Ущербная луна лениво ползла по ночному небосклону, оставляя в облаках размытый гусеничный след. Сонная, едва освободившаяся от снега земля, дышала сыростью. Над долинами гулял свежий степной ветер. Скудно посеребрённое звёздами, южное небо с любопытством разглядывало одинокую фигуру человека, расположившегося на ночлег в двух шагах от излучины горной реки. По всей видимости, выбившийся из сил, он уснул неожиданно для самого себя. Рядом валялась лопата, норовя вот-вот сползти в свежевырытую яму — на дне её, на чёрной земле между валунами вились змеиные кольца. К берегу бурной реки, кривой черкесской саблей рассекавшей долину, течение прибило вырванные с корнем грабы и тисы. Покрытый частоколом древесных стволов и ветвей, обрывистый берег являл собой стену неприступной крепости — кручеными рогами горных баранов, копытами быстроногих серн и бивнями мамонтов он встречал теперь всякую тварь, отважившуюся приблизиться со стороны запада. Правый пологий берег был полной противоположностью отвесному левому — похоже, река, вылетая из-за поворота, попросту не видела его и обрушивала всю свою неприкрытую злость на бесхитростного старшего брата. Дальше начиналась равнина, и большие чёрные птицы кружили там в поисках добычи. Место, послужившее приютом для человека, выглядело (и было на самом деле) неприступным отовсюду. Пятачок, составляющий в диаметре неполную милю, ограничивали поросшие лесом выступы гор. Здесь не было потаённых троп, проложенных от ущелья к ущелью, не было мест для водопоя, где бы всадник-джигит мог утолить жажду или напоить коня, не было ничего. Хотя, нет. Теперь здесь появилась эта чёртова яма.

Дэвид — а это определённо был он — спал в неудобной позе на животе в Богом забытом уголке Северного Кавказа. На расстоянии вытянутой руки от него лежал золотой планшет формы портсигара. Верхнюю часть планшета венчал ряд световых индикаторов, один из которых загадочно подмигивал Джеффри зелёным глазом. Крылья южной ночи висели над Дэвидом, унося его лёгкий челнок сновидений в море звуков — из эха сошедших лавин, пения ветра, пересвиста птиц и голоса далёкой грозы рождалась музыка — торжественная и печальная. Но вот фальшивая нота нарушила гармонию, небрежно спугнула ночных фей, спихнув с воздушных качелей. Дэвид вздрогнул, перевернулся вверх лицом, — на зубах хрустнули крупинки песка, — дотянувшись до планшета, отключил сигнал будильника. Вот и подошли к концу его вторые сутки на Земле.

Джеффри взял в руки золотой планшет, поднял крышку. На дисплее молниеносно появилось трёхмерное цветное изображение земного шара, совершающего вращение относительно оси, проходящей через северный и южный полюса. То здесь, то там вспыхивали зелёные искры, под ними загорались и исчезали затейливые названия и цифры. Дэвид сразу по прибытии ознакомился с файлом-инструкцией и знал, что это были координаты местоположения так называемых затерянных городов Друидов. Когда перед его глазами мелькнула табличка с надписью «Стонжедж», космодесантник от удивления открыл рот. Так называлась его школа космофлота. Неужели он учился на руинах великого города? Красный крестик, перечеркнувший название, означал, что древняя площадь либо разрушена, либо там не осталось камня на камне. Ах, да. Ведь им рассказывали на семинаре, как реликвии были перенесены в музей под куполом, во избежание дальнейших разрушений. Но там они, вероятно, уже не могли играть своей роли. Жёстко привязанные к пересечениям магнитных линий планет, священные камни городов Друидов, по мнению учёного Обо, при переносе на новое место теряли свою силу.

Как выяснил Дэвид из введения к инструкции, его появление здесь, в предгорьях Северного Кавказа было неслучайным. Решение принял компьютер, проанализировав следующие данные: возможность геологических сдвигов плит в результате тектонической активности, удалённость от цивилизации и населённых пунктов; кроме того, частоту упоминания означенной местности в прессе. Как ни странно, сведения по всем этим и многим другим вопросам входили в многочисленные базы данных, выборки из которых, оформленные для наглядности в форме гистограмм, позволили придти к однозначному выбору пункта материализации.

Разрушенное на мельчайшие частички — атомы тело Дэвида, было создано заново на планете Земля у излучины горной реки. Рядом оказался полный набор кладоискателя, чему Джеффри несказанно обрадовался — он не знал, что учёный Обо провёл столь серьёзную подготовительную работу — а также планшет. Появление последнего означало, что Дэвид отныне является его единственным стопроцентным владельцем, — рассматривалась возможность переноса других людей, животных, разного рода инструментов, однако лишь в одном направлении — прибор всегда должен был оставаться в руках хозяина.

Джеффри материализовался на правом пологом берегу, наверное, так как там было просторнее. О том, чтобы пересечь русло вплавь не могло быть и речи. Вот где ему пригодился водолазный костюм и баллоны. Но, к сожалению, из всего арсенала инструментов на левый берег удалось перенести только одну лопату. Глубина реки составляла два роста Дэвида, течение было чересчур быстрым. Преодолев водную преграду, он зацепился за корягу в самом низу обрыва, и был вынужден отстегнуть баллоны — из-за опасности столкновения с очередным бревном, — так что о повторении маршрута речь не могла идти. Вдобавок ко всему вода попала в планшет, и теперь он никак не хотел переключаться в режим линий жизни Магистра — там, в случае правильного размещения камней на площади, вместо условного обозначения планеты Земля должна была появиться её развёрнутая голограмма и прозвучать уникальный музыкальный аккорд (их знание решительно необходимо обладателю планшета для получения обратного билета, если верить догадкам учёного Обо).

И вот закончились вторые сутки; вторые сутки Дэвид работал, не покладая рук. Вести раскопки в одиночку оказалось очень тяжело. Огромное число слепней, комаров и всякой другой мошкары больно кусали незащищённые одеждой руки и лицо, путались в волосах; змеи ежечасно падали в яму, считая её предназначенной исключительно для себя; но самой страшной напастью был голод. Проработав без передышки, сколь было сил, Дэвид упал как подкошенный. Тогда он проспал целых десять часов кряду. Проснувшись, Джеффри понял, что, если работать такими темпами, его обнаружат — местные племена или представители вражеской Коалиции — гораздо раньше, чем он — древний город; тем более, камни последнего покоились в основном на трёхметровой глубине. Теперь он пользовался встроенным в планшет звуковым сигналом: спал три часа, работал — пять. Когда желудок Дэвида окончательно подвело, он отбросил лопату, сполз по склону и наломал тонких веток; поднявшись наверх, развёл костёр — благо, зажигалка на пьезоэлементе входила в состав заплечного рюкзака водолазного костюма. Подбросив веток в огонь, Джеффри снова отправился вниз; повиснув как можно ниже, обхватил качающуюся древесную рогатину, и принялся ждать. Когда он висел здесь вчера, зацепившись баллонами, о его плечо ударилась большущая рыбина, выброшенная из воды на стремнине, — удар был силён, рука до сих пор болела. Если хорошенько изловчиться, то сегодня можно будет приготовить ужин, зажарить рыбу; только бы удача не отвернулась… Через пять минут прямо в лицо Дэвиду уже летел серебристый белый амур, яростно ощетинясь плавниками. Джеффри виртуозно схватил его, запустил большой и указательный пальцы глубоко под жабры, — рыба стала извиваться, будто угорь — тогда он размахнулся изо всех сил, перебросил белого амура через глинистый край обрыва; затем осторожно выбрался сам. Ужин при звёздах теперь был ему обеспечен.

Сидя у костра, Дэвид с жадностью поглощал жареную рыбу. Белый амур оказался в меру жирным и на редкость вкусным. Когда трапеза была завершена, Джеффри затушил огонь надёжным мужским способом — не дай Бог, ночью пламя перекинется на сухие корни у обрыва, — в таком огне он мог сгореть заживо. Отходя к очередному трёхчасовому сну, Дэвид уже решил окончательно, что в свой третий день отправится на охоту.