КОГДА СЭМЮЭЛЬ ТОЛЬКО вернулся из резервации в марте, я отдала ему все кассеты, которые записала специально для него. Я аккуратно уложила их в коробку из-под обуви и даже сделала вкладыши для кассет, где были указаны композиторы и названия произведений. Сэмюэль сказал, что каждый вечер перед сном слушает новую композицию. Я тоже стала так делать, глядя из окна на его дом и думая о том, какого композитора Сэмюэль выбрал сегодня. Он должен был скоро уехать, и мне хотелось сделать ему подарок на выпускной. Что-нибудь, что напоминало бы Сэмюэлю обо мне.
В итоге идею мне подала Соня. Она записывала мою игру на уроке и включала мне послушать, чтобы я сама могла заметить ошибки: где моим пальцам не хватило быстроты, какие фразы я вывела недостаточно выразительно, где не попала в ритм. И вдруг я поняла, какому подарку Сэмюэль будет рад больше всего.
Всю следующую неделю я совершенствовала пьесу, написанную для него, добиваясь правильного звучания. Вечером перед последним учебным днем я попросила у Сони чистую кассету. Она согласилась, и тогда я объяснила, что хочу записать свое сочинение. Соня обрадовалась, широко открыла крышку рояля и поднесла поближе микрофон. Я сыграла свое творение, вкладывая в него все чувства, которые вызывало у меня близкое расставание.
Когда я закончила, то поймала озадаченный взгляд Сони. Она повернулась к магнитофону и нажала кнопку «стоп», а потом сказала:
– Милая, не знала бы я тебя лучше – решила бы, что ты влюбилась.
В ее голосе звенело веселье, но в то же время слышалось беспокойство. Она стояла ко мне спиной, чему я была очень рада, потому что почувствовала, как краснеет шея. Соня перемотала кассету и убрала в футляр.
– Я записала копию для себя, надеюсь, ты не против, – легко сменила тему она, и на протяжении нескольких лет мы с ней не говорили о любви.
К сожалению, я так и не рассказала Соне про Сэмюэля. Он остался моей тайной, которую я оберегала долгие годы, пока не стало слишком поздно: Соня уже не поняла бы моих откровений.
* * *
Сэмюэль не хотел идти на выпускной. Сказал, что в любом случае заслужил аттестат, и неважно, в какой обстановке ему его вручат. Но Нетти и Дон уговорили его пойти. Джонни тоже закончил школу в этом году, так что моя семья присутствовала на торжественной церемонии, которая прошла довольно скучно. Прозвучали стандартные речи с избитыми фразами об успехе и начале новой жизни. Было несколько слабеньких музыкальных номеров, а выпускники исполнили школьный гимн – честно говоря, довольно вяло. Цветами старшей школы Нефи были багровый и золотой. Мальчиков одели в красные мантии, а девочек – в золотые, которые, по правде говоря, были скорее горчичными, так что прекрасная половина смотрелась очень блекло.
Сэмюэль был высоким и по алфавиту шел одним из последних, поэтому стоял в заднем ряду. Багровая ткань отлично сочеталась с теплым оттенком его кожи, и я постоянно поглядывала на него тайком. Он воздержался от бурного проявления чувств: когда прозвучало его имя, спокойно принял аттестат и пожал руку директора Брекена. Сэмюэль уже получил свою долю славы на прошлой неделе, когда мисс Уитмер вручила ему награду «Ученик года» за успехи в английском. По ее словам, он так усердно совершенствовался весь год, что честно заслужил этот титул. Его одноклассникам было, наверное, все равно, но Сэмюэль рассказал мне о случившемся со сдержанной гордостью.
После вручения аттестатов родители кинулись делать фотографии своих чад, которые позировали с одноклассниками. Нетти и Дон увлеклись разговором, мой отец возился с фотоаппаратом. Я нашла Сэмюэля чуть в стороне от всех. Он успел снять шапочку и мантию и сдать их. На нем были все те же черные брюки и белая рубашка, в которых он ходил на рождественскую службу. Черные волосы были гладко причесаны. Я знала, что очень скоро его обреют по-военному. Рекрутер велел коротко подстричься перед отъездом в лагерь, но Сэмюэль пока не выполнил эту рекомендацию.
Дедушка с бабушкой должны были отправиться с ним в Сан-Диего уже на следующее утро. Дон и Нетти хотели сделать эту поездку туристической, поскольку оба почти никогда не выбирались из Левана. Решено было проехать по «зрелищному» маршруту. Сэмюэль должен был явиться в приемную лагеря в понедельник утром.
– Я бы хотела тебе кое-что подарить, – неловко призналась я, стараясь не привлекать к себе внимания, опасаясь, что нас подслушают. Но мне нужно было договориться о встрече. – Ты потом домой поедешь?
Школа всегда устраивала большой праздник после торжественной части выпускного, но я сомневалась, что Сэмюэль останется веселиться вместе со всеми.
– Нетти и Дон хотят сводить меня пообедать в «Микельсонс», но потом мы домой. – Он помедлил, глядя на меня. – У меня тоже есть кое-что для тебя. – Сэмюэль отвел взгляд, всем своим видом изображая отстраненность. – Знаешь двойное дерево?
Я кивнула. Это место я называла Сонной лощиной. Там было три огромных дерева, расположенных в форме треугольника. Они находились примерно в полумиле от дома Сэмюэля, недалеко от поворота к кладбищу и Окраинному холму. В самое высокое из трех деревьев попала молния, расколов его надвое до середины ствола. Как ни странно, оно не погибло, а просто превратилось в два дерева, растущих из одного ствола, наподобие сиамских близнецов. Верхние ветви окрепли и, слегка наклонившись, тянулись к соседним деревьям. Нижние, искореженные молнией, теперь росли в разные стороны, а не вверх, и напоминали протянутые руки. Осенью, когда листья осыпались, толстые корявые ветви становились похожими на скелеты с крючковатыми пальцами. Это пугающее впечатление и натолкнуло меня на мысли о Сонной лощине. Но весной, когда ветви покрывались листьями, три дерева образовывали отличное укрытие, уголок, заслоненный от пыльной дороги, проходившей рядом.
– Сможешь встретиться со мной там, скажем, часов в восемь?
Сэмюэль сказал это с долей смущения, но твердо, и я тут же согласилась. Солнце садилось почти в девять. С приближением лета дни становились длиннее, а до темноты я могла делать что угодно.
* * *
Я пришла первой и остановилась в тени деревьев, сжимая свои подарки. В последнюю минуту я решила отдать Сэмюэлю еще одно свое сокровище, с которым мне тяжело было расставаться, поскольку мне самой его подарили. Но я знала, что для Сэмюэля эта вещь будет особенно значимой.
Он подъехал к дереву верхом, держа что-то на руках. Спрыгнув с лошади, Сэмюэль зацепил повод за одну из веток. Кобыла тут же принялась жевать траву, а мой друг обошел ее, и я наконец разглядела у него на руках пушистый комок с чистой белой мордочкой. Влажный черный нос высунулся из-под ладони Сэмюэля. Я ахнула.
– Сэмюэль! Боже! – пискнула я, кинувшись к нему навстречу. У него на руках сидел толстенький щенок с белоснежной шерсткой, напоминавший полярного медвежонка. – Откуда ты его взял?
– Ханс Ларсен пообещал мне щенка, когда узнал, что его собака Баши ждет потомство. Мой дед и Ханс помогают друг другу с выпасом овец. Пару раз мне приходилось перегонять стадо Ларсена на другое пастбище.
– Это лабрадор? – спросила я, разглядывая прелестную мордочку щенка.
– Полукровка, – ответил Сэмюэль. – Но в его случае не так уж и заметно, правда? – Он произнес это шутливым тоном, и я решила не заострять внимание на «полукровке».
– А вторая половина кто?
Я погладила шелковистую шерстку и пощекотала собачку под подбородком.
– Ханс говорит, мама щенка – акбаш. Отсюда и имя – Баши.
– Акбаш? Никогда не слышала про такую породу.
– Это турецкие пастушьи собаки. Ханс уже много лет их держит, чтобы следить за овцами. Говорит, они не такие нервные, как обычные овчарки. Они, в общем-то, не для того, чтобы перегонять стадо, а для охраны. Очень спокойные, лежат себе вместе с овцами, и все. Ханс берет обычных овчарок, когда нужно перегнать стадо, а акбаши сторожат овец и живут вместе с ними. Мама этого щенка вообще уверена, что стадо принадлежит ей.
– Тогда откуда взялся лабрадор?
Сэмюэль передал мне теплый комок, и я прижалась щекой к спинке щенка.
– Ханс пригнал стадо поближе к дому во время январских метелей, и в это время белый лабрадор Стивенсона успел заглянуть в гости к Баши, чем весьма расстроил ее хозяина. Ханс планировал повязать собаку с другим породистым акбашем. Но лабрадор добрался до нее первым.
Я хихикнула, села на мягкую землю, поросшую молодой травой, подогнув ноги, и выпустила щенка, который принялся виться вокруг меня.
– По-моему, вылитый лабрадор… только очень уж белый!
Сэмюэль опустился на корточки рядом и протянул руку к собачке, гладя шелковистую шерсть.
– Акбаши совсем белые. Морда у них прямо как у лабрадора, только ноги длиннее, а еще хвост закручивается кверху. У этого малыша хвост папин. – Сэмюэль погладил щенка по пятой точке. – Он вырастет большим. Может, даже станет тяжелее тебя. Зато он сможет присматривать за тобой, пока меня нет. – Его голос был тихим и серьезным. – Ведь я спас тебе жизнь и теперь за тебя в ответе, ты же помнишь? – Сэмюэль улыбнулся, будто хотел немного разрядить обстановку.
– Так это мне?
Он усмехнулся.
– Ну, не могу же я его с собой взять, Джози.
– Боже мой, Сэмюэль! – снова ахнула я и посмотрела на очаровательного зверька новым взглядом.
Я никогда не думала о том, чтобы завести собаку. У меня и так были куры, лошади и разные тощие коты, которые время от времени появлялись у нас на заднем дворе. Но мысль о собаке внезапно показалась мне очень заманчивой. Я сгребла своего нового друга, обнимая его, будто младенца, и умиляясь его влажному носику, который ткнулся мне в щеку.
– Как думаешь, отец разрешит тебе оставить его?
Этот вопрос заставил меня задуматься, но в итоге я решила, что это пустяковая просьба. Отец согласится. Если я приведу щенка домой и скажу, что хочу его оставить, папа не станет возражать.
– Конечно, папа не будет против.
Мы немного помолчали, глядя на щенка, который бродил поблизости, обнюхивая все подряд.
– Как ты его назовешь? – спросил Сэмюэль, усевшись на траве поудобнее и вытянув ноги перед собой.
– М-м, – задумалась я. – Всем курам я даю имена в честь литературных персонажей. Может, Хитклифф? Это имя точно будет напоминать мне о тебе!
Я рассмеялась и покачала головой, вспоминая дни, что мы провели, читая «Грозовой перевал» в автобусе. Но потом я подумала о том, что Сэмюэль уезжает, и меня охватила меланхолия.
– Хитклифф – это толстый кот, любитель лазаньи, из мультфильма, который дедушка Дон смотрит по воскресеньям, – сказал Сэмюэль. – Нужно что-нибудь собачье… И потом, нам с тобой не очень-то понравился Хитклифф. – Его внимательный взгляд скользнул по моему лицу, и я увидела в глазах Сэмюэля отражение моей собственной меланхолии.
– Ты прав. Может, лучше назвать его Рочестер, в честь возлюбленного Джейн Эйр. А сокращенно – Честер. – Я немного подумала и тут же вслух отказалась от этой идеи. – Нет. – Я помотала головой. – Хочу назвать его в честь тебя. Но не Сэмюэль – это будет странно. – Я еще немного помолчала, уставившись в пространство. – Знаю! – Я перевела взгляд на Сэмюэля. – Яззи.
Его губы изогнулись в улыбке. Сэмюэль с нежностью посмотрел на меня.
– Яззи отлично подходит. Бабушке Яззи понравилось бы. Один хранитель назван в честь другого.
Новоиспеченный Яззи забрался ко мне на колени, улегся, подложил лапы под голову и мгновенно задремал.
– Я тебе тоже кое-что принесла.
Я взяла один из своих свертков – кассету, которую я упаковала в простую крафт-бумагу. Сэмюэль был не из тех, кому нужны ленточки и бантики.
Он сорвал обертку и повыше поднял кассету, чтобы рассмотреть ее в лучах заходящего солнца, которые едва проникали под кроны деревьев.
– «Песня Сэмюэля», – прочитал он. – Ты ее записала? – взволнованно произнес Сэмюэль, повысив голос. – Это ведь та самая мелодия, которую ты мне играла? Твоя песня?
– Нет, твоя, – смущенно произнесла я. Мне был приятен его энтузиазм.
– Моя песня, – повторил он почти шепотом.
– Держи. – Я протянула ему второй подарок. Сэмюэль сразу понял, что это. Он покачал головой и развернул огромный зеленый словарь, благодаря которому мы подружились. Сэмюэль провел рукой по обложке и, не глядя на меня, возразил:
– Это твое, Джози. Ты же не хочешь с ним расставаться. Ты обожаешь эту книгу.
– Я хочу, чтобы она была у тебя, – настояла я, наклонившись к нему, чтобы открыть первую страницу, где я написала:
«Моему другу Сэмюэлю, барду из навахо, человеку с сильным характером.С любовью, Джози».
– Кому-кому? – Сэмюэль насмешливо приподнял брови.
– Барду. Посмотри в словаре! – велела я, рассмеявшись.
Сэмюэль тяжело вздохнул, изображая ленивого ученика, и пролистал страницы.
– Бард. Разновидность конского доспеха, – зачитал он.
– Что?! – воскликнула я, протягивая руки к книге.
Сэмюэль непринужденно расхохотался, отбросив на время свою вечную серьезность. Он отодвинул книгу подальше от меня.
– А, ты, наверное, про другое значение… Бард – это поэт, – объявил он и, вопросительно глядя, снова повернулся ко мне.
– Да, так и есть. Ты поэт из навахо. У тебя много прекрасных мыслей, и ты умеешь их выражать, – с важным видом произнесла я.
– Как хорошо у тебя получается, – тихо сказал Сэмюэль.
– Что получается?
– Заставлять меня чувствовать себя особенным, а вовсе не изгоем. Как будто я что-то значу.
– Но так и есть, Сэмюэль! – искренне воскликнула я.
– Вот опять ты это делаешь, – усмехнулся он. – Возьми, – вдруг добавил он, развязывая кожаный шнурок у себя на шее. – Ты отдала мне то, что принадлежало тебе. Я тоже хочу подарить тебе что-нибудь свое.
Бирюзовый кулон закачался на черном шнурке. Сэмюэль протянул украшение мне. Я никогда не видела его без этого кулона и тут же покачала головой. Я была не готова принять такой подарок.
– Приподними волосы, – велел мне Сэмюэль. Я послушалась и подобрала свои светлые кудри, наклонившись к нему. Его теплые руки осторожно завязали кончики кожаного шнурка. Потом Сэмюэль, неизменно соблюдавший приличия, отстранился. Бирюзовый камешек еще хранил тепло его кожи, и я почувствовала, как сильно мне не хочется отпускать моего друга. Я готова была умолять его не уезжать.
Мой голос надломился, когда я призналась:
– Как бы я хотела, чтобы ты остался. – Слезы выступили у меня на глазах. Я принялась яростно стирать мокрые дорожки со щек, пытаясь справиться с собой. Но слезы продолжали литься. – Ты самый лучший друг за всю мою жизнь.
– Если бы я остался, мы с тобой не смогли бы дружить дальше.
Его голос звучал спокойно. Сэмюэль держался на привычном расстоянии, но напряженная поза выдавала охватившие его чувства.
– Почему? – воскликнула я, утирая слезы. Этот прямолинейный ответ заставил меня на мгновение отвлечься от своего горя.
– Потому что у нас слишком большая разница в возрасте. Я вообще не должен встречаться здесь с тобой. Просто хотел попрощаться… Ведь для меня ты тоже самый лучший на свете друг, а лучшие друзья не уходят не попрощавшись.
Он встал и, наклонившись, протянул мне ладонь. Одной рукой я прижала к себе Яззи, а вторую вложила в предложенную мне руку. Сэмюэль помог мне подняться.
– Ты вернешься? – проговорила я, не желая верить, что мы расстаемся навсегда.
– Надеюсь, – ответил Сэмюэль со вздохом. – И тогда, возможно, все будет иначе.
Я уставилась на свои ноги, отчаянно пытаясь придумать повод задержать его, продлить прощание. Внезапно я почувствовала, что Сэмюэль стоит совсем близко, и подняла взгляд. Между нашими лицами оставалось всего несколько дюймов. В сумерках его глаза казались черными. Теплое дыхание касалось моих мокрых щек. Сэмюэль, глядя мне в глаза, осторожно приблизился – так сильно, что все стало размытым. Он слегка наклонил голову вправо, а я приподняла подбородок и потянулась за поцелуем, которому не суждено было случиться. Губы Сэмюэля скользнули выше и прижались к моему лбу. Я закрыла глаза и выдохнула. Несколько долгих секунд мы не двигались с места. Потом Сэмюэль отстранился. В руках он держал мои подарки – и мое сердце.
– Я никогда не забуду тебя, Джози.
Его голос прозвучал тихо, лицо ничего не выражало. Он отвернулся и вышел из-под тени деревьев. Лошадь поприветствовала его ржанием. Сэмюэль вскочил в седло, взял повод, пришпорил коня и поскакал прочь, превращаясь в черный силуэт на фоне фиолетовых сумерек. Я медленно пошла следом, прижимая к себе Яззи, который положил голову мне на плечо.
* * *
Когда я пришла домой, то сказала отцу правду про щенка. Объяснила, что он принадлежал внуку Йейтсов, который решил стать морским пехотинцем и отдал мне Яззи, поскольку не мог взять его с собой. Чистая, неприукрашенная правда, хотя некоторые могут возразить, что это была сильно сокращенная версия. Но моему отцу было все равно, откуда я взяла щенка.
– Я давно подумывал взять собаку, – сказал папа, умиляясь малышу так, как способен только старый ковбой. – Какой хороший мальчик! Да, хороший! Красавец!
Я никогда не могла понять, почему младенцы и щеночки заставляли всех сюсюкать, вытянув губы трубочкой. Оставив Яззи с папой, я поднялась в свою комнату, сняла кулон Сэмюэля и подняла повыше, рассматривая бирюзовый камешек, который слегка покачивался на шнурке. Отец не стал долго думать о том, откуда взялся щенок, но украшение он рано или поздно заметит. Сложив все вместе, папа может насторожиться. Даже в тринадцать мне хватало ума понять, что подумают о наших отношениях окружающие.
Я прижала кулон к щеке, закрыла глаза и вспомнила наш несостоявшийся поцелуй. На мгновение я пожалела о том, что Сэмюэль такой осторожный и благородный. Мне бы хотелось, чтобы он поцеловал меня по-настоящему. Чтобы мой первый поцелуй достался ему. Но через секунду мне стало стыдно за такие мысли. Если уж Джейн Эйр смогла из принципа уйти от мистера Рочестера и его поцелуев, несмотря на свои чувства, хотя их отношения никому не вредили и не мешали, то и я должна следовать ее примеру. Ведь именно так поступил сегодня Сэмюэль.
Я убрала кулон в шкатулку, которая стояла у меня на столе. В ней лежал браслет с серебряными сердечками, доставшийся мне от мамы, брошь с подсолнухом, которую подарила мне Тара на день рождения, зеленое колечко с надписью «Спаси и сохрани» из воскресной школы, а теперь и мое новое сокровище. Я крепко закрыла крышку и спустилась по лестнице, возвращаясь к своему пухленькому ангелу-хранителю.