МЫ ДОБРАЛИСЬ до края долины к полудню четвертого дня, однако не стали разбивать шатры. Тирас велел всем отдохнуть и подкрепиться как следует, а сам с Келем и командирами уцелевшей армии удалился разрабатывать план боя. Я ощущала присутствие вольгар — так, как чувствовала обычно крупные стаи зверей или птиц, — и их близость вселяла в меня тревогу, напрочь отбивая аппетит.

Как и у большинства живых созданий, их слова были просты. Летать, есть, спать. Они не испытывали ни сомнений, ни беспокойства, не боялись нас и уж точно не строили планов нападения. Они просто существовали. Летать, есть, спать. Убивать. Разница между ними и другими дикими зверями заключалась в том, что они наслаждались убийством. Жили ради него. Их инстинкты были просты и по-своему естественны, но лишены доброго начала. Нам противостояли хищники, обосновавшиеся на самой вершине пищевой цепи, и их число представляло серьезную угрозу. Обычно они спали днем, а охотились под покровом темноты — ночное зрение у них было куда лучше людского. Однако Тирас собирался нанести удар на закате, когда вольгары только проснутся, а на нашей стороне еще будут остатки света.

Весь первый день мы отдыхали, давая лошадям оправиться от долгого путешествия. Увы, беспокойство, пожаром охватившее наш лагерь, никому не позволило расслабиться по-настоящему. Едва на землю спустилась ночь, небо наполнил уже знакомый пронзительный визг, и хотя вольгары не подлетали близко, наутро мы не досчитались нескольких человек — так же, как передовые отряды все это время не досчитывались дозорных. Серый, едва теплящийся рассвет вполне отвечал настроениям армии. Ни у кого больше не было сил ждать.

Впрочем, погода давала нам преимущество. Сумрачные небеса и тусклый свет вселяли надежду, что на сей раз вольгары не побрезгуют и дневной охотой. Тирас сказал, что нам нужно подманить стаю поближе — для этого меня и взяли в Килморду. К вечеру вся армия, за исключением Буджуни, раненых и поваров, собралась под прикрытием рощи на краю долины.

— Они в миле орлиного полета, — сообщил Тирас, и Кель смерил его долгим взглядом.

Погода все ухудшалась. Черные тучи сбивались в стада, спеша улизнуть от белоснежных молний, которые то и дело расчерчивали небо и с треском обрушивались на скалы и утесы Килморды. Тирас сидел позади меня на вороном жеребце, придерживая за талию латной перчаткой. Шиндо дрожал от испуга, но бодрым галопом проскакал между воинами, которым король раздавал последние указания, пытаясь приободрить. Я попробовала успокоить коня, и меня едва не затопило красной волной его страха.

— Береги силы, — шепотом велел Тирас, приблизив губы к моему уху. — Нам понадобится все, что у тебя есть. Шиндо привык к битве. Он не подведет.

Я подчинились, хотя пальцы продолжали нервно перебирать черную гриву. Тирас больше ничего не сказал. Утром он настоял, чтобы я надела кольчугу поверх зеленой туники и брюк, однако я наотрез отказалась от шлема и неподъемных лязгающих доспехов. В них я с трудом могла сделать шаг, да и Шиндо едва ли выдержит двух всадников в полном боевом облачении.

Тирас шлем надел, объяснив мне, что делает это скорее для маскировки, чем для защиты. Для вольгар было бы высшей наградой лично убить беловолосого короля. Я еще утром заплела длинную косу и с тех пор переживала, что привлекаю к Тирасу лишнее внимание. Единственная женщина на поле боя — что может быть приметнее?

— Подзови их, Ларк. Пусть подлетят ближе.

Я подалась вперед, разом ощутив вздох в облаках, скорый дождь, поднимающийся от земли гул жизни, а затем потянулась мыслью вверх, сквозь тусклый вечерний свет. Они были там. Я слышала первобытную жажду крови, которая пульсировала в их венах. Вольгары жили, чтобы убивать. Не из ненависти или ради власти. Просто убийство означало еду. Смерть означала жизнь. Смерть значила, что их собственная кровь заструится по жилам быстрее, а на костях нарастет новое жирное мясо. Они были обыкновенными чудовищами, но все же чудовищами.

И их мучил голод. Я чувствовала их тоску, словно им не первый день недоставало еды, — и что было сил обратилась к ней, призывая услышать, прийти, утолить свою жажду.

Стая замерла, а затем шевельнулась, готовая подчиниться моему зову. Однако в следующую секунду сквозь биение тысяч невинных инстинктов, как бы убийственны они ни были, пробилось противоположное намерение — скорее человеческое, чем звериное, и ничуть не похожее на них.

Кто-то или что-то контролировало вольгар. Направлявший их разум обретал отдельно от своего крылатого войска, это был влажный гортанный голос, который наполнял каждое птичье сознание, диктуя ему, что делать. И этот разум знал о нашем присутствии. Я с судорожным вздохом подалась назад и ударилась затылком о нагрудник Тираса.

— Ларк?

Вожак, предводитель вольгар, — он вольгар или человек?

— И то и другое.

Он Одаренный?

— Некоторые считают, что он Перевертыш… как я. Человек и птица.

Что, если лорд Вин Дар прав? Вдруг за нападениями вольгар стоят Одаренные?

— И что это меняет? Я лучше убью злого человека, чем невинного зверя. Вольгары несут смерть и потому должны быть уничтожены, но Вожак жаждет еще и власти. Даже если он Одаренный, для меня это ничего не значит. Ему нужно королевство. Он его не получит.

— Тирас! Люди волнуются. Если мы не выдвинемся сейчас, то не настигнем вольгар до темноты, — перебил нас Кель. Его конь тревожно гарцевал рядом. На лице воина читалось плохо скрываемое отчаяние — точное отражение тяжелых сумрачных небес у нас над головами.

— Вели им подождать. Я уже сказал, что вольгары придут к нам сами.

Кель кивнул, скользнув по мне неприязненным взглядом синих глаз. Я чувствовала его желание возразить, но он лишь опустил забрало и отъехал в сторону, впрочем, недалеко. Тирас снова склонился к моему уху.

— Подзови их, Ларк, — повторил он настойчиво, и по моей шее тотчас побежали мурашки. — Пора.

Я развернула свои слова, как флаг, и они затрепетали на ветру алой песнью сирены. Каждый их звук побуждал вольгар делать то, для чего они и были рождены. Летать, убивать, есть. Я манила, искушала, соблазняла, цепенея от ужаса, что они в самом деле придут, и еще больше опасаясь неудачи. Они хотели Джеру. Они хотели Тираса. А я вдруг поняла, что не готова расстаться ни с тем, ни с другим.

Череп взорвало громовое карканье, и я поморщилась от боли, когда сопротивление Вожака внезапно ослабло. Воздух наполнило хлопанье тысяч крыльев. Раскрываясь, они отталкивали слова своего предводителя — слова, которые до сих пор сдерживали инстинкты стаи. Голод оказался сильнее.

Они идут, — предупредила я. Тирас взревел — странное эхо зверя, надрывавшегося у меня в голове, и Шиндо рванул с места. Король скомандовал готовность переднему ряду лучников, которые затаились под деревьями, только и дожидаясь возможности распахнуть для противника врата в ад. Небо в просветах листвы дрогнуло и начало плавиться, пока последние крохи света окончательно не затянула черная пелена.

— Прикажи им спуститься, — велел Тирас.

Я лишь на секунду замешкалась, прежде чем обратить к вольгарам свое самое отчаянное, самое смертоносное проклятие.

Слова стрелой взметнулись под облака и рассыпались среди стаи, точно огненные снаряды по змеиному логову. Вольгары с криками начали падать на землю. Некоторые умирали от удара на месте, другие, перекувырнувшись несколько раз на траве, снова поднимали голову — оглушенные, но невредимые.

— В атаку! — заорал Кель, и солдаты, прятавшиеся в высокой траве справа от лучников, ринулись навстречу врагу.

Воздух наполнился звоном железа и свистом копий. Воины спешили достать вольгар до того, как они опомнятся и обнажат бритвенно-острые когти и клювы. Тирас пустил Шиндо в галоп. Я едва успевала следить за его движениями: вот он бросает копье в оскалившуюся тварь, а вот криком предупреждает одного из солдат, что опасность прямо у него за спиной.

— Не дай им улететь, Ларк! — рявкнул Тирас, разворачивая жеребца. — Мы не сможем сражаться с ними в воздухе.

С небес рухнула новая орда птицелюдей, хоть они и видели, как визжат и корчатся на земле их собратья. Очень немногим удалось опять подняться в воздух. Большинство верили, что их крылья связаны.

Их было так много. Десять на одного — двадцать на одного! — и они все прибывали и прибывали. Черный жеребец Тираса смерчем кружился в центре воющей стаи, пока его хозяин выкрикивал отрывистые команды и пускал в ход любое оружие, какое попадалось под руку. Я тоже не сидела без дела: Тирас направлял мой дар, орудуя мной, будто мечом, и я не задумываясь выполняла его приказы. Смерть множилась по минутам: джеруанские воины с зияющими ранами и удивленно распахнутыми глазами лежали вперемежку с издыхающими вольгарами. Я не могла спасти их всех, но делала все, что было в моих силах, снова и снова сплетая заклятия и проклятия, пока на глазах не выступили слезы, а разум не затопило горячим туманом.

Волосы Тираса слиплись от чужой крови, на зубах скрипел песок, но усталость словно была неведома королю. Он только и делал, что разворачивал Шиндо и раздавал направо и налево удары и приказы. У меня шумело в ушах, стук сердца гонгом отдавался в висках. Когда мир в очередной раз дрогнул, я покачнулась и начала съезжать с коня, более не в силах держаться прямо. Черная грива была мокрой от пота и крови, и я беспомощно скользила по ней пальцами, пока перед глазами не замелькали копыта: Шиндо в панике выплясывал между ранеными и убитыми, стараясь никого не затоптать. В следующую секунду Тирас схватил меня за косу, намотал ее на руку и дернул назад с такой силой, что я повалилась ему на грудь. Горячее дыхание короля опалило мне шею.

— Пусть улетают, Ларк. Пора заканчивать.

Туго натянутые волосы и резкий рывок, обжегший кожу у основания черепа, прояснили мой разум как раз достаточно, чтобы сплести финальную мольбу.

— Могущественнее меча, — пробормотал Тирас, и меня накрыло теплой волной его облегчения.

Истрепанные крылья вольгар затрепетали, силясь приподняться над землей. Я скорее услышала, чем увидела, как оставшиеся твари исчезают в облаках, после чего наконец позволила себе расслабиться и отключиться — от царящего вокруг хаоса, запаха крови и бремени собственного дара. Кель что-то торжествующе орал, вокруг раздавались крики триумфа. Они золотыми перьями касались моего лица.

— Она ранена? — спросил кто-то, и я почувствовала, как вокруг тела сжимаются стальные обручи. Я плыла среди солдат с запрокинутой к небу головой.

— Мы это сделали, ваше величество! — Один из воинов ударил короля по спине, и я проехалась щекой по грязной нагрудной пластине.

Тирас нес меня сквозь толпу, а стальные обручи были его руками.

Я пойду сама.

— Ты будешь отдыхать.

Я пойду сама.

— Упрямая женщина, — пробормотал он. — Спи.

И я уснула.