Рассказ мой занял минут сорок. За все это время Красовская не проронила ни слова, внимательно слушала, изредка задавая уточняющие вопросы. Ни тени сомнения или насмешки на ее лице я не увидел. Когда я закончил и посмотрел на нее, ожидая реакции журналистки, она лишь пожала плечами, сделав большой глоток кофе, а потом вымолвила:

— Книга получится отличная, сюжет мне нравится…

— Яна! Как же вы не поймете, что это все правда! — воскликнул я, и немногочисленные посетители кафешки обернулись в нашу сторону. Я поморщился и кивком головы извинился.

— В эту историю трудно поверить… — задумчиво сказала Яна, помешивая остывший кофе.

— Я понимаю, но я здесь один, помощи мне ждать неоткуда. Вы моя последняя надежда, — горячо заверил я ее.

— А как же ваша семья? Неужели они ничего не заметили?

— Кажется, что они не заметят даже если я вообще исчезну. Лишь бы только деньги исправно поступали на их счета в банках…

— Ну вы уже совсем…

— Не будем углубляться в мои взаимоотношения с семьей, — перебил я ее, — мне нужен от вас конкретный ответ, поможете или нет?

Красовская надолго задумалась, рассматривая огоньки домов за прозрачным пластиковым окном. Город постепенно отходил ко сну. В многоэтажках-свечках загорался свет. Редкие прохожие, шлепая по грязным лужам, спешили домой. Только мне спешить было некуда. Мой дом оставался в другой реальности, в другом мире, за искривленным зеркалом.

— Так… — наконец вымолвила Яна. — Понятно, что такое выдумать сложно, но реально, тем более такому писателю как вы. Но мне отчего-то хочется вам верить, именно потому что все слишком сложно. Вы не похожи на психа, Александр Сергеевич.

— Хоть на этом спасибо, — облегченно выдохнул я.

— Чем я могу вам помочь?

— Я немного поразмышлял, — придвинулся к ней поближе, снизив голос до шепота, чтобы никто нас не расслышал, — и пришел к выводу, что мне необходимо уничтожить бессмертную душу Вышицкого. Это единственный способ вернуться в реальность. Должен существовать либо я, либо он, но в моем теле.

— И как же это можно сделать? — с любопытством поинтересовалась Красовская, откинув длинную челку назад.

— Вот этого, как не ломаю голову, придумать не могу. Тот мир для меня закрыт, да и сомневаюсь я, что убив Вышицкого, находящегося в Дворкине, я сам останусь жить. А этого, ой, как хочется…

Журналистка на секунду задумалась, кусая нижнюю губу. Я невольно залюбовался ее. Слишком велика была обида, которая вспыхнула при виде того, как незнакомый мне парень целовал мою жену на улице. А Красовская была привлекательной девушкой, с хорошими данными, к тому же, судя по отсутствию кольца на руке, абсолютно свободная. Но у девушки были другие планы.

— Саш, — начала она, — если позволишь себя так называть. Я согласно кивнул. Проще делать общее дело, когда перешел на «ты», — как я поняла, Вышицкий остался жить в Зазеркалье только потому, что в момент похорон все зеркала в его доме были не занавешены? — уточнила Красовская.

Я согласно кивнул, начиная понимать к чему она клонит. Как же мне не пришла эта простая мысль в голову раньше!

— А значит в этот момент, он наиболее уязвим. Если ты сможешь попасть снова к нему в воспоминание и уничтожить то зеркало, в которое он заточил свою душу, то и никакого обмена не будет. Ты снова окажешься в…своем мире, — добавила она, так и не произнеся слово реальность. В голове журналистки никак не укладывалось, что она лишь плод чей-то фантазии и живет в Зазеркалье.

— Эта отличная идея! — обрадовался я. Надо найти лишь только нужную дверь в лабиринте отражений и все! Ты гений, Яночка! — от избытка чувств я схватил ее за плечи и обнял.

В кармане завибрировал телефон. Я отстранился. Мельком глянув на экран. Звонила Светлана. Красовская смутилась, кашлянула и отодвинулась.

— Извини… — пробормотал я, сбрасывая звонок.

— Ничего, мне уже пора, — выдавила журналистка из себя вялую улыбку. — Вот мой телефон, — Красовская положила визитку на стол, усыпанный крошками слоеного теста. — Если понадобится еще какой-нибудь совет, звони.

— Ян… — начал было я, но она уже встала со стула, накидывая на плечи пуховик.

— А… — будто вспомнив о чем-то, журналистка остановилась и положила на стол сто гривен. — Ты же говорил, что без денег вышел на презентацию. Это на такси…

— Постой! — я ухватил ее за руку, но она аккуратно высвободилась.

— Разбогатеешь, отдашь…

— Яна!

— Мне пора, Александр Сергеевич.

Красовская легкой походкой вышла из кафешки, тут же поймав такси. Машина взвизгнула тормозами и исчезла за поворотом, укатив в сторону Гвардейцев Широнинцев. Я сел на место, положив деньги в карман, уставившись бессмысленным взглядом в окно. Надо было ехать домой. Только где он теперь, мой дом? Где моя семья? Где жена? Что делать, если не знаешь куда ехать?

Телефон зазвонил снова. На другом конце провода была Светлана, точнее ее отражение.

— Слушаю, — усталым голосом проговорил я.

— И где мы ходим? Ты вообще на часы смотришь? — послышался из трубки рассерженный голос.

— Скоро буду, — коротко бросил я, — Свет…

— Чего тебе, Дворкин?

— А где мы живем?

— Ты что пьян? — изумилась Светка. — Забыл, как строили на Павловом поле наш особняк? Между прочим там были и наши с мамой сбережения…И немаленькие!

— Спасибо, — и положил трубку, нажав отбой, не став дослушивать заезженную судя по всему пластинку жены.

Вышел на улицу, вдохнув колючий холодный воздух. Начало подмораживать. Вот и хорошо! А то надоела эта слякоть. Закурил, наслаждаясь толикой свободы. Прохожие глазели на меня, как на инопланетянина.

Такси поймалось быстро. Водитель — не славянского облика мужчина, вел машину молча, и не встревал со своими комментариями, что было удивительно для его профессии и национальности. Я ехал, откинувшись на обшарпанную потертую спинку кресла старенькой «девятки», полуприкрыв глаза, раздумывая над планом Красовской.

В чем-то она была безусловно права. Это, пожалуй, был единственный способ уничтожить Вышицкого, вернуться домой, навсегда забыв этот кошмар. Только пустить меня зеркало обратно в этот лабиринт? И как среди миллионов отражений найти нужное? Решив попробовать это сегодня же, не затягивая, я открыл глаза, поняв, что мы уже сворачиваем к особняку писателя Дворкина.

— Приехали, шеф, — сообщил водитель, останавливая легенду отечественного автопрома у высокого забора из красного кирпича.

— Спасибо, — я сунул ему в ладонь смятую сотенную и вылез из «девятки».

Узкая кованная калитка уже отъехала в сторону. На пороге меня ждал охранник «Кратоса» с помповым ружьем в руках. Он взволнованно что-то затараторил, но я не особо не вникал. Понятно было только, что Светлана Владимировна жутко обеспокоена моим долгим отсутствием, и вся смена получила жуткий нагоняй от хозяйки.

Прошел по узкой дорожке к дому, где на пороге меня уже встречал женсовет в лице жены и ее мамы Эльвиры Олеговны. Они перетаптывались на месте, явно замерзая на посвежевшем воздухе. Лица их ничего хорошего не предвещали, но и уклониться от комитета по торжественной встрече я не мог. Хорошо хоть Мишку не привели с собой.

— Ты где был? — строго нахмурив брови, спросила Светлана. Это она умела. Этот взгляд я помнил еще по реальности.

— Гулял…

— Саша, ты пьян? — Эльвира Олеговна сделала попытку обнюхать меня на предмет алкоголя, но я уклонился, попытался их обойти.

— Немедленно объясни, где ты был! — разозлилась жена, намереваясь отвесить мне гулкую пощечину. Я не стал прятать лицо. Правую щеку обожгло огнем.

— Я гулял, — отодвинул ее чуть в сторону и прошел в дом, направившись сразу в кабинет.

— Дворкин, немедленно остановись! — послышалось мне в след, но я уже был на лестнице на второй этаж. Зашел в кабинет, сбросив пальто на пол, лег на мягкий кожаный диван, не разувшись, закинув ноги на подлокотник.

Мысль о том, что надо попробовать идею Красовской, не оставляла меня. Но где же тут! В дверь затарабанили. Ручка задергалась, пытаясь открыться.

— Не заперто, — хмуро сообщил я. В кабинет залетела Светлана — не моя добрая, искренняя, любимая Светочка, а ее искривленное отражение.

— Ну и как это все понимать?

— Что именно? — сделав вид, что ничего не понимаю, переспросил я.

— То что с презентации ты укатил вместе с этой лахудрой из «Вечернего Харькова».

— Ты все видела?

— Люди сообщили, — съязвила она, став надо мной, уперев руки в бока. Плакала она, кажется искренне, но вот не верилось мне и все тут…

— Значит ушел…

— То есть я спешу с работы галопом к любимому муженьку, бросаю женщин, клинику, только чтоб тебе, Дворкин было приятно, а ты мне говоришь значит ушел?!

— Я все видел, — тихо проговорил я, стараясь не глядеть на нее, боясь сорваться, накричать…

— Что ты видел?

— Твою работу…На черной иномарке…Плечистая такая в кожаной куртке, лет под тридцать.

— Я же говорила, что это муж тетки, он меня подвез.

— А потом поцеловал на прощание?

— Дворкин, как ты мог подумать! — она вылетела пулей из кабинета, громко хлопнув дверью, на ходу причитая, что потратила на меня свою жизнь, рискнула благополучием своим и ребенка, а ее беспочвенно подозреваю и житья не даю…

Вздохнул. Сев на диван. Рядом была чистая пепельница, заботливо вымытая Кариночкой. Закурил. Прямо напротив меня висело зеркало. Оно было небольшого размера, в форме прямоугольника, с оправой, выполненной под старину. Большего мне и не надо было. Я сделал шаг к нему, рассматривая свое отражение. Усталое хмурое лицо, начинающая пробиваться поросль щетины на щеках. Ничего не менялось, не появлялось, в нем был только я.

— С Богом. — шепнул я, прикасаясь к холодной поверхности. Прикрыл глаза, вдохнул побольше воздуха, вспоминая свои прошлые ощущения и…И ничего! Ровным счетом ничего не изменилось! Я стоял, как дурак, перед зеркалом и тыкал в него ладонью, так и не сообразив, что не могу попасть на ту сторону Зазеркалья.

— Что за ерунда?

— Можно? — в дверь заглянула теща. Я стыдливо убрал ладонь, спрятав ее за спину.

— Конечно, Эльвира Олеговна.

— Саша, нам надо серьезно поговорить.

Я сел рядом на диван, все еще расстроенный не удавшимся экспериментом.

— Понимаешь…

— Если вы про Свету, то мы уже серьезно поговорили, — прервал ее я на полуслове.

— Ваши отношения всегда были непростыми…

— Эльвира Олеговна, я очень устал и хочу спать.

— Хорошо, Саш, но ты же не думаешь нас бросать?

— Оставьте меня, прошу вас, — попросил я. И на миг мне показалось, что в тещиных глазах я увидел ту Эльвиру Олеговну, которая всегда помогала мне и была на моей стороне в ссорах с женой. Всего лишь на миг!

— Хорошо! Но завтра…

— Завтра обязательно, — я выпроводил тещу из кабинета, рухнув на диван. Порылся в карманах, ища визитку Красовской.

Пошли длинные гудки, потом долго никто не отвечал, а после я услышал ее заспанный голос.

— Красовская у аппарата…

— Яна это Дворкин.

— Очень приятно, время не видел?

— Видел, — торопливо сказал я, — я попробовал попасть в лабиринт через обычное зеркало.

— И что? — встрепенулась журналистка.

— Пока я здесь. Ничего не вышло! Оно меня не пропускает.

— Значит нужно найти то, которое пропустит, — подсказала Красовская.

То которое пропустит, повторил я про себя, слушая ее мерное дыхание в телефонной трубке. Кажется, она уснула с телефоном. Единственное зеркало, которое пропускало меня внутрь лабиринта было зеркало Марты Калиновской! А если она было у ее потомков в реальности, то почему бы ему не быть у ее потомков Зазеркалье?! От этой простой мысли у меня по спине побежал холодок. Конечно, все так просто! Я должен найти внучку Марты Калиновской, которая продала мне зеркало на Коммунальном! По-моему я даже вскрикнул от удивления. На том конце Яна зашевелилась, видимо, проснулась.

— Так и что будем дальше делать? — спросила она, смахивая с себя остатки сна.

— Нам надо найти бабулю, продавшую мне зеркало! — радостно сообщил я ей.

— И как же мы это сделаем?

— Все очень просто ее зовут, как и бабушку Марта, а вот фамилия другая.

— Я не думаю, что в Харькове очень много женщин с фамилией Марта. Завтра я поговорю с редактором, потрясу свои связи в архивах, думаю найдем твою волшебницу, — заверила она меня.

Я облегченно вздохнул.

— Тогда завтра в десять у метро Московский проспект? — уточнил я.

— Отлично, буду! — коротко бросила Красовская. В трубке послышались гудки.

У меня появилась надежда. Теперь в этой борьбе с Зазеркальем я был не один. И даже тяжелый завтрашний разговор с тещей меня не пугал.

— Все будет хорошо, — мысленно твердил я себя, стараясь поскорее уснуть.