Парис затворил за собою дверь спальни и привалился к ней спиной, с трудом сдержав тяжелый стон. Он дышал часто, как после быстрого бега.

На самом деле ему нужно было сейчас не выпить, а подумать. Привести в порядок мысли и эмоции, осознать услышанное от Шери.

Парис подошел к окну и рывком распахнул его. Дождь кончился, только с деревьев порой сыпались тяжелые капли под порывами ветра. Холодный осенний ветер слегка отрезвил молодого человека, до того шатавшегося точно пьяный.

Пожалуй, самое порядочное, что я могу сделать, сказал он себе, так это одеться и уехать прочь отсюда, пока не причинил Шери еще больше вреда. Не сделал еще хуже, чем этот чертов Уилл!

С каким наслаждением Парис свернул бы негодяю шею!

Но, если судить здраво, разве сам он намного лучше? Разве не задумал обмануть Шери самым подлым образом — и тоже из-за денег?

Выругавшись, Парис лег грудью на подоконник, жадно вдыхая сырой осенний воздух. Он попался в свою же собственную западню. И теперь, что бы ни сделал, все получалось одинаково плохо.

А кроме того, Парис не мог заставить себя расстаться с этой девушкой. Он не знал, когда она стала так необходима ему — как воздух, как солнечный свет. Но понимал, что жизнь без нее не имеет смысла. Даже в музей пошел по единственной причине: невозможно было и дальше находиться вдали от Шери.

Однако весь мир был против них, и Парис не видел, как изменить ситуацию в свою пользу.

Стоит сказать правду о себе, и Шери посмотрит на него, как на чудовище, как на подлого обманщика. А потом повернется и уйдет, чтобы больше никогда не возвращаться. Если же случится чудо и Парис убедит ее в чистоте своих намерений, что он сможет предложить внучке миллионера? Ведь у него не будет даже галереи. Не будет ни гроша, чтобы кормить семью, зато появится множество могущественных врагов — от Дюрфорта до собственного деда.

Пусть так, устало подумал Парис, выпрямляясь и закрывая окно. В конце концов честь дороже. Кроме того, сейчас есть дела поважнее — например, утешить девушку, которую он уже любил.

Парис думал, что она плачет, но Шери не плакала. Лежала на спине, глядя в потолок, и глаза ее блестели, словно, стеклянные. Парис подошел и тихо лег рядом. Она не шевельнулась, словно бы не заметив его, но Парис знал, что это не так.

Итак, это его последний шанс остаться самим собой, сделать то, к чему так стремится его сердце. А заодно исправить зло, некогда причиненное негодяем Уиллом.

Парис нежно коснулся ее щеки. Шери чуть вздрогнула, но не повернула головы. Тогда он приподнялся, чуть нависая над ней, и провел ладонью по теплой шелковистой коже — от шеи до низа живота, прикрытого батистом светлых трусиков. Желание пронзило его — желание быть с нею, слиться воедино со стройным, млечно сияющим в темноте телом.

— Парис… — одними губами проговорила она, но он прикрыл ее дрожащие губы теплой ладонью.

— Тес, любимая. Не говори ничего, просто доверься мне.

И он начал целовать ее.

Когда все кончилось, они просто лежали рядом, крепко обнявшись.

— Я думала, что умерла и попала в рай, чуть слышно призналась Шери, пряча лицо в его волосах.

— Некоторые писатели утверждают, что это похоже на смерть. На смерть — и возрождение. — По голосу Париса она поняла, что тот улыбается. — Может, докажешь, что ты все-таки живая?

Она удивленно распахнула глаза.

— Хочешь сказать, что мы можем… сделать это опять?

— Ну, не прямо сейчас. — Он дразняще провел кончиками пальцами по ее спине. — Но скоро. Я еще не насытился тобой, дорогая.

Шери молчала несколько секунд, тихо улыбаясь.

— Парис, а это… всегда так бывает?

— Это всегда так будет у нас с тобой.

— Спасибо тебе.

— За что?

— Я стала совсем другой. — Шери принужденно улыбнулась. — Ты излечил меня. И я всегда буду благодарна тебе за это.

Парис приподнялся на локте, чтобы взглянуть на нее.

— Благодарность должна быть взаимной. Все, что сейчас между нами произошло, было одинаково прекрасно для обоих.

Шери, отвернувшись, теребила край простыни.

— Но это не одно и то же для нас с тобой. Ведь ты… У тебя это был не первый раз.

— Это был мой первый раз с тобой, Шери. И ничего подобного я никогда не испытывал. Правда. Неужели ты до сих пор думаешь, что я занимался с тобой любовью из… жалости?

Она все еще не глядела на него.

— Но если бы я не рассказала тебе про Уилла, разве ты стал бы…

— Я возжелал тебя в первый раз, когда еще слыхом не слыхивал ни про какого Уилла, — перебил Парис. — Это было на балу. А потом, в ресторане, я едва заставил себя оторваться от твоих губ. И не далее как сегодня утром, на дороге… Шери, милая, пойми же наконец, что нас одинаково влечет друг к другу.

Он помолчал, потом все-таки добавил:

— Честно говоря, Уилл тоже сыграл свою роль. Мне ужасно хотелось, чтобы ты поскорей выкинула эту скотину из головы. Чтобы ты поняла: он далеко и не может больше портить тебе жизнь. Забудь о нем. А если он вздумает появиться… — Парис сжал кулак в красноречивом жесте.

Шери робко улыбнулась, и он, склонившись, поцеловал ее в кончик носа.

— Ты не проголодалась, ma cherie?

Она не смогла удержаться от смеха.

— Вот что называется — сменить тему!

— Дело в том, что, если ты хочешь есть, нужно сделать это сейчас, — объяснил Парис, и в глазах его заплясали озорные огоньки. — С каждой минутой мне все труднее к тебе не прикасаться, и если ты решишь поужинать позднее, то просто не сможешь. Я не отпущу тебя.

Он наклонился и снова поцеловал ее — на этот раз в губы, долгим и чувственным поцелуем.

— У нас впереди долгая ночь, — прошептал Парис, наконец отрываясь от губ возлюбленной. — Нам нужно подкрепить наши силы. Последний раз тебя спрашиваю: ты проголодалась?

К своему изумлению, Шери поняла, что действительно хочет есть.

Парис заказал отбивные и фруктовый салат, и Шери поужинала прямо в постели. Никогда еще она не чувствовала себя такой счастливой. И такой красивой.

Перепуганная девочка исчезла, уступив место женщине, осознающей свою привлекательность. Словно солнце растопило корку льда и пробудило к жизни молодую зелень.

Но тут неожиданная мысль заставила сердце Шери болезненно сжаться. А как она будет жить без этого человека? Что с ней станет, когда он уйдет?

— О чем ты призадумалась? — От внимания Париса не ускользнула внезапная бледность, покрывшая ее лицо.

— Просто собираюсь с силами перед боем, — беззаботно улыбнулась Шери, стряхивая оцепенение.

— Честно?

— Конечно, — солгала она. — Не желаешь ли проверить?

Лицо Париса оставалось серьезным, зато глаза улыбались.

— Как всякий учитель, я хочу знать, хорошо ли усвоен урок. Давай только сначала избавимся от этих тарелок.

Парис вернулся помрачневший, будто по дороге в гостиную его посетила какая-то неприятная мысль.

— Что с тобой? — тревожилась Шери. — Что-то не так?

— Не знаю. — Он присел на край кровати, сверля Шери взволнованным взглядом. — Не знаю, но надеюсь, что все в порядке. Ответь мне только: ты принимаешь таблетки?

— Таблетки? — Она не сразу поняла, что ее возлюбленный имеет в виду. Когда же поняла, то зарделась до корней волос. — О, таблетки… Нет, не принимаю. Я же еще никогда не…

— Вот этого я и боялся, — оборвал ее Парис, в отчаянии замотав головой. — О Господи, каким же я был безмозглым дураком!

Шери испуганно уставилась на него. Горло перехватила судорога.

— Ты не виноват, — с трудом произнесла она. — Это я не подумала.

— Нет, это я должен был позаботиться о тебе!

Несколько мгновений Шери собиралась с силами, чтобы сказать то, что хотела.

— А это так важно? Ну, если я вдруг забеременею?

— Конечно, важно, — раздраженно бросил он, словно объясняя школьнице элементарные вещи. — У тебя может родиться ребенок.

А ведь Шери так надеялась на утешение! Вместо этого ее снова обидел. Дали понять — пусть не в открытую, — что прекрасный секс еще не причина для продолжения отношений. Ребенок же, если он родится, явится на свет нежеланным, никому не нужным…

Сейчас Шери молила только об одном: чтобы не расплакаться навзрыд. В конце концов, бывают ситуации и похуже, утешила она себя. Разве легко было матери самого Париса? Потом, по прошествии времени, она решит, как жить дальше. А пока…

Шери откинулась на подушки и улыбнулась.

— Снявши голову, по волосам не плачут — ведь так? Почему бы нам в таком случае не получить от этой ночи все хорошее, что она может дать?

Парис простонал.

— Ма cherie, будь благоразумна…

— Кажется, быть благоразумной слишком поздно, — покачала головой Шери и призывно протянула руки. — Ну же, милый. Видишь, мое терпение иссякает…

Парис шумно выдохнул, не в силах оторвать взгляда от ее обнаженной груди, и, закрыв глаза, упал в ее объятия…

Много позже Шери лежала рядом со спящим возлюбленным и смотрела в окно. Комнату уже заливал серый утренний свет. Дыхание Париса было ровным и глубоким, огненные волосы пламенели на подушке. Он в самом деле заслужил отдых, подумала Шери с нежностью. Краска залила ее щеки при воспоминании о том, что они проделывали всего пару часов назад. Тела их сливались воедино в такой удивительной гармонии, будто были созданы друг для друга.

А теперь все кончилось. И это нужно принять как данность.

Стараясь не разбудить спящего, Шери выскользнула из постели, оделась и ушла. Перед уходом она еще раз взглянула на Париса. Он не проснулся, только положил руку на ее половину постели, словно ища Шери.

Портье с учтивой улыбкой объяснил ей, как добраться до ближайшей железнодорожной станции, посмотрел по расписанию, когда ближайший поезд до Эдинбурга. Заказал такси.

— Мой супруг собирался ненадолго задержаться в ваших краях, — объяснила Шери. — А мне, к сожалению, пора уезжать.

— Какая жалость! — покачал головой гостеприимный толстяк. — Денек обещает быть ясным, вот увидите, что к полудню облака развеются. Что-нибудь передать вашему мужу?

— Нет, не беспокойтесь, — улыбнулась Шери, подхватывая сумочку и зонт. Кто бы знал, чего ей стоила эта улыбка! — А вот, кажется, и такси. Всего вам доброго. У вас очень мило. Надеюсь, когда-нибудь еще у вас остановиться.

Но сердце знало, что больше она сюда никогда не вернется. Это было бы слишком больно. Мудрее всего попытаться забыть происшедшее и попробовать жить как прежде.

Обратный путь показался Шери сплошным кошмаром. Облака и впрямь развеялись, и солнце сияло вовсю, слепя до слез. А может быть, слезы текли из глаз по совсем другой причине. Но когда Шери садилась в такси в Эдинбурге, она была уже совершенно спокойна.

Расплатившись с таксистом у своего дома, она нашарила в сумочке ключи и уже приготовилась было отпереть дверь, как вдруг спиной ощутила взгляд. От неожиданности Шери едва не выронила ключи.

Она нервно обернулась — и увидела Париса. Волосы его отсвечивали на солнце красным, лицо было смертельно бледным. Его длинная тень коснулась ног Шери, и та едва не попятилась.

С минуту оба молча смотрели друг на друга. Парис заговорил первый:

— Почему ты сбежала?

— Потому что ненавижу прощаться.

— Тогда не делай этого — не прощайся. Просто открой эту дурацкую дверь, пригласи меня войти и выслушай, что я скажу.

— Не нужно ничего говорить. — Шери отважно вскинула подбородок. Только не извиняйся, мысленно твердила она. Я этого не вынесу! — Случилось то, что случилось, и это было прекрасно. Но теперь нам обоим пора вернуться к привычной жизни.

Парис сокрушенно покачал головой.

— Шери, это не так просто…

— Если ты беспокоишься насчет ребенка, то это только моя проблема, — быстро продолжала она, не давая ему договорить. — Я ничего не буду от тебя требовать, не беспокойся. Обещаю.

— Я не о том хотел поговорить, — резко сказал Парис. — Изо всех проклятых страхов, одолевавших по дороге сюда, менее всего меня огорчала перспектива стать отцом. Но мне кажется, что нам есть что обсудить, коль скоро мы решим создать семью.

Шери моргнула, думая, что ослышалась. Светлые глаза ее стали очень большими.

— Кажется, один из нас сошел с ума, — неуверенно произнесла она. — Извини… что ты сейчас сказал?

Парис перевел дыхание.

— Ну, об этом как-то не принято говорить на улице… А ладно, пустяки. Шери, я прошу тебя выйти за меня замуж. Ты согласна?