По дороге Элли снабдила меня всеми подробностями. Биологическая мать Беллы работала в баре на 1-й авеню, в нескольких кварталах от моего офиса, ее смена начинается в 19:30, то есть через двадцать минут. Элли надеялась, что мы подоспеем вовремя, чтобы перехватить Беллу и как-то ее успокоить.

– А может, лучше будет, если она поговорит с матерью начистоту? – решилась я сыграть адвоката дьявола, пока мы торопливо шагали по улице. – Почему ты уверена, что это причинит ей боль?

Элли покачала головой:

– Не-не. Ничего хорошего. Мать отказалась от Беллы, когда той было чуть больше года, потому что она глухая. Она нехорошая женщина. Выбросила ребенка просто потому, что он не идеальный.

Я резко остановилась, Элли тоже.

– В чем дело? – дрожащим голосом спросила она. – Надо спешить.

– Элли, – медленно проговорила я. – Ты ведь знаешь, что для меня ты – идеальная?

Она фыркнула носом и отвернулась:

– Глупости.

– Нет, не глупости! – твердо возразила я. – Теперь ты вернулась к маме, у вас все хорошо, и я счастлива за тебя. Но хочу, чтобы ты знала: я готовилась оформить опеку над тобой. Я только об этом и мечтала. Что угодно сделала бы, лишь бы ты стала моей приемной дочкой.

Она сморгнула:

– Но… я ведь вам поначалу грубила.

– Но я-то видела тебя насквозь, детеныш, под всеми слоями брони! Ты – хороший человек, и мне важно, чтобы ты всегда это помнила, что бы ни случилось.

– Угу, да-а. Вы тоже хорошая! – выпалила она и вдруг крепко меня обняла. – А теперь пошли! Нужно найти Беллу.

Я кивнула, и мы прибавили шаг. Обувь у меня была не слишком для этого подходящая. Не шпильки, но все же изрядные каблуки, и ноги уже разболелись. Элли в своих конверсах представления не имела о моих страданиях и торопилась на выручку подруге. Я как могла поспешала за ней.

Наконец мы свернули за угол на 1-ю, и Элли указала пальцем:

– Вон там. Бар, где работает Беллина биологическая мать.

Я подняла глаза и чуть не задохнулась. Облупленная вывеска «Никель Нелли», здание напоминало тот убогий ресторанчик, где Элли пряталась в июле в Квинсе. Что-то неуловимо знакомое, что-то шевельнулось в глубине памяти, – хотя я совершенно точно никогда здесь не бывала.

– Ты мне рассказывала об этом месте? – спросила я Элли. – Мне кажется, я его узнаю.

Элли покачала головой.

– До сегодняшнего дня и не слыхала про него. И Белла тоже.

– Странно, – пробормотала я.

– Подождем на улице, пока Белла подойдет? – предложила Элли. – Или войдем? Как лучше?

Я приоткрыла рот, чтобы ответить, но слова застряли в горле: из-за угла 1-й и 57-й вывернула знакомая на вид женщина, она шла прямо на нас, ко входу в «Никель Нелли». Руки в карманах, голова опущена, прямые волосы повисли вдоль усталого лица. Не сразу я сообразила, кто это, – главным образом потому, что она так сильно постарела. Но когда сообразила, сердце замерло, и в тот миг, когда женщина подошла к двери бара, я громко выдохнула. Она подняла глаза и узнала меня; лицо ее передернулось от неприязни.

– Кейт, – без выражения произнесла она, замерев.

Я кивнула, ошеломленная. Меня отбросило в прошлое, в тот день, без малого тринадцать лет назад, когда я увидела ее в первый раз.

– Кэндис? – выговорила я наконец. – Кэндис Белазар?

Прежняя подружка Патрика, с которой он встречался до меня, из-за которой мы поссорились в ночь накануне его смерти. И хотя наутро мы помирились, я так и не простила этой женщине ту ссору в нашу последнюю ночь.

– Я-то думала, когда же ты явишься, – усмехнулась она, оглядывая меня с головы до пят. Странное дело, совсем не удивилась, как будто бы ждала. – Всего-то двенадцать лет подождать пришлось, – продолжала она. – Дел у тебя, должно быть, навалом.

– Ты все еще сердишься на меня? – спросила я. Патрик расстался с ней за два месяца до того, как мы познакомились, но она всегда вела себя так, словно я вырвала парня у нее из рук.

Она словно не слышала моего вопроса.

– Твоя девчонка? – кивнула она в сторону Элли, которая во все глаза смотрела на нас обеих. – Тогда ясненько.

Я покачала головой, так и не поняв причину ее гнева.

Элли потянула меня за рукав, точно хотела о чем-то предупредить, но не могла отвести глаз от Кэндис и пыталась понять, что происходит.

– Кэндис, я понятия не имею, о чем ты говоришь, – сказала я.

Она театрально закатила глаза:

– Ну конечно, ты ведь понятия не имела, что у нас с Патриком не просто роман. Тебя это не больно волновало.

Меня охватил гнев – и собственнический инстинкт.

– Мне жаль, если тебя это огорчило. Но у вас с Патриком все было кончено задолго до того, как появилась я. Да и длилось оно недолго. Давно пора забыть.

Она рассмеялась:

– Пора, думаешь? Спасибо за совет. – Она покачала головой, и на краткий миг я увидела печаль, тут же сменившуюся усмешкой. – Впрочем, уже поздно. Я понятия не имею, где она теперь.

Я вообще перестала ее понимать.

– О ком ты понятия не имеешь?

Она снова закатила глаза, а Элли дернула меня за рукав с такой силой, что пришлось оглянуться.

«Откуда вы ее знаете? – быстро спросила она на языке жестов. – Это ведь мать Беллы».

Я уставилась на Элли в полной растерянности. «Мать Беллы?» – так же переспросила я. Элли говорила, что Белле тринадцать, то есть она родилась за год до смерти Патрика. Будь у Кэндис ребенок, Патрик непременно сказал бы мне об этом! Мы ничего друг от друга не скрывали, да я бы и повеселилась слегка, узнав, что его бывшая ухитрилась забеременеть сразу после разрыва.

«Точно, – продолжала Элли. – Я видела фотографию в “Фейсбуке”. Это она».

Кэндис прервала нас презрительным смешком.

– Вот как? – с горечью спросила она. – Выучила-таки язык жестов ради глухой девчонки. А когда твоя помощь нужна была моему ребенку, к тебе и подступиться было нельзя?

Я даже не обиделась – так поразили меня ее слова.

– Твоему ребенку нужна была моя помощь?

– Дурочку будешь из себя строить? Через столько лет?

– Сколько раз тебе повторять: я понятия не имею, на что ты намекаешь! – огрызнулась я. Но внутри все сжалось. Я неотрывно смотрела на Кэндис. Пока не могла понять, к чему она клонит, но предчувствовала: это изменит мою жизнь. – Элли говорит, что ты – мать Беллы.

– Белла? – переспросила Кэндис. – Кто это?

Мы с Кэндис обменялись озадаченными взглядами.

– Тогда о ком ты сейчас говорила? – спросила я.

– О Ханне, разумеется, – ответила Кэндис.

Горло сдавило – не продохнуть.

– Ханна? – переспросила я шепотом.

– Комедию ломаем? – Кэндис возмущенно вскинула обе руки. – Прикидываешься, будто в первый раз о ней слышишь?

– Ханна? – повторила я. – Ханна существует на самом деле?

– А ты решила, что я все выдумала? Я, конечно, не ангел и много дров наломала, но я сказала Патрику, что у него есть дочь, ясно? Даже не пытайся обвинять меня, будто я это скрывала.

– Подожди, подожди! – Я с трудом шевелила губами. Элли снова дернула меня за руку, но я этого почти не почувствовала. Только твердила про себя: «Ханна, Ханна, Ханна!» Имя отдавалось у меня в голове раскатами эха. Я сильно себя ущипнула – не сплю ли? – но я не спала. Кэндис Белазар стояла передо мной наяву и утверждала, что у Патрика есть дочь – Ханна. А я никак не могла это осмыслить.

– Кейт! – крикнула мне Элли и дернула так, что рука чуть не вышла из сустава. Я обернулась, и она знаками торопливо сообщила: «Она говорит о МЛП. Ханна Белазар. “Белла” – потому что Белазар».

У меня челюсть отвисла. Я уставилась на Элли. Потом вновь сосредоточилась на Кэндис.

– У Патрика была дочь Ханна? Ты это хочешь мне сказать? – спросила я. – У него действительно есть дочь?

Впервые на лице Кэндис проступила нерешительность:

– Постой, он же тебе сказал? Или нет? Он обещал поговорить с тобой.

Сердце частило, на миг острой болью резанула мысль о предательстве. У Патрика был ребенок, как же он мог не сказать мне? Это невозможно! Мы делились всем. Чтобы Ханна существовала реально, а Патрик от меня это скрыл – нет, этого я принять не могу.

– Ей тринадцать, – уточнила я наконец. Как и Ханне из моих снов.

Кэндис почему-то глянула на Элли, потом на меня.

– Да. И что с того? – пожала плечами.

– Патрик знал о ней с самого ее рождения? – Мне было больно произносить эти слова.

Кэндис отвела взгляд, потом смущенно посмотрела на меня:

– Не совсем.

– Не совсем?

Она снова пожала плечами.

– Я сообщила ему, когда ей было год и два месяца. Ясно? Просто не могла больше справляться одна. Когда выяснилось, что она глухая.

Элли застыла и только глазами сверкала. А я от изумления утратила дар речи.

– Когда? – еле выговорила я. – Когда именно ты сказала Патрику?

Кэндис поморщилась, опустила глаза.

– Накануне. Перед тем как он… Я просила его забрать ребенка.

Только тут я все поняла. Эту ссору с Патриком в нашу последнюю ночь: значит, он засиделся за разговором с Кэндис и даже не сумел позвонить и сказать мне, куда подевался. Вот почему он так смотрел на меня, предупреждая, что собирается поговорить о чем-то очень важном.

Он не успел рассказать мне о Ханне. Но собирался это сделать.

– Я спросила, готов ли он забрать ее, – продолжала Кэндис, словно не замечая, что со мной творится. – Конечно, это было для него неожиданностью, однако он сказал, что непременно заберет, если только ты согласишься. Обещал поговорить с тобой.

– Он так и собирался сделать, – прошептала я.

Она меня не слушала.

– Он был счастлив, можешь себе представить? Счастлив узнать о ребенке, хотя и обиделся, что я сразу ему не сказала.

Я не чувствовала ни рук, ни ног, они словно отнялись. Останься Патрик жив, в тот же вечер он спросил бы меня, согласна ли я взять Ханну. Я бы сказала – «да», и стала бы ее матерью, как в моих снах.

– Зачем ты так тянула? – спросила я. – Почему не сказала ему сразу, как узнала о беременности?

Я готова была удушить ее. Смерть Патрика – что ж, это судьба. Но отнять у него ребенка – это было в чистом виде решение Кэндис. Да, моя жизнь осложнилась бы с появлением ребенка, но Патрик за год с лишним успел бы узнать свою дочь. Кэндис лишила его этого. Нас обоих лишила.

Пожав в очередной раз плечами, она отвернулась.

– К тому времени Патрик меня бросил, ясно? Должна же у девушки быть какая-никакая гордость. И мой новый парень, Карл, сказал, что не против растить ее как свою, лишь бы Патрик про нее не прознал. Карл – он боялся, что Патрик нам все испортит, что я снова с ним закручу или еще что.

– Почему же ты передумала?

Она уставилась на меня как на дуру:

– У меня нет страховки. И Карл сказал, он не станет тратиться на чужого ребенка. Так что вариантов у меня не оставалось, сама понимаешь. Я постаралась сделать, как для нее же лучше.

– Да уж, ты святая, – буркнула я.

– Кто бы говорил, – сощурилась она.

Я не знала, что на это ответить. Только качала головой, все еще не до конца веря.

– Но что же с ней было? С Ханной?

– Понятия не имею. Я отдала ее матери, а потом мать перестала общаться со мной, когда родились Тэмми и Сэнди. Мол, их я тоже воспитать не сумею, а ей троих не поднять. Я послала ее к черту, и на этом все.

– Тэмми и Сэнди?

– Мои близняшки. Нормальные. Извини, если обидела. – Она быстро глянула на Элли, и я тоже: девочка того и гляди взорвется и врежет Кэндис по физиономии. И я не стала бы ее осуждать. Может, и от себя добавила бы.

– Словом, – продолжала Кэндис, – мать обозлилась, с чего я этих оставила себе, а Ханну повесила на нее. Но с ними-то было легче, сама понимаешь. А теперь мать умерла, и как дальше с Ханной, я не знаю.

– То есть ты попросту позволила, чтобы ее забрали социальные службы? – возмутилась я. – Ты даже не пыталась ее найти?

– Нечего передо мной праведницу разыгрывать, Кейт. Тебе она тоже не понадобилась.

– Неправда! – сжала я кулаки. – Я даже не знала о ее существовании. Патрик не успел мне рассказать. Я бы сразу забрала ее. Как ты не понимаешь?

На этот раз мне удалось пробить брешь.

– Я думала… – неуверенно пробормотала Кэндис.

Я открыла рот, чтобы окончательно ее пригвоздить, но Элли шагнула между нами и потребовала:

– Сейчас же замолчите обе. Она тут. Белла пришла.

Я обернулась, и словно в замедленной съемке увидела Ханну – мою Ханну, в точности из снов. Она вывернула из-за угла и шла к нам, сжимая в руке карту. Я смотрела затаив дыхание: вот она подняла голову и глянула на Кэндис. Губы у нее задрожали: она узнала мать, женщину, которой хотела высказать свое негодование. Я видела боль в ее глазах.

А потом взгляд девочки наткнулся на Элли, и на лице Ханны – самом прекрасном в мире – промелькнуло замешательство. Наконец она заметила и меня и остановилась.

Время застыло. Мы с Ханной неотрывно глядели друг на друга. Я не могла шелохнуться, не могла выговорить хоть слово, но в голове стремительно проносились тысячи мыслей. Я не могла поверить в то, что она – настоящая. Что всегда жила в этом, реальном мире. Неужели и она узнала меня?

Я искала правильные слова, надо было что-то сказать, дать Ханне понять, что я ее знаю, и при этом не отпугнуть. Но я была настолько не готова, что стояла и таращилась на нее. Весь мир расплывался перед глазами, я видела только Ханну.

Она стронулась с места и подошла к нам. Вид у нее был озадаченный. Девочка переводила взгляд с Кэндис на меня и в итоге обратилась к Элли.

«Что происходит?» – жестами спросила она.

Элли пожала плечами, с недоумением посмотрела на меня.

«Не знаю, – так же ответила она Ханне. – Похоже, Кейт знает твою биологическую мать».

Ханна снова посмотрела на меня, на этот раз с подозрением. Я видела, что мерцает в ее глазах – знакомых глазах, глазах Патрика. Недоверие, страх. Но было там и что-то еще, – отдаленное, смутное узнавание. Или это я себе вообразила, ведь мне так хотелось верить, что и Ханна видела меня прежде.

«Ты знаешь меня?» – жестами спросила я. Понадобилось усилие воли, чтобы руки не задрожали.

– Нет, – вслух ответила Ханна. Голос ее звучал в точности как в моих снах. – Кто вы? Ее подруга? – Она презрительно оглянулась на Кэндис.

Та не утерпела:

– Постой, ты нормальная? Умеешь говорить?

Вот тут-то ко мне и возвратился голос.

– Знаешь что, Кэндис? – сказала я. – Ты – дура тупая. А Ханна – нормальная, да. И Элли тоже. Если человек плохо слышит, это не значит, что он ненормальный. Только очень невежественные люди могут так думать. Но ты же всегда и была такой – тупой и невежественной.

Я развернулась к Ханне, которая во все глаза с тревогой смотрела на меня.

– Прости меня, – сказала я, сама толком не зная, за что именно прошу прощения. Но мне казалось, весь мир должен извиниться перед этими девочками, а Кэндис, понятное дело, извиняться не собиралась. – Ханна, ты же понимаешь, это к лучшему, что в твоей жизни нет таких людей. Хорошо, что она от тебя отказалась.

– Кто вы? – глядя на меня в упор, повторила Ханна.

Я прокашлялась. Слезы щипали глаза. Как ей ответить, я не знала. Вряд ли Ханне снились сны, подобные моим, иначе она бы не так реагировала на эту встречу. Но что-то мерцало в ее глазах, хотя и не то мгновенное узнавание, на какое я подсознательно рассчитывала.

Не сказать ли, что я просто друг Элли и потому мне важна и судьба ее подруги? Но это была бы ложь! Объяснить, что я – та, кому было предназначено стать ее матерью? Но так я, чего доброго, спугну девочку. И в смятении у меня вырвались слова, которыми я только и могла выразить все, что переполняло сердце.

– Я знала еще прежде, чем впервые увидела тебя… – начала я на своем тайном языке, которого Ханна не знает, пытаясь сказать ей, что любила ее всегда, даже тогда, когда понятия не имела о ее существовании.

Ханна смотрела на меня молча, и я решила, что она приняла меня за сумасшедшую. Или, хуже того, подумала, что я издеваюсь над ней вместе с Кэндис? Но вдруг вызов на ее лице сменился растерянностью, и она неуверенно подхватила:

– …Что ты – моя судьба.

Оглянулась на Элли, ища поддержки, и снова посмотрела на меня.

Мое сердце взорвалось, как сверхновая звезда.

– Откуда ты знаешь эти слова? – прошептала я.

Ханна покачала головой:

– Понятия не имею. – Она все вглядывалась в меня, пытаясь что-то сообразить. – Так вы знали моего отца? – спросила она наконец.

– Откуда ты…

– Не знаю. – Вид у нее был испуганный, но я не могла обнять ее и утешить, как бы мне ни хотелось: спешить нельзя. – Бабушка говорила, он был хороший человек, – продолжала она. – Говорила, он бы полюбил меня, если б узнал. Но он погиб.

– Да, – сказала я, кое-как протискивая слова сквозь сжимавшееся горло. – Так и было. Но он бы любил тебя, Ханна, всем сердцем. За это я ручаюсь.

– Так вы правда его знали?

– Я была его женой. – Ужасно произносить это в форме прошедшего времени. Но так надо. Теперь я понимаю.

– Значит, вы стали бы моей мамой? Так, что ли?

– Да. Должна была. Я… мне кажется, я и есть твоя мама.

– Что ж… – Она в последний раз глянула на Кэндис и отвернулась, все для себя решив. – Больше у меня никого нет.

Что бы она ни собиралась сказать в этот вечер Кэндис, все уже было сказано без слов. Есть немало языков, которые обходятся без речи вслух, и я знала: Ханна закрыла свое сердце для той женщины, которая ее родила.

– У тебя есть я, – сказала я. – И бабушка Джо-ан, которая будет счастлива познакомиться с тобой. И тетя Сьюзен, и двоюродные брат и сестра, и еще одна бабушка во Флориде.

– То есть… у меня есть семья? – Губы ее снова задрожали.

– Да, твоя семья. – Я смотрела в глаза девочки, так похожей на Патрика, и думала о той жизни, которая была нам предназначена. Ничего от Кэндис в ней не было, и я была этому рада. Я видела в ней все, что я потеряла, все, что я обрела. Эта жизнь и была мне предназначена. Просто я долго искала к ней дорогу.