Себастьян смотрел, как слабое дыхание Кэт еле заметно поднимает ее грудь под отороченным кружевом покрывалом. Как золотистые отблески пламени свечей играют на ее бледных веках, закрытых в тихом сне.
Он стоял у ее постели, небрежно набросив на плечи халат. Брук-стрит погрузилась в тишину ночи. Так странно снова было оказаться в собственном жилище, иметь возможность одеться в свежее тонкое белье и шелк. Он был дома, в безопасности, но все же какое-то тревожное ощущение, неудовлетворенность шевелились в душе.
— Она выздоровеет, Себастьян. — К нему подошел Пол Гибсон. — Я посижу с ней. Тебе надо отдохнуть хоть немного. Ты сам немало крови потерял.
Себастьян кивнул. Перевязанные плечо и нога жестоко болели, заставляя острее чувствовать все синяки, ссадины и порезы, полученные за последнюю неделю. Ему казалось, что он сто лет не спал.
— Позови меня, когда она проснется, хорошо?
— Конечно.
Уже направляясь в свою комнату, Себастьян услышал из холла внизу сердитый, громкий мужской голос.
— Да пошел ты, наглец! — ругался граф Гендон. — И к черту приказы! Я хочу видеть моего сына!
Себастьян остановился наверху лестницы.
— Отец.
Гендон поднял взгляд. Чувства вихрем сменяли друг друга на его бледном, измученном лице, пока Себастьян, прихрамывая, спускался к нему.
— Я слышал, ты ранен.
— Пустяки, — ответил Себастьян, приглашая отца в гардеробную.
Гендон тщательно притворил за собой дверь.
— Я имел встречу с лордом Джарвисом и сэром Генри Лавджоем по поводу Уилкокса. Ситуация весьма щекотлива, поскольку завтра принц станет регентом. Близкий друг принца замешан в таких ужасных преступлениях, да еще именно сейчас…
— Ужасно некстати. И что предлагает Джарвис? Уверен, что он нашел какое-то решение.
Себастьян говорил так легко и небрежно, что граф нахмурился.
— На самом деле предложил-то я. Убийства Рэйчел Йорк и Мэри Грант будут приписаны тому французу, Пьерпонту.
— Конечно. Как вовремя он сбежал из страны. — Себастьян подошел к камину, уставился в огонь. — А смерть Уилкокса?
— А это дело рук грабителей, которые подожгли склад. У реки ночью опасно.
— Аманда будет довольна. Имя семьи не покроется позором, и в следующем году Стефани спокойно выйдет в свет. — Себастьян бросил взгляд через плечо. — Вы в курсе, что она знала?
— Что знала? Что это Уилкокс убил тех двух женщин? Не могу поверить. Даже Аманда на такое неспособна.
Себастьян мрачно улыбнулся.
— Но в отличие от вас она не знала о французских связях своего мужа.
Себастьян не ждал извинений от отца — их и не последовало. Но тем не менее он ожидал неизбежного вопроса.
Гендон прокашлялся.
— Как полагаю, именно Уилкокс забрал с трупа Рэйчел аффидевит леди Гендон?
— Да. Хотя по его словам я понял, что тот снова пропал. Он подумал, что это я его украл.
Гендон стоял неподвижно. На висках его высыпали бисеринки пота.
— Он не у тебя?
— Нет.
Граф отвернулся, провел рукой по лицу, словно пытался все это переварить. Прошло несколько мгновений.
— А та женщина? Мне сказали, что она серьезно ранена.
— Она потеряла много крови, но врачи говорят, что жизненно важные органы не задеты. Если не будет заражения крови, то выздоровеет.
Гендон подвигал челюстью.
— Полагаю, она рассказала тебе, что произошло между нами шесть лет назад.
Себастьян уставился на отца.
— Я сделал то, что считал тогда верным, — продолжал Гендон резким голосом. — Я думал, что был прав. Такой брак мог разрушить твою жизнь. Слава богу, она сама это поняла.
— И сколько вы ей предложили? — тихим и угрожающим голосом проговорил Себастьян.
— Двадцать тысяч. Не много есть женщин на свете, способных отказаться от таких денег.
— Она отказала вам?
— Ну да. То есть ты хочешь сказать, что она тебе не рассказала?
— Нет.
Кэт медленно приходила в себя. Жгучая боль, которую она помнила с прошлой ночи, утихла, оставив только тупое пульсирующее напоминание в боку.
Комната с темно-синими шелковыми шторами и золоченой мебелью была ей незнакома, но человека в лосинах и сапогах, который сидел, скрестив руки, в обитом гобеленовой тканью кресле, она узнала. Наверное, он почувствовал ее взгляд, поскольку повернулся к ней и накрыл ладонью руку, лежавшую на стеганом одеяле.
— Я знала, что ты придешь за мной, — сказала она, удивляясь, насколько хриплый у нее голос.
Девлин покрепче сжал ее руку.
— Кэт. Господи. Прости меня, пожалуйста.
Она улыбнулась: это было так похоже на него — винить себя в том, что он вовлек ее в расследование смерти Рэйчел. А затем ее улыбка угасла, ибо он не догадывался, насколько глубоко она увязла в связанных со смертью Рэйчел событиях еще до того, как он пришел просить ее о помощи.
— Вчера вечером у меня был долгий разговор с Гендоном, — сказал он, нахмурившись. На скулах его заиграли желваки. — Почему ты не сказала мне правды?
— О чем ты? — Она старалась говорить ровным голосом, хотя сердце болезненно забилось в груди. — Правд много, и некоторых лучше не знать.
— Правду о том, что случилось шесть лет назад.
— А, ты об этом. — Она тихо рассмеялась, надеясь, что ни о чем другом он спрашивать не станет.
Но он продолжал смотреть на нее с прежним упорством, и она поняла, что ему необходим ответ. Значит, надо облечь его в самую небрежную форму.
— Скажи я тебе об этом, стало бы только хуже. Подобное благородное самопожертвование достигает своей цели, только оставаясь тайным.
Уголок его рта дернулся в подобии улыбки.
— Тебе следует поумерить свое стремление к мученичеству.
Она взяла его за руку, сжала.
— Твой отец был прав. Он сказал, что, если я действительно тебя люблю, я не стану выходить за тебя.
Его глаза всегда вызывали восхищение. Дикие, пронзительные, сейчас они горели гневом и болью.
— Значит, ты соврала ради моего же блага.
— Да.
— Будь ты проклята. — Он вскочил, отвернулся. Затем обернулся к ней снова. Ноздри его раздувались, грудь резко вздымалась. — Я бы сделал тебя своей женой. Ты не имела права решать за меня!
Она попыталась сесть, вцепившись дрожащей рукой в перину.
— Себастьян, разве ты не понимаешь? Только я и могла решать.
Между ними повисло молчание, натянутое и печальное. За окном раздался крик уличного торговца, расхваливавшего свой товар, тихо шуршали угли в камине. Кэт рассматривала стоявшего перед ней мужчину, его знакомые, гордые черты, гибкое, красивое тело. И потому, что она так любила его, потому, что всегда будет любить его, она заставила себя произнести необходимые слова, хотя от них кровоточили все раны, скрытые в глубине души.
— И я снова сделаю это, — прошептала она, — поскольку ты то, что ты есть. А я то… что я есть.
Он резко обернулся. Губы его сложились в тонкую жесткую линию.
— А это я могу изменить.
— Сделав меня будущей леди Гендон? — Кэт покачала головой. — Это отнимет лишь мое имя, а не суть. А именно ее будут видеть люди, глядя на меня.
— А мне наплевать, что они подумают.
— Да. Но мне не безразлично, что станут думать о тебе. Я никогда не стану тебе ровней, Себастьян. Я просто низведу тебя до своего уровня. Мне не хочется этого делать.
Он смотрел на нее своими странными, бешеными желтыми глазами. Затем резко втянул воздух, и на мгновение проступила беззащитность, которую он тщательно скрывал, и это ранило ее прямо в сердце.
— Ты могла бы сказать это шесть лет назад, а не отгонять меня ложью!
— О Себастьян! Разве ты не видишь? Я знала, что, скажи я тебе правду, ты попытался бы отговорить меня, ты не смирился бы! А у меня не хватило бы сил держаться.
Он подошел к ней. И лишь когда он ласково коснулся ее щеки, она ощутила влагу на кончиках его пальцев и поняла, что плачет.
— Я и сейчас с этим не смиряюсь. Не принимаю. Она покачала головой, не в силах удержаться от того, чтобы прижать его руку к своей щеке.
— Я не передумаю.
Он улыбнулся — такой любимой улыбкой озорного мальчишки.
— А я подожду.
— Накидка, думаю, должна быть из легкой шерсти на шелке, — говорила Аманда, держа картинку так, чтобы на нее падал тусклый утренний свет из окна ее гардеробной. — Траурная. — Она вернула картинку своей портнихе и взяла другую. — Но мы сделаем креповый корсаж с манжетами и воротничком из черного батиста.
— Да, миледи.
Аманда вздохнула. Всегда так утомительно наряжаться в глубокий траур. Черные нижние юбки и чулки, батистовые платочки с черной окантовкой… Список казался бесконечным. Конечно, и всех слуг следует одеть соответствующим образом, хотя Аманда подумывала о том, чтобы перекрасить уже имеющуюся одежду. Она слышала, что краситель из кампешевого дерева очень хорош для таких целей. Слава богу, срок траура Стефани окончится до ее представления ко двору в следующем сезоне. Сама же Аманда, конечно, еще год-другой походит в частичном трауре.
Ее встревожил какой-то шум в холле внизу. Затем она услышала голос отца.
— Отошли служанку, — приказал Гендон, появившись в дверях.
Аманда кивнула портнихе, которая забрала свои картинки и образцы и выскочила за дверь.
— Где он? — рявкнул Гендон, как только дверь за портнихой закрылась.
Аманда устроилась поудобнее в обитом дамастом кресле и посмотрела на отца спокойно и сдержанно.
— О чем ты?
— Не пытайся одурачить меня. Аффидевит твоей матери. Уилкокс думал, что его украл Себастьян. Но поскольку я не помню, чтобы к вам в последнее время кто-то забирался, то вывод очевиден.
Аманда прекрасно держала себя в руках.
— Неужели?
Гендон смотрел на нее через комнату. Темный румянец проступил на его скулах, грудь резко вздымалась. Он не сразу заговорил, и голос его был хриплым, но на удивление спокойным и ровным.
— Значит, вот как мы решили играть? Хорошо же. — Он ткнул в нее толстым пальцем. — Если я сумел прикрыть грязные делишки твоего супруга, то я смогу и вытащить их на всеобщее обозрение. И не думаю, что последствия окажутся приятными для тебя. И для твоих детей.
Аманда вскочила, задрожав от ярости.
— И вы это сделаете? Поступите так с собственными внуками?
Гендон, жестко выдвинув челюсть, смотрел на нее.
— Я сделаю все, что потребуется для защиты преемственности рода. Ты поняла? Все!
— Да. Хорошо. — Она нервно рассмеялась. — Мы ведь уже такое видели?