Себастьян спотыкался, но продолжал бежать.

Ему удалось выскочить из переулка на Гилтспер-стрит. Шляпу он где-то потерял. По лицу текла кровь, влажный ночной воздух только усиливал ее острый запах. Красное пятно растеклось по пальто и жилетке, но только это была не его кровь.

Прохожие оборачивались на него. Женщины, бледнея, шарахались в стороны, испуганно глядя на него вытаращенными глазами. Он понимал, что они, должно быть, слышали пистолетный выстрел, но никто не шагнул к нему, чтобы помочь. Здесь он был чужаком. В отличие от его преследователей.

Теплая струйка крови залила глаза. Его качнуло в сторону с узкого тротуара. Откуда-то из темноты вырвались лошадиные головы с раздувающимися ноздрями. Себастьян услышал свист кнута, окрик, позвякивание упряжи и едва успел отскочить, чтобы не угодить под копыта, когда мимо по дороге промчался огромный пивной фургон, грохоча подбитыми железом колесами.

Фургон, выкрашенный красной и зеленой краской, возвышался над Себастьяном фута на три, если не больше. Звонкий топот ног, бегущих по мощенному плиткой тротуару, раздавался все ближе. Не оглядываясь, Себастьян прыгнул на задний откидной борт фургона, стараясь ухватиться за него обеими руками. Но оказалось, что удар дубинкой все-таки вывел из строя его плечо. Левая рука соскользнула с шершавой доски и безжизненно повисла. Но правая рука нашла опору и вцепилась в нее, приняв на себя всю тяжесть тела.

За спиной раздался хриплый крик:

— Вот он! Держи его!

Заскрежетав зубами и болтаясь в воздухе, Себастьян изо всех сил старался подтянуться на одной руке. Но, стоило ему перенести локоть через борт, как один из громил, подпрыгнув, схватил Себастьяна за ноги.

Виконт почувствовал, что его стаскивают вниз прямо на мелькающую перед глазами дорогу. Развернувшись, он успел заметить, несмотря на боль, грубую физиономию с толстыми прямыми бровями и тонким носом. Оскалившись, громила прорычал:

— Попался, сукин сын.

Выдернув одну ногу, Себастьян поджал ее и с силой ударил сапогом прямо в ненавистную физиономию. Под каблуком захрустели кости и хрящи, брызнула кровь; противник был отброшен назад.

Еще секунду он яростно цеплялся за вторую ногу Себастьяна, но тут с нее соскользнул сапог, и громила, стукнувшись о землю, полетел в канаву, по-прежнему сжимая в руке, как трофей, грубый деревенский сапог секретаря сквайра Лоренса.

— Однажды, — приговаривала Кэт Болейн, прикладывая к его виску тряпочку, смоченную в соке лещины, — кто-нибудь стрельнет в тебя и уже не промахнется.

Себастьян втянул воздух через стиснутые от боли зубы.

— Да они и на этот раз не совсем промахнулись. Он сидел на низкой табуретке перед кухонным столом в доме Кэт на Харвич-стрит. Вся немногочисленная прислуга, включая Элспет, разошлась по своим каморкам, оставив дом погруженным в темноту и тишину. Откуда-то издалека доносился едва слышный скорбный похоронный звон.

Себастьян ощупал открытую рану над ухом и тут же получил шлепок по руке.

— Не трогай. — Кэт отвлеклась на секунду, готовя из растертых листьев мазь, потом сказала: — Ты ведь знал, что это ловушка. Зачем в нее полез?

— Я наделся хоть что-то узнать. Никак не ожидал, что их окажется пятеро, да еще с пистолетом.

— И что ты узнал? Что твои расспросы кому-то досаждают? Это было и так ясно. Вот уже несколько дней, как за тобой следят.

— Думаю, моей тени среди тех громил не было.

— Ты разве узнал бы его, если бы увидел?

— Нет. Но те люди не знали, кто я. Иначе мой приятель с дубинкой не стремился бы выяснить, кто меня прислал.

Кэт смазала открытую рану и принялась готовить компресс из смеси тертого сырого картофеля и холодного молока.

— Ты расскажешь об этом сэру Генри?

Себастьян стянул через голову рубаху.

— Лавджою? Да ни черта он не сумеет сделать.

Кэт подошла и прилепила холодный компресс на посиневшее плечо.

— Он мог бы прислать кого-нибудь в «Герб Норфолка» и учинить там расследование.

— Только этого мне и не хватало, — сказал Себастьян, придерживая компресс рукой. — Явится какой-нибудь тупоголовый полицейский, начнет задавать вопросы в лоб, всех распугает. Самый лучший способ ничего не узнать.

Он поймал встревоженный взгляд красивых голубых глаз.

— Тебе нельзя снова там появляться.

Он тронул кончиками пальцев ее лицо, нежно погладил щеку.

— Осторожно, мисс Болейн, иначе вы рискуете проявить почти супружескую заботу о моем здоровье.

Он ожидал, что она тут же возразит, а потом заговорит о другом. Но вместо этого она прислонилась к нему и обняла за шею.

— Если эти люди замешаны в заговоре против регента и считают при этом, что ты вышел на их след, они без колебаний тебя убьют. Сам знаешь.

Он зарылся лицом в мягкую грудь.

— Нам известно, что компания за столиком в общем зале таверны «Герб Норфолка» испытывает романтическую привязанность к умершему в изгнании королю. Это вовсе не означает, что вся округа повинна в заговоре против династии Ганноверов.

Кэт отстранилась от него и начала убирать различные мази и снадобья, которыми его пользовала. Момент слабости прошел. Она вновь управляла своими чувствами и произнесла дразнящим голоском:

— А я думала, ты не веришь в совпадения.

Поднявшись с табуретки, он начал делать медленные круговые движения рукой, чтобы размять затекшие мышцы.

— Не верю. Но я не понимаю, как увязать все это с тем, что мне известно о жизни Гиневры Англесси. Вот если бы мне удалось найти хоть какую-то связь между моими приятелями с Гилтспер-стрит и Беваном Эллсвортом, то все стало бы более или менее ясно. Если верить камеристке Гиневры, в прошлый понедельник Эллсворт ворвался в дом дяди и буквально пригрозил убить его молодую жену. А еще у него был чертовски весомый мотив — родись у Гиневры сын, малыш стал бы наследником всего. Кредиторы тем временем все настойчивее требовали выплаты долгов, в этой ситуации Эллсворт вполне мог решить, что не может рисковать и дожидаться, вдруг родится девочка.

— К тому же он тебе никогда не нравился.

Себастьян посмотрел на Кэт и улыбнулся.

— К тому же он мне никогда не нравился. — Стянув окровавленные бриджи, он подошел к сидячей ванне, придвинутой к кухонному очагу, и вылил туда еще один чайник кипятка. — Что тебе известно о Фабиане Фицфредерике?

— Они с Эллсвортом одного поля ягоды, хотя Фицфредерик также водится с городскими денди. — Кэт нахмурилась, — А что? Ты думаешь, здесь замешан Фицфрсдерик?

— Черт. Не знаю. Все-таки он служит звеном между Эллсвортом и королевским семейством.

— Не слишком прочным звеном.

— Не прочным. — Себастьян перешагнул высокий эмалевый бортик и уселся в ванну, подтянув колени к груди. — Проблема в том, что, хотя суд и находится подозрительно близко к Гилтспер-стрит, Эллсворт сам просто не успел бы отвезти тело Гиневры в Брайтон и вернуться к десяти часам на Пикеринг-Плейс, чтобы сыграть в фараон. А кроме того, интересы этого человека ограничены скачками, игральным столом, ну и, разумеется, покроем сюртука. Зачем бы он пошел на такой риск, пытаясь впутать регента?

— Чтобы отвести подозрение от себя? — предположила Кэт.

— Наверняка нашелся бы способ и попроще.

Кэт притихла, погрузившись в раздумья.

— По-моему, единственный, у кого была причина бросить тень на регента, — это сам Англесси. Если он обнаружил, что принц преследует маркизу, а она это скрыла, то маркиз вполне мог поверить, будто ухаживания регента были приняты благосклонно.

Себастьян прислонился затылком к бортику ванны, наслаждаясь блаженным теплом, успокоившим боль в плече. Через несколько секунд он сказал:

— Если бы Англесси захотел подставить кого-то в этом деле, то, мне кажется, он выбрал бы не регента, а своего племянника. Кроме того, Англесси больной старик. Он просто слишком слаб и не справился бы с таким делом. Не говоря уже о том, что он находился в Брайтоне, не забыла?

Кэт опустилась на каменные плиты рядом с ним и, встав на колени, взяла в руку кусок мыла.

— Он мог бы кого-то нанять.

— Черт, они все могли бы кого-то нанять.

— Нагнись. — Кэт провела мылом по его плечам и спине. — А что насчет Вардана? Они могли поссориться. Любовники иногда переходят границы, когда ссорятся.

— Нам не известно, были ли они любовниками.

— Были, — сказала Кэт.

Себастьян улыбался, пока она намыливала ему спину, а потом мыла грудь. Сам он не был ни в чем уверен.

— По словам его матери, Вардан находился дома вплоть до трагического вечера, — напомнил он Кэт.

— А что еще она могла сказать?

Кэт рывком поднялась и отступила на шаг, пока он вылезал из ванны.

На стуле лежало приготовленное толстое полотенце, и Себастьян потянулся за ним.

— Я, очевидно, чего-то не заметил, хотя следовало. Она подошла и помогла ему надеть шелковый халат.

— Если ты что-то и упустил из виду, то скоро поймешь, — просто сказала она.

Он обернулся к ней. В приглушенном свете огня от кухонного очага она казалась такой спокойной, такой уверенной в его способностях, что на секунду ему стало стыдно. Он взял гребень и убрал с ее лица темную тяжелую прядь волос.

— Иногда я невольно спрашиваю себя, какой в этом смысл? Даже если я узнаю, кто ее убил… и почему… это ничего не изменит. Гиневру не воскресить.

— Мне кажется, ей хотелось бы знать, что убийце, погубившему ее и ребенка, это дело не сошло с рук.

— Так вот для чего все это? Ради мести?

Она прижалась щекой к его груди, ласково обняла.

— Нет. Думаю, речь идет не просто о том, чтобы отомстить за ее смерть. Ты должен защитить память о ней и не позволить исказить правду тем, кто хочет спасти свою шкуру. А еще ты должен сделать так, чтобы у того, кто это совершил, не было шанса сделать это снова.

Он взял ее лицо в ладони, почувствовал, как бьется жилка на ее виске. Она казалась такой хрупкой, такой уязвимой, что у него от страха сжалось сердце, ему безудержно захотелось подхватить ее на руки, прижать к себе, да так и остаться навсегда.

— Выходи за меня, Кэт, — внезапно сказал он. — Нет ни одной причины для отказа, которая бы не прозвучала абсурдно и неубедительно, если подумать, как быстро смерть может унести одного из нас.

Голубые глаза расширились от боли, губы раскрылись, когда она взглянула ему в лицо и покачала головой.

— Нельзя жить так, словно завтра предстоит умереть.

— А следовало бы.

— И провести всю жизнь в сожалении?

— Я бы ни о чем не пожалел.

Улыбка тронула ее губы, но тут же померкла.

— Это ты сейчас так говоришь.

Он дотронулся лбом до ее лба и повторил:

— Я бы ни о чем не пожалел.