ДВЕРЬ ДОМИКА СМОТРЕЛА на восток, поэтому меня разбудили первые же лучи солнца, позолотившие лесные кроны. За стенами слышалось перешептывание деревьев и чириканье ранних птах. Мой чернокрылый знакомец тоже был здесь — сидел на приступочке сразу за открытой дверью. Я сонно улыбнулась и мысленно пожелала ему доброго утра. Орел склонил голову и перепрыгнул порог с таким видом, словно был в этом доме полноправным хозяином. А через мгновение начал меняться.

Огромные крылья перетекли в мощные плечи и руки, завершившись совершенно человеческими кистями с подвижными пальцами. Перья побледнели и вросли в торс, который начал стремительно раздаваться вширь, пока не превратился в обычное мужское туловище. Сперва он сидел, припав к земле, но когда птичьи лапы вытянулись в длинные стройные ноги, выпрямился в полный рост и раскинул руки, словно приветствуя только что взошедшее солнце. А может быть, это солнце приветствовало его. Каждый сантиметр его тела был окутан золотистой дымкой и лучился теплом. Даже вокруг белых волос сияла огненная корона.

Он был совершенно наг и так прекрасен, что у меня перехватило дыхание. Я забыла, что сейчас он опустит голову и увидит меня — взъерошенную, потрясенную, самым бесстыдным образом глазеющую на него с кровати. Не успела я испугаться этой мысли, как он уронил руки и обратил на меня немигающий темный взгляд. Черная радужка расширилась, финальным штрихом преображая бледные птичьи глаза. На пороге лесной хижины стоял король Тирас.

Я уставилась на него, не дыша и не веря своим глазам, в то время как по его лицу пробегала целая гамма эмоций — сомнение, стыд, задумчивость. Наконец извечная самоуверенность взяла верх, и он вскинул подбородок, взирая на меня с недосягаемой высоты: истинный король, захваченный врасплох, но не посрамленный.

— Ты все-таки сбежала. — Он умудрился вложить в эти слова столько осуждения, что я недоверчиво потерла глаза кулаками да так и осталась сидеть за ширмой ладоней, почти уверенная, что сплю.

Если ты не сон, ты не мог бы одеться?

— А если я сон, мне можно остаться как есть? — насмешливо поинтересовался он, но я все-таки услышала звук шагов и следом — шорох ткани.

Я кивнула. Быстро помотала головой. Снова кивнула. Пошарила руками по горящим щекам и растрепанным волосам, для надежности оперлась о стену и аккуратно встала, избегая смотреть на короля даже искоса. Затем глубоко вздохнула — один, два, три раза — и попыталась проскочить мимо него в открытую дверь. Я отчаянно нуждалась в пространстве и воздухе, но Тирас одним движением преградил мне путь и выставил перед собой ладонь, словно успокаивая взмыленную лошадь. Когда он заговорил снова, укоряющий тон сменился тихой мольбой.

— Не беги от меня, Ларк.

Я с облегчением отметила, что теперь на нем были штаны. В свободной руке он сжимал тунику, и когда убедился, что я не собираюсь выпрыгивать в окно, быстро продел ее через голову, а край заправил за пояс. Потом натянул на босые ноги шерстяные носки и обул пару ботинок, которые я не заметила вчера в темноте, но могла поклясться, что уже видела их раньше.

Ты птица.

— Иногда.

Ты Перевертыш.

— Да.

Одаренный.

— Да.

Как я.

— Как ты. — Он помедлил. — Теперь ты видишь? Теперь понимаешь?

Я уставилась на него пустым взглядом. В голове метались бессвязные мысли. Пока я не понимала ровным счетом ничего… кроме одной вещи. Это ты был тем орлом в лесу… в Корвине.

— Да.

Ты был ранен. У тебя… торчала стрела из груди.

— Свет помогает мне переродиться, а превращение исцеляет. Мне только нужно было дотянуть до рассвета. Когда я превратился из орла в человека, ты по-прежнему спала рядом.

Я почти слышала, как щелкают, вставая на место, фрагменты мозаики у меня в голове. Видимо, Тирас угадал ход моих мыслей.

— Это я украл одежду вашего конюха и серую кобылу твоего отца. А пока ехал к стоянке своего войска, осознал, что был на волосок от гибели. И умер бы, если бы не ты. Позже я вернулся в Корвин именно за тобой. Думал, ты сможешь меня исцелить. А когда узнал, что ты дочь лорда, да к тому же немая, решил убить двух зайцев. Твой отец замышлял на меня покушение, сколько я себя помню. Было бы справедливо, если бы меня смогла исцелить его дочь.

Но я не смогла.

— Нет. Но ты облегчила мою агонию. Утешила страдания, хоть и не сумела вылечить.

Я не могу починить то, что не сломано.

Глаза Тираса расширились, и он сделал шаг ближе. Я и сама не знала, откуда взялось у меня в голове это утверждение, но оно, казалось, его оглушило.

— Но я чувствую себя сломанным, — признался он беспомощно. А в следующую секунду уже расправил плечи, натянув свою обычную мантию превосходства. — Обычно я контролирую превращение. Чувствую, когда оно подступает, и могу сдержать одной волей. Но в последний год сопротивление стало болезненным, и я начал уступать чаще, чем хотел бы. В дневные часы эта тяга слабее, хотя я могу переродиться в любое время. И переродился, когда меня отравили по заговору лордов.

Я вспомнила, как он упал в коридоре. А когда ты не сопротивляешься… тебе все равно больно?

— Немного, но эта боль недолговечна, как от растянутых после тренировки мышц. Когда ты пришла помочь мне во второй раз, агония была так нестерпима, что я не выдержал и превратился до того, как Кель привел тебя в комнату. Я думал, ты увидишь меня на рассвете. Увидишь, как я снова становлюсь человеком. Но Кель услышал мой зов и вмешался.

Но тебе было плохо… потом. Тирас кивнул.

— Мне пришлось бороться за возвращение в человеческий облик. В тот раз я впервые не переродился с рассветом. А когда у меня наконец получилось, я был совершенно разбит.

Ты всегда мог меняться? Я никогда не встречала никого, кто оборачивался бы зверем или птицей. А может, все только притворялись нормальными.

— В ночь после смерти твоей матери я переродился в первый раз. Она словно разглядела во мне эту силу. Она знала.

Твоего сына отнимут небеса. Старое пророчество обрело совершенно новый смысл, и Тирас кивнул, как бы подслушав мои мысли.

— Несколько лет это случалось изредка, так что я научился прятаться и почти поверил, будто это сон, хотя со временем обманывать себя стало труднее. Я думал, что смогу скрыть свою способность… ото всех.

У меня в голове не укладывалось, что он не стал скрывать ее от меня. Король говорил без пауз, не сомневаясь и не задумываясь.

— Кель был первым, кто меня раскрыл. Потом мой отец. Я месяц прятался в этом доме — помнил, какая участь ждет Одаренных, и боялся, что он меня убьет. Но вместо этого он вскоре умер сам, а я стал королем.

Почему ты мне это рассказываешь?

Мысленный вопрос прозвучал так резко, что я оказалась не единственной, кто поморщился.

— Я хочу, чтобы ты поняла. И чтобы не чувствовала себя одинокой. — На последних словах голос короля огрубел, будто собственная доброта показалась ему неловкой.

А еще — чтобы я поехала с тобой в Килморду. И помогла справиться с вольгарами. В голове всплыло эхо подслушанной беседы между ним и Келем.

Тирасу хватило благородства — или высокомерия — этого не отрицать.

— Ты способна на большее, чем двигать телеги и разбирать стены.

У меня округлились глаза, и король усмехнулся.

— Я видел тебя. У птичьего облика есть свои преимущества.

Это признание причинило мне неожиданную боль, будто меня предал друг.

— Если ты сбежишь, я верну тебя. Ты нужна мне, — произнес Тирас без тени извинения и добавил: — Ты нужна Джеру.

Ты нужна мне. Такие сладостные слова. Такие соблазнительные. Раньше я никогда никому не была нужна. Так почему я испытала внезапное чувство утраты, услышав, что король во мне нуждается — и ничего более?

Я всегда хотела быть полезной, — признала я. Тирас подождал продолжения, явственно ощущая слова, которые я не произнесла. А когда их так и не последовало, просто кивнул, оставив вопросы таять в воздухе.

— Тогда ты поедешь со мной, — сказал он, пресекая дальнейшие споры.

Я вздохнула, и он тотчас напрягся, но уже через минуту я покорно склонила голову. Я поеду с тобой.

* * *

Верный своему слову, Тирас в тот же день отбыл в Килморду. Верная своему слову, я поехала с ним. Лорды и их свиты также покинули столицу, чтобы дождаться известий об успехе или поражении короля в родных провинциях. Леди Ариэль — ее отец, лорд Фири, был слишком болен и прислал дочь в качестве официального представителя — сопровождала нас весь первый день пути, болтая с Келем с такой беспечностью, будто мы ехали на пикник, а не на войну. Я чувствовала ее любопытные взгляды и вопросы, роящиеся в кудрявой головке, однако избегала говорить с ней мысленно, чтобы не выдать себя. Фири лежала к западу от Килморды и приняла основной поток беженцев из разоренной провинции. Леди Фири и ее сопровождающие должны были покинуть нас на перепутье, но до тех пор она получала явное удовольствие от защиты королевского войска и внимания Келя и самого короля.

Она хочет быть королевой? — в конце концов спросила я у Тираса, нарушив установившееся между нами уютное молчание. Тот фыркнул в ответ, но слегка вопросительно, будто не был уверен, о ком идет речь.

Леди Фири. Она хочет быть королевой?

— Скорее всего, — ответил Тирас.

Его самонадеянность меня насмешила, хоть я была уверена, что он прав.

Кель в нее влюблен.

— Вряд ли влюблен. Но увлечен — это точно, — согласился Тирас. — Так что королевой ей не быть.

Она для тебя бесполезна?

— Она для меня бесполезна, — спокойно подтвердил он. — А Кель — мой единственный друг.

Дорога заняла добрых четыре дня. Нас замедляли повозки с провиантом и оружием, которые неторопливо скрипели позади. Я очень быстро натерла себе все возможные места и начала умолять меня ссадить. Тирас уступил, но только потому, что к концу дня в седле я испытывала неподдельные страдания. Теперь я шла часть пути пешком, и король то и дело отставал от стражи, чтобы проверить, не сбежала ли я.

Мне некуда идти, — заверила я его.

— Но у тебя нет причин и оставаться, — возразил он.

Буджуни закатил глаза, насмешливо насвистывая, и Тирас развернул Шиндо к началу процессии.

Ночевала я под звездами бок о бок с мужчинами. Мы решили не разбивать лагерь и не ставить шатры, пока не прибудем в Килморду. Это отняло бы чересчур много времени и сил, а нам нужно было добраться до передовой так быстро, как только возможно. Поэтому я довольствовалась тюфяком и Буджуни под боком.

В первую ночь Тирас спал рядом на таком же тюфяке. Следующие два раза он исчезал на закате, а в третий день я его не видела вовсе. Когда кто-то интересовался, где король, Кель отвечал предельно уклончиво: «только что здесь был», «прямо впереди», «прямо позади» или «вы разминулись на две минуты». На рассвете четвертого дня я обнаружила Тираса мирно спящим на соседнем тюфяке, хотя под глазами у него залегли глубокие тени. Когда он подсадил меня на Шиндо и взобрался следом, я спросила его о самочувствии. Ты когда-нибудь отдыхаешь?

Несколько секунд он хранил молчание. Затем приблизил губы к моему уху и ответил почти шепотом, словно боялся, что нас подслушают.

— На самом деле орлы — не ночные птицы. Иногда мне удается найти безопасное место и вздремнуть. Но сейчас мы рядом с Килмордой, и я стараюсь тратить все время на разведку. Подкрепления из провинций отошли к горному хребту и пока удерживают его, но вольгары засели в долине и вьют гнезда в опустевших деревнях. Их число растет с каждым днем.

Сколько их сейчас?

— Тысячи.

Тысячи?!

— Они пьют кровь домашнего скота и истребляют лесных зверей. Видимо, их мучает голод, потому что радиус атак все расширяется.

Откуда они вообще взялись? В моем детстве о вольгарах даже не слышали.

— Никто не знает. Впервые я увидел их три года назад. За это время они успели стать величайшей угрозой Джеру. Некоторые считают, что они пришли с острова в Джираенском море. Все, что я знаю, — их число продолжает расти, и мы проигрываем битву.

А как же армия, которую ты оставил на границе?

— Вольгары утаскивают их каждый день — одного за другим.