинике.

Я спустился вниз, чуть не столкнувшись с Кариной, несущей мне на подносе чашку ароматного дымящегося свежезаваренного кофе.

— Александр Сергеевич, вы уже уходите? — округлила она свои глазищи, словно не зная о моих утренних семейных разборках.

— Да, Карина, — схватил с подноса обжигающий напиток, сделав несколько глотков на ходу, — наш водитель на месте?

— Пока да… — растерянно проговорила она, наблюдая, как я активно поглощаю кофе, — только Эльвира Олеговна планировала съездить в центр за покупками… — она оглянулась в сторону кухни, где разозленная внуком теща распекала повара за что-то.

— Плевать, обождет! — я мило улыбнулся горничной, причмокнув губами, изобразив воздушный поцелуй. — У меня неотложное дело…

Быстро сбежал по ступенькам во двор, где седовласый водитель крутился вокруг «мерседеса».

— Александр Сергеевич? — удивленно посмотрел он на меня, запрыгивающего на заднее сиденье.

— Поехали к метро Московский Проспект, да поживее, — приказал я ему, поймав себя на мысли, что уже вжился в роль, непринужденно раздавая указания дворовым людям. Надо же, барин выискался!

— Но Эльвира Олеговна…

— Живее! — прикрикнул я на него.

Он тут же распахнул двери, уселся за руль, заведя мотор. На пороге показалась теща, что-то кричащая мне в след, но я уже не обращал на нее внимания. Надо было бежать из этого Зазеркалья и как можно скорее, пока я тут дров не наломал.

— Поехали! — тронул водилу за плечо и откинулся назад, ища по карман мобильник.

Мощный немецкий агрегат взревел мотором и, едва открылись автоматические ворота, вырвался на свободу.

— Мне ждать вас там, шеф? — шофер повернулся слегка ко мне, вопросительно изогнув седую бровь с редкими волосами.

— Нет, дальше я сам, — покачал я головой. Где же этот чертов мобильник?! После непродолжительных поисков телефон нашелся в брюках. Пистолет давил сзади на копчик, но я почему-то его так и не решился оставить дома, захватив из сейфа еще и лицензию. Разблокировал сенсор. Экран загорелся, показывая мне последние набранные номера. Так…Красовская… Длинные гудки, а потом в трубке послышался ее бодрый голос, смешанный с шумом общественного транспорта, надрывными гудками клаксонов и чьими-то нелепыми разговорами простых обывателей.

— Добрый день, Александр Сергеевич! — поздоровалась она, пытаясь перекричать гул утреннего Харькова.

— Давай на «ты», мне так удобней, — попросил я.

— Давайте…ой…давай, — легко согласилась Яна.

— Ты не забыла о нашей встречи? — взволнованно спросил я. Пока журналистка «Вечернего Харькова» была единственным человеком в Зазеркалье, который мог помочь мне вернуться.

— Если честно, то я думала, что вы вчера перебрали на презентации книги… — засмеялась она, а мое сердце ухнуло куда-то в пятки. — Все эти истории про отражения и Зазеркалья, сумасшедшего профессора отдают дешевым романом…

— Яна! — чуть не взвыл я. Но осекся, поймав удивленный взгляд водилы. Так и есть, как приедет, непременно настучит об этом теще.

— Шучу я… — засмеялась Красовская мне в трубку. — Я как хороший журналист имею нюх на сенсации.

— Все это мало похоже на сенсацию, — возразил я.

— Еще как похоже! А если серьезно, то я уже подъезжаю на «359» маршрутке к метро.

От сердца у меня отлегло. Значит все в силе. Значит есть еще шанс! Выключил мобильник и стал смотреть в затонированное окно.

Город медленно просыпался. Пустынные бульвары и проспекты, стиснутые в жесткие стены сталинского ампира постепенно наполнялись людьми и машинами. Куда-то спешили старушки-пенсионерки. Еще мигали неоновыми вывесками после ночи магазины. Народ радовался первому морозцу, скользя по замершим лужам кто куда…

Зазвенел призывно заводской гудок Турбоатома. Я рефлекторно дернулся из машины, но вовремя вспомнил, что технический отдел в прошлом. «Мерседес» вырулили ко серому входу в метро с красной буквой «М».

— Прибыли, Александр Сергеевич, — сообщил мне водитель. — Может все-таки подождать?

Я покачал головой, вынырнув из тепла люксового автомобиля на свежий утренний морозец. Красовская стояла в том же самом пуховичке на остановке, дуя на покрасневшие от мороза пальцы, переступая с ноги на ногу. Я отметил, что юбка сегодня была еще фривольней, чем вчера, а каблук еще выше. Рядом на нее косились двое совсем молоденьких индусов, видимо, студентов медицинской академии. Укоризненно качала головой пенсионерка. Быстрым шагом я подоспел к ней, взяв под руку.

— Замерзла?

— Да не особо… — возразила Яна. — Только приехала, минут пять как…

— А это… — я кивнул на мини-юбку.

— Это необходимо, — улыбнулась она, — Давайте поймаем такси, нам нужно в ГУВД. Сегодня вам есть чем расплатиться?

Я пропустил ее колкость мимо ушей, быстро остановив какую-то «Мазду» с шашечками «30–40».

— К зданию ГУВД, — усевшись на заднем сидении вместе с журналисткой, попросил я.

— Сто пятьдесят, — лениво бросил в ответ мне усталый мужик в потрепанной кожанке и круглых очках. Примерный семьянин, вынужденный вкалывать после основной работы на трассе, потому как в государстве у нас все хорошо и прекрасно.

— Хоть двести, — бросил я, поймав любопытный взгляд Яны.

— Мы внезапно разбогатели? — спросила она, но я отмахнулся, вспомнив про юбку. Как не крути, а мысли мужчин сводятся к одному.

— Так что с юбкой? — Красовская опустила глаза вниз, поймав мой взгляд, задержавшийся на ее привлекательных ножках, суетливо запахнула пуховик.

— В ГУВД служит мой хороший знакомый, бывший сосед Богдан Сотник. По базе он может пробить любого харьковчанина, если он прописан в городе.

— И он…

— И он был долго и безнадежно влюблен в меня, — пояснила Красовская, — а я девушка молодая, ветреная, мне о свадьбе думать рано… — и лукаво поглядела на меня.

— Понятно, — я смущенно отвернулся, наблюдая за дорогой.

 

ГЛАВА 16

Таксист молчаливо вел машину, ловко перестраиваясь из одной полосы в другую в редком потоке машин. Светофоры нам сегодня благоволили. Перемахнули через мост, и двинулись мимо универмага «Харьков» в центр города, оставив слева от себя Конный рынок и стадион Металлист.

Яна тоже молчала, сосредоточенно покусывая нижнюю губу. Думала о чем-то своем, стеклянным взглядом, уставившись в окно. Я не стал ее беспокоить, прикидывая как можно уговорить внучку Марты Калиновской помочь нам. Выходило, что никак…Только заставлять. Револьвер неприятно холодил кожу, заставляя все время ерзать в мягком велюровом кресле.

— Приехали шеф, — таксист обернулся, притормозив у здания ГУВД Харькова, — тут стоянка запрещена, так что давайте побыстрее, пожалуйста, — попросил он, протягивая руку за деньгами. Я, не глядя, сунул мятую двухсотку ему в ладонь и поблагодарил.

Мы с Красовской вышли на улицу, вдохнув свежий воздух, инеем упавший на воротник пальто. Массивные застекленные двери, за которыми прохаживался полицейский в новенькой черной форме с дубинкой на поясе, были заперты. Он косо посмотрел на нас, но ничего не сказал, даже не вышел, видимо, лень было из теплого помещения даже на секунду выходить на улицу. Зима постепенно набирала обороты. Куда делся противный сырой ветер, гоняющий желтую листву по улочкам города? Все вокруг теперь дышала предвкушение настоящих морозов, даже лица людей немного просветлели. Вот и у Красовской щечки моментально загорелись румянцем.

— И где же твой Богдан? — с нетерпением спросил я, чувствуя себя немного не в своей тарелке с оружием за спиной перед зданием полиции.

— Сейчас… — журналистка достала телефон и набрала номер. Буквально через пару секунд ей ответили. Она засмеялась и посмотрела на меня. — Через пару минут будет…

Богдан Сотник оказался крепко сбитым парнем в звании капитана полиции. Черная форма смотрелась на нем солидно, волосы были подстрижены в аккуратную прическу, внимательный взгляд, как и положено прошивал тебя насквозь, словно рентген. Он был не похож на ребят из последнего набора в органы правопорядка, которые бомжа успокоить на могут, разбушевавшегося на остановке. От него за версту веяло силой и уверенностью.

— Добрый день, — кивнул он мне и улыбнулся Яне, — Красовская, что случилось у тебя на этот раз? Опять журналистское расследование?

— От тебя ничего не скроешь, Богданчик! — кокетливо прикрыла глазки девушка. — Конечно оно родимое…Куда ж без него? Это вы можете в управлении сидеть, протирая черные штатовские штаны ничего не делая, а бедную журналистку ноги кормят и расследования…

— С тобой протрешь… — улыбнулся капитан Сотник. — А это? — он посмотрел на меня, разглядывая с ног до головы.

— А это, Богданчик, мой хороший знакомый, известный писатель Дворкин Александр Сергеевич, — представила она меня.

— Капитан полиции Сотник Богдан Андреевич, — подал он мне руку, — как же, как же…знаем наших героев. Это ваш роман вчера в «Украине» презентовали?

Я кивнул, смущенно улыбаясь. Как не крути, а за несколько дней пребывания в Зазеркалье, я так и не смог привыкнуть к повсеместной популярности.

— И чем я вам могу помочь? — он внимательно посмотрел на нас обоих. Теперь, когда парень узнал, что я женатый человек и не имею никаких видов на Красовскую, о которой Богдан сам мечтал, его взгляд смягчился.

— Видишь ли, пан капитан, — Яна взяла его под руку и уверенно повела к входным дверям в управлением ГУВД. Я немедля последовал за ними, — господин Дворкин ищет свою дальнюю родственницу, которая как недавно выяснилось приходится ему то ли троюродной бабкой, то ли внучатой племянницей, в общем седьмая вода на киселе, но захотелось и все!

— И ты ему взялась помогать? — Сотник внимательно поглядел на журналистку.

— Конечно же, мой дорогой! — простодушно улыбнулась ему девушка.

— За бесплатно?

— Богдан, ну я же сказала, что журналиста, как и волка ноги кормят…Естественно и тебе мы поможем чем сможем…

— Да я не про это… — смутился капитан.

— Про это, про это…Благо я тебя давно знаю. Надо же тебе вести меня в ресторан на следующей недели за что-то… — пригрозила ему пальчиком Яна. Мы уже стояли у самых дверей полиции. Из-за стеклянной массивной двери на нас косился сержантик, сидящий за стойкой регистрации посетителей. Как уже было понятно, основное внимание он уделял практически оголенным ножкам Красовской.

— Вы вообще представляете, что такое найти женщину в миллионном городе? — Сотник повернулся ко мне, вырвавшись из цепких коготков Янки. — А если она еще какая-нибудь Тарасова или Иванова… Таких с несколько тысяч наберется.

— Не переживайте, пан капитан, — горько усмехнулся я, — фамилия у нее редкая.

— Уже легче, — вздохнул Богдан, распахивая двери перед Яной, — но будьте готовы к тому, что вам придется проверить несколько десятков, а то и сотен адресов.

Мы кивнули и проследовали за ним в здание городского управления внутренних дел по Харькову. Необозримо высокие потолки в фойе меня поразили. Она были украшены лепниной, ручки кабинетов позолотой, стены причудливой мозаикой, а о том, что на дворе шел двадцать первый век говорил только стационарный телефон у дежурного на входе.

— Это со мной, — коротко бросил ему Богдан, проведя нас куда-то на третий этаж, где очарование старого здания исчезло. Нас встретили узкие филенчатые двери, обитые старым черным дерматином, шум, ругань и стойкий шлейф дыма, селящегося из-за фикуса, стоящего у запасного выхода, по коридору. Скорее всего доблестные полицейские устроили там курилку.

Сотник провел нас в кабинет, расположенный в самом дальнем конце коридора, почти у многострадального фикуса, кадка которого была сплошь усеяна окурками. Совсем молодой лейтенант, только закончивший, видимо, академию, стоял у цветка, туша бычок в ставшей уже каменной земле. Он коротко кивнул Богдану и умчался по своим делам.

В кабинете у пана капитана царил идеальный порядок в отличии от коридора. Все бумаги были разложены по папкам, стоявшим на полочках. Каждая папка подписана аккуратным почерком. На столе включенный старенький компьютер, два стула для посетителей и портрет министра на стене.

— Присаживайтесь, — предложил он, защелкав мышкой, — итак…Как зовут вашу внучатую бабушку?

— Калиновская, — разом выпалили мы с Красовской.

— Интересная фамилия… — почесал затылок Сотник. — Возможно вам и повезет.

Он защелкал клавишами. На экране замелькали буквы, цифры и адреса.

— Это поиск по базе, — пояснил пан капитан, заметив наш интерес, — вы понимаете, что эта ваша бабушка могла выйти замуж, сменить фамилию, да мало ли что?

Мы его не слышали, затаив дыхание следили, как умная система производит профессиональный отбор по заданным параметрам. Минуты через три компьютер сообщил, что найдено два результата.

— Повезло, — выдохнул капитан, — Мария Степановна Калиновская, 1941 года рождения, проживает на Бульваре Слинька дом 20 квартира 54.

— Это она! — вырвалось у меня.

— Значит вторую смотреть не надо? — посмотрел на нас Сотник, но Яна кивнула ему продолжать. — Следующая, Брожена Калиновская 1997 года рождения, студентка филологического факультета университета имени Каразина, проживает на проспекте Героев Сталинграда дом 125 квартира 71.

— Это нам не подходит точно… — выдохнул я. — Слишком молода… У меня была именно бабушка.

— Отлично! Сейчас я вам распечатаю все информацию про Марию Степановну, — Сотник запустил принтер и краткое досье уже через пару секунд было у меня в руках.

— Распечатай вторую тоже, — попросила Яна, — так на всякий случай, — пояснила она, поймав мой удивленный взгляд, — может тоже родственница?

Пан капитан кивнул, предоставив нам досье и на вторую Калиновскую.

— Спасибо, Богданчик, — Красовская чмокнула капитана в щечку, оставив красный след помады, — ты просто чудо! — кивнула мне, предлагая расплатиться.

Достав несколько пятисотенных, я спрятал их в какую-то папку в шкафу.

— Нам пора бежать. Но мы обязательно встретимся на следующей недели, — обнадежила девушка капитан, следом за мной выйдя из душного кабинета.

Уже на ступеньках ГУВД в ожидании такси я поинтересовался у Яны зачем ей Брожена. Красовская пожала плечами и сказала, что у хорошего журналиста должно быть несколько версий расследования, иначе оно зайдет в тупик. Я согласился, но предложил сначала посетить Марию Степановну.

— Это была точно бабка, — заверил я девушку, — так сыграть старческую походку. Речь не сможет ни один, даже самый великий актер…

Красовская ничего не сказала, усевшись в такси. Мы отправились на Бульвар Слинька. Пока ехали я полистал бумаги на эту бабульку. Ничего примечательного. Обычная история детей, родившихся в войну. Рано потеряла родителей, работала на ХТЗ Ушла на пенсию. Детей и внуков не имеет. Более чем скудная информация… Но хоть что-то. Я задумался о том, как ее уговорить воспользоваться зеркалом. Ведь несколько поколений Калиновских, начиная с Марты, хранили его у себя, как семейную реликвию, ждали случая, чтобы подсунуть его такому ослу, как я. Пойдет ли внучка помощницы Вышицкого на его предательство?

— Саша, мы приехали… — Яна аккуратно тронула меня за плечо.

Машина стояла возле серого короба десятиэтажки, прямо под табличкой, извещавшей, что это Бульвар Слинька дом 20. Я снова расплатился, вышел первым и подал руку Красовской.

— Пойдем? — спросила она, но я почему-то замер, чувствуя кожей чей-то внимательный взгляд, упирающийся мне в спину.

Резко обернулся и увидел в боковом зеркале отъезжающего такси ухмылку Вышицкого. Это был несомненно он! Легкомысленно мне подмигнув, пан ученый исчез.

— Ты видела?! — закричал я, хватая за плечи Янку. — Это был он! Он в боковом зеркале такси!

— Дворкин, да кто он? — Красовская вырвалась из моих объятий и сделала шаг назад, гневно смотря на меня.

— Вышицкий! Он мне подмигнул!

— Саша…Это был просто шофер, а в твоем воображении лишь игра отражений.

— Да нет же!

— Ладно, ладно, — примирительно подняла руки вверх журналистка, — пускай будет Вышицкий! Пошли, искать Марию Степановну.

Квартира, нужная нам, оказалась во втором подъезде на восьмом этаже. Старенькая дверь, обитый порог говорили о том, что тут живет явно не миллионер. Звонок не работал. Из белой коробки с черной кнопкой торчали во все стороны кое-как заизолированные провода. Мы с Яной переглянулись.

— Стучим? — спросил я, занеся кулак над дверью.

— Я вам постучу! — раздался позади нас сварливый женский голос. — Ишь чего удумали! Ну-ка брысь отсюда, пока милицию не вызвала.

Я обернулся, увидев поднимающуюся по ступенькам старушку, далеко за шестьдесят, но все еще крепко сбитую и боевую. На поводке у нее впереди весело трусил какой-то лохматый двортерьер, звонко нас облаяв.

— Чего это вы тут делаете? — строго спросила она, наблюдая за нами из-под широкополой шляпы древнего фасона.

— Мы ищем Марию Степановну Красовскую, — пояснила Яна, — мы из пенсионного фонда. Детям войны сейчас оформляются дополнительные выплаты. И нам надо уточнить кое-какую информацию.

Услышав про пенсионный фонд, старушка разом подобрела лицом. Морщинки разгладились.

— Вот наше государство, — возмутилась она, всплеснув руками, — только у нас такое может быть, человека уже как девять дней нет, а они все ходют и ходют…

— То есть как нет? — ошарашенно переспросил я. Сердце учащенно забилось от предчувствия, что все было зря, что теперь мне из Зазеркалья не сбежать.

— Вот так вот, внучок. Был человек и нет человека… — горько вздохнула старушка.

— А как же наследники? — нетерпеливо заерзала Яна рядом. — Наследники у нее были?

— А то как же…Внучка — то Боженка и не появляется сюда. Раз на похороны зашла. Утащила все что можно и исчезла. У молодежи сейчас свои дела, свои проблемы, какое им дело до нас стариков…

Мы с Яной согласно закивали, подтверждая слова старушки.

— А квартира? — Красовская кивнула на старую дверь.

— А что квартира? — бабулька подтянула поближе поводок, притягивая лохматое чудо поближе к себе. — Говорит будет сдавать, а пока просила приглядеть за ней меня. Мы с Манькой подруги были…Царство ей Небесное.

Такого чуда мы и ждать не могли! Теперь оставалось раскружить старушку на посещение квартиры умершей Калиновской. Яна все-таки была настоящим журналистом. Она быстро ухватила мою мысль на каком-то подсознательно уровне. Увлекла старушку за собой, весело что-то ей щебеча. Через пару минут мы уже сидели в квартире напротив и пили чай с малиновым вареньем, заедая его вкуснейшими оладушками. Вместе выслушали историю их знакомства с Марией Степановной, последние сплетни, и я даже я не заметил, как мы оказались в малогабаритной квартирке Калиновской.

Все вокруг имело какой-то оттенок траура и скорби. Даже воздух внутри был какой-то тяжелой, все еще несло свечами и тающим парафином. Внутри три комнаты со старой полуразвалившейся советской мебелью, трюмо, кровать, застеленная потертым покрывалом. Все вокруг носило отпечаток уныния и запустения. Глафира Аркадьевна вместе с Яной отправились в зал смотреть фотографии Марии Степановны, а я неловко затоптался в прихожей, стараясь осмотреться. Передо мной были две двери, выкрашенные белой краской, ведущие в санузел. Я легонько толкнул дверь внутрь, оказавшись в кромешной темноте. Думаю Глафира Аркадьевна не будет против, если я сполосну руки. Зашарил по стене в поисках выключателя. По старой советской привычке он оказался не под рукой на уровне бедра, а где-то вверху. Вспыхнул свет, и первое что мне бросилось в глаза эта стена над раковиной, на которой четко отпечатался след, висящего здесь ранее зеркала. Но сейчас его не было! Изогнутый гвоздик сиротливо торчал над заляпанной плиткой в красный цветочек. Бросился к раковине, уже ни на что не надеясь. Зеркало кто-то убрал из ванной!

Неожиданно мой взгляд упал на полочку с туалетными принадлежностями. В стаканчике с зубной щеткой торчал свернутый втрое листок бумаги, вырванной из школьной тетради в клеточку. Я аккуратно вытащил его оттуда и развернул. Послание было написано крупным ровным почерком без завитушек и ятей.

Дорогой Дворкин, если ты читаешь это письмо, то уже добрался до моей Марии Степановны. Жаль старушку… она была одной из лучших в роде Калиновских, но ее смерть на твоей совести. Если бы ты не вздумал бежать из Зазеркалья, то и она была бы жива, а теперь увы…

Мне интересно наблюдать за твоими приключениями, право слово…Светлана с Мишкой поживают хорошо! Теща просто душечка! В общем мне все нравится! Надеюсь и тебе тоже?

С уважением,

твой Вышицкий К. А.

Я со злостью скомкал бумагу. Руки сами сжались в кулаки. Вот гад! Он еще и издевается, но как? Как он умудрился оборвать жизнь одной из Калиновских, находясь там, в реальном мире?

Пулей выскочил на кухню, откуда доносился заливистый смех Янки, отвлекающей Глафиру Аркадьевну. Показал ей письмо. По мере прочтения она все больше хмурилась.

— Глафира Аркадьевна, а отчего погибла Мария Степановна? — спросила она, оборвав бесконечный рассказ про их дружбу и приключения в молодые годы.

— Да кто ж его знает, Яночка! От старости наверное… Утром я, значит, к ней, а она уже холодная в коридоре лежит. И голова пробита на затылке. В милиции сказали упала и ударилась об угол шкафа. У нее, грешной, давление частенько шибало.

Мы с Красовской понимающе переглянулись. Знаем мы это давлением под названием пан Вышицкий.

— А что же внучка? — нарушил я молчание, которое воцарилось после того, как бабушка погрузилась в воспоминания.

— Боженка-то? Она Марью честь по чести схоронила и дальше учиться. Нынешней молодежи…

— А квартира? Сейчас ее можно продать или жить здесь? — полюбопытствовала Красовская.

— У нее своя квартирка не хуже на Героев Сталинграда имеется. От родителей досталась. Эту или сдавать, или продавать. Сказала еще не решила.

От воспоминаний о своей подруги в глазах Глафиры Аркадьевны появились слезы. Она ловко смахнула их платком, громко после в него высморкавшись.

— Божена, она забирала что-то из квартиры после смерти бабули? — уточнила Яна.

— Да зеркало фамильное это, будь оно неладно! Машка все над ним тряслась. Говорила, что это их проклятье и счастье одновременно…Постойте-ка, а что это вы так интересуетесь подробно? — она подозрительно прищурилась, разглядывая нас с журналисткой, но мы уже узнали все что хотели. Вскочили со стульев и попятились к выходу, объясняя большой загруженностью на работе. Глафира Аркадьевна кричала нам вслед о милиции и бандитах, но мы уже не слышали, пулей вылетев из подъезда.

 

ГЛАВА 17

Отдышались только на улице, когда уже достаточно отбежали от дома Калиновской. Мимо лениво бродили мамаши с колясками, чуть в стороне на детской площадке резвились малыши, катаясь на невысоких качелях. Люди куда-то спешили, бежали, торопились…

Мы присели на скамейку в парке, смахивая пот со лба, чтобы обсудить план дальнейших действий.

— Давненько я так не бегал… — отдуваясь сообщил я. Сердце колотилось в бешеном ритме и было готово выпрыгнуть из груди. Дрожащими пальцами я достал сигарету, дал прикурить Красовской.

— Ты-то хотя бы в ботинках, — Янка с сожалением посмотрела на сломанный каблук, неестественно вывернутый в сторону, — чуть ногу не сломала, — пожаловалась она, поправляя прическу.

— Главное, что мы на верном пути. Вышицкий явно дал понять, что боится того, что мы найдем зеркало, боится моего возвращения в реальный мир.

— Еще бы! — криво усмехнулась Красовская. — Места двоим Дворкиным в другом мире нет.

— Нам надо найти Божену. Она явно причастна к пропаже зеркала. Да и смерть Марии Степановны выглядит по меньшей мере неестественной… — предложил я. В кармане завибрировало. Я вынул из пальто телефон. На экране светилась надпись жена. Сбросил, отключив звук вообще. Моя единственная жена не здесь. Она находится за миллионы километров отсюда, на другой планете, в параллельном мире, в другом измерении, а это…Это всего лишь плод моего буйного воображения и жестокой игры отражений.

— Согласна, — кивнула журналистка, потирая ладошку, — тем более адрес, благодаря Сотнику у нас имеется…Только вот обувь.

Я махнул рукой, указывая на ближайший обувной магазин, на яркой вывеске которого громоздились женские и мужские сапоги, детские и взрослые кроссовки, все что душа пожелает.

Минут десять мы потратили на примерку. Пять на то, чтобы расплатиться на кассе. Все удовольствие вышло мне в две тысячи гривен. Вроде бы мелочь, а пачка, взятых из сейфа денег, таяла на глазах. Сначала Сотнику, таксистам, Глафире Аркадьевне…так никаких денег не напасешься. По крайне мере Янка была довольна покупкой. Она покрутилась перед зеркалом, выставляя то одну ножку, то другую вперед, а потом удовлетворенно кивнула.

Мы сели на троллейбус и отправились на Героев Сталинграда. По рабочему времени народа в общественном транспорте было мало. Довольно комфортно расположились на сидящих местах, рассматривая сквозь украшенное морозом стекло улицу. Настроение было боевое, хоть запал понемногу проходил. Азарт сошел, осталась лишь суровая реальность, если так можно назвать Зазеркалье.

— Теперь-то ты мне веришь? — спросил я Яну после недолгого молчания. Троллейбус медленно и вальяжно покачивал нас на мягких рессорах. Вокруг было ни души, а уставшая озлобленная на весь мир кондукторша мирно дремала в начале салона.

— Если быть совсем честной, то написать эту записку мог и ты сам, пока был в ванной… — огорошила меня Красовская.

— Что?! Да ты понимаешь…

— Понимаю. Но это можно было бы предположить, если бы тебе было бы выгодно впутать меня в это дело, — жестко отрезала журналистка, — а так как я не вижу особой выгоды тут для тебя, то склонна верить.

— Зато честно, — согласился я, надолго замолчав, так и не проронив ни слова до конца дороги. На круге троллейбуса мы вышли. Оказалось, что 125 номер дома располагается прямо напротив остановки. На первом этаже расположены парикмахерская, агентство недвижимости и еще какая-то невзрачная контора, сопряженная с аптекой. Вход в подъезды был со двора. Мы вдвоем вошли в тенистый, уютный дворик, спугнув стайку ребятни, тайком курящей сигареты. Они, как голуби, разлетелись кто куда, едва завидя взрослых. На каждой коричневого цвета двери мелом были написаны квартиры и этажи. Благодаря этим указателям, мы легко обнаружили нужные нам. Позвонили в домофон, но ответом была тишина.

— Видимо, нет дома, — со вздохом заключила Яна, пряча озябшие руки в карманы куртки.

— Или спит крепким юношеским сном…Девушка! — обратился я к молодой мамаше с коляской, прогуливающейся неподалеку. Она обернулась ко мне, оказавшись совсем молоденькой девчушкой, которой еще самой в куклы играть, а не детей нянчить. В ушах у нее торчали наушники, лицо измазано косметикой с присущей раннему возрасту максимализмом. Она лениво жевала жвачку и удивленно смотрела на нас с Янкой. — Добрый день! — поздоровался я, стараясь сделать самое доверчивое из лицо из всех какие возможно.

— Здрасте! — процедила мамаша, соизволив вытащить один наушники из уха.

— А вы случайно не из этого подъезда будете? — поинтересовался я, начав издалека.

— И чо? — вопросом на вопрос ответил мне продукт акселерации.

— Понимаете, мы ищем мою племянницу Божену Калиновскую. Она проживает все еще здесь? — как можно вежливее спросил я.

— Боженка? А то как же…Тока вы ее щас не найдете!

— Это еще почему? — напряглась Яна.

— А эт чо за чикса? — юная мамаша выплюнула жвачку в лужу. Достала из сумочки пачку сигарет и закурила, глубоко затягиваясь.

— Это моя жена. Вот уже несколько дней мы не можем дозвониться до нее…Решили приехать, а тут закрыто, — пояснил я.

— Так она щас на парах, либо в «Какаду» на Рымарской. У них планерка, блин! — она засмеялась, и я прекрасно понял почему. «Какаду» известен в Харькове своими вольными нравами и представлениями. Только каким боком Божена к нему, успешная студентка филфака из Каразина?

— Ааа… — протянула девчонка. — Вы не знаете?

Она чуть истерично засмеялась. От чего ребенок в коляске захныкал.

— Боженка там танцует танцы с дядьками, у которых бабки водятся! Говорила ночь почти штука баксов. Я тоже хотела туда попасть, но куда уж теперь… — девушка кивнула на коляску.

— Ой, как плохо, — покивала головой Яна.

— Да вы не переживайте! — отмахнулась девчонка. — Я еще свое наверстаю, а Боженка теперь не со всеми…Она какому-то серьезному мэну приглянулась, теперь только с ним кувыркается. Типа VIP!

— Спасибо за информацию, — бросил я, хватая Красовскую за руку. Мимоходом выдернул из тонких девичьих пальцев сигарету, отбросив в лужу.

— Эй, ты чо?

— Не кури при ребенке!

Выбрались из дворов. Через дорогу громоздились ларьки Коммунального рынка, серо-стальная двухэтажная громадина «Класса». Здесь все начиналось и здесь круг замкнулся.

— И что теперь делать? — спросила Яна, взглянув на часы. За всей этой беготней мы совсем забыли о том, что нам надо обедать и отдыхать. Часы показывали половину четвертого. Небо уже начало сереть, наливались снежной синевой тучи. Из-за облаков выглянул бледный полумесяц. Загорелись первые, еще робкие звездочки.

— Для начала перекусить, — я повел Красовскую в «Класс», где на втором этаже вполне сносно кормили. Вести ее в пиццерию, облюбованную нами со Светой в реальном мире, показалось мне верхом цинизма.

Харьковчане толпились в супермаркете, скупались перед выходными, торчали в длинных очередях, вежливо раскланивались друг с другом. Магазин горел своей яркой иллюминацией, дышал неповторимой атмосферой не проходящего праздника. Мы сели в глубине зала, подальше от веселящейся на батутах детской комнаты, заказали по сто грамм коньяка и картошку в горшочках.

— И как нам искать теперь Божену? — спросила Яна, аппетитно уплетая горячее.

— Это я у тебя должен спросить, — усмехнулся я, сделав скупой глоток коньяка. Тепло разлилось по всему телу. Стало мирно и спокойно, — кто у нас журналист?

— Ну не я же?! — пошутила раскрасневшаяся от спиртного Яна, но я ее уже не замечал. В полутемный зал вошла моя Светлана под руку с тем самым молодым человеком, которого я видел у торгового центра. На жене было жемчужное платье, усыпанное стразами, подчеркивающее ее точеную фигурку. Волосы выпрямлены и струятся по плечам завитыми локонами.

— Дворкин! — Красовская помахала ладошкой перед моим лицом, возвращая меня обратно. Парочка уселась в начале зала. Жена, улыбаясь делала заказ. — Сашка, ты куда пропал?

Меня словно окатили ушатом ледяной воды. Умом я понимал, что это не она, что за столиком сидит совершенно чужой мне человек, искривленная копия, игра отражения, но сердце рвалось из груди, рассыпаясь в прах мелкой пылью.

— Ты побледнел! Призрака что ли увидел? — Красовская обернулась, поймала внимательный взгляд Светланы и мигом все поняла, как поняла все и жена. Светка что-то сказал своему спутнику, грациозной походкой подошла к столу.

— Добрый вечер, — поздоровалась она. Губы намазаны жирной красной помадой. Глаза подведены черным карандашом, положительно чужой человек, только отчего сердцу так больно? — Вижу ты не скучаешь, милый? — спросила она, присаживаясь рядом на свободное место.

— Ты тоже… — выдавил я из себя полуулыбку.

— Я, пожалуй, отойду на минутку, — вскочила Яна.

— Сидите-сидите, — Светка положила руку на плечо Красовской, не сводя с меня ненавидящего взгляда, — я подходила просто поздороваться с мужем…Я так понимаю, Дворкин, тебя к вечеру можно не ждать?

— А ждать меня с ним будете? — я кивнул на задумчивого паренька, изучающего меню.

— Фу…как неблагородно! Ты еще на дуэль его вызови! — жена встала и улыбнулась. — Приятного вечера.

Легкой походкой отправилась к своему столику, больше не обращая на нас никакого внимания. Она о чем-то мило щебетала с пареньком, заливисто смеялась, но все было как-то не живо, наигранно, как и все в этой реальности.

— Может пойдем отсюда? — журналистка чувствовала себя явно неловко в данной ситуации.

— Пожалуй… — махом опрокинул в себя оставшийся коньяк, небрежно бросив пятисотенную на столик. Подал куртку Красовской, и мы, стараясь быть незаметными, выскользнули на улицу.

Колкий морозец, обжег пальцы. Я со второго раза прикурил, стараясь унять бешено стучащее сердце. Яна стояла рядом и молчала. Понимала, что мне надо успокоиться.

— Теперь в «Какаду»? — спустя несколько минут спросила она, но я помотал головой. Сил куда-то идти не было.

— Завтра утром пойдем в Каразина, а пока отдыхать, — я посмотрел на черное небо. Ни одной звездочки. На лицо упала пушистая снежинка, потом еще и еще одна. Начиналась полноправная, настоящая зима.

— Ты домой? — робко, немного стесняясь, спросила Яна, кутаясь в легкую курточку.

Я глубоко затянулся, закашлялся, подставив лицо пушистым снежинкам, медленно падающим с неба. А куда я? Идти в чужой особняк, к чужим людям? Боль в груди была еще слишком сильна. Я не мог сделать вид, будто ничего не произошло, улыбаться Эльвире Олеговне, словно все нормально. Как же так…

— Саша… — тихо позвала меня Красовская, возвращая в реальность.

— Боюсь показаться слишком наглым, но у тебя найдется в квартире лишнее спальное место? — я с сожалением посмотрел на светящиеся окна «Класса», где на втором этаже, в кафе с другим мужчиной была моя жена или не жена? Скорее ненастоящая уже не жена…

— Место найдется, — кивнула Янка, почувствовав, что именно такого ответа я от нее жду, — но в холодильнике шаром покати…Так что могу предложить только бутерброды, да и то, если колбаса не пропала, а хлеб не зачерствел.

— Сразу видно, рачительную хозяйку, — приободрил я ее, улыбнувшись.

Мы вышли на остановку, забрались в «19» троллейбус, уселись на задние сиденья и покатили на квартиру Красовской. А снег за морозным окном все усиливался, все падал, кружась под порывами холодного ветра. Старый транспорт грохотал на стыках, пару раз слетали длинные усы, водитель отчаянно просил ему передать за проезд. Народ толпился в проходах, негромко переговариваясь, игнорируя его призывы. Настроение стало каким-то бесшабашно-обреченным, будто камень с груди свалился и стало в этом мире все понятно и четко. Надо найти Божену, зеркало и вернуться обратно, не мой это мир, не мое Зазеркалье, здесь мне делать нечего…

Под скрип закрывающихся дверей выскочили на нужной нам остановке. Янка слепила снежок и бросила в меня. По шее потянуло холодком, рассыпчатые осадки попали за воротник. Я ответил. Громко крича, мы бежали по аллейке, засаженной тополями и веселились как дети. Остановились только у дверей магазина.

— Все-таки надо купить что-то поесть, — задыхаясь, с покрасневшими щечками проговорила Красовская. Она была чертовски соблазнительная, необычная для Зазеркалья…настоящая что ли…

— А может все-таки домой? — предложил ей я, но она заупрямилась.

В магазине мы приобрели бутылку дорого коньяка и пачку пельменей.

— Давно я так не смеялась… — сообщила мне Яна, отпирая двери квартиры на Гвардейцев Широнинцев.

Щелкнул выключателем. В узкой пеналообразной прихожей загорелся свет. Я поставил пакет с продуктами у ног и начала разуваться.

— Да, брось ты! — махнула рукой она. — Лишних тапочек у меня все равно нет… тут у меня санузел, вот здесь кухня, спальня…Курить на балконе! — оставляя мокрые следы на полу, я следовал за ней, осматривая малогабаритную квартирку. Мебель вся новая, ремонт сделан неплохой, но спальня одна и место лишь одно, ни дивана ни кресла. Небольшая кухня со стеклянным обеденным столом посередине, балкон метр на два с огромными высокими окнами ничего особенного, так большинство харьковчан живет, а некоторые еще и не в одиночку, а целыми семьями.

Я поставил пакет на столик, сбросив пальто на барный стул.

— Пельмени в холодильник! — прокричала Яна откуда-то из ванной. — Будем отмечать начало нашего расследования.

Пожал плечами. В морозилке было пусто, следа пребывания продуктов не обнаружено. Сиротливо на верхней полки ютился огрызок «сервелата».

— Ян, а где у тебя… — я обернулся, услышав легкие шаги за спиной.

Красовская была в легком, почти невесомом шелковом халате с китайскими драконами, едва достающим до середины бедра. Волосы уложены в причудливую прическу, макияж снят, но она ничуть не изменилась от этого, оставаясь такой же привлекательной женщиной.

— Бокалы на полке, — ответила она на мой не заданный вопрос, — а пальто у нас принято вешать на вешалку.

Соблазнительно покачивая бедрами, она вышла в коридор. Я откупорил коньяк, разлив по небольшим водочным стопкам. Ну не с винных бокалов его пить, право слово? Ничего другого у журналистки «Вечернего Харькова» не обнаружилось. Она вернулась, сев напротив, закинув ногу за ногу.

— Ну…как говорил герой одного фильма, за успех нашего безнадежного предприятия! — Яна чокнулась со мной и залпом осушила рюмку.

Захотелось напиться, до одури, до отупения, для того чтобы забыть, вычеркнуть из памяти, сломать что-то в себе. Налили еще по одной.

— Какие наши дальнейшие планы, герр Дворкин? Как будем искать нашу Божену? — она слегка раскраснелась от выпитого спиртного, язык начал заплетаться, глаза масляно заблестели.

— Начнем с Каразина… — коньяк обжег горло. Я поставил на проветривание окно и закурил, игнорируя запрет на курение в квартире. — Должна же Калиновская появляться в университете… Может чего узнаем о ней от одногруппников, преподавателей.

— Так они нам все и рассказали! — хмыкнула Янка. — Студенческое братство самое крепкое. А насчет ее появлений в универе… если наша девчушка работает в «Какаду» — деньжата у нее имеются, платить за сессии и все!

— В наше время такого не было, — заметил я.

— Брось, Дворкин, — кокетливо улыбнулась Яна, — ты не такой уж и старый. Ну может и стоит попробовать…

Она встала со своего стула, держа стопку с коньяком в руках. Отодвинула мои руки и села ко мне на колени.

— Не подумай, что я б…дь, просто одиноко, грустно и тебе, и мне! А так хочется хоть немного побыть счастливой. Опять же зима…

Ее губы были совсем рядом, бездонные голубые, почти кукольные глаза смотрели на меня в упор не мигая, словно гипнотизируя. Я ощущал ее запах, запах молодой женщины, желающей того что и я. Никаких длительных отношений, никакой любви! Просто забыться. Просто спастись от одиночества, гложащего нас обоих.

— Ты… — начал было я, но Яна улыбнулась, приложив мне палец к губам.

— Не надо! Давай помолчим! — она впилась в мои губы терпким поцелуем со вкусом только что выпитого коньяка. Голова закружилась. Я ответил, обнял ее, прижал к себе, чувствуя гибкое, упругое тело.

— Мы забудем обо всем завтра! — шептала она, сквозь жаркие поцелуи.

— Ничего не было! — твердил я, лаская ее шею.

Сердце бешено билось, нам хотелось забыться, умереть в объятьях друг друга и воскреснуть для новой жизни завтра, в котором не будет никаких нас. Я подхватил ее на руки и понес в спальню, опрокинул на кровать, чувствуя непреодолимое желание, сбросил сорочку…

И неожиданно протрезвел. Голова стала ясной, чистой, будто только что выпавший снег. Что я делаю? Зачем? Ведь я не изменяю отражению Светки, я сейчас изменяю настоящей моей жене, которая сейчас рядом с Вышицким, даже не предполагая, что это за человек и человек ли вообще! А вдруг у нее тоже с ним было? Мысли путались, но желание пропало напрочь. Янка все сразу поняла, высвободилась из моих объятий, откатилась в сторону, поправляя задравшейся халатик.

— Ян… — я сел на краешек, схватившись за голову. Было стыдно и перед ней, и перед настоящей реальной Светой!

— Ничего страшного, — улыбнулась она. В уголках ее глаз заблестели слезы, которые она смахнула уверенной рукой. Эта была снова Красовская — журналист от Бога, сильная и энергичная женщина, — я все понимаю…Ты ее слишком сильно любишь!

— Не ее, — я кивнул в сторону двери, будто за ней стояла та женщина, которую мы видели в кафе с другим мужчиной два часа назад, — я люблю ту…настоящую, реальную, которую полюбил много лет назад с расстояния в несколько десятков метров с первого взгляда и навсегда, ту которая ждала, которая верила, которая надеялась, которая умела и хотела мечтать, любить, дорожить, без которой я не могу представить свою жизнь.

— Ты ее очень любишь…ту реальную, — то ли спросила то ли сказала уже успокоившаяся Яна.

— Очень…И теперь, после всего я, наверное, понял это окончательно!

— Прости, — попросила она прощение, вставая.

— И ты, Ян, прости меня.

— Это все коньяк, просто коньяк… — вытирая слезы, прошептала она, выходя из комнаты.

А потом мы варили с Красовской пельмени. Она снова щебетала и шутила, словно ничего между нами не произошло или делала вид, что ей это безразлично. Когда часы пробили полночь, засобирались спать.

— Ты можешь спать на другой половине кровати, — предложила она, зевая.

— Да, спасибо, — согласился я, но так и не пошел к ней в спальню, просидев до утра на кухне, скуривая одну сигарету за другой, а из спальни слышались редкие всхлипы Красовской, затихшие лишь к утру, когда за замороженным инеем окном начал просыпаться рассвет, настоящий зимний рассвет с белым пушистым снегом, детворой на санках и невозмутимыми собачниками. Очередной день нашего расследования.

— Мне надо вернуться обратно… — прошептал я, заваривая в джезве ароматный крепкий кофе. — Надо вернуться назад, хотя бы ради Светланы!

 

ГЛАВА 18

Утром мы проснулись, как ни в чем не бывало. Я так и заснул за небольшим столиком на кухне, положив голову на скрещенные руки. Янка спала у себя в комнате и разбудила меня щелчком защелки в ванной комнате. Быстро попили кофейку и рванули на Майдан Свободы к университету Каразина, надеясь опять на импровизацию, которая последнее время нам не дурно удавалась, воспользовавшись услугами такси, благо деньги у меня еще оставались, и переходить в статус альфонса я не спешил.

Возле центрального входа огромного здания, украшенного массивными колонами и высокими синими елями толпились студенты. Кто-то курил за углом, наслаждаясь последними свободными минутами перед парами, кто-то живо обсуждал перипетии курсовых проектов и стремительно заходящей сессии, до которой, как известно, студенты живут весело и беззаботно.

Красовская с сомнением оглядела это вавилонское столпотворение и справедливо поинтересовалась:

— И как мы будем искать здесь Божену Калиновскую?

Никаких мыслей в голову не приходило, кроме самой простой и действенной. Ознакомится с расписанием филологического факультета, а там найти разговорчивого студента и…Идти в деканат не хотелось. Сразу начнутся лишние вопросы, заморочки, которых нам бы, как частным лицам хотелось бы избежать.

Мимо нас, пыхтя, промчался профессор в черной шляпе, стареньком, видавшем виды пальто и раздутым портфелем, из не до конца прикрытого края которого торчали учебники.

— Идем! — предложил я, так как больше никаких других идей у Янки все равно не было.

Толкнув тяжелые двери, мы вошли в огромный вестибюль, по размерам своим напоминающим половину стадиона Металлист. Справа, у гардероба толпились молодые девчонки, прихорашивающиеся у зеркала, на вахте, сдвинув очки на краешек носа, вязала старенькая бабушка вахтерша, которая помнила еще те времена, когда университет был не Каразина, а Максима Горького.

Куда идти в этом мельтешение и бесконечном броуновском движении, я понятия не имел, потому схватил ближайшего паренька за руку и умоляющим голосом поинтересовался расположением филологического факультета. Он путано начал объяснять, показывать, рассказывать, но в итоге с Красовской мы пошли наобум.

Деканат оказался на третьем этаже этого громадного здания, но мы по незнанию умудрились обойти почти все крыло, уже вымотавшись, заметили невзрачную вывеску с необходимым нам названием.

Божене Калиновской было двадцать полных лет, а потому я сделал вывод, что училась она на третьем курсе. Таких групп было всего две. Да…не пользуется нынче такая специальность у молодых абитуриентов популярностью. Сегодняшней молодежи интересны экономика, юриспруденция и прочие прибыльные науки, которые смогут научить зарабатывать деньги, а что может принести домой филолог кроме изящной словесности?

По расписанию у обоих групп была лекция по украинской литературе начала двадцатого — конца девятнадцатого века, то бишь Серебряный век. И пускай националисты спорят, кричат и ругаются, но литература и России, и Украины в этот период неразрывно связаны, потому как были они на тот момент единым государством, пусть и раздираемым внутренними противоречиями.

Нам несказанно повезло, что аудитория, в которой проходила лекция, была прямо возле вывешенного расписания. В кабинет прошел тот самый профессор, с которым мы буквально столкнулись на входе с набитым книжками стареньким коричневым портфелем. Он одел чеховское пенсне, сбросил на стул пальто, аккуратно примостил на край стола шляпу и углубился в планы лекции. Студенты явно не спешили. До начала пары было десять минут, а коридор пуст. Это и немудрено! Сам с ужасом вспоминаю каково было вставать к восьми.

Наконец, без трех минут восемь появился молодой паренек небольшого роста, хлипкого телосложения, как настоящим филологам и положено. На носу у него были некрасивые очки в крупной оправе, через плечо была перекинута сумка с учебниками. Янка, стоявшая дотоле молча, взвилась на месте, радостно мне сообщив, что это точно наш клиент. Легкой походкой от бедра, чтобы краешек кружевных чулков непременно выглядывал из-под мини-юбки, она приблизилась к очкарику и громко позвала:

— Молодой человек! Не могли бы вы мне помочь… — я усмехнулся, глядя, как будущий филолог, посмотрел для начала по сторонам, чтобы удостовериться, что такая красотка обращается именно к нему, потом справедливости ради уточнил, чуть заикающимся голосом:

— Э… э… это в… в… вы м-мне?

— Тебе, красавчик! — лицо очкарика пошло красными пятнами. Он немного приосанился, приободрился, чуть развязнее, чем обычно подошел к Яне.

— Ч..чем могу помочь?

— Видишь ли, мой дорогой, — Красовская наклонилась к пареньку, так чтобы ее глубокое декольте оказалось, как раз напротив его ошалелых диоптрий, — я ищу свою племянницу, но, к сожалению, не знаю в какой группе она учится. Приехала только сегодня, с поезда сразу сюда! — аромат ярких духов, кажется, вскружил молодому филологу голову окончательно. Далее он говорил, не отрывая взгляд от твердой «тройки» Яны.

— Я обязательно помогу вам, если смогу… — логические несуразности его уже мало волновали. Нерастраченная сексуальная энергия ударила в голову, и ему даже было плевать на прозвеневший звонок.

— Ее зовут Божена Калиновская…

— Б…б. боженка? — продолжал заикаться очкарик.

— Именно, милый!

— Так она это…в моей группе учится…

— А на пары ходит? — аккуратно поднажала Красовская.

— К Валентин Николаевичу все ходят…Иначе не зачет, — парень кивнул в сторону приоткрытой двери, ведущей в лекционную аудиторию.

— Отлично! Значит она сегодня будет? — вкрадчивым голосом уточнила хитрая журналистка.

— Непременно! — филолог снял очки и протер их чистым отутюженным платочком, словно не веря увиденному. — Только она все время опаздывает…

— Спасибо! Беги учись, малыш! — послав ему воздушный поцелуй, она слегка подтолкнула остолбеневшего студента к двери. Тот, словно сомнамбула, зашагал к первому ряду, забыв даже извиниться перед профессором за опоздание.

— Теперь все его эротические юношеские фантазии будут связаны с тобой, — пошутил я, — икнется тебе это соблазнение невинных…

— Главное, что мы напали на след Божены, — Красовская схватила меня за руку и потащила прочь от деканата. Я даже сначала не понял, что она хочет сотворить, а потом до меня дошло, что наиболее удобная обстановка для того разговора, который нам предстоит с внучкой Марты Калиновской, это уютный дворик университета Каразина, а не переполненные студентами аудитории.

На входе столпилась очередь, опоздавшие отчаянно пытались прорваться в внутрь храма науки, вахтерша ворчала насчет того, что в ее времена такого не было, что все приходили вовремя и хотели учиться, а не то что сейчас одни оболтусы. Мы кое-как прорвались сквозь толпу входящих и стали внимательно осматривать всех кто двигался к университету через площадь Свободы.

— Ты помнишь, как выглядит Божена? — тихо спросила меня Красовская. — Потому что все студентки мне кажутся сейчас однотипными, накрашенные куклы без стиля и вкуса.

— У меня фотографическая память.

— Хотелось бы верить, — хмыкнула Янка.

Ручеек спешащих к знаниями постепенно редел. Я мельком глянул на наручные часы. Половина девятого…Пора уже всем собраться. Божены не было! В этом я был уверен. Значит все-таки придется вылавливать ее в харьковском вертепе под названием кафе-бар «Какаду».

Мой взгляд случайно зацепился за одну из девчонок с заплетенной черной косой, шедшей уже в рядах из последних. Ничего особенного, но она явно отличалась от других, как говорила Яна, присутствием своего стиля. Большие глаза, густые цвета вороного крыла волосы, в меру нанесенный макияж, строгая юбка в пределах дозволенного, но такой длины, что заставляет свернуть мужские мысли на избитую тропку.

— Ян…Это она! — я тронул журналистку за рукав, показывая на идущую к нам Божену. До нее было еще метров двести. Она, словно услышала меня, резко подняла голову, поглядывая по сторонам. Неожиданно возле нее затормозил с визгом шин серебристый внедорожник. Девушка отшатнулась, что-то закричала. Тонированные наглухо стекла закрывали от нас весь вид, а когда машина сорвалась с места, то Божены на месте уже не было. Я проморгался, не веря своим глазам. Она же была вот, совсем рядом, в каких-то двухсот метрах от меня. Мое спасение, моя реальная жизнь…

— Ну и где она? — нахмурилась Яна, которая тоже заметила резкое и неожиданное исчезновение Калиновской. Я чуть не завыл от досады. Мое освобождение из плена Зазеркалья было совсем рядом, а я…

— Ты номер машины запомнил? — деловито спросила журналистка, первой оправившись от шока.

— Кажется, — тяжело вздохнул я.

— Диктуй! — она начала набирать номер. Звонко запели клавиши. — Алло, Богданчик! Привет, ну буду вечно тебе должна…Что попросишь…В пределах разумного…Нет луну с неба и сразу тройню не обещаю…Хорошо…Пробей мне одного автовладельца! Нет, в частные детективы не записалась, но одному хорошему человеку помочь надо…Понятно…Записывай.

Красовская закивала мне головой, понуждая проговорить номер, который я каким-то чудом запомнил, несмотря на все свое обалдевшее состояние. На той стороне затихли, было слышно только как клавиши компьютера излишне громок щелкают. Яна нетерпеливо кусала нижнюю губу, понимая, что время уходит, а Божену мы можем потерять навсегда. Наконец, Богдан Сотник выдал хотя бы какую-то информацию. В нашем положении это было уже что-то…

— Пиши или запоминай, — кивнула меня журналистка. Ее глаза загорелись охотничьим азартом, сейчас она мне напоминала пантеру, готовую совершить смертельный для своей жертвы прыжок. — Поселок городского типа Печенеги, улица Мира дом 2. Автомобиль принадлежит Руслану Олеговичу Олехно, восемьдесят девятого года рождения. Состоит на учете в областном управлении полиции по подозрению в вымогательстве. То есть рэкетирует мелких предпринимателей. Спасибо, Богданчик, — Яна оглушительно поцеловало трубку, отключив телефон, — и что теперь?

Я всего лишь на миг задумался. Олехно явно бандит. Какие общие интересы могут быть у студентки филфака и законченного рэкетира? Правильно, никаких! А вот у работницы бара «Какаду» и рэкетира, вполне могут найтись общие темы для беседы.

— Надо ехать! — я схватил за руку Красовскую и потащил через весь майдан Свободы, где на конце огромной площади притаились желтые шашечки такси.

Машин на стоянке оставалось всего лишь две. Шофер одной из них, пожилой грузноватый мужик с седыми запорожскими усами, извинился и сказал, что уже принял вызов, а вот второй, совсем молоденький парнишка согласился почти сразу, особенно, когда я помахал у него перед носом основательно поредевшей пачкой гривен. Мотор взревел и мы сорвались с места, кое-где игнорируя правила движения, а кое-где вписываясь в повороты, в которые казалось бы было невозможно вписаться. Водила явно любил полихачить, но это в Харькове считается вообще хорошим тоном. К правилам здесь в принципе относятся, как к чему-то далекому и неконкретному.

Минут двадцать мы петляли по городу, огибая длинные пробки каким-то малознакомыми узкими переулками, ныряя по самый капот в глубокие лужи, а потом вырвались на чугуевскую трассу, откуда еще полчаса было до Печенег.

Паренек, явно заинтересованный близко расположенными голыми коленками Яны, сидящей на переднем сидении, попытался завезти ничего не значащий разговор, вполне обычный для ситуации таксист-пассажир, но мы были настолько озабочены судьбой Божены, а соответственно и моей, что все его вялые и робкие намеки проигнорировали. Обидевшись, водитель уткнулся в дорогу и больше с нами не пытался вести беседы о погоде и новой музыки.

Считая гулкие удары бешено колотящегося сердца, мы ворвались в Печенеги, пролетев заправку на въезде и старый, еще советский, дорожный указатель. Подпрыгивая на колдобинах, щедро рассыпанных по всему асфальту, проехали рынок, поселковую церковь и автовокзал. Немного погодя, уже перед самым поворотом на дамбу, таксист принял вправо и остановился.

— Улица Мира 2,— торжественно сообщил он, поворачиваясь ко мне, чтобы рассчитаться. Я, не глядя, сунул ему в потную ладошку несколько купюр и вместе с Яной выскочил, громко хлопнув дверью.

— Не холодильником хлопаете, пан! — проворчал он мне в след, но нам уже было все равно! Мы внимательно осматривали нужный нам дом, где проживал некто Руслан Олегович Олехно. На какую-то секунду показалось, что это все зря, эта бешеная погоня за Боженой, постоянный поиск по Харькову, что я навсегда останусь в этом Зазеркалье, с отражениями, со временем забуду привыкну к ним, забуду о реальных людях…Я задрожал от осознания мысли, что могу сломаться! Нет уж! Не дождется ни Вышицкий, ни Божена, ни кто-то еще!

Машина с визгом покрышек стартовала в обратном направлении, а в водительском окне мы еще успели заметить влюбленную в Яну физиономию таксиста. Я схватил девушку за руки и поволок в лес, ровными рядами вытянувшийся за огромным особняком. Красовская вскрикнула, но послушно поплелась следом. Место для наблюдения мы выбрали отличное. Вся нехилая усадьба этого Олехно была как на ладони. Улеглись под стройной сосенкой, вдыхая смолистый аромат деревьев.

— Испачкала из-за тебя, Дворкин, очередную юбку… — ворчливо заметила она, отряхивая налипшие иголки и комочки глинозема.

— Зато какой будет репортаж! — попытался пошутить я.

— Какой там репортаж, — отмахнулась Янка, — ты исчезнешь в своем зазеркалье, а мне никто не поверит. Редактор подумает, что Красовская умом тронулась… — в ее глазах я увидел безотчетную тоску и понятный мне блеск.

— Ян… — повернулся я к ней, попытавшись обнять. Я не хотел делать больно человеку, который сделал для меня столько, что непересчесть…

— Не надо, Саша, — она аккуратно высвободилась из моих рук, отодвинувшись на безопасное расстояние, — мы уже попробовали убить в себе тоску. Я по нормальному мужику, ты по любимой жене, которая оказалась даже не в другом городе, а в другой реальности. Ничего из этого не вышло…Смотри!

Она указал пальцами в огромный двор, куда в открытые ворота въезжал тот самый серебристый внедорожник. Краем глаза я отметил, что двор не из бедных. Вот и банька притулилась в углу, беседка с мангалом, хозпостройки, дом двухэтажный с широким крыльцом, витражные окна, но все это находилось в какой-то завершающейся стадии ремонта. Еще внутри усадьбы лежали штабелем стройматериалы, не убрана была тара, чтобы месить раствор, а ветер гонял по не до конца уложенным тротуарам обрывки бумаги и картонных коробок.

Из внедорожника вышли двое крепких парней в кожанках с бритыми затылками, в точь-точь привет из лихих девяностых. Именно такие типажи трясли ларечников и торгашей на рынке, выставляя грабительские проценты за непонятную и никому не нужную охрану. Один из них за вытащил через заднюю дверь отчаянно упирающуюся девушку. По черным волосам, заплетенным в косу, я легко опознал Божену Калиновскую.

— Кажется, у девочки серьезные неприятности… — заметила журналистка, не отрывая глаз от зрелища, разворачивающегося во дворе усадьбы Олехно.

— А ты говорила сюжета не будет, — процедил сквозь зубы я.

Из дома, накидывая на ходу тонкую ветровку, вышел седовласый мужик со стрижкой под ежик. Крепкие покатые плечи, греческие нос, четко очерченные скулы — легко выдавали в нем породу. Это был без сомнения главарь! Остальные лишь прислужники, мальчики на побегушках.

Один из крепышей подтолкнул Божену к крыльцу. Руки ее были связаны веревкой, она не удержала равновесие и упала на колени. Взмахнула руками, будто защищаясь, но седой главарь и не собирался ее бить. Он присел на корточки напротив нее, взяв девушку за подбородок, что-то начал ей терпеливо объяснять. Из-за большого расстояния слов разобрать было нельзя.

— Жалко ее…надо что-то предпринять! — жалобным голосом попросила Яна. Но что я мог сделать? Простой инженер Турбоатома? Пистолет неприятно холодил поясницу, будто намекая на свое использование. Вынул его, проигнорировав удивленный взгляд Красовской.

— Извини, но стрелять я буду только в крайнем случае, — поморщился, взвел курок, — ствол на меня, а если Божена не знает как вернуться обратно, то у меня могут быть проблемы.

— Я понимаю, — вздохнула Красовская, — но дурочку молоденькую жалко…

— Что я могу?! — чуть ли не взвыл я, глядя на происходящее.

Божена, видимо, ответила отрицательно на все предложения старика в ветровке, а потому он что-то отрывисто приказал своим крутолобым амбалам. Один из них рывком поднял Калиновскую и поволок к столу.

— Стреляй же! — зашептала мне горячо на ухо Яна, понимая, что сейчас случится, но мой палец замер на спусковом крючке. Лицо, будто окаменело. На лице не дрогнул ни один мускул. Я все слишком хорошо понимал и оценивал риски. Я был хорошим инженером, а не гладиатором. Справиться в одиночку со всеми бандитами мне ни за что не удастся, а вот выдать себя я могу запросто. Потому я и терпел, скрипя зубами, когда амбал грубо снимал с Божены узкие джинсы, рвал тонкое кружевное белье. Терпел, когда она кричала, брыкалась, царапалась, пытаясь вырваться. Терпел, когда острые коготки Яны, которая не могла вынести такое зрелище, впивались мне в руку.

— Стреляй же! — горячо зашептала она мне на ухо, но я молчал, держа амбала на прицеле. Крик Божены, донесшийся даже до места нашего наблюдения, звенящей болью стоял в ушах, но я терпел и так не спустил курок.

Минут через семь все закончилось. Амбал отвалился от девушки, которая так и осталась лежать на грубо сколоченном столе, разведя в сторону бесстыдно белевшие ноги.

Седой старик подошел к ней, что-то объяснил. А потом двое его помощников схватили Калиновскую и потащили куда-то прочь со двора в нашу сторону. Я отшатнулся, боясь, как бы нас не заметили, пригнул голову Яны.

— Они идут сюда, — одними губами прошептал своей сподвижнице.

В задней стене, казавшейся со стороны монолитной, обнаружилась дверца, через которую двое амбалов и главный вышли на тропинку, ведущую к водохранилищу. Божена еле плелась, постоянно понукаемая сильными тычками и оплеухами. Теперь, когда они приблизились, можно было различить ее приглушенные рыдания и усмешки рэкетиров.

Мы с Янкой скатились в какой-то овраг, спрятавшись под разлапистый корень сосны, наполовину высунувшийся из-под осыпавшегося глинистого пригорка. Замерли, стараясь даже не дышать. Я как-то неловко выставил вперед пистолет, искренне надеясь, что стрелять из него мне сегодня все же не придется.

— А я тебе говорил, Боженочка, что со мной шутить нельзя…Тем более воровать у меня деньги! — раздался где-то над головой хриплый старческий голос. — Мы для чего тебя заказывали мне старику? Чтобы ты помогла мне отдохнуть от трудовых праведных, снять стресс так сказать…А ты вместо этого что сделал? Клофелином накачала, так что сердечко мое возрастное чуть не стало, деньги и золото сняла…Хмурый такого никогда не прощал! А такой соплюшке как ты и подавно.

— Я все отдам! Клянусь я все отдам! — закричала Божена так громко над головой, что мы вздрогнули. Все четверо брели, как раз над нами.

— Конечно отдашь, дорогуша! Куда же ты денешься? — спокойно проговорил старик, которого оказывается называли Хмурый. — А чтоб лучше отдавалось, мы тебя разочек в холодное озерцо опустим, к рыбкам, чтоб знала, что ежели что, куковать тебе на дне с камешком на ногах на водохранилище до самого весеннего половодья.

— Хмурый…Валерий Сергеевич… — заплакала Божена. Хруст вминаемых в землю иголок раздавался уже далеко за нами.

— Скрывалась от нас, пряталась…Кто ж тебя умной-то назовет.

— Простите! — зарыдала уже в полный голос Калиновская.

— Бог простит! А я не могу… — с сожалением в голосе произнес старик. — Иначе что ж получится? Каждый будет думать, что Хмурого можно кинуть на бабки и это все сойдет ему с рук? Нет, дорогуша, купаться, так купаться!

Раздался где-то далеко от нас плеск воды и приглушенный крик.

— Мы должны ей помочь! — уцепилась в мое плечо Янка.

— Вообще-то она должна помочь мне… — заметил я, но мужественно стал выбираться из нашего укрытия.

 

ГЛАВА 19

Холодно…Я подул на озябшие покрасневшие пальцы, поудобнее устраиваясь на нашем наблюдательном пункте. От водохранилища несло прохладой, громко кричали чайки, волны мерно бились о бетонную дамбу. Рядом тяжело дышала, разгоряченная бегом Красовская, безбожно испачкавшая свою модную одежду и порвавшая колготки.

Для расправы над Боженой Хмурый и его дружки выбрали тихую удобную заводь, скрытую от посторонних глаз со всех сторон непроходимым лесом. Они проскользнули по еле заметной тропинке к воде, таща, словно собачку на поводу за собой Калиновскую. Их голоса далеко раздавались над стеклянной гладью озера, так мы их и нашли.

Один из амбалов толкнул раздетую до гола Божену в мокрый холодный песок, придав ускорение ногой, обутой в тяжелый армейский ботинок. Студентка филфака ойкнула, сжавшись в маленький комочек, подтянув под себя сбитые коленки, еле сумев закрыться содранными в кровь руками. Хмурый особо с ней не церемонился и не боялся оставить следов, а значит в этом Зазеркалье этот бандит был не последним человеком, а вокруг него все было схвачено и договорено, в том числе и с охраной водохранилища.

— Простите меня, пожалуйста, — разбитыми губами зашамкала Божена, растирая грязной рукой слезы по посиневшему лицу, — я все верну, клянусь вам! У меня есть квартира, я продам ее… Она покроет все расходы ваши!

Хмурый стоял над ней уперев руки в бока, ощущая полное превосходство над слабой и беззащитной женщиной. Губы его тронула легкая усмешка, отчего я сделал вывод, что ему нисколько нужны деньги, украденные Калиновской, сколько его радует возможность совершенно безнаказанно поиздеваться над человеком.

— Извини, подруга, но в целях профилактики… — пожал он плечами и кивнул двум своим подручным, которые тут же спохватились и, словно мешок с картошкой, подхватили девушку под руки. Она забрыкалась, отчаянно пытаясь вырваться.

— Постойте! — окликнул их Хмурый. — Мы ж не звери какие-нибудь…Люди-человеки все-таки.

Янка рядом со мной с шумом выдохнула, надеясь для Калиновской на снисхождение, но следующая фраза ее пригвоздила к месту.

— Ручонки-то ей развяжите, а то потонет еще болезненная, кто тогда деньги мне отдаст? Вы?

Парни сразу опустили груз на песок. В руках одного из них мелькнуло остро заточенное лезвие перочинного ножика. Одним легким движением он освободил Божену от пут на запястьях и лодыжках. Она попыталась бежать, но сильный удар под дых сбил ее с ног. Она упала на песок, пытаясь проползти вперед, но сил уже не оставалось.

— Стреляй же! — зло зашипела мне на ухо Яна, пытаясь вырвать из рук пистолет. Курок был взведен, так же, как были взведены мои нервы. Палец на спусковом крючке дрогнул. Выстрел оглушительным громом взорвался в синеве затухающего дня. Чайки заполошенно закричали на своем птичьем языке, закружившись над водой в диком хороводе. Гулом им отозвалось воронье из прилегающего леса, в котором мы и спрятались.

— Ты сдурела? — заревел я, но Красовская и сама поняла какую ошибку совершила.

Хмурый и его охрана всполошились. Из-за пояса бандитов тут же на свет Божий появилось оружие. Они напряженно водили им по сторонам. Пытаясь выяснить откуда стреляли.

— Хмурый, это чего было? — спросил один из них, не сводя глаз с берега.

— Кажись стреляли… — ответил за своего лидера второй.

— Я сам слышал, что не петарду малолетки взорвали, — зло огрызнулся амбал, — откуда?

— Тихо! — прикрикнул на них главарь. — если бы это были областные менты. То мы уже лежали бы спеленатые с ног до головы на этом холодном песочке, а значит какой-то одинокий рейнджер или влюбленный Ромео пришел спасать свою Джульету. У тебя же есть Ромео, тварь? — он пнул ногой лежащую без движения Божену, не сводя цепких волчьих глаз с леса.

— Эй, Ромео! — окликнул он нас. — Выходи поговорим! Нечего прятаться по кустам, как заяц, будь мужчиной! Мне есть, что рассказать о твоей красавице.

Калиновская стала по-потихонькуоживать, медленно уползая прочь. Это заметил Хмурый и дернул ее с силой за волосы, ставя на ноги, которые отказались держать девушку, подкашивались, оставляя клочья волос в ладони у бандита. Он приставил ей пистолет к голове.

— Считаю до трех! Потом кончу эту сучку у тебя на глазах! Раз!

— Надо что-то делать, Дворкин, — затерзала меня за рукав Яна, — Он же же сейчас ее убьет!

— Что?! — взревел я, у меня было шесть патронов и три бандита впереди. Ну не был я героем! Не был! Инженером, пожалуйста! Писателем, так сяк, но не героем!

— Сдаться…

— Что б он прикончил нас всех троих? — уточнил я.

— Ты трус!

— Не отрицаю…

— Два! — громко продолжил отсчет Хмурый. — Смотри осталось немного…А твоя красавица рассказала, почему попала в такой переплет? Или умолчала об этом? Ромео? Так я расскажу…Твоя Джульета работает элитной проституткой по вызову. Попала ко мне, напоила меня клофелином и свинтила, не забыв прибрать к рукам золото, драгоценности и денежки. Дурочка! Даже не знаю, на что она надеялась! А ты?

— И вправду дура, — зло простонал я, хватаясь за голову.

— Если мы ее не вытащим, то ты навсегда остаешься в Зазеркалье, у нас! Никогда не увидишь свою семью! — предъявила последний аргумент Красовская.

— Три! Я ее кончаю! Смотри сюда!

Хмурый встряхнул девушку за волосы. Она качнулась безвольной куклой, уже вряд ли понимая на каком свете находится. Приставил к ее виску пистолет.

— Смотри, Ромео! — мои нервы не выдержали. Да, я не был героем, не был суперменом и не собирался спасать весь мир! Но сил смотреть на происходящий беспредел у меня уже не было. Моя рука стала продолжением револьвера. Вспомнились все навыки стрельбы дотошно вдалбливаемые отличными инструкторами страны. Как гром прозвучал выстрел! Хмурого резко развернуло вокруг своей оси вместе с пистолетом. Пуля насквозь прошила плечо. Он охнул, упал, схватившись за поврежденную руку.

— Стреляйте, болваны! — проорал он, преодолевая сильную боль.

Охрана начала беспорядочную стрельбу. Я еле успел сдернуть вниз Красовску, чтобы шальная пуля не пробила насквозь ее очаровательную журналистскую головку. С глухим чмоканьем пули вгрызались в толстые многовековые деревья, ломая сухие тоненькие ветки, разнося в щепки молоденькую поросль.

— Где так научился стрелять? — округлившимися глазами посмотрела на меня Яна. Я отмахнулся, продолжая зорко следить за передвижениями противника.

Один из амбалов беспечно замер на месте, паля, что твой Клинт Иствуд с машинкой типа «Магнум». Упускать такую прекрасную возможность было грех. Перекатившись за соседний ствол, я прошиб его коленную чашечку насквозь. Полный боли и страдания крик сотряс окружающий мир. В таком ранении ничего смертельного не было, если во время оказать медицинскую помощь, но боль адская, да и из числа вероятных противников бандит выпал надолго.

Краем глаза заметил, как у сторожки на дамбе забегали люди в пятнистых камуфляжах с автоматами. Пора было уносить ноги отсюда. но как же Божена?

Видит Бог, никого убивать, пусть даже в своем Зазеркалье я не хотел, но последний из противников был слишком опытный, хитрый и ловкий, для того, чтобы оставлять его у себя за спиной в живых. Видимо, за его плечами была служба в каких-то силовых структурах. С сожалением взглянул на Красовскую. Которая на дне ямы сжалась в комочек, закрыв уши и голову руками, будто это могло спасти от пули.

— Хватит, — вздохнул я, тщательно прицеливаясь. Вдох…Цель замельтешила на мушке, меняя позицию. А теперь плавно потянем курок…Фигура в кожаной куртке подломилась в коленях, нелепо взмахнув руками. Я даже не услышал собственного выстрела. Все было, как в тумане. От дамбе уже отъезжала моторная лодка. Кто-то наблюдал за нашим побоищем в бинокль. Сорвавшись с места, я рванул по песчаному пляжу к лежащей без чувств Божене. Мимоходом отбросил руку Хмурого, тянущегося к выпавшему пистолету.

— Так вот ты какой, Ромео… — прошептал он, обнажив желтые гнилые зубы.

Девушка была совсем легкая, килограмм пятьдесят, будто мешок сахара. Именно мешком она у меня и висела на плече, но форму уже я не поддерживал давно, от того начал задыхаться. Ее руки колотили мне по спине.

— Дворкин! — заорала мне Янка, вылезшая из ямы, показывая куда-то назад пальцем.

Резко обернулся, стараясь присесть, но все же не опередил выстрел. Тело с силой толкнуло вперед через корни деревьев. Я попытался смягчить падение для Божены, как мог. Руки впились в холодный песок. Немного буксуя, я рванул наверх под прикрытие деревьев. С пляжа доносились крики боли и отчетливый рев моторки.

— Бежим! — прокричал я, видя, что Красовская замерла на месте.

Потом был долгий бег меж деревьев. Сердце отчаянно билось в ушах. Все было, как в тумане. Мышцы ныли, в боку кололо. Я хватал раскрытым ртом воздух, отчаянно пытаясь протолкнуть внутрь хотя бы капельку.

Не помню через сколько это закончилось…Я просто упал, растянувшись на земле во весь рост, споткнувшись о какую-то корягу. Упал и больше подняться не смог! Рядом повалилась Яна, сбросившая свои каблуки еще в начале пути. Юбка задралась. Колготки были похоже на сито.

— Дворкин, зачем я с тобой связалась… — выдохнула она, приподнимаясь на локте, оборвав свою фразу в самом начале. — Саша… — в ее голосе послышались такие боль и разочарование, что я, собрав последние силы, поднялся со своего места и все сразу понял без слов…

На спине Божены расплылось кроваво красное пятно. Пуля прошла навылет, прошив аккуратную девичью грудь с почти коричневым торчащим соском.

— Божена! — я похлопал ее по щекам. — Нет! Не умирай! — отчаяние заволокло мой разум. Я готов был кричать от осознания того, что был в шаге от того, чтобы вырваться из плена отражений, но не успел самую малость. — Нет!

Ресницы Калиновской задергались. Она приоткрыла глаза, умиротворенно рассматривая нас. Потом нашла взглядом меня и улыбнулась.

— Дворкин… — прошептала девушка. Из уголка ее губ потекла тонкая струйка крови.

— Ты меня знаешь?

— Бабушка рассказывала о тебе, а потом он…

— Кто он? Вышицкий? — быстро спросил я.

— Да…

— Что он говорил? Что? Я вытащу тебя, ты не умрешь!

— Я умру, Дворкин, пришелец из зазеркалья… — грустно выдохнула она. — Это Божье наказание.

— За что? — не поняла Яна, а вот я сразу смекнул в чем дело. Слишком много боли было в ее глазах, не физической, моральной. Кажется, она была даже рада умереть.

— Она убила свою собственную бабку, — тихо сказал я, схватившись за голову.

— Ту самую? — ошалело заморгала Красовская.

— Ту самую…

— Когда вы напали на наш след, явился он, как всегда в зеркале, отражением… — выдохнула Божена, решив исповедаться напоследок. — Сказал, что надо не дать найти тебе зеркало, иначе все зря…И тогда бабушка…

Она заплакала. Какой кошмар! Почти двести лет, начиная с Марты Калиновской, их семья верой и правдой служила безумному ученому, заточенному в зеркале. Они были ему настолько верны, что готовы были умереть за эту идею вечной жизни.

— Она попросила ее убить, чтобы сбить нас со следа, — закончила за нее журналистка, покусывая нижнюю губу.

— Но тут вмешался случай, — улыбнулась Божена. — глаза ее закатились, она теряла сознание.

— Не умирай, Божена! — я снова тряхнул ее, эгоистично закричал. — Где зеркало?! Скажи!

— Теперь можно… — выдохнула она. — Поколение Калиновских на мне прервалось. Вмешалась досадная случайность.

— Где оно?! — почти заорал я.

— У бабушки в шкафу. Оно висело там всегда. А из ванной зеркало мы убрали специально, чтобы вы подумали…

Она захрипела. Дернулась несколько раз и затихла, уставившись пустыми безжизненными глазами куда-то в сторону. Я отпустил голые плечи девушки и вытер заплаканное лицо. Яна молчала, просто стояла рядом, рассматривая труп молодой красивой студентки, вовлеченной случайно в очень страшные и запутанные игры отражений.

Где-то недалеко послышались лай собак и громкие крики поисковых команд. Печенеги начали шерстить, чтобы найти нас и примерно наказать. Хмурый такого лихого налета не простит. Я оглянулся, собираясь с силами. Пистолет выпал где-то в начале бешеного бега по крутому откосу. Мы были безоружны.

— Ее надо похоронить по-людски, — тихо промолвила Яна, прикрывая ладонью ей глаза по-христианскому обычаю.

— Нет времени, — схватил я ее за руку, — сейчас здесь будут десятки людей, которые просто жаждут выслужиться перед местным князьком, которого мы нечаянно обидели.

— Дворкин…

— Да? — я оглянулся, увидев в глаза Яны холодную пустоту.

— А ведь это все из-за тебя…Ты поломал тут все, пришелец из Зазеркалья.

— У каждого оно свое… у нас именно такое, где есть боль, смерть и страх, грязь и предательство.

— У меня ничего такого не было! — заревела она, колотя меня в грудь маленькими кулачками. Я терпел, обнял ее, гладя по спине грязной ладонью.

— Скоро все закончится, я вернусь в свой мир, ты напишешь лучший материал в истории, сотворив сенсацию. Мы победим в этой игре отражений!

Янка всхлипнула, но собралась.

— Надо бежать, — промолвила она, снова из женщины превратившись в журналистку.

— Надо… — согласился с ней, подавая руку Яне.

И мы еще долго пробирались через лес к выезду из Печенег. Грязные и голодные сумели остановить машину, которая под угрозами согласилась нас подкинуть до Харькова. А в поселке продолжалась непрерывная возня, связанная с нашими поисками. Все-таки, если Бог на свете есть, то он сегодня был к нам благосклонен. Мы сумели выпутаться из ужасной передряги, да еще и добраться до города. Но я никогда не забуду перепуганные глаза молодого мальчишки, везущего нас в Харьков на своей старой «копейке». За кого он нас принял? Киллеров? Обычных воров или бандитов? То-то он бы удивился, разглядев в чумазых попутчиках известную харьковскую журналистку и писателя детективов.

 

ГЛАВА 20

Грязные, усталые мы выпали из легенды отечественного автопрома на Московском проспекте у метро Дворец спорта. Моя куртка и туфли были безбожно испачканы глиной, руки в капельках крови Божены Калиновской, да и Красовская выглядела не лучше. Дети подземелья, блин…Или лучше сказать дети Зазеркалья в нашем случае?

Похлопал себя по карманам, с удовлетворением отметив, что портмоне из дорогой кожи все еще при мне. Осмотрел Яну, которая за дорогу так и не произнесла ни слова. Конечно же, винила во всем меня, а как иначе? Ведь это, своим появлением, внес сумбур и полный кавардак в ее размеренную жизнь успешной харьковской журналистки.

— Поедем? — кивнул я на длинную аллигатороподобную тушу новенького троллейбуса.

— А нас пустят туда?

Что-то мне не нравился ее голос…Что-то обреченное было в нем, словно ее обладательница сломалась, отступила перед жизненными трудностями. Это было страшно! Холодные голубые глаза смотрели на меня обреченным взглядом, полным разочарования. Что поделать, я не принц на белом коне из сказки с хорошим концом. Я заблудившийся в собственном Зазеркалье человек, желающий все исправить, наладить и привести в порядок.

— Конечно пустят, — улыбнулся я ей, попытавшись приободрить. Боль в ее глазах немного угасла, а потом, когда мы заняли места в самом конце салона, она безмолвно уставилась в окно, наблюдая за шелестящим мелким проливным дождем, бьющимся раненной птицей в стекло.

Я не стал ее тревожить. Самому было погано на душе. Перед глазами стояла Божена, умирающая у меня на руках. Странно…по идее я должен к ней испытывать какое-то чувство, сродни ненависти, но ничего кроме жалости и сострадания к нелепой смерти девчонки, запутавшейся в жизненных сложностях, не было.

— Наступна зупинка Бульвар Слинька! — хриплый прокуренный голос кондуктора заревел на весь салон, заставив вздрогнуть.

Яна спокойно встала и направилась к выходу, мерно локтями расталкивая стоящих в проходе людей. Кое-кто возмущался, обзывал бичарой, бомжевской подстилкой, но она шла вперед, гордо подняв свою очаровательную головку. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней. Видок у нас, правда, был еще тот…

Грязные, усталые, вымотаны до предела, как морально, так и физически, мы еле нашли в темноте уличных фонарей нужный нам дом, где жила бабушка Божены Калиновской.

Прохожие торопились домой, в тепло родного уютного очага, а мы, как два беспризорника со стороны молча наблюдали за ними. Говорить сил уже не было. Мне спешить некуда, мой дом оказался волею пана Вышицкого по ту сторону Зазеркалья, а Яна…Только теперь я понял, почему она ввязалась во всю эту авантюру. Она была одинока. Мучительно больно, наверное, каждый день приходить в пустую квартиру, где тебя никто не ждет, не спросит как прошел день или заботливо принесет тапочки.

Пачка сигарет промокла, и я еле смог ее раскурить, с наслаждением втягивая в себя аромат терпкого табака.

— Дай и мне, — попросила Красовская, протянув руку. Выщелкнул ей «Мальборо», заботливо поднес к кончику сигареты оранжевое дрожащее пламя. Она закашлялась, но продолжала курить, неловко держа сигарету двумя пальцами.

— И как будем штурмовать цитадель зла? — наконец, видимо совсем успокоившись, кивнула она в сторону темных окон на этаже Калиновской. — Боюсь, что второй раз добрая бабушка Глафира Аркадьевна вряд ли поверит нам и пустит на порог вот так запросто. Помнится, последний раз она кричала нам вслед что-то про бандитов и хулиганов! — Яна криво усмехнулась, выбросив недокуренный даже до половины бычок. Встряхнула заляпанными глиной волосами, теперь она стала той самой Красовской — звездой харьковской журналистики, которую я знал.

— Есть какие-то идеи? — полюбопытствовал я, так как у самого была абсолютно пустая голова. Только перед глазами умирающая Божена. Это видение не отпускало меня, как только выдавалась свободная минута, я вновь и вновь возвращался к этому, внутренне содрогаясь от увиденного.

— К сожалению, только самые радикальные, — улыбнулась Яна, — я, конечно, не Раскольников, но после того, что мы уже с тобой натворили…

— Ну убить Глафиру Аркадьевну только за то, что ей посчастливилось иметь ключи от квартиры Калиновской это уже слишком!

— Да я не о том, Дворкин! — она толкнула меня в плечо. — Всего лишь взять и отобрать силой…Боюсь, что у нас мало времени…Скоро стемнеет, тогда эта старуха вообще никому не откроет…

Я тяжело вздохнул. Вплетать в эту полу-бандитскую историю бабулю — божий одуванчик совсем не хотелось.

— Ладно, пошли, — я увидел, как на высокие ступеньки подъезда Калиновской пытается заехать женщина с детской коляской, — мигом ухватив мою светлую мысль, Яна рванула следом. Она уточнила у молодой мамаши код, придержала дверь, пока я с мирно спящим карапузом и коляской вползал в ярко освещенный, пахнущий чем-то мерзким и грязным подъезд.

— Ой, спасибо вам, ребят! — поблагодарила нас женщина. — Пандусы, который год обещают поставить. А руки у нашего начальства ЖКХ так и не доходят. Вот и мучаемся помаленьку…Нас таких в подъезде восемь, да два колясочника. В общем тяжеловато без посторонней помощи.

Мы доброжелательно улыбнулись. Проводили мамашу до лифта, сами отправившись по лестнице, искренне надеясь, что за это доброе дело, наверху простят то, что мы задумали сделать.

Знакомая дверь Глафира Аркадьевны. Мы замерли перед ней, осматривая ее на предмет глазка. Круглого окуляра на новенькой металлической двери не нашлось. Это было просто превосходно!

Нажали на звонок, терпеливо дождавшись шороха шаркающих шагов за дверью.

— Кто там? — раздался голос старушки.

— Я вам дам кто там! — заорал я, разыгрывая заранее расписанную партию. — Заливает еще и спрашивает!

— Дорогой не кричи! — урезонила меня Яна тонким голосом. — Она старый больной человек, впадающий в маразм. Забыла выключить воду вот и все…

— А евро ремонт на сто тысяч «зеленых» она будет мне оплачивать?! — взревел я. Готовясь к прыжку.

— Какой ремонт? Кого заливают? — недоумевала Глафира Аркадьевна за дверью.

— Мы ваши соседи снизу! Только купили ее, только въехали, а тут нате-получите…

— Так снизу там Сашка Прохин живет… — растерялась бабулька.

Расчет был прост. В эпоху интернета и кока-колы все меньше люди стали знакомиться со своими соседями. Все чаще квартиры сдавались, продавались, а в многоквартирных домах уследить за всеми перемещениями было трудновато. Вот мы и решили на этом сыграть.

— Теперь живем мы, бабуль, — спокойно пояснила Яна, — и вы нас заливаете!

— У меня все закрыто! Все краны исправны!

— Точно маразматичка! — подлил я масла в огонь.

— Ах ты, гад малолетний! — взбеленилась Глафира Аркадьевна. Защелкали металлические замки на двери. — Я тебе сейчас покажу маразматичку!

План сработал. Мысленно я молился, чтобы цепочки на двери не было. Хотя на такую модель их ставят редко.

— Помягче с ней, — одними губами попросила Яна, сделав умоляющие глаза.

Скрипнули не смазанные петли. Дверь отъехала в сторону. На пороге стояла Глафира Аркадьевна в очках с крупными, почти стрекозьими линзами, в домашнем халате и застиранном переднике.

— Что это…такое— добавила она, рассматривая нас.

Терять время было нельзя. Я шагнул в квартиру, оттесняя старушку вглубь комнат. Яна шмыгнула следом, притворяя за собой дверь.

— Я милицию вызову! Грабят! — закричал она, но я оборвал ее на полуслове, прижав ко рту свою грязную ладонь.

— Глафира Аркадьевна, простите нас и не бойтесь! — зашептал я ей, усаживая бабулю на стул. — Мы вам ничего плохого не сделаем. Нам очень срочно надо попасть в квартиру Калиновских. Отдайте нам ключ, пожалуйста…

Старушка испуганно закивала седой головой, показывая в сторону шкафа. Янка быстро открыла старенькие обшарпанные дверцы. Так и есть. Небольшая связка ключей валялась на самом видном месте.

— Готово! — сообщила Яна мне, позвякивая металлом.

— А теперь вы сядете на стул и просидите так сорок минут. После того, как мы спокойно уйдем, вы можете звонить во все колокола и сообщать всем службам. Договорились?

Бабулька кивнула, очки смешно сползли на нос. Волосы, уложенные в строгую дульку, растрепались.

— Как в кино… — пробормотала она почти счастливо, когда я убрал с ее рта ладонь.

— Именно! — подмигнул я ей. — Только мы не какие-то там бандиты…

— Просто попавшие в сложную ситуацию люди, — пояснила за меня Яна.

— Да чего уж там, — махнула рукой Глафира Аркадьевна. — Идите, выносите все…

Мы медленно повернулись к выходу, каждую секунду опасаясь, что вслед нам доносится крик: «Помогите! Грабят!» Яна даже смущенно покраснела:

— Никогда не думала, что буду грабить старушек! — но вместо крика о помощи до нас донеслось ворчливое замечание, что никто завтра во дворе не поверит истории Глафире Аркадьевне, даже если она поклянется всеми святыми.

— Эта точно на помощь не позовет, — заметила Красовская.

Я кивнул, не глядя, подбирая ключи к двум замкам на входной двери. А ларчик просто открывался…Английский замок приветливо щелкнул, впуская нас в полутемный коридор квартиры Калиновских. В нос ударили запахом пыли и не выветрившегося ладана. Странно…В первый раз я его не ощутил. Включил свет и рванул по коридору в спальню Марьи Степановны — бабушки Божены. Здесь стояла небольшая кровать полуторка, застеленная на старинный манер покрывалом, заваленная подушками, укрытых тюлью. У окна с новеньким стеклопакетом телевизор на коричневой советской тумбочке, желтые застиранные шторы с какими-то фантастическими цветочками коричневого цвета. На полу узкая самотканая дорожка, а в углу трехстворчатый шкаф.

— Кажется этот… — махнула в сторону его рукой журналистка.

Сердце заколотилось сильнее. Я был в шаге от того, чтобы исчезнуть из Зазеркалья раз и навсегда, вырваться из плена отражений, оказавшись в реальном мире. Моя мечта могла сию секунду исполниться, но я почему-то медлил, переводя взгляд с Яны на дверц и обратно.

Она была умной девочкой. Все поняла моментально. Немного смутившись, улыбнулась в ответ, пожав плечами, словно извиняясь.

— Тебе решать…

— Мы столько здесь наворотили, что оставлять тебя одну… — начал было я, но Красовская меня резко перебила.

— Дворкин, за меня не переживай. Мои покровители меня вытащат из любой передряги, — она криво усмехнулась, едва сдерживая слезы. Как ни крути, а за это короткое время мы определенно сблизились, — хорошие журналисты всегда в цене, да и не наследила я нигде. Так что…

Я коснулся створки шкафа, но она меня остановила, схватив за руку.

— Постой, Саш…

— Яна…

— Послушай! — в уголках ее глаз показались слезы. — Интересно, а в настоящем мире, там в реальном Харькове я есть? Или я тоже плод твоего воображения?

Я пожал плечами. Никогда не задумывался над этим вопросом. Все как-то происходило спонтанно. Я просто знал. Что Янка рядом, поможет, посоветует, посодействует. Скорее всего, она отражение моей мечты о помощи в этом чужом для меня мире. Я был уверен в этом почти на сто процентов, но вслух произнес конечно совершенно другое:

— Конечно есть, может не такая решительная и боевая, но есть! — я ободряюще обнял ее, прижав к своей замызганной куртке. Она уткнулась мне носом куда-то в грудь и часто задышала, изредка всхлипывая.

— Тогда найди меня там! — попросила она, отревевшись. — Нет! Я ни на что не претендую! Я знаю, что ты очень любишь свою Светку, но…Просто расскажи мне, той настоящей о нашем приключении! И возможно вы вместе даже напишите приключенческую книгу об этом всем, — она обвела рукой пустую комнату.

— Обещаю, — тяжело вздохнув, подтвердил я. Права была народная мудрость, гласившая, что долгое прощание, лишние слезы, — мне пора…

Я дернул ручку на себя и створка шифоньера распахнулась. Внутри висели цветастые платья, строгий серый плащ, какие кофточки брежневского периода, а на внутренней стороне висело то самое зеркало, с которого начались все мои злоключения. Та же самая оправа, тот же самый холодный блеск полированной поверхности. Оно помутнело, изображение заклубилось туманом. Сквозь сизый дым, заполонивший экран начал проступать Вышицкий. Я вскрикнул, помимо воли отшатнувшись назад.

— Добрый вечер, Дворкин! — улыбнулся пан. Позади него, в проеме, было видно как играется в прихожей Мишка, гладя пушистого Кекса. — А ты все-таки настырный парень! Не ожидал, что ты доберешься до Калиновских, догадаешься обо всем. Ты сам такой умный ил кто подсказал?

Он ехидно улыбнулся. На нем была моя футболка, подаренная тещей на день рождения, трико с вытянутыми коленками, которое я так любил, даже причесан Вышицкий был как и я, на бок с пробором.

— А, вижу, вижу… — заметил он Яну, с любопытством рассматривавшую ученого девятнадцатого века, который изобрел секрет вечной жизни. — Ты не терял времени зря…Зачем тебе это все, Дворкин? Денег куры не клюют, известность, слава, все как ты хотел, о чем мечтал, все, в чем боялся признаться даже сам себе? Опять же помощница симпатичная, если не сказать красавица! — он деланно поклонился из зеркала Красовской. — Зачем тебе возвращаться? — тут же прошипел он с плохо скрываемой ненавистью. — Что ты тут забыл?

— Там моя семья! — решительно кивнул я.

— Которая тебя так долго не устраивала? К которой ты постоянно предъявлял претензии? Ты же сам хотел этого? Не будь твоей свободной воли поменяться, я бы никогда не выскочил из Зазеркального плена…

— Я хочу домой, — упрямо твердил я.

— Отлично! Твой дом там! Где богатый особняк на Павловом поле, где ты пишешь романы, а их издают миллионными тиражами, где слава и известность…

— Но нет семьи, настоящей семьи.

— Всегда чем-то приходится жертвовать, Дворкин!

— Это ты убил Марию Степановну.

— Калиновскую? — уточнил Вышицкий, сбившись.

— Да! — подтвердила Яна.

— Мой грех, — согласился ученый, — только не я, а ее собственная внучка. Я лишь попросил помочь…

— Ты воспользовался любовью Марты к тебе, чтобы остаться жить вечно, ты убил ее внучку, подставил правнучку, на тебе кровь многих людей! — безапелляционно заявил я.

— Ну и что? — удивился Вышицкий. — зато я умер в девятнадцатом веке, а живу сейчас в двадцать первом вместе с твоей женой, а ты сидишь в Зазеркалье и думаешь, как выбраться оттуда. И кто из нас прав?

— Я выберусь отсюда! — закричал я, сжимая кулаки. — Уничтожу тебя раз и навсегда!

— Это как это, позволь узнать? — улыбнулся Вышицкий, склонив голову на бок. Его ехидная улыбка бесила меня, я готов был броситься на шкаф и разнести его к чертовой матери. Сдерживала меня только рука Яны на плече.

— Для начала я найду зеркало с собственным воспоминанием о том дне, когда купил это проклятое зеркало на Коммунальном рынке, а потом разнесу его вдребезги, чтобы ты, тварь, никогда не выбрался из Зазеркалья, а потом заживу заново.

— Долго и счастливо? — уточнил ученый.

— Именно! — зарычал я от ярости, захлестнувшей меня.

— Позволь уточнить, дорогой мой Дворкин, план у тебя, конечно, замечательный, но… но… но…Ты же был в лабиринте, ты видел сколько там зеркал, отражений, Зазеркалий. Мне будет даже интересно понаблюдать, какое ты выберешь. Одно может закинуть тебя в пустыню к со змеями и скорпионами, второе в вечную мерзлоту… И эту самые мирные. Дерзай! Ищи свое настоящее воспоминание! — он махнул ручкой мне в зеркале, растворяясь в сизом дыме. Где-то позади него, я видел как в ванную заходи Светка, что-то говорит, целует нежно в губы, принимая этого ходячего мертвеца за меня. С криком я со всего маху врезал по дверце шифоньера. Тот задрожал всем своим дубовым остовом.

— Сашка! — Яна заорал, бросившись к оторвавшейся дверце, повисшей на одной петле. В этот момент я чуть не потерял сознание, когда представил, что мой единственный шанс вернуться обратно, чуть не разбился из-за моей горячности.

— Спасибо, — еле выдавил я из пересохшего горла.

— Ты слышал, что он сказал? — спросила Яна, придерживая дверь с покосившимся зеркалом.

— Слышал… — хмуро ответил я.

— И ты все равно пойдешь?

— У меня нет выбора, — я шагнул вперед, коснувшись полированной поверхности ладонью. Ее сразу же, будто сковал мороз. Пальцы провалились во что-то терпкое, липкое, густое, как кисель.

— Ничего себе! — ошалело заморгала Красовская, наблюдая, как моя рука по локоть погружается в зеркало.

— Прощай Яночка! — я улыбнулся журналистке из Зазеркалья, глубоко вдохнув в себя воздух, словно перед прыжком в воду. Тело сковало ледяным холодом. Зажмурился. Чувствуя, как что-то меня обволакивает и затягивает внутрь. Меня закружило в каком-то непонятном водовороте, пол с потолком поменялись местами, я совсем потерялся в пространстве, отдавшись на волю этой круговерти.

А в пустой квартире Калиновских, по ту сторону Зазеркалья осталась журналистка Яна Красовская, с горечью рассматривавшая пустую дверцу, где раньше висело зеркало Вышицкого, исчезнувшее навсегда из этого мира. Вместо отражения на шкафе остался пустой пыльный квадрат. Она улыбнулась последний раз этому квадрату и пошла прочь, растирая по щекам грязные слезы. Тогда, она еще не знала, что впереди ее ждет Орден ненависти, охота на вампиров и другие яркие события. Но это будет потом. А пока, встреча с Дворкиным— пришельцем из Зазеркалья стало в ее жизни самым интересным и опасным приключением, которое она запомнит и пронесет через всю свою жизнь, бережно храня в душе добрые воспоминания о нескладном писателе, который очень любил свою жену и семью.

 

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Тело само выдернуло себя из липкого тягучего зеркала. Я снова оказался один в этом длинном странном коридоре, сплошь уставленном зеркалами. В каждом из них был мое отражение. Оно преломлялось, искривлялось, корчило мне рожи, все это крайне напоминало комнату смеха из моего советского детства. Только теперь вместо чистой и светлой радости в душе. Я ничего не испытывал, кроме жуткого всепоглощающего страха.

Вышицкий оказался прав. Почти нереально найти среди миллионов отражений именно мое, которое вернет меня в реальность, навсегда заперев злобного гения в плену Зазеркалья.

Я растерянно замер в начале коридора, оглянувшись назад, в поисках поддержки. За спиной, по другую сторону полированной поверхности стояла Красовская и рассматривала себя. Я махал ей рукой, кричал, но никакой ответной реакции не последовало. Завеса между мирами снова стала непроницаемой. Куда идти? Где реальность в этом коридоре, а где всего лишь игра отражений?

Я сделал неловкий шаг вперед, будто по скользкому льду. Стало холодно. Раньше я этого могильного холода не замечал. Некогда было…Мечтал о новой жизни, необычных ощущениях, о славе и богатстве, двигался вперед, а не назад. А теперь, оглянувшись, понял, что и позади не так уж плохо, стоит захотеть лишь только что-то изменить. Быть чуточку внимательней к жене, заботливее к ребенку, терпимее к теще и все! Вот она реальность, которая в сотни раз лучше любого придуманного мира!

Впереди меня, дальше по коридору послышался леденящий душу вой. Он гулко эхом разносился вокруг, исходя из какого-то источника в глубине коридора. Стало жутковато. Я зябко повел плечами, размышляя над причиной этого шума. Стоит ли идти на него или нет? К чему это приведет? Разум отчаянно боролся с сердцем, но сердце победило. Ведь если бы у нас оно не побеждало, хотя бы изредка, мы перестали бы быть людьми, а стали бы роботами.

— Ну и черт с ним! — шагнул вперед по коридору, стараясь не касаться зеркал, покрывающих стены. Вот так качнет тебя, коснешься стены и поминай как звали! Ищи потом снова Калиновскую, добывай зеркало…

Вой становился все громче. Уши закладывало, словно перед прыжком с высоты. По ложечкой сосало, предвещая неприятности, к которым я приближался широкими, но аккуратными шагами.

Коридор резко оборвался, расширяясь в округлую комнату, с высокими зеркальными потолками, не имеющею выхода. Уши уже заложило. Барабанные перепонки работали на пределе. Я поморщился, закрывая их ладонями.

Посреди комнаты на высоком постаменте стоял кристалл в форме ромба. Внутри него метались черные клубки теней, создающие вой, который чуть не оглушил меня окончательно.

— Это еще что такое? — проорал я, скорее для самоуспокоения, чтобы услышать свой собственный голос, эхом прозвучавший среди непрерывного воя. И вдруг все смолкло…Наступила звенящая давящая тишина, от которой было ничуть не лучше. Тени в кристалле напряженно замерли, прекратив свою нелепую возню, будто услышав мой риторический вопрос.

Мне ничего не оставалось сделать, как шагнуть к постаменту. Шаг, второй, третий…Зеркало начало крошится под моими ногами. Стены вдруг стали выгибаться в мою сторону, меняя очертания. Вокруг моего тела метались сотни моих отражений. Хруст стоял невыносимый. Передо мной висящее за постаментом зеркало неожиданно пошло трещинами, заскрипела, покрываясь глубокой сетью серебристых морщин а потом с шумом разлетелось осколками мне в лицо. Я отшатнулся, упав на пол, воткнувшись руками в мелкое крошево. Брызнула кровь из пораненных ладоней. Что-то странное творилось по ту сторону зеркала. Кристалл на постаменте закачался. Тени начали свой бешеный разбег, намереваясь его свалить вниз. Все чаще они исчезали и появлялись внутри него, то становились совсем четкими, то теряли последние очертания.

— Аааа! — заорал я, поддаваясь панике. Ноги сами заскользили по зеркальному полу, отталкиваясь от чего-то твердого и массивного, и только в эту секунду я понял от чего…Грохот и вой слились воедино. Постамент накренился, повинуясь моему невольному толчку, а кристалл с тенями резко поехал вниз.

Каким-то чудовищным усилием, акробатическим прыжком я развернулся подставляя раскрытые окровавленные ладони навстречу летящему артефакту, но он дразняще качнувшись, свалился на раздробленный пол всего лишь в паре сантиметров от меня.

И тут все затихло. Зеркала перестали лопаться, стены пришли в нормальное положение, вой прекратился и только кристалл с легким стуком катился по разбитому отражению потолка. Стук…стук….стук…стук…Этот звук был сродни ударом грома в тишине Зазеркалья.

Наконец, немного покачавшись на ребре, словно играя на моих нервах, он замер на месте, а потом разлетелся на мелкие кусочки, мгновенно устремившиеся в мое лицо. Боль сотнями мелких укусов вонзилась в щеки и веки. Я, как мог, закрылся руками, но без толку. Микроскопические частички кристалла секли открытые кисти. А потом все кончилось. Время окончательно замерло, я завис в каком-то вакууме.

Открыл глаза, готовый тут же увернуться, если Зазеркалье снова начнет бросаться кусками стекла. Передо мной стояли четыре девушки. Хотя нет…Стояли это глагол для людей, а что придумать для душ? Души парили над битым зеркалом в метрах двух от пола. Одну я узнал почти сразу. Она стояла правее всех и по-доброму мне улыбалась. Божена Калиновская…А кто же еще…Она была одета в белое свадебное платье, коса тщательно заплетена в причудливую прическу, идеально наведен макияж.

— Здравствуй, Дворкин, — поприветствовала меня первая из них. В ней я с ужасом рассмотрел Марту — верную сподвижницу пана Вышицкого. Они с Боженой, да и с двумя другими были чем-то неуловимо похожи.

— Саша, не бойся, — попросила Божена меня, подлетев поближе. От нее дохнуло могильным холодом, обжигающим легкие. Руки мои неожиданно покрылись мелкой серебристой изморозью, — мы пришли тебе помочь…

— И она? — я кивнул в сторону Марты, которая покачивалась неподалеку.

— Бабушка не меньше нашего хочет свободы, — пояснила Калиновская.

— Какой свободы?! Вечной жизни вы хотите, а не свободы! — взревел я, выплескивая на них, то что накипело у меня в душе за столь длинное пребывание в Зазеркалье. — Придумали способ сохранить себя…

— Это не мы! Это Вышицкий! — заплакала средняя женщина, которую я не знал. Ее слезинки, прозрачные, как горный хрусталь, капали из глаз, стекали по румяной щеке и исчезали, поглощенные отражениями.

— Может и не вы! — согласился я. — Но она точно!

Ткнул совсем невежливо в сторону Марты, а она в ответ лишь сделал еще один шаг ко мне.

— Можешь не верить нам, Дворкин, но мы оказались такими же пленницами Зазеркалья и Вышицкого как и ты! Только ты был там, почти в реальной жизни, ел, пил, курил, спал с женщинами, а наши души томились здесь, — она кивнула на осколки кристалла.

— Почему я должен вам верить? — насупился я, скрестив на груди руки. — Ты любила пана и пошла из-за любви на все это…

— Меня обманули, — поджала губы Марта, — моих девочек и меня саму он использовал лишь для того, чтобы вручить страннику зеркало, дабы произошел обмен, и он оказался в реальности. Мы же… — она попыталась пнуть кристалл, но ноги, сотканные из сизого тумана, прошили его насквозь. — мы же остались пленниками этого… этого мира. Я хотела вечной жизни с ним, не скрою. И любила Вышицкого, но после всего, что он сделал…Нет! Калиновские свободны от заклятия!

— Да? — изумился я, шутливо округлив глаза. — и как это вышло?

— Ты сломал сердце зеркала, — Марта кивнула в сторону кристалла, — место, где томятся заблудившиеся в лабиринтах отражений души.

— Я…ээ…ничего не ломал…так случайно вышло.

— И тем не менее мы тебе благодарны! Потому хотим помочь, — выступила Божена. Ее душа выглядела так же прекрасна, как и живая девушка.

— Чем мне могут помочь четыре тени? — спросил я.

— Души, — поправила третья, дотоле молчавшая Калиновская. Я так понял, что это Марья Степановна, убиенная собственной внучкой по приказу сумасшедшего пана.

— Хорошо, — быстро согласился с ними, — души?

— Мы отведем тебя к твоему зеркалу, — пояснила Марта, — без нас тебе его не найти. Только я и Вышицкий знаем каково его отражение и как оно выглядит…

Я на секунду задумался. Деваться все равно было некуда, либо сгинуть среди своих отражений, быстренько сойдя с ума, либо довериться женщинам, которые приложили руку к тому, чтобы я сюда попал. Я выбрал второе…

— Отлично, Марта, я согласен! Ведите меня.

Души переглянулись между собой. Марта выплыла вперед, а остальные взяв мое тело в полукруг завертелись вокруг с тем же самым жутким воем, поразившим меня в самом начале. Замельтешили лица, волосы, руки, голова пошла кругом, я зажмурился, а потом ощутил, как мое тело отрывается от пола и несется куда-то вдаль, куда я разобрать не мог, лишь различал прямую спину Марты Калиновской, с которой и началась эта игра отражений.

Это длилось очень долго…даже не могу сказать сколько, может минуту, показавшуюся мне вечностью, а может и час, который пролетел, будто минута. От постоянного воя и мельтешения у меня заболела голова. Я уже не старался рассмотреть что-то в этой сплошной серой круговерти. Просто прикрыл глаза и отдался на волю семейки Калиновских.

А потом все резко стихло. Мое тело замерло, словно подвешенное в воздухе. Я попробовал сделать самостоятельно шаг. И у меня получилось! Открыл глаза. Души стояли позади меня, а я почти уперся лбом в зеркало в старинной оправе, в отражении которого моя сгорбленная от холода фигура стояла на Коммунальном рынке перед старой бабкой, пытавшейся мне всучить злополучный артефакт.

— Это… — показал я рукой на отражение. — Это…

— Это твое воспоминание, Дворкин, — хитро улыбнулась Мария Степановна. Только сейчас я узнал в ней ту самую старушку, с которой все и началось. — Ну или мое…Не важно! — подмигнула она мне.

— Главное, — прервала ее Марта, — что это шанс начать все сначала! Переделать прошлое…

— То есть…Если я туда попаду, — уточнил я, — то мне достаточно не купить у вас зеркало? И все? Зажить мирной спокойной жизнью?

Души замялись. Черты их серых бледных лиц начали расплываться. Они явно смутились и хотели меня о чем-то попросить.

— Ведь так? — нахмурился я.

— Тебе надо разбить зеркало, Дворкин, — объяснила Марта, — тогда наши души освободятся из плена Зазеркалья и мы попадем туда, куда обычно попадают грешницы.

— То есть вы исчезните?

— Как и Вышицкий, — улыбнулась Божена, обняв свою бабушку. Это выглядела бы смешно, если было бы не так грустно. Рука Калиновской скользили, сквозь невесомую дымку, которую представляла собой старушка.

— Но вы…

— Не думай о нас. Ты принесешь нам самое главное в этой жизни, — перебила меня Марта, — покой!

Я кивнул, внутренне содрогаясь. Это как же они ненавидят Вышицкого, что готовы пожертвовать собственным бессмертием, ради гибели врага.

— Согласен! — зажмурился, вытянул вперед ладонь, снова ощутив, как она проваливается в могильный холод. Рывком бросил тело вперед, погружаясь в свое отражение, а когда холод прошел. Открыл глаза, появившись там, где случилось начало этой истории.

— Что-то ты припозднилась, бабуль! — окликнул я старуху, которая сосредоточенно упаковывала в бумагу что-то прямоугольное и громоздкое.

— Так жить за что-то надо! Коммунальные повышают, а пенсия не растет…Вот и стоишь тут до ночи, чтоб заработать гривну другую…

— Ой ли…

Я заинтересованно сделал несколько шагов к ее лотку. Она почти уже все собрала. На грязной картонке остались несколько чашек, серебряные ложки и древний фонарик на аккумуляторах. Зарядного к нему я не увидел.

— Да…невесело… — хмыкнул я.

— Может ты, сынок, чего-нибудь купишь? — подняла голову бабулька. У нее оказалось морщинистое старушечье лицо, узкие губы и острые, как сталь глаза, прожигающие тебя насквозь. Я даже немного отшатнулся от ее взгляда. Таких глаз я не видел никогда. Они были полны злобы, печали, страха и надежды. Наверное, именно эта искорка надежды и смутила меня. По натуре человек я добрый, и смотреть на такое вот непотребство, творящееся в стране мне неприятно. Умом понимал, что облагодетельствовать всех не получится никогда и не у кого, что все хорошо и счастливо живут только в сказках, но…но…но…

— За проезд отдай, за место отдай, полицейским хапугам тоже в ладошку положи, а что ж мне… — из уголка ее глаз, потекла серебристая слезинка, которую она ловко смахнула краешком платка. — Купи, сынок, хоть что-то…

Дурак! Кричал мне разум. Иди покупай курицу, садись на маршрутку и едь к любимой жене, а вот сердце…Оно всегда меня подводило.

— Ну что тут у нас… — полез я во внутренний карман за бумажником. — Вилки ложки у нас вроде есть, фонарик не нужен…

Мой взгляд неожиданно зацепился за ту громоздкую штуку, которую старуха заворачивала в вощенную бумагу.

— А это у тебя что? — кивнул я на прислоненный прямоугольник, приставленный к ножке соседнего лотка. — На картину похоже…

— Зеркало это, бабкино, — пенсионерка довольно шустро развернулась и стала быстро освобождать товар от бумаги. — Еще при царе батюшке куплено, оклад позолоченный, дома смотреться жинка будет, да радоваться.

Она довольно проворно для своих лет выставила мне его для обозрения. Зеркало, и впрямь, выглядело старинным. Чистое, без единой трещинки или затемнения, пронзительно глубокое и красивое оно было украшено витиеватым окладом, покрытым позолотой.

— Бери, за полцены отдаю, — обреченно кивнула бабка на такую красотищу.

— И сколько это полцены? — я провел пальцами по окладу, ощутив металлический холод. Сердце отчего-то забилось быстрее.

— Триста…Да, бес с тобой! Двести, — махнула она рукой, снова вернувшись к упаковке товара.

Я прикинул, как она будет смотреться в зале. Кажется впишется в интерьер. А нет…так и выбросить недолго. Потянулся за бумажником в карман, но что-то меня остановило. Это было озарения, сродни удара тока. Я неожиданно вспомнил все, Зазеркалье, Вышицкого, Марту и Божену Калиновскую, игру отражений и свою жизнь там…

— И не стыдно вам, Мария Степановна! — улыбнулся я, беря уже запечатанное зеркало в руки.

Бабка резко подняла на меня голову. Из-под платка блеснули злые глаза, совсем непохожие на те, которые были у встреченной мною в Зазеркалье души.

— Дворкин! — зашипела она голосом Вышицкого, бросившись вперед, стремясь вырвать пока не поздно у меня из рук зеркало, но я с размаху шарахнул прямоугольный сверток обо асфальт. Раздался звон битого стекла, треск оправы, а потом жуткий вой, заставивший нас обоих отшатнуться.

— Вот так-то, Марья Степановна, — улыбнулся я, протягивая ей двести гривен.

Она все еще волком смотрела на меня, не представляя, что я только что спас ее от мучительной смерти от рук внучки и заточения в сердце зеркала.

— Берите, — повторил я, — и берегите свою Божену. Она у вас очень хорошая девочка, только запуталась по жизни.

Быстрым шагом пошел прочь к автобусной остановке, запихнув в раскрытую ладонь пораженной старухи смятую купюру. Она несомненно меня узнала! Ну и пусть! Пусть они живут долго и счастливо! Пусть…

Троллейбус громко громыхал своими старыми и изношенными запчастями. Народ толпился в проходе, кто-то ругался, плакал ребенок, кондуктор требовал передать за проезд, а я сидел в уголке, рисуя узоры на холодном замерзшем стекле, мечтая о том, чтобы, наконец, вернуться домой к своей настоящей семье.

У подъезда курила соседка Шушка. Я помахал ей рукой. Сердце пело от предвкушения того, что я увижу Светку, Мишку, Эльвиру Олеговну и Кекса…Почти бегом залетел на второй этаж, затрезвонил в дверь, напрочь забыв, что у меня есть ключи.

За дверью раздались неспешные шаги. На пороге стояла Светка — моя любимая, родная, самая лучшая жена на свете. Я подхватил ее на руки, поцеловал, крепко прижав к себе.

— Дворкин, ты с ума сошел! — захохотала она. На шум выбежал Мишка, обнял нас обоих.

— Я вас люблю!

— Саша, что случилось? — из своей спальни выглянула заспанная Эльвира Олеговна.

— И вас люблю! — крикнул я, бережно ставя Светку на пол, потрепав ласково Мишку по голове.

— Точно с ума сошел… — сделала вывод строгим поставлено-педагогическим голосом теща.

— Дворкин, а где курица? — жена только сейчас рассмотрела, что у меня в руках нет пакета с заказанной едой.

— Какая к черту курица! Люблю вас! — я снова зарылся лицом в ее пушистые волосы.

На секунду мне показалось, что в зеркале гардероба мелькнуло лицо Вышицкого, но теперь, я точно знал, что это всего лишь видение.

КОНЕЦ