Кровь отхлынула от ее лица. Жанет инстинктивно шагнула назад.

— Что ты здесь делаешь?

— Разве не ясно? Встречаю самолет.

— Но ведь ты же был в Лондоне! — в отчаянии сжала руки Джоанна.

— Я прилетел вчера. В нашей галерее в Ницце возникли проблемы, потребовавшие моего присутствия.

Эдвин повернулся и пошел с ее чемоданом к выходу. Жанет поспешила за ним.

— Остановись, — возмущенно скомандовала она. — Откуда ты знаешь, что я должна была сегодня прилететь? Тебе рассказала мадам Вердье?

— Не совсем, — протянул он.

— Все ясно, — вскинула голову Жанет, грудь ее вздымалась и опускалась, дыхание было прерывистым. — Это ловушка! Здесь нет никакой работы, как нет, вероятно, и никакой мадам Вердье!

Пассажиры, заполнившие аэропорт, удивленно оборачивались, слыша ее громкий возмущенный голос. Взгляды женщин были откровенно оценивающими. В элегантных светлых брюках и голубой шелковой рубашке, открывающей загорелую шею и грудь, Эдвин выглядел сногсшибательно, и это только усиливало ее негодование.

— А вот тут ты ошибаешься. Я знаю мадам Вердье добрых пятнадцать лет. Будет лучше, если мы продолжим нашу дискуссию в машине.

— Нет уж, — бросила Жанет, — никуда я с тобой не поеду!

— Но ты же не можешь здесь оставаться — ты сорвешь работу аэропорта. Мы и так собрали вокруг себя толпу.

— Очень смешно! — сердито сказала она и решительно протянула руку к своему чемодану. — Вот что, мистер Кристи… Беллоуз или как вас там еще, я забираю свои вещи и возвращаюсь в Англию.

— Боюсь, что на ближайшие рейсы билетов уже нет.

— Я подожду.

— И где ты собираешься жить все это время? — вежливо поинтересовался он.

Жанет заколебалась.

— Есть же здесь отели, пансионы…

— Сейчас разгар сезона. Ницца просто переполнена. И потом, ты представляешь себе, сколько стоит номер в отеле на Лазурном берегу?

— Это мои проблемы, — отрезала девушка.

— Нет, мои. — На лице Эдвина не было и тени улыбки. — Поскольку ты совершенно права — это ловушка, и подстроил ее я.

— Ты не имел права… никакого права!..

— Но у меня не было выбора. Я знал, что ты не приняла бы предложение сопровождать меня на юг Франции.

— Разумеется, нет, — проговорила Жанет. — Я ведь ясно дала понять, что между нами все кончено!

— Да, все кончено. — Темные глаза внимательно изучали ее пылающее лицо. — Сейчас, наверное, не время и не место обсуждать это, но я хочу, чтобы ты знала, что я глубоко сожалею о той ночи! Лучше бы ее не было!.. А вызвал я тебя сюда вовсе не для ее повторения, как ты, по-видимому, думаешь…

— Откуда тебе знать, что я думаю? — Жанет вскинула подбородок. — Хорошо. Тогда скажи, зачем я здесь? Для поправки здоровья?

— Отчасти, — спокойно согласился Эдвин. — Я же говорил: тебя нужно баловать! Кроме того, тебе нужна работа. Здесь ты сразу сможешь убить двух зайцев.

— Ты хочешь сказать, что я действительно буду работать у мадам Вердье?

Голова у нее шла кругом. Жанет постоянно возвращалась к фразе Эдвина о том, что он сожалеет о той ночи. Она так хотела услышать эти слова, и в то же время они так ранили ее, что она была готова кричать от боли.

— Нет. Это экономка, а ее муж — шофер, который в данный момент ждет нас. — Улыбка Эдвина была обезоруживающей. — Видишь, как чисты мои помыслы? Я даже позаботился о пожилой компаньонке для тебя.

— Пожалуйста, не жди благодарности и не думай, что я приму твое предложение! Я не нуждаюсь в благотворительности. — Она снова протянула руку. — Отдашь ты мне чемодан или нет?

— Раньше завтрашнего вечера ты не улетишь. Не могу же я бросить тебя здесь на произвол судьбы. Этот грех будет тяжелым камнем лежать на моей совести всю оставшуюся жизнь, — снова, едва сдерживая улыбку, сказал Эдвин.

— Однако твоя совесть позволила тебе заманить меня сюда под благовидным предлогом? — все еще не унималась Жанет.

— Но работа ведь есть, почему бы не использовать этот шанс? Позволь мне отвезти тебя в «Этуаль» и познакомить с твоей хозяйкой. По крайней мере, на эту ночь у тебя будет крыша над головой. Если ты все же захочешь уехать, обещаю: завтра первым же самолетом отправлю тебя в Англию.

— Хорошо, — неохотно согласилась Джоанна. Честно говоря, ей вовсе не хотелось одной, с тяжелым чемоданом, прочесывать улицы незнакомой Ниццы в поисках дешевого жилья. — Да, еще один вопрос, — снова остановила она Эдвина. — Если мадам Вердье отпадает, с кем я буду работать?

— С моей мачехой, — ответил он и решительно направился к залитой солнцем площади.

В машине работал кондиционер, но даже это не остудило ее щек, пылающих от гнева. Жанет неподвижно сидела рядом с Эдвином, невидящими глазами следя за проносящимся за окном пейзажем. Тем не менее она сознавала, что Поль, водитель, специально выбирает маршрут так, чтобы показать ей все красоты морского побережья от Ниццы до Канна. Даже Эдвин оживился, когда показались знаменитые курорты, но Жанет это не трогало. Ее беспокоила только его близость в замкнутом пространстве машины. Влипла, как муха в кусок янтаря, сердито подумала она, не уставая удивляться собственной наивности. Как можно было поверить, что подобная работа может, что называется, упасть с неба? Но она ведь так надеялась на удачу, так хотела изменить свою жизнь!.. Следовало бы помнить, что от Эдвина так просто не отделаешься, выговаривала она себе, не понимая, почему все же едет с ним бог знает куда.

Канн — с роскошными, покачивающимися на волнах яхтами и фешенебельными отелями и ресторанами — остался в стороне. Машина преодолевала теперь бесконечные холмы. Казалось, поездка длится невероятно долго. Наверное, это ощущение тоже было вызвано близостью Эдвина. Его сильные стройные ноги почти касались ее бедра, закатанные рукава рубашки открывали загорелые, красивые руки. Ноздри Жанет трепетали от знакомого, принадлежащего ему одному запаха. На его теле нет ни дюйма, не известного моим рукам и губам, с горечью думала она, а сейчас мы сидим здесь как чужие. Молчание становилось невыносимым.

— Откуда ты узнал, что я обращалась в «Ваш успех»? — спросила она.

— Это так логично, — спокойно ответил Эдвин. — Агентство находится рядом с твоим домом.

— Когда я вернусь в Лондон, то обязательно скажу Ким Алленд пару ласковых слов!

— Тебе не в чем винить ее. Она лишь выполняла свою работу.

— А если бы я не знала французского, или у меня был просрочен паспорт?

— Я бы придумал что-нибудь еще, — пожал плечами Эдвин.

— Не сомневаюсь, — пробормотала она, разглядывая несуществующие царапины на своем безупречном маникюре, — только не могу понять: зачем?

Он немного помолчал.

— Наверное, из чувства ответственности…

— За то, что случилось? — В ее тоне прозвучала насмешка. — Мы оба достаточно взрослые, Эд. Думаю, я не первая девушка, с которой у тебя была мимолетная связь?!

— Вообще-то это не слишком характерно для меня.

— Так мне, оказывается, повезло?

— Нет. Хотя, полагаю, то, что ты пережила, для тебя все равно — прогресс.

Джоанна в душе согласилась с ним, но продолжала иронизировать.

— Тогда я просто удивлена, почему ты не оставил меня наедине с этим прогрессом.

— Временами я и сам этому удивляюсь, — мрачно заметил он.

— Не мучайся, — улыбнулась Жанет. — Завтра ты сбросишь тяжкий груз со своей души!

— Может быть.

— Нет, — твердо сказала она, — определенно! Твоя мачеха, быть может, самая очаровательная женщина на свете, но я все равно уеду. Занимайтесь своими галереями, мистер Беллоуз, и оставьте меня в покое! Если бы я хотела, чтобы мной манипулировали, то осталась бы в «Остер холдинге».

— У тебя был выбор?

— Он есть у каждого!

— Не всегда, — покачал головой Эдвин. — Судя по тому, что я слышал о твоем отце…

— Теперь ты узнал больше.

Жанет отвернулась и стала глядеть в окно. Вид фантастический, подумала она. В поразительной синеве неба легкими перышками белели редкие облачка. Холмы казались нагромождением белесых камней, отбрасывающих пурпурные тени. На их склонах только черно-лиловые кипарисы возвышались над выжженной травой. Какой контраст с буйной зеленью и праздной суетой побережья! Какая дикая красота! Такая далекая от привычного мира, завораживающая, влекущая к себе… Девушка вздрогнула.

— Тебе холодно? Выключить кондиционер?

— Нет, — поспешно ответила она. — Еще далеко?

— Пару километров.

— Ты сказал, что дом называется «Этуаль» — «Звезды». Довольно странное название.

Эдвин загадочно улыбнулся.

— Когда ты проведешь там ночь, оно перестанет казаться странным. Если нет туч на небе, звезды там кажутся огромными и совсем близкими.

Как в Кронберри Корнерс, подумала Жанет, борясь с вновь охватившей ее дрожью.

— Сомневаюсь, что пробуду там достаточно долго, чтобы заметить это.

Дорога пошла под уклон, под колесами зашуршал гравий, и вскоре Жанет увидела кованые чугунные ворота. Машина въехала во двор, и они захлопнулись, словно отрезая путь назад.

Стройные кипарисы, как молчаливые стражи, стояли по обе стороны аллеи, ведущей к дому, который представлял собой весьма странную двухэтажную постройку с красной черепичной крышей и закрытыми зелеными ставнями окон. Его довольно внушительные размеры не подавляли, а в кажущейся хаотичности архитектуры была какая-то скрытая гармония.

Автомобиль замер у входа. Джоанна повернулась к Эдвину, чтобы поделиться впечатлениями, и увидела, что он едва сдерживает радостную улыбку.

В проеме дверей появилась женщина в темном платье с белым воротничком и остановилась, явно поджидая их.

— Мадам Вердье, — спокойно ответил Эдвин на вопросительный взгляд Жанет. — Я же говорил, что она существует.

Он подал девушке руку, и они пошли вверх по ступеням. Экономка приветствовала их вежливой дежурной улыбкой, но в ее темных глазах горело плохо скрываемое любопытство. Она с трудом отвела взгляд от девушки.

— Мадам у себя? — отрывисто спросил Эдвин.

— Да. — На полном лице мадам Вердье отразилось беспокойство.

После жаркого полуденного солнца утопающий в полумраке холл казался прохладным.

Оглядываясь по сторонам, Жанет вдруг почти физически ощутила, в каком напряжении застыли ее спутники. Они смотрели на светлую, с розоватыми прожилками мраморную лестницу, возвышающуюся над холлом.

На верхней площадке кто-то стоял. Женщина, разглядела Жанет. С пепельными волосами, в синей блузке и белой юбке. В полутьме ее лицо казалось светлым пятном, только огромные глаза вспыхивали голубовато-серым огнем.

Как странно, крутилась навязчивая мысль, какая знакомая незнакомка… знакомая… как на портрете в кабинете отца! Жанет окаменела.

— Кто… кто это? — едва выговорила она, не узнавая собственного голоса, и вцепилась в руку Эдвина.

— Думаю, ты знаешь.

Его рука мягко обвила ее за талию и подтолкнула вперед.

— Нет! — выкрикнула Джоанна, пытаясь освободиться.

Ей хотелось вырваться из полумрака этого дома, где вдруг ожили странные призраки, и бежать к солнцу, к привычной жизни.

— Все хорошо, — мягко и нежно заговорил Эдвин, — клянусь тебе, все будет хорошо. — Он поднял глаза на стоящую на лестнице женщину. — Джейн, родная, вот она, я привез ее!..

Женщина протянула к ним дрожащие руки.

— Дженни, девочка моя… любимая. — Голос ее прервался, по щекам покатились слезы.

— Что за жестокие игры?! — выкрикнула Жанет в лицо Эдвину. — Как ты смеешь утверждать, что это моя мать?! Она умерла! Умерла, когда я была ребенком!.. Кто эта женщина? Что здесь происходит?

Ее тело сотрясалось от сдерживаемых рыданий. Эдвин положил руку ей на плечо и заглянул в глаза.

— Послушай меня. — Его голос звучал по-прежнему нежно, но твердо. — Твоя мама не умерла. Эту историю выдумал твой отец, чтобы скрыть от тебя, что она оставила его. Теша свое проклятое самолюбие, он распустил слух, что его жена погибла, только чтобы не признать, что она счастлива с другим. Но она никогда не была вполне счастлива, Дженни… без тебя! — добавил он. — Все эти годы она молила Бога о встрече с тобой.

— Нет, это неправда! — Голос Жанет прервался. — Так не бывает!

— Он так хотел, чтобы я умерла, — сказала Джейн с глубоким вздохом, — что, вероятно, со временем сам уверовал в это.

— Но ведь я тоже в это верила! — с болью воскликнула Джоанна. — Как вы могли допустить такое?

— Я боялась. — В голосе женщины звучала глубокая печаль.

— Симона, приготовь, пожалуйста, чай и накрой в салоне, — повернулся Эдвин к экономке, чье серьезное лицо как бы подчеркивало значительность момента.

— Можешь меня обвинять, ненавидеть, но, заклинаю, выслушай! — со страстной мольбой в голосе произнесла Джейн.

Воцарилась долгая тревожная тишина. Мозг Джоанны отказывался понимать происходящее. Болезненные воспоминания, одно за другим, проносились перед ее мысленным взором в фантастическом хороводе. Ей хотелось забыть все, сбросить с себя это наваждение, вновь стать той целеустремленной, преуспевающей деловой женщиной, которой она была всего пару месяцев назад… До той безрассудной ночи, которая перевернула всю ее жизнь. Но она знала, что это невозможно. Прежней Жанет больше не существует. И, как это ни больно, нужно выслушать рассказ матери. Иначе неизвестность будет мучить ее до конца жизни, как незаживающая рана.

Жанет спокойно отвела руку Эдвина.

— Хорошо, — согласилась она. — Я слушаю.

— Мне не следовало выходить за него замуж. — Глаза Джейн Беллоуз, словно замутненные вновь ожившими страданиями, смотрели поверх головы дочери. — Даже не знаю, любила ли я его. Моя мать, конечно, горой стояла за этот брак, потому что отец рано оставил нас, а Герберт был богат. — Она немного помолчала. — Но был человек, которого я любила. Его звали Шон, он только-только начинал свой бизнес: нам не на что было даже устроить помолвку, но я надеялась зарабатывать живописью…

— И что же случилось дальше? — спросила Жанет, незаметно оглядываясь по сторонам.

Салон оказался просторной комнатой с высоким потолком. Большие — в пол — распахнутые окна смотрели в парк. От налетевшего ветерка под потолком тонко позванивали хрусталинки люстры, похожей на сказочную птицу.

Джоанна сидела на уютном угловом диване с подушками, вышивка на которых напоминала изысканные букеты старых голландских живописцев. Эдвин устроился с ней рядом, Джейн — напротив, в старинном резном кресле с высокой спинкой, не отрывая рук от подлокотников, словно нуждалась в опоре.

— Компания Шона разорилась. Моя мать заявила, что иного она и не ожидала. Потом у Шона случился нервный срыв. Я часто навещала его в госпитале, но он почти никого не узнавал. А на меня постоянно давили мать и Герберт. — Она покачала головой. — Это меня не извиняет, но ты себе представить не можешь, что это такое!..

— Почему же, — спокойно отозвалась Жанет, — могу. Мне это очень знакомо…

Она взяла с разделяющего их низкого столика чашку и поднесла к губам, надеясь, что горячий крепкий чай, как всегда, успокоит ее.

— Я оказалась замужем, толком не понимая, как это случилось. В конце концов, сдаться всегда легче, чем бороться. Медовый месяц мы провели на Сейшельских островах. А по дороге домой Герберт, словно подводя печальный, но окончательный итог, сообщил мне, что Шон умер, покончил с собой. — Она решительно взглянула на дочь. — Тогда-то я и узнала, что именно мой муж и был причиной банкротства компании Шона. Герберт использовал все свои связи, чтобы погубить его. Я поняла, как далеко может зайти мой «благородный» муж, чтобы добиться желаемого. — Джейн передернула плечами. — Мне следовало сразу оставить его, но в глубине души я надеялась, что этот человек не окончательно аморален… Мы вернулись домой, и я стала учиться быть миссис Остер. Абсолютно все в нашей жизни подчинялось единственной цели — успеху и процветанию «Остер холдинга». Его владелец самовлюбленно демонстрировал своим компаньонам редкий трофей — красивую, талантливую молодую жену. Но я к тому времени уже не рисовала. Герберта возмущало, что живопись отнимает время, которое должно было быть предназначено ему одному. В приватных беседах он насмешливо называл мои работы «мазня Джейн». На публике же относился к ним снисходительно, как к детским забавам, не желая понимать, что я вкладывала в работу всю душу. — Джейн отхлебнула глоток чая, так судорожно сжимая в руке изящную чашку, что, казалось, хрупкий фарфор вот-вот треснет. — Понемногу до меня стало доходить, что Герберт стремился изменить меня целиком и полностью: он хотел вытравить все, что составляло мою сущность как человека и женщины. Он не нуждался в том, чтобы рядом с ним была личность. Ему нужна была просто красивая рама для собственного «парадного портрета».

— Тогда-то вы и нарисовали тот автопортрет? — спросила Жанет.

Джейн неловко поставила чашку на блюдце, и серебряная ложечка печально зазвенела о фарфор.

— Это был крик о помощи, но Герберт его не услышал. Незадолго до этого я поняла, что беременна. Он пришел в ярость. Мы собирались в длительное путешествие на восток, но доктора сказали, что мне это противопоказано. Герберт без конца твердил, что я создаю сплошные неудобства, что со мной одна морока, что я глупа и эгоистична…

Жанет искоса взглянула на Эдвина. Он сидел, прикрыв глаза, на скулах ходили желваки, лежащие на коленях руки были сжаты в кулаки. Он явно переживал трагедию мачехи как свою собственную. Должно быть, Джейн — редкая женщина, если чужой ребенок полюбил ее, как родную мать!..

— Потом он переменил тактику, говорил, что доктора серьезно обеспокоены состоянием моего здоровья, физического и морального, что сейчас неподходящее время заводить потомство, что следует отложить это до лучших времен.

— Господи, — в ужасе прошептала Жанет, зажимая рот рукой. — Боже мой!

Джейн, опустив голову, вертела в руках чайную ложечку.

— Наверное, я действительно была дурочкой и не сразу сообразила, к чему он клонит, но, когда поняла, пришла в ужас. Я дождалась, когда Герберт уедет из Лондона, и перебралась к своей старой няне, написав ему, что хочу сменить обстановку и уехать за город — подышать свежим воздухом, и приеду, когда он вернется из путешествия.

— Почему вы тогда не расстались с ним? — спросила Жанет.

Девушку снова затрясло как в лихорадке. Большая теплая ладонь Эдвина легла на ее дрожащую руку.

— Я собиралась просить его о разводе, — вздохнула Джейн. — Но Герберт вернулся совершенно другим человеком! Он был полон радужных планов, устроил в доме детскую комнату, завалил ее игрушками… Когда ты родилась, он, казалось, был просто на верху блаженства. Я даже подумала было, что у нас появился шанс. Но как только мы с тобой приехали домой, все изменилось. Я просила, чтобы рядом со мной была моя старая няня, и Герберт пригласил через одно из агентств патронажную сестру, — губы Джейн искривились, — всю накрахмаленную, педантичную и холодную. Она обращалась ко мне не иначе как «мамаша», и я ее просто возненавидела. Герберт запретил кормить тебя грудью, поскольку это, видите ли, нарушало установленный им распорядок дня и отнимало много времени, а я снова должна была занять место рядом с ним!..

— Почему вы так легко отказались от меня? — хрипло спросила Джоанна.

— Легко? — удивленно отозвалась мать. — Что ты говоришь?! — Она поднялась на ноги. — Ты думаешь, это было легко?

— Не волнуйся! — шагнул к мачехе Эдвин. — Все будет хорошо. Сегодня мы все устали. Я провожу Дженни в ее комнату.

— Эдди, мальчик мой! — Джейн явно стоило усилий говорить спокойно. — Спасибо, что разыскал ее и привез сюда. — Она медленно и как-то удрученно опустилась в кресло.

Когда они поднимались по лестнице, Жанет зло бросила:

— Ты ждешь и моей благодарности?

— Не сейчас, — невозмутимо отозвался Эдвин. — Пока что ты просто в шоке.

— Из-за чего? Я всего-навсего узнала, что мой отец всю жизнь лгал мне, что, если бы он добился своего, я бы никогда не появилась на свет. К тому же моя мать, которую я считала умершей, оказывается, просто бросила меня и в роскоши живет на юге Франции. Не вижу причин для шока!

— Я понимаю, что ты чувствуешь… — медленно начал он.

— Ничего ты не понимаешь! На самом деле я как будто шагнула в Зазеркалье. Я… я не могу здесь оставаться!

— Только на одну ночь! — Эдвин распахнул перед ней дверь в комнату, где стояла широкая старинная кровать с резным деревянным изголовьем и светлым покрывалом, расшитым нежными розами. — Не суди свою мать, пока не выслушаешь все до конца. Позволь ей выговориться и расскажи о себе.

— Скажи, — вскинула подбородок Жанет, — а в какой момент, там, в Кронберри Корнерс, ты догадался, кто я?

— Не сразу, хотя ваше внешнее сходство очень велико. Но когда ты назвала свое имя…

— Да, это была моя ошибка, — презрительно сказала она. — Я ведь могла назваться Дорис или Эстер. — Поколебавшись, девушка продолжила: — И ты рассказал своей мачехе обо всех подвигах, которые совершил ради нее. Обо всех?

— Перестань, — устало отозвался Эдвин.

— Во всяком случае, ты мог бы уже тогда сообщить мне эту душераздирающую новость, не разыгрывая роль обольстителя, — пыталась подбодрить себя злой иронией Джоанна.

— Я хотел обо всем сказать тебе утром, но ты сбежала.

— Так это я во всем виновата? — присвистнула она. — Что ж, извини, что нарушила твои хитроумные планы.

— Нет, это моя вина! Я не имел права на близость с тобой и уже сказал, что очень сожалею об этом.

— Ну уж не больше, чем я! — ответила, крепясь из последних сил, Жанет. — А теперь уходи, дай мне отдохнуть. Мне нужно набраться сил, чтобы выслушать до конца эту семейную легенду.

Эдвин испытующе заглянул ей в глаза, потом сказал:

— Пожалуйста, не заставляй меня проклинать тот день, когда я впервые встретил тебя!..

С этими словами он резко повернулся и вышел. Жанет с минуту стояла неподвижно, потом опустилась на край кровати. Она закрыла лицо руками, и горькие слезы, словно утренняя роса, упали на шелковые розы покрывала.