Мы с Эндрю договорились встретиться через полчаса у дома Грегоров. А по дороге я буду слать эсэмэски и набирать ее номер.

– В полицию позвонить? – спросила я напоследок.

– Судя по тому, что ты рассказала, она сбежала. – Эндрю призадумался. – Дадим ей час, хоть это и против правил. Не хочется лишать ее мать шансов восстановиться в правах.

– Восстановиться?

– Да. Ты же знаешь, она дважды в неделю навещает Элли и надеется вернуть ее. Я пока для себя не решил, заслуживает ли она второй попытки, но если все обернется к лучшему, а в деле останется запись о побеге, это испортит дело. Давай подождем час, прежде чем сжигать мосты? Может быть, нам удастся самим ее найти.

В такси я четыре раза набирала номер Элли и послала десяток СМС, но ответа не получила. Мне казалось, Эндрю напрасно тянет: ей всего двенадцать, одна на улице, ночью. Что угодно может произойти.

Эндрю ждал у входа в дом Грегоров.

– Родни и Сальма отправились на поиски, – сказал он, придерживая дверь такси, пока я расплачивалась. – Они пошли налево, мы пойдем направо. Тут полно ночных баров и ресторанов.

Мы зашагали по улице.

– Эндрю, я за нее боюсь, – призналась я.

– Обойдется. Девочка умная, с ней все будет в порядке, – поспешил он меня успокоить, но тут же сорвался: – Вообще-то я тоже боюсь.

На углу мы решили разделиться и звонить друг другу на мобильный. Я быстро шла по 31-й авеню, а к тому времени, как добралась до ресторанов и баров, уже почти бежала. Заглянула в первый, «Грейди», но он уже закрывался, посетители разошлись.

– Не видели девочку двенадцати лет, темные глаза, темные прямые волосы? – спросила я официанта, пробегавшего мимо с грязной посудой.

– Нет, мэм.

Поблагодарив, я вышла на улицу. Не повезло мне и в итальянском ресторане «Просекко», и в круглосуточной кофейне «Ап Латте». Затем три темные витрины, и вдруг из ресторана впереди послышалась музыка. Я почти сразу узнала мелодию и кинулась туда бегом. Та самая песню, которую Элли играла в день нашего знакомства. Которую она сама сочинила.

* * *

Бар «Симон» оказался плохо освещенным, явно сомнительным местечком. Трое немолодых мужчин в разной степени опьянения сидели у бара, в углу обнималась парочка, еще трое мужчин, прямиком из «Утиной династии», сгрудились за столиком, где уже стояло с десяток пустых пивных бутылок. Никто из них не смотрел на девочку в дальнем конце зала, которая что-то наигрывала на обшарпанном пианино; теперь она подбирала Hey Jude.

Облегченно выдохнув, я отписала Эндрю СМС: «Нашла. Бар ”Симон“, середина 31-й». Спрятала телефон в карман и подошла к Элли. Она и взглядом меня не удостоила. Даже когда я опустилась рядом на банкетку рядом с ней, она продолжала меня игнорировать. Я накрыла ее руку ладонью.

– Элли, – мягко спросила я, – что ты здесь делаешь?

Не глядя мне в глаза, она ответила знаками: «Кому какое дело?»

«Мне», – так же ответила я.

– Ну, конечно, – сказала она вслух. – Вы даже на эсэмэску не ответили.

Я уставилась на нее:

– Элли, я тебе раз сто написала!

Она сощурилась недоверчиво, и я попросила:

– Ты в телефоне посмотри, если мне не веришь.

Что-то бормоча себе под нос, она вытащила телефон из сумки и нажала кнопку меню. Телефон не включился. Она виновато подняла глаза:

– Похоже, разрядился.

– Да уж, побег ты продумала до мелочей.

– Я никуда не убегала, – огрызнулась она. – Просто хотела побыть одна.

– Это называется – одна? – Я махнула рукой в сторону барной публики.

– Плевать, – буркнула она. Снова потянулась правой рукой к клавишам, взяла несколько нот. – Маму видела, – как бы невзначай добавила она.

– В Святой Анне? В день посещения?

Она покачала головой, отвела взгляд.

– Так что произошло? – настаивала я. Не дождавшись ответа, я уточнила: – Она приехала к тебе в приемную семью?

Злой смех.

– Ага, щаз. Нет, это я поехала повидаться с ней. В ее дебильную квартиру. А тот парень открывает мне и говорит: ей сейчас неудобно. Моей маме сейчас надо побыть без меня, а я чтоб мотала домой.

– А дальше что?

Она пожала плечами.

– Я обошла и заглянула в боковое окошко. И она была там вовсе не одна. Болтала с какой-то теткой и ржала.

– Ох, Элли! – вздохнула я. – Значит, она тебя не видела?

– Еще как видела! Точно знаю: видела, она вытаращилась так, словно увидела какую-то знаменитость или звезду. А потом повернулась спиной. Потому что ей на меня наплевать. Лучше ржать с чужой теткой.

– Элли, вполне может быть, что ты ошибаешься. Она могла увидеть собственное отражение в стекле или еще что-то.

– Она видела меня! – рявкнула Элли так, что парочка, обнимавшаяся в углу, обернулась к нам. – Видела, – чуть тише повторила она. – Но ей пофиг.

Я тайком глянула на часы: когда же появится Эндрю? Он-то знает, как утешить ребенка, в отличие от меня. А пока мне пришлось довериться сердцу.

– Может, ты и права, она тебя видела, – уступила я, – но ты же знаешь: взрослые иногда поступают неправильно.

– Это они умеют.

– Я хочу сказать: ребенку трудно понять, что у кого-то из родителей есть свои собственные проблемы. Но проблемы есть у всех. И если она даже увидела тебя и отвернулась, даже если ты права, из этого еще не следует, что ей все равно. Ты говорила, что она лечилась от наркомании. Может быть, сейчас она учится обходиться без наркотиков и ей это тяжело дается, вот она и ведет себя странно. У взрослых бывают трудные времена, когда они делают ошибки, потому что сами запутались.

– Вы же не делаете таких ошибок.

Я подумала и ответила жестами: «Боюсь, делаю».

– Да ладно. – Она поглядела на мои руки и покачала головой: – Я вам не верю.

– Элли, у каждого в жизни свои косяки.

– Да ладно. Приведите хоть один пример: что в вашей идеальной жизни не так? – Она усмехнулась мне в лицо, уверенная, что я не найдусь с ответом.

– Речь не обо мне, Элли, а о тебе.

Глаза ее увлажнились, она часто замигала.

– Вот видите? Все вы врете. Нет у вас никаких проблем. Идеальный муж, парочка идеальных деток, идеальный домик, наверное, в придачу. У таких, как вы, всегда все в порядке, и вы учите жить таких, как я.

Переходить на мою личную жизнь не хотелось, но час был поздний, сил оставалось мало, к тому же я подумала, что имеет смысл разрушить сложившийся у Элли стереотип, и потому, вздохнув, сказала:

– Я живу в квартире, а не в домике. И у меня нет детей, Элли, потому что я не могу забеременеть.

Она вытаращилась на меня, потом опустила глаза и пробормотала:

– Все равно, наверное, ваш муж – само совершенство. Типа принца на белом коне.

– Мой муж давно умер, Элли, – словно со стороны услышала я свой голос и почувствовала себя виноватой: гружу девочку своими проблемами. Впрочем, по ее лицу я угадала, что поступила правильно: злорадство исчезло, проступило пока смутное сочувствие.

– Правда? – шепнула она.

На глаза навернулись слезы, сердце вдруг зачастило.

– Правда.

– Когда же он умер, ваш муж? – спросила Элли.

– Много лет назад.

Она промолчала, и я добавила:

– Восемнадцатого сентября будет двенадцатая годовщина.

– Как это случилось?

– Машины столкнулись.

– Ой! – Она подняла наконец глаза, посмотрела виновато: – Мне очень жаль. Что ваш муж погиб, в смысле.

– Спасибо. – Мы помолчали, и я добавила: – Так не бывает, чтобы все в жизни складывалось идеально, Элли. Но зачастую этого не видно. Может быть, твоя мама полностью сосредоточена на том, чтобы избавиться от зависимости, и сейчас ее больше ни на что не хватает – даже на тебя?

Элли вроде бы собиралась что-то возразить, но тут дверь распахнулась и ворвался перепуганный Эндрю. Поморгал, привыкая к освещению, оглядел бар и чуть успокоился, увидев нас. Но когда он подошел, лицо его посуровело, а пальцы непроизвольно сжались в кулаки.

– Элли! – с необычной для него резкостью заговорил он. – Что ты творишь?

Она смущенно оглянулась на меня, но тут же ощетинилась, вздернула подбородок:

– А то вам не все равно!

– Разумеется, не все равно, Элли! – вмешалась я прежде, чем разгневанный Эндрю нашелся с ответом. – Стал бы он иначе бегать искать тебя среди ночи?

Она зыркнула на него, потом на меня.

– Твое счастье, что я не обратился в полицию! – продолжал Эндрю. – Ты хоть соображаешь, что тогда было бы? Забрали бы тебя от Грегоров обратно в детский дом, до тех пор пока суд не восстановит твою мать в правах – если восстановит. А твоя выходка и этому могла помешать.

– Ой, ну извините, – пробормотала она.

– Мне очень неприятно это говорить, Элли, но никакие извинения не помогут, если ты попадешь в беду, – жестко произнес Эндрю. – Знаю, тебе нелегко, но нужно взять себя в руки. Драки в школе, конфликты с Родни и Сальмой – а теперь еще это? Ты меня разочаровала.

Элли уже чуть не плакала.

– Ну так что же вы не позвонили в полицию? – пролепетала она. – Мне было бы поделом.

Эндрю посмотрел на меня, его лицо смягчилось. – Думаю, каждый имеет право на второй шанс.

* * *

Элли отправили спать, а я доложила Родни и Сальме, где мы нашли девочку и как ее огорчило поведение матери.

– Значит, это не из-за нас? – спросила Сальма.

– Нет, вы не виноваты, – заверил ее Эндрю. – Элли пытается справиться со своими проблемами. Думаю, такое больше не повторится.

Сальма как-то беспомощно сложила руки и оглянулась на мужа. Тот, помолчав, заговорил:

– Нас заверили, что девочка проживет у нас несколько месяцев, не более. Сверх срока мы ее держать у себя не сможем. Мы принимаем только на время.

– Мы ничего против нее не имеем, – поспешно вмешалась Сальма. Бедная Элли! У меня сердце заныло от жалости. – Но мы – мы недавно узнали, что у нас будет ребенок. А при таком ее поведении…

– Я же сказал: это не повторится! – решительно возразил Эндрю. – К тому же через месяц, максимум два она вернется к матери.

– Поздравляю будущую маму! – шепнула я Сальме, и та благодарно улыбнулась.

– Конечно, все будет хорошо, – сказала она Эндрю, точно уговаривая саму себя.

Эндрю кивнул, сухо поблагодарил супругов за помощь и попросил меня проверить, легла ли Элли.

Я шла к ней по коридору и чувствовала, как разрывается сердце. Ведь Элли сбежала еще и потому, что поняла: она и Грегорам больше не нужна. Знает ли она, что у них будет ребенок, понимает ли, что ее потеснило существо, которое еще не явилось в этот мир?

Элли лежала в постели – умытая, в розовой футболке и розовых пижамных штанах с рисунком сердечками, она казалась младше своих двенадцати лет.

– Ты как? – спросила я, присаживаясь на край кровати.

Она пожала плечами.

– Элли, я понимаю, почему ты так поступила, – заговорила я, – но ты должна доверять нам. Мы все заботимся о тебе, мы не допустим, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое. И если у тебя какая-то беда или что-то тебя огорчило, разозлило, пожалуйста, сразу звони мне или Эндрю, скажи Родни и Сальме. Договорились?

Кивнув, она юркнула под одеяло. Я встала, но она схватила меня за руку.

«Насчет моей мамы вы ошибаетесь», – знаками сказала она.

– Ошибаюсь в чем? – вслух спросила я.

– Вы сказали, что она, может быть, с зависимостью борется, – продолжала Элли. – И поэтому ей не до меня.

– Потому что не нужно судить, если всего не знаешь.

– Так зачем же она курит мет?

Я заморгала:

– Что?

– Она курила трубку, – равнодушным голосом продолжала Элли. – Наверняка мет. Она всегда его предпочитала. Вот почему она отвернулась при виде меня, Кейт. Не потому, что я что-то для нее значу. А потому, что я ничего не значу – ради меня даже от наркоты отказаться влом.

Не успела я ответить, как она отодвинулась, сняла наушники и натянула одеяло себе на голову.

– Элли! – позвала я, потом сообразила, что она меня не слышит, и коснулась ее плеча. – Элли!

– Уходите! – Голос ее был заглушен одеялом. – Хочу побыть одна.

Я подождала с минуту, не передумает ли она, но в комнате стояла тишина, и тогда я сказала:

– Мы во всем разберемся, Элли. – Я знала, что она меня не слышит, но не могла уйти, не успокоив ее. На прощание погладила ее по плечу.

В коридоре меня ждал Эндрю.

– Как она? – спросил он, когда мы вышли в теплую летнюю ночь и двинулись в сторону проезжей улицы, где я рассчитывала поймать такси.

Я покачала головой:

– Эндрю, она говорит, сегодня, когда она видела свою маму, та что-то курила.

Он сморщился:

– Судя по выражению твоего лица, не сигареты.

– Элли думает, это был мет. В трубке.

Эндрю затеребил волосы.

– Черт! Я-то надеялся, на этот раз она сможет продержаться. Придется писать отчет.

Я кивнула.

– Сколько еще Элли сможет пробыть тут?

Он вздохнул:

– От силы несколько месяцев. Грегоры действительно подписали согласие только на временное попечение. Тем более теперь они ждут ребенка… – Он покачал головой и снова вздохнул. – Я так надеялся, что у Элли жизнь наладится.

Я могла бы взять ее. Мысль пришла сама, настолько отчетливая, что я вздрогнула. Стоп, без глупостей. Я со своей-то жизнью не справляюсь. Но вдруг справлюсь? Стану той, кто так нужен Элли? Сердце колотилось. Может, именно сюда, к Элли, вели меня сны.

– …о твоем муже… – Погрузившись в свои мысли, я расслышала только конец фразы.

– Что? – Щеки у меня вспыхнули.

– Элли говорит, ты рассказала ей о своем муже, – повторил Эндрю, озабоченно поглядывая на меня.

Мне стало очень стыдно.

– Прости, я понимаю, таких вещей детям не рассказывают. Но хотелось объяснить Элли, что идеального не существует, и, даже если чья-то жизнь выглядит сверхблагополучной, на самом деле это не так. Но я, конечно, не должна была посвящать ее в свои дела. Это совершенно непрофессионально. Больше не повторится, обещаю.

– Кейт, – мягко прервал он меня, и я заметила, что мне нравится, как он произносит мое имя. – Кейт, я вовсе не критикую тебя. Я только хотел напомнить, что если тебе вдруг понадобится с кем-то пооткровенничать, то есть я.

– С тобой? – удивилась я. И тут же поняла, как это его резануло. – Прости, не хотела обидеть.

Он пожал плечами:

– Не хочу на тебя давить, но порой легче бывает поговорить с чужим человеком, чем с тем, кто все знает с самого начала. Хоть я и не совсем чужой. Хотелось бы думать, что мы становимся друзьями. – Он глянул себе под ноги. – К тому же я твой должник: я-то тебя загрузил своей историей насчет брата.

– Ничего не загрузил, – пробормотала я. Может, рассказать ему о Дэне, о наших проблемах? Нет, это сродни предательству – подключать к нашим отношениям другого мужчину. Но как же хочется, чтобы кто-нибудь ободрил: мол, все пройдет, все уладится.

– Что такое? – участливо спросил Эндрю.

Я все еще колебалась.

– Помнишь, я говорила тебе, что вижу сны, как будто живые?

– О Патрике, – кивнул он, и меня почему-то удивило, что он запомнил имя моего мужа.

– Да. – Я глянула на него, все еще нерешительно. – Эти сны напомнили мне о том, что я чувствовала с ним. А с женихом, с Дэном, – все не так. – Что я говорю? С ума сошла, что ли? – То есть жениха я тоже люблю, – заспешила я, – безусловно. Просто все по-другому.

Эндрю снова кивнул.

– Так и должно быть, я думаю, – сказал он, помолчав. – Вопрос в другом: счастлива ли ты, чувствуешь ли, что все идет как надо.

– Понимаю, – пробормотала я, чувствуя себя дурой: ну кто меня тянул за язык?

– Послушай: смерть мужа изменила тебя навсегда, как меня изменило то, что случилось с братом, – продолжал он, и теперь я прислушалась, потому что эти слова отличались от всех прежних советов, которые мне довелось получить. – Так что нет смысла сравнивать сегодняшний день с прошлым, ведь ты сама стала другим человеком, не той, какой была, пока Патрик был жив. Нужно смотреть вперед и думать о том, чего ты хочешь, а не назад, на то, что было у тебя раньше.

В глазах защипало.

– Откуда такая мудрость?

– Пресловутый метод проб и ошибок, – рассмеялся он. – В основном ошибок.

Мы дошли до 31-й, и разговор оборвался. Эндрю поднял руку, останавливая проезжавшее такси. Оно затормозило, Эндрю неловко обнял меня, стараясь не прижимать, и я села в машину.

– Эндрю! – позвала я уже изнутри.

– Да?

– Я тоже рада, что мы становимся друзьями.