Я СОМНЕВАЛАСЬ, ЧТО СМОГУ найти нужный адрес в темноте, но инструкции, данные мне Финном, оказались предельно четкими и подробными, пусть даже они были записаны красной помадой на стекле. В лунном свете Сент-Луис выглядел мирно и живописно. Снег лишь слегка припорошил землю и поблескивал в темноте. Вдоль улиц росли деревья. Я сообразила, что подъезжаю к университету, и невольно задумалась о Клайде-старшем – Финн сказал, что его зовут Джейсон. Знает ли он, что к нему вот-вот заявится сбежавшая знаменитость? Была полночь, до утра еще далеко. Я почувствовала, как на меня накатывает страх, и решила еще немного покружить по улицам. Лучите припарковаться где-нибудь, где не заметят копы или любопытные прохожие, и поспать в машине до утра.

Наиболее логичным вариантом был симпатичный парк недалеко от кампуса. Я остановилась у обочины, выключила зажигание и тут же испытала внезапное облегчение. Мне захотелось немного подышать воздухом. Я схватила ключи, натянула пуховик и быстро выскочила из «Блейзера», разминая затекшие ноги.

Парк на вид был очень старый – наверное, его разбили еще в те времена, когда по аллеям под руку с кавалерами прогуливались дамы в нарядных платьях. Повсюду виднелись плавно изогнутые скамейки с коваными подлокотниками и величественные фонтаны, между которыми вились мощеные дорожки. Я пошла по одной из них и вскоре оказалась у невысокой ограды, украшенной коваными лилиями. За железной калиткой ждали высокие качели, детская доска-качалка и металлическая горка – судя по ее состоянию, ровесница парка. Я рассмеялась, вспомнив Минни. В детстве она обожала качели, а я обычно стояла рядом, раскачивая ее. Несмотря на всю мою показную храбрость, качелей я побаивалась. Высота меня не пугала, но от маятникообразного движения внутри все переворачивалось.

Детская площадка манила к себе. Мне чудились отголоски смеха и призрачные силуэты двух близняшек, играющих в догонялки. Меня охватила тоска по прошлому, по тем неразлучным маленьким девочкам, которыми мы когда-то были. Теперь от них ничего не осталось. При мысли об этом у меня перехватило дыхание, и я вцепилась в кованую ограду, дожидаясь, пока схлынет тоска, накрывшая меня с головой. Наконец я почувствовала, что снова могу дышать, и шагнула к калитке, надеясь, что она не заперта, потому что иначе мне пришлось бы лезть через забор, рискуя напороться на острые пики. Крючок легко поднялся. Я улыбнулась и толкнула дверцу, чувствуя себя девочкой из сказки про трех медведей.

∞

До дома отца оставалось совсем недалеко, когда Финн вдруг увидел на обочине знакомый оранжевый «Блейзер». Других машин рядом не было. Он резко нажал на тормоз и припарковался перед своим стареньким «шевроле». При мысли, что Бонни все-таки добралась до Сент-Луиса, Финн вздохнул с облегчением, хоть и не мог понять, почему ночью в незнакомом городе она решила остановиться возле парка, да к тому же все еще злился на нее за то, что она отмочила в Цинциннати.

Он подошел к «Блейзеру», но Бонни внутри не было. Финн присмотрелся получите, чтобы убедиться, что она не спит на заднем сиденье, но там были только коробки, пара сумок и скомканное одеяло. Он было отвернулся, но в последний момент заметил какие-то темные разводы на окне со стороны водителя. В тусклом свете фонарей они были похожи на кровь. Финн дернул ручку двери, внезапно испугавшись, что на переднем сиденье его ждет страшная находка. Дверь была заперта.

У него в животе словно образовалась ледяная глыба, а руки затряслись. Он поднес к стеклу ладонь, чтобы получите рассмотреть салон, и ничего там не увидел, но тени рисовали на сиденьях странные узоры и скрывали то, что было ниже.

– Бонни! – позвал Финн, осматривая «Блейзер» со всех сторон.

Снаружи никаких кровавых следов не было. Если бы он только мог открыть эту гребаную дверь! Финн снова посмотрел в салон, на этот раз под другим углом, через пассажирское окно, и с облегчением убедился, что Бонни не лежит без сознания на переднем сиденье.

– Бонни?

Он быстро зашагал через парк, на ходу осматривая скамейки и укромные уголки. Примерно через пять минут тропинка свернула к детской площадке, которая виднелась сквозь деревья. Финн кинулся туда, полагаясь на интуицию. Такая девушка, как Бонни, не прошла бы мимо. И действительно, очень скоро он обнаружил, что на вершине высокой металлической горки, широко расставив ноги, спрятав руки в карманы и запрокинув голову, стоит Бонни Рэй Шелби. Неужели все повторяется? Финн словно вернулся в то мгновение, когда увидел ее впервые. Не успел он испытать облегчение, как оно сменилось страхом, таким же, какой охватил его при виде кровавых пятен на стекле.

Она оставила калитку распахнутой, и Финн скользнул внутрь, радуясь, что скрип не выдаст его. Он хотел окликнуть ее, попросить спуститься или хотя бы сесть, но побоялся, что Бонни испугается и упадет от неожиданности. Поэтому он замер, шепотом произнося ее имя и чувствуя, как сердце уходит в пятки.

Было непохоже, что она расстроена или плачет. Финн сделал еще несколько шагов, но Бонни смотрела в другую сторону. Оттуда, где он стоял, Финн видел только изгиб ее скулы. На розовом пуховике не было никаких кровавых пятен. Она, похоже, просто любовалась видом, открывающимся с вершины горки, ничуть не боясь высоты.

Ее голос колокольчиком зазвенел над парком, и Финн ошеломленно отступил на шаг назад.

Он никогда не слышал эту песню. В церковь Финн не ходил, а его мать никогда не пела, если не считать мелодию из сериала «Веселая компания», да и то фальшиво. Пение Бонни звучало настолько по-другому, что не стоило и сравнивать. В этих словах, обращенных лишь к звездам и кронам деревьев, соединились тоска и благодарность, жалобный плач и хвала Господу. Песня эхом отозвалась у Финна в груди, и он невольно начал подпевать.

Последняя нота повисла в воздухе на целых пять секунд, и Финн вдруг понял, что задержал дыхание, и сказал себе, что именно из-за этого у него сдавило грудь, а на глазах выступили слезы. Ему хотелось, чтобы Бонни спела еще. Но, очевидно, на сегодня это был единственный номер. Она опустила голову, села на верхней площадке горки и вытянула ноги вперед, словно готовясь съехать вниз.

Теперь свалиться от неожиданности ей не грозило: она крепко сжимала металлические поручни по бокам и даже не обернулась, когда Финн подошел ближе. Похоже, она даже не подумала, что ее маленький концерт в парке мог кто-то услышать. Финн обошел горку, остановился внизу и поднял взгляд на Бонни.

Она ахнула и удивленно заморгала, на мгновение решив, что он ей почудился. А потом улыбнулась, словно рада была его видеть. Точно такая же улыбка расцвела на ее лице, когда Финн пообещал, что дождется ее из парикмахерской. И когда он сообщил ей, что придется ночевать в «Блейзере», пережидая метель. И когда сказал Шайне и ее девочкам, что подвезет их домой. И вот теперь Бонни точно так же улыбалась ему, сидя на вершине горки, как будто в этом не было ничего странного, как будто она не угоняла у Финна машину и не заставляла его гнаться за ней через два штата. Бонни улыбалась. Эта улыбка осветила ее лицо, и он тут же простил ее. Мгновенно. Финн больше не злился, не боялся и не мечтал придушить ее, связать и сдать полиции. Все эти помыслы исчезли, растаяли, как снежинки на губах.

В час ночи, в последний четверг февраля, Финн, стоя посреди холодного пустого парка в Сент-Луисе, понял: он ни на что не променял бы это мгновение.

– Привет, – сказала Бонни.

– Привет. – Черт, он и сам не смог сдержать улыбку. Финн покачал головой, признавая поражение. – И что мне, черт возьми, с тобой делать?

– Для начала можешь отойти в сторону, чтобы я скатилась с горки. – Она подмигнула.

Он не пошевелился, поэтому Бонни отпустила поручни. Финн ожидал этого. Она с восторженным возгласом полетела ему навстречу. В последнюю секунду он все же сделал шаг в сторону, чтобы не получить каблуками по ногам, но Бонни все равно влетела в него на всей скорости, и Финн, успев подхватить ее, повалился навзничь. Падать на детской площадке было почти не больно. Он распластался на резиновом покрытии, а Бонни рухнула на него.

– Говорила же, отойди. – Она засмеялась, глядя на него сверху вниз.

Шапочка и так уже почти сползла с ее головы, поэтому Финн протянул руку и стащил ее совсем. Бонни тут же принялась приглаживать волосы, явно обеспокоенная, что наэлектризованные пряди встали торчком. Финн принялся ей помогать – не потому что с волосами было что-то не так, а потому что ему очень хотелось к ней прикоснуться.

∞

Он не обнял меня, не прижал к себе. Его губы были так близко, но я не смела пошевелиться. Не потому что не хотела, а потому что боялась, что Финн вдруг очнется, стряхнет с себя пелену неведомых чар, оттолкнет меня и бросит здесь.

Я бы его поняла. Он имел полное право меня ненавидеть. Однако сейчас Финн смотрел на меня так, будто знал, все будет хорошо. Будто хотел снова поцеловать меня. И я тоже этого хотела – больше всего на свете. Его дыхание касалось моих губ, и я едва не облизала их, чтобы почувствовать его вкус.

А потом его губы стали еще ближе – нет, даже не ближе. Они соединились с моими. Казалось, что они везде. Мои веки задрожали, внутри все оборвалось, тело потяжелело, заставляя меня погрузиться в поцелуй, как якорь погружается в песок, зарываясь все глубже, но при этом даря странную невесомость. А потом руки Финна запутались в моих волосах, не давая мне ускользнуть. Он продолжил пробовать мои губы на вкус, словно умоляя впустить его. А я и рада была открыться ему. Мой вздох растворился в ночи, улетел вдаль, как песня. Это был новый куплет, спетый дуэтом двумя парами губ. Он весь состоял из головокружительных крещендо и звона цимбал, не похожий ни на один из моих хитов. И даже когда Финн отстранился, его поцелуй продолжил эхом отзываться у меня внутри, требуя повторения.

Клайд обхватил мое лицо ладонями. Пока мы целовались, он успел приподняться, и я теперь сидела верхом на его коленях. Я бы предпочла там и оставаться, прижимаясь к нему всем телом, но Финн легонько оттолкнул меня и встал, отряхивая штаны. Мне хотелось притянуть его к себе, заставить снова опуститься вниз, но он взял меня за руку и помог подняться.

Клайд на несколько долгих секунд встретился со мной взглядом, будто готовясь снова пустить в ход язык, но на этот раз для того, чтобы отчитать меня. Но в итоге лишь вздохнул, повернулся и потянул меня за собой.

– Все завтра, – сказал Финн.

Держась за руки, мы вышли из калитки и зашагали по извилистой дорожке к воротам парка. Она была такая узкая, что мне пришлось идти чуть позади Финна, поэтому, когда он вдруг замер на месте, я врезалась в него, а потом выглянула из-за его спины, пытаясь понять, почему он остановился.

– «Блейзер» исчез.

– Что?! – Я вылезла вперед и посмотрела туда, где оставила машину меньше часа назад. Финн был прав. «Блейзера» не было. На обочине стояла только одна машина, маленькая, неясного темного цвета.

Клайд побежал туда, где раньше стоял «Блейзер», и я кинулась следом. Стук моих каблуков по тротуару напоминал аплодисменты.

– Здесь запрещена стоянка! – прокричал Финн, указывая на знак эвакуатора метрах в тридцати от того места, где я припарковала «Блейзер».

– Но… почему тогда вон ту машину не эвакуировали? – возмутилась я, не в силах поверить, что снова накосячила.

– Если постоим тут еще немного, то и ее эвакуируют!

– Это твоя? – спросила я.

– Да, арендованная. Как бы я, по-твоему, тут оказался?

Боже. Я покрутилась на месте, будто надеясь, что «Блейзер» сам куда-то переместился или же мы просто вышли из парка не с той стороны. Но нет. Машина Финна была здесь, и он наверняка поставил ее рядом с «Блейзером». Я остановилась там, где останавливаться нельзя, и «шевроле» увезли. Я села на бордюр и уткнулась головой в колени. В «Блейзере» остались мои деньги и вещи. Но это я могла пережить. А вот недовольство Финна не могла. Не теперь, когда он только-только меня простил.

Прошло несколько минут, Финн уселся справа от меня, вытянув ноги. Я задержала дыхание, ожидая, что сейчас-то меня точно пошлют куда подальше. И тут он рассмеялся. Сначала это был просто тихий смешок, услышав который я удивленно подняла голову. А потом Финн прямо-таки затрясся от смеха, повалившись на траву на обочине. Я в шоке уставилась на него, пока не готовая присоединиться к его веселью.

– Финн?

– Невероятно, – выдавил он, закрывая лицо руками, будто желая спрятаться от реальности. – Поверить не могу.

∞

Нам повезло, что у Финна был этот копеечный мобильник из «Волмарта». Мы набрали напечатанный на дорожном знаке номер компании, занимающейся эвакуацией. Кстати, знак был такой маленький и висел так далеко, что я мгновенно воспылала праведным гневом. «Блейзер» действительно оказался на штрафной стоянке, и нам предстояло отдать двести пятьдесят долларов, чтобы получить его обратно. Ко всему прочему, прямо сейчас это сделать было невозможно, поскольку в ночное время работал только один дежурный эвакуатор и водителя уже вызвали на аварию, так что он понятия не имел, когда вернется. Нам предложили приехать утром, в рабочие часы. К тому времени, разумеется, набежит еще сто долларов за стоянку. Финн сказал, что университетские эвакуаторы славятся своей оперативностью, особенно в ночные часы, когда велика вероятность обнаружить машины без водителей. По его словам, нам еще повезло, что не успели увезти обе машины. Мне не хватило духа признаться, как сильно нам на самом деле не повезло, ведь мой, в смысле бабушкин, кошелек остался в «Блейзере», а с ним деньги и телефон Финна.

В полвторого ночи нам ничего не оставалось, кроме как поехать к отцу Финна. Самого Клайда-старшего дома не было, он должен был вернуться только к середине следующего дня. Я уже жалела, что не приехала сюда сразу, как велел мне Финн. Если бы я это сделала, сейчас «Блейзер» не стоял бы на штрафной стоянке. С другой стороны, тогда не было бы поцелуя в парке. Я в очередной раз поняла, что не могу по-настоящему жалеть о принятых решениях. Все, что происходило с нами в этом путешествии, казалось предопределенным и неизбежным, словно какая-то непреодолимая сила влекла нас к запланированному финалу.

Отец Финна жил в узком двухэтажном домике, стоявшем в тупике густонаселенной улочки. По обе стороны тянулись такие же узкие дома, рядом с которыми были припаркованы машины. Финн объяснил, что здесь живут в основном студенты, так что в большинстве домов комнаты сдаются. Дом его отца был типичным холостяцким жилищем с двумя спальнями. На первом этаже располагалась кухня, гостиная и маленький туалет с раковиной, а на втором – большая хозяйская спальня и еще одна, поменьше. В этой гостевой комнатке стояли письменный стол, клетчатый диванчик, слишком маленький, чтобы на нем спать, и несколько коробок. Вероятно, у отца Финна не поднималась рука их выкинуть, хоть они и были совершенно ненужными: за семь лет он так и не нашел времени их распаковать. Все остальные помещения были обставлены так же скудно. Было очевидно, что хозяин дома слишком много работает и слишком мало интересуется остальной жизнью.

Финн указал мне на хозяйскую спальню, и я поспешила занять соединенную с комнатой крохотную ванную, которая приятно удивила меня чистотой. Я разделась и залезла под душ, подставив голову под теплые струи. Вода стекала по лицу, а вслед за ней полились слезы. Я плакала от усталости и благодарности. Потом я намылилась оказавшимся под рукой куском «Айриш спринг» и помыла голову шампунем от перхоти, также позаимствованным у мистера Клайда. Пришлось воспользоваться лежавшей здесь же бритвой. Я пообещала себе, что утром куплю новую. Когда в шкафчике обнаружилась запакованная зубная щетка, я добавила еще один пункт в список того, за что должна поблагодарить хозяина дома.

Закончив с водными процедурами, я надела футболку, которую мне одолжил Финн, и неохотно натянула свои красные трусики с черепами. Похоже, я вернулась на старт: у меня снова не было ничего, кроме одежды, которая кучей лежала на полу ванной. Хотя нет, на этот раз дела обстояли даже хуже. Теперь я осталась и без гроша в кармане. Как ни странно, эта мысль ни капли меня не пугала. Главное, что Финн со мной. По-хорошему, сейчас мне нужен был только он.

Я вернулась в комнату и забралась в двуспальную кровать. Финн уже лежал там. Он управился быстрее меня, воспользовавшись ванной на первом этаже. Когда я легла рядом, он молча обнял меня и прижал к себе. Если бы Финн захотел заняться чем-нибудь еще, меня не пришлось бы долго уговаривать. Но нет, мы просто уснули в комнате его отца, отложив все разговоры на потом, столкнув слова, которые нужно было сказать, на пол, как лишние подушки. Утром мы их подберем.