Не могу сказать сколько длилось это состояние полной опустошенности, боли и обиды на самого себя. Меня развели, кинули, обманули…Хотелось выть, кричать, колотить в эти ненавистные стены кулаком, но я прекрасно понимал, что это бессмысленно и ни к чему не приведет.

— Ну погоди, пан Вышицкий… — пробормотал я, вытирая слезы, катившиеся по щекам. Встал с пола и посмотрел на зеркало напротив меня. Клубы дыма рассеялись. Изображение по ту сторону Зазеркалья было ясным и четким. Вышицкий все так же стоял в моей ванной и терпеливо ждал пока у меня пройдет истерика.

— Господин Дворкин, — тихо позвал он меня, — спасибо, что доставили мне удовольствие попрощаться с вами. Я уж и не надеялся, что эти стенания о скорбной доле когда-нибудь закончатся, — продолжило отражение с неизменной ехидной улыбкой, — думаю, что ваша жена не пожалеет о произведенном вами обмене.

— Иди назад, сволочь! — я бросился к зеркалу, но мои пальцы лишь беспомощно заскользили по гладко поверхности.

— Простите, рад был знакомству, — его смех резанул мне по ушам, — но мне пора идти. Теща зовет завтракать…

— Верни меня назад, гад! — заорал я, но Вышицкий неожиданно стал расплываться, отражение его стало бледнеть, постепенно приобретая мои очертания. Через пару минут его уже было невозможно было отличить от инженера «Турбоатома» Александра Сергеевича Дворкина двадцати семи лет отроду.

В ванную постучали. В открывшуюся щель заглянула Эльвира Олеговна. Она лишь краем влазила в отражение. Вышицкий повернулся ко мне спиной, что-то вежливо с улыбкой ей отвечая. Она заулыбалась в ответ и они вместе покинули комнату.

Все пропало…если уж теща с ее практически ищеечным нюхом не обнаружила подмену, то значит отныне и навсегда Вышицкий — это я Дворкин, а я — всего лишь узник этого проклятого Зазеркалья. От этого осознания вдруг стало невыносимо тоскливо., но я взял усилием воли себя в руки. Должен же быть какой-то выход? Неужели ничего нельзя с этим сделать? Если Вышицкий его нашел, то и я найду. И вернусь назад, в свой мир, в свою реальность.

Эти мысли несколько приободрили меня. Я встал с колен. Отряхнулся и огляделся по сторонам. Тот же самый лабиринт отражений, в котором я уже бывал не раз. Те же самые разные времена, лица, события, осколки чьих-то прожитых и не прожитых жизней. В этом непонятном месте мне надо найти свою настоящую, которая, как оказалось, была очень даже неплоха с самого начала.

Надо было что-то делать. Я шагнул вперед, внимательно рассматривая мелькавшие отражения. Это все было не то, все из других времен и столетий, воспоминания людей, смотревшихся в это проклятое зеркало, боль и радость, страдание и искреннее счастье, сон и явь, просто игра отражений и ничего более.

Мне пришлось идти так не меньше часа. Лабиринт все не кончался, в тупик я не попал ни разу. Складывалось такое ощущение, что эти бесконечные коридоры подстраиваются под меня, ведя к какой-то определенной цели, опасаясь, что самостоятельно я заплутаю.

Мне стало даже немного интересно, будто смотришь немое короткометражное кино.

Вот красотка в одной длиннополой ночной рубашке причесывает длинные до крутых бедер черные, как уголь волосы. Она любуется собой в зеркале, улыбаясь каким-то своим мыслям.

В другом отражении бравый полковник оправляет гладко выглаженную форму НКВД, поправляя фуражку с синим околышем. Его аккуратно подстриженные усики и породистое дворянское лицо никак не вяжется с формой этого ужасного заведения. Его лицо мрачное, полное грусти. Под глазами мешки от постоянного недосыпания. Правый глаз дергается в нервном тике. На висках появилась первая седина.

На следующем отражении совсем молодой парень. Чуб его залихватски причесан направо, торчит из-под фуражки с вставленной за ухо ромашкой. Глаза голубые, полные веры в светлое будущее. Пиджак старенький, слегка поношенный, но идеально чистый. Брюки заправлены в кирзовые сапоги, стрелки на них наглажены, а сами штаны подпоясаны солдатским ремнем с большой металлической звездой. Воротник белой рубашки в красный горошек выпущен поверх отворотов пиджака. Позади парня на лавке стоит гармонь двухрядка, а рядом сидит черноокая красавица в цветастом платье и чистом белом платке.

— Да… Как тут не сказать, что сам дурак, — проговорил я задумчиво, наблюдая за их счастьем. Когда-то я тоже любовался своей Светланой. Смотрел на нее такими же влюбленными глазами, как и эта девчонка на своего парня. А теперь на жену смотрит Вышицкий. От осознания этого у меня даже скулы свело. Лицо перекосило. Я дал себе мысленное обещание, что найду способ вернуться отсюда, как можно раньше.

Следующее отражение было пивная. Погуляло по белу свету зеркальце, ох, погуляло! Длинная очередь с трехлитровыми банками и бачками. В неясном отражении полуподвальное помещение. Все оглядываются по сторонам, словно занимаются чем-то предосудительным. Среди мужчин затесалось и парочка женщин приличного облика с причудливой прической на голове.

Я понял, что если буду рассматривать каждое отражение то до своего не дойду никогда в жизни. Слишком много вокруг было людских судеб, фантазий и мечтаний. Я мог заплутать в них. Быстрым шагом пошел дальше, стараясь теперь глазеть по сторонам, лишь для того, чтобы обнаружить себя или хотя бы что-то похожее. Ведь сюда смотрелись и Света, и Мишка, и Эльвира Олеговна, а значит и их мечты должны были быть здесь.

Меня как будто что-то кольнуло в бок. Я остановился непонимающе, рассматривая очередное зеркало. На гладкой поверхности был лес, через который проложены узкие дорожки. По сторонам от этого тротуара приютились уютные лавочки. Все вокруг цвело, пахло и зеленело. В начале парка появились три фигуры — одна крупная и две поменьше.

Я напрягся, уперевшись почти носом в зеркало, и увидел светкины кучерявые волосы. Она держала за руку ребенка., в котором, судя по походке медвежонка, привитой ему Эльвирой Олеговной, скорее угадал Мишку, чем рассмотрел. Рядом с ними шел мужчина, которого я никак не мог узнать, что-то смутное похожее было в его плечах, крепкой фигуре.

— Андрей Валентинович, — с грустью решил я для себя, назвав вслух имя его родного отца и мужа Светланы. Это было несомненно Зазеркалье Мишки. Настоящая семья гуляет по летнему парку, что может быть добрее и прекраснее. Фантазия, как раз для ребенка его возраста, учитывая некоторые обстоятельства. Было больно…Впрочем, как и всегда, когда Мишка вспоминал про папу. Неосознанное чувство вины, какая-то непонятная ревность — все это смешалось у меня в душе, глядя на эту идиллическую картинку. По крайне мере, я делал всегда все, что в моих силах, чтобы Мишка был счастлив. Стало стыдно, лицо покраснело. Я прикрыл глаза ладонями, тяжело вздохнув. На что ты вообще надеялся? Что заменишь ему родную кровь? Станешь вторым папой? Бред…

Я уже было хотел уходить дальше, как рассмотрел, что мужчина — это я. Только почему-то немного помолодевший. Такой, какой я был, когда мы со Светой познакомились. Поэтому-то и фигура мне показалась лишь смутно знакомой. Я снова заплакал. В своем самом сокровенном видении, Мишка представлял семью из себя, мамы и меня…

— Я вернусь, сынок, слышишь! — прошептал я, прильнув к зеркалу. — Я обязательно вернусь…

Сделав шаг влево, я оказался перед другим Зазеркальем. Это был небольшой уютный дворик с широкими дорожками, уложенными тротуарной плиткой, вокруг которого все было засажено клумбами с цветами, над которыми весело суетились шмели и пчелы. В тени яблонь с нависшими гроздьями на их ветках крупными краснобокими плодами притаилась беседка с резными бортиками и металлической крышей. Из беседки доносились счастливые крики и шум. Отражение немного зарябило и приблизилось. В беседке стоял стол, накрытый разными вкусностями, играла музыка. Сидели люди. Рядом с беседкой мангал с жарящимися шашлыками. Изображение было настолько реальным, что я почувствовал запах хорошо промаринованного мяса и нервно сглотнул слюну. Во главе стола сидела Эльвира Олеговна. Рядом были я и Светлана, Мишка чуть поодаль. Все были счастливы и довольны. Ее младшая дочь Елизавета с мужем, подруги тещи.

— Эльвира Олеговна в своем репертуаре, как мамам и положено… — проговорил я, робко делая еще один шаг влево, прекрасно понимая чье Зазеркалье будет следующим. Руки немного тряслись, и я никак не мог унять эту противную дрожь. Липкий страх холодно коснулся спины, змейкой сползая вниз.

— Хватит! Чего уж бояться… — я шагнул, зажмурившись, в сторону, а когда открыл глаза, то увидел именно то, что и предполагал.

Это был небольшой стадион позади нашей восьмой общеобразовательной школы, в которой учился Мишка на индивидуальном обучении. Зеленое поле было полно людей. Шла линейка в честь выпускного. Девочки были одеты в красивые нарядные платья, мальчики в строгие костюмы с галстуками, у каждого из них была перекинута лента с надписью «Выпускник» через плечо. На трибуне о чем-то рассказывал директриса, но ее мало кто слушал, как и стихи, что, волнуясь, читали первоклашки, провожая в дальний путь взрослой жизни своих старших товарищей.

Родители толпились в стороне. Матери плакали, утирая слезы платками. Мужчины делали вид, что вообще попали сюда случайно и им все равно. Приглядевшись, я рассмотрел в этой толпе с фотоаппаратами свою Светочку. Она была с букетом красных роз в узком вечернем платье с открытыми плечами, ради такого торжественного случая обувшись в босоножки на высокой шпильке. В отличии от остальных она не плакала, а с гордостью смотрела на Мишку, который о чем-то переговаривался в толпе с одноклассниками. Ее губы шептали, что она смогла! Она вытянула! Она выучила!

Миша выглядел повзрослевшим, подтянутым, крепко сложенным для своего возраста. Девчонки о чем-то щебетали ему на ухо, задорно смеясь.

Я буквально ощутил, как счастье поглощает мою жену при виде такой картины. Директриса, наконец-то, закончила свою длинную монотонную речь, перейдя к вручению аттестатов:

— Коноваленко Михаил Андреевич награждается аттестатом о полном среднем образовании! — проговорила она. Заиграл бравурный марш. Мишка широкими шагами пошел через все поле стадиона. Послышались аплодисменты.

— Михаил испытывал некоторые трудности во время учебы, но за его стремление, старание и прилежность он награждается аттестатом, где средний бал твердая девять! И потому от имени и поручению главы администрации города Харькова получает возможность учиться в Академии Управления при Президенте Украины!

Вот тут-то жена и расплакалась. Картинка замерцала, медленно тая в клубах тумана. Себя я так и не увидел в ее мечтах о светлом будущем. Умом я, конечно, понимал, что главное для женщины в любом случае — это ребенок, а мужики приходят и уходят, но проклятое мужское эго заныло в груди.

Я снова повернулся к зеркалу с мечтами моей жены, но отражение начало повторяться. Ничего нового! Лишь мысль выучить Мишку и выдавить ценой невероятных усилий его в люди. А как бы думал я на ее месте? О чем мечтал? Одернул я себя. Об успехах мужа или о том, чтобы у твоей кровинушки было все хорошо?

Сколько же прошло времени? Я посмотрел на часы, но секундная стрелка безжизненно повисла где-то около шести и болталась из стороны в сторону. Все правильно! В Зазеркалье времени нет, лишь одни воспоминания и мечты!

Следующая стенка была моя, в этом я был уверен. Но сделать один шаг влево, чтобы увидеть самые потаенные свои секреты, мне не хватало сил после всего увиденного. Слишком уж разнились мои мечты с мечтами моих близких. Стало стыдно за себя.

Однако, другого выхода не было! Скорее всего это был единственный выход прочь из этого проклятого лабиринта хоть в какую-то реальность. Пускай это будет всего лишь зазеркалье, а не настоящий мир, но в нем я буду не бесплотной тенью, а самым настоящим Сашей Дворкиным. А там, в нем, я попытаюсь найти выход в мой мир, который так бесцеремонно захватил хитрый пан Вышицкий.

Пришлось сделать над собой усилие, чтобы шагнуть еще раз влево. Ноги немного подкосились. Я трусливо прикрыл глаза. Не знаю почему, я так боялся увидеть свои мечты…Может потому, что они хранились у меня в самом дальнем и потаенном углу сердца и даже для меня самого являлись секретом.

В этот раз изображение не появлялось довольно долго. Туман клубился внутри зеркала, не давая мне рассмотреть, что за ним, будто издеваясь. За ним в непроглядной серости метались какие-то тени. Я видел фигуры людей. Но разобрать, что это был не в силах. Так продолжалось уже минуту. Зазеркалье, словно предлагало мне сыграть в темную. Шагнуть в неизвестность. А можно ли это сделать? Или так же как и всегда мои пальцы упрутся в твердую отражающую поверхность?

Я коснулся ладонью зеркала, которое тут же зарябило, всколыхнув сизый туман. Поверхность его пошла рябью мелких морских барашков. Я отдернул руку, понимая, что проваливаюсь внутрь. Несколько раз глубоко вдохнул, набирая воздуха в легкие, прекрасно помня, как внутри нечем дышать, а потом с головой кинулся в этот зеркальный омут, искренне надеясь, что я не ошибся, что это именно мое Зазеркалье, а не кого-то другого.

Снова мерзкий холод, колючие острые грани сотен зеркал впились мне в тело, я заметался, пытаясь освободиться, но невиданная сила все толкала и толкала меня куда-то вперед, сквозь туман, напоминающий кисель. После нескольких минут этакой круговерти Зазеркалье с громким хлопком мое тело выбросило наружу, на что-то твердое. Я больно приложился локтем и затылком, зашипев от боли в ушибленном месте. Резко встал на ноги, не обращая внимания на боль. Напротив меня, на уровне пояса, висело большое старинное зеркало в деревянной резной оправе, покрытое морилкой и лаком для большего шика. Резьба была представлена какими-то сценами из греческих мифов. Странные выпуклые животные, герои-атлеты, побеждающие демонов. Выглядело по меньшей мере солидно. Никакой опасности от Зазеркалья я не увидел. Отражение было моим и единственным, если не считать комнаты. Кстати, куда это я попал…

Я огляделся по сторонам. Видимо, это был чей-то кабинет, выполненный в темных тонах. Стены зашиты такими же резными деревянными панелями с изображениями сценок из мифологии. Прямо напротив зеркало, около другой стены длинный старинный книжный шкаф, сплошь заставленный книгами. Судя по затертым корешкам книг, их действительно читали, а не держали для красоты. Дюма, Пикуль, Бушков, Акунин…Неплохая подборочка! Сам бы читал! Стоп! А может это я и читаю? И мое предположение оказалось верным? Сделав несколько шагов по комнате, повернулся к окну, с любопытством рассматривая рабочий стол, даже на вид выглядевший тяжеленным. Малахитовая столешница, крепкие ножки из мореного дуба, ящички украшенные позолотой — делали его прекрасным произведением искусства. Я завистливо покачал головой. В реальном мире мне приходилось только мечтать о таком…Прошел за стол, позади которого высилось на пол стены окно, занавешенное плотными шторами, создавая в кабинете уютный рабочий полумрак. Присел на мягкое вертящееся кресло, положив локти на удобные подлокотники, будто провалился во что-то мягкое и удобное. На столе стоял компьютер. Экран был потушен, но системник мерно гудел. Судя по красивой обертке, он тоже не из дешевых. Кто же я тут такой-то, если имею возможность вот так обустроить собственный кабинет? В своих джинсах и спортивной куртке я выглядел тут по меньшей мере нелепо.

В дверь настойчиво постучали. Я чуть не выпрыгнул из кресла, почему-то на одних рефлексах решив спрятаться за шторой. Потом одернул себя. Это же мой кабинет, здесь я хозяин — Александр Дворкин. Убегать прочь было бы странно. Только что говорить? О чем? Я понятия не имел, что творится вокруг, какой сейчас год и что делать дальше! Мельком скосил глаза на календарики, перевернутый на ноябре семнадцатого. Значит все точно так же, как и там, в настоящей реальности.

— Войдите! — откашлявшись сообщил я, стараясь придать себе солидный задумчивый вид.

Скрипнула дверь и вошла моя теща — самая настоящая Эльвира Олеговна. Только что-то неуловимо изменилось в ней. Я так и застыл столбом за столом. Способный только лишь медленно моргать.

— Не помешала? — вежливо спросила она, присаживаясь напротив.