НАМ HE ДАЛИ отпраздновать его возвращение. Тем же вечером в коридоре загрохотали сапоги, и Кель постучал в дверь королевской опочивальни.

— Тирас! У нас гость. Давай скорее.

Мы без единого слова оделись и поспешили к центральному двору, по которому уже метались тени от зажженных факелов. Зубья парапета выдавались из стены, как настоящие черные зубы. Капитан ночной стражи начал объяснять Келю ситуацию.

— Она постучалась в городские ворота и попросила ее впустить. Сказала, что ее зовут леди Ариэль Фири. Пришла одна, пешком, без сопровождения.

Кель выругался и бросился к воротам, которые отделяли внутренний двор от внешнего.

— Где она сейчас? — резко спросил Тирас.

— Дозорный предложил ей подождать до рассвета, ваше величество. Таковы его указания.

— Она до сих пор за воротами?! — зарычал Кель, снова подбегая к дозорному.

— Нет, сэр, — поспешил оправдаться стражник. — Дозорный испугался, что перед ним действительно может быть благородная дама, и разбудил меня. Я послал стражников на стены — проверить, не ловушка ли это. Но леди и вправду была одна, поэтому мы опустили мост и привели ее в замок.

В ту же секунду со стены донесся гул трубы, и мы бросились к воротам нижнего двора, глядя, как медленно поднимается тяжелая решетка. Леди Ариэль высвободилась из рук двух сопровождавших ее стражников, сделала несколько шагов и упала на колени. Пыльные всклокоченные волосы рассыпались по рваному малиновому плащу, тоже забрызганному грязью. Я немедленно узнала запах, который ее окружал, и зеленые подтеки на светлом подоле платья. Кровь вольгар. Не человеческая. В руке девушка сжимала кинжал, как будто недавно ей пришлось сражаться за свою жизнь.

Кель немедленно бросился к ней и заключил в объятия. Кинжал выскользнул из пальцев леди Ариэль и ударился о булыжники двора с глухим лязгом, от которого она вздрогнула. Воин не стал его поднимать, но леди Фири, которая выглядела совершенно оглушенной, сама потянулась к клинку, словно вот-вот ждала нападения.

— Ариэль, вы в безопасности. Успокойтесь, — прошептал Кель, и девушка обессиленно уронила голову ему на плечо. Руки плетьми повисли вдоль тела.

— Их было так много, — глухо выдавила она. — Так много…

— Вы одна? — В голосе Тираса слышалось напряжение. — Где ваши охранники?

— Мертвы. — Леди Фири еще ниже опустила голову, но я увидела, как затрепетали ее ресницы.

— До Фири три дня пути на лошади. Вы прибыли одна? — не сдавался король.

Тирас, пожалей девушку. Тирас кивнул, хотя его брови сошлись к переносице, а губы сжались в тугую линию.

— Проводи ее внутрь, Кель. Вопросы могут подождать. Пусть передохнет и поест.

Леди Фири отказалась спать, но с благодарностью приняла помощь служанок, которые искупали ее, нашли новое платье и накрыли в столовой предрассветный ужин для нас четверых. Тепло и забота придали девушке мужества, и она наконец смогла объяснить, как оказалась в Джеру в таком плачевном состоянии.

— Мой отец давно болеет. Не знаю, сколько еще выдержит его сердце. Когда начали приходить вести о гнездах вольгар на побережье, он настоял, чтобы я отправилась сюда. Он так хотел уберечь меня от опасности, что я не решилась спорить.

— Мы получили предупреждение из Фири несколько дней назад, — подтвердил Кель, и леди Ариэль кивнула, уставившись в пространство между ним и королем.

— Меня сопровождали члены отцовской стражи, но на исходе второго дня на нас напали вольгары. Кажется, они преследовали нас от самого Фири. — Леди Ариэль прервала рассказ и прижала к губам трясущуюся руку.

Я мгновенно вспомнила собственную дорогу из Корвина в Джеру, когда впервые увидела птицелюдей, их грубую кожу и огромные крылья, то, как они срывали всадников с седла.

— Мы не смогли дать отпор. Они просто обрушились на нас с неба. Мой конь бросился к деревьям, и я положилась на него, так и не осмелившись обернуться.

— Что случилось потом? — мягко спросил Тирас.

— Он бежал и бежал, — прошептала девушка. — Он был жутко напуган. А когда наконец остановился, упал на колени и уже не поднялся. У него текла пена изо рта, а на груди была кровь. Видимо, его ранили в битве, но я даже не…

— И вы прошли остаток пути пешком, — закончил за нее Кель.

— Да. — Девушка беспомощно вскинула на него глаза — темные, мерцающие и столь прекрасные, что даже у меня захватило дух.

Кель медленно перевел взгляд на Тираса:

— Что будем делать?

Мы с тобой поедем в Фири, — сказала я, поворачиваясь к Тирасу. — А Кель останется в Джеру с леди Ариэль. Кто-то должен остаться.

— Я капитан чертовой стражи, Ларк! — перебил Кель. Его горячим облаком окутывало напряжение.

Тирас предупреждающе посмотрел на брата, но тот уже отодвинул стул и без единого слова покинул комнату. Леди Ариэль проводила его понимающим взглядом и встала, чтобы уйти следом.

— Вам лучше отдохнуть, леди Фири. Мы примем решение завтра, — пробормотал Тирас, тоже поднимаясь и протягивая мне руку. — Госпожа Лорена покажет вам ваши покои.

— Ваше величество, вы когда-нибудь признавали Келя своим братом? — неожиданно спросила девушка.

У меня округлились глаза от ее дерзости, и она тут же присела в реверансе, низко опустив голову.

— Простите меня, — сказала она с искренним раскаянием. — Я сама не своя от всех этих событий… И очень волнуюсь за Келя. Я сказала, не подумав.

Тирас бросил на нее внимательный взгляд, и его губы слегка изогнулись. Но меня было не так просто одурачить. Дерзость леди Фири встревожила его. А ее вопрос — еще больше.

— Я понимаю, — кивнул он, прощая гостью. — Отдохните как следует.

Но леди Фири еще не закончила.

— Ваша светлость, пожалуйста, не ездите в Фири, — взмолилась она, обращаясь уже ко мне. — Если с вами или с ребенком что-нибудь случится, я себе не прощу.

Я машинально коснулась едва заметной выпуклости под платьем, удивленная, что ей все известно. Живота еще не было видно. Возможно, среди челяди пошли слухи о моем утреннем недомогании и кто-то из них проболтался леди Фири, пока ей прислуживал?

Девушка тепло улыбнулась.

— Вам нужно беречь себя, моя королева.

Я склонила голову, не подтверждая, но и не отрицая ее слова.

— Мы рассмотрим все варианты. Доброй ночи, миледи. — Голос Тираса был холоден, и она услышала его недовольство.

Госпожа Лорена выступила вперед и попросила леди Фири следовать за ней. Мы молча наблюдали, как они удаляются по коридору. Когда эхо шагов стихло за поворотом, я обернулась к Тирасу. Если со мной, а значит, и с моим отцом, что-нибудь случится, кто следующий в очереди на престол?

— Если нет наследников ни Дейна, ни Корвина… — начал Тирас.

Но наследники Дейна есть. Кель принадлежит к королевской династии.

— Да, но мой отец никогда его не признавал. Он Кель Джеруанский. Не Кель Дейнский.

А если его признаешь ты? Публично объявишь своим братом?

— Кель не хочет быть королем. Что бы там ни думала леди Фири.

Наши желания мало что значат, — напомнила я его собственные слова после битвы с вольгарами. Тирас задумчиво посмотрел на меня, и уголки его губ опустились. Если ты признаешь Келя… тогда, если со мной и нашим ребенком что-нибудь случится… он будет следующим в очереди на трон. Дополнительная защита для Джеру.

— Да. Только Кель меня никогда не простит.

Я тебя простила.

— Без желания все превращается в обязанность, — прошептал Тирас, цитируя меня, как я недавно цитировала его. — Но иногда наше величайшее желание заключается в том, чтобы исполнить свои обязанности.

Он закрыл глаза, словно прося небо послать ему сил, но я слышала в его мыслях только тоску, и сердце у меня сжалось.

* * *

Тирас провел весь следующий день взаперти, в окружении карт и своих офицеров. Их приглушенные слова долетали до меня из-под закрытых дверей. Я с легкостью могла бы призвать их к себе, если бы захотела. Но я не хотела. Я проснулась с чувством тошноты и чугунной головой и предпочла остаться в комнате в компании сухариков, мятного чая и Буджуни. Я лежала на кровати, разметав волосы по одеялу, а тролль бережно расчесывал их щеткой, словно в прошлой жизни был дворцовой служанкой, и, надо сказать, отличной.

Его распирало от кухонных сплетен, и я вяло прислушивалась, плывя на волнах его любви и нежности. Закончив с пересказом слухов, он принялся мурлыкать себе под нос, и я охотно вплела свой мысленный голос в его напев.

Неожиданно Буджуни замолчал, и щетка у меня в волосах замерла, словно наткнувшись на колтун. Когда он так и не вернулся ни к пению, ни к расчесыванию, я открыла глаза и приподняла голову. Тролль уставился на серебристый перелив моих волос, видя за ним что-то, чего там нет.

Буджуни? — позвала я. — Что случилось?

— Птичка, ты когда-нибудь задумывалась, что это могло быть не проклятие, а пророчество? — спросил он туманно, наконец обратив ко мне взгляд.

О чем ты?

— О дне смерти твоей матушки. И о словах, которые она сказала тебе и твоему отцу.

Я с трудом сглотнула. Меня и без того тошнило, а из-за болезненных воспоминаний желчь поднялась к самому горлу.

— Возможно, матушка не запрещала тебе говорить, — продолжил Буджуни. — Возможно, она лишь пообещала твоему отцу, что ты будешь молчать, и велела беречь тебя, желая защитить.

Я недоуменно уставилась на него.

— Мешара не умела повелевать словами, как ты. Ее сила заключалась в другом. Она обладала даром предвидения, предостережения. Но не могла менять словами реальность.

Я непонимающе покачала головой.

— Эта девичья песня… матушка пела ее тебе. Она напомнила мне о Мешаре и о вещах, которые она знала. Знала, Ларк! — решительно повторил Буджуни.

Но моя мать не первая пела эту песню. Меня снова затошнило. Я не хотела говорить ни о маме, ни о дне, когда она умерла.

— Нет. Я этого и не утверждаю. Песня просто открыла мне глаза.

Я подождала, зная, что он пояснит свою мысль.

— Я слышал, что шепнула тебе матушка в тот ужасный день. Я боялся, что король нанесет второй удар, и попытался ее прикрыть. — Голос Буджуни надломился от душивших его горестных воспоминаний, и меня затопило своими и чужими эмоциями. — Ты помнишь, что она сказала тебе, Птичка?

Она велела мне молчать. Не разговаривать.

— Да, — шепнул тролль, кивая. — Она знала, что твой дар опасен. И велела обождать с ним до часа правды.

Часа правды?

— Ты же пользуешься своим даром теперь.

Тогда почему я не могу говорить?

— Вероятно… можешь. — Тон Буджуни сделался почти умоляющим, но я по-прежнему смотрела на него с сомнением. — Ты была маленьким ребенком. У тебя на глазах произошло нечто ужасное…

Я замотала головой, но он не остановился.

— Ты винила в случившемся себя. И начала бояться собственных слов.

Нет! Я не могу говорить, Буджуни. Думаешь, я не пыталась? Я не могу выдавить ни звука!

— Тсс, Птичка! — запричитал он, морщась и поглаживая меня по щеке. — Тише, тише. У бедного Буджуни сейчас взорвется голова.

У меня самой голова была готова взорваться. Я осторожно опустила ее на подушки и сосредоточилась на медленных глубоких вдохах. Через секунду тролль продолжил расчесывать мои волосы, словно беседа была окончена. Но меня слишком сильно тошнило, чтобы попытаться ее осмыслить, и что бы там ни думал Буджуни, я по-прежнему не могла говорить. Он снова принялся напевать, но на этот раз я к нему не присоединилась. Желудок постепенно успокоился, и тошнота отступила.

— Хотел бы я знать, что за слово ты подарила принцу в тот день… — пробормотал тролль.

Я не была уверена, что расслышала его правильно. Меня неудержимо клонило в сон, но на изнанке закрытых век все-таки вспыхнула картинка — воспоминание об огромном коне и черноволосом темноглазом принце.