Прежде чем позвонить в колокольчик возле двери лондонского дома лорда Питера Рэдклиффа, что на Хаф-Мун-стрит, Себастьян ослабил галстук, взъерошил волосы и смочил лицо содержимым коньячной бутылки, которую держал за горлышко. Затем оперся локтем о дверную раму, изобразил глуповатую улыбку и замер в ожидании.

Дворецкий Рэдклиффов был тщедушным коротышкой с большим ртом, полным кривых зубов, и с длинным острым носом. Он посмотрел на Себастьяна водянистыми серыми глазами и принюхался.

– А, вот ты где, – сказал Себастьян, пошатнувшись и выпрямившись. – Я тут к Рэдклиффу.

Дворецкий снова шевельнул ноздрями.

– Боюсь, в настоящий момент лорд Питер не принимает.

– Все еще дрыхнет, да? – Радостно улыбаясь, Себастьян протиснулся мимо опешившего дворецкого и направился через вестибюль к лестнице. – Все в порядке. Он не рассердится, если я его разбужу.

– Но… Милорд! Вы не можете…

Себастьян перешагнул через ступеньку.

– Не боись. Ручаюсь, он будет рад меня видеть. – Остановившись на середине лестницы, Себастьян обернулся и, как драгоценный приз, поднял над головой бутылку. – Смотри сюда, это наилучший коньяк, с которого не перепало ни пенса налога в казну доброго короля Георга. – Он приложил палец к губам и подмигнул. – Но шш-ш. Про это молчок, да?

– Милорд, прошу вас!

– Отвяжись, – небрежно отмахнулся Себастьян и преодолел оставшиеся ступеньки.

На втором этаже ему пришлось заглянуть в две комнаты, прежде чем нашлась нужная. Задернутые тяжелые шторы не пропускали свет с улицы. Просторная квадратная спальня была со вкусом меблирована в стиле Адамса: изящные комоды и пастельных оттенков стены, украшенные тонированной лепниной.

В воздухе пахло несвежим потом, отчаяньем и сивушной отрыжкой мужчины, который громко храпел из глубин кровати.

Себастьян закрыл за собой дверь и запер ее, затем пересек комнату, чтобы сделать то же самое с дверью, ведущей в гардеробную.

Спящий не шелохнулся.

Одежда Рэдклиффа валялась на полу, куда он, очевидно, сбрасывал ее по пути в постель. Сначала галстук, дальше – щегольский сюртук с рукавами наизнанку. Себастьян увидел скомканный белый шелковый жилет, спереди забрызганный кровью, и почувствовал такой прилив гнева, что в ушах загудело.

То была кровь Джулии.

По-прежнему сжимая горлышко бутылки, он встал над лордом Питером.

Тот распластался на спине в клубке простыней, одна босая нога свешивалась с кровати, ночная рубашка сбилась на бедра. Голова была повернута на бок, золотистые волосы налипли на потный лоб, дыхание со свистом вырывалось из губ.

С минуту понаблюдав за спящим, Себастьян подошел к окну и раздернул шторы.

Холодный полуденный свет залил комнату. Лорд Питер издал придушенный всхрап, затем возобновил свой прежний ритмический посвист.

Отставив в сторону бутылку, Себастьян обеими руками ухватился за оборки, украшавшие перед ночной рубашки.

– Подъем! – скомандовал он, приподнял из постели безвольное тело пьяного мужчины и припечатал его спиной к резному столбику с такой силой, что дерево затрещало.

– Ш-што? – затрепыхался Рэдклифф: веки заморгали, рот дурацки разинулся, ноги подогнулись, и он сполз на край кровати.

Взяв за горлышко принесенную бутылку, Себастьян грохнул ею по вычурному изголовью, осыпав Рэдклиффа битым стеклом и коньячными брызгами.

Тот помотал головой, как собака после ливня.

– Какого черта?!

Нагнувшись, Себастьян одной рукой сгреб в кулак ворот ночной рубашки Рэдклиффа, а другой прижал острия разбитой бутылки к его шее под самым подбородком.

– Дай мне хоть один повод перерезать тебе горло, – произнес Себастьян, чеканя слова с устрашающей четкостью, – и, поверь, я это сделаю. Я как раз от хирурга, занимавшегося ранами твоей жены. Это не по твоей милости она не умерла.

– Джулия? Что еще наболтала эта сука? Если она сказала…

Рэдклифф взвизгнул, когда Себастьян посильнее нажал острым сколом ему на горло.

– Не смей! Берегись, чтоб я больше не слышал, как ты обзываешь гнусным словом свою жену. Я понятно излагаю? Такому, как ты, оправданья нет и быть не может. В аду наверняка отведено особое место для мерзавцев, которые избивают своих жен, и я с превеликим удовольствием тебя туда отправлю.

Лорд Питер вытаращил глаза. Пусть он еще не полностью протрезвел, но проснулся уже окончательно.

– Вы с ума сошли.

– Не исключено. Мне, кстати, кажется, что все мы безумны – каждый по-своему.

– Вы не можете являться сюда и угрожать мне, словно какому-то…

Речь лорда Питера захлебнулась на вздохе, когда Себастьян слегка передвинулся. Затем он сказал:

– На случай, если ты не заметил, я уже здесь. С твоей стороны было ошибкой мне врать. Помнится, ты утверждал, будто в прошлый четверг весь вечер и ночь провел дома наедине с женой. Но нет, ты с ней тогда поскандалил и ушел. Тебя разозлило, что она возобновила знакомство с другом детства…

– Он был никаким не «другом детства»! Он был ее любовником.

– Девять лет назад. Не сейчас.

– Это она так говорит?

– Да. И я ей верю. – Себастьян не отпускал взглядом лицо собеседника, блестящее от пота, опухшее от переизбытка алкоголя и недостатка сна. – Ты ведь поэтому проследил за Пельтаном до округа Святой Екатерины и там пырнул его ножом в спину?

– Это не я! Клянусь, я этого не делал! Не стану отрицать, я был зол. А кто бы на моем месте не разозлился? Ну, я пошел в гостиницу, где остановился этот ублюдок. Хотел сказать ему, что Джулия – моя жена и пусть он держится от нее подальше. Но я даже этого не сделал.

– Почему нет?

– Потому что, когда я туда добрался, он стоял на тротуаре возле гостиницы и разговаривал с леди Жизель.

Себастьян вскинулся.

– Так ты своими глазами видел, как в тот четверг Дамион Пельтан разговаривал на улице с леди Жизель Эдмондсон?

Горячность Себастьяна немало озадачила Рэдклиффа.

– Верно. А что такого?

– С чего ты взял, что женщиной, которую ты там видел, была леди Жизель?

– Да я же ее узнал. А вы как думали? На ней была шляпа, но вуаль она откинула, и свет от фонаря рядом с дверью падал ей на лицо.

– Ты слышал что-нибудь из их разговора?

– Нет, конечно, нет! За кого вы меня принимаете, а? Я чужих разговоров не подслушиваю.

– С нею был мужчина?

– Был, но я его не разглядел. Он держался на заднем плане.

– И что там случилось дальше?

– Не знаю. Я ушел.

– Ушел? С чего бы вдруг?

– Сначала я собирался в тени дождаться ее ухода, а после вплотную заняться Пельтаном. Но чем дольше я там стоял, тем лучше понимал, что это будет ошибкой.

– Да? И почему?

– Потому что я не убийца, что бы вы ни думали. Я тогда понял, что если подойду к нему, не совладав с гневом, то могу и убить. Поэтому я ушел. Не скажу, будто сожалею, что ублюдок мертв, – чего нет, того нет. Но он умер не от моей руки.

– Куда же ты отправился с Йорк-стрит?

– Не помню. Какое-то время бродил по улицам – бог весть как долго. Потом оказался в маленькой таверне где-то в Вестминстере. Подрался там с пьяницей, который хлебнул из моей бутылки. А остаток ночи скоротал в задней комнате со шлюхой – вряд ли ее узнаю, если снова увижу.

Себастьян изучал осунувшееся лицо лорда Питера. Конечно, Рэдклифф пощады не заслуживал, однако… Не сострадание, но определенную жалость Себастьян к нему все же испытывал при всей ее неуместности. Лорд Питер тоже был своего рода жертвой. Жертвой общества, которое ценит оболочку выше содержания, а происхождение – выше личных заслуг. Жертвой системы наследования, при которой младших сыновей воспитывают избалованными и никчемными, обрекая их мучиться мыслью, что огромные поместья и роскошные дома, где они росли, никогда им не достанутся. И жертвой собственной слабости, заставлявшей его срывать разочарованию и злость на жене, – ведь больше всего лорд Питер хотел, чтобы им восхищались, чтоб его нежили и любили.

Себастьян сказал:

– Слушай меня внимательно, потому что повторять я не стану. Твоя жена собирается тебя оставить, и ты ее отпустишь.

– Что? Да по какому праву вы… – ощутив, как стеклянное острие впивается в горло, Рэдклифф издал булькающий звук.

– Если твои долги столь обременительны, как я подозреваю, советую рассмотреть возможность бежать из страны. Говорят, Америка – отличное место для тех, кто решится начать жизнь с чистого листа.

Лицо Рэдклиффа скривилось от отвращения.

– Америка?!

– По правде, мне все равно, куда ты отправишься. Но ты не предпримешь попыток связаться со своей женой или с ее сыном. И если я когда-нибудь услышу, что ты снова ее избил, тебе не жить. Без вариантов. Я ясно выразился?

– А вам не все равно, что с нею станется?

– Мне не все равно, – кивнул Себастьян и разжал кулаки.

Он сбежал с лестницы и вышел из дома, почти не заметив дворецкого, двух горничных и лакея, которых стремительно миновал.

Воздух на улице пах угольным дымом и надвигающимся дождем. Себастьян помедлил на тротуаре, обегая взглядом темное нагромождение крыш, утыканных дымоходами, на фоне серого неба.

Солгал ли Рэдклифф? Вряд ли. Такие, как он, по сути своей трусы и избивают жен, поскольку это дает им ощущение вожделенных силы и власти. Трудно было вообразить, чтобы лорду Питеру достало храбрости сначала преследовать соперника по холодным темным закоулкам Ист-Энда, а потом вырезать сердце, верша какой-то извращенный символический ритуал мести.

При виде особняка графа Артуа на Саут-Одли-стрит Себастьян попытался уложить в голове нечаянный рассказ лорда Питера. Прежде не было причин сомневаться, что весь тот день, когда убили Дамиона Пельтана, Мария-Тереза и леди Жизель вместе молились за короля-мученика Людовика XVI. Прежде Себастьян думал, что их роль в смерти Пельтана – если вообще имела место – ограничивалась науськиванием приспешников.

Но теперь его уверенность пошатнулась.