Если Анна у светофора повернет налево, то выедет на Питербороу-роуд, а там и вечеринка.

— Я был уверен, что ты предохраняешься диафрагмой! — прокричал Уоррен Ру.

Вечеринка проходила по адресу Персиваль-роуд, 13. Это как раз за Питербороу-Армз в Шепердс-Буш. Ру утверждала, что это место очень легко найти. Она свирепо посмотрела на Уоррена и начала объяснять, что Анна должна ехать по Спенсер-стрит, затем пересечь Трейси-стрит. На Питербороу-роуд ей нужно повернуть налево. Там везде есть дорожные указатели.

— Значит, по-твоему, это только моя святая обязанность — предохраняться?

Уоррен же настаивал, что Анне вообще не следует выезжать на Спенсер-стрит. Наоборот, она должна повернуть направо около знака «мост» на Трейси-стрит. Так она сразу попадет на Питербороу-роуд. Уоррен напомнил жене, что в субботу вечером на Спенсер-стрит просто не проехать.

— И что ты мне предлагаешь? Избавиться от него?.. — продолжала выяснение отношений Ру.

— Я этого не говорил.

— Уоррен, это уже живой человек. Даже на этой стадии у него уже есть зачатки мозга.

— Жалко, что твой мозг до сих пор не вышел из этой стадии.

У светофора не было поворота налево, и Анна остановилась напротив родильного дома. В нос бил тяжелый, дымный запах выхлопных газов других машин. В машине было темно, и Анна на ощупь искала на полу дорожную карту Лондона. Но тут она вспомнила, что отец отремонтировал ей свет в машине. Ее отец, инженер-строитель по профессии, мог починить что угодно. Включив свет, Анна сразу же нашла свою «Карту всех дорог Лондона». Она полистала ее без особого энтузиазма. Как бы ей хотелось, чтобы отец был сейчас рядом с ней. Папа обязательно подсказал бы ей, что делать. Карта рассыпалась на листы, западная часть Лондона держалась практически на одной нитке.

Наконец у нее в руках оказалась карта нужного ей района.

А не повернуть ли ей обратно домой, подумала Анна. А что, если Том и правда окажется тем самым мужчиной, который поможет ей крепко спать по ночам? И все-таки с каждым годом Анна становилась менее требовательной к своему воображаемому «идеальному мужчине», убавляя его шевелюру и прибавляя ему морщин. Даже когда Анна лежала в постели, в темноте, этот очаровательный молодой принц уже казался ей слишком нереальным.

Анна узнала его по тем приметам, по которым всегда отличала англичан за границей. Она испытала радость привычного узнавания — еще один бледнокожий вежливый британец, с другой стороны, все это «истинно британское» вызывало у нее какое-то отторжение, напоминая ей о доме. Он оказался полной противоположностью ее «идеального мужчины». Этакий мистер Никакой. Они случайно встретились взглядами в комнате, заполненной симпатичными, оживленными мужчинами в обтягивающих футболках и угрюмыми, саркастичными женщинами со сложными прическами. Он улыбнулся ей. И Анна улыбнулась в ответ, но только для того, чтобы создать иллюзию, что ей хорошо. Он оказался даже еще некрасивее, чем она ожидала. Волосы, например, неопределенного цвета — темнее, чем белокурые, но в, то, же время светлее, чем русые.

Все остальные гости были совсем молоденькими. За последние десять лет, пока Анна сидела дома и смотрела телевизор, давно уже выросло новое поколение. Похоже, все они были довольны собой. Они казались какими-то нереальными. У Анны было такое чувство, будто она попала за кулисы студенческой постановки «Сон в летнюю ночь». Она опять встретилась взглядом с мистером Никаким, который держался в этой обстановке так же принужденно и неловко, как сама Анна. Она переходила из комнаты в комнату в поисках Ру, и ее вдруг озарило, что до сегодняшнего вечера она тоже считала себя слишком молодой. Ей, например, всегда было намного уютнее в конце вагона — там, где обычно хихикали и шушукались школьницы, а не среди подруг Ру — замужних, обремененных детьми и кредитами. А сейчас Анна почувствовала, что на глазах превращается в свою мать. Увидев девушку в крошечном топе и шортах, она про себя подумала, как сделала бы ее мать: «Чудесно, дорогая. Но почему ты пришла в нижнем белье?» В другой комнате, обвешанной колонками и усилителями: «Чудесно, дорогой. А тебе свои собственные мысли слышно?» Добравшись до гостиной и увидев на столе щепотки кокаина, а рядом нюхающих его людей, Анна поразилась: «О боже. В мое время…»

Когда ее мать была молода, женщины сами шли навстречу мужчинам. Они не покладая рук и в поте лица искали себе мужей. Замужество давало им гарантию обеспеченной жизни до конца дней. Мать спрашивала Анну: «Ты что, не можешь себе найти кого-нибудь? Не слишком ли ты разборчива?» Во времена маминой молодости замуж выходили просто, за кого угодно, и всё тут. «Но ведь ты, же любила отца, когда выходила за него?» — недоумевала Анна. «Нет». В ее молодости замуж выходили без любви. И вообще она была влюблена в друга отца — Энтони Хаверстока. Анна должна помнить Энтони — лысого, кривоногого коротышку. В ее молодости никто не обращал внимания на внешность мужчины. Замуж выходили за любого. Она не вышла замуж за Энтони только потому, что Энтони предпочел Одри. Барбара произнесла это таким тоном, как если бы сказала «Энтони предпочел маргарин».

Теперь Анна осознала, что раз уж она подумала про себя: «В мое время…» — это значит, что, по-видимому, ее время уже прошло. Во времена Анны, само собой, тоже была «травка», но с тех пор наркотики шагнули далеко вперед. Хотя Джастин Квили, которая была студенткой Лондонского колледжа искусств, конечно, поспорила бы с этим. Даже тогда, в 1986 году, все зависело от того, где искать наркоту. Анна просто проводила время не с теми людьми.

Анна всегда плелась в хвосте за своей подружкой Джастин. Когда им исполнилось по тринадцать лет, у Анны под маечкой только-только начала округляться грудь, а Джастин уже прикупила себе бюстгальтер первого размера.

— Не волнуйся, — успокаивала тогда Анну мама, — всему свое время, против природы не пойдешь.

Она тогда мечтала лечь спать однажды вечером и проснуться такой, как Джастин, или, по крайней мере, стать такой девушкой, которая спокойно произносит слово «трахаться» и умеет пользоваться им в нужном месте и в нужное время. Такой, как Джастин, которая сделала себе татуировку и рискнула уже опробовать на себе тампоны. Но у Анны все было выдуманное, даже ее парни существовали лишь у нее в воображении. И разговаривала она языком романтических журналов для подростков.

Какие парни тебе нравятся?

Если большинство твоих ответов — «О, то тебе абсолютно все равно, какой у тебя парень. Ты — неисправимая кокетка. Нахальные или застенчивые — тебе все равно. Ты будешь болтаться со всеми парнями вокруг, излучая радость лета!

Пока Анна потихоньку излучала радость лета на своих первых вечеринках с парнями, Джастин потеряла невинность. Раскуривая вместе с хозяином вечеринки Расселом Кокером свою первую сигарету с гашишем, Джастин смеялась над Анной, которая боялась притронуться даже к фруктовому пуншу, ведь он такой крепкий!

— Да попробуй ты этот чертов пунш! — глумилась Джастин.

— Я не могу, — простонала Анна, в то время как ее подруга пила из горлышка сидр и курила гашиш, любезно предоставленный Расселом Кокером.

Анне представлялись смутные образы ее взрослого будущего: взрослые мужчины чокаются хрустальными бокалами, а взрослые женщины сидят вокруг кастрюльки для приготовления фондю и макают кусочки сырого мяса в кипящее оливковое масло.

— Извините, — проговорила Анна, когда какой-то мужчина задел ее локтем.

Она пыталась найти кухню и Ру с Уорреном. Но в длинном, узком коридоре толпилось слишком много народу.

— Ру! — крикнула Анна.

В такие моменты Анне очень хотелось, чтоб ее подругу звали как-нибудь иначе, или, по крайней мере, называли ее настоящим, полным именем — Розмари. Выкрикнув имя подруги, она почувствовала себя телеведущей детской передачи, которая обращается к своему партнеру — игрушечному персонажу. А иногда Анне очень хотелось сократить и свое собственное имя. Она бы чувствовала себя более счастливой, если бы незнакомые люди называли ее, скажем, Анни… Ру не слышала, что Анна зовет ее: она была увлечена разговором с молодым человеком в замшевом пиджаке и рубашке а-ля семидесятые.

— Я компьютерщик.

Анна уже стояла рядом с ними, но Ру ее не замечала.

— Правда? — захихикала Ру.

Ру флиртовала потому только, что Уоррен находился в пределах слышимости. Ее реплики предназначались скорее для Уоррена, чем для компьютерщика. Это было ясно как белый день — по крайней мере, для Анны.

— Вы меня разыгрываете, не может такого быть, чтобы вам было тридцать! Выглядите на восемнадцать.

— Скажите это моему мужу. — Она посмотрела на скучающего Уоррена, который пил пиво, облокотившись на кухонную плиту. — Я уже старуха. Из всех мужчин на меня еще обращают внимание только акушеры.

— Да ну, — рассмеялся Компьютерщик, брызжа слюной. — Скажите еще, что у вас и дети есть.

— Есть. Я теперь мать-героиня.

— Что-то слабо верится, — упорствовал он, а сам ощупывал глазами фигуру Ру.

— Можете мне поверить, у меня два с половиной ребенка…

— С половиной?

— Я беременна.

Ру светилась от счастья. Казалось, до нее только что дошло, что она вот-вот превысит средний показатель деторождения по стране. Уоррен рыгнул.

— Невероятно! — воскликнул компьютерщик и замотал головой. — Беременна?.. Вот это да! А выглядите слишком молодо для матери семейства.

Тот факт, что она ждет ребенка, не отпугнул его. Во всяком случае, не сейчас, когда он был на пути к успеху.

— Что делать! Мы, мамочки, выглядим все моложе и моложе, — сказала Ру, изучая обручальное кольцо с таким видом, будто видит его впервые. — Прямо как полицейские.

— Привет, — вмешалась Анна, чувствуя себя обязанной, хотя бы ради блага Дэйзи и Оскара, прервать эту легкомысленную, опасную игру. Игра развивалась следующим образом:

Ру откинула волосы и захихикала, слегка опустив подбородок.

Компьютерщик выгнул спину, расправил плечи, громко засмеялся и ослабил воротничок.

Ру пошутила по поводу акушеров и кокетливо склонила голову набок.

Компьютерщик как бы случайно дотронулся до нее правой рукой.

Ру обозвала себя «толстенной», хотя на самом деле была такой худенькой, будто из нее выкачали весь жир специальным аппаратом.

Компьютерщик уставился на нее так, будто был не в силах поверить, что можно войти в тело Ру и выйти из него, не говоря уже о том, что этим пользуются муж и дети.

Анна не собиралась ждать, чем все это закончится.

— А, это ты, — с упреком в голосе сказала Ру.

В который раз Анна поняла, что сделала что-то не так, — нутром почувствовала. Она все время сознавала собственные недостатки в глазах Ру, и понимала, что от нее ожидают большего. Ру — более преданная подруга, чем Анна. В трудную минуту Ру всегда будет рядом с бутылкой белого вина и плиткой бельгийского шоколада. К тому же она добрее и, в общем, податливее Анны, которая терпеть не может, когда ее обнимают, если только это не часть секса и предвестник полового акта. Да, Анна — зажатая, но разве это не вина ее матери? Барбара Поттер никогда не показывала свою любовь — пусть, мол, «всей этой чепухой» занимается молодое поколение.

— Так ты познакомилась с Томом?

— Как? Я же его не знаю. Между прочим, ты мне так запутанно объяснила дорогу…

— Я так и знала, что буду у тебя виновата.

— А Том здесь? Кстати, мои поздравления по поводу ребенка.

— Ага.

Ру отвернулась от компьютерщика и спросила уже намного тише:

— Анна, ты правда считаешь, что это хорошие новости?

— Конечно.

— Жаль, что Уоррен другого мнения.

— Подожди немного, и он переменит свое мнение, — сказала Анна и с бодрой улыбкой глянула в сторону Уоррена. — Насколько я знаю Уоррена.

— Ладно, пойдем скорей. Я познакомлю тебя с Томом.

— Дай я сначала выпью.

— Как, вы уже уходите? — огорчился компьютерщик, когда Ру взяла свой пластиковый стаканчик с вином. Вино было теплое, как моча.

— Приятно было познакомиться, — сказала Ру самым обыденным тоном, как будто компьютерщик должен был с самого начала обо всем догадаться: она флиртовала с единственной целью — доказать себе, что она все еще в форме. Намек был более чем очевидным. Разве он не видит, что она беременна, она демонстрировала ему это всем своим видом, стоя так, как обычно стоят женщины уже на последних месяцах беременности: руки на пояснице, живот выставлен вперед.

— Ладно, Анна, пойдем.

— Сначала я хочу выпить пива.

— Анна, ради бога! Мы же не застанем Тома. Откровенно говоря, Анна воображала, что от ее смущения и неловкости знакомство с Томом станет лишь романтичнее. Слишком долгое ожидание придаст встрече волнующую значительность и драматизм. Том будет, конечно же, красивым, утонченным, необычным человеком, творческой натурой. Короче, таким же, как ОН. Разница только в том, что с Томом их отношения дойдут до логического конца — она выйдет за него замуж, и они вместе будут ходить в парки, магазины. У них будет четверо детей, и все они будут похожи на нее, и в конце концов они умрут в один день, и их похоронят рядом, под одной надгробной плитой. И вот тогда мать оставит Анну в покое.

— Ладно, ладно. Давай сначала ты познакомишь меня с Томом.

Ру провела Анну через коридор в гостиную. Она остановилась, огляделась вокруг и наконец сказала:

— Ага, он все еще здесь.

Точно, Анна была абсолютно права, потому что Ру вела ее к мужчине, очень похожему на НЕГО. Даже в этой толпе выделялся его профиль с высокими скулами. По пути она сказала «извините» мистеру Никакому, который вдруг вырос перед ними.

— Том, — сказала вдруг Ру, схватив Антипода за руку.

Какое разочарование! Анне пришлось признать, что ее очень даже привлекала перспектива познакомиться с тем скуластым молодым человеком. А Том оказался таким обыкновенным! И совсем даже не высоким. Его лицо вылетало из памяти уже через минуту, а его светлые волосы были какого-то грязного оттенка. Да, Том — скромный герой второго плана, который удачно оттеняет красоту других, таких, как тот скуластый, который сейчас улыбается то ли Анне, то ли Ру. Интересно все-таки, кому именно.

— Том, помнишь, я рассказывала тебе про Анну? — начала было Ру, но остановилась на полуслове, как будто внезапно потеряла всякий интерес к подруге. — Ой, там моя кузина, — сказала она и ушла, оставив смущенную Анну одну. Анна принялась рассматривать стыки обоев на стене, жалея о том, что приехала сюда. Лучше бы она осталась дома с Мирной! Скуластый незнакомец тоже куда-то исчез.

— Черт! Извини, — произнес Том. Его кто-то толкнул, проходя мимо, и вино из его бокала выплеснулось Анне на рукав.

— Ничего, я сама виновата, — она промокнула пятно на рукаве салфеткой и подумала: ну почему она все время чувствует себя виноватой? Даже если бы перед ней стоял Сталин, умоляя ее простить его за все преступления против человечества, Анна перебила бы его и сказала: «Нет-нет. Я уверена, это моя вина».

— Значит, ты и есть подруга Ру?

— Да, по Политеху.

Стоит ли объяснять ему, почему она не пошла учиться в университет? Как правило, стоило ей упомянуть слово «политехнический», и она пускалась в пространные объяснения: какое плохонькое образование дала ей средняя государственная викторианская школа, а комиссия на экзаменах слишком строго судила, а директор был пьяницей. Но сегодня она даже не заикнулась о том, что с тех пор, как она закончила политехнический институт в Арндейле, он получил университетский статус.

Казалось, ему все это не очень интересно. Анна размышляла: а не уйти ли ей отсюда под каким-нибудь предлогом, например, пробормотав, что ей нужно в уборную, но тут к ним подошел незнакомец с сигаретой в руке и прервал ход ее мыслей.

— Подпалите? — спросил он с немецким акцентом.

— Нет, не курю. Бросил с сегодняшнего дня, — ответил Том.

Такое совпадение убедило Анну остаться.

— Я тоже сегодня бросила курить, — сказала она.

— Подпалите? — передразнил Том, глядя вслед удаляющемуся немцу. — Должно быть, это новомодное молодежное словечко.

— Похоже на то, — откликнулась Анна.

— Да, на вечеринку надо приходить со словарем молодежного сленга.

— Точно. — Ей однозначно нравилась его улыбка.

— Не переживай, я буду твоим переводчиком.

— Спасибо. — Впрочем, любая улыбка, наверное, вызывает симпатию, подумала Анна.

— Предлагаю тест, — сказал Том. — Если на вечеринке к вам подходит молодой человек и спрашивает «Подпалите?», то вы: а) даете ему прикурить; б) поджигаете его; в) вызываете полицию.

Теперь и Анна заулыбалась.

Из-за громкой музыки они практически не слышали друг друга. Анна размышляла: а не оставить ли ей Тома и пойти поискать Ру? Но туг Том спросил, не хочет ли она подышать свежим воздухом. Она согласилась, и теперь Том повел ее за руку к выходу. Они прошли через кухню, где Анна увидела Ру и Уоррена, которые все еще спорили о том, кто виноват в том, что Ру беременна.

— Конечно, это я виноват. Должно быть, я очень плодовит.

— Ну что ты. Я уверена, что это всецело моя вина. В моем роду все многодетные.

Том вытащил из упаковки две банки пива и на ходу стал открывать их. Дверь, ведущая из кухни на задний дворик, с трудом поддалась, и они вышли наружу. Им в нос ударил запах осенней травы, который напомнил Анне о дне рождения Рассела Кокера, когда ему исполнилось тринадцать в далеком 1980 году. Запах сырой, все еще зеленой травы. Чарли тогда втолкнул Анне в рот свой мокрый язык. У нее были надеты металлические пластинки для исправления прикуса, и все звали ее «железные зубы». Теперь ей даже показалось, что она вот-вот увидит мальчишек, орошающих мочой кусты роз в саду, и Пола Моубри, блюющего на рододендроны. Она почти что чувствовала знакомый, приятный запах маминого дезодоранта. Но рядом был только Том.

— Как ты? — спросил он. — Лично я просто помираю — так хочется закурить.

— Мне тоже. Кстати говоря, мне еще несколько лет можно наслаждаться сигаретами. Если ты бросаешь курить в тридцать пять, то к сорока твой организм успевает полностью очиститься, как если бы ты никогда и не курил. В сорок твои легкие абсолютно чистые.

— Где ты это вычитала?

— В журнале «Ланцет».

Мирна выписывала медицинские журналы, чтобы всегда быть в курсе относительно новейших болезней.

— То есть мне можно пока курить вволю, ведь мне сейчас тридцать один.

— А мне тогда осталось всего два года — мне тридцать три.

— Но у нас же с тобой нет…

— Точно, то есть мы можем только рассуждать.

Но Том не собирался так легко сдаваться, он знал, что хозяин вечеринки курит и отправился на поиски кузины Ру. На этом совместное времяпровождение Анны и Тома могло бы и закончиться, так как его отлучка предоставляла Анне прекрасную возможность улизнуть. Ей и в самом деле пришла в голову мысль убежать и спрятаться в туалете, как когда-то, в тринадцать лет. Но в тридцать один у нее уже не было той энергии. В тринадцать она убежала от Чарли, чья дрожащая рука блуждала под складками ее короткой юбки. «Нет, не надо», — умоляла его Анна, памятуя о советах Кэти и Клэр, отвечающих на письма читателей в газетной рубрике «Личное»: «Не позволяй парням заходить слишком далеко. Никогда не доходи до конца. Помни, главное в человеке — не внешность, а личность, что бы там парни тебе ни говорили…» Анна тогда убежала и закрылась в туалете на втором этаже. Сидела там и придумывала план побега: как она разобьет стекло, протиснется сквозь узкое окошко и сбежит через внутренний дворик с розовыми кустами. Отхлебнув глоток сидра, она услышала под окнами голоса, дружно скандировавшие: «Анна Поттер — девственница! Железные зубы — девственница!»

Том вернулся с распечатанной наполовину пустой пачкой сигарет «Силк Кат». Он протянул их Анне и победоносно произнес:

— Целых полпачки!

Она затянулась, и легкие у нее расширились.

— Я только одну, — произнесла Анна, разглядывая сохнущее на веревке белоснежное нижнее белье, раскачивающееся по другую сторону забора. — Я действительно завтра брошу.

— Хорошо. Тогда я оставлю их себе. Мне пришлось здорово потрудиться, чтобы раздобыть их. Понятно, они вредят моему здоровью. Ну, и здоровью окружающих тоже, если верить всем этим умникам, нюхающим кокаин в доме.

— В наши дни курить — это все равно, что раньше было нюхать табак, — сказала Анна.

— И не говори. Привычка наших предков… Господи, я даже и не знаю, зачем я здесь, — вздохнул Том.

— Ну, так и почему же ты здесь?

— Почему я здесь? Ну, эту вечеринку устроила моя лаборантка, и мне хотелось вновь почувствовать себя молодым. Меня так долго приглашали исключительно на званые ужины, и… Я почувствовал себя глубоким стариком.

Наступила очередь Анны что-нибудь сказать. Прошло каких-то восемнадцать лет с той самой вечеринки у Рассела Кокера, и наконец-то личность возобладала над внешностью.

— Чем ты занимаешься? — в итоге спросила Анна. Но она бы предпочла, чтобы сейчас о ней судили не по ее характеру, а по женственным округлостям, заполняющим бюстгальтер фирмы «Вандербра». Потому что в свои тринадцать она потеряла юность, затем рассталась со своей невинностью, а ее неиссякаемое веселье, наверное, так и осталось в гостиной дома Рассела Кокера.

— Я учитель, — сообщил Том, и это положило начало разговору о карьерах.

Вскоре Том повел речь о «хреновой государственной политике в сфере образования», что подтолкнуло их к обсуждению политических вопросов. Основная проблема британцев, сказал он, в том, что они всегда выбирают консерваторов. Анна согласилась с этим, но добавила, что виновата во всем выборная система в Великобритании, работающая по принципу простого большинства, именно это и превращает страну в однопартийное государство.

Он удивленно посмотрел на нее.

Конечно, обычно Анна притворялась, что она абсолютно не разбирается в политике, специально путала названия партий и старалась, чтобы никто не узнал о том, чем ее отец занимается в свободное время. В Политехе в основном придерживались левых взглядов, и Анна стала бы изгоем, если бы обнаружилось, что Дон Поттер — член консервативной партии. А сейчас Анна в этом призналась. Она выросла в семье, где за результатами местных выборов следили так же внимательно, как, возможно, в семье Тома следили за результатами футбольных матчей. Том рассмеялся и признался, что он воспитывался в такой же семье, с той лишь разницей, что его отец был активистом местной ячейки партии лейбористов. Анна ответила, что она бы предпочла быть на его месте, потому что тогда на студенческих демонстрациях она чувствовала бы себя намного увереннее. А так ей все время приходилось делать вид, что она никогда в жизни не встречалась с этой «воровкой Маргарет Тэтчер», и не испытывать неловкость за отца, выступающего на съездах консервативной партии. Как ни странно, откровения Анны произвели на Тома сильное впечатление. Он поневоле заинтересовался личностью отца Анны, который (если проводить аналогию) был для него, ярого болельщика «Арсенала», чем-то вроде центрального нападающего «Челси».

— Ты не замерзла? — спросил Том и раздавил пустую банку из-под пива, так что она приняла форму песочных часов.

— Нет, мне тепло. Это куртка моего бойфренда. Вернее, бывшего бойфренда. Мы совсем недавно расстались, так что, по крайней мере, мне достались хоть какие-то отступные.

Так они перешли к теме отношений между мужчиной и женщиной. Он сказал, что у него уже довольно долгое время никого нет. Анна рассказала о НЕМ. Рассказывала долго, рискуя надоесть Тому. О том, что он ненавидел лосьоны после бритья и большие города. О том, что под внешней оболочкой у него скрывалось золотое сердце.

— Ты все еще любишь его?

— Знаю, я слишком много говорю о нем.

— Все нормально, можешь говорить о нем сколько тебе угодно.

И они говорили о ЕГО творчестве и о ЕГО ранимости до тех пор, пока Том тоном учителя не велел Анне оставить траву в покое.

— Что?

— Ты уже всю траву повыдергивала.

Это почему-то опять напомнило Анне о НЕМ. Они еще немного поговорили о том, что за его очарованием таилась дьявольская сущность. О ЕГО отказе встречаться с Анной вечером по пятницам. О ЕГО других женщинах.

— И что, разве ты считаешь, что это был достаточно прочный фундамент для серьезных отношений?

— Н-у-у-у, конечно, нет. А что, по-твоему, может стать таким фундаментом?

— Не знаю. Может быть, терпение?..

— Может, но у Ру с Уорреном оно есть, — сказала Анна, продолжая дергать траву. — Ты знаешь, что они вместе уже шестнадцать лет? Если не считать мужчин Ру и женщин Уоррена, которые были у них до свадьбы. Шестнадцать лет! Так что терпение — это еще не все.

Иногда ей кажется, сказала Анна, что у Ру и Уоррена отношения основываются исключительно на сексе.

Том заинтересовался.

Наклевывался разговор о сексе. Но Анна считала, что их разговор и так уже зашел слишком далеко. Она очень устала. Ей пора домой. Зевок как бы подтвердил ее слова. Она подняла с земли свою шерстяную сумку. Из дома за их спиной доносились звуки.

Том сказал, что ему тоже пора. Анна посмотрела на него и подумала: если бы завтра ей надо было опознать его, смогла бы она узнать его в ряду других лиц? Она сильно в этом сомневалась. В его лице не было ничего запоминающегося. Том сказал, что он вызовет такси. Но сначала проводит Анну до машины.

— Моя машина голубого цвета. Вон она.

— Ты дашь мне свой телефон?

Они должны встретиться опять. Было бы здорово еще раз послушать про НЕГО. И Анна нацарапала номер своего телефона на обложке школьной тетрадки какой-то ученицы. К счастью, у нее, как обычно, оказалась с собой ручка.

У Тома была единственная проблема: он был слишком обыкновенным. И, как учитель химии, он, вероятно, догадывался, что между ними происходит слишком слабая химическая реакция.

Той ночью Анне приснилось, что она опять студентка Политеха.

— Как ты думаешь, я понравилась Тому? — спрашивала ее Ру.

— Вот уж никогда бы не подумала, что он твой тип мужчины.

— Знаю. Но что же мне делать? Он не давал мне прохода.

— Разве? — спросила Анна с сомнением в голосе и быстро добавила: — Я хочу сказать, что я этого не заметила.

— Почему ты не познакомила нас раньше? — спрашивала Ру.

— Я знакомила. Но тогда тебе понравился ОН. Ты знаешь кто? Мой бойфренд!

— О господи. Я не знаю, что мне делать. Тебе не кажется, что Том слишком обыкновенный, или это я такая?

— Послушай, Ру, я должна тебе кое-что сказать…

— Ты должна организовать вечеринку…

— Я собираюсь выйти за него замуж.

— Ты собираешься выйти за него замуж?! — В ее голосе слышались нотки паники. — Анна, дай мне номер его телефона. Я должна ему позвонить.