«ЧЕРНЫЙ „ДОДЖ-ЧАРДЖЕР“ две тысячи двенадцатого года выпуска, принадлежащий Малкольму „Медведю“ Джонсону, был обнаружен в Альбукерке, штат Нью-Мексико, прошлой ночью во время антинаркотического рейда в ночном клубе „Верани“, пользующемся популярностью у местных жителей. Городская полиция и Управление по борьбе с наркотиками провели совместную операцию рано утром и задержали всех посетителей заведения. Люди, находившиеся в клубе, сообщают о том, что видели Бонни Рэй Шелби и неизвестного, по описанию похожего на бывшего заключенного Инфинити Джеймса Клайда. Ранее высказывались предположения о том, что он похитил певицу. Следует отметить, что сегодня кантри-звезде исполняется двадцать два года. Поклонники певицы обращаются к мисс Шелби в соцсетях с пожеланиями скорейшего возвращения и долгих лет жизни. Тем временем возникает все больше сомнений в том, что певица является невинной жертвой похищения. Посетители клуба утверждают, что Бонни Рэй Шелби даже исполнила песню как раз перед тем, как начался рейд. Бармен, работавший в клубе в ту ночь, утверждает, что певица явно пришла в заведение с целью приобрести наркотики, однако полиции не удалось задержать мисс Шелби и ее спутника. Полиция сообщает о нескольких машинах, угнанных в этом районе приблизительно в то время, когда проходил рейд. Возможно, эти двое украли еще одну машину в попытке избежать ареста.
Рэйна Шелби выступила с очередным заявлением о том, что ее внучку удерживают против воли. Она убеждена, что нападение на мистера Джонсона совершено похитителем – или похитителями – певицы после того, как потерпевший не сумел отдать им требуемую сумму, назначенную в качестве выкупа. Па вопросы о размере выкупа менеджер звезды не ответила, отказавшись от дальнейших комментариев».
∞
Пьер оказался настоящим подарком судьбы, хоть и обошелся мне в кругленькую сумму. Я протянула ему двести долларов, и он принял деньги, даже глазом не моргнув. Зато когда я сказала, что нам нужно привести себя в порядок, консьерж вручил нам магнитные пропуска в бассейн, где были душевые кабины и туалеты, и ничего с нас не взял. Я чуть не разрыдалась от благодарности. Ни одна девушка не отправится мерить платья с прилизанными волосами и вчерашним макияжем. Это все равно что бежать марафон в ковбойских сапогах: облажаешься, не успев выйти на старт. Финн нервничал и не хотел оставлять меня одну, даже чтобы сходить в душ, но, увидев, что бассейн почти пуст, все же уступил. Сорок пять минут спустя мы уже чувствовали себя намного лучше. На нас по-прежнему была старая одежда, но мы помылись и почистили зубы, а я обновила макияж.
Следуя указаниям, мы прошли несколько кварталов и оказались возле свадебной часовни с гигантскими витражными окнами и фреской, изображавшей Элвиса в виде ангела. Мужчина, одетый как Литл Ричард, играл на рояле. В часовне шла свадьба. Мы прошли мимо зала для церемоний и оказались в длинном коридоре. По словам Пьера, он заканчивался лестницей, которая приведет нас к величайшей тайне Вегаса – свадебному бутику, который настолько шикарен (его слова, не мои), что о нем знают только местные, и то не все, а лишь те, у кого хорошие связи.
Мы протопали по ступенькам до самого низа, где нас ждала неприметная дверь с золотой табличкой, гласившей: «У Моник». Звучало приятно. Конечно, не так приятно, как «Вера Вонг»… Но мы были в Вегасе. Здесь ценились деньги, а не принадлежность к элите, а я была потомственной хиллбилли. Уж мне-то точно не пристало воротить нос.
Мы вошли в дверь и оказались в окружении пастельных тонов. Освещение было мягким, пахло ванилью и натуральной кожей. Сразу было понятно, что здесь недешево, но душевно. Сама Моник оказалась миниатюрной женщиной с пышным пучком, позаимствованным из шестидесятых. Она была одета во все черное – облегающие черные брюки, приталенную черную блузку с таким же приталенным черным жилетом. На ногах у нее были классические мужские туфли, белые с черными носами и каблуками. Никаких аксессуаров, кроме очков в роговой оправе, сочетающихся с темно-красной помадой. Ее стиль выглядел как внебрачное дитя Эми Уайнхаус и Сэмми Дэвиса-младшего и производил потрясающее впечатление. Я была готова к некой пародии на французский акцент, но, когда Моник с улыбкой поприветствовала нас, я услышала носовой выговор аппалачей. Мне захотелось обнять ее и запеть что-нибудь из Лоретты Линн, но я сдержалась.
Она быстро взялась за дело, задав несколько вопросов и сдав Финна своему помощнику, который казался полной ее противоположностью – огромный и волосатый. Судя по всему, он пришел в неописуемый восторг от моего спутника. Мне оставалось лишь надеяться, что с Финном все будет в порядке. Он бросил на меня встревоженный взгляд и исчез за разукрашенной перегородкой. И тогда Моник принялась быстро и сосредоточенно доставать платья, напоминая белку, перебирающую орехи. Она бормотала себе под нос, поглядывая на меня прищуренными глазами, которые казались больше за огромными стеклами очков.
Первые наряды, которые я примерила, были красивые, но слишком пышные и сверкающие. Они не сочетались с моей мальчишеской стрижкой: я выглядела как младший братец Кена, который влез в платье Барби. Даже укладка, темные тени и глянцевые губы не спасали ситуацию, и я печально призналась в этом Моник, указывая на остатки волос. Она щелкнула языком и мгновенно отмела все мои страхи:
– Это стрижка в стиле «пикси». Очень сексуально. Никто ведь не считает, что фея Динь-Динь выглядит недостаточно женственно. Иначе почему все эти потерянные мальчишки не спешили найтись? Динь-Динь просто сочный лакомый кусочек, как и ты, солнышко. Нужно лишь найти правильное сочетание.
После этого Моник сменила тактику. Наконец, нарядив меня в облегающий кокон из белого атласа, она отступила на шаг с довольной усмешкой, окидывая меня взглядом с головы до ног.
– Ну что, скажешь, не нравится? – с торжеством в голосе произнесла Моник.
Она отошла в сторону, и в зеркале осталось лишь мое отражение. Я с восторгом уставилась на него. Платье с изящным вырезом держалось на тонких бретельках, плавно ниспадая на грудь и облегая все изгибы моего тела до самого низа, так что край подола касался пола. Оно немного напоминало дорогое французское белье. Какая-нибудь кинозвезда тридцатых годов могла бы надеть это платье для фотосессии, дополнив его домашними шлепанцами на каблуках и с пушком на носах. Я повернулась, любуясь драпировкой, которая спускалась ниже талии, полностью обнажая спину. В этом платье я выглядела одновременно провокационно и скромно, словно девственница в первую брачную ночь. Идеально.
Я снова встала лицом к зеркалу, стараясь не прикасаться к платью руками, боясь оставить зацепку или испачкать ткань. Я уже решила, что возьму его. Я хотела пойти на церемонию именно в этом платье. Я хотела, чтобы Финн увидел меня в нем. И мое желание чудесным образом исполнилось в ту же секунду. В зеркале я увидела Финна. Он стоял у меня за спиной, чуть поодаль, спрятав руки в карманы узких черных брюк, одетый в идеально посаженный по фигуре смокинг и белоснежную рубашку с черным галстуком-бабочкой. Его было трудно узнать. Только волосы по-прежнему были собраны в знакомый хвостик. Моник подошла к нему и принялась расправлять лацканы пиджака, но сам Финн не сводил с меня широко раскрытых глаз. Он не улыбнулся мне, не подмигнул. Просто смотрел.
Мне было жарко, но отчего-то я вздрогнула. Побледнела, потом вспыхнула. Не могла ни выдохнуть, ни вдохнуть. Я уставилась на Финна, который стоял неподвижно, глядя на меня. Моник что-то спросила у него, но он не услышал. Продолжая сыпать вопросами, она подняла глаза, но тут же замолчала на полуслове, переводя взгляд с меня на Финна. А потом начала обмахиваться рукой, будто ей тоже стало жарко.
– Господи, – выдохнула она. – Надеюсь, вы забронировали часовню.
Часовню?… Свадебную часовню… Похоже, мы с Финном одновременно поняли смысл ее слов, потому что его голубые глаза потемнели и он сглотнул, однако взгляд не отвел.
– Пойду принесу аксессуары… Туфли на каблуке, чтобы подол не волочился, может, сережки. Других украшений не нужно… Кроме кольца, разумеется, – с серьезным видом заявила Моник и упорхнула, как птичка, которая почему-то носит гнездо на голове.
Ни я, ни Финн не стали провожать ее взглядом. Мы были слишком заняты друг другом.
– Ты бы согласилась? – спросил он.
Я отвернулась от наших отражений и встала лицом к нему. Между нами было не больше пары метров, но Финн не сделал ни шагу мне навстречу. Я склонила голову набок, не смея поверить услышанному, и уставилась на его губы, которые произнесли:
– Если бы я попросил тебя… ты бы согласилась?
Выражение его лица выдавало волнение. Он достал руки из карманов – это была бы слишком непринужденная поза для такого напряженного момента – и сжал их в кулаки. Я уставилась на них и увидела татуировку, состоявшую теперь из шести точек. Шесть точек. Шесть дней. Прошло восемь дней с тех пор, как мы познакомились. Шесть – с тех пор, как я его полюбила. И теперь мне хотелось, чтобы впереди нас ждали еще миллионы дней, проведенных вместе. Я перевела взгляд на лицо Финна, которое выражало страх.
– Да, – сказала я, удивляясь тому, как тихо звучат наши голоса.
Такие важные слова нужно кричать на весь мир, чтобы они еще долго разносились эхом в самых далеких уголках планеты. Может, мы говорили едва слышно, потому что боялись спугнуть внезапный прилив смелости. А может, из благоговейного трепета перед обещанием, которое соединило нас, точно электрическая дуга, разряд, с треском и искрами пронзивший воздух, пахнувший ванилью.
– Да, – твердо повторила я. И улыбнулась. Улыбка была такая широкая, что едва не доходила до ушей, но я ничего не могла с собой поделать.
Страх, отражавшийся на лице Финна, постепенно растаял, а плотно сжатые губы расслабились и сложились в ответную улыбку. Он запрокинул голову и рассмеялся, восторженно, с облегчением, еще не до конца поверив в происходящее. Финн закинул руки за голову и покрутился на месте, как будто не знал, что делать дальше.
– Может, поцелуешь меня, Клайд? – мягко предложила я. – Мне кажется, это было бы уместно.
Мгновение – и я оказалась прижата спиной к зеркалу, а мои ноги оторвались от пола. Финн обхватил меня за талию и прижался к моим губам. Я вцепилась в его волосы, стягивая резинку, и улыбнулась, когда светлые пряди рассыпались вокруг наших лиц, образовав что-то вроде занавеса. Вот и славно. Финн, одетый в костюм за тысячу долларов, целовался не хуже актеров на сцене, но повторить на бис мы предпочли за занавесом.
∞
Все получилось удивительно легко. Невероятно. Без единого усилия. Салон Моник был не просто бутиком, а настоящим свадебным центром с полным спектром услуг: кольца, проведение церемоний, цветы, фотографии, и все это быстро, буквально за час. Моник сделала всего один звонок, и нас посадили в лимузин, отвезли в бюро регистрации браков. Мы вошли, показали документы, поставили подписи, заплатили шестьдесят долларов за разрешение на брак и вышли. Никаких анализов крови, как в некоторых других штатах, никакого ожидания. У меня даже автограф никто не попросил. Моник позаботилась и об этом. Она, судя по всему, прекрасно знала, кто я, и организовала все так, чтобы нас быстро провели через служебный вход и так же быстро вывели обратно. Служащий в бюро ни капли не удивился нашему появлению. Ему, похоже, не было никакого дела до того, что наши лица мелькают на обложках таблоидов. Это же Вегас, напомнила я себе. Моник и те, с кем она сотрудничала, наверняка сто раз сталкивались с подобными ситуациями. Лимузин доставил нас обратно к часовне, где мы втиснулись в пятнадцатиминутное окно между заранее забронированными церемониями.
Я не хотела, чтобы у меня на свадьбе был Элвис. Я любила его, но не настолько. Литл Ричард тоже был отвергнут. Никакой музыки, никаких искусственных цветов. Никаких торжественных проходов к алтарю под руку с давно почившей звездой рок-н-ролла. Вместо этого нас отвели в маленькую комнатку, где были зажжены маленькие свечи и ждал настоящий пастор. Встав рядом, мы без лишних вступлений произнесли клятву. «В богатстве и в бедности» – на этих словах Финн вздрогнул, словно ему не нравилось, что он относился ко второй категории. «В болезни и здравии» – тут поморщилась уже я, вспомнив, что Финн считал меня немного чокнутой. А бабуля и вовсе была уверена, что я клиническая сумасшедшая. Ну, или ей просто хотелось, чтобы я так думала. И наконец: «Пока смерть не разлучит нас». Мы посмотрели друг на друга, прекрасно зная, как легко смерть может разлучить тебя с теми, кого ты любишь.
– Согласна, – сказала я.
– Согласен, – произнес Финн.
И все. Свидетель поставил подпись, мы обменялись простыми кольцами – я бы не удивилась, если бы наши пальцы позеленели от прикосновения к дешевому сплаву. Но, поскольку Финн остался нормального цвета, качество колец меня мало волновало. Моник включила их в стоимость свадебного экспресс-пакета, который обошелся нам в пятьсот долларов. Три тысячи восемьсот я отдала за наши наряды, начиная от белья и заканчивая моими бриллиантовыми сережками и парой шелковых и кружевных аксессуаров – Моника была убеждена, что они мне пригодятся, и я с ней согласилась.
К этим суммам я добавила чаевые для нее и еще сто долларов для Пьера. Они оба просто спасли меня и превратили этот день в праздник. Я уже решила, что если благополучно разберусь со всем этим скандалом, то впредь регулярно буду обращаться к Моник за платьями. Я всегда платила добром тем, кто был добр ко мне, о чем и сказала своей спасительнице. И потом, мне давно пора самой выбирать людей в команду. Бабуля больше не будет решать за меня. Пора начать новую жизнь, прямо сегодня, прямо сейчас, и первым в этой новой жизни будет мужчина, которого я только что поклялась любить до конца своих дней.
Финн наблюдал за происходящим молча, с серьезным и задумчивым видом, будто перед ним было сложное уравнение, требующее решения, но, когда он сказал: «Согласен», я ему поверила. И когда я сама произнесла: «Согласна», это было от всего сердца, которое так расширилось от любви, что ему стало тесно в груди. Мне было легко, словно голова у меня наполнилась гелием, и я сжала руку Финна, опасаясь, что меня просто унесет ветром.
Мы попозировали для фотографий, но попросили сделать их на одноразовый фотоаппарат, который забрали с собой, не желая, чтобы кадры с нашей свадьбы попали на страницы таблоидов раньше, чем мы доберемся до Лос-Анджелеса. Это была наша тайна, момент, принадлежавший лишь нам, а всех остальных мы поставим в известность, когда – и если – захотим.
Мы вернулись в бутик, чтобы переодеться, хотя я оставила кружевные трусики и надела подходящий к ним бюстгальтер. Все остальное мы сдали Моник, которая осторожно упаковала вещи в чехлы, напоминающие палаты в психбольнице: у них были укрепленные стенки, обитые мягким материалом, и фиксаторы, удерживающие каждый предмет на своем месте. Через три часа после прибытия в Вегас мы вышли из бутика с кольцами на пальцах, закинув чехлы на плечи, предвкушая пятичасовую поездку на автобусе. Медовый месяц Бонни и Клайду не светил.
Мы зашли в гастроном. Финн купил для нас сэндвичи и кексы с глазурью и посыпкой, которые должны были сыграть роль свадебного торта. Когда Клайд вставил в предназначавшийся мне кекс свечку, я посмотрела на него с удивлением.
– Ты что, стащил ее с церемонии? – спросила я, едва не задыхаясь от смеха.
– Ага. Стащил. Схватил, затушил пальцами и сунул в карман. На день рождения обязательно должен быть торт со свечками, – заявил он, улыбаясь. – По-моему, я капнул воском на штаны. – Его улыбка медленно растаяла. Он наклонился и поцеловал меня. – С днем рождения, Бонни.
– Я и забыла, – изумленно призналась я.
Я действительно забыла про свой день рождения. В последний раз я вспоминала о нем перед тем, как Финн свернул с шоссе на заброшенную заправку в унылом городишке, которая явно видала лучшие дни, но точно никогда не видела таких жарких поцелуев.
– Больше никаких грустных дней рождения. Только счастливые. Договорились? – ласково спросил Финн.
Я сглотнула подступивший к горлу ком и лизнула глазурь на кексе. Это был лучший день рождения, да и просто лучший день в моей жизни, вне всякого сомнения. Я мысленно послала воздушный поцелуй на небо, надеясь, что Минни простит меня за эти новые прекрасные воспоминания, в которых нет ее.
– Договорились, – ответила я, глядя Финну в глаза.
– Пожмем руки в знак заключения сделки, миссис Бонни Рэй Клайд? – Он широко улыбнулся.
Я засмеялась и кивнула, протягивая руку, на которой было кольцо. Бабуля просто позеленеет от злости. От этой мысли я расхохоталась еще громче. Да, отличный вышел день рождения.