Жалкая горстка участников похорон почувствовала, как задрожал пол, когда четверо мужчин сдвинули и потащили на место большую каменную плиту. Та загремела, с глухим стуком вернулась в свою нишу в центральном проходе маленькой церкви, и все стихло. Теперь в склепе под ней вечным сном спала вместе с мужем Мария Болейн, леди Стаффорд.

При свете четырех погребальных факелов Мег выступила вперед, чтобы посыпать сухими лепестками роз вырезанную на плите двойную эпитафию, на которой уже много лет значилось имя Марии. Девушка громко шмыгнула носом и утерлась рукавом; лорд Генри Кэри в это время сморкался в вышитый платок. Их взгляды встретились, и Мег поспешила вернуться на свое место среди слуг. Генри прочистил горло и заговорил так тихо, что все подошли ближе, чтобы расслышать его слова.

— Нет нужды говорить, — начал лорд Кэри, — что я благодарен за верность и преданность, которую вы хранили моей матери все эти годы. Некоторые из вас были с госпожой почти с самого начала, когда она приехала сюда, чтобы жить в добровольном изгнании, и потом, когда… — он снова прочистил горло, — моя семья лишилась королевской милости и богатства. Вы слышали ее слова, адресованные каждому из вас, и получили монеты или столовое серебро, которое она вам завещала, чтобы вы могли начать новую жизнь.

Мег подвинулась в сторону, чтобы лучше видеть лорда Кэри из-за широкого плеча Гленды. Она знала, что некоторые слуги — а может быть, и его милость — возмущались из-за того, что ее также упомянули в завещании. Прослужив леди Марии всего год, Мег успела зашить в подол нижней юбки восемь золотых крон. Сегодня она надела на себя всю одежду, которая у нее была, и не для того, чтобы укрыться от холодного ночного воздуха. Ей велели оставить Уивенхо и следовать за принцессой Елизаветой. Хотя Мег до смерти боялась лошадей, она купила кобылу и намеревалась доскакать на ней до самого Хэтфилд-хауса.

— Надеюсь, вас оставят в особняке хотя бы на две недели, — продолжал лорд Кэри, — пока весть о смерти леди Стаффорд не донесут королеве и не приедет новый хозяин. — Его голос сделался горше руты, когда он проговорил: — Как и все владения Болейнов, Уивенхо конфискован в пользу короны… Король Генрих тайным распоряжением разрешил леди Марии пользоваться поместьем до конца жизни, стало быть…

Он не закончил эту мысль. Кое-кто из слуг всхлипнул, некоторые склонили головы. Мег закусила нижнюю губу и сосредоточилась на физической боли, чтобы побороть боль душевную.

— И наконец, — скрипучим, как у лягушки, голосом проговорил лорд, — если вас будут расспрашивать, я заклинаю, насколько возможно, скрывать мое присутствие здесь. Но если кто-то принудит вас, просто скажите, что я приезжал, чтобы утешить мать на смертном одре, и уехал на континент, куда именно — неизвестно.

Он начал было поворачиваться к выходу, но потом так резко обернулся, что его короткая черная накидка раздулась и стала похожа на колокол.

— А если кто-то спросит о коротком визите леди Корниш, рассказывайте как можно меньше, если не хотите причинить вред подруге леди Марии. Мег Миллигру, с тобой мы поговорим отдельно, — сказал лорд Кэри, остановив на ней недобрый взгляд, как раз тогда, когда она собиралась быстро покинуть церковь. Ей оставалось надеяться, что его милость заметил, как она выкапывала корешки в травяном саду, и отчитает ее только за это. — Все остальные могут идти, — добавил он, и желудок у Мег скрутился в тугой узел, потому что все остановились и посмотрели на нее.

Лорд Кэри твердой рукой поймал ее под локоть и вывел за боковую дверь на продуваемый ветром погост, как будто собирался вернуться с ней в особняк через задние ворота. Но Генри остановился сразу за порогом, у первого ряда могил. Мег старалась не смотреть на них. В этом месте у нее стучали зубы и тряслись колени.

— Милорд, если дело в корешках, которые я взяла…

— Травяной сад выглядит словно крошечное кладбище во время Второго пришествия, — пробормотал он. Не успела Мег спросить, что его милость имеет в виду, как он продолжил: — Я хочу знать, чем ты поила леди Марию, надеясь облегчить ее страдания. Не смотри на меня так, ведь я не обвиняю тебя в том, что ты была заодно с девушкой, которую мы погребли в неосвященной земле. — Он махнул рукой, указывая на дальний край кладбищенской стены.

Мег глубоко вдохнула.

— Я давала леди Марии кое-что, о чем ей не говорила, — созналась она, переминаясь с ноги на ногу.

Лицо лорда Кэри было в тени, но Мег могла бы поклясться, что он сузил глаза.

— Продолжай, — сурово велел он.

— Я поила госпожу лавандовым напитком, чтобы облегчить ее горе. Понимаете, травы лечат ум и сердце точно так же, как тело, хотя простыми отварами ей было не помочь. Но напиток нравился госпоже, так же, как и моя малиновая вода, милорд. Я тоже принимала ее от боли в животе.

Мег предприняла попытку высвободить локоть из железной хватки лорда Кэри, но тщетно, и тогда она замерла в полной неподвижности.

— Ей могло стать хуже от этой воды? — потребовал ответа его милость и склонился ближе, как будто хотел внимательнее рассмотреть лицо Мег в полумраке. — От нее тебе сделалось плохо?

— Ах нет, милорд. Я заболела бледной немочью до того, как начала пить малиновую воду. Думаю, от нее мне стало лучше. Но, к сожалению, я окрепла только к той ночи, когда госпожи не стало. Я бы ни за что не причинила вреда леди Марии. Она приютила меня и спасла мне жизнь, когда я не знала, кто я такая.

— Хочешь сказать, когда ты не знала, кто она такая.

— Нет, милорд. Я. Ее конюх и Колл, садовник, нашли меня на дороге. Меня лягнула в голову лошадь, и я ничегошеньки не помнила, кроме своего имени: ни где я жила, ни что произошло. Хотя муж леди Марии тогда болел, она приютила меня и выходила, а позднее я поняла, что знаю все о садовых и луговых травах. Но что до снадобий и зелий, мне известно только то, что всплыло в моей памяти о лекарственных травах. Я ничего не помню о ядах, клянусь могилой леди Марии.

Мег видела, что лорд Кэри сердито хмурится. Луна выкатилась из-за высокого раскидистого дерева и осветила его лицо, и девушка заметила грозные складки у него на лбу. Мег испугалась, что он ей не поверит, не отпустит ее. Быть может, он даже сдаст ее местному приставу или человеку, который приедет, чтобы конфисковать поместье.

— Это правда, милорд, — не сдавалась Мег. — И мне больно оттого, что я слегла, когда леди Марии стало хуже, потому что она так заботливо меня выхаживала, когда я чуть не умерла. Она говорила, что ей кажется, будто она родила меня, подарила мне жизнь, и я любила ее и всегда буду любить.

Лорд Кэри с удивлением посмотрел на свою руку, словно только сейчас заметил, что держит Мег за локоть. Он отпустил девушку и сделал шаг назад.

— Мне не хочется так сурово тебя допрашивать, девочка, но это важно. Скажи мне вот что. За короткое время, что ты прожила здесь, не встречался ли тебе в этих краях человек, который бы хорошо разбирался в травах? Кто-то должен был прислать сюда эту глупую девицу — кто-то, о ком она говорила, когда пила яд.

— Да, милорд. Девушка назвала ее просто «она», но на лице у нее был написан такой ужас.

Мег хотела бы поговорить с этой таинственной дамой, но умолчала об этом.

— И?.. — произнес лорд Кэри, да так резко, что Мег подскочила на месте.

— И что, милорд?

Она не хотела еще больше его раздражать, но он повысил голос:

— Ты знаешь кого-нибудь, кто мог послать эту девицу в особняк? У нас свой мед, и я не представляю, чтобы кто-то мог испортить его или подменить настоящий шафран луговым. Знаешь ли ты кого-то, кто мог такое сделать? Кого-то очень умного? Тебе есть что еще мне сказать?

— Только то, милорд, что ваша почтеннейшая матушка любила вас и всегда тревожилась о вашей безопасности.

— Ради всего святого, какое отношение это имеет к отравительнице? — взорвался лорд Кэри.

Потом он огляделся по сторонам и понизил голос, как будто испугался, что разбудит мертвых.

— Никакого, но это единственное, что она просила меня передать вам, если бы, как она сказала, вы не добрались сюда вовремя. Что она любила вас и всегда тревожилась о вашей безопасности.

— Да-да, хорошо.

Лорд Кэри на мгновение поднял лицо к небу, но, прежде чем его голова опять нырнула в лунный сумрак, Мег успела увидеть слезы, блеснувшие в его глазах.

— Мы все обезумели от горя, — проговорил он, обращаясь скорее к самому себе, чем к Мег. — Но я хочу еще раз поговорить с тобой утром, перед тем, как уеду. Сегодня ночью мне нужно разобрать вещи матери, что-то сжечь, что-то сохранить. И, Мег, я от души благодарен тебе за то, что ты была так предана ей — и теперь я понимаю почему. А еще, кажется, я понимаю, почему всем остальным так претила ее привязанность к тебе. Итак, до завтра.

Он повернулся и зашагал к особняку, не через задние ворота, а по дороге за стеной, по которой скорбящие пробирались теперь к холодному поминальному пиршеству. Мег привалилась к дереву и смотрела, как они исчезают во мраке вместе с огромной частью ее жизни. Потом она вернулась в церковь, где единственная толстая свеча горела в головах плоской могильной плиты, усыпанной сухими лепестками роз.

Мег обхватила себя руками и, склонив голову, устремила взгляд на имя леди Марии, вырезанное в камне. В мерцающем пламени слова, которых она не могла прочесть, словно колыхались и прыгали.

— Я не хочу подводить его милость, но не могу ждать до утра, чтобы поговорить с ним, миледи. Я должна найти королевскую дочь, вашу племянницу, и позаботиться о ней, даже если это будет последнее, что я сделаю в своей жизни.

Когда Мег повернулась, чтобы покинуть это пустынное место, до ее слуха донеслось эхо шагов, легких и быстрых. С замирающим сердцем она огляделась, всматриваясь в темные углы. Но вокруг были только немые колеблющиеся тени, даже за старыми склепами с холодными каменными фигурами, воздевшими глаза к небу. Заливаясь слезами, Мег быстро вышла за дверь и побежала туда, где накануне спрятала среди деревьев свою клячу.

— Вам чертовски трудно будет благополучно вернуться в дом теперь, когда рассвело, — заметил Дженкс, зашнуровывая платье Елизаветы в зарослях за лужайкой с тыльной стороны Хэтфилда. Утро закончилось, и солнце уже довольно высоко поднялось над горизонтом; и без того раздавленные горем, они истратили на долгую и мучительную обратную дорогу последние силы. — Сторожевые псы Поупов могут заметить, как вы крадетесь внутрь, — добавил он, еще больше сердя и без того злую Елизавету.

— Я никогда не крадусь, Дженкс, что бы тебе ни довелось увидеть за эти два дня и чего бы ты о себе ни возомнил. Тебе понятно? — спросила она голосом, которым можно было травить сталь.

— Да, ваше высочество. Хотите сказать, что вы проберетесь в дом тайком?

— Я скажу Поупам, что вышла подышать свежим воздухом. Скоро ты там? — добавила принцесса, оглядываясь и пронзая Дженкса свирепым взглядом. — Неужели ты и пальцами перебираешь так же медленно, как шевелишь мозгами?

Елизавета тут же пожалела о своих словах.

— Просто, — добавила она, поймав на себе укоризненный взгляд слуги, — я вот-вот закричу от истощения, горя и страданий, Дженкс. И перед кем же мне обнаружить свою боль, как не перед человеком, которому я доверяю? Я бы не справилась без тебя в этом коротком путешествии, и я не забуду твоей помощи.

Щеки Дженкса вспыхнули, как рождественские свечи.

— Ваше высочество, вам стоит только попросить, и я всегда…

— Тогда скачи через лес и верни лошадей. — Елизавета загибала пальцы, перечисляя приказания. — Убедись, что выучил объяснения, прежде чем тебя кто-нибудь увидит. И как зеницу ока храни стрелу в седельной сумке, пока не сможешь передать ее мне — мне, а не Кэт. Езжай, со мной все будет в порядке.

Елизавета знала, что последняя фраза — ложь, ибо она по-истине была в отчаянии. В последнюю минуту принцесса заставила Гарри пообещать, что он помчится в Стамфорд, чтобы искать убежища в загородном доме ее друга Уильяма Сесила, а не вернется в Европу, как планировал — и как могли ожидать их неизвестные враги. Челяди в Уивенхо лорд Кэри должен был объявить, что снова едет за границу.

Принцесса покинула лесную чащу и стала приближаться к дому с тыльной стороны. Пруд с карпами, засыпанный желтыми листьями, и несколько клумб, из которых выглядывали по-осеннему гладкие стебли роз, — вот и все, что отделяло ее от знакомого здания. Хорошего травяного сада в Хэтфилде не было. Но отсюда Елизавета надеялась привлечь внимание Кэт, запустив несколько мелких камешков в оконные стекла. Та сбросит ей пару нижних юбок, чтобы она не выглядела как полудохлая мышь, побывавшая в лапах у кота. На случай, если ее заметят, Елизавета вывернула плащ наизнанку, чтобы никто не видел, что он забрызган грязью.

«Прошу тебя, Господи! — взмолилась принцесса, как молилась бо льшую часть бесконечного, унылого пути в Хэтфилд, — защити меня и укажи, что делать дальше».

Как будто в насмешку над этой молитвой из-за угла дома вынырнула Беатрис Поуп, как всегда с вышивкой в руках. На ее живом лице отразилось изумление: полная нижняя губа отвисла, голубые, немного косящие глаза распахнулись. Беатрис вскинула голову.

— Ах, леди Елизавета! Госпожа Эшли говорила, что вы по-прежнему не встаете и не принимаете пищи, и мой супруг собирался подняться к вам и потребовать, чтобы вы хоть немного поели. — Даже когда Би отвечала кому-то обыкновенным «да» или «нет», слова лились из ее уст, как будто в них содержалось важнейшее послание всему человечеству. — Иначе нам придется уведомить ее величество о том, что вы нездоровы и нам нужен ее лучший врач, как в прошлый раз, когда она присылала собственного лекаря.

Елизавета замерла как громом пораженная. Почему она не подумала об этом? Сестра присылала к ней королевского врача сразу после освобождения из Тауэра, куда Елизавету заключили из-за протестантского восстания Уайетта, виновницей которого Мария считала ее. Елизавета тогда медленно чахла — причем симптомы напоминали симптомы тетиной болезни — и при всех, кто ее окружал, публично открещивалась от страхов, что ее, возможно, отравили. В самом деле, едва взойдя на престол, Мария прогнала Елизавету с криком, что та заслуживает яда, и к тому же заявляла, будто Анна Болейн отравила Екатерину Арагонскую.

Благодаря заботам врача Марии и новой кухарки Коры Креншоу, которая до сих пор служила в Хэтфилде, Елизавета поправилась. Веских доказательств того, что ей подмешивали яд, не было. Но что, если… Что, если королева Мария, не посмев разделаться с ней в Тауэре, все-таки решила каким-то образом избавиться от нее здесь? И что, если, когда Елизавета публично пожаловалась на здоровье, Мария решила не торопиться, но теперь, когда она сама заболела и, быть может, оказалась на пороге смерти, мысль о том, чтобы оставить страну протестантской королеве… О Всевышний, что, если королева Мария Тюдор, сжигавшая мучеников на костре, и есть та самая «она», которой отравительница боялась настолько, что выпила яду, лишь бы не стать мишенью ее гнева? Что, если Мария Тюдор решила перед смертью отомстить всем Болейнам?

— Я говорю, — повторила Би, внезапно оказавшись так близко к Елизавете, что та вздрогнула, — с вами действительно все хорошо, миледи? Вы побелели, как это льняное полотно для вышивки.

Елизавета взглянула на то, что поднесла к ее лицу Беатрис. Замысловатые стежки складывались в контуры плетущихся роз с шипами и тугими бутонами. Ветви оплетали друг друга, создавая подобие лабиринта, который все плотнее и плотнее закручивался к центру, где пустовало место для монограммы. На миг Елизавете показалось, что она упадет в обморок. Она сделала медленный глубокий вдох.

— Я уверенно иду на поправку, — заставив себя улыбнуться, объявила принцесса. — Сегодня утром у меня внезапно просветлело в голове, и мне было невыносимо лежать взаперти под тяжелым пологом в этой душной спальне. Я так изголодалась по свежему воздуху, что решила одеться без помощи Кэт, которая еще спала, и прогуляться.

— Платье в самом деле зашнуровано довольно небрежно, — заметила Би, подозрительно поглядывая на Елизавету. — Но вам, право же, следовало надеть нижние юбки. Вы никогда не позволяли себе так безвкусно наряжаться. Кроме того, чтобы подышать свежим воздухом, вы могли просто высунуться из окна.

Би повела подбородком и метнула взгляд в сторону окон, в одном из которых появилась Кэт Эшли. Удивление слишком явно отпечаталось на ее широком лице. Кэт могла держать язык за зубами, но никогда (если только не надевала вуаль) не умела скрывать чувства под маской безразличия.

Елизавета изящно махнула ей рукой, и Кэт распахнула раму.

— Ах, вот вы где, ваше высочество! — крикнула служанка. — Поднимайтесь-ка теперь наверх и оденьтесь пристойно.

— Знаете, она права, — сказала Би, задумчиво прищурившись и еще раз обведя взглядом измятое платье и спутанные волосы Елизаветы.

Елизавета взглянула на безукоризненный остроконечный капюшон Би, на ее шапочку и богатое платье, и поняла, что сравнение явно не в ее пользу. Даже когда Би скакала верхом всю дорогу до Мейдстона, чтобы навестить семью сестры, по возвращении она выглядела мило и опрятно.

— Я сейчас же провожу леди Елизавету в дом и посижу с ней, чтобы вы отдохнули, госпожа Эшли, — обращаясь к Кэт, прокричала Би и помахала вышивкой, точно знаменем.

— Как мило с вашей стороны, — сказала Елизавета и взяла Беатрис под локоть, другой рукой придерживая тяжелые юбки. Ей припомнилось, как отец говорил, что лучшая защита — это стремительное нападение. — Знаете, Би, последнее время мне недоставало вашего общества.

— Но по вашему виду не скажешь, что вам лучше. — Слова Би зазвенели в ушах у Елизаветы, отдаваясь болезненным эхом. — Вам следует немедленно вернуться в постель.

— Глупости. Просто головная боль изнуряет меня, вот и все, — не сдавалась Елизавета.

Они не спеша обогнули дом и вошли в парадные двери, где их встретил Томас Поуп. Сэр Томас стоял, уперев руки в бока, у подножья лестницы, и на лице у него было написано изумление.

Елизавета ни за что не показала бы этого, но у нее в самом деле болела голова, почти так же сильно, как сердце. Она выдавила из себя еще одну улыбку, расправила плечи и выпрямилась. В этот миг она впервые осознала, что ей придется делать, чтобы раскрыть заговор против Болейнов: надевать актерскую маску так же умело, как Нед Топсайд; не говорить фактически ничего, как та отравительница, которая потом убила себя, или лгать. И, как выразился Дженкс, пробираться вперед с помощью обмана или даже сделаться мелким воришкой. «Да, — размышляла Елизавета Английская, — я способна на все это, чтобы разгадать тайну и выжить».

Она делала маленькие шажки, надеясь, что никто не заметит, что на ней перепачканные грязью сапоги для верховой езды.

Елизавета Тюдор гнала своего крупного черного жеребца Грифона по дороге, ведущей к маленькому поселку Хэтфилд. Пасущиеся на лужайке овцы рассыпались во все стороны; принцесса мчалась так быстро, что Дженкс едва поспевал за ней. В последнее время Елизавета чувствовала себя в безопасности только здесь, на просторе, на знакомой земле, без строений и лесов, в которых могли скрываться ее враги. Она все еще не оправилась от того, что произошло в Уивенхо. Запертая в тесной клетке, Елизавета не знала, что предпринять, и эта беспомощность изводила ее.

Когда Дженкс поравнялся с принцессой, она натянула поводья.

— Поупы сегодня почти не отстают от нас, — заметил он, похлопывая коня по взмыленному крупу. — С тех пор как мы вернулись, они вам проходу не дают. Как вы думаете, ваше высочество, они что-то знают?

— Полагаю, наше рискованное предприятие сошло нам с рук. И должна признаться, что внимательно слежу за Поупами во всем, что касается пищи. Если я вижу, что ни один из них не ест какого-то блюда, я тоже его избегаю. Они считают, — с грустной усмешкой сказала Елизавета, — что я стала разговорчивее за столом.

— Если я могу что-нибудь сделать, вам стоит только…

— Мне в самом деле нужно послать тебя к какому-нибудь аптекарю с той проклятой стрелой. Я хочу знать, чем ее пропитали и каковы свойства этого вещества. Пропасть! Как бы мне хотелось раздвоиться: одна Елизавета отвлекала бы внимание Поупов, а вторая разгадывала…

Принцесса умолкла на полуслове. Ее осенило. Идея была сумасшедшая, но прекрасно сочеталась с другими навязчивыми мыслями, не дававшими Елизавете покоя в последнее время. Принцесса раздумывала над тем, чтобы отправить Дженкса за Мег Миллигру, которая сейчас наверняка ищет место, и Недом Топсайдом, который сможет притворяться, что он всего лишь ее шут. Но на самом деле Мег будет ее двойником и подсадной уткой, а Нед станет множеством разных людей — послужит для нее глазами и ушами, чтобы добывать сведения, когда ей самой будут досаждать Би и Поуп, в точности как сейчас.

— Вперед, пока они нас не догнали! Поехали! — прокричала Елизавета и вновь пришпорила Грифона.

Они галопом помчались по посыпанной гравием дороге мимо бескрайних лугов, а потом по грязной тропке, окаймлявшей поселок, который в свое время разрастался бурно и беспорядочно, как всегда бывает рядом с большими особняками. Но когда королевское семейство оставило Хэтфилд, поселок тоже зачах. Фасады фахверковых домов и лавок потрескались или обрушились, и многие…

Елизавета пронзительно закричала. Возле ее головы пролетела стрела. Принцесса ощутила, как древко прорезало воздух.

За первой стрелой последовала вторая. Елизавета рывком натянула поводья, и Грифон встал на дыбы. Чудом удержавшись в седле, принцесса попыталась развернуть коня и крикнула Дженксу:

— Стрелы! На нас напали!

Дженкс погнал коня в ту сторону, куда она указывала.

— Нет! — завопила Елизавета. — Я не могу тебя потерять. Только не так… как лорд Гарри потерял Уилла!

Но Дженкс соскочил с седла и стремительно бросился вперед, низко пригибаясь к земле. Он исчез за высокой каменной стеной.

Припав к шее Грифона, Елизавета стала направлять его в сторону. Тут застучали копыта и появился Поуп в сопровождении еще двух всадников. Чуть поодаль скакала Би. Бланш Пэрри, белая от страха, подъехала к Елизавете.

— Что случилось, ваше высочество? — спросила Бланш. — Почему вы кричали?

— Помогите Дженксу, — бросила Елизавета сэру Томасу, указывая на стену. — Кто-то стрелял в нас из лука.

Если рассказать им больше, они будут слишком много знать. Но в этот миг из-за стены вышел Дженкс, держа за воротники двух оборванных мальчишек. Оба сжимали в руках детские луки, сделанные из согнутых веток ивы и лозы. Громко расхохотавшись, Томас Поуп спешился и достал из травы стрелу — палочку, утыканную куриными перьями и без острия.

— Они не хотели в вас стрелять, — задыхаясь, произнес Дженкс. — Они говорят, что даже не видели вас, ваше высочество.

Елизавета заметила, что Томас Поуп по своему обыкновению начал медленно закипать, как это случалось каждый раз, когда ее люди позволяли себе хотя бы намекнуть на ее королевское происхождение, тогда как слуги, приставленные к ней сестрой, подчеркнуто обращались к ней всего лишь «миледи». Елизавета кивнула, вспыхнув от смущения — и гнева.

— Закуем их в колодки, — насмешливым тоном поинтересовался сэр Томас, — бросим в Тауэр или прибегнем к пытке «железной девой», миледи? — Он засмеялся так, что запрыгали челюсти. Елизавета терпеть не могла этого человека. — Невольно на ум приходит мысль, — продолжал Поуп, выжимая ситуацию до последней капли, — что, если бы вы держали в узде собственный нрав и не носились повсюду сломя голову, эта… э-э… детская проблема решилась бы сама собой.

Елизавета с высоты седла смерила его испепеляющим взглядом.

— Пусть мальчишки идут домой с Богом, — сказала она. — Меня просто застали врасплох, вот и все.

— Но это неспроста, да-да, неспроста, — не унимался сэр Томас. — Как я уже сказал, вы больше никогда не будете вырываться вперед во время наших конных прогулок.

Разумеется, назло Елизавете, простившей сорванцов, он сломал об колено луки и отвесил обоим мальчишкам по хорошей оплеухе, прежде чем толкнуть их в сторону поселка. Принцесса хотела возразить, но промолчала. Она все еще не оправилась от потрясения. Хотя стрелы не задели ее, острый, внезапный ужас пронзил ей сердце. Елизавете до смерти надоело жить в страхе. Нет, с нее довольно!

— Дженкс, — проговорила она, почти не шевеля губами, когда повернула обратно к поселку и ее слуга, как всегда, пустил своего коня легким галопом рядом с ней, — завтра ты должен навестить отца, как делал раньше.

— Но вы слышали, что сказал Поуп, — ответил Дженкс, слава Богу, не поворачивая к ней головы, ибо остальные уже скакали за ними. — Мы не можем никуда уезжать…

— Слушай внимательно, — прошипела Елизавета. — Не мы, а ты. Ты объявишь, что опять хочешь навестить отца, а сам вернешься в Уивенхо и скажешь Мег Миллигру, что мне нужна травница и что она должна появиться у моей двери, якобы желая мне что-то продать. Ей не следует говорить, где она жила раньше, и ни в коем случае нельзя признаваться, что она знала Марию Болейн. А потом, где-то в окрестностях Колчестера, ты должен найти этих «Странствующих актеров ее величества» и сказать Неду Топсайду, что мне нужен шут и я хорошо ему заплачу. А если тебе придется его уговаривать, признайся ему, кто я на самом деле, и скажи, что я ценю его острый ум. По пути загляни в поселок: я дам тебе по монете для каждого из тех мальчиков, и ты скажешь им, что однажды мне понадобятся меткие лучники для моих войск и флота…

Принцесса осеклась на полуслове: Томас Поуп подъехал к ней с одной стороны, а Би появилась с другой, оттесняя Дженкса.

— Как я уже сказал, миледи Елизавета, — произнес Поуп, задыхаясь и хмуро поглядывая на нее, словно школьный учитель, — впредь вам не следует выезжать на прогулки, если я или леди Беатрис не сможем сопровождать вас на таком близком расстоянии. Быть может, вы сохраните это, чтобы не забывать, почему я на этом настаиваю.

Сэр Томас протянул ей примитивную детскую стрелу. Елизавета взяла ее, но перед глазами у нее стояла другая, та, которую они вырезали из разлагающегося трупа Уилла Бентона. Принцесса сжала стрелу в затянутой в перчатку руке и дала себе торжественную клятву, что найдет злоумышленников и положит конец заговору против нее и ее семьи. Потом Елизавета заткнула стрелу за пояс, как делали когда-то солдаты, если хотели показать, что вступили в войну.