По лестнице, ведущей из лож, в длинном белом платье медленно спускается белокурая девушка. Её лёгкая стройная фигурка скользит во воздуху, точно лебедь по водам прохладной речной заводи. Где-то в самом низу, на арене идёт представление; но так далеко, что большинству людей в мягких креслах трёхсотого уровня приходится только догадываться о происходящем в действительности. Здесь, на высоте, по центру проецируется изображение, для каждого уровня своё, причём звуковые колебания воздуха отсутствуют. Затуманенный взор девушки плывёт по бесконечным рядам лож, тонкие трепетные пальцы руки сжимают билет. В нём ясно указано её место. Девушка внезапно останавливается, с отчаянием качает головой, опускает взгляд на билет, потом снова поднимает глаза — в них блестят слёзы. Затем, окинув взглядом внимающий в полумраке зал, возвращается на своё место. Но, лишь только сидение услужливо принимает форму её тела, как яркая надпись больно ударяет по глазам: «Восстань, потому что ты спишь».

Здание, в котором размещалась арена, внешне напоминало колонну. Диаметр её был невелик, — каждый человек мог без труда разглядеть лица людей, сидевших напротив, если бы не сфокусированное трёхмерное изображение в центре. В то же время высота здания не поддавалась измерению. Колонна появлялась из ниоткуда и исчезала в безжизненной пустоте зеленоватого вьорийского неба. Впрочем, небом это приходилось называть с достаточной степенью осторожности. Создавалось впечатление, будто прозрачный купол планеты был старательно обёрнут плотным зелёным сукном, подсвеченным изнутри. Прямо под ним восемь незначительных участков суши омывались единым океаном. Здесь были расположены города, по одному на каждом острове. Неподалёку от каждого из них высилась безразмерная колонна. Застройка городов, судя по всему, производилась наспех одержимыми архитекторами-футуристами. Ничуть не заботясь о внешней красоте, они поставили во главу угла простоту в связке с набором функциональных возможностей. Так сооружениями первого города стали ангары с тонированными зеркальными панелями, второго — серые цилиндры, между двойными стенками которых по желобам текла вязкая жидкость, третьего — белые приземистые бараки без окон и без дверей, и так далее. То ли строителей в целях экономии ограничили стандартным набором элементов детского конструктора, то ли требования к «врИменным» городам позволяли до минимума урезАть смету, неизвестно, — результат был один, причём далеко не лучший.

Прежде, на заре переселения человечества, на улицах городов можно было встретить людей, правда, в сопровождении роботов. Это были спокойные времена. Тогда перед похищением человека следовало непременно заручиться его устным согласием; с взрослым индивидуумом возились как с ребёнком. Затем процесс было решено форсировать, и людей стали использовать как материал для создания живого организма Города-колонны. На улицах стало безлюдно. Жизнь в городах, казалось, замерла навечно. В конце концов между городом и колонной установили прямую связь; одновременно были устранены все этические запреты как на доставку людей без их согласия из всех восьми обитаемых миров, так и на отлучение души от тела. Когда восемь рек человечества пролегли через Вселенную, сливаясь в сплошной поток, на Вьоре участь каждого живого существа была заранее решена: тело находилось в здании, а душа получала билет на представление с правом участия в призовой игре. Всё вышеизложенное было сделано исключительно во благо человечества. Вот почему в то время как душа Илоны (невесты Дэвида) совершала бессмысленные прогулки по лестницам трёхсотого уровня, её тело находилось внутри длинного, похожего на ферму барака и было подвешено, как на вертеле между бесчисленными хитросплетениями проводов и т рубок.

Адская машина была запущена. Чуждый состраданию, внеземной разум тешился, насильно разлучая тела и души триллионов людей. Время здесь роли не играло: может, миг, а, может, годы должны были пройти, прежде чем завершится великая работа. Ближайшая цель была ясна: заставить душу добровольно отказаться от своего тела, возненавидев его за слабость и несовершенство. Для достижения этой цели перед глазами присутствующих на представлении бесконечно прокручивались трёхмерные ролики. В них в одном ряду с немощными, измождёнными, болезненными телами стариков, как попало доживающих свой век, стояли слепые и глухие, лишённые конечностей и обожжённые до неузнаваемости, изувеченные люди, — жертвы катастроф и эпидемий, атомных войн и неудавшихся попыток клонирования. Мир во всех этих картинах преподносился чёрно-белым, в то время как раны, язвы и мутации человека выделялись жирными, сочными цветами. Одновременно с основной трансляцией, изобилующей сценами каннибализма и ритуальных жертвоприношений, массовых убийств и сексуального насилия, подробностями жизни доноров в центрах утилизации, трансплантации и пересадки органов, шла другая программа; и «переключиться» на неё можно было в любой момент, выразив чёткую реакцию отвращения ко всему роду людскому. Если человек не выдерживал и принимал правила игры, то дальше следовало индивидуальное подключение к виртуальной реальности, где испытуемый, правда, пока не видя своего нового облика, проваливался в мир иллюзий, сказочный и удивительный. Сначала он видел мир глазами птицы, парящей в небе; один за другим следовали богатые пейзажи, от которых захватывало дух. Испытуемый пересекал северные и южные широты, пролетая над самыми красочными уголками планет разных ландшафтных зон всех цветов радуги. Там можно было проноситься стрелой, не чувствуя усталости, греться в лучах звёзд, не зная тревог и печали, падать камнем с небес и смотреться в водную гладь. Затем следовал ещё более красочный мир глазами подводного жителя. Третьим шёл животный мир и мир пресмыкающегося. Последним, четвёртым, неизменно оказывался мир космоса с путешествиями между планет и созвездий в облике сказочного существа. Заинтересовавшись (или из чистого любопытства), можно было запустить программу заново, остаться в понравившемся месте. Человечество, ещё при жизни привыкшее относиться к виртуальной реальности как к изощрённой фантазии, было (за редкими исключениями) неспособно самостоятельно вырваться из смертельных объятий этой последней игры; она неизменно затягивала, увлекала человека, радуя всё новыми и новыми возможностями. Вслед за мысленным выбором одного из четырёх миров шёл список возможностей, особенностей жизненного цикла и личных качеств полюбившегося существа; дальше прокручивались слайды, из которых можно было тут же выбрать свой облик и место новой жизни: координаты звёздной системы, планету, район, даже жильё и удобства. Как только испытуемый доходил до конца пути, его душа с добровольного согласия покидала колонну, устремляясь к последнему пристанищу, а его место занимал кто-то другой. Если же — те самые, редкие случаи — к испытуемому возвращались воспоминания прежней жизни и человеческого тела, — на его голову мигом обрушивался очередной ушат с сублимированными мерзостями рода людского — общая программа, — что в конечном счёте должно было отвратить человека от собственной природы. Кроме того, эссенуации преследовали и другую цель, более важную; хотя о ней не мог догадаться обыватель-атеист. Многие из испытуемых были людьми верующими. Ещё при жизни им доводилось бороться с такого рода искушениями; поэтому они могли с полным основанием утверждать, что здесь их подвигали к прямому отречению от веры. Ведь когда человек ставил под сомнение собственное совершенство, мысленно признавая, что он — всего лишь ошибочное звено в цепи истории, — тогда существование Спасителя, Бога-человека сначала ставилось под сомнение (поскольку не стал бы Бог принимать обличие никчемных существ), а затем и полностью отвергалось. В случае, если верующий человек, присутствующий на представлении, становился на этот порочный путь, то — в зависимости от его веры — игра приобретала в своём развитии те или иные религиозные черты. Новомодные учения развенчивались сразу в силу своей несостоятельности; рассмотрению подлежали только те, которые возникли не менее двух тысяч лет назад. Подтвердить, равно как опровергнуть любой из предложенных постулатов было невозможно — до и после прихода Спасителя возникли сотни религиозных течений. В итоге, подбор теологических фактов, способных подтвердить античеловеческую теорию, становился (независимо от времени) чисто технической задачей. Так перед ревностным христианином появлялась Троица, символизированная тремя рыбами, где Спаситель — Сын Рыбы, Иошуа, собирает вокруг себя сторонников. (Знак рыбы был первой монограммой Христа. Таинственное греческое имя Иисуса — IX?T? — означает «РЫБА».) Почитателей древнеегипетского Бога Тота, к примеру, потомков древних цыган, ждало Его изображение с телом человека и головой ибиса. Язычнику являлось Божество Абраксас с человеческим телом, головой петуха, где каждая из ног Его оканчивалась змеёй. Дальнейшие умелые мистификации приводили к тому, что Бог неизбежно утрачивал характерные человеческие черты.

Сбросив по команде туман с глаз, Илона сиюминутно увидела прямо напротив трёхмерное изображение своего тела, подвешенного и закрепленного между рядами таких же, как она несчастных, в длинном белом здании под куполом. Это было столь неожиданно, что она тотчас подпрыгнула, будто ужаленная, в своей ложе, когда вслед за погасшей надписью-предостережением, выворачивающее наизнанку изображение напротив с лёгкостью трансформировалось в отчётливую эротическую картину (правда, если отбросить провода, трубы и решётки). Сначала Илона непроизвольно сжалась, увидев со стороны то, что совсем ещё недавно представляло её тело — ей показалось, что взгляды всех людей трёхсотого уровня бесстыдно уставились на пикантные подробности, — затем она поняла, что кроме неё изображение никто не видит, и позволила себе немного расслабиться. И всё-таки странные ощущения не спешили покидать Илону. Она внезапно вспомнила, как сознательно произвела фурор, раздевшись догола перед путешественниками во времени, спровоцировав мужчин на агрессию. Но это было сделано исключительно по собственному желанию. Теперь же всё выглядело иначе, как в кошмарном сне. Илона испугалась, когда краем глаза заметила, что место слева от неё опустело. Ей показалось, что следующей будет непременно она — дрожь пробежала по рукам, которые изо всех сил вцепились в ручки кресла. Однако ничего не произошло. Илона задумалась. Исчезновение должно было означать, что человек просто выбрал себе новое молодое тело и, отказавшись от прежнего, пустился на поиски лучшей жизни. Хотя, если рассудить здраво, выбора здесь ни у кого не было. Вырваться из импровизированного зала суда можно было либо отказавшись от собственного естества, либо потеряв рассудок. Сначала загнанные в угол люди искали выход (пытались выбраться из ложи, поднимались или спускались по ступеням), сопротивлялись, даже пробовали броситься вниз (увы, безуспешно, так как натыкались на невидимую преграду), но, в результате, не выдерживая агрессивного нажима, отказывались от своих убеждений и человеческой сущности. Илона вздрогнула. Это были не её мысли. Неужели она уже начала превращаться в злобного монстра? Но ведь она ещё не дала своего согласия! И никогда не даст! Впрочем, какая разница. Похоже, смерть здесь поставлена на конвейер, а правду узнать невозможно. Хотя, нет. Ведь кто-то показывает ей собственное тело. Илона чуть-чуть не застонала, так жалко было расставаться с ним. Это была сила привычки, привязанность, ответная реакция на слова восхищения многочисленных поклонников, людей, очарованных её красотой; это была любовь к изображению в зеркале, любовь к самой себе. «И Дэвид», — неожиданно вспомнила Илона. — «Ведь он полюбил меня не за душу, а за эту внешнюю оболочку, которую у меня вот-вот отнимут. А моё тело наго, чисто и сияет…» Внезапно Илона обнаружила, что место слева от неё занято. Но это был уже определённо другой человек. Перед её глазами загорелась новая надпись: «Посмотри! Дожди происходят от шести звёзд». Странно. Какие дожди? Илона непроизвольно подняла голову. «Господи!» — мысленно прошептала она, когда ищущий взгляд обнаружил в непосредственной близости над собой зелёную парчу искусственного неба. — «Но этого не может быть! Ведь совсем ещё недавно надо мной были сотни и сотни уровней! Теперь же их осталось не больше десятка…» Только теперь Илона догадалась, почему места долго не пустуют. Конечно же, на освободившиеся «пересаживают» испытуемых с верхних уровней, но в сумме людей остаётся всё меньше и меньше. А её, трёхсотый, что ясно следует из цифр на билете. Илона непроизвольно опустила взгляд, посмотрела на билет соседа слева. На нём также значилось трёхзначное число с тройкой и двумя нулями, но немного выше стоял номер уровня предыдущей ложи, жирно перечёркнутый красной краской. Илона увидела единицу. Значит, решила она, здание суда висит в воздухе, где люди перемещаются и сверху, и снизу. Однако, странно. Если процесс идёт давно (что очевидно), то лож первого уровня не должно уже было остаться по определению. Илона почти полностью развернулась к мужчине слева, но нашла его занятым, пристально смотрящим вверх. Она последовала его примеру, сразу пожалев, что, нарушив указание, случайно опустила голову; но уже в следующее мгновение отшатнулась в мистическом страхе. Там, прямо над широким раструбом колонны висело вместо неба человеческое лицо с высоким лбом, лицо судьи. Сдёрнув с небесного купола накрывавшее мир зелёное сукно, Существо нетерпеливо подсчитывало, сколько людей до сих пор не подчинились царственной воле, и лицо Его было перекошено от злости.

Илону вряд ли можно было отнести к сильным духом людям. Но к тому времени, как многие обладатели твёрдого характера и воли, бесславно покинули поле боя, она всё еще оставалась в строю. Поначалу на руку Илоне стали её долгие похождения вверх и вниз по лестницам, во время которых удавалось избегать прямого воздействия информационной обработки. Затем, вернувшись, она обнаружила, что кто-то неведомый вступил с ней в контакт. Давая редкие советы, он блокировал её сознание от внушения и не позволил уйти в виртуальную реальность. Вместо этого он заставил Илону сосредоточиться на изображении собственного тела в здании-лаборатории. Теперь же, с появлением нового соседа, контакт стал полным. После увиденного лица в небе (что само по себе уже должно было вызвать панику), Илона абсолютно успокоилась, попросту забыв, где находится. Не обращая ни малейшего внимания на происходящее вокруг, она вспоминала Землю, маму, родительский дом, Дэвида и Стефа Огинса, последнего почему-то в особенности. Это было как наваждение. Ведь этого человека она видела всего один единственный раз. Правда, Стеф умел произвести впечатление. Неожиданно ладонь незнакомца коснулась её руки; легко-легко, Илона едва ощутила прикосновение. Она повернула голову и увидела серьёзное лицо человека. Его грудь прикрывала странного вида одежда, державшаяся на обвитом вокруг шеи шнурке в виде петли, а на лбу ясно различался молотообразный знак. Быстрым кивком головы незнакомец указал ей на пустое пространство перед собой. Илона проследовала за его взглядом туда, где уже порядочное время висело в воздухе трёхмерное изображение её обнажённого тела. «Неужели он может видеть моими глазами?!» — предположила Илона, содрогнувшись. И это предположение было не далеко от истины. Через мгновение картинка поменялась. Теперь Илона ясно видела себя, но уже стоящую рядом с этим человеком возле белого здания, в котором, казалось, она была прикована цепями на веки вечные. «Вы действительно решили оставить себе Ваше тело?» — возник вопрос. «Безусловно!» — для Илоны не существовало выбора. И сразу исчезло всё: арена, ложи испытуемых, злобное лицо судьи над головой. Илона очну лась стоящей на мостовой перед зданием, напоминавшим скотоводческую ферму (последняя словно сошла со страниц книги по истории родного края).

— Меня зовут Стив. Я прибыл сюда за Вами, Илона. И если Вы согласны отправиться на встречу со своими друзьями, то просто кивните.

Густой баритон незнакомца эхом отразился от стен бараков, стоявших по обе стороны улицы. Илона могла поклясться, что впервые за всё время пребывания здесь, на планете правосудия, слышит нормальный человеческий голос. От странности происходящего голова её закружилась. Илона, теряя равновесие, покачнулась, успев однако кивнуть. Что ж, большего от неё не требовалось.