Привилегированные обитатели фешенебельного Лондона еще только собирались покидать свои постели, когда Себастьян поднялся по короткой лестнице к своему дому на Брук-стрит. Лишь дальний, приглушенный туманом шум движения на Нью-Бонд-стрит и визг детишек, игравших в догонялки под присмотром нянек на Ганновер-сквер по соседству, нарушали полуденную тишину.
В усталости есть какое-то сладостное забытье, благословенная нечувствительность, и Себастьян сейчас ощущал ее. Мажордом Морей встретил его в холле с непривычно озабоченным лицом.
— Милорд, — начал он.
Взгляд Себастьяна упал на знакомую трость и шляпу, лежавшие на столике в холле. Внезапно он резко осознал, что у него ужасно измят галстук, на лбу засохла кровь, а на лице проступил след часов, проведенных за бренди с того самого момента, когда он последний раз ложился спать.
— Как понимаю, мой отец нанес нам визит?
— Да, милорд. Граф ожидает вас в библиотеке. Но мне кажется, прежде всего вы должны узнать о том, что произошло этим утром…
— Потом, — сухо обронил Себастьян и пошел через холл к двери библиотеки.
Алистер Сен-Сир, пятый граф Гендон, сидел в кожаном кресле у камина, держа в лежавшей на колене руке стакан бренди. При появлении сына он поднял взгляд и подвигал челюстью взад-вперед, что являлось признаком волнения. В свои шестьдесят пять лет Алистер Сен-Сир все еще был крепким мужчиной с бочкообразной грудью и коком седых волос над тяжелым лицом. Таких пронзительных голубых глаз, как у отца, Себастьян в жизни больше ни у кого не встречал. Насколько Себастьян себя помнил, эти сверкающие глаза вспыхивали от непонятного ему чувства каждый раз, когда граф Гендон обращал взгляд на своего единственного оставшегося в живых сына. И последние пятнадцать или около того лет Себастьян замечал, как это пламя быстро угасает под наплывом страдания или разочарования.
— Ну? — спросил граф. — Ты его убил?
— Толбота? — Себастьян сбросил плащ с пелериной и швырнул его на спинку одного из плетеных кресел у арочного переднего окна. Туда же полетели шляпа и перчатки. — Увы, нет.
— Ты так спокойно об этом говоришь!
Себастьян подошел к боковому столику и наполнил себе стакан.
— А чего вы от меня хотели?
Челюсть графа яростно задвигалась взад-вперед.
— Чего я хотел бы, так это чтобы ты обуздал склонность сокращать срок жизни своих приятелей. За шесть месяцев, что ты в Англии, это уже третья дуэль.
— На самом деле я уже десять месяцев как в отставке.
— Черт бы побрал твое нахальство! — Гендон поднялся. — Последний — как там его звали?
— Дэнфорд.
— Верно. Это я еще могу понять. Есть оскорбления, которых джентльмен прощать не должен. Но Толбот? Господи боже мой, ты же спал с его женой! Если бы ты его убил, пришлось бы выплатить чертову кучу денег, вот что я тебе скажу!
Себастьян осушил стакан одним долгим глотком и попытался проглотить вместе с напитком двадцать восемь лет острых, противоречивых чувств. На самом деле он вовсе не спал с Мелани Толбот. Но даже не пытался оправдаться, ведь идея о простой дружбе мужчины и женщины просто не умещалась в голове Гендона, так что объяснения не имели смысла. Он также не понял бы, почему Себастьяна волнует то, что Джон Толбот избивает свою молодую жену.
— Он нарывался, — просто сказал Себастьян.
— И что? Поэтому ты имеешь право спать с его женой?
Повернувшись, Себастьян плеснул себе еще бренди.
— Вовсе не собирался.
— Тебе нужна своя жена.
Себастьян застыл, затем осторожно поставил графин с бренди:
— Итак, мы снова вернулись к этому вопросу. Верно?
— Если ты намереваешься продолжать вести распутный образ жизни, то прошу тебя о единственной любезности — обеспечь себе преемника, прежде чем упьешься до смерти или словишь пулю.
— Вы меня недооцениваете.
Себастьян обернулся и обнаружил, что его отец смотрит на рану на его лбу сузившимися, взволнованными глазами.
— Сегодня ты был на волосок от смерти.
— Я же сказал вам, этот человек жаждал убийства.
Граф выдвинул челюсть.
— Тебе двадцать восемь. Давно пора успокоиться.
— А зачем? Взять на себя управление поместьями? — Себастьян рассмеялся, не обращая внимания на скользнувшую по лицу отца тревогу. Он поднял в насмешливом тосте стакан с бренди и прошептал: — Туше.
— Место от Верхнего Уэлфорда в Парламенте пустует.
Себастьян подавился.
— Вы всерьез?
Отец продолжал смотреть на него.
Себастьян поставил стакан.
— Господи, вы и правда так думаете?
— А почему ты противишься другому делу, кроме пьянок, игр и спанья с чужими женами? Мы могли бы использовать человека твоих способностей в Палате общин.
Себастьян смерил отца долгим изучающим взглядом.
— Вы боитесь, что Принни поддержит вигов, если станет регентом, да?
— О, принц Уэльский обязательно станет регентом, в этом не сомневайся. Это лишь вопрос формы и времени. Но ему придется искать способ обойти жесткую оппозицию, если он попытается ввести в заблуждение тори и возродить Министерство всех талантов. Или что похуже.
— Ну, не такая уж она жесткая, если вы пытаетесь привлечь меня как кандидата.
Граф опустил взгляд, посмотрел на свой стакан, медленно покрутил его в руке, отражая свет лампы, которая из-за туманного сумрака даже сейчас, в полдень, была зажжена.
— Другой счел бы своим долгом в такие опасные времена присоединиться к верным людям в защите национальных интересов, собственности и привилегий.
— Думаю, вам никогда не приходило в голову, что, окажись я в Парламенте, то, скорее всего, бросил бы вызов священным традициям собственности и привилегий и стал поборником якобинской ереси, атеизма и демократии?
Лорд Гендон допил остатки бренди одним большим глотком и отодвинул стакан в сторону.
— Даже ты не так глуп.
И, не удосужившись вызвать лакея, направился к выходу.
— Подумай, — сказал он, взявшись за ручку двери.
Себастьян стоял у окна, отодвинув в сторону тяжелую штору зеленого бархата, и наблюдал, как знакомая могучая фигура исчезает в клубах тумана. Может, это была игра света, но отец вдруг показался ему гораздо более старым и усталым, чем Себастьян помнил. И он ощутил укол совести, ему захотелось броситься следом, остановить отца, как-нибудь все исправить. Только вот исправить ничего было нельзя, поскольку Себастьян никогда не станет тем, кого хотел видеть лорд Гендон. И оба они это понимали.
Он снова вспомнил то давнее, полное смеха утро на склонах над бухтой. Алистера Сен-Сира не было с ними тем летом. Даже тогда граф проводил большую часть времени в Лондоне. Но он приехал на другой день с искаженным от горя лицом, чтобы обнять бледное, безжизненное тело своего старшего сына.
После смерти Ричарда титул виконта Девлина перешел к его среднему сыну, Сесилу. Но и Сесил умер спустя четыре года. И тогда все надежды Алистера Сен-Сира, все его амбиции и мечты обратились на самого младшего и менее всех походившего на него мальчика, который никогда ранее не рассматривался в качестве наследника.
Себастьян пожал плечами, опустил штору и повернулся к лестнице.
Он почти дошел до спальни, когда к нему через холл бросился мажордом.
— Милорд, я должен поговорить с вами. Утром приходил констебль…
— Не сейчас, Морей.
— Но, милорд…
— Потом, — отрезал Себастьян и захлопнул дверь.