Утром следующего все было готово к отъезду. Фанетта сидела в экипаже рядом с Мари. Она восприняла это решение на редкость спокойно и за несколько часов собрала все необходимое. Николя притулился на козлах. Он покидал «Мимозу» неохотно. Слово «Версаль» ни о чем ему не говорило, а уж тем более его туда не влекло.

Мари распорядилась, чтобы на каждой почтовой станции они меняли лошадей, но не ночевали, пока не доберутся до цели. Хотя к моменту их отъезда о решении суда все еще не было никаких известий, она не желала терять ни дня. Ведь чем скорее она вернется, тем лучше будут шансы Тристана. Она не хотела даже думать о том, что суд может состояться в ее отсутствие. Или о том, что Тристан умрет в своей камере. Спустя пять дней после их отъезда Николя втащил сундуки по узкой лестнице в крохотную комнатку восточного крыла дворца. Она была еще уже, чем та, которую Мари занимала в первый свой приезд с маркизой де Соланж, но молодая женщина не обращала на это внимания. Она рухнула на кровать и мгновенно уснула — дань ночам, проведенным в карете.

На следующее утро Фанетта разбудила ее рано, как и было велено, и помогла одеться. Потом Мари отправилась на поиски Жана Дегре. В кармане ее юбки лежал туго набитый деньгами мешочек, который должен был открыть перед ней все двери.

Она нашла Дегре в фойе. Тот был занят беседой с пышно разодетым мужчиной, который скромно опустил мешочек в его карман и после этого удалился.

Мари решительно направилась к лакею. Жан взглянул на нее, и от удивления у него поползли вверх брови.

— Мадемуазель Кальер, какая неожиданность! Ваш поспешный отъезд вызвал всеобщее волнение.

— Мое имя — мадам де Рассак, Жан. Не делай вид, будто тебе об этом ничего не известно, — ничуть не смутившись, ответила Мари.

— Как пожелаете, мадам де Рассак. Что привело вас обратно в Версаль?

— Личные обстоятельства. За твою помощь я заплачу, в накладе не останешься.

— Я весь внимание.

— Мне нужна аудиенция у короля. Чем скорее, тем лучше.

Дегре поднял брови:

— А кому же она не нужна, мадам де Рассак? Многие гости пребывают здесь только по этой причине.

— Сколько это будет стоить, чтобы оказаться в самом верху листа ожидания?

— У вас нет таких денег, — Жан смахнул пылинку с рукава своей ливреи. — Кроме того, если уж речь зашла о том, что я думаю, то поберегите лучше свои деньги и свое время.

Мари пристально взглянула на лакея:

— Что тебе известно?

— Слухи, как обычно. Если хоть часть из них верна, то деньги вам лучше потратить на мессы за упокой души месье де Рассака.

— Какие слухи и кто их распространяет?

Жан смотрел в пустоту:

— Моя память, к несчастью, с годами становится все хуже.

Стиснув зубы, Мари вынула кошель и раскрыла его:

— В каком-то смысле это утешение — знать, что некоторые вещи остаются неизменными, — она положила несколько монет в протянутую руку Жана, и они тут же исчезли в его кармане.

— Адъютанты графа де Сен-Круа доставили его тело в Париж. Они проинформировали нашего монарха и потребовали головы шевалье де Рассака, а также присутствия представителя короля на заседании суда, дабы исключить подкуп и манипуляции. Его величество был не в восторге от этого происшествия.

— Мне необходимо поговорить с ним, Жан. Ты можешь это устроить. Я отдам тебе все деньги, какие у меня есть, — голос Мари дрожал.

Дегре вздохнул:

— Уберите свой кошелек. Я порасспрошу об этом, но говорю сразу — надеяться особо не на что.

— Спасибо. Сегодня вечером вновь встретимся здесь, — Мари на мгновение заколебалась. — Мне запрещено находиться в Версале, поэтому большую часть времени я буду проводить в своих апартаментах, чтобы меня никто не увидел. Если вдруг появится возможность, ты знаешь, где меня найти.

Дегре поклонился:

— Очень хорошо.

— Жан, я на тебя рассчитываю, — сдавленным голосом сказала Мари. — Ты — моя единственная надежда. Не разочаруй меня.

Глаза лакея по-прежнему не выражали никаких чувств.

— Я сделаю все, что в моих силах, — кивнув, он повернулся и пошел прочь.

Мари посмотрела вслед Дегре и вернулась в свою комнату. Сейчас она впервые заметила тесноту клетушки, которая на ближайшее время станет ее пристанищем. Четыре шага туда, четыре обратно. Она очень надеялась на то, что усилия Жана увенчаются успехом.

Вскоре, стиснув зубы, ей пришлось признать, что торопить события бесполезно. Хотя Жан каждый вечер доставлял ей сообщения, аудиенция все откладывалась.

Мысли путались, и Мари ощущала себя бесполезной, как никогда. Она начала было писать Трою, но подумала, что это не лучшая идея: сообщить Тристану о том, что она снова в Версале. Если ее замысел удастся, останется достаточно времени для того, чтобы все ему объяснить. Она непоколебимо верила в то, что сумеет убедить короля, как только получит возможность говорить с ним.

От Фанетты, которая свободно перемещалась по дворцу, Мари узнавала самые последние сплетни, ни одна из которых не пробудила ее интереса. Молодая женщина часто сидела у окна и смотрела на гуляющих по парку придворных. Ей с трудом удавалось вспомнить, что она совсем недавно тоже была в их числе, шла в этой чудовищной пестрой свите, которая служила лишь для того, чтобы развлекать короля.

Мари тосковала по мирной, уютной жизни в «Мимозе». По ароматам лаванды и розмарина, лазурно-голубому небу и яркому солнцу. По тому месту, которое впервые стало ее настоящим домом.

По прошествии недели ее терпение было на исходе. Все чаще Мари думала о том, что процесс над Тристаном начнется еще до того, как она увидит короля. Когда Жан движением головы снова дал ей понять, что не принес новостей, она отвела его в сторону:

— Значит, нам надо придумать что-то другое. Я теряю время. Если я не получу аудиенцию, мне придется искать другую возможность поговорить с королем.

— Вы о чем?

— О задней дверке, через которую я могу проникнуть, — ответила Мари. — Как горничная или кто-то вроде того.

— Это не так просто. Распорядок дня короля расписан по минутам.

Здесь Дегре был прав, но королю все еще удавалось урвать час-другой для себя. И никто не знал этого лучше, чем Мари. Ей надо устроить так, чтобы поймать его в один из таких моментов.

На следующее утро она ждала, когда король вернется с прогулки в свои покои. Убедившись, что за ним никто не следует, Мари через скрытую дверь прошла в тайный ход, которым пользовался Людовик, чтобы незаметно покидать свои апартаменты. Подобным образом он раньше часто посещал ее или исчезал с нею в одном из удаленных салонов. В самом деле, ей давно уже надо было прибегнуть к этой хитрости.

Мари прислушалась к голосам короля и его камердинеров. Когда лакеи удалились и наступила тишина, она чуть-чуть приоткрыла дверь. Король сидел на кушетке и читал какое-то письмо. Он действительно был один.

Мари попыталась успокоить бешено колотящееся сердце. Рядом с королем был колокольчик, которым можно было вызвать стоящую у дверей охрану. Одно движение руки, и ее арестуют. Но она знала, что все равно придется рискнуть. Другого выхода не было.

Дрожащими пальцами молодая женщина открыла дверь и вошла в помещение. Шелковое платье тихо шелестело при ходьбе. Это заставило короля поднять голову. Письмо, которое он держал в руке, упало на пол.

В нескольких шагах от монарха Мари присела в глубоком реверансе. Она ждала, что он позволит ей подняться. Секунды казались ей часами, от неудобной позы свинцовой тяжестью налились плечи.

— Какой сюрприз! Мари Кальер, или, лучше сказать, мадам де Рассак? Наглость вашего супруга, кажется, заразительна.

Мари оставалась неподвижной.

— Можете подняться, — в голосе короля прозвучало раздражение. — И можете удалиться.

Мари подняла голову и медленно выпрямилась:

— Сир, мне необходимо с вами поговорить. Умоляю вас, уделите мне несколько минут вашего драгоценного времени. Речь идет о человеческой жизни.

— И одна маленькая птичка уже щебечет мне на ухо имя этого человека. Не трудитесь, мадам де Рассак. Я не помилую убийцу моего племянника.

Мари в отчаянии сжала руки, быстро шагнула к королю и упала перед ним на колени:

— Он этого не сделал! Он не убийца…

— Д'Истрю и де Марен доложили мне, что произошло. А поскольку несколько месяцев назад я имел возможность познакомиться с шевалье, я не сомневаюсь в том, что он воспользуется любой возможностью, чтобы выступить против меня. Сегодня убит Сен-Круа, а завтра обманутые подданные будут штурмовать Версаль. Нет, этому надо положить конец.

Мари чувствовала решимость, звучавшую в каждом слове короля. Ей, конечно, была известна неприятная история времен его юности. Когда Людовику было десять лет, произошла фронда. Инициатива тогда исходила от парламента, но ее быстро подхватили высшие круги дворянства, которое боялось ограничения своих прав. Король, его мать, королева Анна Австрийская и кардинал Мазарини вынуждены были покинуть Париж и искать убежища в Сен-Жермен-ан-Ле. Людовик никогда не забывал, что лояльные до поры подданные, такие как принц Конде, главнокомандующий самой большой армии Франции, или герцог Орлеанский, его родной дядя, не испытывали угрызений совести, когда речь касалась трона и власти.

Этим объяснялось нежелание короля жить в Париже, и поэтому он затеял строительство Версаля, дворца, который служил бы ему надежным убежищем и одновременно собирал здесь высший свет общества, чтобы все были перед глазами. Этим же объяснялось и отстраненное поведение короля по отношению к тем, от кого он мог ждать сопротивления своей власти.

Мари прикусила нижнюю губу и начала лихорадочно соображать, что делать. Ведь не могла же она сказать королю, что Тристан не испытывал к Версалю и связанным с ним политическим играм ничего, кроме презрения. Король интересовал его столь же мало, как и вопрос, какой надеть камзол: синий или серый.

— Сир, шевалье де Рассак никогда не ставил под сомнение вашу власть. Если вы ищете союзников в провинции, то он — как скала среди волн, — твердо сказала Мари.

Король засмеялся:

— Ах, Мари, в своем стремлении удержать то немногое, что дал вам брак с шевалье, вы извращаете факты так, как вам нравится.

Молодая женщина сдвинула брови:

— В моем стремлении…

— Ну как же! Ведь если шевалье приговорят к смерти, вы остаетесь ни с чем. Жене государственного преступника трудно будет оплачивать счета за платья и прочую мишуру. Я вижу, для вас наступает длинная холодная зима. Понимаю я и то, почему вы так стремительно выступили на защиту своего мужа и не хотите считаться с реальностью.

Лишь теперь Мари поняла, что имел в виду король. Она глубоко вздохнула, чтобы сдержать ярость:

— Нет, сир, это не та причина, по которой я молю сохранить ему жизнь. То, что будет со мной, совершенно неважно. Я прошу вас об этом, потому что люблю мужа. Я готова сделать все, чего бы вы ни потребовали. Сведения, которые у вас имеются, ложны. Приговорить его означает принести в жертву невинного. Он гордый человек, но никогда не сделал бы ничего, что поколебало бы вашу власть. Смерть моего супруга станет невосполнимой потерей для Франции, сир.

Постепенно она воодушевлялась речью и сама уже слышала страстность в своем голосе. Взгляд короля задержался на ней, и Мари встретила его, не опуская головы.

С громким вздохом король встал. Его высокие каблуки застучали по полированному паркету, когда он начал ходить взад-вперед.

— Как вольно вы обходитесь с понятием «любовь»! Не вы ли еще совсем недавно уверяли меня, что ваша любовь целиком и полностью принадлежит мне? А теперь вы всем сердцем любите шевалье. Его повесят и на следующее лето вы наверняка найдете кого-нибудь еще, кого сможете полюбить. Если повезет в выборе, возможно, зимы не окажутся для вас столь холодными, как я опасался.

Мари услышала издевку в словах Людовика и впилась ногтями в ладони, чтобы не расплакаться. Когда она наконец смогла ответить, голос ее дрожал:

— Я ошибалась, когда заверяла вас в своей любви, сир. Я была влюблена в… в мечту. Влюблена в бархат и шелка, в драгоценности. Это было легкомыслие, присущее юности. В своей великой мудрости вы поняли это, сир, и остерегли меня от меня самой. За это я буду вечно вам благодарна. Но сердце мое принадлежит шевалье. Если вы допустите, чтобы его убили, вы убьете и меня. Молю о вашей милости, молю о его жизни.

Король молчал. Снова потянулись мучительные, секунды. Решение уже созрело, и Мари отчаянно надеялась, что оно будет верным. С глубоким вздохом Людовик подошел к секретеру и вынул из ящика чистый лист бумаги. Сердце Мари начало колотиться, когда она увидела, как перо летает над ней, выводя слог за слогом.

— Прежде чем я поставлю здесь свою печать, вы должны прочесть это. Это все, что я готов сделать для шевалье. И то лишь в память о проведенных с вами волшебных часах. Не потому, что я хоть на миг поверил, что супруг ваш невиновен.

Король протянул ей бумагу, и Мари схватила ее. Закончив читать, она побледнела.

— Пожизненное изгнание? — беззвучно спросила молодая женщина.

— Я не готов терпеть в провинции нарушителя спокойствия. В своем великодушии я дарую шевалье жизнь. Ведь это именно то, чего вы желали.

Да, она желала этого, но тогда Тристану придется оставить «Мимозу». А она не уверена в том, не предпочтет ли он в этом случае смерть.

— Неужели вы ожидали, что все так и пойдет своим путем, как прежде? — Голос короля прервал ее размышления, и Мари невидящим взглядом уставилась на него: — Что ж, у вас есть время подумать. Мое предложение действительно до пятнадцатого числа следующего месяца. Если к этому времени шевалье де Рассак все еще будет находиться во Франции, над ним начнется процесс с д'Истрю и де Мареном в качестве главных свидетелей.