Невысокие полусгнившие бараки, бесконечные ряды деревянных, изъеденных клопами полок и душный, нестерпимый смрад коптилок, покрытых слоем чёрной, растрескавшейся по краям сажи, создавали образ концлагеря N2. Всё здесь было как в стародавние времена: непосильные каторжные работы, издевательства надсмотрщиков, антисанитарные условия. Но в отличие от остальных похожих на этот концлагерей, здесь не значилось ни одного местного жителя. Все пленники являлись пришельцами, представителями разных цивилизаций, и один был непохож на другого. Без надежды спастись, без возможности возвратиться на родину; Дэвид стал одним из них.

Космолёт, принадлежавший космическому борделю, приземлился прямо на территории концлагеря. Таковы были правила. Их выполняли, но слепо, повинуясь, словно только что родившиеся, появившиеся из чрева матери на свет божий щенята; их не чтили, в них не верили, но ещё выполняли за неимением другого, из-за отсутствия альтернативы.

Дэвиду было не ясно, как может существовать в космосе среди множества обитаемых миров горстка извращенцев, ставшая паразитирующим червём в лице государства. Но, очутившись внутри концлагеря, он это даже не понял, — прочувствовал, и не на чужой, а на своей собственной шкуре. Всё здесь держалось на жестокости и грубой силе.

— Пошли прочь!

Два человека с немного сплюснутыми лицами, далеко посажеными глазами и близкими по значению номерами на рукавах шарахнулись в сторону. Мимо них, бряцая свисающими ремнями, с утробным шумом пронеслось подобие катафалки.

Джеффри подвели к строению в форме ротонды. На ступенях лестницы стояли два охранника. Обменявшись рукопожатиями с конвойными, один из них распахнул перед Дэвидом массивную деревянную дверь. После яркого дневного света, глаза вошедших людей некоторое время привыкали к скудному освещению комнаты. На высокой скамье за столом сидел человек с голыми волосатыми ногами и делал пометки в бухгалтерской книге. Приветствуя посетителей, он отложил книгу и поднялся. Управляющий оказался крупного, даже немного грузного телосложения, на вид ему было лет пятьдесят.

— Ещё один? — спросил он, глядя в сторону Дэвида с какой-то затаённой тупой грустью навязчивого однообразия.

Сопровождающие кивнули.

— Не понимаю, почему Эуф зачастил к нам, — пожал плечами Экурт, управляющий лагеря. — Отказывается от такого хорошего материала. Ему что, деньги больше не нужны?

— Это особый пассажир, — нехотя ответил Эрзи. — Он участвовал в шоу.

— И остался в живых? Нет, ребята, вы явно не в своём уме. Доставлять сюда животное, наплевавшее вам в лицо.

Он приблизился к Дэвиду, поднёс мозолистые ладони к его лицу.

— Раскрой рот.

Дэвид повиновался.

— Позже отрежем ему язык, чтоб лишнего не болтал, — сказал он, похлопав космодесантника по щеке.

— Не советую, — предостерёг Эрзи, усмехаясь. — Если с его головы хоть волосок упадёт, Эвера подвесит твои яйца на пограничном столбе, усёк.

— Так они с Эуфом помирились? — спросил Экурт, сделав вид, что не расслышал последних слов.

— Вроде того. И не последняя роль принадлежит этому поганцу. Он вызвал у Эуфа чувство ревности. Теперь голубки снова не разлей вода.

— Завидую я вам. Интересно живёте. А у меня всё — рутина, — проговорил управляющий, подводя черту разговору, затем обратился к Дэвиду. — Что ж, голубчик, вижу, ты ещё та персона, — он шмыгнул носом. — Будешь 204158. Вот жетон. Прикрепишь сам. Нет, — пеняй на себя. Койка в 28 бараке. Через час — выход на копку траншей для обороны внутренних сооружений. Так что — живо!

Дэвида выпихнули на улицу и указали пальцем примерное место нахождения барака.

Космодесантник захромал на правую ногу. При выходе из корабля-борделя на него накатили здоровенную болванку. Что ни говорите: хоть хромой, да живой. Пусть и немного дольше, до места ночлега он доберётся.

Опасливо озираясь по сторонам, к Дэвиду приблизился высокий худой субъект с ямами-впадинами на щеках и затылке. Джеффри назвал своё имя и хотел уже завязать разговор, но чужак показал взглядом, что они незнакомы, а просто случайно сошлись, и всё тут. Некоторое время они шли молча.

— Меня зовут Шуг II, — наконец, шёпотом представился субъект на ломаном эсперанто, не глядя в сторону Дэвида. — В бараке поговорим. Моя койка: второй ряд, тридцать первая справа.

Шуг II отошёл от нашего героя с расчётом придти в барак разными дорогами.

Когда Дэвид очутился в бараке, его невольно качнуло от стоявшего коромыслом запаха пота с горьковатым (ему уже довелось испробовать) привкусом крови. В назначенном месте его уже ждали.

— Теперь нормально, — заверил Шуг II, приглашая Дэвида вскарабкаться на третью полку для удобства ведения переговоров. Несмотря на больную ногу, Дэвид при помощи рук взгромоздился на жёсткое ложе, и сразу же без утайки поведал свою историю. Но, на всякий случай, в том её виде, который был известен на корабле-борделе.

Шуг II, лёжа на второй полке, стал объяснять странность своего поведения.

— У нас тут слежка за всяким, кто в первые дни контактирует с вновь прибывшим. Ищут какие-то связи, выявляют знакомых.

— Но зачем?

— Для них это неплохая кормушка. Вдруг ниточка потянется, и удастся накрыть ещё нескольких незадачливых бродяг. Зарплата персонала здесь жёстко связана с числом заключённых, — сказал он, переворачиваясь на спину. — Однако скоро месяц, как оба полицейских судна стоят на капитальном ремонте.

— Так значит, у вас не должно быть тяжёлых работ и пыток, способных свести человека в могилу, — обрадовался Дэвид. — Это им невыгодно.

— Как бы не так, — вздохнул Шуг II, и уточнил: — На этот случай у них припасены разные инопланетные твари, плодящиеся с неимоверной быстротой. Они не работают, а служат для компенсации недостатка горемык вроде нас с тобой. Но даже, если их не станет, — голос заключённого стал совсем тихим, тон доверительным — в запасе имеется парочка хранилищ-саркофагов. Говорят, там в состоянии анабиоза находится цвет нации Голубой звезды, истреблённый вандалами. Так что вдохнуть в них жизнь — всего лишь дело техники.

— А срок? — задал вопрос Дэвид. — Когда-то ведь они нас отпустят?

Наш герой не видел лица Шуга II, но это было к лучшему. От лица нового знакомого повеяло могильным холодом.

— Срок, говоришь? — болезненно и вместе с тем безнадёжно протянул он. — Вечность, — и затянул заунывным голосом:

   Она была большая и необъятная.    Она подчиняла себе народы.    Вечность.    Она сажала в тюрьмы,    Чтобы потом не освободить.    Вечность.    И всё рассыпалось в прах    При одном только слове    Вечность.

Дэвид сделал движение ногой. Боль отступала. Сосед снизу кончил петь.

— Тебе надо пригвоздить жетон, — деловито заявил он вполголоса. — Держи гвозди, — он протянул пять старых, проржавевших и порядком затупившихся гвоздей.

— Не торопись, успеешь, — простодушно приободрил Шуг II, наблюдая, как Дэвид в спешке вогнал гвоздь себе под ноготь. — А вот не прикрепишь жетон, — добавил он. — На день останешься голодным. Кстати, — предостерёг новый знакомый. — Тут порядки строгие, борьба с симулянтами. Так что старайся не хромать. И вообще. Только хуже будет.

Дэвид неудачно повернулся, задел ногой соседский лежак. На пол с грохотом свалилась сплюснутая каска, а из неё бархатистой бабочкой выпорхнула книга в золотом переплёте.

Шуг II мигом оказался на полу, потом снова на второй полке. Пять секунд. Шлем и книга исчезли. Заключённый опасливо покосился на кое-где лежащих искалеченных людей. Некоторые из них приподняли головы в поиске источника шума. Это были «лица, не соблюдавшие технику безопасности», а, точнее, перечившие начальству. «Хотя, впрочем, если хорошенько поразмыслить, такая оплошность вполне может быть подведена под вышеуказанную формулировку», — поразмыслив, решил Дэвид.

Никто, похоже, не заметил происшедшего, а, коль и заметил, то не подал виду. Шуг II, успокоившись, зашептал:

— Это книга о вечности. О доброте и добродетели. О любви, любви к женщине, понимаешь?!

Дэвид понимал, загоняя в изогнувшийся металл последний гвоздь. Но вот работа была закончена, и Дэвид спросил, почему Шуг II так испугался, когда из каски вывалилась книжонка.

— Да потому что за неё смерть… всему бараку, — угрюмо произнёс он, извлёк из-под грязной, неясного вида массы, неизвестно чем являвшейся ранее, а теперь имитировавшей подушку, самокрутку с заранее засыпанными разномастными крупинками табака; из-под такой же подушки соседа снизу достал пару спичек. Вскоре он затянулся.

— А за что смерть одному единственному человеку? — мрачно полюбопытствовал Дэвид.

— За всё, — отвечал Шуг II, формируя из дыма кольца. — Если не прибили, не забили насмерть, — спеши скорее в барак. Сюда они не заходят. Если же увидят больного… Одним словом, ты меня понял.

Космодесантник понял.

— А какие окопы нас посылают рыть? — припомнил указание Дэвид.

Сигарета выпала изо рта собеседника. Осмотревшись, он тихо вскрикнул: — Опоздали, — спрыгнул с койки и заметался по бараку, собираясь.

Дэвид спустился с лежака, уныло поглядел на мечущегося Шуга II.

«Неужели они засекли время, когда я вышел от Экурта, и выслали гонца. Или у них есть иная связь, что непохоже. Странно всё это», — думал Дэвид.

— Может, успеем ещё? — предположил он с надеждой в голосе.

— Бегом, — услышал он в ответ. Подавая пример, Шуг II выскочил из барака. Дэвид за ним.

По проложенным по территории лагеря рельсам взад и вперёд сновали вагонетки, гружённые квадратными глиняными плитками и щебнем.

— Пригнись! — быстро скомандовал Шуг II, заметив боковым зрением двух солдат. — Вдоль путей. Вперёд!

— Стой! — раздалось как бы в ответ.

Они продолжали бежать вдоль полотна. Раздались выстрелы. «Предупредительные», — решил Дэвид. Вдруг Шуг II упал. Дэвид подскочил к нему. Тот был мёртв.

— Проклятие! — выругался Джеффри.

Теперь стреляли по нему в промежутках между вагонетками. Он оставил Шуга II, продолжая спасаться бегством. Внезапно со сторожевой вышки раздалась короткая очередь. Охота начиналась.

Метрах в пятистах впереди виднелся вход в двойной искусственный тоннель. «Только бы добраться», — повторял себе Дэвид, ощущая, как растёт число преследователей. — «Мне надо прыгнуть в пустой вагон, идущий на разработки», — твёрдо решил он. Но тут строго наперерез ему к тоннелю бросился здоровый солдат с карабином наготове.

Дэвид понял, что не успевает. Он был слаб и к тому же не вооружён. Шансов практически не было. Эх, жаль, что подарок апостолов пришлось отдать Лагуре в обмен на Лейзу. «Неужели мне предстоит ещё одно путешествие в мир иной», — на мгновение задумался он. — «Хотя нет, Узар предупреждал, что, кроме Земли и Лагуры, есть ещё шесть живых планет, заселённых представителями рас, избранных Магистром. Наверняка, этот концлагерь — колония, не принадлежащая к их числу. Следовательно, умри я здесь, с того света меня не вытащит сам Господь Бог».

Надо запрыгнуть в вагонетку. Но как? Пустые тележки идут с другой стороны, перелезать же через наполненную, — означало стать движущейся живой мишенью. В одной из вагонеток что-то блеснуло. Дэвид подпрыгнул, дёрнув за металлическую рукоятку. Сверху посыпались куски глины, вслед за ними на рельсы скатилась отделённая от тела окровавленная человеческая голова с торчащим из неё топорищем. В то же время в руке оказалась секира, оставленная неизвестным благодетелем. Солдат к этому времени прицелился и положил палец на курок. Разбежавшись, Дэвид, как шестом оттолкнулся секирой от земли, пролетел, мигом покрыв расстояние в добрый десяток шагов. Раздался выстрел. Пуля полоснула его по руке. Но он уже приблизился к врагу и взмахнул металлической штангой. Сильный косой удар пришёлся по голове, и солдат, обливаясь кровью, упал замертво.

Тем временем Дэвид догнал, подтянулся, влезая в цельную наполненную вагонетку, распластался под веером рассыпавшихся пуль на влажных комьях земли; спустя пару секунд снова вскочил, стремительным рывком влетел в пустую тележку, пригнулся, и в тот же момент над его головой сгустилась тьма тоннеля.

Вагонетка быстро, но осторожно ползла в глубину шахты. Вдали раздавались тяжёлые удары молота и звон цепей.

Дэвид осторожно приподнялся на ноги, встречая появившийся над головой свет. Но что он несёт в себе: жизнь или смерть? Дэвид не знал, но пожалел, что не прихватил топора.