1917 год

Харьков

За окном небо озарялось редкими сполохами выстрелов, с тягучим треском лопающихся в ночной тишине морозного утра. Алаида Констаниновна Шпиц — владелеца элитной гостиницы практически в самом центре Харькова расслабленно погладила лежащий перед ней на столе массивный золотой браслет, украшенный драгоценными камнями, лениво потянулась в мягком кресле и сделал глоток шампанского из хрустального бокала на тонкой ножке.

Ее черные волосы струились по открытым плечам, падая на красивую, все еще аппетитную грудь, ниагарским водопадом. Карие внимательные глаза были полуприкрыты, туфельки сняты и кучей валялись у ее ног, как и большинство сильных мужчин мира сего, непременно заезжающих к ней «на огонек», будучи проездом на Слобожанщине. Она пользовалась заслуженной славой первой красавицы малороссии, с легкостью меняла кавалеров, содержала элитную гостинницу и небольшой штат таких же прелестниц, предназначенных для скрашивания мужского одиночества. Доходы от такого бизнеса были небольшие, но позволяющие Алаиде не думать о замужестве с каким-нибудь лысоватым престарелым ювелиром, как поступили многие из ее подруг, с которыми она когда-то начинала заниматься столь доходным предприятием.

Но последнее время гостей становилось все меньше. Мир изменился, встал с ног на голову, будто взбесившись. Революции, падение монархии, долгая и нудная непрекращающаяся война с Германией, унесшая жизни многих, дорогих сердцу Алаиды мужчин, с упорством быков, увидивших красную тряпку, едущих на войну за своей гибелью.

Сегодня наступала развязка. Выстрелы становились громче, то приближаясь к гостиннице, то отдаляясь от нее. Снаружи слышались возмущенные крики, топот ног, громкое надрывное ржание лошадей, заставляющее вздрагивать от каждого шороха, приводившее в ужас.

С самого утра гостинница была закрыта. Алаида велела своим людям забить все окна, закрыть все ставни и забаррикадировать двери, но вряд ли это спасет от разъяренной толпы, которая уже почуяла первую кровь и готова идти до конца, сметая все на своем пути, словно снежная лавина, спустившаяся с гор.

Она сделала еще один глоток, наслаждаясь любимым напитком. Что делать дальше она еще не решила, и от этого на душе было гадко и муторно. На нее надеялись, в нее верили, ей доверяли…по крайней мере ее подруги, томящиеся сегодня весь день по своим комнатам, в ожидании решения Алаиды.

В дверь постучали. Шпиц лениво открыла глаза и тихим голосом приказала войти. На пороге комнаты стоял ее верный помощник и слуга по прозвищу Бутус, хмурый косматый, нелюдимый мужик, огромного роста и фантастической силы, выполняющий иногда обязанности вышибалы. Многие клиенты пытались испортить девочек, пытались избить, да и вообще…мало ли психов породила земля русская в это суматошное время.

Бутус прибился к ней лет десять назад, когда она случайно увидела его на улице из окна кареты, оборванного, избитого, с каким-то диким, затравленным взглядом волка, загнанного в угол. Алаиде стало интересно. Она подозвала его поближе, но взрослый мужчина ничего не помнил о своей прошлой жизни. Его память была, как чистый лист бумаги, ни родственников, ни семьи, никого…Алаида взяла его к себе. Заново научила говорить, одела, дала кров и еду. Стала для него всем. Только этот человек во всем этом мире ей был безгранично предан и верен, только ему она могла доверить свои самые сокровенные тайны.

За угрюмое выражение лица и нелюдимость, Шпиц назвала его Бутусом, что в переводе со старославянского означало дикий человек. Он, действительно, был дик. Его облик поначалу пугал девочек и посетителей, но со временем все к нему привыкли, а Алаида приобрела себе надежного малоразговорчивого союзника.

Редко какие эмоции отражались на его лице, но сейчас Бутус был взволнован. Его исчерченный глубокими шрамами рот кривился в жутком оскале, а глаза бегали, шаря по сторонам.

— Хозяйка, — он поклонился, как мог низко, приложив свою огромную ручищу к сердцу. Его голос звучал хрипло и глухо, напоминая угрожающий рык медведя., — к вам посетитель… Очень просит вас повидать.

— Посетитель?! — удивленно подняла тонкую бровь Алаида. Она уже не чаяла увидеть кого-то в эту сумасшедшую ночь. — И кто же этот настойчивый господин?

— Корнет Булавин. Ломился сначала в двери, потом пытался пролезть в окно, — недовольно поморщился Бутус, — я его чуть не застрелил.

— Хорошо, что не застрелил, — улыбнулась Алаида, поправляя прическу, быстро впрыгивая в разбросанные туфельки. Корнет хоть и молод, и наивен, но все же являлся носителем информации о том, что творится за стенами этого дома…

— Значит впустить? — нахмурился слуга. Позолоченная ливрей смотрелась на нем ужасно. Этому косматому мужику пошло бы грязное рубище или крестьянский зипун, но правила хорошего тона и хозяйка требовали соблюдать приличия.

— Впускай! — кивнула женщина, одним движением ловко убирая браслет куда-то вглубь стола, накрыв парой газет «Харьковские известия». — Пусть войдет…

Бутус хмуро поклонился и вышел за дверь, а через минуту, широко распахнув ее туда влетел совсем юный офицер с тонкой полоской светлых усов под по-детскии вздернутым носом. Шпоры громко процокали по мозаичному полу. Он рывком стал на колено перед Алаидой, поцелова ей руку и горячим шепотом зашептал:

— Милая, прекрасная, моя королева…Я умоляю, заклинаю вас! Давайте уедем отсюда? Вместе! Только вы и я!

— Что случилось, корнет? Откуда такая экспрессия? — она аккуратно высвободила руку и сделал шаг назад, оставляя расстояние между собой и взбудораженным Булавиным. Когда-то давно, месяца три назад, она приняла его назойливые ухаживания, напоминающие преследование, приняла просто так, ради развлечения, ни раз давая понять, что ни корнету, ни ей более серьезные отношения в эпоху крушения основ мира не нужны, но Булавин настойчиво добивался ее благосклонности и виной тому вряд ли была его молодость, а скорее безудержный романтизм, юношеский максимализм и глупость самого корнета, не понимающего и не принимающего никаких полупрозрачных намеков. Алаида оставила его только ради информации. Последнее время она почти не выбиралась из своей гостинницы, а пылкий возлюбленный доносил ей обо всем, что творилось в Харькове в эти дни, непременно начиная разговор с попыток увезти ее в другую страну, прямо, как и сейчас.

— Так что случилось в городе, корнет? — Алаида отошла к заколоченному окну, сквозь щели наблюдая за лунным светом мерцающим на белоснежном недавно выпавшем снегу. — Что заставило примчаться ко мне среди ночи и требовать покинуть Россию?

Булавин встал с колен, устало сел в кресло, где только что сидела Шпиц, залпом опрокинул в себя недопитый бокал шампанского и заявил уже спокойным голосом, без всякой патетики:

— Революция совершилась! Власть взяли большевики! Бедная Россия…

— Большевики говорите… — Шпиц задумчиво прикусила губу. То-то всю ночь не умолкала пушечная канонада, трещали выстрелы, слышались голоса, революция…Значит большевики… — А это точно? — она сделала испуганное лицо, откинув прядь черных, как смоль волос со лба. — Возможно это просто провокация или газетная «утка». Вы же знаете, как наши писаки любят преувеличивать?

— Увы! — с горечью в голосе проговорил Булавин, качая головой. — Революция совершилась! Власть в руках шайки большевиков! И это так же верно, как то, что я корнет Булавин!

— Это печально… — вздохнула Алаида, побледнев лицом, но быстро справившись с собой, сохраняя на лице невозмутимость. Она быстрым шагом подошла к столику и налила себе шампанского.

— Так что, милая Алаида? — корнет попытался обхватить ее за талию, но та ловко вывернулась, и руки Булавина лишь скользнули по парчовой ткани дорогого платья.

— Я подумаю над вашим предложением, — быстро ответила Алаида. Ее лицо приняло серьезное выражение. Сонливость и расслабленность, как рукой сняло. Теперь она думала о своих девочках, за которых несомненно несла ответственность. Она их должна была спасти во чтобы то ни стало. Перед ее глазами возникла картинка, на которой все здание было в огне. Из темноты слышались отчаянные крики женщин, тяжелое дыхание насилующих их мужчин, плач, боль, страдание…Все это было настолько ярким, реальным, что казалось, вытяни руку и сможешь ощутить жар пылающего отеля. Алаида встряхнула копной черных волос, прогоняя наваждение. Она знала, что надо сделать, она могла спасти их всех. И она чувствовала, что у нее получится.

— И где большевики сейчас? — с любопытством спросила она, позвонив в маленький позолоченный колокольчик, предназначенный для вызова Бутуса.

— Красный флаг развевается над домом генерал-губернатора, почтой и телеграфом, банком братьев «Мелис» и другими важными государственными учереждениями. Думаю, что у нас есть всего лишь эта ночь, чтобы бежать, а дальше начнутся грабежи и погромы… — Булавин подбежал к женщине. — Умоляю, Алаида!

Грабежи…Алаида задумалась. Она знала за чем придут красные, за браслетом, за тем, что она хранила много лет. Нет! Она не могла допустить, чтобы его захватили, это будет конец всему!

— Корнет, оставьте! Куда бежать?

— В Крым! У моего отца там есть небольшая вилла, за Перекопом мы будем в безопасности, а когда все успокоится…

— Ничего уже не успокоится, — коротко бросила Алаида. Она отчетливо видела будущее. — Бутус?!

У приоткрытой двери стоял ее верный слуга, который появился сразу же по звонка, бесшумно и незаметно, словно тень.

— Да, госпожа! — поклонился он.

— Время пришло! Собирай Ковен! А нашего гостя надо напоследок угостить шампанским из наших лучших запасов…

— Слушаюсь! — Бутус исчез в коридоре, а Булавин непонимающе захлопал глазами с длинными пушистыми, почти детскими ресницами.

— Алаида! Что значит напоследок? Какой Ковен? Нет времени пить шампанское! Надо убегать немедленно!

— Прости, мой дорогой, но мне необходимо остаться здесь, — пожала плечами Шпиц. Она быстрым шагом пересекла комнату, взяла с подноса два бокала с игристым вином, для себя и для корнета. Бутус молча удалился. — Выпьем?

— Алаида…

— Ради меня, — попросила она корнета томным голосом.

— Алаида. Не время…

— Прошу вас! — женщина пригубила шипучий напиток, подавая пример Булавину, который залпом осушил бокал.

— Пора бе… — голос его охрип, застрял на полуслове. Он схватился за горло, пытаясь что-то сказать. Изо рта потекла зеленая пена. Он побледнел, покачнулся и медленно сполз на пол. Глаз стали вылазить из орбит, лопались кровяные сосуды.

— За что… — выдавил он из себя, глядя на женщину, с улыбкой допивающую шампанское и спокойно наблюдающую смерть юноши.

— Вы исчерпали свою полезность, корнет. В спасательной лодке вам место не нашлось, — пояснила она, отставив бокал. Позади бесшумно возник Бутус. Подхватил тело корнета под руки и потащил прочь из комнаты.

— Жалко мальчишку… — со вздохом произнесла она, глядя как безжизненно стукают начищенные шпоры по мозаичному полу.