Это была та стадия расследования, которой Сен-Сир всегда страшился: когда трупы свидетелей и подозреваемых начинали громоздиться один на другой, а на каждый найденный ответ возникало два новых вопроса. Все острее ощущая, как поджимает время, виконт из квартиры Тайсона на Сент-Джеймс-стрит направился на Тауэр-Хилл.

Хотя дождь и прекратился, дувший от реки ветер был леденяще холодным, напоминая скорее декабрь, чем конец сентября. Девлин застал хирурга насвистывавшим старинную ирландскую застольную песенку над гранитной плитой посреди небольшого флигелька. В слабом утреннем свете обнаженное и наполовину распотрошенное иссохшее тело Джада Фоя отливало синевой.

– О, вот и ты, – поднял глаза Гибсон, со звоном отложил скальпель и потянулся за тряпкой, чтобы вытереть окровавленные руки. – А я собирался тебя повидать, попозже.

– Как я понимаю, Фой скончался из-за этого? – кивнул Себастьян на раскроенный череп покойника.

– Ясное дело, из-за этого. Весьма действенный способ.

– Что еще скажешь?

– Ну… Удар, похоже, нанесли слева. Это свидетельствует, что злоумышленник был правшой.

– Если только на жертву не напали сзади.

Гибсон покачал головой.

– Судя по углу, Фой стоял к убийце лицом.

Себастьян наклонился, присматриваясь к кровавой каше.

– Есть предположения, чем его ударили?

– Чем-то длинным и тяжелым, причем с огромной силой. Я бы сказал, намерением было именно убить, а не оглушить.

– Любопытный выбор оружия. В смысле, зачем использовать дубинку? Гораздо проще – и надежнее – всадить под ребра нож.

– Дубинка – обычное орудие уличного ворья.

– То-то и оно. Возможно, замысел состоял в том, чтобы придать вид, будто Фой стал жертвой заурядных грабителей.

Доктор бросил тряпку на ближнюю полку.

– Ты ведь знаешь, что этому бедолаге уже проламывали голову? Насколько я разглядел, в прошлый раз он чудом остался жив.

Девлин выпрямился.

– Мне говорили, будто в Испании его лягнул мул.

– Мул? – мотнул головой хирург. – Мула там и близко не было.

– Вот как?

– Я видел людей, угодивших под копыто, однако видел и то, что может сотворить с человеческим черепом приклад ружья, если орудовать им с определенной силой и умением.

Себастьян кивнул на зияющую рану:

– Это сделано ружейным прикладом?

– Нет. Скорее, отрезком свинцовой трубы.

– Славно. – Девлин вышел на порог открытой двери и втянул в легкие сырой, холодный воздух.

– Давеча, заскочив перекусить в паб, услышал любопытные пересуды, – подковыляв к нему, сообщил Гибсон. – Говорят, власти решили освободить Рассела Йейтса.

– Что?! – уставился на хирурга Себастьян.

– Угу. Вроде как из-за мешочка с бриллиантами, найденного на нашем покойнике. Полагают, вероятней всего, Фой и убил Эйслера. 

– Но… я так не считаю.

Доктор, прищурившись, вгляделся в лицо приятеля:

– А я-то думал, ты будешь прыгать от радости, услышав, что Йейтса того гляди выпустят.

Девлин покачал головой, припоминая, как Кэт рассказывала о визите лорда Джарвиса в камеру к арестованному в первую же ночь – и какими встревоженными были при этом ее глаза.

– Заключение Йейтса в тюрьму с самого начала казалось странным. И освобождение почему-то выглядит частью всей этой головоломки.

– Может, это просто пустая болтовня.

– Есть только один верный способ выяснить, – оттолкнулся от дверного косяка Себастьян.

Высокомерный клерк в участке на Ламбет-стрит уведомил виконта, что по пятницам Бертрам Ли-Джонс в присутствие не ходит.

– Он здесь по вторникам, средам, четвергам и субботам, – объяснил служащий, бросая кислый взгляд в глубину коридора, где растрепанная проститутка в драном платье из пурпурного атласа и с неестественно рыжими волосами на визгливом кокни препиралась с констеблем.

– Ничем я не промышляла! – выкрикивала она. – Я приличная девушка, так-то вот!

Себастьян не отводил взгляда от узкого, костлявого лица собеседника.

– Так вы говорите, мистер Ли-Джонс в минувший понедельник не находился при исполнении служебных обязанностей?

– Не находился.

– Тогда каким образом он принял участие в поимке Рассела Йейтса?

– Так получилось, что мистер Ли-Джонс оказался в непосредственной близости от Фаунтин-лейн, когда там поднялся крик. Посему взял на себя руководство преследованием и задержанием подозреваемого и свидетелей опросил, после чего официально препроводил злоумышленника в Ньюгейт. Провел здесь всю ночь до утра.

– Похвально.

Служащий засопел. На вид ему было лет сорок, рельефный череп облепляли сальные темные волосы, а выдающийся нос мог соперничать с носом самого Веллингтона.

– Мистер Ли-Джонс чрезвычайно добросовестный магистрат.

– И где я могу его найти?

Из недр участка донеслись жалобные вопли проститутки:

– Да говорю же, я таким ни в жисть! Все эти поклепы – бред сивой кобылы!

Клерку пришлось повысить голос, чтобы перекричать задержанную.

– Мистер Ли-Джонс не любит, когда его беспокоят в выходной день. Если вам угодно, приходите в субботу. Мы открываемся в одиннадцать.

– Боюсь, дело безотлагательное.

– В таком случае, увы, – вернулся к своим записям служащий. – Можете обратиться к магистрату Диксону, который в настоящее время при исполнении. Или приходите в субботу. Выбор за вами.

– А мне показалось, вы только что утверждали, будто мистер Ли-Джонс чрезвычайно добросовестный магистрат. Вряд ли он будет признателен вам за усердную защиту от посланца королевского двора.

– Королевского двора? – вскинулся клерк, по лицу которого прокатилась волна борющихся чувств: сомнения, нерешительности, досады и огорчения.

Себастьян оттолкнулся от стола:

– Я передам его высочеству…

– Нет! Секундочку, прошу вас!

Виконт помедлил.

Служащий бросил быстрый взгляд по сторонам, затем, подавшись вперед, облизнул тонкие губы и шепнул:

– Магистрат проживает на Кресент, сразу возле Минориз. Дом номер четыре.

– Благодарю, – отозвался Девлин под пронзительный, сокрушающий уши визг рыжеволосой девицы:

– О-о-о! Брякни такое еще раз, шлюхино отродье, и я выдеру твои бесстыжие зенки и выброшу их курам!

Бертрам Ли-Джонс обитал в уютном городском доме постройки восемнадцатого века: из добротного коричневого кирпича, с окрашенными в белый цвет оконными рамами и блестящей зеленой дверью. Девлин почти ожидал, что магистрат откажется его принять. Однако через несколько минут после того, как виконт послал свою карточку с худенькой юной служанкой, открывшей на его стук, девушка появилась снова и кротко пригласила:

– Пожалуйте за мной, милорд.

Себастьян нашел Ли-Джонса в комнатке, выходившей на Кресент. Помещение было обставлено как мастерская: большой, крепкий стол в центре и множество полок, заваленных красками, горшочками, инструментами и лотками с кусочками дерева. В воздух стоял густой дух льняной олифы и горячего мездрового клея. Сам магистрат сидел на высоком табурете и, сдвинув очки на кончик носа, сосредоточенно прилаживал крохотную деталь оснастки к недостроенной модели испанского галеона.

Бросив на визитера быстрый взгляд, Ли-Джонс перевел глаза обратно на корабль.

– Хватило же вам наглости явиться сюда. – Большие, толстые пальцы магистрата удивительно ловко справлялись со своей задачей.

– Слышал, вы уверены, будто алмазы, найденные на теле Джада Фоя, принадлежали Даниэлю Эйслеру.

– Вот как? И от кого же вы это слышали?

– Так это правда?

– Вообще-то, да.

– Что дает вам такую уверенность?

– Инициалы на мешочке, конечно. Разве вы их не заметили? Кроме того, женщина из зеленной лавки на углу припомнила, как Фой следил за особняком торговца. – Ли-Джонс вздохнул и выпрямился, складывая руки на краю стола. – Мне казалось, вы обрадуетесь, раз всплыли доказательства того, что ваш дружок Йейтс не является убийцей мистера Эйслера.

– Хотите сказать, убийцей является Джуд Фой?

– Являлся, – поправил виконта Ли-Джонс, поднимаясь и неторопливо огибая стол. – В случае с Фоем самое правильное «являлся».

– И вы освободите Йейтса?

Все внимание магистрата было сосредоточено на модели парусника.

– Да, думаю, освободим. Как только дождемся еще кой-каких уточнений.

– А именно?

Ли-Джонс взглянул на Себастьяна поверх очков:

– Вы сможете прочесть об этом в газетах, наравне с остальной публикой.

– И кто же, по-вашему, убил Фоя?

– Скорее всего, уличные грабители. К счастью, церковный сторож спугнул их, прежде чем они успели стащить у мертвого негодяя добытые преступным путем ценности.

– А Колло? Кто убил его?

– Кого?

– Жака Колло. Которого застрелили прошлой ночью неподалеку от Севен-Дайалз.

– А, вы об этом французском проходимце. Какое он имеет отношение к делу?

– Вообще-то, довольно значительное.

– Я так не считаю. – Выпирающее брюхо Ли-Джонса всколыхнулось от хриплого смеха, хотя на его лице Себастьян не увидел настоящего веселья. – Не сомневаюсь, это удар по вашей гордости: простой магистрат из Ист-Энда распутал дело, поставившее вас в тупик. Хотя, если вас утешит, я ведь тоже ошибался в отношении Йейтса. Главное, что убийство Эйслера раскрыто, виновник мертв и честные лондонцы могут спать в своих постелях, не тревожась из-за шныряющего в толпе полоумного.

Себастьян пытливо всмотрелся в мясистое, с красными прожилками лицо собеседника: водянистые, моргающие светло-карие глаза, маленький рот растянут в самодовольной ухмылке. Девлин давно усвоил, что очень многим людям на самом деле не важно, свершится ли правосудие. Пока лично их это никак не затрагивает, большинство мало волнует, не повесят ли невиновного. Главное, чтобы выглядело так, будто власти успешно выполнили свой долг, отведя от обывателей очередную угрозу, полнившую страхом их жизни. С этой точки зрения мертвый Джад Фой был гораздо предпочтительнее живого. Покойники ничего не рассказывают и не отвечают на вопросы.

– А если на самом деле виновен не Фой?

Щеки Ли-Джонса внезапно сердито побагровели, запачканный клеем палец пронзил воздух. Магистрат больше не улыбался.

– За такие речи никто не скажет вам «спасибо». Слышите меня? Никто!

– Боюсь, не могу согласиться, будто это соображение должно здесь учитываться, – ответил Себастьян и оставил хозяина дома с его деревянными детальками, пенькой и кастрюлькой с кипящим клеем.