С самого первого мгновения, как Джед увидел запеленатую Май в руках обессиленной матери, он понял, что это крохотное ворочающееся дитя способно изменить всю его жизнь. Он уже отсрочил отъезд из гибнущего Южного Вьетнама из-за этого ребенка. Она должна была появиться на свет две недели назад. Тогда еще оставалась какая-то надежда на то, что удастся договориться с Ханоем о приостановке победного шествия на юг.

Но ребенок не спешил появляться на свет, а коммунисты брали одно селение за другим, пока наконец, в начале седьмого, в туманных сайгоновских сумерках 26 апреля 1975 года, не родилась черноволосая девочка под материнские стоны муки и радости — и под артобстрел гигантской военной базы Тан-Сон-Нат, что всего в четырех милях от центра города.

Война подступила к Сайгону.

Монахиня-француженка, которую пригласили к Там в качестве повивальной бабки, после завершения трудных родов отвела Джеда в сторонку. Ребенок и Там заснули. Артиллерийский обстрел стихал. Но монахиня — сестра Джоанна — выглядела озабоченной.

— Ребенок здоров, но Там очень слаба, — сказала она по-английски. — Беременность длилась дольше положенного и, боюсь, роды были для Там тяжелы. Думаю, она поправится, но вы должны подождать с возвращением в Америку.

Джед удивился:

— Откуда вы знаете…

— Вы должны увезти ее отсюда, — сказала сестра Джоанна с настоятельностью, несвойственной тем, кто, подобно ей, за последние несколько месяцев повидал немало страха, болезней и смертей. В город десятками тысяч стекались беженцы. Теперь им некуда было бежать, разве что навсегда покинуть землю предков. Молодая монахиня схватила Джеда за руку: — Она должна уехать из Сайгона ради ребенка. Таких, как эта девочка, вьетнамцы называют буй дой. А это значит — пыль жизни.

Джед впервые услышал это выражение, но сразу понял его смысл. В коммунистическом Вьетнаме детям американских отцов, будь они белыми, черными или коричневыми, придется хлебнуть немало горя.

Отпустив руку Джеда, сестра Джоанна продолжала:

— Ходят разговоры, что ответственные за эвакуацию будут проводить вьетнамских женщин, имеющих детей от американцев, через свою систему, не задавая им никаких вопросов. Даже laissez-passer ей выправлять не придется.

Джед тоже слышал нечто в этом роде. В ожидании появления ребенка со дня на день он рассчитывал, что наполовину американское дитя поможет Там с выездом, и не торопился делать последние приготовления к отъезду из Сайгона, хотя поступила директива эвакуировать весь «второстепенный» американский персонал. А кто может быть «второстепеннее» архитектора и студентки-второкурсницы? Тем не менее, ни он, ни Ребекка — прекрасная и задиристая, как всегда — не уехали бы из Сайгона без Там, для которой ребенок мог послужить чем-то вроде выездного билета.

И все же, если бы Там могла выдержать тяготы дороги, он и Ребекка увезли бы ее как можно скорее — любым способом. У Там не было особого статуса, позволившего бы ей эвакуироваться из страны, но они что-нибудь да придумали бы.

Проблема заключалась в том, что Республика Вьетнам гибла стремительно и неотвратимо. Американский посол Грэхем Мартин не имел ни времени, ни возможностей эвакуировать всех тех вьетнамцев, кому при коммунистическом режиме грозила тюрьма. Первой его заботой были остававшиеся в стране американцы. Но и их надо было эвакуировать без лишнего шума, иначе среди населения, увидевшего, что американцы удирают, поднялась бы паника. Вьетнамцы боролись бы с американцами и друг с другом за дефицитное место на самолетах и вертолетах… перегрузки, стрельба, гибнущие, смятые в давке дети… Вьетнамские солдаты, призванные защищать мирных жителей, убивали и калечили бы их, спасая собственную шкуру. Одним словом, паника.

Все это уже случилось месяц тому назад в Дананге.

Джед обещал монахине, что он сделает все возможное, чтобы помочь Там. Они оформили документы на новорожденную, и Джоанна ушла в сырую, парную ночь, не боясь ни комендантского часа, ни возобновления артобстрела.

Квартира показалась вдруг Джеду слишком тихой и пустой. Он с нетерпением ждал, когда возвратится Ребби, которая отправилась на поиски еды и «прочих сладостей». Что она имела в виду, Джед не знал. Большинство жильцов этого дома были американцы. За исключением писательско-дипломатической четы с верхнего этажа все уже выехали из страны, передав неугомонной Ребекке Блэкберн право распоряжаться тем, что осталось у них в буфетах. Таким способом она раздобыла белоснежные простыни для родов и даже принесла какую-то лохматую куклу (?) для ребенка.

Джед на цыпочках вошел в спальню, но Там уже проснулась. Веки у нее припухли, отяжелели, лицо было бледно, но сохраняло непобедимую прелесть вопреки страху, истощению, только что перенесенным непростым родам. Исхудалое, вытянувшееся лицо — и на нем глаза, огромные и такие печальные, с любовью и нежностью смотрели на безмятежно спящее дитя.

— Ребби отправилась на промысел, — весело сказал Джед. — Как самочувствие?

Там заставила себя улыбнуться:

— Устала, и немного больно.

Джед и не ждал другого ответа. Впервые он присутствовал при родах и как бы заново убедился в силе и терпеливости женщин. Ребби сказала только, что она не может поверить в то, что ее мать прошла через такое шесть раз. Но, конечно, появление Май все оправдывало. Джед не сводил глаз с девочки.

— Принести тебе что-нибудь?

— Если можно, воды.

Поблизости стоял кувшин, и он тут же наполнил два стакана. Там поморщилась, приподнимаясь в кровати, но не жаловалась. Она с благодарностью взяла стакан и отпила немного.

— Как в городе? — спросила она.

Он понял, что она имеет в виду.

— Плохо. Пока ты рожала, «большой» Мин дал присягу в качестве нового президента. Твердолобые консерваторы считают, что он способен договориться с Ханоем, но я в этом сильно сомневаюсь. Выражаясь языком ковбоев, нас жмут со всех сторон. Все, что может Мин, так это вручить противнику ключи от города и тем самым предотвратить кровавую бойню. — По мере того, как Там становилась все бледнее, Джед все больше жалел о своих беспощадных словах. — А может, «освобождение» будет не таким страшным. В Дананге, например, большинство смертей явились результатом паники, а не коммунистических зверств.

Естественно, память о зверствах коммунистов во время наступления в 1968 году, когда в Хуэ было убито три тысячи мирных жителей, помогла в раздувании истерии, погубившей Дананг. Но Джеду не требовалось рассказывать об этом Там. Вьетнам — ее страна. Как и во многих других, в ее семье были убитые, истерзанные пытками, хлебнувшие немало горя под французами, вьет-конговцами, северными вьетнамцами, коррумпированными южанами. С 1963 года, когда погиб ее отец, известный во Вьетнаме человек, и в результате скандала закатилась звезда Томаса Блэкберна, не менее известного человека в Сайгоне, Там старалась жить тихо и неприметно. У нее был небольшой доход, поскольку Томас убедил Куанг Тая перед возвращением на родину застраховать свою жизнь. После школы Там использовала свои языковые познания, работая на французские, австралийские и американские фирмы. Однако ни среди американцев, ни среди северных вьетнамцев она не заимела ни друзей, ни врагов.

Там отвела взгляд от Джеда, дотронувшись до нежной, красной щечки своей маленькой дочери.

— Я видела для своей страны совсем другое будущее, — тихо сказала она. — Мы совершили так много ошибок.

— Мне очень жаль. — Джед не знал, что еще ему сказать. — Там, мы заберем отсюда и тебя, и ребенка…

Она с улыбкой обернулась к нему:

— Я не боюсь, Джед. Квентин обо мне позаботится.

— Пойми, Там, скоро по всему городу развешают портреты Хо Ши Мина. Это случится раньше, чем ты поймешь, что Квентин сюда не вернется, что он не собирается забирать тебя отсюда. Прости, что в такой момент говорю неприятные тебе вещи, но ты должна взглянуть правде в глаза. — Он замолчал, измученный, покрытый испариной. — Чтобы взять в жены вьетнамку, Квентину пришлось бы пойти против матери, а это для него невозможно.

— Все образуется, — промолвила Там с непостижимой уверенностью, но тут же повернулась на живот и уткнулась лицом в подушку. Джед понял, что у нее нет сил спорить. Ничего, очень скоро все это будет неважным. Теперь, когда ребенок родился, они при первой же возможности уедут из страны.

И, судя по сложившейся ситуации, медлить с отъездом никак нельзя.

А сейчас надо последовать совету сестры Джоанны и дать Там отдых и покой. Ей необходимо набраться сил перед долгим путешествием в Соединенные Штаты. После одиннадцати месяцев, проведенных во Вьетнаме, ему не терпелось возвратиться домой. Он снимет в Бостоне квартиру, найдет работу и уговорит Ребби переехать из кампуса к нему. Она сводила его с ума, и ему столько всего хотелось повидать в этом мире, но для этого еще будет время, когда Ребби закончит учебу и подпишет контракт с государственным департаментом или что-нибудь в этом роде. Может быть, ее пошлют в какое-нибудь интересное место. Да что говорить раньше времени. Будущее само о себе позаботится. Первым делом ей надо доучиться два года в Бостонском университете, а потом неизвестно сколько в аспирантуре.

Нет, поправил он себя, первым делом им всем надо благополучно выбраться из Сайгона, прежде чем всех тут, как говориться, накроет.

Джед обрадовался приходу Ребекки. Она вошла в душную, тесную квартирку, до сих пор отдающую дезинфицирующим средством, которым сестра Джоанна обработала помещение перед родами. Волосы у Ребекки были собраны в хвост, на лбу блестели капли пота, но за полтора месяца, проведенных ею во Вьетнаме, она сохранила прежнюю энергичность почти неизменной. В первые два дня она поняла, почему в тропиках надо одеваться так, а не иначе. Она остановила свой выбор на шортах, полотняной рубахе полувоенного образца и нитяных тапочках.

Она стала выкладывать из бумажной сумки на стол в комнате, служившей Джеду одновременно и кухней, и гостиной, то, что ей удалось раздобыть во время своей вылазки.

— Вот несколько баночек апельсинового сока, какие-то высохшие конфеты и, ты только посмотри, банка растворимого кофе.

Джед засмеялся:

— Ты просто рождена для этих суровых условий.

— Блэкберны всегда умели приспосабливаться к обстоятельствам. Только делать деньги они не научились. Как Там?

— Хорошо, — сказала Там, появившись в дверях кухни.

Джед озабоченно посмотрел на нее:

— Не рано ли вставать с постели?

— Если мы утром хотим уехать отсюда, лучше мне быть на ногах, — промолвила она печально. — Мне не хочется быть вам еще большей обузой.

Ребби возразила:

— Там, ты для нас никакая не обуза, не думай, пожалуйста, так. — И она улыбнулась, словно бросая вызов желающим охладить ее пыл: — А теперь к столу, полуночники!

Ребекка приехала в Сайгон в середине марта, когда в результате наступления северовьетнамской армии, первой крупной операции с 1972 года, по сути, расколовшей пополам Южный Вьетнам, пал Бан-Метуот, городок в плоскогорье, которое американцы называли Центральным плато. После свертывания американского военного присутствия два года назад Вьетнам перестал быть главной темой международных новостей, и взятие заштатного городка, почти деревеньки, осталось незамеченным. Бытовало мнение, будто Нгуен Ван Тьеу, некомпетентный политик, непримиримый президент Республики Вьетнам, предпримет контрнаступление и отобьет деревеньку. Он и раньше частенько нарушал договоренности о прекращении огня.

Однако Тьеу не использовал шанс возвратить Бан-Метуот. Следом пали Плейку и Контум, наступление продолжилось в направлении Хуэ и Дананга.

Впервые за десятилетие Дженни О'Кифи-Блэкберн согласилась со свекром хоть в чем-то, а именно: они решили, что Ребекке нечего делать в Сайгоне, особенно в такое время. Тогда она заняла деньги на поездку у отца Софи. Софи сказала ему, что ее талантливой, некурящей, бедненькой подружке необходимо удалить зубы мудрости, но ее страховка не позволяет ей лечь в больницу для этой операции… Он расщедрился на нужную сумму. Ребекка уже спланировала, каким образом она будет возвращать долг из тех денег, что заработает машинописью и халтурой на ниве графического дизайна. Все это, разумеется, в свободное от учебы время.

Когда она добралась до квартиры Джеда на улице Ту-До, внешний вид ее являл жалкое зрелище. Больше, чем на две недели, она не собиралась задерживаться, но ее тут же увлекло то, что она попала в самую гущу событий, туда, где творилась история. Она просто не могла возвратиться в мир и покой Бостона. Ей казалось, что она обязана помогать беженцам и сиротам, поэтому не гнушалась любой работой.

И еще нельзя было оставить Джеда и Там. Она категорически отказалась возвращаться домой без них.

Ребекка неприятно удивилась, когда увидела в квартире своего возлюбленного прекрасную вьетнамку, к тому же беременную. Ну и что с того? Она доверяла Джеду. И едва помнила Там с 1959 года, когда видела ее на Ривьере. На Там хорошо помнила Ребекку. Их связывало то, что в трагический день 1963 года у обеих погибли отцы. Эта ниточка не разорвалась за то время, что они прожили вдали одна от другой, в столь непохожих мирах.

Они возобновили дружбу в тот тяжелый час, когда коммунисты продолжали «освобождение» братьев с юга.

После панической сдачи Дананга Томас Блэкберн сделал то, чего никогда не делал с 1963 года: он попросил об одолжении. Его старый друг, ветеран государственного департамента, пришел уговаривать Ребекку и Джеда немедленно покинуть страну.

— Если забеспокоился Томас Блэкберн, — сказал он, — то, значит, настало время беспокоиться.

Ребекка несколько раз звонила матери, чтобы убедить ее, что с ней все в порядке, но Дженни не поверила словам дочери. Она потеряла мужа во Вьетнаме, не дай Бог потерять там еще и дочь. Ребекка старалась внушить ей, что она не собирается лезть под пули и что она вовсе не бесчувственная. Как только Там родит ребенка, она возвратится домой.

— Возвращайся сейчас же, — говорила мать. — Тебе не место в этом кошмаре. Дождешься, тебя схватят и посадят в тюрьму.

— Пусть только попробуют.

— Заносчивая Блэкбернша.

Страшнейшее из ругательств в устах матери. Ребекка почувствовала себя виноватой — из-за нее страдает мама. Но она возненавидела бы себя, если бы бросила свою беременную вьетнамскую подругу.

В четыре утра Ребекку, Джеда и Там разбудили разрывы артиллерийских снарядов. Шло наступление на военно-воздушную базу Тан-Сон-Нат. Там, пошатываясь от слабости, вышла из спальни к Ребекке и Джеду, которые, не раздеваясь, дремали на кушетке. Джед помог ей дойти до кресла. Ребекка приготовила кофе.

— Пойду посмотрю, как там девочка, — сказала Ребекка.

Там слабо улыбнулась и поблагодарила:

— Вы оба так добры ко мне.

— Ты поступила бы точно так же, оказавшись на нашем месте.

— Я верну вам долг, обещаю…

— Нечего возвращать.

Малютка Май, запеленатая в хлопчатобумажное одеяльце, посапывала на середине кровати Джеда. Ребекка прилегла рядом, наблюдая, как спит малышка. Там рассказывала ей очень немного о том, как она жила до приезда Джеда, а приехал он прошлым летом. Ребекка не удивилась бы, если бы узнала, что обстоятельства вынудили Там стать «платной девочкой» какого-нибудь богатого американца или европейца, а то и обыкновенной проституткой. Как это похоже на Джеда, думала Ребекка, что он помог одинокой женщине в беде — своему другу. То, что ему было известно о Там, он держал при себе, и это вызывало у Ребекки уважение, хотя ей было любопытно узнать подробности.

Девочка заворочалась. Ребекка распустила одеяльце, из-под которого Май тут же высунула крохотные красивые ножки.

— Какая ты малюсенькая, — ворковала Ребекка, не сводя глаз с ребенка, поглаживая прямые и довольно густые черные волосы, спутанные после родов.

Артобстрел становился громче. Казалось, содрогается весь дом. Ребекка задумалась: что будет, если северяне разбомбят Тан-Сон-Нат? Смогут ли они эвакуироваться? Самолетам нужны взлетные полосы, чтобы оторваться от земли.

— Мы так устали, правда? — бормотала она, обращаясь к Май, которую гладила по нежной щечке тыльной стороной ладони. Во рту у Ребекки пересохло от страха и тревоги. — Так трудно ты появилась на свет, но не бойся. Мы увезем тебя отсюда.

Силы у Там таяли на глазах. Она сделала круг по кухне и гостиной и повалилась на кушетку. В лице у нее, казалось, не осталось ни кровинки.

— С рассветом мы должны выйти из дома, — сказал ей Джед, протягивая чашку кофе.

Там кивнула. В глазах у нее стояли слезы. Джед видел, что она сильно напугана. На него бомбежка уже не действовала, но ведь это не его страна летит в тартарары. Он сел рядом с Там.

— Послушай, — сказал он, — у Квентина много достоинств, и я понимаю твое чувство к нему. Но Там… — Он вздохнул. Его двоюродный брат бросил Там. Удрал — вот что он сделал. Стиль Квентина Рида с детства. — Он непохож на рыцаря в сияющих доспехах. Ребби и я поможем тебе обосноваться в Соединенных Штатах. Все будет в порядке.

— Я очень его любила, — прошептала она, чуть не плача. — Я думала, и он меня любит.

Джед не знал, что сказать на это. Он не хотел ни защищать, ни обвинять кузена. Приехав в Сайгон в 1973 году, тот разыскал подругу детства, вместе с которой играл на Ривьере в 1959-м, дочь человека, погибшего от руки тех, кто убил и его отца, Бенджамина Рида. Квентин влюбился в Там с первого взгляда. Он снял для нее роскошную квартиру, преподносил богатые подарки и давал не менее щедрые обещания. Джед приехал во Вьетнам в июне следующего года и сразу узнал о тайне Квентина, но к этому времени Квентин был озабочен последствиями еще одной своей тайны: участия в переправке наркотиков, для чего использовались самолеты компании «Вайтейкер и Рид». Неприятностей у Квентина было выше головы. Джед пытался помочь, но Квентин попросил его лишь об одном: ничего не рассказывать Абигейл.

— Я сам справлюсь, — сказал он Джеду.

Вскоре Джед узнал, что Квентина шантажируют. Ситуация ухудшалась, и в августе Квентину пришлось вернуться в Бостон. Джеда потрясло то, что кузен так запросто бросает Там, но когда он прямо высказал ему это, Квентин повторил, что любит ее и что непременно за ней вернется.

Черта с два.

Квентин легко верил в то, во что ему хотелось верить.

Там пришлось съехать с квартиры. Без Квентина она совсем растерялась. Когда он вернется? Джед старался не говорить плохо о кузене, он просто пригласил Там пожить у него в квартире, пока она сама не станет на ноги. Из его окон не открывался захватывающий вид на реку, в комнатах не было элегантной французской мебели, не было бесценных азиатских диковин. Не стяжатель по природе, Джед старался не выходить из бюджета стипендии и собственных накоплений. Он не брал ни доллара из денег Вайтейкеров-Слоанов.

Прошло несколько недель, и Там поняла, что беременна.

Джед вызвался лететь в Бостон, чтобы силой заставить Квентина приехать к ней в Сайгон, но Там не позволила. Если бы Квентин хотел, то сам вернулся бы к ней. Ей не по душе, что на его решение может повлиять лишь известие о будущем отцовстве. Она будет ждать.

Беременность протекала тяжело. Там часто впадала в депрессию, потому что от Квентина не было никаких известий. В ожидании его возвращения месяцы тянулись невыносимо долго.

В начале апреля настроение Там улучшилось, хотя она была очень тяжела, ноги у нее распухли, ей было трудно ходить, а родина ее оказалась на грани краха.

Там по-прежнему верила, что Квентин увезет ее из Вьетнама и они счастливо заживут в Бостоне.

И теперь Джеду было очень трудно лишать ее иллюзий. Он молчаливо успокаивал ее во время артобстрелов, сжимая ей ладонь.

В холле за дверью в квартиру раздались шаги. Почти рассвело. В городе комендантский час, а дом почти необитаем. Неужто за работой еще один мародер вроде Ребекки?

В дверь постучали. Один раз. Кто-то за дверью говорил по-вьетнамски.

Глаза Там вдруг осветились радостью. Она живо спрыгнула с кушетки.

— Что он сказал? — спросил Джед.

Улыбаясь во весь рот, Там обернулась к нему через плечо:

— Помощь из Бостона! Я же говорила, Джед, говорила!

Джед усомнился, но Там уже распахнула дверь.

И тут же закричала и метнулась в глубь квартиры, а Джед, вскочивший на ноги, почувствовал, как в животе что-то резануло при виде автомата АК-47, направленного на Там.

Прежде чем Джед смог что-либо сообразить, жирный вьетнамец выстрелил.

Там упала навзничь, и кровь окрасила ее рубашку. Она упала почти беззвучно. Джед закричал и рванулся к ней, но знал, что слишком поздно.

— Проклятый ублюдок!

Он опустился на колени рядом с Там. Кровь была, казалось, повсюду. Ему даже не пришлось дотрагиваться до Там, чтобы понять, что она мертва. Слезы, смешиваясь с потом, сбегали у него по щекам. Она была убита сразу — наповал. Со знанием дела. Помощь из Бостона… Квентин… Поганый трус!

Вьетнамский наемный убийца направил дуло на Джеда.

Конечно, подумал он с неожиданным, страшным спокойствием. Там — одна из тайн Квентина, но Джеду известны оба его секрета.

Ему, но не Ребби, не ребенку. Оставайтесь в спальне, не шевелитесь!

Убийца промедлил с выстрелом, потому что к нему подошел белоголовый, прекрасно сложенный человек. В руках у него тоже был АК-47.

У меня нет выхода, подумал Джед.

Увидев распростертое на полу тело Там, белоголовый человек сказал что-то по-вьетнамски напарнику и ухмыльнулся. Они подмигнули друг другу.

Джед воспользовался моментом и быстро отполз в кухню. Убийцы блокировали дверь, но оставался еще путь через балкон…

Щелкнул затвор, и Джед почувствовал, словно он летит. Он утратил всякий контроль над собственным телом. Наверное, он ранен… Он не знал, что делать, упал на пол, с силой прижимаясь к грубой циновке. Несколько секунд ему все казалось нереальным, кроме обжигающей циновки. В плече возникла какая-то непонятная, холодная онемелость.

Потом пронзила резкая боль.

При звуке первого выстрела Ребекка схватила «Смит энд Вессон» 38-го калибра, который ей чуть не силой вручил тот самый друг деда из государственного департамента — на всякий случай. Она, по крайней мере, не просила. Даже сочла это несколько мелодраматичным. Но поблагодарила его и положила пистолет в свой рюкзак.

Еще один выстрел прозвучал прежде, чем она успела достать патрон. Счастье, что «папа» О'Кифи научил внучку, вопреки сопротивлению Дженни, обращаться с оружием. Во Флориде она упражнялась, стреляя в пустые банки из-под кофе.

Ребекка с трудом сдерживалась, чтобы не распахнуть дверь и не ворваться в гостиную с пистолетом в руке на манер киногероев.

Чуть приоткрыв дверь, она увидела Джеда. Около него на циновке собралась лужица крови. Только инстинкт самосохранения позволил ей не закричать, не ринуться к нему. Но ее неудержимо затрясло. Джед… Господи, нет! Хотя было видно, что он дышит. Он еще жив. Но где Там?

Кто-то невидимый заговорил по-вьетнамски.

Во рту у нее пересохло, а живот свело. Как бы не скрючило, с испугом подумала Ребекка. Она отступила, держа пистолет в вытянутых руках, как учил «папа» О'Кифи, и решила, что лучшая стратегия сейчас — это наблюдать за дверью и ждать, что будет дальше. А если кто-нибудь откроет дверь в спальню, она выстрелит.

Все будет хорошо. Они уберутся отсюда — кто бы там ни был… С Джедом все в порядке… И с Там…

Сердце ее колотилось, возникло неприятное ощущение тошноты, но ей не пришлось долго ждать.

Дверь распахнулась, и в спальню ввалился низенький вьетнамец бандитского вида. Сначала он не заметил Ребекку, которая понимала, что ее револьвер — ничто по сравнению с его АК-47. Ей хотелось слиться с деревянной панелью, исчезнуть.

Убийца направил ствол на спящего младенца.

Ребекка в ужасе вскричала:

— Нет!

Она выстрелила, заранее приготовившись выдержать отдачу мощного револьвера. Пуля задела плечо жирного вьетнамца. Тот выругался и переключил внимание с девочки на Ребекку. Ей не удалось даже сбить его с ног. Руки у Ребекки дрожали, в глаза стекал пот, застилая взгляд. Она знала, что ее второй выстрел должен быть удачнее первого, и надо торопиться, пока вьетнамец не пришел в себя и не вскинул свой автомат.

В спальню ворвался еще один человек. Ребекка подумала, что это, должно быть, Джед, но увидела белые, как снег, волосы и АК-47 в руках. Я погибла… Мы все погибли…

Вторжение напарника отвлекло вьетнамца. Ребекка воспользовалась этим и выстрелила еще раз.

Вторая пуля попала вьетнамцу в ногу. Он упал, стиснув зубы, но немедленно перевернулся и вскинул автомат.

Белоголовый человек закрывал дверной проем. Ребекке было некуда бежать. А между ней и ребенком — вьетнамец. Каким надо быть законченным мерзавцем, чтобы выстрелить в ребенка?

Она не могла оставить Май на верную смерть.

И еще она знала то, что было неизвестно ни вьетнамцу, ни белоголовому: в ее револьвере кончились патроны.

«Здесь только два патрона», — сказал ей друг деда, вручив револьвер.

Все это промелькнуло в голове Ребекки за долю секунды, потребовавшуюся вьетнамцу, чтобы определить цель.

Она метнулась под кровать.

Но выстрелил белоголовый. Не в Ребекку — во вьетнамца. Ребекка протянула руку — схватиться за расшатанное бюро Джеда. И повернула голову к распростертому телу. Грудь того была вся в крови. Ребекка слышала, как этот человек упал на пол — молча, с окончательностью, от которой Ребекку затошнило.

На кровати заплакал ребенок.

Она не имела понятия, что станет следующим шагом белоголового, поэтому старалась выдавить из себя слова — просьбы, мольбы — но у нее ничего не получалось.

Он опустил ствол, взял автомат в одну руку и медленно приближался к Ребекке.

— Вы должны взять ребенка и вашего друга и уехать из Сайгона, — сказал он с мягким французским акцентом. Он взял ее ладонь, дрожащую, холодную, влажную. — Теперь все зависит от вас. Вы поняли?

Она старательно вглядывалась в его лицо.

— Там?

— Я не сумел спасти ее. — Голос его дрогнул, а в глазах появились слезы. — Простите.

— Что… — Ребекка начала всхлипывать, стараясь сдержать волны приближающейся истерики. — Почему?

Француз нежно провел пальцами по ее губам.

— С вами все будет хорошо, — сказал он с твердой уверенностью. — Забирайте ребенка, забирайте вашего друга. И с рассветом уезжайте из Сайгона. Отправляйтесь домой.

— Не знаю, смогу ли я…

— Вы — сможете.

Она внимательно посмотрела на него.

— Кто вы?

Но он уже шагал к двери и вышел быстро, беззвучно.

Май все плакала, не переставая. Ребекка оглядела квартиру, чувствуя себя совершенно беспомощной. С чего начать? Всхлипывая, она взяла на руки ребенка — крошечный, теплый комочек — стала баюкать девочку. Там погибла… Малышка, твоя мама погибла…

С трудом подавив в себе новую волну страха, Ребекка с девочкой на руках пошла в гостиную.

И увидела тело Там, неестественно раскинувшееся на полу близ входной двери. С первого взгляда она поняла, что Там мертва.

— Там… О Господи…

Джеду удалось перевернуться на спину. С искаженным от боли лицом он пытался сесть. Ребекка, придерживая ребенка у плеча, опустилась рядом с ним на колени. Он был страшно бледен. Но направленный на Ребекку взгляд оставался ясен.

— Боже мой, Ребби… — сказал он.

— Молчи. Береги силы.

— С тобой все в порядке?

Она кивнула. Слезы струились по ее лицу.

— Мы выберемся отсюда. Я люблю тебя, Джед.

Он прислонился к стене, не в состоянии ответить.

В 10.48 утра по сайгонскому времени 29 апреля 1975 года посол Грэхем Мартин уведомил государственного секретаря Генри Киссинджера, что началась операция «Выбор-IV». Это было последним и наименее предпочтительным вариантом полномасштабной эвакуации американцев из Сайгона: на вертолетах. На вертолет не посадишь столько людей, сколько в самолет. А это означало, что не все вьетнамцы, желающие выехать из страны, смогут сделать это.

Знакомый Ребекки из государственного департамента заверил ее, что она и ее друзья получат возможность покинуть этот ад, однако он удивился, обнаружив ее с новорожденным ребенком на руках и серьезно раненым Джедом. Ребекка как могла забинтовала его, используя то, что подвернулось под руку в покинутом доме. Она сделала все, что можно было сделать. Но в плече у Джеда сидели две пули. Он нуждался в немедленной операции, испытывал страшные боли, лихорадку, находился между явью и бредом, но все-таки держался и был настроен очень решительно.

— Господи Иисусе, — сказал друг деда, когда она объяснила ему, что произошло. — Послушай, девочка, ты должна как можно скорее забыть обо всем. Мертвых не вернуть. Думай о живых.

Он помог им добраться до автобуса, сам же вернулся в американское посольство.

Бледная, оцепеневшая Ребекка поблагодарила его. Он просил передать наилучшие пожелания Томасу Блэкберну.

— Скажи ему, что если бы люди знали то, что знал он в 1963-м, тогда… Ну да ладно. Ничего. Береги себя, Ребекка, позвони мне, когда получишь степень.

Она обещала позвонить.

Затем, с узорчатой полотняной сумкой на плече, обхватив Май одной рукой, а другой поддерживая Джеда, она втиснулась в автобус; колонна осторожно двинулась через город к взлетной площадке, где уже ждали вертолеты военно-морских сил США.

В полдень, под щелчки фотографических затворов, они влезли в переполненный военный вертолет, поднявший их над Сайгоном и взявший курс к американскому кораблю, дрейфовавшему в Южно-Китайском море. В вертолете было очень тесно и душно. Май кричала не переставая. Ребекка, используя весь свой опыт старшей сестры, пыталась успокоить ее, ворковала, распускала пеленки. Там хотела кормить ребенка грудью, но сестра Джоанна все-таки оставила несколько бутылочек молочной смеси на всякий случай. Ребекка положила их в сумку, но надеялась, что ребенок потерпит, пока они не доберутся до военного корабля. Голодный, кричащий ребенок избавит от неприятных расспросов начальства. С раненым Джедом и Май, которой едва минул день, Ребекке не придется вдаваться в объяснения, кто они и почему до последнего оставались в осажденном городе.

Май продолжала кричать.

Ребекка знала, что новорожденным все равно, мокро им или сухо, лишь бы не было на тельце сыпи, поэтому она перестала пытаться успокоить Май и отдалась собственным невеселым размышлениям. Затем проверила содержимое узорчатой полотняной сумки Там. И извлекла оттуда завернутый в пластиковый пакет бархатный рубиново-красцый футляр.

Заглянув внутрь, Ребекка увидела десять поблескивающих самоцветов.

Чем они были для Там — шансом получить свободу?

Ребекка положила камни в карман, запеленала ребенка и баюкала его, пока Май не надоело плакать. Девочка заснула.

Джед кривился от боли и тихонько кашлял. Когда они ждали вертолет, кто-то дал ему немного морфия. Выглядел он очень плохо, хотя и бодрился. Ребекка видела, что он на грани шока, и не только от ран, но и от того, что на его глазах убили Там. Ребекка была даже рада, что ей есть о ком заботиться. Так она отвлекалась от своих невеселых мыслей.

— У Май есть все документы, — сказал Джед. — Они в полотняной сумке.

— Успокойся, сейчас у нас никто не спросит никаких документов. Обо всех формальностях мы позаботимся после.

— Нет. Я обещал Там, Ребби. Я не могу откладывать.

Ребекка порылась в сумке и достала документы. Просмотрев бумаги, она спросила:

— Здесь говорится, что отец девочки — Джед Слоан.

— Знаю.

— Это ошибка?

Он посмотрел ей в глаза ясным, чистым взором и сказал:

— Нет.