Нью-Йорк
Даже в Нью-Йорке погода может тебя достать. Ника разбудил дождь — ледяные иглы молотили по окну. Он перевернулся, чтобы еще несколько секунд понежиться в тающих объятиях сна. Но вдруг вспомнил.
Глаза его мигом раскрылись. Часы на прикроватном столике показывали без десяти одиннадцать, хотя за окном стояла темнота и определить время было невозможно. Неудивительно, что он проспал. Он резко поднялся с кровати и подошел к открытому ноутбуку на полке у окна. Он оставил его включенным на ночь и даже звука подбавил на тот случай, если она вызовет его еще раз. Никаких вызовов не поступало. Он посмотрел почту, даже не потрудившись выкинуть спам, но и там ничего не было. В висках запульсировала боль. Ему захотелось выпить кофе.
Увидев Брета, он понял, что встал слишком поздно. Приятель, снимавший на пару с ним квартиру, сидел в вальяжной позе на стуле и одной рукой стучал по клавиатуре, а в другой держал подсохший кусок вчерашней пиццы.
— Ты чем там занят?
— Капчи, — проговорил Брет с полным ртом пеперони. — Этот сайт за каждую сотню капчи выдает бесплатную порнуху.
Когда машины завоюют эту планету, подумал Ник, Брет будет их пятой колонной. Он питался всякой падалью — паразит, обитающий на самом дне Интернета. Он находил адреса электронной почты для спамеров, вздергивал цены на онлайновых аукционах, рекламировал преимущества сомнительных лекарств или, как теперь, расшифровывал написанные враскоряку символы, с помощью которых веб-сайты блокировали автоматическую регистрацию; Брет за несколько центов был готов делать что угодно. Если бы существовало влиятельное сообщество, выступающее против Интернета (а Ник полагал, что такие сообщества где-то существовали), то Брет был бы для этих людей идеальным образцом всего недопустимого. Ник толком не понимал, почему стал на пару с Бретом снимать эту квартиру.
— Ты куда это намылился ночью? — пробурчал Брет. — Сутенер вызывал?
Ник направился к кухонному столу и включил чайник.
— Я получил письмо от Джиллиан.
— Мм… — Брет облизнул жирные пальцы и потянулся к мышке. — Она что, вернулась?
— Я думаю, она в Европе.
— Сотенка. — Брет кликнул мышкой. Символы исчезли, и на экране появилась пара сладострастно обнимающихся обнаженных женщин, на их лицах с приоткрытыми ртами застыло выражение наслаждения. — Она хорошенькая.
Ник плеснул кипяток на молотый кофе, но потом решил, что не может ждать. Он выпьет кофе в забегаловке на углу.
— Я ухожу.
Брет помахал ему на прощание. Пицца колыхалась в его руке, как дряблая кожа.
— Я буду здесь.
Ник проехал на метро по линии «А» до Сто девяностой улицы и вылез на Форт-Вашингтон-авеню. Дождь перешел в мелкую морось, которая проникала ему за воротник, доставала до самых костей. В последний раз он был здесь в разгар лета, когда пышные кроны деревьев погружали улицу в тень, а ребятишки гонялись друг за другом с водяными пистолетами. Он тогда купил Джиллиан мороженое в киоске «Гуд хьюмор». Теперь листья облетели, улицы опустели. На сером холме перед ним над лесом возвышалась каменная башня средневекового монастыря — фрагмент далеких стран и времен, возведенный в Верхнем Манхэттене. Музей «Клойстерс». За музеем склон опускается к Гудзону, а другой, обрывистый, берег теряется в тумане. Рев машин на мосту Джорджа Вашингтона висит в воздухе, как рокот отдаленного грома.
В музее не было ни души. Ник купил входной билет и направился к экскурсоводу, светловолосой даме, которая походила на коршуна, готового спикировать на посетителей. Брошка на ее лацкане напоминала бирку на экспонате: Манхэттен, середина XX века, вероятно, еврейские корни. Ее глаза засверкали, когда она увидела приближающегося Ника.
Он вытащил картинку, которую прислала Джиллиан.
— Вы это узнаете?
Глаза экскурсовода скользнули по листочку, с которого на нее глазели четыре медведя и столько же львов.
— Не знаю. — (Ник видел ее разочарование.) — Может, вам лучше поговорить с доктором Сазерленд.
— А где мне его найти?
— Ее. Она, вероятно, в зале единорога. — Она показала помещение за открытой дверью. — Пройдите до самого конца.
Музей являл собой странное место. Джиллиан называла его химерой: он состоял из соединенных в одно целое растерзанных частей других зданий, привезенных из Старого Света. Коридор в романском стиле вел в готический зал, испанская часовня расположилась рядом с домом капитула. Ник прошел по пустой аркаде, затем через дверь двадцатого века и оказался в удлиненной, тускло освещенной комнате. Стены ее были почти не видны за семью громадными гобеленами. Перед одним из них на коленях стояла молодая женщина и, подсвечивая себе чем-то вроде маленького фонарика, разглядывала нити. Над ней стая собак и людей с копьями окружили единорога, который насадил на свой рог одну из собак. Его глаза горели отчаянием.
Под ногой Ника скрипнула половица, и женщина вздрогнула.
— Доктор Сазерленд?
Вид у нее был такой, будто она сошла с черно-белой фотографии. Черные волосы, связанные сзади черной лентой, белая блузка, застегнутая до самой шеи. Единственное, что нарушало это бесцветие, — ее туфли, красной кожи, лаковые.
— Меня зовут Ник Эш. Извините за беспокойство… — Он помедлил. — Я друг Джиллиан Локхарт. — (Недоуменное выражение.) — Она работала здесь.
— Ах да. — Извиняющаяся улыбка. — Я работаю тут всего с октября. Я ее не знаю…
Судя по произношению, она была англичанкой.
— Ну да это неважно, не исключено, что вы все равно сумеете мне помочь.
Ник развернул листок и протянул ей. Он увидел, как засветились ее темные глаза.
— Мне это прислали вчера довольно таинственным образом. Я подумал, здесь кто-нибудь сможет растолковать мне, что это такое.
Она несколько секунд смотрела на картинку, губы ее беззвучно двигались.
— Пятнадцатый век. Гравюра с медной доски немецкого художника, видимо жившего в районе Верхнего Рейна. Датируется приблизительно тысяча четыреста тридцатым годом. — Она увидела недоумение на лице Ника и рассмеялась, смутившись. — Это игральная карта.
— А не должны на ней быть черви или бубны?
— Львы и медведи — это масть. — Она завела за ухо выбившуюся прядь волос. — Вообще-то, я думаю, масть называлась «хищные животные». Ранг карты соответствует числу животных на ней.
— Вы явно неплохо разбираетесь в этих вещах.
Она, снова смущаясь, пожала плечами.
— Да не очень. История искусств — факультативный курс. Я специализировалась на животной символике. А эти карты — они просто знамениты. Это практически один из первых известных нам примеров печати с медной доски.
— И кто их сделал?
— Это нам неизвестно. Большинство поделок средневековых мастеров не подписаны, и отсутствуют документы, по которым можно было бы выяснить их происхождение. Историки называют его Мастером игральных карт. Есть и другие гравюры, которые приписываются ему по стилистическому сходству, но игральные карты — это главное, что сохранилось.
— А есть и другие?
— В Европе уцелело несколько десятков. Главным образом в Париже, кажется. Колода очень необычная, в ней пять мастей вместо привычных нам четырех. Олени, птицы, цветы, люди… — Она постучала ногтем по распечатке. — И хищные звери.
Последовала неловкая пауза. Глядя на распечатку, она отошла к свету, проливающемуся из витражного окна высоко в стене. Окрашенные лучи сквозь стекло выплеснулись на ее белую блузку, оставив на ней подобие раны. Перед мысленным взором Ника возникла свирепая физиономия перед камерой. Его пробрала дрожь.
— Вы можете мне это оставить? — спросила она, с любопытством взглянув на него.
Он помедлил.
— Конечно.
— Посмотрю, может, удастся узнать еще что-нибудь, когда закончу работу. — Она кивнула на гобелен. — А сейчас вы уж извините…
— Да, конечно.
Ник вытащил визитку из бумажника; когда она брала карточку, ее пальцы коснулись его — длинные, белые, с алыми ногтями. Она прочла.
— Цифровые криминалистические реконструкции?
— Я собираю отдельные части в одно целое.
Он давно выдумал эту фразу и пользовался ею, когда хотел произвести на кого-то впечатление. Теперь ему это показалось глупым.
Выходя из музея, он снова увидел экскурсовода. Просвещать ей по-прежнему было некого — посетители так и не появились, и она стояла в комнате, глядя, как струйки дождя стекают в сад по рифленым плиткам кровли. Через ее плечо смотрела на это и каменная статуя какого-то святого.
— Ну, вы нашли доктора Сазерленд?
— Она здорово мне помогла. — Он не был уверен, так ли это на самом деле. — Но я хотел вас спросить кое о чем. Вы здесь давно работаете?
Она чуть подтянулась.
— Семнадцать лет.
— Вы знали Джиллиан Локхарт? Она здесь работала.
Ее веки под густыми тенями за стеклами очков сощурились. Она сделала вид, что изучает статую святого у него за спиной.
— Она что — ваша подружка?
— Да, была. Я… я потерял с нею связь. Просто подумал, может, вы знаете, куда она отправилась отсюда.
Экскурсовод развернулась к Нику, пристально посмотрела ему в глаза. Все семнадцать лет борьбы с невежеством и искоренения заблуждений отразились в ее обжигающем взгляде.
— Мы тоже потеряли с ней связь. Не хочу пересказывать сплетни, но, на мой взгляд, и черт с ней. Вы уж извините мой французский.
Ник попытался выдержать ее взгляд, но у него не получилось. Он не успел придумать ответ — его сотовый телефон пронзительным звоном разорвал монотонную тишину, усиленную стуком дождевых капель. Взгляд женщины вполне мог превратить его в камень. Покраснев как рак и уставившись в пол, он вытащил телефон из кармана и раскрыл его. Он даже толком не успел разглядеть номер звонившего на дисплее — сразу захлопнул его.
— Это музей. — Голос ее прозвучал, пожалуй, громче, чем звонок телефона.
— Я сейчас ухожу, — успокоил ее Ник. — Но если бы вы сказали мне, куда могла направиться Джиллиан… Если вам что-то известно.
Перспектива распрощаться с назойливым типом была слишком соблазнительна.
— Я слышала, что она подала заявление в «Стивенс Матисон». — Она посмотрела на Ника — говорит ли это ему что-нибудь. — Аукционный дом. У них демонстрационный зал на пересечении Пятнадцатой и Десятой. Уверена, мисс Локхарт — именно тот сотрудник, какой им требовался.
Ник не понял, что она имеет в виду, но спросить не отважился.