Я ПРИОТКРЫЛА ДВЕРЬ И ВЫГЛЯНУЛА в коридор. Уже стемнело, и на каждом этаже горели канделябры. Я задумалась, как проскользнуть незамеченной мимо слуг, которые прекрасно знали, что мне запрещено разгуливать по крепости без сопровождения. Раньше мне не доводилось бывать в этом крыле, и узор коридоров выглядел незнакомым. Другую трудность составляло то, что отец должен был вот-вот вернуться, а я не хотела снова прибегать к своим силам — во избежание еще какой-нибудь катастрофы.

Через двадцать минут, задыхающаяся и растрепанная, я проскользнула в королевские покои, заперла замок и тяжело привалилась к двери. Комната утопала в темноте, одежда бесформенной кучей валялась на полу, рядом лежали сапоги, меч с ножнами и даже корона, которую Тирас так редко надевал. Со стороны создавалось впечатление, что он попросту испарился из одежды. В комнате витал дух запущения, словно все здесь замерло в ожидании хозяина. Я обошла кучу тряпья и вдруг задумалась, не получится ли у меня позвать короля мысленно.

Тирас, где ты? Я выждала пару секунд и повторила вопрос громче. Безмолвный крик концентрическими кругами разнесся по этажу. Но ответа не было. Я помедлила в нерешительности, опасаясь покидать комнату и не зная, куда теперь идти или где прятаться. Так ничего и не придумав, я вышла на балкон и принялась вглядываться в темноту далеко внизу. Возможно, мне удастся связаться с Келем? Или Буджуни?

Кель! Я вытолкнула имя в синие сумерки, и оно повисло в воздухе, будто эхо гигантского гонга. Увы, стражник внизу даже не повернул головы. Я обессиленно сползла на каменный пол, цепляясь за железную обрешетку. Отсюда были видны и мои покои, ярко освещенные изнутри. Это было странно. Служанки видели, как меня проводили на пир, и было сомнительно, что они ждут моего возвращения с расческами и полотенцами наизготовку. Я прищурилась: на плитах балкона лежала длинная тень. В комнате точно кто-то был. Теперь я вспомнила, что Тирас велел мне первым делом идти к себе. Почему я его не послушалась?

Я в очередной раз пожалела, что не могу обратиться в птицу и преодолеть расстояние между двумя балконами. Хотя, возможно, мне необязательно летать самой?.. Я вернулась в комнату и стащила с кровати шелковое покрывало. Затем прижала его к груди, зажмурилась и сосредоточилась на поиске слов, которые сумели бы поднять меня в воздух.

В детстве я могла управлять неодушевленными предметами одним движением губ. Мысленно это сделать куда сложнее.

Моей воле подчинись, Прямо в небо поднимись.

Ничего не произошло, и я поняла, что должна быть конкретнее. У любой вещи было имя, и управляла ими я тоже с помощью имен. Когда я приблизила свечу, то обратилась к ней напрямую. Когда заставила огонь погаснуть, упомянула его в своем стишке. Даже перед тем, как разбить окно, я четко обозначила, на что направлено мое желание. Так четко, что оно открылось единственным возможным для него способом — разлетевшись на куски.

Покрывало. Я кончиком пальца вдавила затрепетавшие в воздухе буквы в шелковую ткань, после чего снова прижала ее к груди.

Поднимайся, покрывало, Словно ты всю жизнь летало. Отнеси меня, как птица, На балкон моей темницы.

Ткань мгновенно ожила и на буксире потащила меня к балкону, будто ее вытягивало из комнаты ураганным ветром. Увы, мой вес не позволял ей взлететь как следует, и она лишь беспомощно трепетала над полом, зажатая у меня в кулаке. Пока я лихорадочно соображала, как ее укротить, в замке повернулся ключ.

— Что ты делаешь?

Я подскочила от неожиданности и чуть не выпустила покрывало, которое тут же радостно захлопало шелковыми крыльями. Тирас стоял на пороге, одетый так, словно последний час объезжал лошадей, а не корчился в агонии, как я предполагала. За спиной у него с круглыми глазами маячил Кель. Я испуганно вздохнула и сосредоточилась на заклинании.

Успокойся, покрывало, Словно ты и не летало.

Это было первое, что пришло мне в голову, но ткань действительно обмякла. Теперь это был всего лишь безжизненный кусок шелка.

— Ведьма, — выдохнул Кель. — Грязная ведьма!

— Кель! — одернул его Тирас. — Оставь нас.

Но тут будто не услышал.

— Признайся, Рассказчица, это ты отравила вино короля? Сделала, как велел тебе папенька? Маленькая птичка хочет быть принцессой Джеру?

Воин шагнул вперед и с остервенением рванул покрывало у меня из рук. Я отступила на шаг, не сводя с него взгляда. Кель боялся меня, это было очевидно. Страх сочился из каждой его поры, пропитывал воздух между нами и заставлял меня бояться тоже. Я помотала головой. Нет. Я пришла помочь. Кель поморщился, словно мой голос причинял ему боль. Я отыскала глазами Тираса, который до сих пор не шелохнулся, лишь тихо прикрыл за собой дверь.

— Кель, ступай. Я в порядке. Проверь, как дела в зале.

— Тирас, ради всех богов! Она опасна!

— Да, — просто кивнул король. — Опасна. А теперь иди. И позаботься, чтобы лорд Корвин не ускользнул. Яд — проделка скорее в его духе, хотя тут не обошлось без помощников. Полагаю, некоторые члены Палаты лордов с нетерпением ожидают известий о моей кончине. Я скоро спущусь. Надо же будет их огорчить.

Кель пробормотал ругательство такое изощренное, что я залилась краской, а Тирас со вздохом возвел глаза к потолку, однако спорить советник не стал. Лишь в гневе швырнул покрывало на пол, сжал эфес меча и выскочил в коридор, хлопнув дверью с такой силой, что с притолоки сорвалось облачко пыли.

Тирас указал на обмякшее покрывало.

— Покажи мне.

Я оцепенела, боясь выдать себя еще больше. Я ничего не делала.

— Покажи, Ларк, — настойчиво повторил король.

Я подняла ткань, дрожащими руками разгладила ее и принялась застилать постель. Тирас медленно подошел сзади.

— Почему ты в моих покоях? — спросил он, и я на секунду обрадовалась, что мне не придется демонстрировать свои способности.

Я думала, ты заболел.

— И пришла прикончить меня? — насмешливо поинтересовался король, в ответ я метнула в него сердитый взгляд. — Дверь была заперта. Как ты попала внутрь?

Я быстро опустила глаза. Проклятье. Эту деталь я упустила. Она была не заперта.

— Была.

Я задумалась, способен ли Тирас чувствовать ложь так же, как чувствовала ее я.

— Ты Рассказчица. Ты велела двери открыться? — Теперь король стоял так близко, что его дыхание щекотало мне щеку. — Это ты заткнула Билвику рот?

В голосе Тираса слышалось веселье, и я немного расслабилась. Да.

— Покажи. — Он вернулся к двери и задвинул тяжелую щеколду.

Я поколебалась. Но король смотрел на меня со спокойным ожиданием, и я знала, что отвертеться не удастся.

Отопрись опять, замок, Чтобы Тирас выйти мог.

Засов немедленно выехал из крепления. Король изумленно рассмеялся.

— Ты могла уйти в любое время. И все же оставалась взаперти, играя роль пленницы. Почему?

Я покачала головой. Не в любое время. Сперва мне нужно было научиться словам. Ты дал мне их.

— Я дал их тебе? — недоуменно повторил Тирас.

Ты научил меня читать. И писать.

— То есть эта сила для тебя в новинку?

Сила не в новинку. Слова в новинку. Перед смертью мама отобрала их у меня. Отобрала голос, чтобы я никому не могла навредить.

— Или чтобы никто не мог навредить тебе, — мягко предположил король. — Это ведь не Мешара оживила ту марионетку?

Скорбь обрушилась на меня, будто гранитная плита. Я зажмурилась и опустила голову на грудь. Нет.

— Отец знает, на что ты способна?

Нет. У меня не было ни сил, ни желания смотреть на Тираса. Я слышала, как он подошел вплотную, видела, как замерли передо мной носки его ботинок. А затем почувствовала руку, мягко, но настойчиво приподнимающую мой подбородок. В глазах короля читалось бесконечное сочувствие, и я поняла, что готова рассказать ему все.

Отец меня ненавидит.

— Разве? Он так жаждет твоего возвращения в Корвин.

Он боится, что здесь мне причинят вред или убьют. Если я умру, он тоже погибнет. Еще одно проклятие моей матери. Перед смертью она позаботилась, чтобы его выживание напрямую зависело от моего.

— Вот оно что… Какая умная Рассказчица. Твоя мать была очень мудра.

Я кивнула.

— Мы все попались в ее сети. Твой отец. Ты. Я. Даже мой отец был ею одержим. Мешара… — прошептал Тирас.

У меня расширились глаза, сердце пустилось вскачь. Тирас обхватил мое лицо руками, словно хотел рассмотреть в нем каждую черточку. Смуглые пальцы мягко скользнули по скулам, обвели изгиб щек и нырнули к острому выступу подбородка. Я едва могла дышать, хотя не знала, что послужило тому причиной — нежные прикосновения короля или внезапно помянутое имя матери. Или все вместе.

— Тот день изменил всех нас. Как и предсказала твоя мать, отец потерял меня. И умер, зная это.

Неожиданно Тирас уронил руки и отступил назад, словно только сейчас осознал, что делает. Я задумалась, что он видит, когда смотрит на меня. Черты моей матери, проступающие из глубины лет, — точно так же, как я видела в нем его отца? Когда-то я ненавидела его за то, что совершил Золтев. Ненавидит ли он меня по той же причине? Я встряхнула головой, прежде чем задать осторожный вопрос.

Отец тебя потерял?..

— Он был чудовищем, и в тот день я понял это окончательно. Я начал отдаляться от него. Меняться. Если бы не те события, я стал бы совсем другим королем.

Кель сказал, ты умираешь.

— Я не умираю.

Но с тобой что-то не в порядке.

— Много чего. — И он печально улыбнулся. — Много во мне следовало бы исправить.

Тирас отошел к балкону и шире распахнул двери, впуская в комнату прохладный ночной воздух. Но… ты не болен? Он обернулся и медленно покачал головой.

— Нет. Не болен. И не умираю. Но я проигрываю битву.

Против вольгар?

— Против всех врагов Джеру. — И король замялся, обдумывая что-то. Когда он заговорил снова, его глаза были непроницаемо-черны, а лоб рассекала горькая складка усталости. — Ты поможешь мне, Ларк?

Как?

— Покажи, на что ты способна.

Я вспомнила разбитое окно и случайный пожар. Мне не хотелось никому вредить. Но, возможно, если я буду очень аккуратна, ничего страшного не случится? К тому же мне и вправду хотелось продемонстрировать свою силу. Внимание было в моей жизни редким гостем и теперь пьянило, как хорошее вино.

Я сочинила простой стишок, заставив покрывало снова приподняться над кроватью. Оно затрепетало в воздухе, словно шелковая лодочка, и я бросила на Тираса опасливый взгляд. Но тот казался заинтригованным.

— Давай еще что-нибудь.

Я велела креслу танцевать, и оно принялось неуклюже раскачиваться вперед-назад, отстукивая ритм деревянными ножками. Тирас рассмеялся, но я лишь пожала плечами. Танцующие кресла и летающие покрывала не могли ничего исправить.

— А мной ты можешь повелевать? — спросил король тихо, и мое сердце забилось учащенно. — Можешь заставить меня танцевать? Или летать?

Я закусила губу, осторожно подбирая слова. Пусть король поет и пляшет, кружится, руками машет. Тирас насмешливо изогнул бровь. Ты не танцуешь.

— Что-то не хочется.

Я беспомощно пожала плечами. На людей это не действует. Ты обладаешь свободной волей. Я только предлагаю и вкладываю капельку намерения. Тебе совсем не хочется танцевать? Хоть чуть-чуть?

— Нет. Совершенно, — фыркнул король, и я тоже не удержалась от улыбки. — Как же ты меня лечила, если твоя сила не распространяется на людей?

Я тебя не лечила. Я просто предложила твоему телу исцелиться. Оно и само этого хотело, поэтому послушалось.

— Думаешь?

Я снова пожала плечами. Я пока только учусь.

— А вольгары? Ты же приказала им убраться. Тогда, на пути в Джеру. Мы все были обречены тогда на гибель, но внезапно они отступили. Я чувствовал, что они подчинились какому-то приказу.

Вольгары ближе к животным, чем к людям, но чтобы ими управлять, все равно требуется масса сил. И еще больше — чтобы повлиять на тебя. Или хотя бы на твое тело.

— Поэтому ты засыпала после лечения?

Да. Это… изнурительно. Подчинять своей воле других.

— А предметы?

У них нет собственной воли, и они не сопротивляются.

Тирас кивнул, будто мои рассуждения представляли собой блестящий образец логики, и я даже почувствовала прилив гордости.

— Я хочу, чтобы ты попробовала снова. Но на этот раз так, чтобы я не слышал заклинание. Посмотрим, что ты можешь.

Моя радость тут же сменилась сомнением. До этого я нарочно позволяла ему слышать все стишки. Если я втайне применю к нему свою силу, будет ли это честно? А вдруг у меня получится? Вдруг я смогу заставить его меня полюбить? Непрошеная мысль змейкой скользнула мне в голову, и я отпрянула, залившись краской. Неужели я действительно такое подумала? Нет. Не может быть. Я бы в жизни такого не пожелала.

— Попробуй снова, — повторил король, словно подслушав мой внутренний монолог.

Я замотала головой. Сердце так и заходилось в груди, грозя проломить ребра. Я никогда не хотела такой силы. Не хотела подчинять людей своей воле.

— Я разрешаю, — твердо сказал Тирас. — Разве тебе самой не интересно узнать, на что ты способна?

Не знать легче. Безопаснее.

— Сосредоточься, — велел король, проигнорировав мои возражения, и я задумалась, не превосходит ли его сила убеждения мою. Кажется, я только и делала, что ему подчинялась. — Чего ты хочешь, Ларк? Чего ты хочешь от меня? — настойчиво спросил он и вдруг напрягся, как будто ждал, что я закатаю его в стену. Как будто я в принципе была на такое способна.

Я закрыла глаза, чтобы отгородиться от него, и, руководствуясь больше нутром, чем головой, подтолкнула к Тирасу безмолвную просьбу, суть которой не понимала до конца и сама. Я так старалась спрятать от него слова, что это было не обычное заклинание, а скорее сгусток энергии — чистая эссенция желания, проистекающего из самой глубины моей души. Я искренне не сознавала, о чем прошу, пока не почувствовала дыхание Тираса совсем близко. В следующую секунду он накрыл мои губы своими. Я оцепенела и распахнула глаза.

Рот Тираса был так же настойчив, как и он сам, почти агрессивен. Он покорял, а не убеждал. Король держал мое лицо в своих ладонях, зарывшись кончиками пальцев в волосы, но немедленно отстранился, как только понял, что ответа не будет. Темные глаза блеснули.

— Зачем просить того, чего не хочешь? — прошептал он, и горячее дыхание снова обожгло мне губы.

Я не просила. Я бы никогда… никогда о таком не попросила. Глаза Тираса сузились, и баюкающие мое лицо ладони исчезли так же стремительно.

Я не просила… или просила? Нет, я никогда бы не озвучила такое желание, как бы сильно ни хотела чего-то. Или кого-то. Я просто подумала о любви. Вот и все. Потом он меня поцеловал. А поскольку целоваться я не умела, то ответила со всем пылом каменной стены.

Я не просила, — повторила я беспомощно. Тирас выглядел озадаченным. Затем нахмурился и сложил руки на груди, разглядывая меня в упор. Я почти слышала, как напряженно он думает, пытаясь проникнуть в суть моих возражений и обнаружить за ними все то, чего я не сказала.

— Я собираюсь поцеловать тебя снова, — пробормотал он наконец. — Просила ты об этом или нет.

Мой разум превратился в сплошную белую стену. Ни протеста. Ни мыслей. Ни слов.

— Дыши, — прошептал король, и я послушно глотнула воздуха. — Иди сюда.

И снова ни единого порыва к сопротивлению. На этот раз он не обнял меня и не притянул к себе, не стал прижимать к груди. Просто приподнял одним пальцем подбородок и накрыл губы губами. Предлагая. Делясь. Прося об ответе.

Внезапно из рассеянных мыслей Тираса вычленилась одна — сладость. Слово было пропитано изумлением.

Он нежно зажал мою верхнюю губу своими губами, смакуя и потягивая, прежде чем скользнуть внутрь, навстречу моему безвольному языку. Он одновременно дразнил и умолял, пока я, не свыкнувшись с настойчивостью и жаром его губ, сама не подалась вперед, теряя голову.

Я ощутила его намерение отстраниться еще до того, как Тирас прервал поцелуй, оставив меня бездыханную, с влажными губами и колотящимся сердцем. Меня охватило резкое чувство потери и почти сразу же — горячее смущение. Я не смела поднять на него взгляд, но знала, что он рассматривает меня, обдумывая что-то, и из этих мыслей выкристаллизовывается некое решение.

— Кель прав, — тихо сказал Тирас, и я испуганно вскинула глаза. — Ты и правда опасная маленькая птичка. Но, думаю, я тебя удержу.