Дорога до Корвина обещала разительно отличаться от путешествия из Квандуна. Когда Килморда пала и ее обездоленные жители разбрелись по всему королевству, килмордские корабли остались гнить в портах – пустые и не представляющие ни малейшего интереса для птицелюдей. Надеясь оживить морские пути, Тирас послал туда торговцев и плотников, которые починили суда и переправили их в гавани Корвина и Фири. Однако, учитывая разруху в Порте, Дендаре и Вилле, на другом берегу Джираенского моря было не с кем торговать – и корабли бесконечно курсировали между Корвином и Фири, даже не пытаясь отойти от джеруанского побережья.

Путешествие должно было начаться из бухты Бриссон, которая располагалась точно к северу от крепости лорда Корвина в Корварских горах. Тому уже приказали подготовить два корабля и снабдить их командой и провиантом. Один из кораблей планировал отклониться на восток и доставить в Виллу посла от Тираса; попутно король вел переговоры с Фири, чтобы снарядить из фирианской гавани третье судно в Порту.

Лорд Корвин не питал ни особой любви к своей дочери, королеве, ни вассальных чувств к ее мужу. История отношений двух земель изобиловала грязью и болью, страхом и несправедливостью, политическими интригами и личной неприязнью. Но лорд Корвин не был глупцом. Тирас жаждал воскресить старые торговые пути и восстановить связи, утраченные после атаки вольгар. Если для этого нужно снарядить два корабля – лорд Корвин подчинится, и с радостью. Кель не сомневался, что у его сговорчивости было второе дно. Если корабли пропадут, платить за них все равно придется не Корвину, а если вернутся с добрыми вестями – что ж, тем лучше для всех.

Суда собирались отчалить из бухты Бриссон и пересечь Джираенское море курсом на северо-запад. Прибыв в бухту Дендар, половина людей вместе с Келем и Сиршей продолжат путь в долину Каарна, а другой отряд двинется на восток, где некогда процветало королевство Вилла. Если все пойдет хорошо, дорога через море займет немногим больше недели.

Тирас поручил дворцовому управляющему подготовить груз, караван и людей. Кель внес в его план незначительные поправки и предложил самостоятельно за всем проследить. Управляющий с радостью согласился, и через несколько дней, ясным летним утром, у ворот выстроились десять повозок, сорок лошадей и пятьдесят человек – члены королевской гвардии, Творец Звезд, королева, две служанки, кузнец, повар, плотник и кучка Одаренных, чьи таланты были так туманны, что вызывали скорее скепсис, нежели благоговение. Тридцать моряков и два капитана уже ждали их в бухте Бриссон, готовые к отплытию.

Кель ничего не сказал Саше, да и вовсе не видел ее с того дня, когда оставил спящей в стоге сена. Если бы он сообщил ей о своих намерениях, это значило бы, что ему требуются ее одобрение или согласие. Кель не хотел ни того ни другого, а потому счел за лучшее промолчать.

Увидев, как он кружит на Луциане возле гвардейцев и повозок, Саша остановилась как вкопанная. Падриг быстро коснулся ее руки и что-то прошептал, но девушка так и не отвела глаз от Келя. Наконец она приблизилась к нему, стиснув руки и настороженно глядя снизу вверх. Творец Звезд спешил следом, всем своим видом выражая подозрение и неодобрение.

– Я думала, что больше тебя не увижу, – произнесла девушка натянутым голосом. Лицо ее напоминало фарфоровую маску. – Ты пришел попрощаться?

– Нет, – отрезал Кель.

По маске пробежала трещина. Кель уставился на горизонт, собираясь с духом.

– Я еду с тобой.

Глаза Саши блеснули, и маска разлетелась на осколки. На один долгий миг оба затаили дыхание – такой острой и сладкой оказалась эта боль. Затем Саша потянулась к его руке, и Кель ответил, не в силах вынести ее взгляд дольше удара сердца. Но она не заставила его ждать так долго.

– Благодарю, капитан, – прошептала Саша, разом возвращая их на окраину Солема, в тот далекий день, когда он развернул коня. Только на этот раз он следовал за ней.

Больше она ничего не сказала – просто выпустила его ладонь и отошла в сторону. Один из гвардейцев проводил ее к конюху, который держал под уздцы лично выбранного Келем жеребца. Тот рос у него на глазах, и Кель знал, что он никогда не шугался, не ослушивался команд и ни разу не сбросил седока.

Падриг задержался возле Луциана, не сводя с Келя холодного взгляда.

– Ты только причинишь ей больше боли, капитан, – предостерег он негромко.

– Если кто и причиняет ей боль, так это не я, – отрубил Кель.

– Ты расскажешь королю Арену о своей любви?

– Я никого не предавал, Ткач. И она тоже. Это вы с королем ее предали. И если он все это время просидел на троне, ожидая, когда Сирша вернется и бросится ему в объятия, у меня найдется для него пара ласковых.

Луциан одобрительно заржал и мотнул головой. Кель отыскал взглядом Джерика, который взобрался на своего коня и готовился дать знак трубачам на стенах. Оставалось прояснить только одно.

– Ты никогда больше не будешь решать за нее, Ткач. Теперь она не в твоей власти. А в моей. Понял?

Кель дождался, когда Падриг поднимет глаза, показывая, что услышал. Затем направил Луциана к голове процессии и окинул быстрым взглядом зеленые флаги Джеру, сверкающие черные стены, холмы и долины. Он будет по ним скучать. Но лучше скучать по Джеру, чем тосковать по Саше – хотя в глубине души Кель и понимал, что обречен на то и другое. Ему не принадлежали ни эта земля, ни эта женщина, однако ни одна из них, похоже, не была согласна его отпустить.

Он нашел глазами Тираса, который стоял на валу рядом с королевой, и отсалютовал им клинком в знак верности и прощания. Рога взревели, беря все более высокие ноты, пока крещендо не оборвалось протяжным стоном. Тирас поднял руку и задержал ее в воздухе, словно призывая брата вернуться, а Ларк послала ему безмолвное напутствие. Нежные слова мягко отпечатались в сознании и остались там, словно амулет.

* * *

– Кель нужен Джеру, – повторил Тирас. Стоя возле супруги на северном валу, он наблюдал, как караван отбывает в Корвин – и дальше, в земли, которых могло уже не существовать.

– У Джеру есть ты. И я. Возможно… Дендар нуждается в Келе больше.

– Это плохо закончится, – нахмурился Тирас.

– Осторожнее со словами, дорогой. Вероятно, это не закончится совсем.

– Ты говоришь загадками, Ларк.

– Он не мог остаться. Его судьба решилась в тот миг, когда он спас Сиршу. Как и моя – когда я спасла тебя.

– Он заслуживает счастья, – покачал головой Тирас.

– С этим я согласна.

Тирас же мог смотреть на исчезающие в пыли подводы. Стоило им затеряться на горизонте, как он с необычным для себя нетерпением преобразился. Одежда едва успела осесть на камни, а он уже ударил крыльями по воздуху и устремился в небо, чтобы последовать за братом еще несколько миль.

Ларк проводила его взглядом и неторопливо сплела заклятие, умоляя Творца даровать им всем свое благословение.

* * *

Северный Дейн славился мягким климатом и огромными сочными пастбищами. В отличие от него, Корвин был гористым и прохладным. Ландшафт его представлял череду спусков и подъемов, густо окаймленных корабельными соснами. Караван решил не заезжать в крепость лорда Корвина, а как можно дольше оставаться на территории Дейна и перейти границу там, где ее пересекала река Неру. Оттуда они собирались следовать вдоль течения через Корварские горы, а в самой северной их точке свернуть на восток к бухте Бриссон, которая разделяла две провинции.

Это был наиболее простой путь, изобилующий водой и пищей для животных, но он же означал и возможную встречу с вольгарами. Птицелюди спаривались, но не размножались – следование инстинктам не давало плодов. Гнезда чудовищ пустовали, а их единственный творец погиб. Неспособных обзавестись потомством, терпящих беспрестанный голод, их нещадно истребляли, и число птицелюдей уменьшилось в десятки раз. Однако Кель не обманывался на этот счет: угроза по-прежнему существовала.

Женщинам, которые должны были прислуживать Саше, быстро нашли другую работу. Королева довольствовалась собственной компанией и не нуждалась в помощи – в этом Саша не изменила старым привычкам. Серый жеребец с умными глазами и мягкой поступью уверенно нес ее через скалы, но Кель все равно постоянно проверял седло, упряжь и копыта. Он чувствовал бы себя спокойнее, если бы Саша ехала с ним на Луциане, но теперь это было невозможно.

Она все же переменилась: выпрямилась и будто надела невидимую броню, призванную защитить ее прошлое. А может, это воспоминания вернули ей стены, которые она некогда была вынуждена возвести. Она казалась подавленной и замкнутой, словно бы поглощенной видениями прежней жизни, и Кель пожалел, что не может заглянуть к ней в голову, чтобы стать ближе хоть таким образом.

Похоже, его люди тоже поняли, что перед ними уже не прежняя Саша, не та девочка, что спала у ног командира и следовала за ним по пятам. И это было по-настоящему странно. Из рабыни Саша в одночасье стала королевой, но такой взлет оказался скорее бременем, чем благословением. Она сторонилась компаний и перед сном подолгу вглядывалась в мерцающее небо, словно ее звезда все еще была там и подмигивала ей с высоты. Падриг держался рядом, но Кель больше ему не доверял – и не рассчитывал, что старик сумеет защитить ее от ночных опасностей. Перед отбоем он выставлял двух дозорных – один присматривал за лагерем, другой лично за королевой, – и никогда не отходил далеко, пускай эта иллюзия близости и разрывала ему сердце.

Однажды Кель проснулся от ее руки на своем плече и на мгновение забыл, что они давно не на Яндарианской равнине. Он рывком сел, притянул Сашу к себе – и она на мгновение расслабилась в его объятиях, прижавшись губами к виску. Когда она отстранилась, в глазах ее метались тревожные предчувствия, и Кель машинально пригладил рыжие волосы.

– Нужно свернуть лагерь, капитан, – сказала она.

– Что ты видела?

– Камни падают, – ответила Саша в странном оцепенении, словно булыжники стучали вокруг прямо сейчас. Но ночь казалась тихой, а обрыв – мирным.

Кель не торопил ее, давая собраться с мыслями. Девушка на мгновение прикрыла глаза, а когда снова подняла взгляд, в нем не было и следа дремоты.

– Я не знаю, когда это случится, – продолжила она. – Луна будет ниже.

Она прочертила линию по небу, отмечая путь светила, а затем обернулась к маячащим во тьме скалам.

– Думаю, время еще есть. Но я видела этот утес. – И Саша указала на каменную стену, которая нависала над их стоянкой. Сегодня они ночевали на окруженной деревьями поляне, под отдаленный гул реки Неру.

Кель немедленно поднялся и, не тратя время на объяснения, принялся будить караван и запрягать лошадей. Вскоре усталый отряд двинулся прочь от Корварских скал, хотя глаза людей то и дело возвращались к покинутому месту. В лунном сиянии горы напоминали хищного зверя, только и ожидающего возможности соскочить с обрыва и похоронить их всех под своим весом.

Беда пришла тихой поступью: редким перестуком гравия, каменной пылью в волосах, эхом столкнувшихся булыжников. Потом земля тяжело вздрогнула, и над рекой раскатился громкий треск. Лошади завизжали и рванулись из узды, путешественники без понуканий ускорили шаг, и все недовольное бормотание мигом смолкло, сменившись грохотом крови в ушах.

Затем тишину прорезал женский крик. Караван споткнулся, и люди замерли, испуганно крутя головами. Казалось, вопль был повсюду: позади, впереди, над ними и даже под ними. Женщины недоуменно переглянулись: никто из них не проронил ни звука. Крик повторился – исполненный скорее ужаса, чем боли, – и каменное ворчание переросло в рев.

– Все к реке! – заорал Кель.

Страх обострил его инстинкты. Он кинулся назад, к хвосту процессии, побуждая повозки двигаться быстрее, но те лишь надсадно скрипели колесами по гравию. Деревья у просеки, где отряд ночевал совсем недавно, уже трещали и ломались под ударами камнепада.

– Кель! – закричала Саша, и он на секунду отвернулся от сыплющихся булыжников. Девушка ждала его неподалеку; серый жеребец гарцевал под ней, испуганно мотая головой.

– Уходи! – прокричал Кель в ответ.

Она, разумеется, ослушалась: пропустила последние телеги и присоединилась к Келю позади всех. Первая повозка уже достигла реки, но та была слишком широкой, а воды – глубокими, да караван и не годился для путешествия вплавь. Оставалось лишь надеяться, что они отошли достаточно далеко и обвал их не затронет. Кель быстро спешился, стянул за собой Сашу и, заставив ее припасть к земле, прикрыл своим телом. От следующего толчка Луциан пошатнулся, серый жеребец рухнул на колени, а Саша отчаянно вцепилась в Келя. Время для бегства вышло.

На один страшный миг им показалось, что их сейчас похоронит заживо – так яростно вспучивалась вокруг земля и трещала роща, – но рев смолк столь же внезапно, как и начался. Оба застыли, прислушиваясь. Деревья продолжали стонать и сбрасывать отломанные ветки, расщелины на дороге устало плевались каменной крошкой.

Наконец над обрывом воцарилась тишина. Кель откатился назад, давая Саше глотнуть воздуха, и торопливо пробежал пальцами по ее телу. Она сделала то же самое, убеждаясь, что Кель цел и невредим.

– Ты в порядке?

– Да. – Он огляделся. – Но не вижу Луциана. И серый, кажется, сломал ногу.

Жеребец попытался встать – и тут же упал. Его левая задняя нога была неестественно выгнута под коленом. Кель отпустил Сашу и ползком двинулся к раненому коню. Тот жалобно заржал и снова попробовал приподняться.

– Шш, – прошептал Кель, успокаивая коня и оглаживая его голову, прислушиваясь в поисках нужной ноты. Однако в ушах раздавался лишь громкий стук лошадиного сердца.

Кель не знал, пролежит ли тот достаточно долго, чтобы он успел срастить перелом. Он никогда прежде не лечил животных, но Саша уже опустилась подле него на колени – истинное воплощение веры – и накрыла его руки своими. Конь вздрогнул, но позволил Келю провести ладонями по его бокам, взывая к сокрытой в глубине песне. Кель по-прежнему слышал только его сердцебиение – сильное, испуганное – и за неимением лучшего наполнил голову этим ритмом. Ладони тут же вспыхнули жаром, а затем словно коснулись льда. Не прошло и минуты, как жеребец осторожно распрямил ногу и с облегчением выдохнул. Кель убрал руки, кровь отхлынула от головы, он покачнулся. Кель почти дрожал от эйфории. Это исцеление ничем не напоминало прежние, но однозначно было новой высотой.

– Кель, – вдруг позвала Саша с тревогой в голосе. – Смотри.

Среди стволов показался одинокий волк. Он двигался к ним, пригнув голову и опустив хвост. Глаза зверя горели желтым огнем, а зубы были оскалены, словно он винил людей в разрушении своего дома. На краю рощи он остановился, и Кель с Сашей поспешили встать и потянуть за собой серого жеребца. Затем они попятились к каравану, держась за гриву коня и успокаивая его на два голоса. Волк внимательно следил из тени за их отступлением.

– Она ушла, – наконец сказала Саша.

– Кто?

– Волчица.

– Наверное, камнепад отрезал ее от стаи.

Девушка не ответила – лишь обернулась в последний раз, вглядываясь в лесной сумрак.

– Она вернется, – пробормотала она.

* * *

Остаток ночи они провели на берегу Неру, вокруг костра, разведенного Айзеком. Все были слишком взбудоражены, чтобы спать, но продолжать путь по темноте тоже не имело смысла. У двух повозок погнулись колеса, конь Джерика повредил переднюю ногу, а кузнец вывихнул плечо, пытаясь сдержать рвущуюся из узды лошадь. Кель предоставил другим заниматься поломками, а сам сосредоточился на исцелении: прижал ладони к кровоточащему порезу жеребца, за что схлопотал шишку на лбу, и вправил руку кузнецу, который, напротив, остался весьма доволен.

– Лучше, чем было, капитан! – восхитился он, крутя запястьем и разминая плечи. – Как доберемся до Дендара, я вам выкую что-нибудь в своей кузнице. Уж поверьте, за мной не заржавеет. Может, дара у меня и нет, но кой-какие умения имеются.

– Умения дороже даров, потому что зарабатываются тяжким трудом, – смутился Кель. Чужая благодарность всегда вызывала у него неловкость.

– А дары причиняют страдания, которыми мы за них расплачиваемся, – негромко откликнулась Саша, не сводя взгляда с огня.

На это Кель не ответил.

– Как выглядит Дендар, ваше величество? – поинтересовалась одна из служанок. Ее глаза поминутно возвращались к просеке, которая едва не стала для них братской могилой. Вряд ли девчонка переживала подобное хоть раз в жизни.

– Да, миледи, расскажите нам, – принялся упрашивать Петер. Из всех гвардейцев он был самым молодым и непосредственным. Старшие мужчины теперь держались от Саши дальше, обращались с ней почтительнее – и она, видимо, сожалела об этой дистанции. – У госпожи Саши самые лучшие истории!

– Ты должен называть ее королевой Сиршей, – проворчал Творец Звезд, и Саша поспешила вмешаться:

– Для этих людей я просто Саша, Падриг. Они могут называть меня как хотят.

– Они будут звать тебя королевой Сиршей, – отрубил Кель, который дежурил у леса спиной к лагерю.

Путешественники притихли, напуганные его резким тоном. Джерик, как и всегда, первым решился нарушить молчание.

– Расскажите нам вашу историю, миледи, – попросил он мягко. – Каким вы помните Каарн.

Саша неохотно пустилась в воспоминания – явно чтобы загладить грубость Келя, – и тот отошел под тень деревьев, оставив берег позади. Но голос Саши настиг его и там.

– В Каарне добрые люди, – начала она, – и множество холмов и деревьев. Я бывала в Порте, Вилле и всех уголках Дендара, но именно Каарн – столица, где живет король, где жили все короли до него и куда теперь направляемся мы.

Рассказ Саши прервался, словно она пыталась отыскать тему, которая не причинила бы никому боли, и в итоге остановилась на череде незначительных фактов.

– Флаг Дендара – красный с белым, но у Каарна он другой – дерево на поле цвета морской волны. Сама крепость построена не из джеруанской руды, как замок короля Тираса, а из камней, которых в Каарне так же много, как деревьев. В детстве я однажды заблудилась во дворце. В каждом крыле по десять спален, а в главном здании – величественный парадный вход, две библиотеки, большой зал для пиров, бальный зал для танцев, тронный зал для управления королевством и особая комната, где король встречает лордов Дендара, Порты и Виллы. В глубине здания располагается огромная кухня, которая выходит в сад. По утрам там иногда накрывают завтраки, а для слуг и короля еще есть отдельные столовые. Также в замке несколько гостиных, музыкальная зала и три комнаты для рисования, вышивания и ткачества, где свет особенно хорош. Все стены в крепости Каарна украшены чудесными гобеленами.

– А вы рисуете, миледи? – снова подала голос младшая служанка. – Или, может быть, вышиваете?

– Нет. Я… не особенно хороша… ни в чем. По правде говоря, большую часть времени я приводила наставников в ужас.

– Зато ты видишь будущее, – фыркнул Падриг, словно это искупало все остальное.

Саша умолкла, и Петер поспешил подтолкнуть рассказ вопросом, которому лучше было оставаться непроизнесенным.

– А король Дендара – Одаренный, как и король Тирас?

Мельком обернувшийся Кель поморщился, и Петер дернулся, будто от пощечины.

– Жители Каарна – не воители, – дипломатично ответила Саша, не позволяя неудобному вопросу поколебать ее спокойный тон. – Они садовники. Фермеры. Их дары связаны с землей, а не телом. Хотя, когда я уезжала из Каарна, замок готовился к обороне.

– Почему вы уехали, ваше величество? – спросил кто-то, и Падриг поторопился ответить за Сашу:

– Королева Сирша не хотела уезжать. Но король решил, что ей будет безопаснее за морем, вдали от вольгар.

– Я думала отправиться в Килморду и собрать там армию для защиты Дендара, – устало объяснила Саша. – Но король Арен считал, что если вольгары не найдут добычи, то просто двинутся дальше, и многие жизни будут спасены. Увидев битву, я осознала его правоту. Если бы мы попытались дать вольгарам отпор, защитники Каарна проиграли бы, а само королевство пало безвозвратно.

Кель осознал, что вот уже пару минут не двигается и не видит леса перед собой. Он против воли прислушивался к истории, которую не хотел знать. Он понимал и Сашино чувство долга, и ее беспомощность. Понимал, каково это – пытаться сохранить разваливающееся королевство. Понимал, что такое – двигаться вперед, не имея ни решений, ни ответов.

– Мы думали, вода сумеет защитить берега Джеру от птицелюдей, – добавил Падриг. – Но в Джираенском море есть острова, на которых вожак вольгар продолжил плодить новых тварей.

– Я обещала себе, что вернусь с помощью, – прошептала Саша. – И не вернулась.

– Зато вы возвращаетесь теперь, ваше величество, – утешил ее Джерик, и Кель словно воочию увидел, как он с обычной фамильярностью похлопывает девушку по руке. – А мы вам поможем.

В целом мире не найдется такого воина, как Кель Джеруанский.

– А что, если вольгары до сих пор в Дендаре? – спросил кто-то, и Кель, наконец отлепившись от дерева, углубился в лес. Ему отчаянно хотелось уединения.

Если вольгары до сих пор в Дендаре, отряд даже не покинет кораблей. Кель вышвырнет Падрига за борт, запрет Сашу в каюте и отчалит в Джеру, ни разу не оглянувшись. Килморда нуждалась в наместнице не меньше, чем Дендар – в королеве, и Кель с радостью провел бы остаток жизни за восстановлением северной провинции. В самой черной глубине своего сердца он надеялся, что вольгары до сих пор в Дендаре, – и знал, что это делает его плохим человеком.

Он засвистел, подзывая Луциана.

Тот убежал во время обвала и так и не вернулся. Кель зашагал через лес, насвистывая и прислушиваясь. В скалах, судя по всему, водились волки, и, если Луциан был ранен, для стаи он мог стать легкой добычей.

Кель услышал хруст ветки, тихое ржание и последовал за звуком. Он отлично знал, что должен взять хотя бы двух солдат – как знал и то, что не повернет сейчас обратно. В переплетении ветвей клубилась тьма, лес зализывал раны и ждал солнца, чтобы в его беспощадном свете пересчитать потери. Луна трусливо скрылась за горизонтом, и даже звезды, казалось, отдалились на безопасное расстояние.

Вдруг слева шевельнулась тень, и Кель с облегчением выдохнул, узнав опущенную лошадиную голову. Однако затем конь отступил во тьму, и Кель снова свистнул, озадаченный поведением друга.

Осторожно ступая по усыпанному камнями подлеску, он двинулся наперерез.

И замер.

Это был не Луциан.

Лошадь, которая ныряла в сумраке, имела тот же вороной оттенок и гриву цвета темного шоколада, но бабки Луциана обхватывали белые носочки. Он был крупным конем, приученным носить всадника в полном боевом облачении, а эта лошадь выглядела намного меньше и изящнее. Сейчас она скользила прочь, словно приглашая последовать за собой.

Кель не поддался. Вместо этого он остановился как вкопанный и потянулся к ножу за голенищем сапога. Лошадь тоже застыла и выжидающе повернула голову. Затем она заржала – звук, пугающе похожий на человеческий смех, – и резко растаяла. Кель следил, как грива превращается в густую шерсть, а длинный лошадиный нос – в узкую морду. Изменение было беззвучным и почти незаметным, и Кель на мгновение ощутил ту же растерянность, которую всегда испытывал в присутствии Тираса, когда он преображался.

Но только на мгновение.

Еще через секунду на том месте, где стоял конь, возник волк. Он рывком потянулся, вскинул голову, с вызовом глядя на Келя, и тот осознал, что это та самая волчица, чье возвращение предсказала Саша. Она фыркнула, словно насмехаясь, и спокойно удалилась в подлесок.

Кель замер в нерешительности. Он был не настолько глуп, чтобы в одиночку сунуться в логово зверя, но ему нужно было разобраться в происходящем. Взгляд капитана остановился на кустах, где скрылась волчица. Перевертыш хотел что-то ему показать.

Луциан действительно был крупным конем. Кель заметил бы его и раньше, если бы жеребец не лежал так неподвижно. Он был мертв. Поводья запутались в зарослях ежевики, будто конь сломя голову ринулся через кусты и застрял. Но тогда вокруг не было бы столько крови. Коню практически вырвали горло.

Кель упал на колени возле друга и со стоном прижал руки к зияющей ране.

– Нет, нет, нет, – запричитал он. – Нет. Господи, нет.

Но Луциан, который ни разу в жизни не ослушался его приказов, уже не мог ответить хозяину. Тело его было холодным, глаза слепо смотрели в небо, а Кель не умел исцелять смерть.

Когда он выпрямился, волчица была тут как тут – неподвижно сидела неподалеку, не сводя с него мерцающего взгляда. У Келя побежали мурашки по телу. Затем силуэт зверя дрогнул и начал расплываться, переплавляясь в нечто иное.

Конечности вытянулись, плечи развернулись, туловище удлинилось, и звездный свет выхватил фигуру женщины, которая начала неспешно подниматься с колен. По обнаженному телу струились густые кудри. Она стояла достаточно далеко, чтобы преобразиться прежде, чем Кель до нее дотянется, но достаточно близко, чтобы он с легкостью ее узнал. Келю оставалось только молча смотреть – с ножом в руке и бездыханным конем у ног.

На сей раз ее волосы не были унизаны драгоценностями или уложены в замысловатую прическу. Они вились дикими спутанными кольцами, словно она постоянно превращалась из одного зверя в другого, не задерживаясь надолго в человечьем обличье. Она по-прежнему была красива – как может быть красива зимняя почва: темная и трескучая, холодная и невозделанная. Но у Келя не было никакого желания себя в ней хоронить. Земля и без того рано или поздно заявит на него права, и, когда это случится, он вернется не к ней.

– Ты стал таким могущественным, Кель Джеру. Но даже ты не можешь воскрешать из мертвых, – сказала Ариэль Фири, и ее голос странно отозвался в тишине леса.

– И все же меня преследуют мертвецы, – ответил он, не веря своим глазам.

– О, я вполне жива, – промурлыкала женщина. – И вполне контролирую ситуацию.

Спустя миг она изменилась снова: раскинутые руки превратились в крылья, а кожа обросла перьями. Кельская сова. Затем она издала вопль, удивительно напоминающий крик ребенка, и взмыла над деревьями – воплощенная насмешка и демонстрация силы.

Кель немедленно развернулся и начал пробираться через лес к реке, где оставил караван. Он даже не оглянулся на коня, которого так любил; не снял с него седло или сумки, не захоронил тушу, чтобы лес не сумел поживиться плотью Луциана.

Тот был мертв. А леди Фири – жива, и теперь никто в отряде не мог чувствовать себя в безопасности.

Особенно королева Сирша Дендар.