— Куда делась «Бель Эр»? — спросил Александр, пытаясь не выдать внезапно возникшее паническое чувство.

— Ушла в Сент-Винсент, — ответил Питер Камерон.

Питеру хотелось узнать, что произошло вчера вечером, но он не задал такого вопроса. Он видел, как Александр высыпал камешки в ладонь Джей Джей. Зрелище было настолько недвусмысленным, что Питер, этот пуританского склада житель Бермудских островов, куда когда-то приехали из Англии его предки, смутился и отвернулся. Он подвел яхту «Рива» к самому причалу и ожидал, когда Александр взойдет по трапу.

— Подожди-ка минутку, — сказал Рэймонт и направился в служебное помещение «Франгипани», где был телефон. Он позвонил в офис барбадосской чартерной авиационной компании и заказал гидроплан на двенадцать часов. Мысли его перескакивали с пятого на десятое. «И почему это, — думал он, — я всегда знаю, что и как решить в данный момент, но всегда слишком поздно понимаю, что я чувствую и как должен поступить…

— Доброе утро, мистер Рэймонт!.. Прекрасное утро, мистер Рэймонт!.. Удачи вам, мистер Рэймонт!

Здесь, в Вест-Индии, где мало техники, но много рабочих, значительная часть строительных работ производится именно руками рабочих, которые заменяют и бетономешалку, и грузоподъемники, в общем, все, что угодно. Среди рабочих на Бекуи было много белых. Это были потомки шотландских поселенцев. Все они, и белые, и черные, дружно приветствовали Александра Рэймонта.

— Доброе утро, Тайлер… Уильям… Бэйли… Все в порядке? Не нужно ли чего? Осторожнее здесь, бетон еще не застыл…

Люди слаженно работали. Их спины, несмотря на то, что солнце еще только взошло, уже блестели от пота.

Рэймонт знал по именам всех рабочих, которые работали на него, даже зачастую имена их жен и детей, знал о состоянии их здоровья, знал, на что каждый из них способен, знал их проблемы. Он установил стипендии для их детей, чтобы они могли продолжать образование, и организовал курсы для приобретения квалификации. И все же Питер понимал, что рабочие и члены их семей для Рэймонта просто не существовали, кроме тех моментов, когда он напрямую сталкивался с ними. Питер, проработавший в компании «Рэймонт девелопментс» добрую дюжину лет, однажды в аэропорту Майами увидел Рэймонта. Питер подошел к нему, чтобы поздороваться, и, к своему изумлению, понял, что тот его просто не узнал, поскольку Питер был, так сказать, выхвачен из контекста. Питер напомнил Рэймонту, кто он такой и как его зовут, напомнил также, что Александр в течение ряда лет оплачивал лечение сына Питера, парализованного от пояса после того, как получил травму во время катания на водных лыжах. Александр вежливо улыбнулся и спросил о здоровье сына и даже вспомнил, что его зовут Джонни.

Александр Рэймонт был уникальной личностью во многих отношениях. Хотя его детям было больше двадцати, сам он выглядел лет на тридцать восемь — сорок. Питер слышал, что Александру делали пластическую операцию лица и что он проводит несколько недель в году в швейцарской клинике омолаживания, но Питер не был уверен, правдивы ли эти слухи. Что для Питера имело значение, это тот факт, что работать на Рэймонта означало работать на уникального человека.

Как и любой строитель, Рэймонт был заинтересован в том, чтобы издержки производства были максимально снижены. Однако его особенность состояла в том, что он ценил и понимал эстетику. Большинство предпринимателей возводили самые большие и самые дешевые здания в максимально сжатые сроки. Но не Рэймонт. И всем работающим в «Рэймонт дивелопментс» приходилось трудиться не разгибая спин.

Прежде чем Питер начертил хотя бы одну линию на проекте строительства отеля на Бекуи, он провел недели на месте строительства и даже спал в пляжных кабинках. Он исходил участок вдоль и поперек, занося в блокнот неимоверное количество данных: под каким углом находится солнце в тот или иной час суток, направление преобладающих ветров, время приливов и отливов, наилучшее расположение зданий курорта с точки зрения ландшафта, разница между дневной и ночной температурами. Здания должны были возводиться таким образом, чтобы максимально эффективно использовать потоки воздуха, окна должны располагаться таким образом, чтобы из них открывались самые лучшие виды как на море, так и на сам остров, потолки должны быть высокими, поскольку именно это обеспечивает максимум циркуляции воздуха, а над окнами и дверями должны быть широкие навесы, чтобы защищать и от солнца, и от дождя. В строительстве, там, где это возможно, должны использоваться местные материалы, такие, как бамбук, камень, гравий, тростник, равно как и руки местных искусных ремесленников и рабочих. Цель состояла в том, чтобы возвести пятидесятипятикомнатный отель в вест-индском стиле, который гармонировал бы с ландшафтом, и в то же время предусмотреть возможности для его дальнейшего расширения в случае необходимости.

Проект постепенно совершенствовался. Вход в отель будет с обоих фасадов, а через холл будет пролегать тропический сад как продолжение внешнего сада. Шестиугольный обеденный зал должен быть открыт на все стороны, причем он должен быть расположен на возвышении, чтобы с каждого столика открывался самый лучший вид. Комнаты для гостей должны быть разделены передвижными перегородками, чтобы можно было обеспечивать пространство на случай многолюдных вечеринок и чтобы взрослые могли следить за детьми. Из каждого номера предусматривался выход на пляж. Ни одна пальма, ни одна виноградная лоза, растущие на участке, не должны уничтожаться, поскольку они дают естественную тень в жаркое время дня.

Ныне отель, существовавший только в воображении Питера, уже становился реальностью. И теперь Питер и Рэймонт шли по пляжу мимо секций фундамента, где шла работа.

— Я получил разрешение на ввоз кухонного оборудования, — сказал Александр. Дело заключалось в том, что все это оборудование — морозильники, холодильники, плиты, мойки стоимостью в сто восемьдесят тысяч долларов задерживались правительством Барбадоса до оформления разрешения на ввоз этого оборудования без уплаты таможенных сборов. Такое разрешение было наконец дано, поскольку правительство было очень заинтересовано принять участие в расширяющемся туристском бизнесе в восточном районе Карибского моря.

— А это означает, что оборудование прибывает послезавтра, — сказал Питер.

Александр кивнул. Дорога была не такой уж длинной. Оборудование можно было бы доставить в течение дня. Но в Вест-Индии все функционировало, если функционировало вообще, на местный манер.

— А вот эта бетонная дорожка слишком близка к линии высокого прилива, — заметил Рэймонт.

Питер кивнул, соглашаясь.

— Я скажу, чтобы ее отодвинули подальше, — сказал он.

Дела с некоторыми фирмами и предприятиями Рэймонта шли в данное время не блестяще. В Риме и Милане работники его отелей бастовали; в Соединенных Штатах компания «Рэймонт трэвел» вела переговоры с крупной коммуникационной корпорацией по вопросу о слиянии; в Монтего Бэй отели были заполнены всего лишь на тридцать два процента из-за экономических проблем и расовой напряженности, что порой приводило к межрасовым столкновениям. Туристы обходили стороной этот остров, экономика которого полностью зависела от двух факторов: от денег туристов и от добычи бокситов. Каждая из этих проблем требовала неукоснительного внимания со стороны директоров, юристов, инспекторов и менеджеров, работающих на Рэймонта, и тем не менее сам Рэймонт был полностью поглощен проблемами строительства на Бекуи, как будто больше ничего, кроме этого, не занимало его ум и время. Именно эта способность Рэймона фокусировать все свое внимание и время на какой-то одной из проблем по мере их возникновения и была одним из секретов его успеха. Питер пытался было подражать боссу в стиле работы, но это ему так и не удалось.

Где-то около полудня Александр попросил Питера доставить его в «Франгипани». Как ни странно, Александр при всех его способностях и талантах так и не научился водить автомашину или управлять яхтой. Когда «Рива» входила в гавань, Рэймонт сказал Питеру, что он намерен покинуть Бекуи на какое-то время. У причала в гавани уже стоял заказанный Александром гидросамолет. Питер наблюдал, как самолет после короткого разбега по воде поднялся в воздух, и подумал, что с этого момента остров Бекуи перестал существовать для Александра.

Портовый бар «Кобблстоун» в Кингстоне, столице Сент-Винсента, расположен в комплексе построек, возведенных лет двести назад. Поначалу этот комплекс предназначался для хранения сахарного тростника. Теперь в его полуметровой толщины стенах, прорезанных арками и окруженных затененными дорожками, помещались и сам бар, и магазинчики, и ресторан, и небольшой отель, выходящий окнами на гавань. В гавани стояла на якоре красавица «Бель Эр», на борту которой в данный момент были только капитан и матросы. Александр заглянул в бар, это воплощение английской провинциальной мечты с полумраком английской глубинки. Там он увидел Йена, сидевшего в компании яхтсменов и обсуждавшего местные новости: цены на фрахт на Гренадинах, на паруса, сплетни о происшествиях, о тех нанимателях яхт, с которыми лучше не связываться, поскольку они не только требуют слишком многого, но еще и психи. Александр не зашел в бар. Он пошел по дорожке, ведущей через сад, и вышел к магазинчику, где продавались швейцарские часы, английский фарфор, немецкие фотоаппараты, французский хрусталь. Там он и нашел Джей Джей. Она сидела на скамейке около магазинчика, погруженная в свои думы. Казалось, она была совершенно отрешена от окружающего.

Увидев Александра, Джей Джей не выразила удивления.

— Я боялся потерять вас, — сказал Александр. — Слава Богу, я хотя и с трудом, но нашел вас.

— Все, что вы знаете обо мне, это то, что мне нравятся изумруды, — с улыбкой сказала Джей Джей.

Александр не мог видеть выражения ее глаз. Они были спрятаны за темными очками. Но он знал о ней все, что ему было нужно: что у нее восхитительные груди, что она путешествует с двумя любовниками на роскошной яхте и что она могла бы, при желании, сделать все его фантазии реальностью.

— Я понятия не имел до сегодняшнего утра, что я ищу вас, — сказал Александр, — Беда моя в том, что я всегда знаю, чего хочу, но не знаю, что я чувствую.

— Печально слышать такие слова от человека, который может иметь все, что захочет, — сказала Джей Джей.

— Включая вас?

— Ну, это не так легко, как вам кажется…

Чем более дерзкими были ее слова, тем больше Александр восхищался ею.

— Мне нравится, как вы одеты, — сказал он. Джей Джей была в старомодных белых льняных брючках и в темно-синей рубахе с отложным воротником. На руке ее были плоские золотые мужские часы на ремешке из крокодиловой кожи. Никаких украшений, никакой косметики. Только губы были тронуты помадой цвета абрикоса. Она была очень красива…

— Мне нравится одежда, которая мнется, — сказала Джей Джей, — она становится частью тела и похожа на живые существа. — И вдруг добавила: — Я боюсь вас!

— Почему? — с нежностью в голосе спросил Александр. Нежность в человеке, который действительно может иметь все, что захочет, — это поистине бесценный дар.

— Хотя, пожалуй, не вас лично я боюсь.

Она вдруг подумала о Престоне Каннингхэме. То, что значил для нее Престон, ассоциировалось в ее голове с Александром, все те чувства, которые обуревали ее, когда она была с Престоном, и которые сейчас поднимались в ее сердце с еще большей силой.

— Я боюсь моих чувств по отношению к вам… Я боюсь, что я потеряю над собой всякий контроль…

— Я сделаю все, чтобы вы не боялись, — сказал Александр.

Но она чувствовала и знала, что этого человека она не перестанет бояться. Это вызывало в ее душе страх, но это было и то, чего она хотела.

— Вы рассердились на меня за то, что я послал к вам Питера?

Создавалось впечатление, что он был очень обеспокоен, не рассердил ли он ее.

— Это сделало меня похожей на вас. Это сделало вас в моих глазах доступным, — сказала Джей Джей. — Я поняла, что вы опасались, что я не приму вашего приглашения. Вы впервые в моих глазах стали выглядеть просто человеком…

Мокрые волосы Джей Джей казались совсем темными. Когда они были сухими, они были янтарного цвета и отливали золотом.

— Могу я пригласить вас пообедать со мной? — спросил Александр, зная при этом, что в ее власти было причинить ему боль, отказавшись от приглашения, но в то же время он оставлял для нее открытой возможность сделать выбор.

Дело приняло рисковый, опасный, но в то же время волнующий оборот. Он ждал ее ответа.

— В «Кобблстоуне»? — спросила Джей Джей. Там, подумала она, непременно будет Йен. Что касается Энсона, то в данный момент он был в баре «Маринер» и собирался на следующий день уехать. Не то чтобы это имело для нее значение, все это было уже прошлое, которое перестало для нее существовать с того момента, когда Александр Рэймонт впервые заговорил с ней об изумрудах.

— В любом месте, где вам будет угодно, — сказал Рэймонт.

— Где угодно? — переспросила Джей Джей. Он подтвердил свои слова кивком и, когда она назвала место, он еще больше восхитился ею.

Через десять часов они сидели за столиком в «Кок Арди», в Бугивайе, в одиннадцати милях от Парижа. Единственно, о чем с сожалением вспоминала Джей Джей, это о «Бель Эр». Когда гидросамолет набирал высоту, она все смотрела на яхту, покачивающуюся на волнах на якоре, такую отдаленную, грациозную, умиротворенную. Она знала, что будет скучать по «Бель Эр» больше, чем о чем бы то ни было. На Джей Джей все еще были те же брючки и блуза, которые были на ней в тот день на Сент-Винсенте, с единственным добавлением пледа из кашемировой шерсти, который она для тепла прихватила с собой из самолета и в который теперь куталась.

— Завтра вы отправитесь за покупками в Париж, — сказал Александр, когда они покидали Сент-Винсент. — Я хочу, чтобы у вас все было с иголочки.

— Я отдам свои вещи Данте, — сказала Джей Джей. Она знала, что Данте очень нравилось то, что носила она, а ей нравилось видеть его в этих одеждах. Казалось, что таким образом она, Джей Джей, словно раздваивалась. Джей Джей улетела без багажа. Она взяла с собой только паспорт и маленькую коричневую сумочку с косметикой. В аэропорту «Сиуэлл» на Барбадосе они пересели на борт «Лиэр джет Интерконтинентл-36», личный самолет Рэймонта стоимостью полтора миллиона долларов, модель которого висит под потолком бара в знаменитом нью-йоркском ресторане «21». Самолет служил Рэймонту офисом и по сути — домом. Этот самолет давал Александру возможность летать в любое время не только в коммерческие аэропорты в разных странах мира, но и еще в, по меньшей мере, две тысячи аэропортов, в которые не были проложены регулярные коммерческие рейсы. Салон самолета был разделен на две части. В одной находился офис, оснащенный всем, что необходимо для работы: диктофонами, копировальной техникой и телексом. В другой находилась компактная, прекрасно оснащенная кухня с микроволновой печью и перемалывателем отходов, а дальше — жилое помещение с ванной. Самолет уже был заправлен топливом и ожидал их, и они взлетели сразу же, как только диспетчерская служба дала разрешение на взлет. И они взяли курс на Восток, покидая блещущие в солнечных лучах голубые карибские небеса и направляясь во мрак ночи.

В первый раз Александр и Джей Джей предались любви в приемной, обставленной в стиле строгой «мужской» роскоши с кожаной орехового цвета мебелью с деталями из нержавеющей стали. Они не зашторивали окна. Кто бы мог увидеть их на высоте сорок тысяч футов? Через иллюминаторы солнечные лучи падали на их обнаженные тела, окрашивая их в оранжевый цвет. Джей Джей удивилась, обнаружив, что у Александра были сбриты волосы под мышками. Она никогда не видела такого у мужчин.

Как любовник Александр вел себя совершенно непринужденно. Никакие ласки не были для него неудобными или стыдными. Его руки и все его тело были очень нежными, теплыми. Но обнаружилась и странность: хотя он расцеловал все самые сокровенные места на теле Джей Джей, он никак не хотел поцеловать ее в губы и даже отворачивался, когда она подставляла ему свой полураскрытый рот.

— Нет, нет, — шептал он.

Поначалу Джей Джей подумала, что она чего-то недопоняла, но, когда опять и опять во время страстного сближения пыталась поцеловать его в губы, он отклонился.

— Пожалуйста, не надо, — сказал он. — Я не выношу этого.

Джей Джей обиделась, но прекратила попытки поцеловать его в губы. Хотя все же было странно быть вместе с мужчиной, сливаться с ним в экстазе и в то же время избегать совершенно естественных поцелуев в губы. Такая ситуация лишала их близость интимности, и Джей Джей ощущала тревожное беспокойство, как будто ее в чем-то обманывали.

Джей Джей была первой женщиной в жизни Рэймонта, обладающей такой силой и выносливостью во время акта любви. А то, как она умела воспользоваться своими особенностями, выходило за рамки его самых причудливых эротических представлений. Она полностью контролировала реакцию своего влагалища, она могла напрягать и расслаблять его стенки, то тесно охватывая его пенис, стремясь возбудить еще больше, то давая ему полную свободу. Ее сильные ноги регулировали силу и глубину его проникновения в нее, даже когда она была под ним. Все эти физические ощущения казались ему бесконечными, и пребывание в постели с женщиной, которая была почти равной ему по физическим силам, приводило его в восторг. Эти ее свойства и были сутью окружающей ее тайны, и он был совершенно покорен.

Он и сам был одержим проблемами физического здоровья, и поэтому на него глубокое впечатление произвели ее каждодневные упражнения, приемы которых, как она сказала, были разработаны частично ею самой, а также на основании упражнений для физической закалки канадских военных летчиков и балерин из балетной школы в Джорджтауне, которую она одно время посещала. Она даже пользовалась пятифунтовыми гантелями, чему ее научил тренер олимпийской команды боксеров, который объяснил, что у женщин мышцы не приобретают выпуклой формы, как у мужчин, поскольку женские гормоны предотвращают это. Она бросила занятия йогой, когда учитель гимнастики в Риме информировал ее, что йога не придает физической силы, поскольку занятия ею только растягивают мышцы, но не сокращают их. А силу мышцы обретают только в результате расслабления и сокращения.

— Сила — это красиво, — говорила Джей Джей. — И физическая, и психологическая сила…

Подобная мысль никогда не приходила в голову Александру. Он скорее бы сказал, что сила — это понятие, не относящееся к женщине. Но теперь он обнаружил, что дело обстояло совсем наоборот. Именно проявляемая Джей Джей сила — физическая и эмоциональная — приковывала его к ней. Ее сила делала его силу более значительной, так же, как ее экстравагантность делала его богатства еще более значительными.

— Ты, наверное, покинешь меня, если я разочарую тебя, — сказал он. Он восхищался ее поведением, когда она покидала своих прежних любовников. Она не проявляла сантиментов, не испытывала чувства вины, а когда он спрашивал ее о них, она просто-напросто отметала эти вопросы.

— Все это не имеет никакого значения, — говорила она.

Александр всегда терпеть не мог женщин, которые использовали сантименты и чувство вины как средство для шантажа. Джей Джей, осознавал он, никогда бы не воспользовалась этими такими знакомыми приемами. По-своему она была столь же беспощадной и эгоистичной, как и он сам, и, видя в ней свое зеркальное отражение, он все больше восхищался ею.

— Но я, конечно, намерен всегда доставлять тебе только удовольствие, — закончил он.

Он поощрял ее жадность и восхищался ее экстравагантностью. Чем больше она тратила денег, тем больше он восхищался. Ведь деньги, как он и сам считал, нужны для того, чтобы их тратить. И чем больше их тратишь, тем более они становятся ценными, поскольку, чем больше их тратишь, тем больше покупаешь, а это и есть жизнь. Он приравнивал ее экстравагантность в покупках к ее экстравагантности в сексе и не раз подумывал о ребенке от Джей Джей. Мысль о том, чтобы иметь ребенка, зачать новую жизнь, не приходила ему в голову уже многие годы.

— Ты знаешь, Джей Джей, — говорил он, — очень немногие мужчины могли бы владеть тобой. — Он был явно доволен собой, хотя обычно скрывал подобные чувства. — А еще меньше мужчин могли бы удовлетворить тебя…

— Только ты можешь, только ты… — шептала Джей Джей.

Ту роль, которую в жизни Александра играли деньги, в жизни Джей Джей играл секс. Она любила ходить обнаженной и проводила в таком виде часы перед зеркалом, изучая свое тело с нарцисстической влюбленностью. Она принимала ванну по три раза на дню, растираясь после купания дорогими лосьонами и ароматическими маслами, а к грудям прикладывала холодную ткань, чтобы соски под крепдешиновой блузкой призывно торчали. Она все время трогала себя, бессознательно поглаживая бедра, плечи, груди, запястья, лодыжки, приглаживала и без того гладко лежащие волосы. Она была настоящей ценительницей эротических ощущений. Когда они занимались любовью с Александром, они полностью отдавались самым разнообразным наслаждениям, вновь и вновь пересекая границы, где сплетались наслаждение и боль. Его удивляло лишь одно: она никак не хотела заниматься при нем мастурбацией.

— Почему же нет? — спрашивал он.

Это она-то, не знающая никаких границ в сексе, почему-то не желала переступить эту границу…

— Я не чувствую себя прекрасной, когда я предаюсь любви сама с собой. Это совсем не то, что с мужчиной…

— Даже если бы я смотрел в это время на тебя? Даже если бы я восхищался?

— Даже тогда.

Такое ее поведение было своего рода признанием того, что как бы она ни была красива, какое бы восхищение ни вызывала и какое бы внимание к себе ни приковывала, ее красота зависела от других. Никакое зеркало не могло заменить блеск восхищения и желания в глазах мужчины, и Джей Джей, как наркоман, испытывающий потребность во все больших дозах, испытывала потребность в постоянном увеличении доз восхищения со стороны мужчин. Она посещала различные сборища и приемы, театры, балы и вечерние коктейли только для одного: видеть в глазах других восхищение и зависть по отношению к ней. Все свое существование она посвящала одному: поддержанию своей красоты, а с деньгами Александра все, что было для этого необходимо, было доступно. Она обшаривала весь мир в поисках различных снадобий. Если она прослышивала, что где-то в непальской деревушке делают какой-то чудодейственный бальзам, одним из ингредиентов которого была чистейшая горная вода, туда направлялись посыльные, которые привозили образцы этого бальзама. Когда она услышала от одной признанной, хотя и не юной красавицы, что лучше всех делает маникюр одна мулатка в Новом Орлеане, за ней посылали и доставляли ее в Париж. Все комнаты ее обиталища превратились в храм служения ее красоте. Туалетные столики и ванны были заполнены грязями из Нила, которые делали кожу еще белее, естественной косметикой для ресниц из Индии, амброй для отдушивания белья из Ливана, швейцарскими травами для очищения желудка и кишечника, используемой ювелирами тончайшей замшей для полировки ногтей, вулканическим пеплом для очищения кожи, черной пастой для чистки зубов с Цейлона, которая делала зубы ослепительно белыми, органическим уксусом для поддержания витаминного баланса кожи лица, водой из источника Эвиан из Франции, которая использовалась как основание для накладывания косметики, вытяжки из кедровых орехов, чтобы убирать малейший намек на припухлости вокруг глаз. Джей Джей стоило только пожелать чего-либо — клубники не в сезон, каких-то необычных редчайших браслетов, единственного, достойного музея экземпляра платья от «Фортуни» — и она немедленно получала это. С деньгами Александра она была императрицей.

Императрицам никогда не надо думать о выборе. Они всегда могут иметь то, что пожелают. Зачарованная возможностью иметь все, что она хочет, Джей Джей забыла об одном обстоятельстве: у императриц тоже есть чувства. Джей Джей, у которой было все, хотела все больше и больше.

— Ну не прекрасно ли?!

Это были первые слова Данте, когда он обошел великолепные апартаменты в отеле «Плаза Атене» с украшенной золотом дверью, специально установленной по заказу Александра. Данте прилетел в Париж коммерческим рейсом из Барбадоса спустя две недели после отлета Джей Джей. Эти две недели он предавался плотским наслаждениям с одним венгром (ну, конечно же, с венгром), который продал драгоценности своей жены, чтобы купить дом в Сэнди Лэйн. Данте сообщил, что Йен, пропьянствовав три дня, объявил, что продает «Бель Эр». Джей Пи Морган в конечном итоге был прав. Если вы спрашиваете, сколько стоит что-либо, вы не можете себе позволить это купить. В свое время Йен задал такой вопрос, а теперь обнаружил, что он не может позволить себе содержать «Бель Эр». Как кто-то сказал, яхта — это дыра в воде, куда уходят деньги. Йен с чувством облегчения возвращался в Торонто, к жене, к ребенку и к своему месту на фирме отца. Энсон попросту исчез, прихватив с собой красивую канадку, с которой он познакомился в «Кобблстоуне» и которую быстренько стал называть запросто — Мэри.

— В Александре есть что-то мистическое, — сказала Джей Джей. — Я никогда не видела его спящим.

— Ну, знаешь, многие не могут спать, когда в комнате есть кто-то еще, — сказал Данте. Он знал, что, с точки зрения Джей Джей, вторым после физических упражнений фактором для сохранения здоровья и красоты был сон.

— И он всегда один. У него нет даже постоянного секретаря или секретарши. Он всегда нанимает их на время, где придется. Он ни от кого не зависит. Все добившиеся успеха деловые люди всегда окружены другими людьми. Энсон всегда говорил о своих юристах, о своих партнерах по бизнесу и по гольфклубу, у Престона деловым партнером была его жена плюс к этому целый сонм юристов, у Сэма Блейса были вице-президенты и куча подхалимов, не говоря уже о Сэме Блейсе Третьем. Но Александр Рэймонт был другим человеком.

Джей Джей, которая пила очень редко, потягивала шампанское, дождавшись, пока из него выйдет весь газ. Пузырьки в шампанском, как она считала, вызывают раздражение на коже…

— Но у него есть ты, — сказал Данте.

— Но его нет у меня, — сказала Джей Джей. — В этом и состоит моя большая ошибка — я дала ему понять, что у него есть я. Он же интересуется только тем, чего у него нет, или, как он считает, не может быть.

Поначалу Джей Джей сопровождала Александра повсюду. А он постоянно пугешествовал. Париж в данный момент был его базой. Он летал в Брюссель, в Милан, в Рим, в Мадрид, в Лондон. Для него было обычным делом участвовать в трех совещаниях в разных странах в течение одного дня. Джей Джей летала с ним, быстро привыкнув к роскошным частным самолетам, всегда ожидающим их с полными баками топлива. Она сопровождала его в поездках на огромных автомобилях в отели и офисы, в банки и брокерские фирмы. Пока он совещался, она ходила по магазинам.

Джей Джей понятия не имела, в чем состоит его бизнес, а он никогда об этом не говорил. Никогда нельзя было догадаться по его настроению, хорошо или неважно идут его дела. Он не давал никакого ключа. Она никогда не видела его раздраженным, возбужденным или сердитым. Иногда лишь он выдавал свое нетерпение, по нескольку раз спрашивая, который час. Он всегда был хладнокровным, обстоятельным и неторопливым. Всем казалось, что он просто неуязвим.

Он никогда не пытался скрыть свои отношения с Джей Джей, но и не афишировал их. Он решал, когда ей следует сопровождать его для участия в светских мероприятиях, и она всегда встречала там достойный ее красоты и положения прием. Однажды она спросила его о жене.

— У нас есть договоренность, — сказал он, — когда мы находимся в одном городе, мы верны друг другу, а когда нет, то нет.

— А у тебя всегда были любовницы?

Джей Джей никогда не проявляла любопытства по отношению к другим людям, но с Александром было иначе.

— Ну, время от времени, — ответил он. Александр никогда не уходил от вопроса, но и не рассказывал ей многого, чтобы удовлетворить ее любопытство.

— Я просто не знаю, какой он, — жаловалась Джей Джей Данте. — И я понятия не имею, что он чувствует по отношению ко мне. Он ни разу не сказал, что любит меня.

— Ну, у тебя есть все, что пожелаешь, — сказал Данте. — И не говори мне, что тебе нужна еще и любовь.

— Да, я хочу любви, — сказала Джей Джей.

— Бог ты мой! Ты рассуждаешь, как примерная средняя американочка! Просто мещанка! — Это слово было самым уничижительным в словаре Данте, хуже было только слово «буржуазный». — Может, ты еще захочешь, чтобы он женился на тебе?!

— Почему же нет? Что я, не женщина?

— Не рассчитывай на большее, чем можешь иметь.

— Но я просто не знаю, как жить иначе, — сказала Джей Джей и подлила себе шампанского.

— Делай, что считаешь нужным, — сказал Данте, — но не говори потом, что я тебя не предупреждал. И хватит шампанского, а то у тебя пятна пойдут по коже.

На следующий день Джей Джей отправилась по магазинам. Она купила три меховые вещи: шубу из котика, жакет из соболя и норковый свитер с подкладкой, воротником и манжетами из кашемировой шерсти. Александр подарил ей бриллиантовые сережки.

— Ты у меня самая экстравагантная женщина в мире, — сказал он, когда преподносил ей сережки. — Я просто потрясен тобой!

— Я никогда не буду снимать их! — сказала Джей Джей, когда вдевала сережки в уши. Это был первый подарок, который Александр выбрал для нее сам, и этот подарок значил для нее одно — в жизни Александра она заняла особое место.

— Я никогда не буду их снимать, — повторила Джей Джей, любуясь на себя в зеркало. — Они так мне нравятся! Обещаю тебе, что я всегда буду носить их, — сказала она и перекрестилась.

Джей Джей сдержала свое обещание, а Александр напрочь забыл о сережках, как и об обещании. Он вспомнил об этом лишь два месяца спустя, когда увидел Джей Джей на пляже в Мексике. На ней не было абсолютно ничего, кроме этих сережек. К тому времени она уже была замужем за Сергеем. Они потихоньку покинули Париж и жили в Масатлане, где Сергей предпринимал все усилия, чтобы стать наследником, достойным своего наследства. У Сергея Рэймонта был талант бизнесмена. Он знал, когда надо быть осторожным, а когда идти на риск. На его глазах делался гостиничный бизнес, и этот бизнес был в его генах. К тому же он закончил Гарвардский университет, где изучал практику и теорию бизнеса, и он понимал силу денег. Он знал, когда их надо было расходовать, а когда накапливать.

Только одно мешало Сергею стать еще более богатым, еще более могущественным, чем его отец. Это была тайная болезнь, болезнь, которой Сергей стыдился. Периодически без всякой понятной для него причины или повода на него накатывала депрессия, причем с такой силой, что он несколько раз пытался покончить жизнь самоубийством. Он тщательно скрывал свое состояние от отца, и вообще ото всех, и когда депрессия проходила, сам побыстрее старался забыть о ней. Но когда Сергей чувствовал себя хорошо, его самочувствие было лучше, чем у кого бы то ни было. Он ощущал прилив энергии и энтузиазма. Все, за что он брался, он делал на удивление эффективно.

Но Джей Джей ничего не знала о тайне Сергея до самого последнего момента. Сейчас же, в апреле, в Париже, спустя примерно три месяца после их встречи на Бекуи, Джей Джей начала осознавать, что она надоела Александру. Ушла его былая нежность, которая так изумляла ее вначале. Иногда он бывал резок и нетерпелив с ней. Теперь нередко он предавался с ней любви, одновременно разговаривая по телефону, обсуждая дела в Техасе, Гонконге и Лондоне.

Он взял для нее платье, заказанное раньше его женой Лилиан, передумавшей брать его из салона мод. Когда Джей Джей выразила недовольство, он рассердился и несколько дней не разговаривал с ней. Он по-прежнему много путешествовал, но теперь все реже брал Джей Джей с собой. Ей не раз приходило в голову, что он завел себе новую любовницу, но она боялась спросить Александра, поскольку не хотела получить утвердительный ответ на свой вопрос. У Джей Джей сложилось такое же странное ощущение, какое в свое время и у Питера Камерона: ощущение, что, когда Александр не был в одном помещении с ней, он начисто забывал о ее существовании.

Чего не знала Джей Джей, так это того, что так же, как Александр ассоциировал деньги с вечной жизнью, он ассоциировал эмоции со смертью. Александр Рэймонт не умел и не хотел водить автомашину. Он никогда не садился на переднее сиденье. Он боялся. Он часто представлял себе, что произойдет, если он сядет за руль: он будет жать на акселератор и мчаться быстрее и быстрее, пока езда не превратится в полет, в полное освобождение от всего, пока у него не будет ни мыслей, ни сознания, ни способности контролировать себя, до тех пор, пока у него останутся лишь чувства, и только чувства. И тогда он помчится еще быстрее, вывернет руль, и автомобиль куда-нибудь врежется. От машины останется только груда лома, и то же самое произойдет с самим Александром. Его тело безвольно отдастся смерти, и он, наконец, ощутит ее. Александр мог подавлять эти мысли, только когда он бодрствовал. Но когда спал, он видел бесконечные мучительные сны только об этом. В его снах за полной свободой неизбежно следовала ужасающая катастрофа, и он чувствовал боль, удушье, ощущал, как от тела отрываются конечности, как его легкие пытаются наполниться кислородом и не могут, слышал последние удары своего сердца. Он просыпался, обливаясь потом, не зная, кричал ли он во сне так, что было слышно, или это были вопли внутри его самого. Он давно знал, что, если будет принимать такой транквилизатор, как секонал, ему не будут сниться никакие сны, И поэтому, с чувством стыда за свою зависимость от секонала, он скрытно принимал его каждый вечер и спал без снов. Но ведь это был искусственный сон.

Джей Джей давала ему то, что он мог бы испытать только в снах: ощущение полной свободы. Ему представлялось, что когда она с ним, то исчезают всякие ограничения, запреты и границы, что он мчится все быстрее и быстрее, уходя куда-то все глубже и глубже, пока не настанет момент, когда скорость и контроль потеряют всякое значение и в конечном итоге он будет не в состоянии предотвратить смертельную катастрофу. Парадокс, неразрешимый, ужасающий, гнетущий парадокс заключался в том, что он желал свободы, что ему страстно хотелось устранить все ограничения и мчаться с Джей Джей все быстрее, выше любых ограничений и границ. Но он боялся, что, если так будет продолжаться, для него это закончится гибелью.

Джей Джей тоже боялась, и нередко ее охватывала паника. Это был страх, о котором она говорила Александру на Сент-Винсенте, а он заверял ее, что никогда не позволит, чтобы она боялась, что, если она полюбит его, он покинет ее.

Это был страх, который она испытывала еще в детстве.

Ее отец, Джеймс Валериэн, трижды наживал состояния и трижды терял их. Когда у него были деньги, он возвращался домой к жене и дочери. И каждый день в доме было сплошное Рождество. Дни были наполнены любовью и радостью, вниманием и подарками.

Когда Джей Джей было восемь лет, у нее уже был маленький бриллиантик в форме сердечка, подвешенный на золотой цепочке. Когда ей исполнилось одиннадцать лет, отец подарил ей шубку из меха горностая. Шло время, Джей Джей привязывалась к отцу все сильнее, доверяла ему, и в этот момент он исчезал из дома. Исчезал отец, исчезали и деньги.

Деньги — это была любовь. Таков был главный вывод, к которому Джей Джей пришла еще в раннем детстве. Александр дал Джей Джей и деньги, и любовь, и она приходила в ужас при одной мысли, что потеряет его.

Чем более равнодушным к ней становился Александр, тем отчаяннее она хотела его. На Бекуи она инстинктивно чувствовала, как поддержать его интерес к ней. И здесь, в Париже, ее инстинкт тоже сработал. Случай пришел на помощь Джей Джей, и она им воспользовалась. Сын Александра — Сергей Рэймонт — в самый разгар его любовной связи с одной женщиной, против чего яростно возражал Александр, стал проявлять явные признаки внимания к Джей Джей.

Она, конечно, не могла знать, что однажды спасет Сергею жизнь — в самом буквальном смысле слова.