Проснувшись на следующее утро, я уже отчетливо и спокойно сознавала: с Дэном придется разойтись. И объясниться нужно сегодня. Нельзя вечно откладывать, лишая себя шанса на счастливую – на собственную жизнь. Сколько месяцев, а то и лет я прожила, глуша внутренний голос, прислушиваясь к чужим мнениям, коря себя: мол, хватит цепляться за прошлое. Все, настало время заняться собственной судьбой.

«Дороги судьбы». Мне вдруг припомнился этот рассказ О’Генри, мы читали его в школе, в старших классах. Юный поэт, отправившись в Париж, добирается до распутья. Дальше – три варианта сюжета, три разных направления жизни, но, при всем их различии, конец одинаков. Иными словами, дорогу выбирает сам герой, а конец определяет судьба.

Значит ли это, что моя судьба – стать матерью? Может быть, мои сны – одна из дорог на том распутье, дорога, по которой я бы пошла, если бы не потеряла Патрика? И не пора ли мне выбраться на эту дорогу и жить реальной, предназначенной мне жизнью?

Я хотела ребенка. Точно помнила, что мечтала иметь детей тогда, много лет назад, с Патриком. Но после его смерти я словно забыла, кто я и чего хочу. Если у меня не может быть детей от него, нужны ли они мне вообще?

Сон подтвердил: даже после смерти Патрика я хочу быть матерью и могу стать хорошей матерью. Несмотря ни на что. И дело не только в том, что я видела в этих снах: они побудили меня пересмотреть мою жизнь, я словно бы все увидела в новом свете. Я неплохо лажу с Максом и Лео и всеми остальными детьми, кто ходит на мои занятия, – потому что не боюсь быть с ними искренней. А будь у меня ребенок, моя искренность и моя готовность любить умножилась бы десятикратно. Если не стократно.

Это мне показал и Эндрю. Он свел меня с детьми, которым нужен был не просто музыкальный терапевт – им отчаянно недоставало поддержки взрослого. И я узнала цену и себе, и своему материнскому инстинкту. Я всегда умела любить, просто последние двенадцать лет закрыла свое сердце – раз нет у меня больше Патрика. Настало время снова открыть его, впустить в него свет. Как тот поэт. Как О’Генри. Я сама выбираю свой путь и шагаю к предназначенной судьбе.

– Нам нужно поговорить, – объявила я, когда Дэн вернулся в тот вечер с работы.

– Какие мы серьезные, – улыбнулся он, вешая на крючок свои ключи. – Как день прошел?

– Я не ходила на работу, – сказала я. – Мне нужно было кое-что обдумать.

Он упорно отводил глаза – явно догадывался.

– Что именно? – невозмутимо переспросил он.

Я не сразу смогла ответить. Дэн ничего не сделал плохого, неправильного. Это я с самого начала была влюблена в идею начать жизнь заново, а не в мужчину, с которым собиралась эту идею осуществить. Несправедливо по отношению к нему, но нельзя сохранять отношения только ради того, чтобы не создавать проблем.

– Прости, – шепнула я. – Я не смогу.

Он удивился:

– Не сможешь – что?

– Выйти за тебя, – сказала я. – Мне очень, очень жаль. Это звучит банально, Дэн, но дело не в тебе. Дело во мне. Я знаю теперь, какая жизнь мне нужна, Дэн.

Я стянула кольцо с пальца и протянула ему, но он не принял. Лицо его исказилось от боли – не думала я, что он так будет переживать.

– Из-за ребенка? Ты бросаешь меня ради того, о чем несколько месяцев назад и думать не думала?

– Нет, – продолжала я, все так же неловко протягивая ему кольцо. – Дело не только в этом. Во всем. Мы не подходим друг другу, Дэн. Просто я этого не понимала, пока глаза не раскрылись. Прости меня.

Он глянул на меня – холодно, жестко.

– Сама понимаешь: так нечестно. За все время, что мы были вместе, ты ни разу не заговорила о ребенке. А теперь вдруг из-за этого ставишь под вопрос наши отношения?

– Дэн… – начала я, но он словно не слышал.

– Нельзя вот так запросто менять решения, – продолжал он. – Выходит, эти два года – сплошная ложь!

– Я никогда не лгала! – возмутилась я. – Во всяком случае, умышленно. Беда в том, что я была не до конца честна с самой собой.

– Или со мной, – холодно заключил он.

– Прости, – повторила я. – Я не хотела причинить тебе боль.

– Я бы все сделал, чтобы тебе хорошо жилось со мной, Кейт, – сказал он. – Неужели ты этого не понимаешь?

– Но мне нужна другая жизнь, не та, что могла быть с тобой, – сказала я. – Теперь я это поняла.

Он уставился на меня:

– Да что с нашей жизнью не так, Кейт? – Он невесело рассмеялся. – Господи, опять из-за Патрика, да? Всегда все вертится вокруг Патрика! И теперь ты наказываешь меня за то, что я – не он.

– Нет, – твердо возразила я. – Причина только во мне и в тебе.

– Какая-то чушь собачья! – Он скрестил руки на груди, глаза его яростно полыхнули. – Ты одержима своим покойником-мужем. В этом корень всех бед. Но это же безумие, или ты не понимаешь? Ты ведешь себя как сумасшедшая.

– Я знаю, он умер и не вернется. Дело не в нем, дело в том, что я осознала: мы с тобой не пара, Дэн. Мне слишком многое нужно: страсть и боль, подъемы и падения, а главное – чувство, что мы равные, мы соратники перед лицом всего мира. И мне кажется, этого у нас с тобой быть не может.

– Чушь! – снова буркнул он.

– Дэн…

– ЧУШЬ! – выкрикнул он, глядя на меня в упор. – Я тут ни при чем. Все дело в тебе, в том, что ты узнала о своем бесплодии и запаниковала. В этом вся причина. Ты еще пожалеешь.

Так уверенно, так самодовольно он это произнес – у меня мурашки побежали по коже.

– Ты меня что, маленьким ребенком считаешь? – спросила я. – А ты у нас умный и всех видишь насквозь.

Он пожал плечами, но уголок его рта дернулся в легкой усмешке, я видела.

– Не хочу ни о чем спорить, Кейт.

– Ты никогда не споришь! – Я разгорячилась. – Мы никогда не спорим. В этом-то и беда, понимаешь? И я виновата не меньше тебя, Дэн. Мы оба стараемся не раскачивать лодку. Никогда не заговариваем о сложном. Не копаем глубже поверхности. Это ненастоящие отношения! Неправильные! Человек должен отстаивать то, что ему дорого, а мы оба этого не делали, потому что так было проще.

Он посмотрел на меня так, словно я ударила его по лицу. Мне стало стыдно.

– Прости, – повторила я. – И зачем я так ору?

Повисло молчание. На мгновение мне захотелось взять свои слова обратно, признать, что я не права, сказать, что мы сумеем все наладить. Но это была бы неправда. Пора было содрать присохший пластырь.

– Знаешь, Кейт, когда-нибудь надо все же расстаться с Патриком, – сказал Дэн, не сводя с меня глаз. – Или ты никогда ни с кем не будешь счастлива. И знаешь? Мне тебя жаль. Дурью маешься.

Слова пришлись точно в цель. Я собралась опять извиняться, что так его обидела, но он уже повернулся спиной. Дверь захлопнулась, и воцарилась тишина. Я аккуратно положила кольцо на обеденный стол и наконец выдохнула.

* * *

Дэн вернулся за полночь, спал на диване, а к утру, когда я проснулась, уже исчез вместе с кольцом, оставив записку, что во второй половине дня пришлет грузчиков за своими вещами. Мне было грустно: перевернута еще одна страница моей жизни. Но решимость во мне только росла и укреплялась с каждым часом.

Я гнала прочь мысли о Дэне, пока занималась с Лео, с давней пациенткой по имени Сьерра и новой девочкой – Катей, она только что переехала в Штаты из Восточной Европы. Родители беспокоились, что Катя медленно усваивает язык, и просили поработать с ней, расширить с помощью песен словарный запас. Интересная задача, и, пока я возилась с ней, мне было не до личных проблем.

Последнее утреннее занятие отменилось, и после Кати у меня образовался двухчасовой перерыв до первого дневного пациента, назначенного на 14:30. Я решила прогуляться, немного проветрить голову. Ноги сами повели меня по Парк-авеню, через многолюдный Юнион-сквер к старой квартире на Чемберс-стрит, той самой, куда я попусту наведалась, когда у меня только началась череда снов о Патрике и Ханне.

Было без малого час, когда я добралась. Помедлила у двери подъезда, потом нажала кнопку против нашего старого номера.

На этот раз кто-то был дома.

– Да? – протрещал в домофоне женский голос.

– Э… – запнулась я. Представления не имела, как объяснить, зачем пришла.

– Кто там? – спросила женщина изнутри.

– Меня зовут Кейт, – заспешила я. – Я жила в этой квартире. Двенадцать лет назад.

Пауза. Потом женщина поторопила:

– Я вас слушаю.

– Я… – Я не знала, что сказать, – и потому сказала все как есть. – Мой муж умер. Мы тогда жили здесь. Из-за этого я переехала. Не разрешите ли вы зайти на минуту? Мне… мне бы надо разобраться со старыми призраками.

Женщина помолчала, потом снова спросила сквозь треск домофона:

– Вы одна?

– Одна. – Теперь во всех смыслах одна, подумала я. – Заходите. – Домофон зажужжал, и, не давая себе времени опомниться, я толкнула дверь. Поднялась по лестнице к старой своей квартире. Стены на площадке стали темно-бордовыми, появились новые лампочки, починили ту поломанную ступеньку (седьмую снизу), которую мы с Патриком привычно переступали. Но самый воздух казался знакомым: из подвала тянуло хвоей и стиральным порошком. Стало трудно дышать.

На пятом этаже была уже открыта дверь 5F. На пороге стояла женщина моего возраста, сложив руке на животе, лицо серьезное.

– Это вы звонили в домофон? – уточнила она, протягивая руку. – Я – Ева Шуберт.

– Кейт Уэйтмен. – Я пожала ей руку.

– Верно, Уэйтмен, – кивнула она. – Я помню это имя. Мы въехали сюда сразу после вас.

– Так что вы тут старожилы, – подхватила я.

Снова кивок.

– Вы сказали, ваш муж умер? Получается, совсем молодым?

– В двадцать девять лет.

Она прикусила губу.

– Сочувствую. Ужасно пережить такое. – Жестом она пригласила меня в дом. – Заходите, пожалуйста.

С колотящимся сердцем я переступила порог – и тотчас все мои надежды разлетелись вдребезги. Ничего знакомого, разве что планировка. Я-то воображала, что увижу интерьеры из снов – а значит, сны окажутся все-таки не вполне снами. Но тут не осталось ничего ни от Патрика, ни от меня.

В гостиной, где наши серые диван и кресло так хорошо смотрелись на фоне белых стен с черно-белыми фотографиями городских пейзажей, Шуберты поставили коричневый диван и два кожаных кресла в тон. Стены приобрели лимонный оттенок, а наш прекрасный старый паркет сменила плитка. Все свободные места заполнены цветными семейными снимками. И кухня полностью преобразилась: стойку сломали, чтобы включить кухонный уголок в столовую, и даже нашу верную белую кухонную технику вытеснила нержавеющая сталь.

– Это уже не наш дом, – прошептала я, больше себе, чем Еве. Да, здесь все чужое. Но чего же я ждала? Что все сохранится, как было? Будет выглядеть в точности как во сне? И Патрик дожидается меня здесь?

– Вы что-нибудь ищете, Кейт? – спросила наконец Ева. – Могу я помочь?

– Нет. – Я взяла себя в руки и даже улыбнулась. – Простите, мне пора возвращаться на работу. Извините, что вас побеспокоила. Не следовало сюда приходить.

Ева похлопала меня по плечу:

– Ничего страшного. Сочувствую вашей потере. Надеюсь, вы все же найдете что искали.

Мы распрощались, и она закрыла за мной дверь. Я задержалась на площадке и, закрыв глаза, попыталась припомнить собственные чувства, когда вот так стояла на этом же месте, зная, что здесь живет тот, кого я полюбила на всю жизнь, что он ждет меня там, за порогом.

Но его больше нет. И для меня настала пора закрыть дверь в прошлое.

* * *

Потом было несколько пустых и печальных дней, и я уже чуть-чуть пожалела о принятом решении. В конце концов, пусть Дэн и не совсем мне подходит, человек он неплохой. А без него я совсем одна. Я надеялась, что теперь буду проводить больше времени в мире Патрика и Ханны, но с понедельника меня одолела бессонница, а когда я все-таки проваливалась в сон, то темный и пустой.

– Как дела? – спросил Эндрю, отрываясь от бумаг, когда я зашла в его кабинет в четверг около четырех вечера.

– Нормально. – Я постаралась улыбнуться.

– А вид у тебя немного… грустный.

Не ожидала, что он это заметит. Я покачала головой и пробормотала что-то про усталость. О разрыве с Дэном я еще никому не говорила: не хотела, чтобы цеплялись, разбирали по косточкам, обсуждали. Так что и Эндрю я сказала только:

– Со сном проблема.

– Плохие сны? – уточнил он.

– Не совсем, – уклончиво ответила я. И поспешила с вопросом: – Риэйджа уже здесь?

Он отложил ручку и откинулся к спинке кресла.

– Простыла, и Шейла оставила ее дома. Я не стал звонить, подумал, ты все равно приедешь заниматься с Элли. А ей не помешает провести с тобой лишние полчаса, если у тебя получается. Согласна?

– Конечно.

– Я провожу, – улыбнулся он.

Мы пошли по 35-й, болтая о том о сем, и мне показалось, Эндрю видит, что со мной что-то неладно, но по своей доброте не хочет на меня давить. Он рассказывал мне, как прошел день, и я смеялась, так он смешно изображал, в какой ужас его приводят неуклонно растущие кипы бумаг на рабочем столе.

– Как ты вообще попал сюда? – спросила я, припомнив, что во сне он выбрал совершенно другой путь и жил за много миль отсюда. Он глянул на меня с недоумением, и я пояснила: – На эту работу. Ты рассказал мне о брате и откуда ты знаешь язык глухонемых. Но почему ты выбрал работу в Святой Анне?

– Я учился в Нью-Йорке и так тут и остался, – ответил он. – Хотел открыть ресторан, изучал менеджмент, но, поработав несколько лет в этой отрасли, понял: не мое. Мне нравится готовить, но не в этом счастье. Я не мог вложить душу в кулинарию. И тогда я вернулся в университет и выучился на соцработника.

– Ничего себе, так поменять траекторию, – заметила я с бьющимся сердцем: вот этого, что он планировал заняться ресторанным бизнесом, я никак не могла знать.

Он пожал плечами:

– Пожалуй. Прыжок в неизвестность. Но теперь я уже и вообразить не могу другую жизнь. Порой приходится рисковать, чтобы оказаться в нужном месте. Я выбрал счастье. Понимаешь, о чем я?

В горле встал ком.

– Понимаю. Так ты родом из Джорджии?

Он удивился:

– Я-то думал, за двадцать лет от акцента не осталось и следа. Неужели ты различаешь?

Я покачала головой, не зная, что и думать. Все больше подтверждений, что эти сны мне виделись неспроста.

– А ты? – спросил он. – Почему ты стала музыкальным терапевтом?

Я посмотрела ему в глаза.

– Наверное, я тоже искала счастье. Я всегда любила музыку и всегда мечтала работать с детьми, но мои родители твердо решили, что мне нужно изучать бизнес, или право, или финансы – там заработки выше. А потом я встретила Патрика, и он настоял, чтобы я занялась тем, чем хочу, и я собралась с духом, бросила ту работу и поступила в магистратуру на музыкальную терапию. Патрик все время объяснял мне, как это правильно: выбирать то, что сделает тебя счастливым. Говорил, что для того и дана человеку жизнь. Я только недавно поняла, что с годами стала забывать этот его совет.

– Что нужно выбирать свое счастье?

– Да, – кивнула я.

– Но теперь ты счастлива?

Я задумалась.

– По крайней мере, движусь в этом направлении, – сказала я наконец.

– Вот и хорошо.

* * *

На прощание Эндрю обнял меня и сказал, что возвращается к своим бумажкам: еще несколько часов возни, прежде чем он освободится и пойдет домой.

– Заходи после занятия, если захочешь поговорить или мало ли что, – предложил он. – Я буду на месте.

– Все в порядке, – улыбнулась я. – Но все равно спасибо.

Родни приветливо пожал мне руку и проводил к Элли. Та сидела на кровати скрестив ноги, но при виде меня вскинула голову.

«Привет, Элли», – жестами сказала я.

– У вас получается как у трехлетки, – заметила она с улыбкой.

И мне следовало отшутиться, в свою очередь поддразнить ее, но что-то мне было невесело. Я пожала плечами:

– Я же только учусь.

– Оставлю вас вдвоем. – Родни вышел из комнаты. Я снова обернулась к Элли, она всмотрелась в меня и нахмурилась:

– Что с вами?

Вздрогнув, я покачала головой:

– Ничего.

– Прекрасно! – сощурилась она. – Лжете мне, как все взрослые. Клево, чё.

Она скрестила руки на груди и отвернулась.

Тут я испугалась: девочка думает, будто я сержусь на нее.

– Дело вовсе не в тебе, – сказала я, но она в ответ только фыркнула. Я подождала, пока она обернется, и пояснила: – У меня кое-какие личные проблемы, я немного расстроена, вот и все.

Снова этот пристальный взгляд.

– Вас парень бросил, который вам нравился, или что?

Я заморгала: как-то она меня совсем врасплох застала.

– Что, правда? – продолжала она, не дождавшись моего ответа. – Я угадала? Вас дружок бросил?

– Элли, нам все-таки не полагается это обсуждать, – напомнила я. – Занятия для тебя, а не для меня.

– Но вы долго с ним встречались или как? Почему он вас бросил? – И тут она снова угадала: – Постойте, это вы его бросили?

– Элли… – Я постаралась придать своему голосу строгость.

– Да ладно! – рассердилась она. – Разве это справедливо? Я тут должна душу перед вами выворачивать, а вы о себе – ни слова.

– Я бы с радостью рассказала тебе про свою жизнь. Но мы должны другим заниматься: должны обсуждать то, что беспокоит тебя.

Она взглянула мне в глаза:

– Типа того, что в один прекрасный день моя мама бросит меня, как ваш таинственный приятель бросил вас?

– Элли, меня никто не бросал, – возразила я. – Да, у меня был жених. И да, мы разошлись. Но это произошло потому, что мы с ним не подходим друг другу. Честное слово, ничего общего с тобой и твоей мамой.

– Хотите сказать, у меня жизнь не такая романтичная, как у вас? – фыркнула она. – В любом случае: если бы я для мамы что-то значила, она бы старалась как следует.

– Может быть, она и старается, – сказала я. – Просто наделала ошибок и теперь должна выбраться из ямы, которую сама себе вырыла. Не забывай: это болезнь.

– Ага! – фыркнула Элли. – И самое подходящее лекарство – метамфетамин. Или крэк. Или на что она теперь подсела.

– Пока что у нас нет доказательств, что она снова «подсела». Но судя по твоим словам, она страдает наркоманией. А справиться с этим очень нелегко.

– Ради своего ребенка я бы справилась!

– И я бы постаралась, – сказала я. – Но мы – не твоя мама, а твоя мама – не ты и не я. У каждого человека свои проблемы и своя борьба. Она поступает неправильно? Согласна. Однако важно другое: ты должна понять, что это не из-за тебя.

Элли потянула ниточку, торчавшую из простыни.

– Ну, хорошо. Не буду никогда ни на кого полагаться, договорились. – Ее голос слегка дрожал.

– Элли! – окликнула я и подождала, пока она поднимет глаза. – На меня ты можешь положиться.

Она долго глядела на меня, потом опустила глаза.

– Я знаю, – шепнула. Посмотрела на меня в упор и повторила: – Знаю.

– А теперь – немного музыки? – предложила я, улыбаясь и спеша сменить тему. Я позволила себе слишком сблизиться с Элли, она для меня уже не «клиент», а ребенок, которого я полюбила. Нужно взять себя в руки.

Она пожала плечами:

– Можно. – И все же поднялась с кровати и подошла к синтезатору. – Что будем играть?

– Решай сама. Например, выбери песню, которая помогла бы передать твои чувства к маме?

– Глупо! – буркнула она. Но уступила: – Ладно. Давайте тогда Because of You.

– Келли Кларксон?

Она кивнула.

– Там не все слова подходят, но многие да. И я ее не знаю до конца.

– Хочешь сначала послушать?

Она кивнула, и я загрузила композицию на ай-фон. Мы сидели и слушали, как Келли Кларксон распевает о том, что ее бросили в беде, и мне вдруг стало так жалко Элли, что навернулись слезы. Пришлось их незаметно сморгнуть, когда песня закончилась.

– Она говорит – «как я теперь поверю людям?». Ты тоже так думаешь?

Элли уперлась взглядом в пол.

– Давайте просто сыграем песню.

– С одним условием, – кивнула я. – Всякий раз, как забудешь слова, подставляй свои. Только честно, слова о том, что ты сама чувствуешь.

Мгновение она смотрела на меня.

– Ладно. Хорошо.

Она вступила на синтезаторе, я подыгрывала, помогала ей артикулировать слова и внимательно прислушивалась к тем, которые она подставляла в текст Келли, выплескивая свою обиду. Так мы провели вместе полтора часа, ведь мне спешить было некуда. Когда же я убрала гитару в футляр и собралась уходить, Элли поднялась со стула перед синтезатором и вдруг обняла меня так крепко, что перехватило дыхание.

– Вы же меня не бросите? Как все другие?

– Никогда, – обещала я. – И я уверена, Эндрю тоже всегда будет рядом.

* * *

На обратном пути я наконец собралась с духом и позвонила сестре. Пора признаться и выслушать все, что она имеет сказать.

– Привет, – заговорила я. – Есть минутка?

– Конечно, – сказала она. Заревел Келвин, и Сьюзен пошла его успокаивать. – Что случилось? – спросила она, вернувшись к телефону. – У тебя все в порядке?

– Да, – сказала я. И вдруг поняла, что так оно и есть. – Но я должна тебе кое-что сообщить. – Набрала побольше воздуху, как перед нырком. – Мы с Дэном в понедельник решили расстаться. Свадьба отменяется.

Повисло молчание. Я представила себе, как она стоит в кухне: губы поджаты, негодует, осуждает меня. Она-то всегда была идеальной, это я вечно ухитряюсь испортить себе жизнь.

– Что ж, – сказала она наконец. – Хорошо, что мы свадебное платье не купили.

– Ага, – осторожно подтвердила я, ожидая, когда же на меня обрушится монолог о моей безответственности.

– Думаешь, это было правильное решение?

– Думаю, да. Уверена, что да.

– Тогда ты молодец, Кейт.

От удивления я чуть мобильник не выронила.

– Я думала, ты объяснишь мне, как я глупа и недальновидна, – призналась я.

– А ты глупа и недальновидна?

– Да нет, – ощетинились я. – Наоборот, я твердо решила быть счастливой.

– Ты молодец, Кейт, – повторила сестра. – Ты сама-то как?

– Думаю, все в порядке.

– Хорошо. Приезжай к нам в выходные, и все расскажешь мне подробно.

Распрощавшись с сестрой, я покачала головой и улыбнулась. Надо же, совсем не такой реакции я ждала, но именно такого ответа мне хотелось. Я ощутила благодарность. Мир снизошел в мою душу, и я зашагала дальше в подступающих сумерках.