ПРИМЕРНО ЧАС мы ехали в темноте, подгоняемые страхом, смешанным с эйфорией. Мы сами толком не знали, куда направляемся, нам просто нужно было ехать дальше, потому что другого выхода не осталось. Каждая секунда казалась важной. Я не желала пропустить ни единого мгновения. Меня наполняли любовь и желание, страх и отчаянная смелость – бессмысленные и в то же время значимые противоречия. Может, свою роль сыграл выброс адреналина, вызванный побегом от неумолимых обстоятельств, настигавших нас повсюду… Но нет, скорее дело было в том, что нам так и не удалось заняться любовью. Мне хотелось попросить Клайда остановиться где-нибудь на обочине, перебраться со мной на заднее сиденье и продолжить то, что мы начали в мотеле. Но я сдерживалась.

Воздух между нами дрожал и гудел от напряжения, словно его сотрясали пульсирующие басы и мощный ритм, и у меня в голове начала складываться песня. Слов пока не было, просто неясное ощущение, но, когда я начала мурлыкать мелодию себе под нос, Финн посмотрел на меня с улыбкой, приподняв брови, и я с трудом сдержала стон. Пришлось прикрыть глаза и напомнить себе, что нужно подождать еще немного. Я чувствовала себя невесомой и вечной, будто мы парили в воздухе, соединенные невидимой нитью.

«Невесомость и вечность. Какая беспечность. Ты – моя бесконечность». Слова возникли у меня в голове сами собой. Желание и неудовлетворенность сочиняли песню за меня, без каких-либо сознательных усилий с моей стороны. Я уже знала, какие там будут аккорды, представляла структуру – сколько будет куплетов, где добавится бридж. Вновь я пожалела, что гитара Финна не с нами. Сочиняя текст, я продолжала напевать мелодию вполголоса.

– Что ты мурлычешь? Пой, – попросил Финн.

Мне не хотелось выдавать текст. Я боялась спугнуть Финна. Он еще не так далеко зашел. Сама-то я давно по уши провалилась в чувства. Влюбилась. А он – пока нет. Пожалуй, если я сейчас начну петь о том, как мне нужен парень по имени Бесконечность, Финн этого не оценит.

– У тебя есть любимая песня? – спросила я. – Если я ее знаю, то спою.

– А что за песню ты пела тогда на детской площадке?

– «Скиталец»? – удивилась я.

– Да. Это моя любимая, – решительно кивнул Финн.

– Ты ее знаешь?

– Нет. Никогда раньше не слышал, – честно признался он и бросил на меня быстрый взгляд, после чего снова переключил внимание на дорогу.

– И она сразу стала твоей любимой песней?

– Да, сразу.

Это признание тронуло меня, снова разжигая огонь желания, и я задрожала, не находя в себе смелости попросить о том, чего хотела.

– Спой ее. Пожалуйста, – попросил Финн.

И я спела. Мой голос звенел, заполняя салон машины, а я чувствовала, как сердце рвется на части от терзающих его чувств.

∞

Мы оба слишком устали, чтобы долго ехать, даже несмотря на то, что я отгоняла сон своим пением. Финн велел мне поспать, но я не соглашалась, зная, что он сам тоже с трудом держит глаза открытыми. Мы решили, что остановимся в ближайшем городке. Им оказался Гаймон. Название было написано жирными черными буквами на большой белой водонапорной башне, которая мерцала в темноте. Благодаря этому заблудившиеся путешественники вроде нас с Финном сразу могли узнать, где находятся.

В городе был «Волмарт». Судя по яркому освещению, супермаркет работал круглосуточно. Нам обоим необходима была одежда и еда, но сейчас гораздо важнее было поспать. Мы подумали, что переночевать на полупустой парковке будет безопаснее, чем пытаться найти другой мотель посреди ночи. А утром можно сходить в магазин.

Мы припарковались в углу, рядом с одним из выездов с парковки, на достаточном расстоянии от других машин, чтобы не чувствовать себя на виду, но при этом и быть не слишком далеко. Мы вполне могли сойти за обычных покупателей, опасающихся, что их машину могут поцарапать тележкой с продуктами. Окна «Чарджера» были затонированы, поэтому мы просто откинули спинки сидений до упора и попытались хоть немного вздремнуть. В таком положении я не могла обнять Финна, пришлось довольствоваться возможностью взять его за руку. Я с грустью подумала о «Блейзере», который остался на штрафной стоянке Сент-Луиса, и в который раз изумилась, что после всего случившегося Финн не перестал со мной разговаривать. А сейчас, лежа рядом со мной в темноте, он еще и держал меня за руку, нежно поглаживая кожу на запястье.

Я прислушалась к дыханию Финна. Его прикосновения и сам факт его присутствия успокаивали меня. В последнюю секунду перед тем, как провалиться в сон, я все же прошептала слова, которые мне так хотелось произнести:

– Я люблю тебя, Финн.

Может, усталость сыграла со мной злую шутку. Может, сердце обмануло меня, выдавая желаемое за действительное. Может, мне это приснилось. Так или иначе, мне показалось, что я услышала ответ:

– И я тебя, Бонни.

∞

Метели нас больше не тревожили, но за окном все еще стоял февраль, а штат Оклахома теплым климатом не отличается. Повезло, что у нас были куртки, а температура этой ночью опустилась не слишком сильно, но мы все равно то и дело просыпались, дрожа от озноба. Каждый раз Финн заводил и прогревал машину, а потом выключал зажигание, после чего мы могли поспать часок, прежде чем холод снова нас разбудит. В общем, отдохнуть как следует нам не удалось, и, когда солнце наконец взошло, согревая салон лучами, мы были очень этому рады и наконец уснули надолго. Уже ближе к полудню мы отправились в «Волмарт» и нашли туалет. Каждый выбрал дверь с соответствующим значком и скрылся за ней, чтобы привести себя в порядок. У Финна остались кое-какие вещи, а у меня теперь была сумочка с необходимыми принадлежностями. Я пустила их в ход после того, как вымыла руки и лицо дешевым мылом, тщательно почистила зубы и сунула голову под кран, чтобы пригладить образовавшееся на ней воронье гнездо. Покончив с этим, я нанесла увлажняющий крем, тушь и блеск для губ, которые лежали в моей сумочке.

Утром в пятницу в «Волмарте» можно было изредка встретить разве что мамочек с очень маленькими детьми или пожилых людей, так что я не привлекла лишнего внимания, прихорашиваясь у зеркала. Пока я занималась макияжем, в туалет зашла всего одна женщина, которая сразу поспешила к кабинкам. Когда она вышла, я специально отошла к сушилке для рук и отвернулась, чтобы незнакомка не могла разглядеть мое лицо. Никто не ожидает встретить поп-звезду в туалете «Волмарта». Обычно люди вообще не слишком внимательно смотрят на окружающих. Как правило, мы лишь скользим по ним взглядом, не сосредотачиваясь на увиденном. Такова человеческая природа. Таковы правила вежливого поведения. Игнорируй других людей, за исключением случаев, когда кто-нибудь из них ужасно толстый, неприлично одет или имеет какое-то уродство. В таких случаях мы делаем вид, что ничего не заметили, хотя прекрасно все видим. Но я не попадала ни в одну из этих категорий, поэтому мне все это было только на руку.

Финн ждал меня на скамейке возле туалета. Он уже собрал волосы в привычный хвостик, его тщательно умытое лицо едва не блестело, а щетина исчезла.

– Ты и побриться сумел?

– Там никого не было, но на всякий случай я намылил лицо, ушел в кабинку и побрился на ощупь. Немного забрызгал футболку пеной, зато чувствую себя гораздо лучше.

Он выглядел отлично, о чем я, улыбаясь, и поспешила ему сообщить. Мы спрятали зубную щетку Финна и набор для бритья в мою сумку, чтобы не привлекать внимания, и прошлись по супермаркету, наполняя тележку всем необходимым. Финн прихватил диск «На осколки» вместе с четырьмя другими моими альбомами, сказав, что так мне не придется петь ему всю дорогу до Лос-Анджелеса. Я сняла ценник с очков без диоптрий и нацепила их на нос, чтобы еще сильнее изменить свою внешность, а в тележку положила вторые такие же, чтобы заплатить, не снимая первые.

Наверное, еще ни одна девушка не являлась на церемонию вручения «Оскара», накрашенная косметикой из «Волмарта». Я решила, что буду первой, и отправилась в отдел макияжа, где выбрала самые дорогие тени и помады разных оттенков, а также все, что нужно, чтобы их нанести. Следом в тележку отправилась пенка для укладки волос. Вряд ли она исправит мою мальчишескую стрижку, но так мне, по крайней мере, не придется совать голову под кран.

Я заметила, как Финн покосился на стойку с журналами возле кассы. На многих из них было мое лицо, сопровождавшееся кричащими заголовками и тюремными фотографиями Клайда. Он тут же отвел взгляд, и я взяла его за руку, чувствуя, как накатывает тошнотворный страх. Финн в ответ сжал мою ладонь, и я едва не разрыдалась от облегчения, но потом все же выпустила его и отправила вперед, чтобы на кассе нас не увидели вместе – рядом со всеми этими таблоидами.

Оставив в супермаркете несколько сотен долларов, я уже направлялась к выходу, когда по громкой связи раздался женский голос, словно принадлежавший Рибе Макинтайр. Голос сообщил, что владельца черного автомобиля «Додж-Чарджер» с номером BEARTRP, зарегистрированным в Теннесси, просят подойти к своей машине.

Сердце у меня тут же ушло в пятки. Это был номер машины Медведя. Финн уже вышел из супермаркета. Неужели на парковке нас ждет полиция? И если да, то почему они вызывают нас по громкой связи? Разве не проще дождаться, пока мы сами выйдем? Все эти вопросы пронеслись у меня в голове за одну секунду, и я решила, что мне ничего не остается, кроме как выйти из магазина, надеясь, что Финн еще не сидит в полицейской машине, закованный в наручники.

Как оказалось, Финн ждал меня у входа в «Волмарт», вглядываясь в дальний угол парковки, где мы оставили «Чарджер». Полицейских видно не было, но рядом стоял «Шевроле Сабербан» старой модели, и какой-то мужчина осматривал машину Медведя, приложив телефон к уху.

– Что происходит? – спросила я.

– Похоже, этот мужик поцарапал машину Медведя, – ответил Финн.

– И вместо того, чтобы быстренько смыться, он решил добросовестно дождаться нас и обсудить компенсацию, – закончила я.

– Ага, – мрачно согласился Финн. – Пойдем, пока еще не поздно.

Когда мы приблизились, мужчина, разговаривавший по телефону, повернулся к нам. Его лицо выражало смесь облегчения и раскаяния. Это был человек среднего возраста и крепкого телосложения. На шее у него болтался галстук, а брюки были немного коротковаты, из-за чего мужчина выглядел довольно жалко и неряшливо. Судя по наклейке на заднем стекле «Сабербана», изображавшей семейство бумажных кукол, это был отец семейства с кучей детей и несколькими домашними животными, поэтому логично предположить, что об одежде он задумывался в последнюю очередь. На его собственной машине осталось всего несколько царапин, которые, впрочем, могли появиться там гораздо раньше, но мужчину это явно не утешало.

– О, здравствуйте! Вы владельцы, да? Господи, я ужасно извиняюсь. У моей старушки высокая посадка, и я не заметил вашу машину в зеркало заднего вида. Поспешил, слишком резко вывернул и стукнул вас сзади.

Медведь нас прибьет. Над задним бампером виднелась большая вмятина, одна из фар разбилась, а крышка багажника приоткрылась от удара.

– Я уже позвонил в полицию. Не знал, в магазине вы или припарковались надолго и нескоро вернетесь. У нас в Гаймоне многие тут ставят машины, например, когда берут попутчиков. А, но вы же из Теннесси. Я об этом совсем не подумал. Боже, я ужасно извиняюсь!

Финн распахнул помятый багажник и положил в него покупки, опасливо поглядывая на проходящую рядом дорогу и въезды на парковку. Он ничего не ответил честному бедняге, который, ломая руки, топтался рядом и продолжал извиняться. Потом несколько раз хлопнул крышкой багажника, пытаясь закрыть ее, но она была настолько помята, что замок никак не удавалось защелкнуть. Взволнованный водитель «Сабербана» замолчал на полуслове, озадаченно нахмурившись. Я сунула стодолларовую купюру в нагрудный карман мужчины, похлопала его по плечу и села в машину. Финн изо всех сил захлопнул багажник, и, к счастью, на этот раз замок сработал. Через секунду он уже сидел за рулем.

– Эй! Э-эй! Вам разве не нужны контакты моей страховой компании? Вы же не можете так просто уехать! Я испортил вам машину!

Мы вырулили с места и проехали мимо шокированного мужчины, который вытащил из кармашка купюру и уставился на нее, расправив в руках. На улице, ведущей к парковке «Волмарта», появилась полицейская машина. Она проскользнула мимо, а потом для нас загорелся зеленый свет, и «Чарджер» смешался с потоком других машин, направляясь к ближайшему шоссе.

– Едет вроде нормально, – оптимистично произнесла я.

– Медведю сама расскажешь, – отозвался Финн.

∞

– Я никак не могу с ним связаться. Написала сообщение, оставила голосовую почту. Наверное, придется купить ему новую машину, когда все закончится. Как думаешь, нам не пора сменить транспорт? – Я прикусила губу, но Финн протянул руку и кончиком среднего пальца коснулся ее, заставляя меня разжать зубы и на мгновение забыть о том, что мы едем с помятым бампером и чертовски заметными номерами.

– На что? Этот чувак на «Сабербане», конечно, назвал полиции наш номер. Но он виновник столкновения и, судя по тому, что мы видели, возьмет вину на себя. Полиция проверит номера и выйдет на Медведя. Именно поэтому нам нужно его предупредить. А он разберется. – Теперь Финн взял на себя роль оптимиста.

Я вздохнула с облегчением.

– И что дальше?

– Вегас.

– Далеко еще?

– Точно не знаю. Думаю, сегодня проедем по северной границе Техаса и доберемся до Нью-Мексико, только сперва нужно заправиться. Потом достанем все необходимое из багажника, спланируем дорогу и поймем, сколько еще ехать.

С помощью карты на моем новом телефоне Финн выяснил, что до Лас-Вегаса мы доберемся за четырнадцать часов, а оттуда останется еще четыре до Лос-Анджелеса. Мы заправились на стоянке грузовых автомобилей и зашли в туалет, чтобы переодеться в чистые вещи. Обедать в придорожном кафе мы не рискнули, да и вообще решили выходить из машины по очереди: вдвоем нас было бы проще узнать. Мы оба нервничали и торопились убраться подальше от людных мест – теперь, когда наша история привлекла внимание всей страны. Я привыкла к тому, что мое лицо мелькает на обложках, но для Финна это было впервые, и я не хотела, чтобы он видел их на каждом углу. Даже я, прекрасно зная, на что способны очумевшие репортеры, не могла понять, что происходит. Почему всех так интересует моя жизнь? И что заставило таблоиды писать обо мне и Клайде? От этих мыслей страх вернулся. Почему я так боялась потерять того, с кем познакомилась совсем недавно? Не прошло и недели, а для меня ничто, кроме него, уже не имело значения.

Мы провели в дороге следующие четыре часа. День был солнечный, воздух прогрелся, напоминая о том, что февраль на исходе, а мы добрались до пустыни. Финн прослушал все мои альбомы, время от времени высказывая комментарии и внимательно, жадно вслушиваясь в слова. Песни со сложными мелодиями и затейливой инструментальной обработкой он пропускал. Его больше привлекали баллады, чистый вокал без сопровождения и песни с сюжетом. Мне было немного странно слушать саму себя на протяжении нескольких часов. Но Финн так сосредоточенно внимал моему голосу, что это было почти сексуально. Я откинулась на спинку сиденья, глядя на него и думая о своем.

В прошлом году я провела конец февраля с сестрой, приехала домой, чтобы вместе с ней отметить наш день рождения. Минни опять проходила химиотерапию и снова лишилась волос. Теперь я уже не могла побрить голову с ней за компанию и чувствовала себя виноватой, но Минни сказала, что все это глупости.

– Ты не обязана во всем походить на меня, Бонни. Слишком много заморочек, задолбаешься. И потом, ты сейчас выглядишь намного лучше меня. Если ты побреешься, сходство только подчеркнет разницу, и мне будет неприятно.

– Неприятно? – Я не знала, почему меня это расстроило, но ничего не могла с собой поделать.

Заметив мою обиду, Минни взяла меня за руку и улыбнулась.

– Мне всегда нравилось, что мы похожи. Это было здорово. И потом, ты такая красивая. Это утешительная мысль. Ведь если ты красивая, значит, и я тоже, – попыталась успокоить меня сестра.

– Я бы тебе сказала, что ты действительно очень красивая, но боюсь показаться самовлюбленной. – Я легла на кровать рядом с ней, все еще держа ее руку. Мы помолчали минуту-другую.

– Почему мы отмечаем день рождения в Грассли? – вдруг пожаловалась я. – У меня куча денег, нам двадцать один год. Могли бы поехать хоть в Атлантик-Сити!

– Нет, лучше в Вегас. Я всегда хотела побывать в Вегасе.

– Правда? – Я тут же начала строить планы, как бы нам поскорее туда съездить.

– Ага, – задумчиво кивнула Минни. – Мечтаю станцевать в одном из этих шоу, где у девушек перья на голове…

– И голая грудь? – перебила я, приподнявшись, чтобы сестра увидела мою ухмылку.

– Это отличный способ расслабиться! – возразила Минни. – Просто танцуешь, машешь ногами…

– И трясешь буферами, – снова встряла я, подпрыгивая и раскачиваясь на кровати.

– Да там у всех столько побрякушек и макияжа, что меня было бы не узнать! Никто бы не понял, какие из сисек мои! – хихикнула она, с трудом удерживаясь на кровати, которая покачивалась от моих прыжков.

– Я бы поняла! У тебя сиськи точь-в-точь как мои! – закричала я, смеясь.

– Ха! Теперь нет.

Минни задрала футболку и посмотрела на свою съежившуюся грудь. Мне сразу расхотелось прыгать и смеяться. Я упала рядом с ней на кровать, не в силах справиться с ужасом и горем и скрыть свои чувства. Я окинула сестру взглядом – всю целиком – и увидела то, что так долго отказывалась видеть. Она была права. Ее грудь стала совсем непохожей на мою. Все ее тело изменилось. Даже лицо, угловатое из-за потери веса, сильно отличалось от моего. И мне захотелось закрыть глаза, разбить все зеркала, чтобы сохранить в памяти привычный образ нас обеих. Я почувствовала, что Минни понемногу ускользает от меня.

– Минни. О, Минни Мэй. – Я обняла ее, не сдерживая слез. – Я отвезу тебя в Вегас, милая. Вот только грудь отрастет, и тогда мы поедем туда вместе и будем танцевать без одежды, на каблуках и с перьями на голове, и ба просто охренеет.

Минни не заплакала вместе со мной. Просто позволила себя обнять и положила голову мне на плечо, а я гладила ее по спине.

– Да, охренеет. Но, если мы будем круто танцевать, она же первая позвонит репортерам. Анонимно, разумеется, – прошептала сестра, и я засмеялась сквозь слезы.

Это была чистая правда, одновременно смешная и очень грустная. Минни еще немного полежала в моих объятиях, потом отстранилась, серьезно и с надеждой глядя мне в глаза.

– Все не так плохо, как кажется, Бонни Рэй. Я чувствую себя довольно хорошо. Вот увидишь, я поправлюсь. В следующий раз, когда ты вернешься в Грассли, я отращу огромные сиськи, такие, каких ты никогда не видела. У тебя волосы как у Долли Партон, а у меня будут сиськи, как у нее. И не вздумай раздобыть себе такие же! Никаких «ну мы же близняшки»! Когда мы поедем в Вегас, я хочу, чтобы все смотрели только на меня.

Я окажусь в Вегасе уже завтра. И Минни со мной не будет. Я так и не пронесусь в танце по ярко освещенной сцене вместе с сестрой, без одежды и с перьями на голове. Мне придется танцевать без нее, я сама стану одиноким перышком на ветру, и мир, разноцветный и пустой, пронесется мимо меня. У меня закружилась голова, и я прикрыла глаза. Финн протянул руку и коснулся моей щеки.

– Где ты была, Бонни Рэй? – ласково спросил он.

– О чем ты? – Мне нравились его прикосновения. Я прижалась щекой к ладони Финна, и головокружение прошло.

– Иногда ты со мной, на поверхности, полная жизни, безумная и такая красивая, что больно смотреть. – Его глубокий голос звучал печально, и я понимала, что это моя вина. – Но порой, вот как сегодня, – тихо продолжил он, – уходишь глубоко в себя, и твое лицо напоминает притихший дом. Свет не горит, окна и двери закрыты. Я знаю, что ты там, но тебя нет со мной. Может, в такие минуты с тобой Минни. Но нет, мне кажется, ты там одна. И я мечтаю, чтобы ты меня впустила.

Преодолев расстояние между сиденьями, я скользнула к нему на колени и положила голову ему на плечо, обвила его руками как можно крепче, вдохнула знакомый запах. Я открыла ставни дома, который Финн так точно описал, и позволила ему заглянуть внутрь. Он коснулся моего лба губами и продолжил вести машину, правой рукой держась за руль, а левой обнимая меня.

– Завтра наш день рождения, – произнесла я ему на ухо. Мне не хотелось говорить громко. – Иногда я так по ней скучаю, что мне ничего не остается, кроме как запереть двери и забиться в темный угол.

– Ох, Бонни. Мне так жаль, – прошептал Финн.

– Тебе тоже тяжело отмечать день рождения? – спросила я.

– Мы с Фишером родились с разницей в два часа. Он появился на свет первым, в одиннадцать вечера седьмого августа. А я – восьмого, чуть позже часа ночи. Так что у каждого был свой день рождения… Но да. Дни рождения – это тяжело. – Финн помолчал. – Значит, когда ты становишься такой тихой и печальной… это из-за Минни?

– Сейчас мне плохо, потому что я думаю о завтрашнем дне. О том, что я потеряла. Но и до смерти Минни у меня бывали такие моменты. Бывало, что я на целый день просто отключалась. Бабуля говорила, что это просто плохое настроение. У всех оно бывает. Может, она права. Но иногда мне кажется, что это скорее полное отсутствие настроения, а порой и вовсе похоже на самую черную депрессию. Особенно плохо бывает после того, как я выкладываюсь по полной, выступая каждый вечер, изливая душу со сцены. Я люблю все это – петь, выступать на концертах. Люблю людей и музыку. Но иногда я забываю оставить что-то для себя… И в итоге оказываюсь опустошенной. Свет гаснет, и не всегда бывает просто снова его зажечь.

– Понимаю.

Финн провел рукой по моей спине, пытаясь меня утешить. Потом его пальцы скользнули по моему подбородку, обвели изгиб ушной раковины, коснулись губ. В ответ я повернула голову и прижалась губами к его шее, и в груди будто развязался тугой узел, а вот внизу живота все сжалось.

– Но у тебя есть ключ, Финн. Я разрешаю тебе входить в мой дом. Даже если в окнах темно и ты не знаешь, что обнаружишь внутри. Все равно заходи, ладно? – К горлу подкатил ком, но я продолжила: – Я буду рада тебе, пусть даже в доме беспорядок и ты пришел без приглашения.

Финн потерся щекой о мою щеку и покрепче обнял меня, прижимая к себе так сильно, что стало трудно дышать, а я уткнулась в него и зажмурилась, мысленно умоляя последовать за мной в темноту за закрытыми веками. Через несколько минут он свернул с шоссе и остановился на давно закрытой заправке. Указатель, висевший на столбе, все еще врал, что здесь можно перекусить и выпить пива, а прохладный февральский ветер со скрипом раскачивал его взад-вперед. Слова, выцветшие на солнце, были едва различимы. Может, однажды я так же растаю под лучами софитов.

Жар наполнял нас и рвался наружу, а огоньки на приборной панели заменяли нам звезды. Финн обхватил меня обеими руками, вдыхая жизнь в мое тело, вливая новые краски. Его губы позвали меня, и я встретила его на пороге.