ОНА БЫЛА ТАКОЙ крохой. Глаза — вот и все, что было в ней большого: темные и серьезные, словно ночное небо, они, казалось, занимали ее лицо целиком. Телосложением она скорее походила на птичку — легкую, как ветер, и такую же изящную. Тонкие кости, мелкие черты, заостренный подбородок и ушки эльфа. Что же до черных волос — как у папы, — их шелковистый водопад не раз напоминал мне птичье оперение, когда я заключала дочь в порывистые объятия.

Рен, «крапивник» на местном наречии. Имя вспыхнуло у меня в сознании, едва я ее увидела, и я приняла его как подарок, со спокойной душой доверившись Отцу Всех Слов.

— Что ты делаешь?

— Я делаю кукол, — ответила девочка, и между изогнутых губ показался розовый язычок — свидетельство крайней сосредоточенности.

Она перетягивала шнурком набитую чем-то тряпку — по-видимому, той предстояло превратиться в голову, хоть и не слишком симметричную. Рядом лежали заготовки для рук и ног и три почти готовые куклы. Я присела рядом и взяла одну.

— Расскажи мне о них, — попросила я.

— О! Эта любит петь. — Рен указала на комковатую фигурку у меня в руках. — Эта любит танцевать…

— Совсем как одна моя знакомая девочка, — перебила я с легкой усмешкой.

— Да. Прямо как я. А эта любит бегать. — Она кивнула на самую маленькую.

— А эта? — Я указала на марионетку, которая только что обрела голову и конечности.

— А это принц.

— Принц?

— Да. Принц кукол. Он умеет летать… как папа.

— Без крыльев?

— Чтобы летать, не нужны крылья, — рассмеялась Рен.

— А что нужно? — спросила я, проверяя дочь.

Огромные черные глаза вспыхнули.

— Слова.