КОГДА Я ПРОСНУЛАСЬ на следующее утро, Тирас уже ушел, а я ощущала себя совершенно по-новому. У меня болело в таких местах, о которых я и не подозревала, и я была счастлива, как никогда прежде. Меня буквально познали — выведали секреты и исследовали белые места на карте, так что теперь мне предстояло знакомиться со своим телом еще раз.

Боль только обострила удовольствие, засвидетельствовала произошедшее ночью и запечатлела Тираса в моем сердце и теле. Я чувствовала его желание заявить на меня право — даже во время самых нежных поцелуев, когда он проглатывал мои стоны и успокаивал горящее тело мягкими прикосновениями и ласковыми словами. Эти слова исходили от его кожи и когда он молчал, и я собирала их, словно опавшие листья, навсегда сохраняя между плотных страниц своей памяти.

Служанки принесли мне воды для купания, но, едва ванна была наполнена, я отослала их прочь. Я чувствовала себя так, будто сбросила старую кожу, сгорела и переродилась, и мне нужно было побыть наедине с этой новой собой. Я заплела волосы в косу и уложила ее кольцом вокруг головы, чтобы не замочить. Затем скользнула в благословенное тепло и закрыла глаза, дрейфуя на волнах покоя и уединения за сомкнутыми веками.

Я не услышала ни скрипа двери, ни тихих шагов по толстому ворсу ковра, но ощутила Тираса, стоило ему приблизиться. Брови короля были сведены к переносице. Он присел возле огромной железной ванны, чтобы наши глаза оказались на одном уровне, и приложил большой палец к моей верхней губе.

— Ты дуешься, даже когда улыбаешься, — мягко заметил он. — Как у тебя это получается?

Тебя это не радует? Тирас улыбнулся. Смуглая рука скользнула вниз, задержалась на остром выступе подбородка, провела по белому изгибу шеи и опустилась в воду, плескавшуюся вокруг моей груди.

— Радует, — прошептал он. — Ты меня радуешь. А еще ты меня удивляешь.

У меня хороший учитель. Я хотела его подразнить, прикрыть сердечную наготу колючками и крапивой, но вместо этого выдала чистую правду. Быстро сглотнув, я отвела взгляд. Впрочем, следующие слова Тираса снова притянули мои глаза к его лицу.

— Когда я превратился в человека вчера утром, меня кто-то ждал.

Я встревоженно подалась вперед. Кто?

— Я не знаю. — Он покачал головой. — Во время превращения я глух и слеп. В эти минуты я будто перестаю существовать, зажатый между двумя сторонами своей личности. Я подлетел к балконной двери и начал превращаться. Это все, что я помню. Когда я очнулся, обнаружил себя сидящим в цепях в подземелье, совершенно нагим.

Я в ужасе воззрилась на Тираса. Разум кипел от догадок, кто, как и, самое главное, зачем мог такое сделать.

— Кто-то проведал о моем даре. Кто-то знал, когда я беспомощнее всего. И знал, где меня ждать, — добавил Тирас сумрачно.

Возможные последствия такого знания заставили нас замолчать. Уставившись в пустоту, мы напряженно размышляли. Наконец я покачала головой. Что-то не сходилось.

Если бы мой отец прознал, что ты Перевертыш, он бы немедленно тебя выдал. Ему незачем играть в эти игры.

— Да. А Палата лордов не стала бы терять время, пытаясь сорвать свадьбу.

Мое сознание посетила предательская мысль, и я высказала ее, не задумываясь, как она может быть истолкована.

А что, если это Кель пытался защитить тебя… от меня? Разве есть способ лучше, чем удостовериться, что я никогда не стану королевой?

Тирас уставился на меня с искренним ужасом, после чего прикрыл глаза, словно эта мысль причиняла ему боль.

— Думаешь, это Кель? — глухо спросил он, внезапно обнаружив собственную ранимость.

Я задумалась о его брате, его единственном друге. Кель меня не любил. Но любил Тираса. В этом я не сомневалась. Если это Кель… Его мотивы были чисты. По лицу короля пробежала тень облегчения. Однако уже в следующую секунду его челюсть напряглась, а глаза сузились.

— Если это Кель, он за это ответит.

Я надеюсь, что это он.

— Почему? — удивился Тирас.

Потому что он бы никогда не причинил тебе вреда. Но если это кто-то другой…

— Наши беды только начинаются, — завершил король мою мысль.

Я кивнула.

— В подземелье высоко на стене есть решетка, ведущая во двор. Я слышал через нее, как дали сигнал к началу шествия, но никто не услышал моих криков и так и не пришел за все время, что я там сидел.

Как тебе удалось выбраться?

— «Прилетите с каждой ветки, разомкните прутья клетки», — процитировал король с улыбкой.

Ты меня слышал?

— Уже в сумерках решетка неожиданно выскочила, и я услышал, как за стеной кричат птицы. Множество птиц. Я переродился, и кандалы, слишком широкие для орлиных лап и крыльев, спали. Тогда я вылетел через люк и стал одной из тысяч птиц, которых ты призвала к собору. Я думал, что опоздал.

А я думала, что ты не можешь переродиться. Поэтому решила ждать… пока у тебя не получится.

— Упрямая женщина, — пробормотал король, хотя его лицо разгладилось, а глаза потеплели.

Я не знала, что еще делать. Лорды злились. Люди… надо мной насмехались, и я хотела только стать невидимой, как обычно.

Тирас поднял руку из воды и кончиками пальцев коснулся моего подбородка.

— Тебя легко проглядеть. Такая тихая, бледная и тоненькая. Но теперь, когда я узнал эти серые глаза, эти тонкие черты и бледно-розовые губы, я не хочу смотреть ни на кого другого. Мой взгляд повсюду будет следовать за тобой.

Я не удержалась от еще одного признания. Зато тебя… проглядеть… невозможно. У Тираса перехватило дыхание, и я впервые сама подалась к нему, вжалась губами в губы и обхватила лицо ладонями. Несколько секунд он позволял мне вести, испытывая и искушая его. А затем поднялся и вынул меня из воды, словно нимфу из моря. После этого меня познали еще раз.

* * *

Отец покинул Джеру без единого слова. Может, смирился с тем фактом, что королем ему не бывать, а может, удалился в свою крепость зализывать раны и строить новые интриги.

Лорды из Инука, Янды и Квандуна уехали через два дня после свадьбы, но леди Фири, лорд Голь и лорд Бин Дар задержались в Джеру еще на неделю, отчего все чувствовали себя неловко, а Тирасу пришлось принять такие меры по обеспечению моей и своей безопасности, каких в замке раньше не видели.

Почему мы вообще должны их терпеть? — спросила я Тираса во время вечерних увеселений, пока наш взор тешили танцоры и менестрели. Мне страстно хотелось избавиться от тяжелой короны и тайных переглядываний и перешептываний Палаты лордов, которые вились по залу, точно змеи.

— Они лорды Джеру, хозяева земель, которыми их династии правили с сотворения мира. А ты хотела бы убить их во сне, моя кровожадная гарпия? — пробормотал Тирас с едва заметной усмешкой.

Я подумала о муже, о том, как его заковали голого в кандалы и бросили в подземелье, и с трудом удержалась от искушения кивнуть. Тирас допросил Келя при первой же возможности. Я при этом не присутствовала, но чувствовала волну возмущения и обиды, которая взметнулась от воина, даже когда он внешне спокойно клялся брату в верности. Тирас ему поверил. И я поверила, хотя мое сердце и желало иного.

Они мечтают тебя сместить.

— Я король, но опираюсь на поддержку провинций. Если они восстанут против меня, против Джеру, королевство в его нынешнем виде перестанет существовать. Они посадят на трон марионетку. Кого-то, кем будет легко управлять.

Вроде моего отца.

— У меня сильная армия. Верные солдаты. Но они набраны из разных провинций и клялись защищать всё Джеру, а не только короля.

Нас прервал Кель, за которым следовала посланница из Фири. Она дважды присела в глубоком реверансе — сперва перед королем, потом передо мной, — как бы невзначай продемонстрировав прекрасный бюст. Кель занял привычное место рядом с Тирасом, и леди Фири протянула мне руку.

— Вы удостоите нас честью, ваше величество?

Я увидела у нее за спиной длинный ряд дам, выстроившихся для традиционного танца, и яростно замотала головой.

— Это обычай, — возразила она, очаровательно надув губки и схватив мою ладонь. — Вы должны!

Но я не умею, — обратила я к Тирасу беспомощный взгляд.

— Ты королева Джеру, а значит, непременно должна участвовать в танцах, — заявил он с лукавой усмешкой. — Не беспокойся, у леди Фири ты в надежных руках.

В итоге я привлекла своим сопротивлением больше внимания, чем если бы согласилась сразу. Я покорно встала и заняла указанное место среди развевающихся юбок, рукавов и лент.

— Вы знаете этот танец, ваше величество? — невинно поинтересовалась леди Фири.

Я покачала головой.

— Тогда повторяйте за мной. Все очень просто.

Менестрели ударили по струнам, и я немедленно узнала мелодию. Это была та же песня, которую пела моя мать, а до нее — ее мать, а до нее — ее мать. Традиционная песня джеруанских женщин. Она служила непременным атрибутом всех празднеств и ритуалов, но за двадцать весен мне выпало преступно мало поводов для веселья, и теперь эта музыка казалась давно потерянной сестрой, родной и все же незнакомой.

Я старательно повторяла грациозные шаги и повороты своей наставницы, покачивала вслед за ней руками и бедрами, но мой разум блуждал по лабиринтам памяти. Я вспомнила слова еще до того, как женщины затянули песню, хотя и не могла присоединиться к их торжественному хору.

Эти нехитрые строки звучали у меня в памяти глубоким и нежным материнским голосом, словно она выпевала из прошлого мое будущее. Я кружилась, не зная шагов, и танцевала, не представляя, какое движение идет следующим. При очередном повороте я поймала за мельтешением рукавов и подолов взгляд Тираса, и голос у меня в памяти стал предостерегающим.

Это была просто старая глупая песенка, песенка о том, как однажды в твои ворота постучится могущественный мужчина и сделает тебя своей принцессой — как будто в этом заключался предел мечтаний джеруанских женщин. Но она не давала мне покоя, словно моя мать, Рассказчица огромной силы, действительно претворила ее в жизнь. Она пела мне ее вместо колыбельной: «Пробил час, летит гонец, ждут невесту под венец…»

Пробил час, летит гонец.

Часа правды ожидай.

Девичья песня и материнское проклятие, которое она шепнула мне на ухо перед смертью, неожиданно слились для меня воедино.

— Ваше величество, вам нехорошо?

Леди Фири осторожно коснулась моей руки. Я осознала, что стою посреди зала как вкопанная, мешая движению остальных женщин. Я помахала ладонью перед лицом, показывая, что мне нужно на воздух, и леди Фири быстро кивнула.

— Выйдем в сад.

Я с благодарностью последовала за ней, стараясь держать подбородок как можно выше — в противном случае корона грозила съехать мне на глаза и уши. Я знала, что кажусь из-за этого высокомерной, но это было лучше, чем выставить себя на посмешище.

Сад утопал в ароматах последних летних цветов. Траву уже припорошили листья, воздух становился все более свежим и прозрачным. Зимой в Джеру было не так снежно, как в Корвине, Килморде или даже Билвике на востоке, но дни становились все темнее и короче, и солнце быстрее спешило скрыться за западными холмами, забирая с собой Тираса.

— Вы солгали, — заявила леди Фири беспечно. — Вы знали танец и прекрасно с ним справились. Наверное, вам хотелось удивить и порадовать короля?

Ее слова пробудили во мне непрошеные воспоминания и заставили залиться краской. Я неопределенно пожала плечами и кротко улыбнулась, изображая совершенную невинность.

— Знаете, вы очень милая. Я сперва этого не поняла, но теперь разглядела. Как думаете, мы сможем подружиться, леди Ларк? Вас ведь так зовут?

Я задумалась, можно ли ей доверять. Когда я ждала у алтаря, она выступила в мою защиту. И поддержала Тираса в его противостоянии с северными лордами. Кель был от нее без ума, а я отчаянно мечтала иметь подругу. Но ее глаза уж слишком часто задерживались на Тирасе, а разум теснили тщательно скрываемые слова, будто она тоже меня опасалась.

Я кивнула, подтверждая, что она может звать меня по имени. Леди Фири тут же склонилась к моему уху и заговорщицки прошептала:

— Кстати, я вас слышу.

Я отшатнулась, как от пощечины. Но она лишь рассмеялась — серебристый, хрустальный звук, от которого даже цветы приподняли свои головки.

— Когда вы говорите, я слышу ваш голос у себя в голове. Тогда на пиру вы спросили, не хочу ли я еще вина. Вы думали, будто я вас не узнала.

Я смотрела на нее беспомощным взглядом, не желая ни в чем признаваться. Леди Ариэль мягко приложила пальчик к пульсирующей жилке у меня на шее.

— Не волнуйтесь. Род Фири тоже берет начало от Одаренных. У меня есть свои постыдные секреты. Ваша мать была из инукского дворянства, не так ли?

Я не ответила.

— Вся династия Инук произошла от первой Рассказчицы. Инук и Янда. В Килморде тоже были Одаренные, но вольгары уничтожили большинство из них. Некоторые думают, что вольгары — потомки первого Перевертыша. Правда, тот был волком, а вольгары — птицы…

Голос девушки звучал буднично и даже весело, хотя она не убирала руки с моей шеи, мягко придерживая, почти лаская.

— А другие считают, что вольгары были созданы из грифов. И я склонен верить в это после того, как столкнулся с ними в битве. Род Бин Дар произошел от Пряхи, как и Квандун. Все это — часть нашей истории, — раздался позади негромкий голос Тираса.

Я не услышала и не почувствовала его приближения — из-за стучащей в висках крови и пальцев леди Фири у меня на горле. Девушка тут же убрала руку и обернулась со скромной улыбкой. За Тирасом маячил Кель — его верная тень в эти тревожные дни.

— Его величество совершенно прав. — Леди Ариэль склонила голову. — Но Корвин и Дейн произошли от воина, который поразил дракона-Перевертыша. В их жилах нет дара. Вот почему Дейн столетиями удерживает трон, а Корвин — следующий в очереди на престол. Нет дара. Нет изъяна.

Она посмотрела на меня и подмигнула.

— Но затем династии начали скрещиваться, кровь смешалась, и все пошло не так. Вы согласны, Кель?

Она улыбнулась ему игриво. Или даже провокационно, я не была уверена. Леди Фири казалась дружелюбной и расслабленной, но слова, которые произносили ее губы, очевидно отличались от тех, что роились в этой кудрявой головке. Ее что-то тревожило. И похоже, этим чем-то была я.

— Без сомнения. Но король происходит из Дейна. И я тоже. Мы оба… лишены изъяна, — добавил Кель после секундной запинки.

Леди Фири скользнула к нему, повернувшись спиной ко мне и Тирасу, будто мы были старыми друзьями. Затем она привстала на цыпочки и почти коснулась губами уха Келя. Я не должна была услышать ее следующие слова, но они настигали меня повсюду и, как обычно, нашли и теперь.

— Но мы все знаем, что это не так, верно?