Весь остаток дня я пыталась сосредоточиться на работе, но к 16:30, когда в прежние четверги я отправлялась в Квинс, я могла думать только об Элли.

Точнее, об Элли и Ханне. Перед глазами прокручивались обрывки снов, мир, где я жила с Патриком и Ханной, подтыкала дочке одеяло, сидела напротив нее за кухонным столом, слышала, как она хохочет, видела, как кружится на карусели Кони-Айленда. И чем больше я думала, тем крепче убеждалась: для того мне и были посланы эти видения, чтобы привести меня к Элли.

Я больше не пыталась объяснить эти проблески альтернативной реальности, связанной столькими нитями с моей настоящей жизнью. Но коль скоро Ханны в настоящей реальности быть не может – хотя я и видела ту девочку в окно свадебного салона, – значит, сны говорят мне о чем-то другом. Возможно, о том, что надо искать собственное счастье и с Дэном его у меня не было бы. В таком случае эти видения уже сделали свое дело. Но меня все же томило беспокойство: оставалось что-то еще, что я пока не уловила. Пожалуй, это материнство – что я для него созрела.

На мгновение я подумала: уж не Патрик ли указывает мне путь, тянет за невидимые ниточки? Но тот мир, куда меня пустили всего несколько раз, для него, похоже, реальность, он явно не знал, что мне это только снится, и не пытался мне сообщить что-то важное. Он удивлялся, даже пугался всякий раз, когда я выдавала себя, обнаруживала, что я не из этого мира. Так, может, это и правда была возможность заглянуть в рай – в тот рай, где мы с Патриком по-прежнему вместе и растим дочь? Или что-то большее? Что могло быть? Похоже что так – недаром во сне менялась не только моя жизнь. Я видела там и другого Эндрю, и Долорес Кей, которая существовала и в реальности. Патрик не был с ними знаком, так что в его частном раю им неоткуда было бы взяться.

Вздохнув, я отложила записи о клиентах и включила компьютер. Поискала информацию о требованиях к приемным родителям в штате Нью-Йорк и вскоре наткнулась на страницу nyc.gov. Заполнила заявку, потом распечатала все анкеты, какие нашла в нью-йоркском отделе по делам семьи и детей. Сделала это и вышла из своего офиса не оглядываясь.

Когда я добралась до Святой Анны, было уже 18:30, там почти никого не оставалось, но я нисколько не удивилась, застав Эндрю на месте. Одинокая лампа освещала стопку бумаг на столе.

– Привет, – сказала я с порога.

Он удивленно поднял голову.

– Кейт! Что ты тут делаешь? Я же говорил, сегодня нет необходимости…

Я набрала в грудь побольше воздуху, чтобы произнести слова, которым предстояло изменить мою жизнь.

– Эндрю, я хочу подать заявку и стать приемной матерью. Нельзя, чтобы Элли отправили в детский дом или в чужую семью, если ее не заберет родная мать. Если девочке нужен дом, я готова ей помочь.

Эндрю смотрел на меня как-то странно.

– Кейт. – Он провел рукой по волосам. И больше ничего не сказал. Казалось, он чем-то огорчен.

– Что такое? – спросила я, когда молчание затянулось. – Я думала, ты будешь рад! Разве это не идеальный вариант для Элли?

Он еще помолчал, потом выговорил:

– Боюсь, момент не очень подходящий.

Я ушам своим не верила. Я-то думала, он подпрыгнет от радости, обнимет меня или хотя бы поблагодарит: наконец-то один из детей, о которых он так печется, будет пристроен. Но он смотрел на меня с выражением, подозрительно похожим на жалость.

– Момент? – переспросила я.

Он вздохнул.

– Ты же только что рассталась с женихом, так? Мне кажется, сама по себе идея стать приемной матерью прекрасна, но это слишком важное решение, нельзя принимать его поспешно.

– При чем тут разрыв с женихом! – воскликнула я. – Речь только обо мне – обо мне и Элли.

– Но, Кейт, нет никакой гарантии, что Элли достанется тебе, – мягко продолжал он. – Конечно, если мы решим, что этим стоит заняться, я постараюсь ускорить прохождение бумаг, сразу же организую визит инспекторов к тебе домой, запишу тебя на курсы приемных родителей, их обязательно нужно пройти для аттестации. Но как бы мы ни торопились, пусть ты уже и подготовила все бумаги, это тоже сэкономит время, – все равно это не так уж быстро. Боюсь, Элли придется устраивать раньше, чем ты будешь готова.

– Но…

– И потом, – прервал он меня, – не забывай, что ее мама еще не сдалась. Она, конечно, далека от идеала, но пытается бороться за своего ребенка. Элли могут вернуть ей, Кейт. Мы не знаем, как повернется дело. Мне бы не хотелось, чтобы ты всем сердцем прикипела к этой мечте, если ей не суждено осуществиться.

– Я понимаю, что Элли может и не достаться мне, – сказала я, хотя на самом деле думала: «Я совершенно уверена, что получу ее, только так, ведь к этому вели меня мои сны». – Но я должна сделать все, что от меня зависит. И если не Элли, значит, я смогу помочь другому ребенку, кому нужна семья.

– Но я все-таки не уверен, готова ли ты, – после паузы повторил он. – Конечно, тебе сейчас несколько одиноко. В твоей жизни возникла пустота после расставания с женихом. Но эту прореху, Кейт, ребенком не заполнишь.

Щеки у меня вспыхнули.

– Как ты мог подумать, что я…

– Это всего лишь гипотеза. Возможно, ты сама пока не понимаешь, почему тебе этого захотелось.

– Как ты мог мне такое сказать! – воскликнула я, хотя в глубине души и понимала: опасения его оправданны. – Уже сколько месяцев я думаю о ребенке, Эндрю, и работа с тобой, работа с этими детьми дала мне полную уверенность. Да, момент не идеальный, и с формальной точки зрения может показаться, что я не готова, но если есть хоть маленький шанс, что я сумею помочь Элли, нужно подать документы прямо сейчас, иначе я ее подведу. И разве это не первостепенная обязанность родителей – хвататься за любой представившийся шанс, чтобы сделать как лучше для ребенка? Вот чего я хочу, Эндрю, а не заполнить пустоту в жизни, утолить одиночество или еще что. Я готова стать матерью, а Элли нужен дом – вот и все.

Он еще раз внимательно посмотрел на меня, потом осторожно кивнул:

– Мне надо подумать.

Я еще постояла перед ним, недоумевая, сердиться ли мне, обижаться или надеяться. Правда ли он собирается обдумать мои слова или просто хочет, чтобы я поскорее ушла из кабинета. Наконец я выжала из себя «спасибо» и удалилась. С чувством, что потеряла то, чем никогда не владела.

* * *

Всю пятницу я думала над тем, что сказал мне Эндрю, и то начинала сомневаться в себе, то вновь проникалась уверенностью: это самое правильное решение за всю мою жизнь. Я даже прикидывала, не обратиться ли мне через голову Эндрю, напрямую в отдел по делам семьи и детей, но сообразила, что если Эндрю не одобрит мой план, то, скорее всего, будет прав: значит, я еще не готова. Ведь Эндрю искренне заботится об Элли и всех своих подопечных, и я уже достаточно его знала, чтобы понимать: интуиция его редко обманывает. Вот почему было так больно оттого, что он усомнился во мне.

И все же я цеплялась за надежду: он увидит, что я гожусь, что я уже готова. Утром в субботу я поднялась спозаранку и принялась убирать в гостевой комнате, которая до сих пор служила мне кладовкой. Складывая пакеты для благотворительного магазина и убирая в коробки то, что я хотела сохранить, я предвкушала, как здесь поселится Элли. Видела, как на стенах появляются ее постеры и стихи. А в углу синтезатор. Я вытащила все коробки из комнаты и начала переносить их по коридору к себе в спальню, там еще оставалось место в небольшой нише.

– Спасибо, Патрик, – прошептала я, стоя на пороге гостевой комнаты и думая о том, как сны привели меня к этой минуте. – Если бы ты еще мог сделать так, чтобы Эндрю встал на мою сторону… – Я вошла в комнату, чтобы убрать лампу, которую давно невзлюбила. Перед глазами все расплывалось от слез, я споткнулась о старую коробку, ее содержимое рассыпалось. Большой палец дергало от боли, я выругалась и наклонилась, чтобы подобрать очередной ворох бумаг. И замерла.

В опрокинутой картонной коробке я увидела резную деревянную шкатулку: Патрик вручил ее мне, когда просил моей руки, внутри – сто бумажных листочков, и на каждом – причина, по которой он полюбил меня. Сколько лет я не притрагивалась к этой шкатулке! Я опустилась на пол и наугад вытащила один листок.

Я люблю тебя, потому что ты готова сделать все, чтобы помочь другим.

Я вытащила другой листок, знакомый узкий почерк с наклоном.

Я люблю ямочку на твоей правой щеке, когда ты улыбаешься во весь рот.

Я прочла все сто записок, складывая их по одной обратно в шкатулку. Там были очень важные – Я люблю тебя за то, как ты всегда ищешь в других людях хорошее – и глупенькие: Я люблю тебя, потому что, смеясь от души, ты складываешься пополам.

Были написанные по особому случаю: Я люблю тебя за то, что ты переехала к маме на две недели, когда она сломала руку. Я люблю тебя за то, что в восьмом классе ты не ушла из софтбола, хотя мяч угодил тебе в лицо и сломал нос.

Больше всего меня растрогала записка, которую я прочла последней. Я люблю тебя и хочу, чтобы у нас были дети: ты будешь замечательной матерью.

К тому времени, как я вернула все записки в шкатулку, а ее в картонную коробку, где она хранилась, лицо у меня было мокро от слез. Я придвинула стул, залезла, приподнялась на цыпочки и задвинула коробку на верхнюю полку шкафа, как можно дальше. Послышался глухой звук, словно коробка с чем-то столкнулась, и в следующее мгновение оттуда выкатился и упал на пол серебряный доллар.

Мгновение я немо глядела на него, потом слезла со стула и подобрала. Все монеты, кроме той, что я носила на цепочке, я отдала после смерти Патрика Джоан, ведь это ее семейная традиция. Откуда же взялся этот? Не важно: серебряные доллары приносят удачу, и этот, упавший практически с неба, для меня – добрый знак: я все делаю правильно.

Последние сомнения в том, что это знак, рассеялись в следующую минуту: зазвонил телефон. Я спрятала доллар в карман и побежала на кухню. Телефон заливался, на экране высветился номер Эндрю.

– Прости меня, пожалуйста, – заговорил он, не дав мне даже поздороваться. Словно он долго готовил эту речь и спешил отбарабанить ее до конца. – Я подумал: ты была права. Я реагировал автоматически, потому что это типичная ситуация, но ты же вовсе не типичный случай, верно? Я тебе верю, раз ты говоришь, что ты готова, значит, так и есть. Ты будешь хорошей матерью для Элли – или для другого ребенка, как получится.

– Правда? – прошептала я, чувствуя, как трепещет сердце. И, сунув руку в карман, нащупала свой счастливый доллар.

– Правда, – уверенно подтвердил Эндрю. – Я уже дал ход твоим бумагам. Ты должна подать официальную заявку – я пришлю ее тебе факсом, – и я записал тебя на интенсивные курсы для приемных родителей и попросил коллегу как можно скорее провести инспекцию жилья. Все равно понадобится минимум пять-шесть недель, – и то потому, что я потянул за все ниточки. Обычно процесс растягивается на несколько месяцев, но я тоже хочу, чтобы ты могла забрать Элли, если это будет возможно.

– Не знаю, что сказать, – прошептала я.

Он кашлянул.

– Я дал тебе личную рекомендацию, но нужно еще две. Может быть, подпишут сестра и твоя подруга Джина, с которой ты была тогда в ресторане? Любые два человека, кто давно с тобой знаком и поручится за тебя. Сделай все это, и если ты можешь в ближайшие пять с половиной недель выделить на курсы три часа вечером по вторникам и пятницам, то вперед.

– Эндрю! – задохнулась я. – Не знаю, как тебя и благодарить…

– Не за что меня благодарить. Это я должен извиниться перед тобой. Ты делаешь именно то, что пытаюсь сделать я: ты хочешь сделать жизнь этого ребенка лучше. Зря я в тебе сомневался. Ты станешь замечательной приемной матерью. Так что, если ты сможешь сегодня заглянуть на работу, я перешлю туда факсом все бумаги, идет?

– Уже бегу.

– Отлично. Уверен, все получится, Кейт.

Я крепко зажмурилась и ответила с улыбкой:

– И я уверена. Спасибо.

Через полтора часа, возвращаясь с работы (заполнить все документы и отправить их факсом обратно Эндрю мне удалось быстро), я сделала крюк, прошла вдоль Ист-Ривер и выбросила найденный в кладовке серебряный доллар, вернув свою удачу во вселенную, как всегда поступал Патрик.

* * *

На следующий день я заехала к Сьюзен – рассказать ей про Элли и мое решение и попросить ее поручительства. Слушая меня, она все выше задирала брови, то и дело порываясь перебить.

– Что не так? – со вздохом спросила я наконец.

– Ты уверена, что готова к этому? Быть матерью не так просто, как может показаться со стороны.

Я ощетинилась:

– Я никогда и не думала, что это легко. Между прочим, я работаю с детьми. Каждый день. Так что понимаю, сколько тут проблем.

– Хорошо понимаешь? – настаивала она. – Ребенок приходит к тебе всего на час. А как его кормить, как наказывать за проступки, как добиться, чтобы он делал домашнее задание, чтобы рос порядочным человеком, – это не твоя проблема.

Кровь уже закипала у меня в жилах.

– То есть приемная мать из меня не получится? Потому что это нелегко? И я плохо подготовилась?

– У приемного ребенка может быть много проблем, – напомнила Сьюзен.

– Но это не значит, что я не сумею справиться с его проблемами! – взвилась я. – Да, о таком ребенке мало кто заботился, у него нет таких преимуществ, как у Сэмми и Келвина – им-то повезло.

– Везение тут ни при чем, – сердито возразила Сьюзен. – И я, и Роберт делали все, чтобы обеспечить детям хороший дом и правильное воспитание.

– Конечно. Но им повезло, что они родились у вас. Не всем детям достаются такие родители.

– О том я и говорю. И что, как ты думаешь, происходит с ребенком, если ему не внушают с малолетства правильные ценности, как мы – своим детям?

– Пусть эти дети и не получили хорошее воспитание в семье, это вовсе не значит, будто у них нет нравственных ориентиров, – настаивала я. – Это элитизм.

– Это реализм. А ты витаешь в облаках. Спустись на землю.

– Не каждому подносят идеальное детство на серебряном блюдечке! – огрызнулась я. – У тебя так сложилось, вот ты и не понимаешь. У тебя, Сьюзен, есть все. А я – я все потеряла. И теперь стараюсь как могу заново строить свою жизнь.

– Да, ты пережила трагедию, это было ужасно! – тем же тоном ответила Сьюзен. – Но тебе уже сорок. Пора бы перестать оплакивать погибшего мужа и перебирать, что было бы и что могло быть. К тому же, если ты вдруг усыновишь ребенка, забудь про мужчин. У тебя и времени на знакомства не останется. И ни один парень в здравом уме не захочет разделить с тобой такую жизнь.

Тут до меня дошло.

– Так вот в чем дело. Ты боишься, что я не найду себе парня, если обзаведусь ребенком?

– Уж во всяком случае, с приемным – никак, – пожала она плечами. – С Дэном не получилось, что поделаешь, но, конечно же, где-то есть тот, кто тебе подойдет. Усыновлять ребенка сейчас – значит добровольно отсечь себе все шансы. И неужели ты справишься одна? Будешь матерью-одиночкой?

– Да, думаю, я справлюсь, – ответила я уже спокойнее. – Будет трудно. Но у меня хорошая работа. Могу нанять помощницу на несколько часов в день, чтобы присмотрела за ребенком после школы, и у меня самой достаточно времени и сил. Я уверена, как никогда в жизни. И я ведь не собираюсь усыновлять младенца и воспитывать его всю жизнь – я буду брать детей постарше, на время, а если кто-то и останется у меня до совершеннолетия, то все равно это пять-шесть лет, потом ребенок окончит школу и уедет в университет.

– Если поступит, – проворчала она. – И на этом ответственность родителей вовсе не заканчивается.

Я приоткрыла рот, чтобы возразить, но она не дала:

– Может быть, я тебя недооцениваю. И если ты хочешь, чтобы я подписала тебе рекомендацию, то, конечно, я подпишу. Ты самый прекрасный человек из всех, кого я знаю, Кейт. Но если ты спросишь мое мнение, то я повторю: ты совершаешь ошибку. Упускаешь свой шанс найти пару и стать счастливой.

– Не всем для счастья нужен прекрасный принц, – ответила я, помолчав. – Принц у меня уже был, а если мне сужден еще один, так от судьбы не уйдешь. Но я не стану сидеть и ждать, пока он явится за мной. Пока что я сама раскрашу картинки к своей сказке.