После постыдного ухода голого Купера, я сделала вид, будто ничего не случилось и отправилась на работу, решив, что это единственный способ не угодить в комнату с мягкими стенами.

Ну, полной безмятежности добиться не удалось: стоило двери открыться, я поднимала взгляд убедиться, что это не Купер. Глупость какая! Что бы я, черт побери, ему сказала? Сумела бы вести себя, словно не видела его, во-первых, без одежды, во-вторых, покрытого черным густым мехом? Занятая подобными размышлениями, я вылила бедному Алану на колени около двух чашек кофе, прежде чем заметила, что лью мимо его кружки. Когда я еще и столкнула стопку посуды со стойки, и она с грохотом разбилась, Эви заставила меня взять перерыв.

Я прислонилась к стене переулка, прикидывая, сколько должна Эви за разбитую посуду. Тут подруга появилась в дверях кухни и протянула мне бутылку воды.

– Ты в порядке, Мо? Ты что-то слишком взвинчена.

Я глубоко вдохнула и попыталась придумать, что бы сорвать поправдоподобнее. Жаркое свидание, слишком много кофеина, ломка по походам в магазины... Но тут я посмотрела на лицо Эви, с которого исчезла привычная теплота, и успела заметить проблеск понимания. Эви тут же надела маску отстраненной вежливости.

Так она в курсе!

– Ты ведь знаешь? – спросила я, прищурившись.

– Знаю что? – уточнила Эви, но таким бесхитростным тоном, что становилось понятно: притворяется.

– Ты знаешь, кто такой Купер, чем он внепланово занимается по ночам.

Эви отрицательно покачала головой и уже открыла рот, чтобы все отрицать, но, вздохнув, передумала.

– Да. Как выяснила ты?

– Догадалась недавно, а вчера получила подтверждение после происшествия с медвежьим капканом.

– Медвежьим капканом?!

– С Купером все в порядке, честное слово. А ты можешь?.. – Я вопросительно подняла бровь, но не договорила.

– Двигать бровями? – уточнила она. Думаю, в этот момент Эви еще пыталась убедить себя, что мы имеем в виду разные вещи.

- Нет! Ты можешь превратиться в волчицу?

Эви засмеялась, ее плечи расслабились, словно с них упал тяжелый груз.

– Никто в семье по моей линии не может оборачиваться. В стае таких, как мы, называют мертвой ветвью.

– Ой... Подожди! Так ты знала, что он оборотень, и все равно пыталась нас свести?

– Ну, он не из тех, кто сдует твой дом к чертям, – объяснила Эви с раздражением. – Купер один из первых среди детей своего поколения обернулся, в его семье каждый способен на трансформацию, а это многое значит. Каждое поколение образует стаю, у каждой стаи есть вожак – это естественный порядок вещей. Считалось, что вожаком стаи его поколения, альфой, станет Купер. Спроси кого хочешь, любой ответит, когда был первый оборот Купера, кто самый быстрый, самый сильный. А он решил оставить землю стаи, долину, где живет вся его семья, и переехать за сотню миль, в Гранди. Для оборотня это невероятно тяжело. Просто оказаться так далеко – уже мука.

– Почему? Что такого тяжелого в переезде?

Эви глотнула воды из моей бутылки и пожала плечами.

– На протяжении столетий оборотни следуют своему инстинкту, а он говорит им защищать определенную территорию, охотиться на ней, жить, и уже почти тысячу лет волки подчиняются этому зову. Купер каждой клеточкой жаждет вернуться домой, так представь себе ежедневную борьбу с подобной нуждой – каждую секунду каждого дня, – и ты тоже разозлилась бы.

– Но почему тогда он уехал?

Эви поджала губы.

– Это дела стаи, – она расправила плечи, – моя ветвь мертвая, я не перекидываюсь, а все серьезное, что происходит в стае, пока они в волчьей форме, так и остается для остальных тайной.

– Вот так... клуб для избранных. Почему они оставляют за бортом целую часть своего общества просто из-за того, что кто-то не в состоянии менять ипостась?

– Ничего личного, – объяснила Эви, кажется, ее несколько шокировала моя реакция. – Они очень дружелюбные, любящие, открытые. Мы хорошо друг к другу относимся. Просто волки занимаются очень серьезными вещами для поддержки деревни, и чем меньше людей об этом знает, тем лучше, так что с нами на такие темы не говорят. Когда Купер уехал, нам сообщили только, что деревне грозила серьезная опасность, а Купер нас всех спас. Что его ранили, а на восстановление требуется время. Но я увидела его здесь, в Гранди пару месяцев спустя, и он отлично выглядел, внешне я никаких ран не заметила. Но он стал другим человеком. Раньше Купер был похож на нашего кузена, Самсона – такой же деятельный, с чувством юмора. Теперь он избегает людей, не заводит друзей, не говорит о возвращении домой, о стае, семье. Черт, да я просто удивилась, когда он что-то вообще мне сказал. Несколько месяцев прошло, прежде чем кто-то в семье наконец-то признал, что, возможно, Купер уже не вернется. Если тебе и правда хочется знать, спроси его сама.

– Ну, да, конечно, так и сделаю, – я фыркнула, – а Базз знает обо всех волчьих штучках?

– Мне как-то не удалось втиснуть эту тему в наши разговоры на свиданиях, – усмехнулась Эви, покачав головой.

– Но, если он не знал, почему же так нервничал и не рассказал полиции о нападении волков на Тига?

Эви робко улыбнулась.

– Он решил, ты, возможно, придумала волка, и не хотел слухов, город-то маленький, проснулась бы на следующее утро Безумной Мо.

– Так я и знала! Я знала, что он мне не поверил!

Эви расстроено покачала головой, услышав возмущение в моем голосе.

– Мо, моя семья, стая, – мы не распространяемся о своих секретах посторонним. То, что Купер тебе доверился, многое значит.

Мы вернулись на кухню, и я вздохнула.

– Эви, не начинай...

Я замолкла, не договорив, когда увидела собравшихся у стойки Базза, Абнера, Уолта, Нейта и Герти. Они выглядели подавленными. Нейт обнимал Герти, она вытирала с лица слезы, а тушь оставляла грязные потеки на ее кукольных щеках. Уолт, казалось, сейчас или тоже заплачет, или что-нибудь разгромит.

– Что случилось? – спросила я Базза.

Он сжал ладонь Эви.

– Нападение в доме Сьюзи Ку. Герти нашла ее на подъездной дорожке утром. Сьюзи изувечена, горло почти вырвано, если бы Герти не проходила мимо... – Он бросил взгляд на всхлипывающую жену. – Скорая забрала Сьюзи в больницу в Дирли. Она в реанимации.

Я потянула Базза и Эви в сторону, заговорила шепотом.

– Ее кто-то избил?

– Нет, – сказал Баз, стиснув челюсти, – это не человек, Мо, а какое-то животное: мы нашли следы и клочки меха. Похоже, что Сьюзи атаковал волк.

У меня дух перехватило. Разве может быть совпадением, что сегодня с утра Купер ушел на пробежку в волчьем обличье, а Сьюзи потом нашли истекающей кровью у ее дома? Посмотрим правде в глаза, сколько огромных волков найдется в окрестностях Гранди?

Купер-волк, даже страдая от боли, когда выбрался из капкана, не сорвался на меня, он был нежен, дружелюбен. И ни следа чужой крови я не заметила. Но, что если он просто слишком ослаб, потому не хотел есть меня? А, может, оборотни просто слишком умны, вот и не кусают руку, которая их перевязывает. Что, если я спасла волка, который напал на Сьюзи Ку?

Люди приходили в кафе и, жуя бургеры с картошкой фри, обсуждали нападение на Сьюзи. Кажется, у каждого нашлась в запасе история о том, как он сам видел волка или гонял его со своей территории. Уолт ворчал на «чертовых зеленых» и их программы, объявившие волков охраняемым видом, вследствие чего популяция хищников выросла, и скоро они нас сожрут. Алан мягко напомнил, что правительство учредило и программы вознаграждения для охотников, добывающих волчьи шкуры, разрешило охоту с летательных аппаратов – для контроля за хищниками. Абнер тут же выдвинул предложение начать программу по отстрелу в Гранди. От этого разговора мне стало нехорошо, я достала таблетки от изжоги и просто молилась о том, чтобы как-то отвлечься от темы.

Я была очень признательна Герти, когда она заметила, что кому-нибудь нужно позаботиться о собаке Сьюзи. Я добровольно вызвалась зайти за псом в обеденный перерыв: мне нравилось почесывать Оскара за ухом, когда мы встречались со Сьюзи на почте, так что мысль о том, как он будет один растерянно бродить по дому, отдавалась некоей болью в сердце.

Едва я подъехала к аккуратному домику Сьюзи с крышей в виде буквы А, за две мили от города, стало слышно, как Оскар лихорадочно скребет дверь. Он привык целыми днями бегать на улице и, казалось, был возмущен тем, что его заперли. Я прошла по дорожке, стараясь не обращать внимания на яркое пятно крови в траве, и открыла дверь данным мне Герти ключом, выпустив собаку.

Оскар являлся весьма жалким образцом таксы черно-коричневого окраса. Если вы загляните в справочники по таксам и просмотрите список черт, которые профессионалы пытаются исключить при выведении породы, то обнаружите подробный портрет Оскара: широкогрудый, с большой головой и прямыми пухлыми лапами, с идеально круглым животом, категорически не желавшим втягиваться. Пес выглядел, как ротвейлер, которого сначала сплюснули, а потом вытянули горизонтально. А в довершение всего, Оскар потерял кусочек уха в драке с безымянным лесным обитателем, так что теперь оставшаяся часть постоянно торчит в сторону, как парус в форме лопаты.

Сейчас на Оскаре надет собачий свитер с высоким горлом светло-зеленого цвета. Когда я открыла дверь кладовки в поисках корма, обнаружилось, что это лишь один из многих дерзких костюмчиков. На полках нашлись еще маленькие собачьи свитера, собачья куртка с капюшоном, даже маленький костюмчик шмеля на Хэллоуин.

Фу...

Пока я наполняла едой и водой миски Оскара, пес бегал на улице. Я прошлась по двору Сьюзи в поисках... чего-то, какого-то доказательства невиновности Купера в нападении на начальницу почты. Рядом с подъездной дорожкой обнаружились следы: огромные отпечатки лап в грязи. Они были достаточно велики, чтобы принадлежать Куперу, но с тем же успехом их мог оставить и медведь.

– Что ты здесь ищешь?

– Черт! – вскрикнула я, оборачиваясь. За спиной обнаружился Купер. Он держал руки в карманах и казался расстроенным – испуганным и расстроенным, и весьма разозленным тем, что я сижу возле этих волчьих следов. Словно я вдруг превратилась в кого-то среднего между Нэнси Дрю и долбанным Стивом Ирвином.

– Мы уже обсуждали твою привычку подкрадываться ко мне? – проворчала я.

– Что ты здесь делаешь? – потребовал ответа Купер.

– Проверяю, как дела у Оскара.

– Оскар вон там, – он качнул головой в направлении дорожки. Собака лежала на животе у места, где, должно быть, нашли Сьюзи. Вид у Оскара был растерянный и несчастный, он пристально смотрел на меня своими черно-коричневыми глазами.

– На что ты смотришь?

Я отодвинулась.

– Ты мне скажи.

Купер бросил взгляд на землю и, болезненно сморщившись, произнес:

– Это след большого волка.

– Что ты об этом думаешь?

– Как ты считаешь, что я должен об этом думать?

– Слушай, давай без брехни, ладно? – закричала я. – Ты появляешься в моем доме в волчьем обличье после того, как попадаешь в капкан, а на следующий день мы узнаем, что кто-то из наших соседей пострадал от нападения волка. Совпадение во времени представляется мне несколько странным. Так что мне любопытно, Купер, какие выводы сделал ты?

– Я не знаю, – признался он удрученно. – Я не помню, чтобы был здесь прошлой ночью, не чувствую здесь своего запаха, только... кровь, кровь Сьюзи. Не знаю, что и думать.

Услышав муку и боль в голосе Купера, я растеряла весь пыл злости и ярости. Я чувствовала себя опустошенной и беспомощной, и он, похоже, разделял мое состояние. Я глубоко вздохнула и подошла ближе. Он, напротив, отодвинулся.

– Сейчас – только сейчас – я поверю, что ты не имеешь никакого отношения к произошедшему. Ты, конечно, иногда ведешь себя, как полный кретин, но я не думаю, будто ты мог напасть на беззащитную женщину, даже принимая во внимание то, что ты сделал с Джоном Тигом.

Я расстроилась, когда Купер отвел взгляд и засунул руки в карманы. Он сжал губы в тонкую линию, словно бы не давая шальным словам сорваться. Я понизила голос и подошла ближе, почти на расстояние прикосновения, держа руки по швам.

– Ты много раз мог причинить мне вред, как в человеческой ипостаси, так и в волчьей, но не сделал этого, так что я принимаю на веру то, что ты не виновен. Я ни единой душе не расскажу о произошедшем у меня дома, не поменяю своего отношения к тебе, но, честное слово, Купер Грэхем, если ты предашь мое доверие, если окажется, что ты напал на Сьюзи Ку, я выстрелю тебе транквилизатором в зад и доставлю к парадному входу Алана, перевязав розовым бантиком.

Он усмехнулся.

– А ты, оказывается, не так проста, Мо Ванштейн.

Я ткнула его пальцем в плечо.

– Вот и не забывай об этом.

Раздался долгий тоскливый собачий вой. Я повернулась к псу и попросила:

– Подожди минутку, Оскар. – И продолжила разговор с Купером. – Однако у меня есть несколько вопросов о происходящем с тобой в звериной форме. Так вот, что ты имеешь в виду... – я повернулась туда, где Купер стоял, но его там не было. Он ухитрился беззвучно убежать в лес.

– Я еще и сама с собой разговариваю, – проворчала я. – Чертовы оборотни.

Я быстро пошла к Оскару, бубня под нос, что навыки общения у некоторых совершенно не развиты, а рвотный корень очень легко можно подмешать в любимое волком чили.

– Прости, приятель, – я почесала Оскара за ушами, – Сьюзи пока не вернется, но мы о тебе позаботимся. Пойдем найдем тебе что-нибудь пожевать.

Я попыталась уговорить собаку зайти в дом – без шансов. Попыталась его затащить – он тут же выскочил обратно. Вытащила ему собачьи миски – он перекатился на спину и спрятал нос.

– Не голоден? – уточнила я и поднесла несколько кусочков корма к его морде. Оскар отвернулся.

Глупый цилиндр на ножках!

– Ладно, Оскар, мне надо идти, пока-пока, так что, если ты есть не собираешься...

Стоило мне сказать «пока-пока», как Оскар сорвался с места и помчался к Люсиль, а я поняла, что, торопясь выпустить воющего пса на свободу, не закрыла дверь своей машины.

– Нет, нет! Ох! Оскар, вылезай из грузовика немедленно!

Кто же знал, что таксы могут подпрыгнуть на высоту, в пять раз превышающую их рост? Оскар удобно устроился на сиденье рядом с водительским и гавкнул мне, словно желая сказать что-то вроде «Поздно! Уже занято!»

– Блин. – Я засмеялась и покачала головой. Сомневаюсь, что Герти сможет вернуться в дом Сьюзи после того, что увидела утром, так что, вероятно, кормить Оскара станет моей обязанностью, пока Сьюзи не выпишут... если ее выпишут. Так что, может, будет и проще действительно забрать Оскара с собой. Я закатила глаза и бросилась за сумкой с собачьим кормом и постелью. Когда я вернулась, Оскар нетерпеливо бил хвостом по сиденью.

– Никаких вечеринок. Курить нельзя. И пульт принадлежит мне. – Оскар гавкнул и свернулся в кресле, так что я решила считать это согласием.

– Я вообще-то кошатница, – проворчала я, заводя мотор.

Прогнозы Сьюзи были хорошими, но она все еще оставалась в реанимации. Серьезно пострадали ее трахея, челюсть; ребра оказались сломаны, имелись повреждения внутренних органов, и она потеряла два пальца на правой руке, стараясь загородиться от волка. Врачи не знали, сможет ли Сьюзи разговаривать. Мысль о том, что я могу никогда больше не услышать, как она гнусаво ругается, стала едва ли не самой грустной во всей этой тяжелой истории. Полиция приходила к Сьюзи, но все, что она сумела нацарапать на листочке, забываясь то от боли ранений, то от действия обезболивающих, «большой волк укусил меня». Еще несколько дней после нападения на Сьюзи Алан обследовал пространство вокруг ее дома в поисках зверя, но след терялся в лесу через пару миль.

– След исчезает, словно волк выпустил крылья и улетел, – объяснил мне Алан за ланчем.

– Слушай, но ведь на самом деле они так не могут, да?

– Ну, я таких случаев не знаю, – отозвался он и покачал головой. Кажется, сама мысль о подобном слегка развеяла его мрачное настроение. – Я звонил эксперту по поведению волков в университете Аризоны. Он сказал, что нет ничего необычного в том, что волк атакует одинокую, беззащитную женщину, оказавшуюся на улице ночью. Но также добавил, что такому нападению обычно предшествуют определенные знаки, показывающие, что волки кружат в окрестностях города: убийство скота, пропажа домашних животных.

– Я ничего подобного не слышала.

Алан пожал плечами.

– Он сказал, что пошлет мне подборку статей, которые могли бы помочь попытаться предсказать модель поведения волка, если, конечно, он не болен и не ранен, потому что тогда шансов просчитать его поведение просто нет. Я хочу найти зверя прежде, чем на его поиски отправятся другие люди – такие вещи приводят к панике и массовому помешательству.

– Что ты имеешь в виду? – удивилась я.

– Ты видела «Челюсти»? Как сумасшедшие рыбаки охотятся на двадцатифутовую акулу на маленькой лодке с сигнальным пистолетом? Вот точно такая же ситуация – люди жаждут защитить свою собственность, но в процессе, скорее, навредят себе или друг другу, чем поймают монстра.

Я вздрогнула, представив себе, как соседи собираются толпой, зажигают факелы и идут охотиться на Купера.

– Эй, – Алан рассмотрел загнанное выражение на моем лице и сжал мою руку. – Все нормально, не переживай. Я поймаю его прежде, чем пострадает кто-то еще.

Я нервно улыбнулась.

– Знаю. Я могу как-то помочь?

Он покачал головой.

– Просто не выходи на улицу ночью, даже мусор не выноси в темноте. И всегда носи с собой медвежий перцовый баллончик, который я тебе дал.

– Это не очень-то тебе поможет.

– Знать, что ты в безопасности, – это уже большая помощь, – объяснил Алан. – Я слышал, ты взяла к себе Оскара?

Я кивнула.

– Герти спросила, не против ли я оставить его, пока ситуация не изменится. Я согласилась – он лучший сосед по комнате из всех, что у меня когда-либо были: не ест мою тщательно рассортированную и помеченную ярлыками еду, не имеет задолженностей по счетам за телефон, с ним не нужно бороться за пульт телевизора или за доступ к компьютеру. Если не брать в расчет аренду, все отлично.

Алан расплылся в улыбке.

– Думаю, тебе было одиноко, а собака стала решением проблемы.

– Может, ты и прав.

Мне нравилось по вечерам возвращаться к Оскару. Я открывала дверь, а он сидел на крыльце, ждал меня, стучал хвостом по полу.

Ему нравилось смотреть, как я готовлю. Он благовоспитанно сидел в дверном проеме, но, стоило что-то уронить, и пес (помощник!) лопал это, прежде чем я даже успевала нагнуться. По ночам он спал у меня на ногах, грел их, когда я читала. У нас вошло в привычку немного гулять возле дома перед закатом – Оскар от этого уставал, а я хоть немного отвлекалась от постоянных мыслей про Купера.

Мой не-очень-дружелюбный-сосед-вервольф в последнее время часто бывал в «Леднике», мне казалось, он проверял, умею ли я держать слово или разболтаю всем о его небольшой меховой проблеме. Мы переговаривались друг с другом коротко и, может, кто-то назвал бы это мирно... в фильме Роберта Олтмена. Каждое слово несло скрытый смысл, каждая реплика заставляла задуматься, что же вообще заставляет Купера приходить сюда – день за днем, – если я ясно дала понять, что не собираюсь раскрывать его секреты. Какая-то часть меня просто радовалась, что из наших отношений пропала открытая враждебность по отношению друг к другу, слишком много энергии требовалось, чтобы придумывать все те остроумные оскорбления.

Еще более удивительными оказались попытки Купера поддерживать разговор с кем-то помимо База и Эви, что опять же, возможно, имело некоторое отношение к желанию выяснить, о чем с ними болтаю я, а не к жажде узнать соседей поближе. Хотя поначалу постоянные посетители чувствовали некоторый дискомфорт, вскоре они выяснили, что, когда Купер не рычит и не огрызается на окружающих, он рассказывает отличные истории, а в «Леднике» всегда ценили хороших рассказчиков.

Например, сегодня днем я случайно услышала, как Купер рассказывал Уолту, что взял группу торговых представителей фармацевтической компании из Алабамы охотиться на лосей и велел им извозиться в грязи и лосиной моче, чтобы скрыть человеческий запах. Сам он потягивал кофе и хохотал над одним из охотничков, интересовавшимся, пастеризована ли моча.

Я поставила перед ними заказ и, не успев себя остановить, выдала:

– Не понимаю, как кто-то, столь враждебно настроенный к посторонним, может зарабатывать на жизнь, вывозя их же на охоту.

В обычной ситуации Купер прекратил бы разговор или нахмурился, сейчас же он усмехнулся.

– Ну, это сложно назвать охотой. Я пытаюсь не дать туристам разрушить экосистему или пристрелить друг друга. Мы блуждаем с ними по лесу, пока не найдем кого-то достойного их времени, я создаю ситуацию, при которой они этого кого-то никак не могут убить. Потом я выдаю длинный монолог на тему «мы духовные братья с животным, хорошо, что промахнулись, будем ответственными, защитим зверей». У них есть, что рассказать дома, у меня деньги – и все довольны.

– А что происходит, если они умудряются действительно попасть? – уточнила я.

Купер пожал плечами.

– Пока такого не случалось. Слушай, ну я не совсем обманщик. Если они выходят со мной на охоту несколько раз и доказывают, что не совсем придурки, я беру их в места получше, предлагаю занять позицию поудачнее. Если они неплохие стрелки, у них и правда появляется шанс убить стоящее животное. До этого момента я считаю себя консерватором, защищающим местную дикую природу от идиотов с оружием.

Я закатила глаза.

– Да тебе просто нравится заставлять мужиков среднего возраста размазывать грязь по их физиономиям.

– Да, и лосиную мочу, не забудь!

Я снова налила ему кофе.

– Ты больной. – Я посмотрела на его завтрак: стейк с кровью, связка из шести сосисок, шесть полосок бекона, большой кусок ветчины и маленький тост. Тост, думаю, был просто для отвода глаз.

– Тебе еще чего-нибудь принести? Может, что-то зеленое и с листьями? Брошюру об ухудшении ситуации с сердечными заболеваниями среди населения?

– Если бы Господь не хотел, чтобы мы ели животных, Мо, он не сделал бы их такими вкусными.

– Знаешь ли, меня один раз посадили под домашний арест за точно такое же высказывание на футболке, которую я надела на митинг по защите прав животных.

Купер широко и искренне мне улыбнулся. Его улыбка потрясла меня, просто сбила с ног. Раньше он никогда мне не улыбался, разве что дразнил.

Было такое чувство, словно возле меня кто-то взорвал коктейль Молотова. Все тело покраснело, стало жарко, тесно, неуютно. Я извинилась и пробормотала что-то про подгорающие на сковороде яйца и скрылась в кухне. С горящими щеками я ринулась в холодильное хранилище, захлопнула за собой дверь и прижалась, обняв себя руками, к полке с замороженной говядиной. Может, я подхватила грипп? Пожалуйста, Господи, пусть это будет грипп.

Ненормально ведь, когда просто от улыбки мужчины в моих трусиках вспыхивает пожар. Я не хотела, чтобы у Купера появилась такая власть надо мной, особенно, когда между нами все так зыбко и шатко. Нужно просто сконцентрироваться на других вещах, на других людях. Например, на Алане, у которого, насколько я знаю, только одна форма тела.

Я минут пять провела в холодильнике, надеясь, что его воздух остудит мое лицо. Я намеренно проторчала весь остальной день на кухне, готовила, повернувшись спиной к обеденному залу, и трудилась, как пчелка, чтобы кухня блестела, так что смогла пойти домой в ту же минуту, как подошла к концу моя смена, что для меня редкость.

Оскар ждал меня в дверях и выглядел весьма шикарно в своем маленьком красном свитере с узором в ромбик. Я почесала его за ухом, и он выбежал во двор. Мы гуляли сегодня дольше, чем обычно, и я размышляла над новым поворотом в своей жизни. С чего это Купер вдруг стал себя так мило вести? И почему я так на это реагирую? Черт, меня это волнует и возбуждает.

Может, просто избыток гормонов, ответ организма на длительную сексуальную диету? Я так долго голодала, что тело жаждет оторваться по полной программе: Купер, как чувственный жареный во фритюре тройной шоколадный чизкейк, поданный на палочке?

Алан, в свою очередь, ангельский бисквит, сладкий, полезный. Съешь – и ни в чем себя не коришь. Он умный, честный, открытый, внимательный, так почему я думаю о нем «мой друг Алан», когда думать следовало бы «ходячий секс, фантастическая личность, идеальная для меня»?

Я чертыхнулась на мое несговорчивое подсознание и посмотрела на небо. Теперь темнело рано, отчего думалось, как же это будет через несколько месяцев, когда солнце светит всего несколько часов в день. Но я не испытывала беспокойства. Зеленые джунгли, окружающие мой родной город, всегда казались отталкивающими, таили в себе угрозу человекоядных москитов, болотных сапогов, не говоря уж о случайно встречающихся аллигаторах. Здесь же зелень благоухала, тени манили прохладой, я чувствовала, что лес мне рад. Но, как бы очарована я ни была, всегда помнила, с болончиком или без, а уходить от жилья после наступления темноты нельзя.

– Пора домой, Оскар, пойдем, приятель, – позвала я – поводок пес воспринимал, как личное оскорбление. Он побежал ко мне, но через пару шагов вдруг развернулся и со всей скоростью, на которую были способны его маленькие пухлые ножки, ринулся в лес.

– Оскар, нет! – закричала я, услышав его яростный лай.

Я побежала за ним, спотыкаясь о подлесок, ветви преграждали мне путь.

– Оскар, – снова звала я, лай звенел между деревьев. – Не очень-то умно, Мо, гнаться за маленьким псиным канапе в лес, когда на свободе волк, который жаждет крови. С тем же успехом можно было замочить себя в уксусе и вставить в рот яблоко.

Я подумывала вернуться и дать Оскару искать дорогу домой самому, ему ведь, совершенно очевидно, проще, чем мне, пробираться через кусты. И он учует хищника, да? Сможет убежать. Но одна только мысль об одинокой, беззащитной собаке в глупом маленьком свитере толкала меня вперед.

Впереди ветви становились тоньше, а в сероватом свете сумерек виднелась поляна. Казалось, Оскар остановился, потому что вой и лай слышались теперь только с одного места. Я бежала вперед и старалась вспомнить, водятся ли так далеко на севере скунсы, потому что отмывать таксу от их запаха я не была готова. Я пролезла через последнюю преграду из веток.

– Черт побери, Оскар... – и тут я услышала рычание.

Я попыталась резко затормозить, упала, приземлившись на попу, вверх ногами. Передо мной стоял на задних лапах медведь гризли, уже потревоженный лающим псом. Его рост был все восемь футов, больше моей первой машины! Одного только такого размера оказалось достаточно, чтобы мой примитивный мозг устремился в уголок черепа, скукожился там и захныкал. Рациональной частью сознания я помнила, что в кармане у меня лежит перцовый баллончик, отпугивающий медведей, но я не могла заставить руку двинуться, чтобы его вытащить, все мои реакции ограничивались криком и возможностью обмочить штаны.

Я выбрала крик. Протискиваясь обратно, царапала руки о ветви и камни. Лес, который еще несколько минут казался сказочным и дружелюбным, превратился в оживший кошмар. Какая ирония, что мои родители, обожающие природу, будут скорбеть о дочери, съеденной этой самой природой?

Медведь вновь опустился на четыре лапы, его горячее и дурно пахнущее дыхание порывами увлажняло мое лицо. У меня пересохло во рту, когда животное придвинулось ближе, его огромная передняя лапа поднялась, чтобы смести меня с лица земли, мое сознание замерло, фиксируя, как необыкновенно длинные когти появляются из пазух. Мелькнула мысль, будут ли на мне красиво смотреться порезы, ответ определенно отрицательный. Я вздрогнула, подняла руки над головой, закрываясь, ждала удара, но тут несколько вещей произошли одновременно.

Удара не последовало, я открыла глаза и увидела между мной и медведем Купера в волчьем обличье. Он стоял, широко расставив лапы, защищая меня, шерсть дыбом, как волоски на щетке.

Я почувствовала прилив благодарности особенностям человеческого мозга, благодаря которым, в надежде оградить меня от ужаса быть съеденной медведем, в отчаянной попытке притупить шок от рычащей, бьющей когтями смерти, в моем сознании появилась картинка пушистого спасителя. Я была уверена, что этот героический образ, который я увижу последним, станет некоторым утешением на моем пути по пищеварительному тракту не очень-то нежного Бена.

Волк зарычал, его низкий баритон перекрыл шум панического отрывистого лая Оскара. Я потрясла головой, возвращая клетки головного мозга на их законные места – Купер оказался настоящим.

Оскар, очевидно, не хотел, чтобы его превзошли в напускной храбрости, так что он прыгнул на переднюю ногу медведя и вцепился в нее своими маленькими зубками. Медведь взревел и отбросил пса от себя одним движением. Оскар взвизгнул и приземлился прямо у моих ног, я схватила его и прижала к себе, хотя он и рвался обратно в бой.

Медведь устремился в атаку, волк зарычал. Медведь попробовал напасть справа, чтобы Купер, отступая против часовой стрелки, отошел от меня, но волк не двинулся с места, отвечая на вызов соперника. Зверь попытался нанести удар левой, в итоге пропустил контратаку волка и был укушен в нос. Купер отступил, его хвост мазнул по траве рядом со мной. Он нагнулся к земле в оборонительной позе и громко зарычал.

Медведь пришел в ярость и издал такой рык, что у меня в ушах зазвенело, но, когда демонстрация медвежьего тестостерона не помогла прогнать врага, зверь опустился на четыре лапы, фыркнул в мою сторону, вроде «ну, и ешь ее сам, не стоит она усилий». Убедившись, что произвел впечатление самого громкого, большого и злого в лесу, медведь медленно удалился.

Я долго и рвано выдохнула, зарывшись лицом в свитер Оскара. Купер перекинулся в человеческую форму. Он был обнажен, покрыт потом и весьма рассержен. Хммм...

Теперь, когда я больше не была парализована страхом и кровь снова поступала к мозгу, я собиралась оценить, что обо мне, как о личности, говорит факт каких-то непонятных отношений с человеком, которого я не особо люблю и который провел обнаженным едва ли не половину времени, когда мы встречались, а меня это, вроде, и не беспокоило. Похоже, надо все же заняться сексом с кем-нибудь. И побыстрее.

– Ты совсем свихнулась? – закричал он, пока я с трудом поднималась на дрожащие ноги. Меня, наконец, отпустило, и я начала осознавать только что произошедшее. По телу пробежала холодная дрожь, пришлось упереться руками в колени, чтобы не упасть.

– Дай мне минуту, – тяжело дыша, попросила я, выставив вперед ладонь.

– Ты хоть понимаешь, что с тобой сейчас могло произойти? Ты ненормальная? Тебе нравится искать неприятности на свою голову? – Купер схватил меня за предплечья и слегка потряс.

– Купер, на какой вопрос отвечать сначала? – уточнила я неестественно спокойным тоном. Я разорвала зрительный контакт и посмотрела вниз. Тут мы оба осознали, насколько он не одет. Купер отступил, опустил руки. Гневный румянец сошел с его щек, и он, казалось, смутился своей несдержанности.

– Я выгуливала Оскара, а он просто убежал от меня, – начала объяснять я. Если бы знала, что здесь медведь, бежала бы в противоположном направлении, поверь. Мне не хочется умереть и я не страдаю от адреналиновой зависимости. Но здесь, в этом городе, я всегда оказываюсь не в том месте и не в то время. А ты, кстати, откуда тут взялся?

Купер опять покраснел.

– Я могу менять форму, когда захочу, но во время полнолуния стремление трансформироваться становится сильнее, – он указал на бледно светящийся круг, поднимавшийся далеко в небе. – Когда желание возрастает, я обычно выхожу на охоту.

– Так близко к моему дому?

– Ты же бросала хлебные корочки и объедки во двор для птиц?

Я кивнула.

– Тебе стоит прекратить, бесплатная еда привлекает всех животных: белок, лис, лосей. Здесь живет особо ленивая семья кроликов, которая каждый вечер лезет через твой двор, трапезничает и двигается дальше вон к тому ручью, – рассказал он, кивая в направлении леса. Сейчас, когда кровь в ушах не стучала, я услышала музыку воды, бегущей по камням. – А маленькие животные привлекают хищников.

– Таких, как ты сам.

– Или медведи. Очевидно, ты думаешь, что их можно прогнать хныканьем и воплями.

– Хм... – не очень убедительно фыркнула я. – Слушай, окажи мне услугу, не лопай свою добычу на лужайке перед домом, я буду спать плохо.

Купер удивленно поднял бровь.

– Что ты имеешь в виду?

– В мою первую ночь в городе ты завалил лося прямо у моего дома, я испугалась до потери пульса. Конечно, я тогда думала, ты настоящий волк, а не Купер-волк, хотя особой разницы все равно нет. – Взгляд Купера стал виноватым и смущенным. Я уточнила: – Ты ничего такого не помнишь?

Он пожал плечами.

– Я не все помню. В волчьем обличье кажется, будто снится сон. Кусочки, фрагменты всплывают, но не целая картина. Мой дедушка предполагает, что таким образом слабый человеческий мозг защищает нас от переживаний самых неприятных аспектов волчьей жизни, таких, как поедание сырого мяса. Кому-то из волков, однако, удается четче сохранить образы в памяти. Если бежишь со стаей, тоже больше в голове остается, кто-то предполагает, работает что-то вроде коллективной памяти. Мой кузен Самсон шутит, будто это как кучка членов студенческого братства, готовых, даже жаждущих, напомнить тебе, как идиотски ты себя вел, когда напился вусмерть.

Это многое объясняло, особенно его неуверенность в том, участвовал ли он в нападении на Сьюзи. И он забыл, как помог мне в переулке, потому что такая мелочь не стоила запоминания. Или он помнил, но не считал достаточно важным, чтобы напомнить мне. Я была даже рада, что он не догадывался, как оба этих варианта обижали меня.

– Ты в порядке? – спросил он ласково, опустив взгляд. – Не поранилась?

– Немного испугана и вряд ли когда-нибудь смогу слушать «Пикник плющевого мишки» без определенных ассоциаций, но физически все хорошо.

– Хорошо, – сказал Купер, прочистив горло. – Я не хотел бы, чтобы ты пострадала, Мо. Я... люди в городке не вынесли бы этого.

Я отмахнулась от мысли, что сначала он хотел сказать «я» и только потом заменил его на «люди в городке».

– Все дело в моих блинчиках, – торжественно объяснила я. – Они вдохновляют на преданность.

– Перестань. Хватит шутить, когда я говорю, что ты могла пострадать, – перебил Купер, глядя мне в глаза и притягивая меня ближе к себе за руку. Тепло его ладони проникло сквозь одежду, поднялось вверх. – Ты должна... с тобой ничего плохого не случится, слышишь? Ты должна заботиться о себе.

Я удивленно подняла бровь, не поняв, с чего вдруг его поведение так поменялось.

– Хорошо. Извини.

– Пообещай мне, – настаивал Купер, его голос стал ниже, он словно вибрировал и в моей груди. – Пообещай мне, что не станешь больше так рисковать, что по ночам останешься дома, в безопасности.

Он замолчал, его дыхание лаской касалось моей щеки. От этого жара, напряженности у меня закружилась голова, все вдруг пришло в движение, стало ярче, било по глазам, только Купер оставался на месте, непоколебим и спокоен.

– Пообещай, – хрипло прошептал он.

– Обещаю, Купер, – отозвалась я, неохотно отстраняясь. Казалось, когда контакт оборвался, Купер пришел в себя, протрезвел. Он выпрямился, морщинки беспокойства, разрезавшие его лицо, разгладились. Он потянулся ласково потрепать Оскара, но мой маленький приятель с телом в форме сосиски уклонился от прикосновения того, кого признавал альфа-собакой.

Купер вздохнул.

– Я провожу вас с Оскаром домой.

Он опустился на землю. В этот раз я видела, как разливается свет, начиная с кожи на груди, вниз по длинным гибким конечностям. Зрелище настолько захватило меня, что Купер уже почти полностью обернулся, когда я выпалила:

– Подожди, ч-что ты делаешь?

– Трансформируюсь, – раздраженно откликнулся Купер, вынужденный возвращаться в человеческую форму для ответа. – Медведь может вернуться, и, если он наткнется на нас, лучше бы ему сразу видеть перед собой нечто угрожающее. Кроме того, я не особо люблю разгуливать голым по лесу, ветки опасны для... некоторых моих частей тела. К тому же перед тобой неловко.

Я кивнула.

– Договорились.

В этот раз Купер обернулся полностью: свет струился по его коже, оставляя за собой мех и укрепляя мышцы. Он коротко рыкнул что-то Оскару, я меньше полсекунды гадала, понимают ли они друг друга, поскольку пес тут же подбежал к волку, и мы двинулись сквозь кусты к дому. Животные по бокам от меня, словно собачий военный эскорт.

Купер проводил нас до крыльца. Какое бы облегчение я ни почувствовала, увидев теплый желтый свет, струившийся из окон, и дым, поднимавшийся из трубы, я все еще не была готова заходить внутрь, слишком уж много вопросов накопилось к Куперу.

Я стояла на крыльце и смотрела на него. Купер громко фыркнул и указал головой на мою входную дверь. Думаю, это была такая безпоцелуйная волчья версия пожелания приятных снов.

– Эм... доброй ночи, Купер.

Он взвыл и снова тяжело вздохнул.

– Хорошей охоты, – снова попыталась я. Кажется, это его успокоило. Он вновь резко, как команду, пролаял что-то Оскару, тот ответил двумя короткими гавами. Купер кивнул и отравился прочь, его черный мех растворился в темноте ночи.

Я посмотрела на Оскара, который, похоже, стоял на карауле, и закатила глаза.

– Тебя что, только что обязали следить за мной?

Оскар издал громкий рык, вполне вероятно напугавший всех белок в округе.

– Просто прекрасно.