ТИРАС HE ПОЯВЛЯЛСЯ в замке целый месяц. Он больше не перерождался. Он был орлом днем и ночью. Порой, когда я спала, он прилетал ко мне в птичьем обличье и оставлял розу, роскошное перо или мерцающий черный камень величиной с мой кулак. Каждое утро я находила на балконных перилах новый подарок, но ни следа Тираса. Затем он перестал прилетать совсем, хотя я выглядывала его, куда бы ни направлялась. Не проходило и дня, чтобы я не навещала птичий двор, якобы заинтересованная соколами, которых мои визиты заметно раздражали. На самом деле мой взгляд был прикован к темным стропилам и углам птичника. Хашим, главный сокольничий, не задавал вопросов, но через несколько дней встретил меня осторожным намеком.

— Должно быть, король рассказывал вам о моем друге-орле, — пробормотал он, прикрепляя колокольчик к колпачку сокола.

У меня защемило сердце, но я даже не вздрогнула, лишь продолжила выжидательно смотреть на слугу. Тот поднял на меня лучащиеся добротой глаза.

— Он не возвращался, моя королева, и уже довольно долго. Я тоже его жду. Если он покажется, я немедленно вам сообщу, не беспокойтесь.

Мне оставалось лишь кивнуть. Я боялась случайно выдать себя или Тираса и не знала, насколько Хашим посвящен в секреты короля. Кель ходил не менее поникший и притихший. Между нами так и не возникло особенной теплоты, но мы заключили подобие союза, чтобы защитить Тираса и Джеру, хотя это становилось труднее с каждым днем. Мы распустили слух, что король посещает отдаленные провинции ради их инспекции и поддержки, но не смогли объяснить гвардии, кто же сопровождает его в этих официальных визитах.

Через двадцать восемь дней после исчезновения короля в замок прилетел голубь с вестью из Фири. Там объявились вольгары, их гнезда на побережье Джираенского моря наполняли местных жителей объяснимой тревогой. Лорд Фири пока не запрашивал подкрепления, но новости омрачили и без того невеселую атмосферу в замке.

Чего Тирас от меня ждет? — спросила я Келя, вышагивая по библиотеке. — Он нужен дома!

— Может настать день, когда он не вернется, Ларк, — ответил Кель тихо. — И нам нужно быть к этому готовыми.

Он вернется. Всегда возвращается.

— Ты должна начать принимать решения без него. Для этого он тебя и готовил.

Я не могу править в одиночку.

— Он был уверен, что сможешь.

Это была самая большая любезность, которую я слышала от Келя за всю свою жизнь, и когда он поднял на меня голубые глаза, я увидела в них нечто новое: зарождающееся уважение, проблеск прощения… Впервые я не чувствовала с его стороны ни презрения, ни ненависти.

— Тебе нужно с чего-то начать. Приемных дней не было уже месяц. Люди волнуются, преступность растет, темницы переполнены, и стража не знает, что делать с заключенными. Ты должна занять место Тираса. Ты королева.

Ты мне поможешь? Будешь говорить за меня? Настала очередь Келя хмуриться. Как я буду оглашать приговоры, если даже не могу говорить? Он застонал и ударил кулаком по воздуху. Мы с Тирасом иногда притворялись, будто шепчемся на ухо. Так это выглядело менее странно в глазах окружающих.

Кель смерил меня таким взглядом, словно уже пожалел о своем предложении, но в итоге кивнул. По городу пустили новость, и на следующее утро я вошла в тронный зал, окруженная недоумением и смущением, шепотками и удивленными взглядами. Я опустилась на трон, и стражники, уже проинструктированные Келем, начали выстраивать в цепочку колеблющихся истцов, которые не меньше меня сомневались в успехе этой затеи.

Приемный день начался. Люди подходили один за другим, быстро излагали свое дело, и я выносила решение. Как и всегда, я прислушивалась скорее к тому, о чем они умалчивали, до дрожи боясь сделать неверный выбор. Затем Кель наклонялся ко мне, я складывала ладони чашечкой и притворялась, будто шепчу ему на ухо, хотя губы мои на самом деле не шевелились. Он оглашал приговор во всеуслышание, и мы переходили к следующему делу. Кель ни разу не подверг мое решение сомнению и не вскинул снисходительно бровь.

По мере того как день клонился к закату, я чувствовала себя все увереннее. Теперь я почти полностью полагалась на свою способность слышать то, чего другие не слышат. Если я сомневалась, то спрашивала совета Келя, но со временем это случалось все реже и реже. Уже на исходе дня перед нами предстал мужчина, который бросил к подножию трона большой кожаный мешок.

— Изложи королеве свое дело, — велел Кель нетерпеливо.

— Я поймал Перевертыша, — гордо заявил мужчина. — На благо Джеру, разумеется.

— Покажи, — приказал Кель точно таким же тоном, как у Тираса, и я услышала в его голосе тень страха, который сжал и мою грудь.

Мужчина развязал мешок и вытряхнул на пол огромную черную птицу с белой головой, после чего подбоченился и отступил на шаг, словно ожидая медали. Птица не подавала признаков жизни. Я в ужасе вскочила с трона, и Кель зашипел у меня за спиной, веля охотнику отойти подальше. Я рухнула на колени перед орлом и приподняла обагренные на концах крылья. Меня начало трясти, глаза заволокло слезами, и Кель поспешил оттащить меня назад. Перья были еще теплыми, и я почувствовала, как к горлу подступает желчь. Я упала на трон — ноги меня не держали.

— Откуда ты знаешь, что это Перевертыш? — спросил Кель ледяным голосом, отчего охотник вздрогнул — кажется, он только сейчас сообразил, что его подношение пришлось не по нраву.

— Я… видел, как она превратилась в орла, — пролепетал он, и меня затопило надеждой пополам с чувством вины.

Она?

— Она? — переспросил Кель.

— Сперва это была женщина… а в следующую секунду — птица. Она улетела, но я поставил силки и поймал ее по возвращении.

— И убил? — рявкнул Кель.

— Она Перевертыш, — растерянно ответил мужчина, будто это все объясняло.

Я снова поднялась на ноги. В груди металась ярость, и охотник, видимо, прочел что-то по моему лицу, потому что начал пятиться.

— Я не хотел ее убивать! В ловушке она была еще живая. Я просто надел на нее кожух и сунул в мешок. Видно, она задохнулась по дороге.

Закон гласит, что только король имеет право судить Одаренных. Кель повторил мои слова, и мужчина задрожал.

— Н-но… король Золтев… — заикаясь, пробормотал он.

— Он больше не король, — отрезал Кель и вернулся к трону, якобы чтобы выслушать мой приговор.

Он теряет право на охоту. Если его снова поймают с силками, он будет казнен. Убийство орлов — Перевертышей или нет — отныне запрещено. Так будет записано, и так будет исполнено. Кель озвучил мое решение.

— Но… на что мне жить? — взмолился мужчина.

Скажи ему, что он может ставить ловушки на грызунов и змей. Пусть каждую неделю приносит добычу во двор замка, и госпожа Лорена будет вознаграждать его за службу Джеру. Охотник с округлившимися глазами выслушал мой ответ и потянулся забрать орла. Вели ему оставить птицу. Кель повторил приказ. Я хочу знать, где он ее убил.

— В западных лесах есть небольшой домик неподалеку от крепостной стены. Она пряталась там, — охотно объяснил мужчина, радуясь возможности хоть чем-то угодить королеве.

Мое сердце снова забилось сильнее. Я не могла больше продолжать слушания, и Кель объявил очереди, что мы возобновим их на следующее утро. Я неподвижно ждала на троне, когда зал опустеет и стражники разойдутся по своим постам. Кель стоял рядом с бездыханной птицей. Кулаки воина были сжаты, глаза влажно блестели.

— Я больше не знаю, что делать, — признался он. — Не знаю, что правильно, а что нет. И боюсь, что никогда уже не увижу брата.

* * *

Я отправилась на поиски Тираса — не в первый раз за эти двадцать восемь дней. Я вновь и вновь пренебрегала просьбой короля, блуждая по лесу в одиночестве или в компании Буджуни, если мне не удавалось от него отвязаться. Тролль держался рядом, но не лез с разговорами, чувствуя, какая сумятица царит у меня в голове. Однако на моей стороне была магия, и в эту ночь я ускользнула незамеченной.

Я дошла до домика в западных лесах, где Тирас впервые раскрыл мне свой секрет — и который так точно описал охотник. На этот раз меня не встречал, роняя путеводные слова, орел, и все же в доме ощущалось присутствие человека. Блюдо, гребень, дрова у очага. Раньше ничего этого не было. Я в растерянности коснулась гребня и повернулась к кровати, где провела ту памятную ночь после побега из замка, раздумывая, что мне делать дальше и куда идти теперь. Постель была не заправлена. В ней явно недавно спали. Неужели Тирас переродился и утаил это от меня? Возможно, дар забрал еще какую-то его часть — столь важную, что он решил, будто отныне ему не место среди людей?

Ноги внезапно ослабели, и я опустилась на кровать. Тирас? — позвала я. — Тирас, пожалуйста, не прячься от меня. Распахнутая деревянная ставня негромко стучала о стену. Я вслушивалась в темноту в ожидании ответной мысли, сердцебиения, трепета крыльев, но ощущала только собственную тревогу. В конце концов я бессильно понурила голову, скользя взглядом по плотно утоптанному земляному полу. Из-под кровати высовывался кусочек белого кружева.

Я удивленно потянула его, но он не поддался, словно зацепившись за что-то тяжелое. Я поспешно встала на колени и приникла к полу. Под кроватью лежала незастегнутая дорожная сумка, набитая какими-то тряпками. Я вытащила ее и осторожно перебрала содержимое. Кружево оказалось приторочено к вырезу пышного платья, чей бледный цвет трудно было различить в темноте. Под ним обнаружилась пара изящных туфелек размером чуть больше моих, шелковое белье, еще одно платье и прекрасный багряный плащ. Кто-то устроил тайник в доме короля.

Я выдохнула в болезненном облегчении, по-прежнему качая головой. Общая картина событий от меня ускользала, но одно я знала наверняка: здесь была женщина. Перевертыш. И теперь она была мертва.

* * *

Когда я вошла в тронный зал на следующий день, орла в нем уже не было. Полы отмыли до блеска, зал проветрили, но я не могла забыть о птице, которая на самом деле была человеком. Кель уже ожидал меня у трона, готовясь вновь выполнять обязанности рупора, и я решила расспросить его о судьбе орла после приемного дня. Я сомневалась, стоит ли ему рассказать о своем вчерашнем открытии; узнай он, что я блуждаю в лесах по ночам, — непременно приставит ко мне круглосуточную охрану.

Я поприветствовала собравшихся легким кивком и жестом предложила первому жалобщику подойти к трону. Гвардия засуетилась, упорядочивая очередь и принимая дополнительные меры для моей безопасности. Некоторые люди встречали приговор без восторга, а другие и вовсе представали передо мной в цепях.

День тек своим чередом, а решения принимались без остановки. Внезапно толпу всколыхнул шепоток, и за дверями раздался крик. Охрана немедленно сомкнула передо мной ряды, опасаясь, что в очереди возникла потасовка. Но я уже ощутила его имя, словно все мысли собрались в одну точку. Король Тирас. Король Тирас. Я вскочила, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь за плечами гвардейцев. Кель тоже встал, растолкал стражу и бросился к дверям, держа руку на мече.

— Разойтись! Всем назад! — рявкнул он.

Я как могла тянулась на цыпочках, но плотная стена стражи загораживала обзор. Затем я вновь услышала его имя — уже не в мыслях, а из десятков уст.

— Король Тирас вернулся! Король здесь!

Я не запомнила, как спускалась с помоста. Знаю только, что шла сквозь толпу, а Кель и стражники с раскинутыми руками пытались создать для меня проход. Но люди и так расступались, приветствуя меня почтительными поклонами и кивками.

Тирас ждал на пороге зала, на голову возвышаясь над окружающими. Он был одет для приемного дня, если не считать черных перчаток до локтей, которые придавали ему сходство с королями-воинами, чья кровь текла в его венах. Белые волосы венчала корона, с плеч струился зеленый плащ. Губы Тираса не улыбались, но теплые янтарные глаза были прикованы ко мне — такие же родные, как мое собственное сердцебиение. Я перешла на бег и через мгновение оказалась в его руках.

— Ты ведешь себя не по-королевски, — пробормотал Тирас, легко приподнимая меня над полом и зарываясь лицом в волосы. — Люди решат, что я размазня.

Я не нашлась с ответом — слова вдруг покинули меня. Сейчас я могла только судорожно цепляться за короля, пока тот баюкал меня в объятиях. Затем он отнял лицо от моей шеи и, не размыкая рук, распустил собрание:

— Ступайте и не творите зла.

Я не услышала от толпы ни слова, ни даже мысли возражения.