«„ЭНТЕРТЕЙНМЕНТ БАЗЗ“ СЛЕДИТ за развитием событий, связанных с исчезновением Бонни Рэй Шелби. Все началось в минувшую субботу, когда певица внезапно ушла со сцены „ТД-гарден“. Напомним, что люди из ближайшего окружения Бонни Рэй, не сумев найти звезду, обратились в полицию рано утром в воскресенье двадцать третьего февраля. Вместе с певицей пропали деньги, кредитные карты и некоторые личные вещи. Это дало основания полагать, что в исчезновении мисс Шелби замешаны третьи лица, которые заставили ее покинуть место концерта.

В дальнейшем мисс Шелби была несколько раз замечена в сопровождении этого мужчины, бывшего уголовника Инфинити Джеймса Клайда. Шесть лет назад он попал в тюрьму за вооруженное ограбление, а после освобождения проживал в Бостоне. В последний раз его видели как раз в ту ночь, когда Бонни Рэй Шелби исчезла с арены „ТД-гарден“. Полиция связалась с его матерью, Гретой Клири, которая также живет в Бостоне. По данным наших источников, женщина сообщила полиции, что ее сыну предложили работу в Лас-Вегасе. Однако близкие друзья матери Клайда утверждают, что сын не зашел к ней попрощаться, а его внезапный отъезд удивил и расстроил ее.

Рэйна Шелби, менеджер звезды, утверждает, что ее внучка ранее не встречалась с Инфинити Джеймсом Клайдом. Поэтому тот факт, что их видели вместе, особенно настораживает.

За прошедшее время мы получили новости о нападении, краже, эвакуации принадлежащей Клайду машины, в которой находилась одежда мисс Шелби и вещи, украденные из ее гримерки в „ТД-гарден“ ночью двадцать второго февраля. Также поступило сообщение о странном происшествии в банке в пригороде Сент-Лу…»

Я выключила телевизор, не желая слушать дальше. Мы остановились в крохотном городке в Оклахоме в придорожном мотеле, который представлял собой несколько маленьких красных домиков, выстроившихся вдоль шоссе, и совершили ошибку, включив телевизор, как только заселились в номер. Нажав на кнопку, я оборвала ведущую на полуслове, и комнату тут же заполнило наше изумленное молчание. Однако сказанные слова уже повисли в воздухе. Казалось, ведущая новостей стоит между нами и ждет, что мы начнем оправдываться. И если бы дело было только в словах!

В программе показали видео со мной: стандартные кадры выступлений, автограф-сессий и встреч с фанатами. И еще фото Финна. Стандартный полицейский снимок в профиль и анфас, сделанный после ареста. На фотографии он был одет в оранжевый комбинезон, а внизу были напечатаны какие-то цифры. Все это создавало ощущение опасности, будто Финн был беглым преступником. На снимках у него были короткие волосы и он выглядел моложе, но вполне узнаваемо.

– Это все сплетни. Просто сплетни, Финн, – прошептала я. – Безосновательные слухи. Такие программы всегда собирают обрывки недостоверных сведений, а потом склеивают их в подобие истории.

Финн кивнул, но его лицо казалось деревянным, а губы были плотно сжаты.

– Знаешь, как часто я видела такие новости? Не только о себе, но и о друзьях, знакомых из мира шоу-бизнеса. Порой в этих историях нет ни капли правды. В итоге все просто сходит на нет. Ни извинений, ни опровержений. Они просто переключаются на кого-то другого.

Но Финн не отвечал. Меня вдруг охватила злость, такая сильная и пугающая, что я ахнула от неожиданности. Мне пришлось опереться о стену.

– Ты не сделал ничего плохого, Финн! – Я сказала это шепотом, боясь, что начну кричать. – И я ничего плохого не сделала! Я просто хотела, чтобы меня ненадолго оставили в покое. А ты помог мне. Мы никому не причинили вреда. Мы ничего не сделали!

Финн посмотрел на меня с таким обескураженным видом, что мне захотелось дать ему пощечину. Хлестать по щекам, пока не выбью из него эту печаль и горечь. Пусть лучше злится, как я. Гнев намного лучше горя. Я запустила пальцы в волосы и сжала их в кулаки, повторяя теперь намного громче:

– Мы ничего не сделали!

Меня охватило желание выбежать из комнаты и прокричать это всем, кто был готов слушать. Но злость уже ушла так же внезапно, как пришла, сменившись страхом. Мне очень понравилось жить с ощущением пофигизма, но, судя по всему, короткая передышка подошла к концу. Так страшно, как сейчас, мне еще никогда не было. Даже когда я впервые оказалась на сцене перед многотысячной аудиторией, даже когда Минни заболела, даже когда рак вернулся. Даже когда я упала в туман с моста в Бостоне. Никогда.

Я поняла, что мы не переживем случившегося. И речь не о смерти, не о тюрьме. Полиция меня не пугала. Мы ведь действительно ничего не сделали. Но мы этого не переживем. Мы. Финн и я. Бонни и Клайд. Мы – вдвоем. Я не смогу его удержать. Он не захочет остаться.

Я кинулась в ванную, захлопнула дверь и начала срывать с себя одежду, будто вместе с ней можно было скинуть и охватившую меня панику. В груди все сжималось, так сильно, что трудно было дышать. Может, у меня сердечный приступ?

Я включила душ и встала под него, даже не попробовав воду. Меня окатило ледяным холодом, и на секунду я отвлеклась от стиснувшего сердце ужаса. Но постепенно вода нагрелась, и страх вернулся. От боли, которую он принес, я невольно застонала.

Потом мне показалось, что я услышала, как открылась и закрылась дверь. Не та, что ведет в ванную. Я была бы рада Финну даже сейчас, даже в таком состоянии. Но нет, это была входная дверь. Он ушел.

Первые пятнадцать минут он бежал изо всех сил, кружа по улицам городка, этой маленькой точки на карте, чье название Финн успел забыть. Он знал только, что сейчас они находятся недалеко от северной границы Оклахомы на расстоянии более восьмисот километров от Сент-Луиса, где начался этот день. Бонни осталась в мотеле. Убежала плакать в ванную, думая, что там ее никто не слышит. Финну больше всего на свете хотелось послать все и всех к чертям, встать вместе с ней под душ, просто быть рядом. Но вместо этого он натянул шорты и кроссовки и выскочил на улицу. Нырнул в холод и тишину, пытаясь прогнать страх, вступивший в борьбу с желаниями, которые вызывала у него эта девушка. Она плакала из-за него, регулярно сбивала его с толку и вечно все усложняла. Финн понимал, что это не ее вина, но легче не становилось.

Он пробежал мимо здания, похожего на школу, освещенного мягким сиянием фонарей. Покружив немного, Финн обнаружил детскую площадку, нашел там турник и начал подтягиваться. Наконец его руки заныли так же сильно, как ноги. Заметив высокую горку, он невольно улыбнулся. Жаль, что Бонни не с ним. Она бы забралась наверх и спела что-нибудь, прогоняя все заботы и страхи, как прошлой ночью. Неужели прошли всего сутки? От этой мысли у Финна закружилась голова. Последние несколько дней невероятным образом вместили множество событий, которые разрушили все планы и кардинальным образом изменили его жизнь. Уму непостижимо.

Он побежал обратно к мотелю. Ноги устали, в голове крутились тяжелые мысли, и Финн заметил полицейскую машину слишком поздно, когда она уже догнала его. Твою мать!

– Не поздновато для пробежки?

– Кому как, – вежливо отозвался Финн, продолжая бежать в том же темпе, стараясь говорить спокойно и безмятежно. – Я люблю бегать в тишине, чтобы сбросить напряжение перед сном.

– М-м, – протянул коп, не соглашаясь и не возражая. – Вы местный?

– Нет, сэр. Остановился вон там в мотеле недалеко от шоссе. – Финн махнул рукой в направлении домиков, которые косили под альтернативный отель, но больше напоминали рыбацкие хижины.

– Как вас зовут?

И какого хрена ему понадобилось узнавать его имя? Финн бежал себе, никого не трогал. А теперь ему очень хотелось кому-нибудь врезать. Но врать смысла не было. Человек, пойманный на лжи, сразу выглядит виноватым. Что ж, если это конец, то так тому и быть. Пожалуй, Финн будет даже рад. В унтах зазвенели слова Бонни: «Мы ничего не сделали!»

– Финн. Финн Клайд.

Он трусцой подбежал к опущенному окну машины и протянул руку полицейскому. Этакий доброжелательный уголовник. Коп, видимо, оценил этот искренний ответ и коротко пожал протянутую ладонь. Непохоже было, что он узнал имя.

– Ладно, Финн. На улице холодно, а вы совсем легко одеты. И улицы у нас больше похожи на проселочные дороги. Темные и с колдобинами.

– Мне тепло. И бежать осталось совсем немного. – Финн постарался ничем не выдать своего облегчения.

Похоже, полицейский не собирался вбивать его имя в компьютер или передавать по рации. Потом копу поступил сигнал, и Финн, махнув ему рукой, отошел от машины. Полицейский назвал оператору номер своего значка, а потом попрощался с Финном, прежде чем переключиться на другие дела:

– Ладно, добро пожаловать в Свободу. Доброй ночи. – Машина поползла дальше по дороге.

Финн едва не замер от изумления. А потом все понял и рассмеялся. Городок назывался Свобода.

Когда он шагнул в номер, там было темно. Дверь закрылась за Финном, и он повернул ключ в замке. Шторы не были задернуты, и он легко добрался до своей сумки благодаря свету, проникавшему через окно. Только толку-то? Единственная чистая футболка, та, которую купила ему Бонни, лежала в «Чарджере». Финн набрал с собой кучу чистой одежды в дорогу, но вся она осталась в «Блейзере». Пришлось пойти в ванную и стянуть мокрую от пота майку. По крайней мере, можно помыться.

Финн вышел из душа через пятнадцать минут и увидел, что Бонни сидит в темноте на краешке кровати в одном коротком светлом топе, кроме которого, судя по белевшим в темноте длинным голым ногам, на ней ничего не было. Он надеялся, что она уже спит. Финн остановился в двух шагах от нее, немного обсушил волосы полотенцем и бросил его на спинку стула. На нем были только шорты: снова натягивать грязную майку после душа не хотелось. Теперь, увидев Бонни, Финн пожалел об этом. Перед ней он всегда чувствовал себя беззащитным, обнаженным, выставленным напоказ, и отсутствие одежды лишь усиливало это ощущение.

– Я думала, ты уехал, – едва слышно сказала она.

– И бросил тебя здесь?

– Я ведь тебя бросила.

– Оставив мне записку и две тысячи долларов. Я был в ярости, но брошенным себя не чувствовал. Я знал, почему ты сбежала. Злился, но прекрасно все понимал. – Оба они говорили полушепотом, Финн сам не знал почему.

Бонни кивнула и медленно поднялась с кровати, глядя в пол. Финн смотрел на ее опущенную голову, боясь перевести взгляд ниже и убедиться, что кроме топа на ней действительно ничего нет.

– Обними меня, Финн, – попросила Бонни так тихо, что он засомневался, верно ли расслышал.

Сомнение заставило выбрать осторожный, полувопросительный ответ:

– На этом все не закончится, Бонни…

– Нет, не закончится. Начнется. Я этого и хочу, – перебила она.

Ее искренность порадовала Финна, хоть он и знал, что придется ей отказать.

– Я тоже хочу. Но я этого не сделаю.

– Почему? – прошептала она с грустным вздохом, заставляя Финна ответить еще мягче:

– Потому что, стоит мне тебя обнять, и я захочу большего. И возьму. Я не смогу остановиться.

И тогда все закончится. Мы перешагнем черту, из-за которой невозможно вернуться.

– Я готова ее перешагнуть.

– Уверена? По-моему, ты просто не понимаешь, что это значит. Если мы выберем этот путь, для меня обратной дороги не будет. И то, что обо мне рассказывают… Что я неудачник, преступник, мерзавец, который воспользовался тобой, потому что ты звезда, а я ничего из себя не представляю… Все это станет правдой.

– Нет, не станет! И какая разница, что скажут люди?

– Большая! Потому что они будут правы! Как ты не понимаешь! Сейчас… сейчас я для тебя просто… друг.

Она изумленно подняла на него глаза, и Финн едва не покраснел, подумав о своих желаниях, о том, как поцеловал ее. Причем не один раз. Друзья так не целуются. Усилием воли он отогнал сомнения. Все это было до того, как он увидел этот злосчастный выпуск новостей. Все изменилось, и нужно, чтобы Бонни поняла это.

– Я ничем тебя не обидел, Бонни. Заботился о тебе, помогал. Этим я могу гордиться. Я ни разу не взял у тебя того, чего не заслужил. Все было честно. Но вот этого я не заслужил. Тебя – не заслужил. И если я возьму тебя, то все обвинения в мой адрес будут оправданны.

Бонни шагнула к нему, привстала на носочки и прижалась к его губам своими, обрывая поток слов. Финну и так нелегко было держать себя в руках, а она ему совсем не помогала. Впрочем, она ведь никогда не делала того, о чем он ее просил. Поцелуй был сладким и искренним, как сама Бонни Рэй. А потом она выдохнула, словно наконец оказалась там, где хотела быть, вопреки всем его словам.

И Финн не смог сдержаться. Его уверенность треснула, как хрупкая яичная скорлупка. Кто-то скажет, что он проявил слабость. Недостаток твердости. А кто-то – что виновата любовь. Так или иначе, Финн не сдержался. Положил руки ей на бедра, провел по волосам, обвил за талию, снова вернулся к ее лицу, обхватив его ладонями. Ему хотелось всего и сразу, и он не знал, с чего начать. Тяжело и прерывисто дыша, они упали на кровать. Бонни потянула Финна на себя, но он заставил себя притормозить.

– Я не понимаю, что между нами происходит, – сказал он полушепотом, почти касаясь ее губ и щекоча их звуком своего голоса. – Мне кажется, будто я падаю и каждая секунда может стать последней. Все закончится или даже хуже – окажется сном. – Его голос звучал так тихо, что Финн сам не знал, к кому обращается – к Бонни или к себе. Но ему необходимо было, чтобы она его услышала.

Он снова коснулся ее губ, охваченный волнением, а потом прижался лбом ко лбу Бонни, с трудом разрывая поцелуй, чувствуя, что еще многое нужно сказать. Их тянуло друг к другу словно магнитом, и Финн не мог от нее оторваться.

– У меня нехорошее предчувствие, Бонни. И дело не в нас с тобой. Меня тревожит вся эта ситуация, скандал в СМИ, то, что всем теперь известно мое имя. Это добром не кончится. Я чувствую. То же самое я чувствовал в ночь, когда Фиш решился на ограбление. Это стоило ему жизни, да и мне тоже, просто в другом смысле. Я не хочу, чтобы ты лишилась жизни из-за меня, Бонни. Моя жизнь недорого стоит, а больше у меня ничего нет, но ты… Ты еще можешь столько всего сделать, увидеть, пережить. А это добром не кончится.

Она упрямо помотала головой и закрыла глаза, прикусив губу.

– Пожалуйста, прошу тебя, не говори так. Я верю в Бонни и Клайда! Я хочу, чтобы все это никогда не заканчивалось!

В ее голосе звенели слезы, но она сдержала их, обхватила его лицо ладонями и слегка оттолкнула, чтобы посмотреть ему в глаза. Она не отводила взгляд, пока не убедилась, что он закончил свои мрачные предсказания. Тогда она снова коротко поцеловала его, а ее руки скользнули ниже и легли поверх его бешено бьющегося сердца. А потом Бонни приподнялась и прижалась губами к его груди. Нежно, мягко, в безмолвной мольбе.

Финн навис над ней, опираясь на локти, завороженно следуя взглядом за ее руками и губами, которые гладили его и ласкали, осыпая его плечи и шею невесомыми прикосновениями и бархатными поцелуями, проводя по чернильным отметинам, которых он так стыдился. Благоговение, с которым она касалась его кожи, заставило стыд съежиться, как бумагу над огнем, и он рассыпался в пепел, а ее дыхание, точно ветер, унесло его прочь. «Я верю в Бонни и Клайда».

У Финна защипало глаза, а горло сжалось, когда она обняла его, заставляя уткнуться лицом в изгиб своей шеи. Как будто почувствовала, что он наконец освободился от страха. Все слова, которые Финн произнес с такой горячностью несколько минут назад, были забыты. Его пальцы легли на талию Бонни, а потом легко скользнули выше, под шелковый топ, и обхватили ее грудь. Финн поднял руку и стянул с плеча Бонни тоненькую бретельку, чтобы ничто не мешало ему покрыть ее кожу поцелуями. А потом он сжал ее лицо в ладонях и снова притянул его к себе, но на этот раз попытался передать все свое волнение и трепет не словами, а поцелуем.

Сквозь окно комнату осветили сине-красные мигающие огни. Блики понеслись по стенам, два цвета сменяли друг друга, словно играя в догонялки. Двое на кровати замерли, задержав дыхание и прервав поцелуй, хотя тела их требовали продолжения. Финн вскочил с постели, Бонни последовала за ним, молча натягивая джинсы и сапоги и не тратя времени на носки. Клайд встал сбоку от окна и увидел, что полицейская машина медленно ползет вдоль домиков мотеля. Не сводя глаз с улицы, он стянул шорты и стал надевать джинсы. Бонни замерла, уставившись на его длинные обнаженные ноги, и ему пришлось повысить голос:

– Бонни, надо уходить! Никто не знает, какая у нас машина, но они явно что-то ищут. На пробежке я столкнулся с копом. Похоже, это он и есть.

Патрульная машина остановилась возле домика, где находилась стойка регистрации. И действительно, тот самый полицейский, который разговаривал с Финном на пробежке, вышел из машины, оглядываясь по сторонам, будто действительно что-то искал. Или кого-то.

Бонни не стала тратить время на то, чтобы надеть футболку. Она просто натянула розовый пуховик прямо поверх шелкового топа, а обе их футболки бросила в сумку Финна. Потом схватила свою, побросала туда зубные щетки и выскочила из комнаты вслед за Клайдом. И минуты не прошло с того момента, как их грубо прервали, помешав им заняться тем, чего они хотели больше всего на свете.

Машина Медведя стояла прямо у двери, но ресепшен находился совсем рядом, метрах в тридцати, а из всех домиков мотеля заселены, похоже, были только четыре – вероятно, вечер четверга был не самым популярным временем у туристов.

Финн разблокировал двери и поморщился, когда «Чарджер» пискнул и мигнул фарами, приветствуя пассажиров. Не тратя времени даром, Бонни и Финн сели в машину и, уставившись в зеркало заднего вида, поспешили проститься с городком под названием Свобода.

– Под каким именем ты зарегистрировался, когда брал номер? – спросила Бонни. Она повернулась на сиденье, чтобы убедиться, что за ними нет погони. Пока все было в порядке.

– Паркер Бэрроу.

Бонни издала полусмех-полустон.

– И с чего ты взял, что это хорошая идея?

– Потому что это смешно. Порой нам только и остается, что смеяться, – произнес Финн с печальной улыбкой.

– Но мы ведь совсем не похожи на Бонни Паркер и Клайда Бэрроу.

– Знаешь, что я понял, Бонни Рэй? Что телевизионщикам все равно. Если они хотят видеть нас такими… мы не сможем им помешать.