Александр Введенский. «Ванна Архимеда» | Хармс Даниил Иванович | Вагинов Константин Константинович | Заболоцкий Николай Алексеевич | Олейников Николай Макарович | Введенский Александр Иванович

Священный полет цветов

Солнце светит в беспорядке, и цветы летят на грядке, Тут жирная земля лежит как рысь. Цветы сказали небо отворись и нас возьми к себе. Земля осталась подчинённая своей горькой судьбе.

Эф сидит на столе у ног воображаемой летающей девушки. Крупная ночь.

Эф.

Здравствуй девушка движенье, ты даёшь мне наслажденье своим баснословным полётом и размахом ног. Да, у ног твоих прекрасный размах, когда ты пышная сверкаешь и носишься над болотом, где шипит вода, — тебе не надо никаких дорог, тебе чужд человеческий страх.

Девушка.

Да, я ничего не боюсь, я существую без боязни.

Эф.

Вот родная красотка скоро будут казни, пойдём смотреть? А я знаешь всё бьюсь, да бьюсь, чтоб не сгореть.

Девушка.

Интересно, кого будут казнить?

Эф.

Людей.

Девушка.

Это роскошно. Им голову отрежут или откусят. Мне тошно. Все умирающие трусят. У них работает живот, он перед смертью усиленно живёт. А почему ты боишься сгореть?

Эф.

А ты не боишься, дура? Взлетела как вершина на горе, Блестит как смех твоя волшебная фигура. Не то вы девушка, не то вы птичка. Боюсь я каждой спички, Чиркнет спичка, и заплачет птичка. Пропадёт отвага, вспыхну как бумага. Будет чашка пепла на столе вонять, или ты ослепла, не могу понять.

Девушка.

Чем ты занимаешься ежедневно.

Эф.

Пожалуйста. Расскажу. Утром встаю в два — гляжу на минуту гневно, потом зеваю, дрожу. На стуле моя голова Лежит и смотрит на меня с нетерпением. Ладно, думаю, я тебя надену. Стаканы мои наполняются пением, В окошко я вижу морскую пену. А потом через десять часов я ложусь, лягу, посвищу, покружусь, голову отклею. Потом сплю. Да, иногда ещё Бога молю.

Девушка.

Молишься значит?

Эф.

Молюсь конечно.

Девушка.

А знаешь, Бог скачет вечно.

Эф.

А ты откуда знаешь идиотка. Летать — летаешь, а глупа как лодка.

Девушка.

Ну не ругайся. Ты думаешь долго сможешь так жить. Скажу тебе остерегайся, учись гадать и ворожить. Надо знать всё что будет. Может жизнь тебя забудет.

Эф.

Я тебя не пойму: голова у меня уже в дыму.

Девушка.

Да знаешь ли ты что значит время?

Эф.

Я с временем не знаком, увижу я его на ком? Как твоё время потрогаю? Оно фикция, оно идеал. Был день? был. Была ночь? была. Я ничего не забыл. Видишь четыре угла? Были углы? были. Есть углы? скажи, что нет, чертовка. День это ночь в мыле. Всё твоё время верёвка. Тянется, тянется. А обрежь, на руках останется. Прости милая, я тебя обругал.

Девушка.

Мужчина пахнущий могилою, уж не барон, не генерал, ни князь, ни граф, ни комиссар, ни Красной армии боец, мужчина этот Валтасар, он в этом мире не жилец. Во мне не вырастет обида на человека мертвеца. Я не Мазепа, не Аида, а ты не видящий своего конца идём со мной.

Эф.

Пойду без боязни смотреть на чужие казни.

Воробей (клюющий зёрна радости).

Господи, как мир волшебен, как всё в мире хорошо. Я пою богам молебен, я стираюсь в порошок перед видом столь могучих, столь таинственных вещей, что проносятся на тучах в образе мешка свечей. Боже мой, всё в мире пышно, благолепно и умно. Богу молятся неслышно море, лось, кувшин, гумно, свечка, всадник, человек, ложка и Хаджи-Абрек.

Толпа тащится. Гуляют коровы они же быки.

Коровы.

Что здесь будут делать?

Они же быки.

Будут резать, будут резать.

Коровы.

Неужто нас, неужто вас.

Голос.

Коровы во время холеры не пейте квас и будет чудесно.

Коровы они же быки спокойно уходят.

Появляется царь. Царь появляется. Темнеет в глазах.

Царь.

Сейчас, бесценная толпа, ты подойти сюда. Тут у позорного столба будет зрелище суда. Палач будет казнить людей, несть эллин и несть иудей. Всякий приходи созерцай, слушай и не мерцай. Заглушите приговорённых плач криком, воплями и хохотом. Бонжур палач, ходи говорю шёпотом. Люди бывают разные, трудящиеся и праздные, сытые и синие, мокрые и высокие, зелёные и глаженые, треугольные и напомаженные. Но все мы люди бедные в тиши однажды плачем зная что мы без души. Это действительно тяжёлый удар подумать что ты пар. Что ты умрёшь и тебя нет. Я плачу.

Палач.

Я тоже.

Толпа.

Мы плачем.

Приговорённые.

Мы тоже.

На площади раздался страшный плач. Всем стало страшно.

Входят Эф и Девушка.

Девушка.

Повадился дурак на казни ходить, тут ему и голову сложить.

Эф.

Гляди потаскуха на помост, но мне не наступай на хвост. Сейчас произойдёт начало. Толпа как Лондон зарычала, схватила Эф за руки-ноги, и потащив на эшафот, его прикончила живот, и стукнув жилкой и пером и добавив немного олова, верёвочным топором отняла ему голову. Он сдох.

Царь.

Он плох. Скажите как его имя. Пойду затоплю камин и выпью с друзьями своими.

Воображаемая девушка (исчезая).

Его фамилия Фомин.

Царь.

Ах какой ужас. Это в последний раз.

Палач убегает.

Фомин лежал без движения на красных свинцовых досках. Казалось ему наслажденье сидит на усов волосках. Потрогаю, думает, волос, иль глаз я себе почешу, а то закричу во весь голос или пойду подышу. Но чем дорогой Фомин, чем ты будешь кричать, что ты сможешь чесать, нету тебя Фомин, умер ты, понимаешь?

Фомин.

Нет я не понимаю. Я жив. Я родственник.

Девушка.

Кто ты родственник небес, Снег, бутылка или бес. Ты число или понятие, приди Фомин в мои объятия.

Фомин.

Нет я кажется мёртв. Уйди.

Она спешит уйти.

Фомин.

Боги, боги, понял ужас состоянья моего. Я с трудом в слезах натужась свой череп вспомнить не могу. Как будто не было его. Беда, беда

(расписывается в своём отчаянном положении и с трудом бежит).

Девушка.

Фомин ведь ты же убежал, и вновь ты здесь.

Фомин.

Я убежал не весь. Когда ревел морской прибой, вставал высокий вал, я вспоминал, что я рябой, я выл и тосковал. Когда из труб взвивался дым и было всё в кольце, и становился я седым, росли морщины на лице, я приходил в огонь и в ярость на приближающуюся старость. И когда осыпался лес шевелился на небе бес. И приподнимался Бог. Я в унынии щёлкал блох. Наблюдая борьбу небесных сил, я насекомых косил. Но дорогая дура, я теперь безработный, я безголов.

Девушка.

Бесплотный садится час на крышку гроба, где пахнет тухлая фигура, вторая тысяча волов идёт из города особо. Удел твой глуп Фомин, Фомин. Вбегает мёртвый господин.

(Они кувыркаются).

Пётр Иванович Стиркобреев один в своей комнате жжёт поленья:

Скоро юноши придут, скоро девки прибегут мне рассеяться помочь. Скоро вечность, скоро ночь. А то что-то скучно, я давно не хохотал, и из рюмки однозвучной водку в рот не грохотал. Буду пальму накрывать, а после лягу на кровать.

Звонит машинка, именуемая телефон.

Да, кто говорит.

Голос.

Метеорит.

Стиркобреев.

Небесное тело?

Голос.

Да, у меня к вам дело. Я, как известно, среди планет игрушка. Но я слыхал, что у вас будет сегодня пирушка. Можно прийти?

Стиркобреев.

Прилетайте ( вешает трубку ). Горжусь, горжусь, кусок небесный находит это интересным, собранье пламенных гостей, их столкновение костей. Не то сломался позвонок, Не то ещё один звонок. Кто это? Пётр Ильич?

Голос.

Нет, Стиркобреев, это я. Паралич.

Стиркобреев.

А, здрасьте. ( В стороны ). Вот так несчастье. Что вам надо.

Голос.

Шипенье слышишь ада вонючий Стиркобреев? Зачем тебе помада, ответь, ответь скорее.

Стиркобреев.

Помада очень мне нужна, сюда гостить придёт княжна, у нея Рюрик был в роду.

Голос.

Я тоже приду.

Стиркобреев.

Час от часу не легче. Пойду приготовлю свечи, а то ещё неладною порой напросится к нам в гости геморрой.

Комната тухнет. Примечание: временно.

Раздаются звонки. Входят гости.

Николай Иван.

Как дела? как дела?

Степан Семёнов.

Жутко, жутко.

Мар. Натальев.

Я едва не родила, оказалось это шутка. Где уборная у вас, мы дорогой пили квас.

Фомин.

Здравствуй Боря.

Стиркобреев.

Здравствуй море.

Фомин.

Как? как ты посмел. Я тебе отомщу. В его ногах валялся мел. Он думал: не спущу я Стиркобрееву обиды. Летали мухи и болиды.

Фомин.

Если я море, где мои волны. Если я море, то где чёлны. А гости веселы, довольны, меж тем глодали часть халвы с угрюмой жадностью волны.

Открывается дверь. Влетает озябший Метеорит:

Как церковный тать обокравший кумира, я прилетел наблюдать эту стенку мира.

Гости (поют).

В лесу растёт могилка, На ней цветёт кулич. Тут вносят на носилках Болезнь паралич.

Стиркобреев.

Ну, всё в сборе сядем пить и есть.

Фомин.

Я напомню Боря, что мне негде сесть.

Стиркобреев.

Эй ты море, сядь под елью.

Мария Натал.

Быть, чувствую, ссоре.

Все (хором).

Да, дело кончится дуэлью.

(Они пьют).

Серг. Фадеев.

Нина Картиновна, что это, ртуть?

Нина Картин.

Нет, это моя грудь.

Серг. Фадеев.

Скажите, прямо как вата, вы пушка.

Нина Картин.

Виновата, а что у вас в штанах.

Серг. Фадеев.

Хлопушка.

(Все смеются. За окном сияние лент.)

Куно Петр. Фишер.

Мария Натальевна, я не монах, разрешите я вам поцелую пуп.

Мария Натал.

Сумасшедший, целуйте себе зуб. Ниночка, пойдём в ванну.

Гости.

Зачем.

Мария Натал.

Пойдём попишем.

Гости.

Слава Богу. А мы чистым воздухом пока подышим.

Стиркобреев.

В отсутствии прекрасных женщин тут вырастет мгновенно ель. На это нужно часа меньше. Сейчас мы сделаем дуэль.

Фомин.

Я буду очень рад отправить тебя в ад. Ты небесное светило, ты что всех нас посетило, на обратном пути этого мертвеца захвати.

Стиркобреев.

Паралич ты царь болезней, сам пойми, в сто крат полезней чтобы этот полутруп умер нынче бы к утру б.

Паралич и метеорит.

Мы будем секундантами. Вот вам ножи. Колитесь. Молитесь.

Фомин.

Я сейчас тебя зарежу, изойдёшь ты кровью свежей, из-под левого соска потечёт на снег тоска. Ты глаза закроешь вяло, неуклюже ляжешь вниз. И загробного подвала ты увидишь вдруг карниз.

Стиркобреев.

Не хвастай. Не хвастай. Сам живёшь последние минуты. Кто скажет здравствуй ручке каюты? Кто скажет спасибо штанам и комоду? Ты дохлая рыба, иди в свою воду.

Дуэль превращается в знаменитый лес.

Порхают призраки птичек.

У девушек затянулась переписка.

Шёл сумасшедший царь Фомин однажды по земле и ядовитый порошок кармин держал он на своём челе. Его волшебная рук. ИЗОБ-ражала старика. Волнуется ночной лесок, в нём Божий слышен голосок. И этот голос молньеносный сильней могучего ножа. Его надменно ловят сосны, и смех лисицы, свист ужа сопутствуют ему. Вся ночь в дыму. Вдруг видит Фомин дом, это зданье козла, но полагает в расчёте седом что это тарелка добра и зла. И он берёт кувшин добра и зажигает канделябры, и спит. Наутро, в час утра где нынче шевелятся арбры [38] , его встречает на берёзе нищий и жалуется, что он без пищи.

Нищий.

Здравствуй Фомин сумасшедший царь.

Фомин.

Здравствуй добряк. Уж много лет я странствую. Ты фонарь?

Нищий.

Нет я голодаю. Нет моркови, нет и репы. Износился фрак. Боги стали свирепы. Моё мненье будет мрак.

Фомин.

Ты думаешь так. А я иначе.

Нищий.

Тем паче.

Фомин.

Что паче? Я не о том. Я говорю про будущую жизнь за гробом, я думаю мы уподобимся микробам, станем почти нетелесными насекомыми прелестными. Были глупые гиганты, станем крошечные бриллианты. Ценно это? ценно, ценно.

Нищий.

Фомин что за сцена? Я есть хочу.

Фомин.

Ешь самого себя.

Нищий (пожирая самого себя) сказал:

Фомин ты царь, — они исчезли и толстые тела часов на множество во сне залезли и стала путаница голосов.

Беседа часов

Первый час говорит второму: я пустынник. Второй час говорит первому: я пучина. Третий час говорит четвёртому: одень утро. Четвёртый час говорит пятому: сбегают звёзды. Пятый час говорит шестому: мы опоздали. Шестой час говорит седьмому: и звери те же часы. Седьмой час говорит восьмому: ты приятель рощи. Восьмой час говорит девятому: перебежка начинается. Девятый час говорит десятому: мы кости времени. Десятый час говорит одиннадцатому: быть может мы гонцы. Одиннадцатый час говорит двенадцатому: подумаем о дорогах. Двенадцатый час говорит: первый час, я догоню тебя вечно мчась. Первый час говорит второму: выпей друг человеческого брому. Второй час говорит: час третий, на какой точке тебя можно встретить. Третий час говорит четвёртому: я кланяюсь тебе как мёртвому. Четвёртый час говорит: час пятый, и мы сокровища земли тьмою объяты. Пятый час говорит шестому: я молюсь миру пустому. Шестой час говорит: час седьмой, время обеденное идти домой. Седьмой час говорит восьмому: мне бы хотелось считать по-другому. Восьмой час говорит: час девятый, ты как Енох на небо взятый. Девятый час говорит десятому: ты подобен ангелу пожаром объятому. Десятый час говорит: час одиннадцатый, разучился вдруг что-то двигаться ты. Одиннадцатый час говорит двенадцатому: И всё же до нас не добраться уму.

Фомин.

Я буду часы отравлять. Примите часы с ложки лекарство. Иное сейчас наступает царство.

Соф. Мих.

Прошу, прошу, войдите. Я снег сижу, крошу. Мой дядя, мой родитель ушли к карандашу.

Фомин.

Не может быть. Вы одна. Вы небо.

Соф. Мих.

Я как видите одна, сижу изящно на столе. Я вас люблю до дна, достаньте пистолет.

Фомин. Вы меня одобряете. Это превосходно. Вот как я счастлив.

Соф. Мих.

Сергей, Иван и Владислав и Митя покрепче меня обнимите. Мне что-то страшно, я изящна, но всё-таки кругом всё мрачно, целуйте меня в щёки.

Фомин. Нет в туфлю. Нет в туфлю. Большего не заслуживаю. Святыня. Богиня. Богиня. Святыня.

Соф. Мих. Разя я так божественна. Нос у меня курносый, глаза щелки. Дура я, дура.

Фомин. Что вы, любящему человеку, как мне, всё кажется лучше, чем на самом деле.

И ваши пышные штанишки я принимаю за крыло, и ваши речи — это книжки писателя Анатоля Франса. Я в вас влюблён.

Соф. Мих. Фомин золотой. Лейка моя.

Фомин её целует и берёт. Она ему конечно отдаётся. Возможно, что зарождается ещё один человек.

Соф. Мих. Ах по-моему мы что-то наделали.

Фомин. Это только кошки и собаки могут наделать. А мы люди.

Соф. Мих. Я бы хотела ещё разик.

Фомин. Мало ли что. Как я тебя люблю. Скучно что-то.

Соф. Мих. Ангел. Богатырь. Ты уходишь. Когда же мы увидимся.

Фомин. Я когда-нибудь приду.

(Они обнялись и заплакали).

Фомин пошёл на улицу, а Софья Михайловна подошла к окну и стала смотреть на него. Фомин вышел на улицу и стал мочиться. А Софья Михайловна, увидев это, покраснела и сказала счастливо: «как птичка, как маленький».

Венера сидит в своей разбитой спальне и стрижёт последние ногти.

Увидев одного постарела, я поняла, что постарела. Он был изящен и усат, он был высоким будто сон. Дул кажется пассат, а может быть муссон.

Вбегает мёртвый господин.

Я думаю теперь уж я не та, похожая когда-то на крота, сама красота. Теперь я подурнела, живот подался вниз, а вместе с ним пупок обвис. Поганое довольно стало тело. Щетиной поросло, угрями. Я воздух нюхаю ноздрями. Не нравится мне мой запах

Вбегает мёртвый господин.

И мысли мои стали другие, уже не такие нагие. Не может быть случки обнажённой у семьи прокажённой, поэтому любитесь на сундуках, и человек и женщина в штанах. Господи, что-то будет, что-то будет.

Вбегает мёртвый господин.

Возьму я восковую свечку и побегу учить на речку. Темнеет парус одинок, между волос играет огонёк.

Вбегает мёртвый господин.

Фомин.

Спаси меня Венера, это тот свет.

Венера.

Что вы душка?

Фомин.

Надежда, Любовь, София и Вера мне дали совет.

Венера.

Зачем совет. Вот подушка. Приляг и отдохни.

Фомин.

Венера чихни.

Венера чихает.

Фомин.

Значит это не тот свет.

Венера.

Давай, давай мы ляжем на кровать и будем сердца открывать.

Фомин.

Я же безголовый. Вид имея казака, я между тем без языка.

Венера (разочар.).

Да, это обидно, да и другого у тебя мне кажется не видно.

Фомин. Не будем об этом говорить. Мне неприятно. Ну неспособен и неспособен. Подумаешь. Не за тем умирал, чтобы опять всё сначала.

Венера. Да уж ладно, лежи спи.

Фомин. А что будет когда я проснусь?

Венера. Да ничего не будет. Всё то же.

Фомин. Ну хорошо. Но тот свет-то я увижу наконец?

Венера. Иди ты к чертям.

Фомин спит. Венера моется и поёт:

Люблю, люблю я мальчиков, имеющих одиннадцать пальчиков, и не желаю умирать.

А потому я начинаю скотскую жизнь. Буду мычать.

Богиня Венера мычит, а Бог на небе молчит, не слышит ея мычанья, и всюду стоит молчанье.

Фомин (просыпаясь). Это коровник какой-то, я лучше уйду.

Спустите мне, спустите сходни, пойду искать пути Господни.

Венера. Тебе надо штаны спустить и отрезать то, чего у тебя нет. Беги, беги.

Вбегает мёртвый господин.

Фомин.

Я вижу женщина цветок садится на ночную вазу, из ягодиц её поток иную образует фазу нездешних свойств. Я полон снов и беспокойств. Гляжу туда, но там звезда, гляжу сюда в смущенье, здесь человечества гнездо и символы крещенья. Гляди забрав с собою в путь зеркало, суму и свечки по комнатам несётся вскачь ездок. И харкают овечки. О женщина! о мать! Ты спишь накрыта одеялом, устала ноги поднимать, но тщишься сниться идеалом кое-каким влюблённым мужчин украсив свой живот пером. Скажу развесистым лучинам: я сам упал под топором. Спросим: откуда она знает, что она того?

Женщина (просыпаясь с блестящими слезами).

Я видела ужасный сон, как будто бы исчезла юбка, горами вся покрылась шубка и был мой голос унесён. И будто бы мужчины неба с крылами жести за спиной как смерти требовали хлеба. Узор виднелся оспяной на лицах их. Я век не видела таких. Я женщина! — я им сказала и молча руки облизала у диких ангелов тоски, щипая на своей фигуре разные волоски. Какой был страшный сон. У меня руки и ноги шуршали в страхе. Скажи мне Бог к чему же он. Я мало думала о прахе, подумаю ещё.

Фомин.

Подумай, улыбнись свечой, едва ли только что поймёшь. Смерть это смерти ёж.

Женщина.

Слаб мой ум, и сама я дура. Слышу смерти шум, говорит натура: все живут предметы лишь недолгий век, лишь весну да лето, вторник да четверг. В тщетном издыхании время проводя, в любовном колыхании ловя конец гвоздя. Ты думаешь дева беспечно, что всё кисельно и млечно. Нет дева дорогая, нет жизнь это не то, и ты окончишь путь рыгая как пальмы и лото.

Девушка.

Однако этот разговор вести бы мог и чёрный двор. Ты глупая натура не блещешь умом, Как великие учёные Карл Маркс, Бахтерев и профессор Ом. Все знают, что придёт конец, все знают, что они свинец. Но это пустяки, ведь мы ещё не костяки, и мне не страшен сотник вдовый, вернись Фомин, шепчи, шепчи, подглядывай.

Фомин.

Я подглядываю? ничтожество, есть на что смотреть.

Женщина.

Давно ты так стоишь?

Фомин.

Не помню. Дней пять или семь. Я счёт потерял. Мне не по себе. А ты что делаешь.

Женщина.

Хочется, хочется, хочется поворочаться.

(ворочается так и сяк).

Фомин (воет).

Ты сумрак, ты непоседа, ты тухлое яйцо. Победа, Господи, Победа, я вмиг узнал ея лицо.

Господь.

Какое же её лицо.

Фомин.

Географическое.

Носов.

Важнее всех искусств я полагаю музыкальное. Лишь в нём мы видим кости чувств. Оно стеклянное, зеркальное. В искусстве музыки творец десятое значение имеет, он отвлечённого купец, в нём человек немеет. Когда берёшь ты бубен или скрипку, становишься на камень пенья, то воздух в маленькую рыбку превращается от нетерпенья. Тут ты стоишь играешь чудно, и стол мгновенно удаляется, и стул бежит походкой трудной, и география является. Я под рокот долгих струн стал бы думать — я перун или география.

Фомин (в испуге). Но по-моему никто не играл. Ты где был?

Носов. Мало ли что тебе показалось что не играли.

Женщина.

Уж третий час вы оба здесь толчётесь, все в трепете, в песке и в суете. костями толстыми и голосом сочтётесь, вы ездоки науки в темноте. Когда я лягу изображать валдай, волшебные не столь большие горы, Фомин езжай вперёд. Гусаров не болтай. Вон по краям дороги валяются ваши разговоры.

Фомин.

Кто ваши? Не пойму твоих вопросов. Откуда ты взяла, что здесь Носов. Здесь всё время один Фомин, это я.

Носов (вскипая). Ты? ты скотина!

Фомин. Кто я? я? (успокаиваясь). Мне всё равно (уходит).

Носов. Фомина надо лечить. Он сумасшедший, как ты думаешь?

Женщина.

Женщина спит. Воздух летит. Ночь превращается в вазу. В иную нездешнюю фразу вступает живущий мир. Дормир Носов, дормир. Жуки выползают из клеток своих, олени стоят как убитые. Деревья с глазами святых качаются Богом забытые. Весь провалился мир. Дормир Носов, дормир. Солнце сияет в потёмках леса. Блоха допускается на затылок беса. Сверкают мохнатые птички, в саду гуляют привычки. Весь рассыпался мир. Дормир Носов, дормир.

Фомин (возвращаясь). Я сразу сказал: у земли невысокая стоимость.

Носов. Ты бедняга не в своём уме.

(Они тихо и плавно уходят).

И тогда на трон природы сели горные народы, берег моря созерцать, землю мерить и мерцать. Так сидят они мерцают и негромко восклицают: волны бейте, гром греми, время век вперёд стреми. По бокам стоят предметы безразличные молчат. На небе вялые кометы во сне худую жизнь влачат. Иные звери веселятся под бессловесною луной, их души мрачно шевелятся, уста закапаны слюной. Приходит властелин прикащик, кладёт зверей в ужасный ящик и везёт их в бешенства дом, где они умирают с трудом. Бойтесь бешеных собак. Как во сне сидят народы и глядят на огороды. Сторож нюхает табак. Тут в пылающий камин вдруг с числом вошёл Фомин.

Фомин.

Человек во сне бодрится, рыбы царствуют вокруг. Только ты луна сестрица, только ты не спишь мой друг. Здравствуйте народы, Пётры, Иваны, Николаи, Марии, Силантии на хвост природы надевшие мантии, куда глядите вы.

Народы.

Мы бедняк, мы бедняк в зеркало глядим. В этом зеркале земля отразилась как змея. Её мы будем изучать. При изучении земли иных в больницу увезли, в сумасшедший дом.

Фомин.

А что вы изучали, глупцы?

Народы.

Мы знаем, что земля кругла, что камни скупцы, что на земле есть три угла, леса, дожди, дорога, и человек начальник Бога. А над землёю звёзды есть с химическим составом, они покорны нашим уставам, в кружении небес находят долг и честь. Всё мы знаем, всё понимаем.

Затычкин.

Ты смотришь робко, подобный смерти. Пустой коробкой пред нами вертишь. Ужели это коробка зла. Приветствую пришествие козла.

Фомин.

Родоначальники я к вам пришёл и с вами говорить намерен, ведь сами видите вы хорошо, что не козёл я и не чёрт, не мерин, тем более ни кто-нибудь другой. Фомин сказал. Махнул рукой. Заплакал от смущенья и начал превращенье.

Речь Фомина.

Господа, господа, все предметы, всякий камень, рыбы, птицы, стул и пламень, горы, яблоки, вода, брат, жена, отец и лев, руки, тысячи и лица, в войну, и хижину, и гнев, дыхание горизонтальных рек занёс в свои таблицы неумный человек. Если создан стул то зачем? Затем, что я на нём сижу и мясо ем. Если сделана мановением руки река, мы полагаем, что сделана она для наполнения нашего мочевого пузырька. Если сделаны небеса, они должны показывать научные чудеса. Так же созданы мужские горы, назначения, туман и мать. Если мы заводим разговоры, вы дураки должны их понимать. Господа, господа, а вот перед вами течёт вода, она рисует сама по себе. Там под кустом лежат года и говорят о своей судьбе. Там стул превращается в победу, наука изображает собой среду, и звери, чины и болезни плавают как линии в бездне. Царь мира Иисус Христос не играл ни в очко, ни в штосс, не бил детей, не курил табак, не ходил в кабак. Царь мира преобразил мир. Он был небесный бригадир, а мы были грешны. Мы стали скучны и смешны. И в нашем посмертном вращении спасенье одно в превращении. Господа, господа, глядите вся земля вода. Глядите вся вода сутки. Выходит летающий жрец из будки и в ужасе глядит на перемену, на смерть изображающую пену. Родоначальники довольны ли вы?

Народ.

Мы не можем превращенья вынести.

После этого Фомин пошёл в тёмную комнату, где посредине была дорога.

Фомин.

Остроносов ты здесь?

Остроносов.

Я весь.

Фомин.

Что ты думаешь, о чём?

Остроносов.

Я прислонясь плечом к стене стою подобный мне. Здесь должно нечто произойти. Допустим мы оба взаперти. Оба ничего не знаем, не понимаем. Сидим и ждём.

Фомин.

Война проходит под дождём бряцая вооруженьем. Война полна наслажденьем.

Остроносов.

Слушай, грохочет зеркало на обороте, гуляет стул надменный. Я вижу в этом повороте его полёт одновременный.

Фомин.

Дотронься до богатого стола. Я чувствую присутствие угла.

Остроносов.

Ай жжётся.

Фомин.

Что горит.

Остроносов.

Диван жжётся. Он горячий.

Фомин.

Боже мой. Ковёр горит. Куда мы себя спрячем.

Остроносов.

Ай жжётся, кресло подо мной закипело.

Фомин.

Беги, беги, чернильница запела. Господи помоги. Вот беда, так беда.

Остроносов.

Всё останавливается. Всё пылает.

Фомин.

Мир накаляется Богом, что нам делать.

Остроносов.

Я в жизни вина не знал и не пил. Прощайте я превратился в пепел.

Фомин.

Если вы предметы боги, где предметы ваша речь. Я боюсь такой дороги мне вовек не пересечь.

Предметы (бормочут).

Да это особый рубикон. Особый рубикон.

Фомин.

Тут раскалённые столы стоят как вечные котлы, и стулья как больные горячкой чернеют вдали живою пачкой. Однако это хуже чем сама смерть, перед этим всё игрушки. День ото дня всё становится хуже и хуже.

Бурнов.

Успокойся, сядь светло, это последнее тепло. Тема этого событья Бог посетивший предметы.

Фомин.

Понятно.

Бурнов.

Какая может быть другая тема, чем смерти вечная система. Болезни, пропасти и казни её приятный праздник.

Фомин.

Здесь противоречие, я ухожу. Лежит в столовой на столе труп мира в виде крем-брюле. Кругом воняет разложеньем. Иные дураки сидят тут занимаясь умноженьем. Другие принимают яд. Сухое солнце, свет, кометы уселись молча на предметы. Дубы поникли головой и воздух был гнилой. Движенье, теплота и твердость потеряли гордость. Крылом озябшим плещет вера, одна над миром всех людей. Воробей летит из револьвера и держит в клюве кончики идей. Все прямо с ума сошли. Мир потух. Мир потух. Мир зарезали. Он петух. Однако много пользы приобрели. Миру конечно ещё не наступил конец, ещё не облетел его венец. Но он действительно потускнел. Фомин лежащий посинел и двухоконною рукой молиться начал. Быть может только Бог. Легло пространство вдалеке. Полёт орла струился над рекой. Держал орёл иконку в кулаке. На ней был Бог. Возможно, что земля пуста от сна, худа, тесна. Возможно мы виновники, нам страшно. И ты орёл аэроплан сверкнёшь стрелою в океан или коптящей свечкой рухнешь в речку. Горит бессмыслицы звезда, она одна без дна. Вбегает мёртвый господин и молча удаляет время.

<1931>

Потец

3 части

Сыны стояли у стенки сверкая ногами, обутыми в шпоры. Они обрадовались и сказали:

Обнародуй нам отец Что такое есть Потец.

Отец, сверкая очами, отвечал им:

Вы не путайте сыны День конца и дочь весны. Страшен, синь и сед Потец. Я ваш ангел. Я отец. Я его жестокость знаю, Смерть моя уже близка. На главе моей зияют Плеши, лысины — тоска. И если жизнь протянется, То скоро не останется Ни сокола ни волоска. Знать смерть близка. Знать глядь тоска.

Сыновья, позвенев в колокольчики, загремели в свои языки:

Да мы тебя не о том спрашиваем, Мы наши мысли как чертог вынашиваем. Ты скажи-ка нам отец Что такое есть Потец.

И воскликнул отец: Пролог,

А в Прологе главное Бог.

Усните сыны,

Посмотрите сны.

Сыновья легли спать. Спрятав в карман грибы. Казалось, что стены, и те были послушны. Ах, да мало ли что казалось. Но в общем немногое и нам как и им казалось. Но чу! Что это? Отец опять непрямо отвечал на вопрос. И вновь проснувшимся сыновьям он сказал вот что, восклицая и сверкая бровями:

Пускай поёт и пляшет Седой народ. Пускай руками машет Как человек. В мирный день блаженства Ты истекаешь. Как скоро смерти совершенство Я сам постигну. Несутся лошади как волны, Стучат подковы. Лихие кони жаром полны Исчезнув скачут. Но где ж понять исчезновенье, И все ль мы смертны? Что сообщишь ты мне мгновенье, Тебя ль пойму я? Кровать стоит передо мною, Я тихо лягу. И уподоблюсь под стеною Цветам и флагу. Сыны, сыны. Мой час приходит. Я умираю. Я умираю. Не ездите на пароходе, Всему конец.

Сыновья, построясь в ряды, сверкая ногами, начинают танцевать кадриль. Первый сын, или он же первая пара:

Что такое есть Потец Расскажите мне отец.

Второй сын, или он же вторая пара:

Может быть Потец свинец И младенец и венец.

Третий сын, или он же третья пара:

Не могу понять отец, Где он? кто же он, Потец?

Отец, сверкая очами, грозно стонет:

Ох в подушках я лежу.

Первый сын:

Эх отец, держу жужу. Ты не должен умереть, Ты сначала клеть ответь.

Второй сын, танцуя как верноподданный:

Ах, Потец, Потец, Потец. Ах, отец, отец, отец.

И третий сын, танцуя как выстрел:

Куклы все туша колпак, Я челнок челнок челнак.

Сыновья прекращают танцевать — не вечно же веселиться, и садятся молча и тихо возле погасшей кровати отца. Они глядят в его увядающие очи. Им хочется всё повторить. Отец умирает. Он становится крупным как гроздь винограда. Нам страшно поглядеть в его, что называется, лицо. Сыновья негласно и бесшумно входят каждый в свою суеверную стену.

Потец это холодный пот, выступающий на лбу умершего. Это роса смерти, вот что такое Потец.

Часть вторая

Отец летает над письменным столом. Но не думайте, он не дух.

Я видел пожалуйте розу, Сей скучный земли лепесток. Последние мысли, казалось, Додумывал этот цветок. Он горы соседние гладил Последним дыханьем души. Над ним проплывали княгини И звёзды в небесной глуши. Мои сыновья удалились, И лошадь моя как волна Стояла и била копытом, А рядом желтела луна. Цветок убеждённый блаженства, Приблизился Божеский час. Весь мир как заря наступает, А я словно пламя погас.

Отец перестаёт говорить стихами и закуривает свечу, держа её в зубах как флейту. При этом он подушкой опускается в кресло.

Входит первый сын и говорит: Не ответил же он на вопросы. Поэтому он сразу обращается к подушке с вопросом:

Подушка подушка Ответь наконец Что такое есть Потец.

Подушка, она же отец:

Я знаю. 3наю!

Второй сын спрашивает второпях:

Так отвечай же, Почто безмолвствуешь.

Третий сын совершенно распалён:

Напрасно вдовствуешь Уютная подушка. Давай ответ.

Первый сын:

Отвечай же.

Второй сын:

Огня сюда, огня!

Третий сын:

Я сейчас кого-нибудь повешу:

Подушка, она же отец:

Немного терпенья, Может быть я на всё и отвечу. Хотел бы послушать пенье, Тогда смогу разговаривать. Я очень устал. Искусство дало бы мне новые силы. Прощай пьедестал, Я хочу послушать ваши голоса под музыку.

Тогда сыновья не смогли отказать этой потрясённой просьбе отца. Они стали гуртом как скот и спели всеобщую песню.

Был брат брит Брут Римлянин чудесный. Все врут. Все мрут.

Это был первый куплет.

Второй куплет:

Пел пил пробегал Один канатоходец. Он акробат. Он галл.

Третий куплет:

Иноходец С того света Дожидается рассвета.

И пока они пели, играла чудная, превосходная, всё и вся покоряющая музыка. И казалось, что разным чувствам есть ещё место на земле. Как чудо стояли сыновья вокруг невзрачной подушки и ждали с бессмысленной надеждой ответа на свой незавидный и дикий, внушительный вопрос: что такое Потец? А подушка то порхала, то взвивалась свечкою в поднебесье, то как Днепр бежала по комнате. Отец сидел над письменным как Иван да Марья столом, а сыновья словно зонты стояли у стенки. Вот что такое Потец.

Часть третья

Отец сидел на бронзовом коне, а сыновья стояли по его бокам. А третий сын то стоял у хвоста, то у лица лошади. Как видно и нам и ему, он не находил себе места. А лошадь была как волна. Никто не произносил ни слова. Все разговаривали мыслями.

Тут отец сидя на коне и поглаживая милую утку, воскликнул мысленно и засверкал очами:

Всё ждёте что скажет отец, Объяснит ли он слово Потец. Боже я безутешный вдовец, Я безгрешный певец.

Первый сын, нагибаясь, поднял с полу пятачок и простонал мысленно и засверкал ногами:

Батюшка наступает конец. Зрю на лбу у тебя венец. Зря звонишь в бубенец. Ты уже леденец.

Второй сын был тоже очень омрачён, она нагнулся с другого бока и поднял дамский ридикюль. Он заплакал мыслями и засверкал ногами:

Когда бы я был жрец Или мертвец игрец, Я Твой посетил бы дворец О всесильный Творец.

А третий сын стоя у хвоста лошади и пощипывая свои усы мыслями, засверкал ногами:

Где ключ от моего ума? Где солнца луч, Подаренный тобой зима?

А переместясь к лицу лошади, которая была как волна, и поглаживая мыслями волосы, засверкал ногами:

Бровей не видишь ты отец, Кровей каких пустых потец.

Тогда отец вынул из карманов дуло одного оружия и показывая его детям, воскликнул громко и радостно, сверкая очами:

Глядите: дуло, И до чего ж его раздуло.

Первый сын:

Где? покажи.

Второй сын:

Везде. Как чижи.

Третий сын:

Последний страх Намедни После обедни Рассыпался в прах.

И вдруг открылись двери рая,

И нянька вышла из сарая,

И был на ней надет чепец.

И это снова всем напомнило их вечный вопрос о том,

Что такое есть Потец.

Вмиг наступила страшная тишина. Словно конфеты лежали сыновья поперёк ночной комнаты, вращая белыми седыми затылками и сверкая ногами. Суеверие нашло на всех.

На няньке был надет чепец, Она висела как купец.

Нянька стала укладывать отца спать, превратившегося в детскую косточку. Она пела ему песню:

Над твоею колыбелью По губам плывёт слюна И живет луна. Над могилою над елью Спи тоскуй, Не просыпайся, Лучше рассыпайся. Эй кузнец куй! куй! Мы в кузнице уснём. Мы все узники.

И пока она пела, играла чудная, превосходная, всё и вся покоряющая музыка. И казалось, что разным чувствам есть ещё место на земле. Как чудо стоят сыновья возле тихо погасшей кровати отца. Им хочется всё повторить. Нам страшно поглядеть в его, что называется, лицо. А подушка то порхала, то взвивалась свечкой в поднебесье, то как Днепр бежала по комнате. Потец это холодный пот, выступающий на лбу умершего. Это роса смерти, вот что такое Потец.

Господи, могли бы сказать сыновья, если бы они могли. Ведь это мы уже знали заранее.

<1936–1937>

Некоторое количество разговоров

(или начисто переделанный темник)

1. Разговор о сумасшедшем доме

В карете ехали трое. Они обменивались мыслями.

Первый. Я знаю сумасшедший дом. Я видел сумасшедший дом.

Второй. Что ты говоришь? я ничего не знаю. Как он выглядит.

Третий. Выглядит ли он? Кто видел сумасшедший дом.

Первый. Что в нём находится? Кто в нем живет.

Второй. Птицы в нём не живут. Часы в нём ходят.

Третий. Я знаю сумасшедший дом, там живут сумасшедшие.

Первый. Меня это радует. Меня это очень радует. Здравствуй, сумасшедший дом.

Хозяин сумасшедшего дома (смотрит в своё дряхлое окошко, как в зеркало). Здравствуйте дорогие. Ложитесь.

Карета останавливается у ворот. Из-за забора смотрят пустяки. Проходит вечер. никаких изменений не случается. Уважай бедность языка. Уважай нищие мысли.

Первый. Вот он какой сумасшедший дом. Здравствуй, сумасшедший дом.

Второй. Я так и знал, что он именно такой.

Третий. Я этого не знал. Такой ли он именно.

Первый. Пойдёмте ходить. Всюду все ходят.

Второй. Тут нет птиц. Есть ли тут птицы.

Третий. Нас осталось немного и нам осталось недолго.

Первый. Пишите чисто. Пишите скучно. Пишите тучно. Пишите звучно.

Второй. Хорошо мы так и будем делать.

Отворяется дверь. Выходит доктор с помощниками. Все зябнут. Уважай обстоятельства места. Уважай то что случается. Но ничего не происходит. Уважай бедность языка. Уважай нищие мысли.

Первый (говорит русскими стихами).

Входите в сумасшедший дом Мои друзья, мои князья. Он радостно ждёт нас. Мы радостно ждём нас. Фонарь мы зажигаем здесь, Фонарь как царь висит. Лисицы бегают у нас, Они пронзительно пищат. Всё это временно у нас, Цветы вокруг трещат.

Второй. Я выслушал эти стихи. Они давно кончились.

Третий. Нас осталось немного и нам осталось недолго.

Хозяин сумасшедшего дома (открывая своё дряхлое окошко, как форточку). Заходите дорогие, ложитесь.

В карете ехали трое. Они обменивались мыслями.

2. Разговор об отсутствии поэзии

Двенадцать человек сидело в комнате. Двадцать человек сидело в комнате. Сорок человек сидело в комнате. Шёл в зале концерт. Певец пел:

Неужели о поэты Вами песни все пропеты. И в гробах лежат певцы Как спокойные скупцы.

Певец сделал паузу. Появился диван. Певец продолжал.

Дерево стоит без звука, Без почёта ночь течёт. Солнце тихо как наука Рощи скучные печёт.

Певец сделал паузу. Диван исчез. Певец продолжал.

Тучи в небе ходят пышно. Кони бегают умно. А стихов нигде не слышно, Всё бесшумно всё темно.

Певец сделал паузу. Появился диван. Певец продолжал.

Верно умерли поэты, Музыканты и певцы, И тела их верно где-то Спят спокойно как скупцы.

Певец сделал паузу. Диван исчез. Певец продолжал.

О взгляните на природу

Тут все подошли к окнам и стали смотреть на ничтожный вид.

На беззвучные леса.

Все взглянули на леса, которые не издавали ни одного звука.

Опостылели народу Ныне птичьи голоса.

Везде и всюду стоит народ и плюётся, услышав птичье пение.

Певец сделал паузу. Появился диван. Певец продолжал.

Осень. Лист лежит пунцов. Меркнет кладбище певцов. Тишина. Ночная мгла На холмы уже легла.

Певец сделал паузу. Диван исчез. Певец продолжал.

Встали спящие поэты И сказали, да ты прав. Мы в гробах лежим отпеты, Под покровом жёлтых трав.

Певец сделал паузу. Появился диван. Певец продолжал.

Музыка в земле играет, Червяки стихи поют. Реки рифмы повторяют, Звери звуки песен пьют.

Певец сделал паузу. Диван исчез. Певец умер. Что он этим доказал.

3. Разговор о воспоминании событий

Первый. Припомним начало нашего спора. Я сказал, что я вчера был у тебя, а ты сказал, что я вчера не был у тебя. В доказательство этого я сказал, что я говорил вчера с тобой, а ты в доказательство этого сказал, что я не говорил вчера с тобой.

Они оба важно поглаживали каждый свою кошку. На дворе стоял вечер. На окне горела свеча. Играла музыка.

Первый. Тогда я сказал: Да как же, ведь ты сидел тут на месте А, и я стоял тут на месте Б. Тогда ты сказал: Нет, как же, ты не сидел тут на месте А, и я не стоял тут на месте Б. Чтобы увеличить силу своего доказательства, чтобы сделать его очень, очень мощным, я почувствовал сразу грусть и веселье и плач и сказал: Нас же было здесь двое, вчера в одно время, на этих двух близких точках, на точке А и на точке Б, — пойми же.

Они оба сидели запертые в комнате. Ехали сани.

Первый. Но ты тоже охватил себя чувствами гнева, свирепости и любви к истине и сказал мне в ответ: Ты был тобою, а я был собою. Ты не видел меня, я не видел тебя. О гнилых этих точках А и Б я даже говорить не хочу.

Два человека сидели в комнате. Они разговаривали.

Первый. Тогда я сказал: (Я помню) по тому шкапу ходил, посвистывая, конюх, и (я помню) на том комоде шумел прекрасными вершинами могучий лес цветов, и (я помню) под стулом журчащий фонтан, и под кроватью широкий дворец. Вот что я тебе сказал. Тогда ты улыбаясь ответил: Я помню конюха, и могучий лес цветов, и журчащий фонтан, и широкий дворец, но где они, их нигде не видать. Во всём остальном мы почти были уверены. Но всё было не так.

Два человека сидели в комнате. Они вспоминали. Они разговаривали.

Второй. Потом была середина нашего спора. Ты сказал: Но ты можешь себе представить, что я был у тебя вчера. А я сказал: Я не знаю. Может быть и могу, но ты не был. Тогда ты сказал, временно совершенно изменив своё лицо: Как же? как же? я это представляю. Я не настаиваю уже, что я был, но я представляю это. Вот вижу ясно. Я вхожу в твою комнату и вижу тебя — ты сидишь то тут то там и вокруг висят свидетели этого дела картины и статуи и музыка.

Два человека сидели запертые в комнате. На столе горела свеча.

Второй. Ты очень, очень убедительно рассказал всё это, отвечал я, но я на время забыл что ты есть, и все молчат мои свидетели. Может быть поэтому я ничего не представляю. Я сомневаюсь даже в существовании этих свидетелей. Тогда ты сказал, что ты начинаешь испытывать смерть своих чувств, но всё-таки, всё-таки (и уже совсем слабо) всё-таки, тебе кажется, что ты был у меня. И я тоже притих и сказал, что всё-таки, мне кажется, что как будто бы ты и не был. Но всё было не так.

Три человека сидели запертые в комнате. На дворе стоял вечер. Играла музыка. Свеча горела.

Третий. Припомним конец вашего спора. Вы оба ничего не говорили. Всё было так. Истина, как нумерация, прогуливалась вместе с вами. Что же было верного? Спор окончился. Я невероятно удивился.

Они оба важно поглаживали каждый свою кошку. На дворе стоял вечер. На окне горела свеча. Играла музыка. Дверь была плотно закрыта.

4. Разговор о картах

А ну сыграем в карты, закричал Первый.

Было раннее утро. Было самое раннее утро. Было четыре часа ночи. Не все тут были из тех, кто бы мог быть, те кого не было, лежали, поглощённые тяжёлыми болезнями у себя на кроватях, и подавленные семьи окружали их, рыдая и прижимая к глазам. Они были люди. Они были смертны. Что тут поделаешь. Если оглядеться вокруг, то и с нами будет то же самое.

А ну сыграем в карты, закричал всё-таки в этот вечер Второй.

Я в карты играю с удовольствием, сказал Сандонецкий, или Третий.

Они мне веселят душу, сказал Первый.

А где же наши тот что был женщиной и тот что был девушкой? спросил Второй.

О не спрашивайте, они умирают, сказал Третий, или Сандонецкий. Давайте сыграем в карты.

Карты хорошая вещь, сказал Первый.

Я очень люблю играть в карты, сказал Второй.

Они меня волнуют. Я становлюсь сам не свой, сказал Сандонецкий. Он же Третий.

Да уж когда умрёшь, тогда в карты не поиграешь, сказал Первый. Поэтому давайте сейчас сыграем в карты.

Зачем такие мрачные мысли, сказал Второй. Я люблю играть в карты.

Я тоже жизнерадостный, сказал Третий. И я люблю.

А я до чего люблю, сказал Первый. Я готов всё время играть.

Можно играть на столе. Можно и на полу, сказал Второй. Вот я и предлагаю — давайте сыграем в карты.

Я готов играть хоть на потолке, сказал Сандонецкий.

Я готов играть хоть на стакане, сказал Первый.

Я хоть под кроватью, сказал Второй.

Ну ходите вы, сказал Третий. Начинайте вы. Делайте ваш ход. Покажите ваши карты. Давайте играть в карты.

Я могу начать, сказал Первый. Я играл.

Ну что ж, сказал Второй. Я сейчас ни о чём не думаю. Я игрок.

Скажу не хвастаясь, сказал Сандонецкий. Кого мне любить. Я игрок.

Ну, сказал Первый, — игроки собрались. Давайте играть в карты.

Насколько я понимаю, сказал Второй, мне как и всем остальным предлагают играть в карты. Отвечаю — я согласен.

Кажется и мне предлагают, сказал Третий. Отвечаю — я согласен.

По-моему это предложение относится и ко мне, сказал Первый. Отвечаю — я согласен.

Вижу я, сказал Второй, что мы все тут словно сумасшедшие. Давайте сыграем в карты. Что так сидеть.

Да, сказал Сандонецкий, что до меня— сумасшедший. Без карт я никуда.

Да, сказал Первый, если угодно — я тоже. Где карты — там и я.

Я от карт совсем с ума схожу, сказал Второй. Играть так играть.

Вот и обвели ночь вокруг пальца, сказал Третий. Вот она и кончилась. Пошли по домам.

Да, сказал Первый. Наука это доказала.

Конечно, сказал Второй. Наука доказала.

Нет сомнений, сказал Третий. Наука доказала.

Они все рассмеялись и пошли по своим близким домам.

5. Разговор о бегстве в комнате

Три человека бегали по комнате. Они разговаривали. Они двигались.

Первый. Комната никуда не убегает, а я бегу.

Второй. Вокруг статуй, вокруг статуй, вокруг статуй.

Третий. Тут статуй нет. Взгляните, никаких статуй нет.

Первый. Взгляни — тут нет статуй.

Второй. Наше утешение, что у нас есть души. Смотрите, я бегаю.

Третий. И стул беглец, и стол беглец, и стена беглянка.

Первый. Мне кажется ты ошибаешься. По-моему мы одни убегаем.

Три человека сидели в саду. Они разговаривали. Над ними в воздухе возвышались птицы. Три человека сидели в зелёном саду.

Второй.

Хорошо сидеть в саду, Улыбаясь на звезду, И подсчитывать в уме Много ль нас умрет к зиме. И внимая стуку птиц, Звуку человечьих лиц И звериному рычанью, Встать побегать на прощанье.

Три человека стояли на горной вершине. Они говорили стихами. Для усиленных движений не было места и времени.

Третий.

Дивно стоя на горе Думать о земной коре. Пусть она черна, шершава, Но страшна её держава. Воздух тут. Он стар и сед. Здравствуй воздух мой сосед. Я обнимаю высоту. Я вижу Бога за версту.

Трое стояли на берегу моря. Они разговаривали. Волны слушали их в отдалении.

Первый.

У моря я стоял давно И думал о его пучине. Я думал почему оно Звучит как музыкант Пуччини. И понял: море это сад. Он музыкальными волнами Зовёт меня и вас назад Побегать в комнате со снами.

Три человека бегали по комнате. Они разговаривали. Они двигались. Они осматривались.

Второй. Всё тут как прежде. Ничто никуда не убежало.

Третий. Одни мы убегаем. Я выну сейчас оружие. Я буду над собой действовать.

Первый. Куда как смешно. Стреляться или топиться или вешаться ты будешь?

Второй. О не смейся! Я бегаю чтобы поскорей кончиться.

Третий. Какой чудак. Он бегает вокруг статуй.

Первый. Если статуями называть все предметы, то и то.

Второй. Я назвал бы статуями звёзды и неподвижные облака. Что до меня, я назвал бы.

Третий. Я убегаю к Богу — я беженец.

Второй. Известно мне, что я с собой покончил.

Три человека вышли из комнаты и поднялись на крышу. Казалось бы зачем?

6. Разговор о непосредственном продолжении

Три человека сидели на крыше сложа руки, в полном покое. Над ними летали воробьи.

Первый. Вот видишь ли ты, я беру верёвку. Она крепка. Она уже намылена.

Второй. Что тут говорить. Я вынимаю пистолет. Он уже намылен.

Третий. А вот и река. Вот прорубь. Она уже намылена.

Первый. Все видят, я готовлюсь сделать то, что я уже задумал.

Второй. Прощайте мои дети, мои жёны, мои матери, мои отцы, мои моря, мой воздух.

Третий. Жестокая вода, что же шепнуть мне тебе на ухо. Думаю — только одно: мы с тобой скоро встретимся.

Они сидели на крыше в полном покое. Над ними летали воробьи.

Первый. Я подхожу к стене и выбираю место. Сюда, сюда вобьём мы крюк.

Второй.

Лишь дуло на меня взглянуло, Как тут же смертью вдруг подуло.

Третий. Ты меня заждалась замороженная река. Ещё немного, и я приближусь.

Первый. Воздух дай мне на прощанье пожать твою руку.

Второй. Пройдёт ещё немного времени и я превращусь в холодильник.

Третий. Что до меня — я превращусь в подводную лодку.

Они сидели на крыше в полном покое. Над ними летали воробьи.

Первый. Я стою на табурете одиноко, как свечка.

Второй. Я сижу на стуле. Пистолет в сумасшедшей руке.

Третий. Деревья, те что в снегу и деревья, те что стоят окрылённые листьями, стоят в отдалении от этой синей проруби, я стою в шубе и в шапке, как стоял Пушкин, и я стоящий перед этой прорубью, перед этой водой, — я человек кончающий.

Первый. Мне всё известно. Я накидываю верёвку себе же на шею.

Второй. Да, ясно всё. Я вставляю дуло пистолета в рот. Я не стучу зубами.

Третий. Я отступаю на несколько шагов. Я делаю разбег. Я бегу.

Они сидели на крыше в полном покое. Над ними летали воробьи.

Первый. Я прыгаю с табурета. Верёвка на шее.

Второй. Я нажимаю курок. Пуля в стволе.

Третий. Я прыгнул в воду. Вода во мне.

Первый. Петля затягивается. Я задыхаюсь.

Второй. Пуля попала в меня. Я всё потерял.

Третий. Вода переполнила меня. Я захлёбываюсь.

Они сидели на крыше в полном покое. Над ними летали воробьи.

Первый. Умер.

Второй. Умер.

Третий. Умер.

Первый. Умер.

Второй. Умер.

Третий. Умер.

Они сидели на крыше в полном покое. Над ними летали воробьи.

Они сидели па крыше в полном покое. Над ними летали воробьи.

7. Разговор о различных действиях

Поясняющая мысль. Казалось бы, что тут продолжать, когда все умерли, что тут продолжать. Это каждому ясно. Но не забудь, тут не три человека действуют. Не они едут в карете, не они спорят, не они сидят на крыше. Быть может три льва, три тапира, три аиста, три буквы, три числа. Что нам их смерть, для чего им их смерть.

Но всё-таки они трое ехали на лодке, ежеминутно, ежесекундно обмениваясь вёслами, с такой быстротой, с такой широтой, что их дивных рук не было видно.

Первый.

Он дунул.

Второй.

Он плюнул.

Третий.

Всё погасло.

Первый.

Зажги.

Второй.

Свечу.

Третий.

Снова.

Первый.

Не получается.

Второй.

Гаснет.

Третий.

Свеча снова.

Они начали драться и били молотками друг друга по голове.

Первый.

Эх спичек.

Второй.

Достать бы.

Третий.

Они помогли бы.

Первый.

Едва ли.

Второй.

Тут слишком.

Третий.

Уж всё погасло.

Они пьют кислоту отдыхая на вёслах. Но действительно вокруг всё непрозрачно.

Первый.

Зажги же.

Второй.

Зажигай, зажигай же.

Третий.

Совсем как в Париже.

Первый.

Тут не Китай же.

Второй.

Неужто мы едем.

Третий.

В далёкую Лету.

Первый.

Без злата без меди.

Второй.

Доедем ли к лету.

Третий.

Стриги.

Первый.

Беги.

Второй.

Ни зги.

Третий.

Если мёртвый, то.

Первый.

Не к <…>

Второй.

Если стёртый, то.

Третий.

Не ищи.

Так ехали они на лодке, обмениваясь мыслями, и вёсла, как выстрелы, мелькали в их руках.

8. Разговор купцов с баньщиком

Два купца блуждали по бассейну, в котором не было воды. Но баньщик сидел под потолком.

Два купца (опустив головы, словно быки). В бассейне нет воды. Я не в состоянии купаться.

Баньщик.

Однообразен мой обычай: Сижу как сыч под потолком, И дым предбанный, Воздух бычий, Стоит над каждым котелком. Я дым туманный, Тьмы добычей Должно быть стану целиком. Мерцают печи, Вянут свечи, Пылает беспощадный пар. Средь мокрых нар Желтеют плечи, И новой и суровой сечи Уже готовится навар. Тут ищут веник, <…> денег, Здесь жадный сделался ловец. Средь мрака рыщут Воют свищут Отец и всадник и пловец. И дым колышется как нищий В безбожном сумрачном жилище, Где от лица всех подлецов Слетает облак мертвецов.

Два купца (подняв головы, словно онемели). Пойдём в женское отделение. Я тут не в состоянии купаться.

Баньщик. (сидит под потолком, словно баньщица).

Богини Входят в отделенье, И небо стынет В отдаленьи. Как крылья сбрасывают шубки, Как быстро обнажают юбки, И превращаясь в голышей На шеях держат малышей. Тут мыло пляшет как Людмила, Воркует губка как голубка, И яркий снег её очей И ручеек её речей И очертание ночей И то пылание печей Страшней желания свечей. Тут я сижу и ненавижу Ту многочисленную жижу, Что брызжет из открытых кранов, Стекает по стремнинам тел, Где животы имеют вид тиранов. Я баньщик, но и я вспотел. Мы баньшицы унылы нынче. Нам свет не мил. И мир не свеж. Смотрю удачно крюк привинчен. Оружье есть. Петлю отрежь. Пускай купаются красавицы, Мне всё равно они не нравятся.

Два купца (смотрят в баню прямо как в волны). Он должно быть бесполый этот баньщик.

Входит Елизавета. Она раздевается с целью начать мыться. Два купца смотрят на неё как тени.

Два купца. Гляди. Гляди. Она крылата.

Два купца. Ну да, у неё тысячи крылышек.

Елизавета, не замечая купцов, вымылась, оделась и вновь ушла из бани. Входит Ольга. Она раздевается, верно хочет купаться. Два купца смотрят на неё как в зеркало.

Два купца. Гляди, гляди как я изменился.

Два купца. Да, да. Я совершенно неузнаваем.

Ольга замечает купцов и прикрывает свою наготу пальцами.

Ольга. Не стыдно ль вам купцы, что вы на меня смотрите.

Два купца. Мы хотим купаться. А в мужском отделении нет воды.

Ольга. О чём же вы сейчас думаете.

Два купца. Мы думали что ты зеркало. Мы ошиблись. Мы просим прощенья.

Ольга. Я женщина, купцы. Я застенчива. Не могу я стоять перед вами голой.

Два купца. Как странно ты устроена. Ты почти не похожа на нас. И грудь у тебя не та, и между ногами существенная разница.

Ольга. Вы странно говорите купцы, или вы не видели наших красавиц. Я очень красива купцы.

Два купца. Ты купаешься Ольга.

Ольга. Я купаюсь.

Два купца. Ну купайся, купайся.

Ольга кончила купаться. Оделась и вновь ушла из бани. Входит Зоя. Она раздевается, значит хочет мыться. Два купца плавают и бродят по бассейну.

Зоя. Купцы, вы мужчины?

Два купца. Мы мужчины. Мы купаемся.

Зоя. Купцы, где мы находимся. Во что мы играем?

Два купца. Мы находимся в бане. Мы моемся.

Зоя. Купцы, я буду плавать и мыться. Я буду играть на флейте.

Два купца. Плавай. Мойся. Играй.

Зоя. Может быть это ад.

Зоя кончила купаться, плавать играть. Оделась и вновь ушла из бани. Баньщик, он же баньщица, спускается из-под потолка.

Баньщик. Одурачили вы меня купцы.

Два купца. Чем?

Баньщик. Да тем что пришли в колпаках.

Два купца. Ну и что ж из этого. Мы же это не нарочно сделали.

Баньщик. Оказывается вы хищники.

Два купца. Какие?

Баньщик. Львы или тапиры или аисты. А вдруг да и коршуны.

Два купца. Ты баньщик догадлив.

Баньщик. Я догадлив.

Два купца. Ты баньщик догадлив.

Баньщик. Я догадлив.

9. Предпоследний разговор под названием один человек и война

Суровая обстановка. Военная обстановка. Боевая обстановка. Почти атака или бой.

Первый. Я один человек и земля.

Второй. Я один человек и скала.

Третий. Я один человек и война. И вот что я ещё скажу. Я сочинил стихи о тысяча девятьсот четырнадцатом годе.

Первый. Без всяких предисловий читаю.

Второй.

Немцы грабят русскую землю. Я лежу И грабежу Внемлю. Немцам позор, Канту стыд. За нас Каждый гренадер отомстит. А великий князь К. Р. Богу льстит. Наблюдая Деятельность немцев, Распухал Как звезда я. Под взором адвокатов и земцев Без опахал Упал Из гнезда я.

Третий. Сделай остановку. Надо об этом подумать.

Первый. Присядем на камень. Послушаем выстрелы.

Второй. Повсюду, повсюду стихи осыпаются как деревья.

Третий. Я продолжаю.

Первый.

Что же такое, Нет, что случилось, Понять я не в силах,— Царица молилась На запах левкоя, На венки, На кресты На могилах, Срывая с себя листы Бесчисленных русских хилых.

Второй. Неужели мы добрели до братского кладбища.

Третий. И тут лежат их останки.

Первый. Звучат выстрелы. Шумят пушки.

Второй. Я продолжаю.

Третий.

Сражаясь в сраженьях Ужасных, Досель не забытых, Изображенья Несчастных Я видел трупов убитых. Досель Они ели кисель. Отсель Им бомбёжка постель. Но шашкой, Но пташкой Бряцая, Кровавой рубашкой Мерцая, Но пуча Убитые очи, Как туча, Как лошади бегали ночи.

Первый. Описание точное.

Второй. Выслушайте пение или речь выстрелов.

Третий. Ты внёс полную ясность.

Первый. Я продолжаю.

Второй.

Ты хороша прекрасная война, И мне мила щека вина, Глаза вина и губы, И водки белые зубы. Три года был грабёж, Крики, пальба, бомбёж. Штыки, цветки, стрельба, Бомбёж, грабёж, гроба.

Третий. Да это правда, тогда была война.

Первый. В том году гусары были очень красиво одеты.

Второй. Нет уланы лучше.

Третий. Гренадеры были красиво одеты.

Первый. Нет драгуны лучше.

Второй. От того года не осталось и косточек.

Третий. Просыпаются выстрелы. Они зевают.

Первый. (выглядывая в окно, имеющее вид буквы А). Нигде я не вижу надписи, связанной с каким бы то ни было понятием.

Второй. Что ж тут удивительного. Мы же не учительницы.

Третий. Идут купцы. Не спросить ли их о чём-нибудь.

Первый. Спроси. Спроси.

Второй. Откуда вы два купца.

Третий. Я ошибся. Купцы не идут. Их не видно.

Первый. Я продолжаю.

Второй. Почему нам приходит конец, когда нам этого не хочется.

Обстановка была суровой. Была военной. Она была похожей на сражение.

10. Последний разговор

Первый. Я из дому вышел и далеко пошёл.

Второй. Ясно, что я пошёл по дороге.

Третий. Дорога, дорога, она была обсажена.

Первый. Она была обсажена дубовыми деревьями.

Второй. Деревья, те шумели листьями.

Третий. Я сел под листьями и задумался.

Первый. Задумался о том.

Второй. О своём условно прочном существовании.

Третий. Ничего я не мог понять.

Первый. Тут я встал и опять далеко пошёл.

Второй. Ясно, что я пошёл по тропинке.

Третий. Тропинка, тропинка, она была обсажена.

Первый. Она была обсажена цветами мучителями.

Второй. Цветы, те разговаривали на своём цветочном языке.

Третий. Я сел возле них и задумался.

Первый. Задумался о том.

Второй. Об изображениях смерти, о её чудачествах.

Третий. Ничего я не мог понять.

Первый. Тут я встал и опять далеко пошёл.

Второй. Ясно, что я пошёл по воздуху.

Третий. Воздух, воздух, он был окружён.

Первый. Он был окружён облаками и предметами и птицами.

Второй. Птицы, те занимались музыкой, облака порхали, предметы подобно слонам стояли на месте.

Третий. Я сел поблизости и задумался.

Первый. Задумался о том.

Второй. О чувстве жизни во мне обитающем.

Третий. Ничего я не мог понять.

Первый. Тут я встал и опять далеко пошёл.

Второй. Ясно, что я пошёл мысленно.

Третий. Мысли, мысли, они были окружены.

Первый. Они были окружены освещением и звуками.

Второй. Звуки, те слышались, освещение пылало.

Третий. Я сел под небом и задумался.

Первый. Задумался о том.

Второй. О карете, о баньщике, о стихах и о действиях.

Третий. Ничего я не мог понять.

Первый. Тут я встал и опять далеко пошёл.

Конец

<1936–1937>

Ёлка у Ивановых

Действующие лица:

Петя Перов — годовалый мальчик

Нина Серова — восьмилетняя девочка

Варя Петрова — семнадцатилетняя девочка

Володя Комаров— двадцатипятилетний мальчик

Соня Острова — тридцатидвухлетняя девочка

Миша Пестров — семидесятишестилетний мальчик

Дуня Шустрова — восьмидесятидвухлетняя девочка

Пузырева — мать

Пузырев — отец

Собака Вера

Гробовщик

Горничные, повара, солдаты, учителя латинского и греческого языка.

Действие происходит в 90-х годах.

Действие I

Картина первая

На первой картине нарисована ванна. Под сочельник дети купаются. Стоит и комод. Справа от двери повара режут кур и режут поросят. Няньки, няньки, няньки моют детей. Все дети сидят в одной большой ванне, а Петя Перов годовалый мальчик купается в тазу, стоящем прямо против двери. На стене слева от двери висят часы. На них 9 часов вечера.

Годовалый мальчик Петя Перов. Будет елка? Будет. А вдруг не будет. Вдруг я умру.

Нянька (мрачная как скунс). Мойся, Петя Перов. Намыль себе уши и шею. Ведь ты еще не умеешь говорить.

Петя Перов. Я умею говорить мыслями. Я умею плакать. Я умею смеяться. Что ты хочешь?

Варя Петрова (девочка 17 лет). Володя потри мне спину. Знает Бог на ней вырос мох. Как ты думаешь?

Володя Комаров (мальчик 25 лет). Я ничего не думаю. Я обжег себе живот.

Миша Пестров (мальчик 76 лет). Теперь у тебя будет клякса. Которую, я знаю, не вывести ничем и никогда.

Соня Острова (девочка 32 лет). Вечно ты, Миша, говоришь неправильно. Посмотри лучше, какая у меня сделалась грудь.

Дуня Шустрова (девочка 82 лет). Опять хвастаешься. То ягодицами хвасталась, а теперь грудью. Побоялась бы Бога.

Соня Острова (девочка 32 лет. Поникает от горя, как взрослый малороссийский человек). Я обижена на тебя. Дура, идиотка, блядь.

Нянька (замахиваясь топором как секирой). Сонька, если ты будешь ругаться, я скажу отцу-матери, я зарублю тебя топором.

Петя Перов (мальчик 1 года). И ты почувствуешь на краткий миг, как разорвется твоя кожа и как брызнет кровь. А что ты почувствуешь дальше, нам неизвестно.

Нина Серова (девочка 8 лет). Сонечка, эта нянька сумасшедшая или преступница. Она все может. Зачем ее только к нам взяли.

Миша Пестров (мальчик 76 лет). Да бросьте дети ссориться. Так и до елки не доживешь. А родители свечек купили, конфет и спичек, чтобы зажигать свечи.

Соня Острова (девочка 32 лет). Мне свечи не нужны. У меня есть палец.

Варя Петрова (девочка 17 лет). Соня, не настаивай на этом. Не настаивай. Лучше мойся почище.

Володя Комаров (мальчик 25 лет). Девочки должны мыться чаще мальчиков, а то они становятся противными. Я так думаю.

Миша Пестров (мальчик 76 лет). Ох, да будет вам говорить гадости. Завтра елка и мы все будем очень веселиться.

Петя Перов (мальчик 1 года). Один я буду сидеть на руках у всех гостей по очереди с видом важным и глупым, будто бы ничего не понимая. Я и невидимый Бог.

Соня Острова (девочка 32 лет). А я когда в зал выйду, когда елку зажгут, я юбку подниму и всем все покажу.

Нянька (зверея). Нет, не покажешь. Да и нечего тебе показывать — ты еще маленькая.

Соня Острова (девочка 32 лет). Нет покажу. А то что у меня маленькая, это ты правду сказала. Это еще лучше. Это не то что у тебя.

Нянька (хватает топор и отрубает ей голову). Ты заслужила эту смерть.

Дети кричат: Убийца, она убийца. Спасите нас. Прекратите купанье.

Повара перестают резать кур и резать поросят.

Удаленная на два шага от тела лежит па полу кровавая отчаянная голова. За дверями воет собака Вера. Входит полиция.

Полиция.

Где же родители?

Дети (хором).

Они в театре.

Полиция.

Давно ль уехали.

Дети (хором).

Давно но не навеки

Полиция.

И что же смотрят, Балет иль драму?

Дети (хором).

Балет должно быть. Мы любим маму.

Полиция.

Приятно встретить Людей культурных.

Дети (хором).

Всегда ль вы ходите в котурнах?

Полиция.

Всегда. Мы видим труп И голову отдельно. Тут человек лежит бесцельно, Сам нецельный. Что тут было?

Дети (хором).

Нянька топором Сестренку нашу зарубила.

Полиция.

А где ж убийца?

Нянька.

Я пред вами. Вяжите меня. Лежите меня. И казните меня.

Полиция.

Эй слуги, огня.

Слуги.

Мы плачем навзрыд, А огонь горит.

Нянька (плачет).

Судите коня, Пожалейте меня.

Полиция.

За что ж судить коня, Коль конь не виноват В кровотеченье этом. Да нам и не найти Виновного коня.

Нянька. Я сумасшедшая.

Полиция. Ну, одевайся. Там разберут. Пройдешь экспертизу. Надевайте на нее кандалы или вериги.

Один повар. Тебе нянька и вериги в руки.

Другой повар. Душегубка.

Полиция. Эй вы потише, повара. Ну-ну, пошли. До свиданья дети.

Слышен стук в дверь. Врывается Пузырев-отец и Пузырева-мать. Они обезумели от горя. Они страшно кричат, лаят и мычат.

На стене слева от двери висят часы, на них 12 часов вечера.

Конец первой картины

Картина вторая

Тот же вечер и лес. Снегу столько, что хоть возами его вози. И верно его и возят. В лесу лесорубы рубят елки. Завтра во многих русских и еврейских семействах будут елки. Среди других лесорубов выделяется один, которого зовут Федор. Он жених няньки, совершившей убийство. Что знает он об этом? Он еще ничего не знает. Он плавно рубит елку для елки в семействе Пузыревых. Все звери попритаились по своим норам. Лесорубы поют хором гимн. На тех же часах слева от двери те же 9 часов вечера.

Лесорубы.

Как хорошо в лесу, Как светел снег. Молитесь колесу, Оно круглее всех. Деревья на конях Бесшумные лежат. И пасынки в санях По-ангельски визжат. Знать завтра Рождество, И мы бесчестный люд Во здравие его Немало выпьем блюд. С престола смотрит Бог И улыбаясь кротко Вздыхает тихо ох, Народ ты мой сиротка.

Федор (задумчиво). Нет, не знаете вы того, что я вам сейчас скажу. У меня есть невеста. Она работает нянькой в большом семействе Пузыревых. Она очень красивая. Я ее очень люблю. Мы с ней уже живем как муж с женою.

Лесорубы каждый как умеет, знаками показывают ему, что их интересует то, что он им сказал. Тут выясняется, что они не умеют говорить. А то, что они только что пели — это простая случайность, которых так много в жизни.

Федор. Только она очень нервная, эта моя невеста. Да что поделаешь, работа тяжелая. Семейство большое. Много детей. Да что поделаешь.

Лесоруб. Фрукт.

(Хотя он и заговорил, но ведь сказал невпопад. Так что это не считается. Его товарищи тоже всегда говорят невпопад.)

2-й лесоруб. Желтуха.

Федор. После того, как я ее возьму, мне никогда не бывает скучно и противно не бывает. Это потому что мы друг друга сильно любим. У нас одна близкая душа.

3-й лесоруб. Помочи.

Федор. Вот сейчас отвезу дерево и пойду к ней ночью. Она детей перекупала и меня теперь поджидает. Да что поделаешь.

Федор и лесорубы садятся на сани и уезжают из леса.

Выходят звери: Жирафа — чудный зверь. Волк — бобровый зверь, Лев — государь и Свиной поросенок.

Жирафа. Часы идут.

Волк. Как стада овец.

Лев. Как стада быков.

Свиной поросенок. Как осетровый хрящ.

Жирафа. Звезды блещут.

Волк. Как кровь овец.

Лев. Как кровь быков.

Свиной поросенок. Как молоко кормилицы.

Жирафа. Реки текут.

Волк. Как слова овец.

Лев. Как слова быков.

Свиной поросенок. Как богиня семга.

Жирафа. Где наша смерть?

Волк. В душах овец.

Лев. В душах быков.

Свиной поросенок. В просторных сосудах.

Жирафа. Благодарю вас. Урок окончен.

Звери — Жирафа — чудный зверь. Волк — бобровый зверь, Лев — государь и Свиной поросенок совсем как в жизни уходят. Лес остается один. На часах слева от двери 12 часов ночи.

Конец второй картины

Картина третья

Ночь. Гроб. Уплывающие по реке свечи. Пузырев-отец. Очки. Борода. Слюни. Слезы. Пузырева-мать. На ней женские доспехи. Она красавица. У нее есть бюст. В гробу плашмя лежит Соня Острова. Она обескровлена. Ее отрубленная голова лежит на подушке, приложенная к своему бывшему телу. На стене слева от двери висят часы. На них 2 часа ночи.

Пузырев-отец (плачет). Девочка моя, Соня, как же так. Как же так. Еще утром ты играла в мячик и бегала как живая.

Пузырева-мать. Сонечка. Сонечка. Сонечка. Сонечка. Сонечка. Сонечка. Сонечка.

Пузырев-отец (плачет). Дернул же нас черт уехать в театр и смотреть там этот дурацкий балет с шерстяными пузатыми балеринами. Как сейчас помню, одна из них прыгая и сияя улыбнулась мне, но я подумал на что ты мне нужна, у меня ведь есть дети, есть жена, есть деньги. И я так радовался, так радовался. Потом мы вышли из театра, и я позвал лихача и сказал ему: Ваня, вези нас поскорее домой, у меня что-то сердце неспокойно.

Пузырева-мать (зевает). О жестокий Бог, жестокий Бог, за что Ты нас наказываешь.

Пузырев-отец (сморкается). Мы были как пламя, а Ты нас тушишь.

Пузырева-мать (пудрится). Мы хотели детям елку устроить.

Пузырев-отец (целуется). И мы устроим ее, устроим. Несмотря ни на что.

Пузырева-мать (раздевается). О это будет елка. Всем елкам ель.

Пузырев-отец (разжигая свое воображение). Ты у меня красавица и дети так милы.

Пузырева-мать (отдается ему). Боже, почему так скрипит диван. Как это ужасно.

Пузырев-отец (кончив свое дело, плачет). Господи, у нас умерла дочь, а мы тут как звери.

Пузырева-мать (плачет). Не умерла, не умерла, в том-то и дело. Ведь ее убили.

Входит нянька с годовалым Петей Перовым на руках.

Нянька. Мальчик проснулся. Ему что-то неспокойно на душе. Он морщится. Он с отвращением на все смотрит.

Пузырева-мать. Спи Петенька, спи. Мы тебя караулим.

Петя Перов (мальчик 1 года). А что Соня, все мертвая?

Пузырев-отец (вздыхает). Да, она мертва. Да, она убита. Да, она мертва.

Петя Перов (мальчик 1 года). Я так и думал. А елка будет?

Пузырева-мать. Будет. Будет. Что вы все дети сейчас делайте?

Петя Перов (мальчик 1 года). Мы все дети сейчас спим. И я засыпаю. (Засыпает).

Нянька подносит его к родителям, те крестят его и целуют. Нянька уносит его.

Пузырев-отец (жене). Ты побудь пока одна у гроба. Я сейчас вернусь. Я пойду погляжу не несут ли елку. (Выбегает из гостиной. Через секунду возвращается, потирая руки). А кстати и свечей подкинуть надо, а то эти уж совсем отплыли в Лету. (Низко кланяется гробу и жене и на цыпочках выходит.)

Пузырева-мать (остается одна). Сонечка, знаешь, когда мы поднимались по лестнице, надо мной все время летала черная ворона, и я нравственно чувствовала, как мое сердце сжимается от тоски. А когда мы вошли в квартиру, и когда слуга Степан Николаев сказал: Она убита. Она убита. — Не закричала беспросветным голосом. Так стало мне страшно. Так страшно. Так нелегко.

Соня Острова (бывшая девочка 32 лет) лежит как поваленный железнодорожный столб. Слышит ли она, что говорит ей мать? Нет где ж ей. Она совершенно мертва. Она убита.

Дверь открывается нараспашку. Входит Пузырев-отец. За ним Федор. За ним лесорубы. Они вносят елку. Видят гроб, и все снимают шапки. Кроме елки, у которой нет шапки и которая в этом ничего не понимает.

Пузырев-отец. Тише братцы тише. Тут у меня дочка девочка при последнем издыхании. Да впрочем (всхлипывает) даже уж и не при последнем, у нее голова отрезана.

Федор. Вы нам сообщаете горе. А мы вам радость приносим. Вот елку принесли.

1-й лесоруб. Фрукт.

2-й лесоруб. Послание грекам.

3-й лесоруб. Человек тонет. Спасайте.

Все выходят. Соня Острова бывшая девочка 32 лет остается одна. Остается ее голова и тело.

Голова. Тело ты все слышало?

Тело. Я голова ничего не слышало. У меня ушей нет. Но я все перечувствовало.

Конец третьей картины и I действия

На часах слева от двери 3 часа ночи.

Действие II

Картина четвертая

Участок. Ночь. Сургуч. Полиция. На часах слева от двери 12 часов ночи. Сидит писарь и сидит городовой.

Писарь. У сургуча всегда грудь горяча. У пера два прекрасных бедра.

Городовой.

Мне скучно писарь. Я целый день стоял затменьем на посту. Промерз. Простыл. И все мне опостыло, Скитающийся дождь и пирамиды Египетские в солнечном Египте. Потешь меня.

Писарь. Да ты городовой я вижу с ума сошел. Чего мне тебя тешить, я твое начальство.

Городовой.

Ей-Богу, Аптеки, кабаки и пубдома Сведут меня когда-нибудь с ума. Да чем сводить отравленных в аптеки, Я б предпочел сидеть в библиотеке, Читать из Маркса разные отрывки, И по утрам не водку пить, а сливки.

Писарь. А что с тем пьяным. Что он, все еще качается?

Городовой.

Качается как маятник вот этот, И Млечный путь качается над ним. Да, сколько их, тех тружеников моря, Отверженных и крепостных крестьян.

Входят Становой пристав и жандармы.

Становой пристав. Все встать. Всё убрать. Помолиться Богу. Сейчас сюда введут преступницу.

Солдаты, слуги, повара и учителя латинского и греческого языка волокут няньку, убившую Соню Острову.

Становой пристав. Оставьте ее. (Обращаясь к няньке). Садитесь в тюрьму.

Нянька. Мои руки в крови. Мои зубы в крови. Меня оставил Бог. Я сумасшедшая. Что-то она сейчас делает.

Становой пристав. Ты нянька о ком говоришь. Ты смотри не заговаривайся. Дайте мне чарку водки. Кто она?

Нянька. Соня Острова, которую я зарезала. Что-то она сейчас думает. Мне холодно. У меня голова как живот болит.

Писарь. А еще молода. А еще недурна. А еще хороша. А еще как звезда. А еще как струна. А еще как душа.

Городовой (к няньке).

Воображаю ваше состоянье, Вы девочку убили топором. И на душе у вас теперь страданье Которое не описать пером.

Становой пристав. Ну, нянька, как вы себя чувствуете. Приятно быть убийцей?

Нянька. Нет. Тяжело.

Становой пристав. Ведь вас казнят. Ей-Богу вас казнят.

Нянька. Я стучу руками. Я стучу ногами. Ее голова у меня в голове. Я Соня Острова — меня нянька зарезала. Федя-Федор спаси меня.

Городовой.

Некогда помню стоял я на посту на морозе. Люди ходили кругом, бегали звери лихие. Всадников греческих туча как тень пронеслась по проспекту. Свистнул я в громкий свисток, дворников вызвал к себе. Долго стояли мы все, в подзорные трубы глядели, Уши к земле приложив, топот ловили копыт. Горе нам, тщетно и праздно искали мы конное войско. Тихо заплакав потом, мы по домам разошлись.

Становой пристав. К чему ты это рассказал. Я тебя спрашиваю об этом. Дурак! Чинодрал. Службы не знаешь.

Городовой. Я хотел отвлечь убийцу от ее мрачных мыслей.

Писарь. Стучат. Это санитары. Санитары возьмите ее в ваш сумасшедший дом.

В дверь стучат, входят санитары.

Санитары. Кого взять — этого Наполеона?

Уходят. На часах слева от двери 4 часа ночи.

Конец четвертой картины

Картина пятая

Сумасшедший дом. У бруствера стоит врач и целится в зеркало. Кругом цветы, картины и коврики. На часах слева от двери 4 часа ночи.

Врач. Господи, до чего страшно. Кругом одни ненормальные. Они преследуют меня. Они поедают мои сны. Они хотят меня застрелить. Вот один из них подкрался и целится в меня. Целится, а сам не стреляет, целится, а сам не стреляет. Не стреляет, не стреляет, не стреляет, а целится. Итого стрелять буду я.

Стреляет. Зеркало разбивается. Входит каменный санитар.

Санитар. Кто стрелял из пушки?

Врач. Я не знаю, кажется, зеркало. А сколько вас?

Санитар. Нас много.

Врач. Ну то-то. А то у меня немного чепуха болит. Там кого-то привезли.

Санитар. Няньку-убийцу привезли из участка.

Врач. Она черная как уголь?

Санитар. Знаете ли я не все знаю.

Врач. Как же быть. Мне не правится этот коврик. (Стреляет в него. Санитар падает замертво). Почему вы упали, я стрелял не в вас, а в коврик.

Санитар (поднимаясь). Мне показалось, что я коврик. Я обознался. Эта нянька говорит, что она сумасшедшая.

Врач. Это она говорит — мы этого не говорим. Мы зря этого не скажем. Я знаете весь наш сад со всеми его деревьями и с подземными червяками и неслышными тучами держу вот тут, вот тут, ну как это называется (показывает на ладонь руки).

Санитар. Виноград.

Врач. Нет.

Санитар. Стена.

Врач. Нет. В ладони. Ну впускай же эту няньку.

Входит нянька.

Нянька. Я сумасшедшая. Я убила ребенка.

Врач. Нехорошо убивать детей. Вы здоровы.

Нянька. Я сделала это не нарочно. Я сумасшедшая. Меня могут казнить.

Врач. Вы здоровы. У вас цвет лица. Сосчитайте до трех.

Нянька. Я не умею.

Санитар. Раз. Два. Три.

Врач. Видите, а говорите, что не умеете. У вас железное здоровье.

Нянька. Я говорю с отчаяньем. Это же не я считала, а ваш санитар.

Врач. Сейчас это уже трудно установить. Вы меня слышите?

Санитар. Слышу. Я нянька, я обязана все слышать.

Нянька. Господи, кончается моя жизнь. Скоро меня казнят.

Врач. Увидите ее и лучше приведите елку. Ей-Богу это лучше. Чуть-чуть веселее. Так надоело дежурство. Спокойной ночи.

На лодке из зала отталкиваясь об пол веслами плывут больные.

С добрым утром больные, куда вы.

Сумасшедшие. По грибы, по ягоды.

Врач. Ах вот оно что.

Санитар. И я с вами купаться.

Врач. Нянька иди казниться. Ты здорова. Ты кровь с молоком.

На часах слева от двери 6 часов утра.

Конец пятой картины.

Картина шестая

Коридор. Тут двери. Там двери. И здесь двери. Темно. Федор лесоруб жених няньки, убившей Соню Острову, во фраке с конфетами в руках идет по коридору. Ни с того ни с сего у него завязаны глаза. На часах слева от двери 5 часов утра.

Федор. (входя в одну дверь). Ты спишь?

Голос одной служанки. Я сплю, но ты входи.

Федор. Значит ты в кровати. Смотри-ка, я угощение припас.

Служанка. Откуда же ты пришел.

Федор. Я был в бане. Я мыл себя щетками, как коня. Мне там в шутку глаза завязали. Дай-ка я сниму фрак.

Служанка. Раздевайся. Ложись на меня.

Федор. Я лягу, лягу. Ты не торопись. Ешь угощение.

Служанка. Я ем. А ты делай свое дело. У нас завтра елка будет.

Федор. (ложится на нее). Знаю. Знаю.

Служанка. И девочка у нас убита.

Федор. Знаю. Слышал.

Служанка. Уже в гробу лежит.

Федор. Знаю. Знаю.

Служанка. Мать плакала, тоже и отец.

Федор. (встает с нее). Мне скучно с тобой. Ты не моя невеста.

Служанка. Ну и что же из этого.

Федор. Ты мне чужая по духу. Я скоро исчезну совсем.

Служанка. Куда как ты мне нужен. А впрочем хочешь еще раз.

Федор. Нет, нет, у меня страшная тоска. Я скоро исчезну словно радость.

Служанка. О чем же ты сейчас думаешь?

Федор. О том, что весь мир стал для меня неинтересен после тебя. И стол потерял соль и небо и стены и окно и небо и лес. Я скоро исчезну словно ночь.

Служанка. Ты невежлив. За это я накажу тебя. Взгляни на меня. Я расскажу тебе что-то неестественное.

Федор. Попробуй. Ты жаба.

Служанка. Твоя невеста убила девочку. Ты видел убитую девочку? Твоя невеста отрубила ей голову.

Федор.(квакает).

Служанка. (усмехаясь). Девочку Соню Острову знаешь? Ну вот ее она и убила.

Федор. (мяукает)

Служанка. Что, горько тебе?

Федор. (поет птичьим голосом).

Служанка. Ну вот, а ты ее любил. А зачем. А для чего. Ты наверно и сам.

Федор. Нет я не сам.

Служанка. Рассказывай, рассказывай, так я тебе и поверила.

Федор. Честное слово.

Служанка. Ну уходи, я хочу спать. Завтра будет елка.

Федор. Знаю. Знаю.

Служанка. Что ты опять приговариваешь. Ведь ты же теперь в стороне от меня.

Федор. Я приговариваю просто так от большого горя. Что мне еще остается.

Служанка. Горевать, горевать и горевать. И все равно тебе ничего не поможет.

Федор. И все равно мне ничего не поможет. Ты права.

Служанка. А то может попробуешь учиться, учиться и учиться.

Федор. Попробую. Изучу латынь. Стану учителем. Прощай.

Служанка. Прощай.

Федор исчезает. Служанка спит. На часах слева от двери 6 часов утра.

Конец шестой картины

Действие III

Картина седьмая

Стол. На столе гроб. В гробу Соня Острова. В Соне Островой сердце. В сердце свернувшаяся кровь. В крови красные и белые шарики. Ну конечно и трупный яд. Всем понятно, что светает. Собака Вера, поджав хвост, ходит вокруг гроба. На часах слева от двери 8 часов утра.

Собака Вера.

Я хожу вокруг гроба. Я гляжу вокруг в оба. Эта смерть — это проба. Бедный молится хлебу. Медный молится небу. Поп отслужит тут требу. Труп лежит коченея. Зуб имел к ветчине я. Умерла Дульчинея. Всюду пятна кровавы. Что за черные правы. Нянька нет вы не правы. Жизнь дана в украшенье. Смерть дана в устрашенье. Для чего ж разрушенье Самых важных артерий И отважных бактерий. В чем твой нянька критерий. Федор гладил бы круп Твой всегда поутру б, А теперь ты сама станешь труп.

Входит, ковыляя, годовалый мальчик Петя Перов.

Петя Перов. Я самый младший — я просыпаюсь раньше всех. Как сейчас помню, два года тому назад я еще ничего не помнил. Я слышу собака произносит речь в стихах. Она так тихо плачет.

Собака Вера. Как холодно в зале. Что вы Петя сказали.

Петя Перов (мальчик 1 года). Что я могу сказать. Я могу только что-нибудь сообщить.

Собака Вера.

Я вою, я вою, я вою, я вою, Желая увидеть Соню живою.

Петя Перов (мальчик 1 года). Она была непривычно неприлична. А теперь на нее страшно смотреть.

Собака Вера. Вас не удивляет, что я разговариваю, а не лаю.

Петя Перов (мальчик 1 года). Что может удивить меня в мои годы. Успокойтесь.

Собака Вера. Дайте мне стакан воды. Мне слишком.

Петя Перов (мальчик 1 года). Не волнуйтесь. За мою недолгую жизнь мне придется и не с тем еще ознакамливаться.

Собака Вера. Эта Соня несчастная Острова была безнравственна. Но я ее. Объясните мне всё.

Петя Перов (мальчик 1 года). Папа. Мама. Дядя. Тетя. Няня.

Собака Вера. Что вы говорите. Опомнитесь.

Петя Перов (мальчик 1 года). Мне теперь год. Не забывайте. Папа. Мама. Дядя. Тетя. Огонь. Облако. Яблоко. Камень. Не забывайте.

Отбывает в штанах на руках у няньки.

Собака Вера. (припоминая). Он действительно еще мал и молод.

Входят шамкая за руки Миша Пестров и Дуня Шустрова.

Миша Пестров (мальчик 76 лет). Поздравляю. Сегодня Рождество. Скоро будет щелка.

Дуня Шустрова (девочка 82 лет). Не щелка а пчелка. И не пчелка а елка. Поздравляю. Поздравляю. А что Соня, спит?

Собака Вера. Нет она мочится.

На часах слева от двери 9 часов утра.

Конец седьмой картины

Картина восьмая

На восьмой картине нарисован суд. Судейские в стариках — судействие в париках. Прыгают насекомые. Собирается с силами нафталин. Жандармы пухнут. На часах слева от двери 8 часов утра.

Судья (издыхая). Не дождавшись Рождества — я умер.

(Его быстро заменяют другим судьей.)

Другой судья. Мне плохо, мне плохо. Спасите меня.

(Умирает. Его быстро заменяют другим судьей.)

Все (хором).

Мы напуганы двумя смертями. Случай редкий — посудите сами.

Другие все (по очереди).

Судим. Будем Судить И будить Людей. Несут Суд И сосуд На блюде. Несут На посуде Судей.

(Пришедший к делу суд приступает к слушанию дела Козлова и Ослова.)

Секретарь (читает протокол).

Зимним вечером Козлов Шел к реке купать козлов. Видит шествует Ослов, Он ведет с реки ослов. Говорит Ослов Козлову: Честному ты веришь слову? Зря ведешь купать козлов, А читал ты Часослов? Говорит Козлов Ослову: Чти Псалтырь, а к Часослову Отношенья не имей. Говорю тебе немей. Говорит Ослов Козлову: Тут Псалтырь пришелся к слову. На пустырь веди Козлов Чтя Псалтырь пасти козлов. Говорит Козлов Ослову: Я не верю пустослову. На тебя сегодня злы Погляди мои козлы. Отвечал Ослов Козлову: Ветку я сорву лозову И без лишних снов и слов Похлещу твоих козлов. Отвечал Козлов Основу: Ветвь и я сорву елову И побью твоих ослов Словно вражеских послов. — Голова твоя баранья, — Голова твоя коровья. Долго длились препиранья, Завершилось дело кровью. Словно мертвые цветы Полегли в снегу козлы, Пали на землю ослы, Знаменем подняв хвосты. Требует Козлов с Ослова: Вороти моих козлов. Требует Ослов с Козлова: Воскреси моих ослов.

Вот и всё.

Судьи. Признак смерти налицо.

Секретарь. Ну, налицо.

Судьи (мягко). Не говорите ну.

Секретарь. Хорошо, не буду.

Судья.

Начинаю суд.

Сужу Ряжу Сижу Решаю — нет не погрешаю.

Еще раз.

Сужу Ряжу Сижу Решаю — нет не погрешаю.

Еще раз.

Сужу Ряжу Сижу Решу — нет не согрешу.

Я кончил судить, мне все ясно. Аделину Францевну Шметтерлинг, находившуюся нянькой и убившую девочку Соню Острову, казнить-повесить.

Нянька. (кричит). Я не могу жить.

Секретарь. Вот и не будешь. Вот мы и идем тебе навстречу.

Всем ясно, что нянька присутствовала на суде, а разговор <про> Козлова и Ослова велся просто для отвода глаз.

На часах слева от двери 9 часов утра.

Конец восьмой картины

Конец 3-го действия

Действие IV

Картина девятая

Картина девятая, как и все предыдущие, изображает события, которые происходили за шесть лет до моего рождения или за сорок лет до нас. Это самое меньшее. Так что же нам огорчаться и горевать о том, что кого-то убили. Мы никого их не знали, и они всё равно все умерли. Между третьим и четвертым действием прошло несколько часов. Перед дверями плотно прикрытыми, чисто умытыми, цветами увитыми стоит группа детей. На часах слева от двери 6 часов вечера.

Петя Перов (мальчик 1 года). Сейчас откроют. Сейчас откроют. Как интересно. Елку увижу.

Нина Серова (девочка 8 лет). Ты и в прошлом году видел.

Петя Перов (мальчик 1 года). Видел, видел. Но я не помню. Я же еще мал. Еще глуп.

Варя Петрова (девочка 17 лет). Ах елка, елка. Ах елка, елка. Ах елка, елка.

Дуня Шустрова (девочка 82 лет). Я буду прыгать вокруг. Я буду хохотать.

Володя Комаров (мальчик 25 лет). Нянька я хочу в уборную.

Няня. Володя, если тебе нужно в уборную, скажи себе на ухо, а так ты девочек смущаешь.

Миша Пестров (мальчик 76 лет). А девочки ходят в уборную?

Няня. Ходят. Ходят.

Миша Пестров (мальчик 76 лет). А как? Как ходят? И ты ходишь?

Няня. Как надо так и ходят. И я хожу.

Володя Комаров (мальчик 25 лет). Вот я уже и сходил. Вот и легче стало. Скоро ли нас пустят.

Варя Петрова (девочка 17 лет. Шепчет). Няня. Мне тоже нужно. Я волнуюсь.

Няня (шепчет). Делай вид, что ты идешь.

Миша Пестрев (мальчик 76 лет). Куда ж бы она с вами пошла.

Девочки (хором). Туда, куда царь пешком ходит.

(Плачут и остаются).

Няня. Дуры вы. Сказали бы, что идете на рояли играть.

Петя Перов (мальчик 1 года). Зачем ты их учишь врать. Что толку в таком вранье. Как скучно жить, что бы вы там ни говорили.

Вдруг открывается дверь. В дверях стоят родители.

Пузырев-отец. Ну веселитесь. Что мог то и сделал. Вот ель. Сейчас и мама сыграет.

Пузырева-мать (садится без обмана к роялю, играет и поет).

Вдруг музыка гремит Как сабля о гранит. Все открывают дверь И мы въезжаем в Тверь. Не в Тверь, а просто в зало, Наполненное елкой. Все прячут злобы жало, Один летает пчелкой, Другая мотыльком Над елки стебельком, А третий камельком, Четвертая мелком, А пятый лезет на свечу, Кричит, и я, и я рычу.

Петя Перов (мальчик 1 года). Елка я должен тебе сказать. Какая ты красивая.

Нина Серова (девочка 8 лет). Елка я хочу тебе объяснить. Как ты хороша.

Варя Петрова (девочка 17 лет). Ах елка, елка. Ах елка, елка. Ах елка, елка.

Володя Комаров (мальчик 25 лет). Елка я хочу тебе сообщить. Как ты великолепна.

Миша Пестров (мальчик 76 лет). Блаженство, блаженство, блаженство, блаженство.

Дуня Шустрова (девочка 82 лет). Как зубы. Как зубы. Как зубы. Как зубы.

Пузырев-отец. Я очень рад, что всем весело. Я очень несчастен, что Соня умерла. Как грустно, что всем грустно.

Пузырева-мать (поет).

А о у е и я БГРТ

(не в силах продолжать пение плачет).

Володя Комаров (мальчик 25 лет. Стреляет над ее ухом себе в висок). Мама не плачь. Засмейся. Вот и я застрелился.

Пузырева-мать (поет). Ладно не буду омрачать ваше веселье. Давайте веселиться. А все-таки бедная, бедная Соня.

Петя Перов (мальчик 1 года). Ничего, ничего мама. Жизнь пройдет быстро. Скоро все умрем.

Пузырева-мать. Петя ты шутишь? Что ты говоришь?

Пузырев-отец. Он кажется не шутит. Володя Комаров уже умер.

Пузырева-мать. Разве умер.

Пузырев-отец. Да конечно же. Ведь он застрелился.

Дуня Шустрова (девочка 82 лет). Я умираю, сидя в кресле.

Пузырева-мать. Что она говорит.

Миша Пестров (мальчик 76 лет). Хотел долголетия. Нет долголетия. Умер.

Нянька. Детские болезни, детские болезни. Когда только научатся вас побеждать. (Умирает).

Нина Серова (девочка 8 лет. Плачет). Няня, няня что с тобою. Почему у тебя такой острый нос.

Петя Перов (мальчик 1 года). Нос острый, но все-таки нож или бритвы еще быстрее.

Пузырев-отец. Двое младших детей у нас еще остались. Петя и Нина. Что ж, проживем как-нибудь.

Пузырева-мать. Меня это не может утешить. Что, за окном солнце?

Пузырев-отец. Откуда же солнце, когда сейчас вечер. Будем елку тушить.

Петя Перов. Умереть до чего хочется. Просто страсть. Умираю. Умираю. Так, умер.

Нина Серова. И я. Ах елка, елка. Ах елка, елка. Ах елка. Ну вот и все. Умерла.

Пузырев-отец. И они тоже умерли. Говорят, что лесоруб Федор выучился и стал учителем латинского языка. Что это со мною. Как кольнуло сердце. Я ничего не вижу. Я умираю.

Пузырева-мать. Что ты говоришь. Вот видишь, человек простонародный, а своего добился. Боже какая печальная у нас елка. (Падает и умирает.)

Конец девятой картины, а вместе с ней. и действия, а вместе с ним и всей пьесы.

На часах слева от двери 7 часов вечера.

1938

Название книги

Ванна Архимеда

Хармс Даниил Иванович

Вагинов Константин Константинович

Заболоцкий Николай Алексеевич

Олейников Николай Макарович

Введенский Александр Иванович

Бахтерев Игорь Владимирович

Александр Введенский