Когда к капитану вернулось сознание, и он открыл глаза, то увидел родное и знакомое земное небо. Лёгкие, словно лебяжий пух, облака медленно и самозабвенно плыли в поднебесье. Ласковое солнце, бескорыстно одаривало светом и теплом окружающий мир. Он полной грудью вдохнул чудесный, пьянящий аромат просыпающейся жизни — аромат весны, молодости и счастья.

Стеф приподнял голову с листьев примятой молодой травы, посмотрел вперёд. Перед ним, удивляя полнотой и изобилием красок, простиралась земля невиданной красоты. На нарядных, щедро увенчанных зеленью, холмах росли стройные деревья, ещё совсем недавно отошедшие от зимнего сна. Величественная, нетронутая руками человека, земля была создателем и, в то же время, частью восхитительной природы, отражающейся в прозрачных водах видневшейся за холмами реки. Огинс невольно залюбовался миром, который в свою очередь манил, притягивал к себе.

С другой стороны была равнина, а чуть в стороне — разбитый путешественниками лагерь. Они собирались развести костёр. Тонкие, лёгкие ветки кустарников давно хрустели в огромных лапах Крейза, неустанно таскавшего их из соседнего овражка. На голову компаньона точно подгорелый блин была кое-как натянута кепка; в своей прошлой жизни это была отличная широкополая шляпа, однако перелёт через гиперпространство сыграл с ней злую шутку. Как только материала для костра стало достаточно, Крейз достал из-за пазухи лучемёт, но грозный оклик поднявшегося на ноги Стефа остановил его.

— Стойте! — воскликнул капитан. — Не разжигайте костра. Не нарушайте спокойствия этого мира.

В сажени от Стефа на землю села большая красивая птица. Её сизое оперение удивительно гармонировало с прекрасным пейзажем, словно кольцом окружившим посланников далёкого мира. Огинс протянул к ней руку. Птица ничуть не испугалась. Но резкий голос Крейза заставил её вновь подняться в небо.

— Мы что, обязаны голодать, — компаньон вскинул брови.

Стеф поразился.

— Так ты собираешься ещё кого-нибудь убить? — ошеломлённо спросил он.

— А то как же, — утвердительно кивнул Крейз. — Вот только немного пристреляюсь.

— Не смей! — голос Стефа надломился. — Не смей прикасаться к миру, впустившему тебя, бродягу, в свои владения. Ты в доме. И этот дом зовётся: планета Земля.

— Тебе неприятно, потому что, в отличие от всех нас, ты здесь родился. В твоих глазах мы чужеземцы, захватчики, не так ли. Да ты просто собственник!

Огинс не ответил, приблизился к устало расположившимся на траве людям, снова посмотрел на верзилу.

— Ты забыл, как стоял на коленях перед родной планетой, позаботившейся о том, чтобы ты жил, чтобы остался в живых. Она спасла тебя. Неужели ты забыл, как вторглись на Лагуру инопланетные вандалы?

Стеф вытер рукой вспотевшее от волнения и солнца лицо, потом заключил:

— Твоё вторжение в этот мир равносильно вторжению коалиционных вояк на Лагуру. Поэтому я не позволю тебе брать в руки бластер.

Стеф замолчал, отвернулся. В воздухе повисла недобрая тишина. В любой момент вояки могли взбунтоваться против своего капитана.

И тут путешественники увидели две точки, стремительно приближавшиеся к ним; они словно летели над зелёным настилом равнины, отороченной призрачными заводями. Это были кони. На их выгнутых спинах, пригнувшись в неумолимом галопе, сидели всадники. Огинс ещё не видел людей, но чувствовал, как их стройные фигуры слились с телами гнедых рысаков. Гривы несущихся коней развевались по ветру; лёгкие и быстрые, как стрелы, они неслись во весь опор, поражая воображение. Их гордые головы, украшенные миндалевидными глазами, сухие ноги, оканчивающиеся круглыми, как бы пружинившими от земли, копытами, и гладкая атласная кожа подчёркивали силу и великолепие этого поистине волшебного мира.