Я повернула кран до упора, дождалась, пока вода станет горячей, и залезла под душ. Было семь часов утра, прохладного, свежего весеннего утра. Проснувшись, я первым делом вспомнила о том, что сегодня мне не надо идти на работу. А в следующее мгновение о том, что жизнь моя вышла из привычного русла.

Никогда прежде со мной не происходило ничего из ряда вон выходящего. Жизнь моя текла плавно, ухитряясь обходиться как без счастливых, так и безгорестных событий. Мои родители развелись, в этом не было ничего хорошего, но назвать это большим несчастьем не поворачивался язык. Даже я понимала, что им будет лучше друг без друга. К тому же, когда это произошло, я уже получила водительские права, так что им не пришлось ломать копья, решая, с кем останется их единственное чадо. Быть может, развод родителей лишил меня некоторых иллюзий, но, в конце концов, иллюзии — довольно вредная вещь.

Сколько себя помню, я вела размеренное и упорядоченное существование, несмотря на все катаклизмы, потрясавшие этот безумный мир. Для роли библиотекарши в маленьком провинциальном городе я подходила идеально. Признаюсь, иногда меня охватывало желание попробовать себя в других, более эффектных ролях. В фильмах со скромными библиотекаршами частенько происходят разительные метаморфозы. Эти серые мышки отбрасывают прочь свои очки, распускают волосы, собранные на затылке в пучок, и превращаются в роковых красоток.

Как знать, может, нечто подобное произойдет и со мной. Первый крутой вираж, который совершила моя судьба, я выдержала неплохо. Утверждать, что вчера я держалась безупречно, было бы некоторым преувеличением. И все же я не без оснований гордилась собой.

Как обычно, я потратила уйму усилий, расчесывая свою непослушную гриву. Когда с волосами было покончено, я натянула старые джинсы и свитер, сунула ноги в мокасины, спустилась в кухню и приготовила себе большую чашку кофе. На прошлой неделе установилась такая славная погода, что я вытащила во двор пластмассовый стол и шезлонг. Нынешним утром я решила выпить кофе на свежем воздухе. Захватив по дороге подсунутые под дверь газеты, я поставила чашку на стол и растянулась в шезлонге. Никто не нарушал моего уединения. Конечно, Крэндаллы и мой новый сосед Робин Крузо могли увидеть меня из своих окон, но это было маловероятно. Во всех наших таунхаусах во внутренний двор выходили только окна гостевых спален, которые большую часть времени пустовали.

Развернув местную газету, я убедилась, что Салли не удалось тиснуть статью о вчерашнем происшествии. В этом не было ничего удивительного — наверняка газета была сдана в набор прежде, чем я обнаружила труп. Лоренсетонский корреспондент утренней газеты, выходившей в Атланте, оказался удачливее. «Жительница Лоренсетона найдена мертвой», — гласил заголовок в разделе «Городские новости». Заголовок, мягко говоря, не слишком оригинальный. Всякому, кто занимается изучением убийств, приходится читать десятки статей, озаглавленных подобным образом.

Стараясь не смотреть на фотографию мертвой Мэми, я пробежала статью глазами. Особых чудес осведомленности корреспондент не проявил. Из статьи я узнала лишь одну деталь, неизвестную мне прежде: полиция не сумела найти сумочку Мэми. Прочтя об этом, я невольно нахмурилась. Пропавшая сумочка никак не укладывалась в тщательно продуманный сценарий. В статье не было ни малейшего намека на то, что произошедшее убийство не относится к числу заурядных и, по сути, является римейком громкого преступления прошлых лет. Должно быть, в полиции сочли, что это обстоятельство лучше не предавать огласке, решила я. Но, как говорится, шила в мешке не утаишь. Хотя в последнее время многие жители Лоренсетона каждый день ездят на работу в Атланту, он остается маленьким провинциальным городом. А жизнь в маленьких провинциальных городах течет по своим законам. Новости здесь распространяются с головокружительной быстротой.

Пробежав статью еще раз, я невольно задержалась взглядом на собственном имени. Наконец-то им не довелось попасть на страницы прессы. «Мисс Тигарден, обеспокоенная долгим отсутствием миссис Райт, отправилась на поиски и обнаружила в кухне тело убитой», — говорилось в статье. Я вздрогнула. Стертая газетная фраза казалась такой обыденной. Она ни в малой мере не передавала ужаса, который я испытала.

Телефонный звонок, долетевший из кухни, отвлек меня от размышлений. Мама, догадалась я. Наверняка она места себе не находит от волнения. Войдя в кухню, я сняла телефонную трубку и налила себе еще кофе.

— Представляю, какого страху ты натерпелась вчера, — донесся до меня голос мамы. — Вчера вечером Джон Квинслэнд явился ко мне сразу, как только полицейские его отпустили, и рассказал обо всем. Я ушам своим не поверила.

Судя по всему, Джон Квинслэнд полон решимости завоевать сердце моей прекрасной родительницы. Задача, прямо скажем, не из простых. Мама слишком долго жила одна, хотя и не обрекала себя на монашеское существование.

— Не так уж сильно я испугалась, — заявила я.

— Неужели? — поразилась мама. — На твоем месте я умерла бы со страху.

— Ну, честно сказать, я тоже… пережила шок. Но сейчас уже совершенно пришла в себя.

Я не кривила душой. По мере того как события вчерашнего вечера отодвигались в прошлое, они представлялись мне все более увлекательными. Что ни говори, подобное потрясение здорово возбуждает. Нет, разумеется, у меня не было желания превращаться в бессердечное чудовище. Я по-прежнему сожалела о несчастной Мэми и с содроганием вспоминала картину, открывшуюся мне на кухне.

— Да, кто бы мог подумать, что подобное злодейство возможно в нашем городе, — пробормотала мама.

Никто из нас не знал, что сказать еще.

— Вчера мне звонил твой отец, — вспомнила мама. — Сказал, что никак не может до тебя дозвониться. Наверняка ты опять плохо положила трубку. И когда ты избавишься от этой дурацкой привычки?

— Вчера я так устала, что не соображала, что делаю. А утром сразу положила трубку на место.

— Отец, конечно, тоже страшно волновался. О том, как ты все это перенесла. Да, он сказал, что на следующие выходные ты обещала взять Филиппа. Он просил позвонить ему, если ты передумала. Уверял, что не будет в претензии, просто изменит свои планы.

Я догадывалась, мама сдерживается изо всех сил, чтобы не назвать своего бывшего мужа бесчувственной скотиной. Уж конечно, она убеждена, что в подобной ситуации рассуждать о каких-то планах на выходные — верх эгоизма и бестактности.

Да, я забыла упомянуть, что у меня есть сводный брат Филипп, человек шести лет от роду. Замечательный мальчуган, неистощимый на всякие выдумки и проделки. Конечно, выходные в его обществе — это серьезное испытание для моих нервов, но время от времени я решаюсь на такой подвиг. Однако со всеми этими потрясениями я совершенно забыла, что папа и его вторая жена Бетти Джо — после Аиды Тигарден он ударился в другую крайность — собираются в Чатанугу на какую-то конференцию.

— Я позвоню ему позднее, — пообещала я. — Думаю, мы все устроим.

— Если я тебе понадоблюсь, непременно позвони, — заявила мама. — Хочешь, я приеду к тебе и приготовлю обед? Или ты приезжай ко мне. Проведем весь день вместе.

— Как-нибудь в другой раз. Не волнуйся, мама. Со мной все в полном порядке.

Если в последнем утверждении и содержалось преувеличение, то весьма незначительное. Хотя, конечно, избитая фраза «со мной все в порядке» не слишком точно выражала мое нынешнее состояние. Внезапно мне захотелось поделиться своими чувствами с мамой. Но слова не могли передать того, что творилось у меня в душе. Не могла же я сказать:

«Я чувствую себя более живой, чем чувствовала все эти годы». Тем не менее это было правдой. Наконец-то сонную заводь моей жизни возмутило действительно значительное событие. Вместо того чтобы ковыряться в подробностях громких убийств, произошедших давным-давно, жить давно погасшими страстями, от которых остались лишь пожелтевшие газетные страницы, я сама стала действующим лицом кровавой драмы. Вышла на сцену, оказавшись в средоточии неведомых сил: злобы, зависти, отчаяния. Но, пожалуй, попытайся я объяснить это маме, она сочла бы меня сумасшедшей.

— Не такая уж я тонкая натура, чтобы впасть в депрессию при виде трупа, — произнесла я нарочито бодрым голосом. — К тому же полиции в любое время могут понадобиться мои показания. Так что мне лучше оставаться дома.

— Хорошо, Аврора. Если тебе вдруг станет не по себе, сразу звони. И помни, что я всегда рада тебя видеть.

Повесив трубку, я ощутила внезапный прилив энергии. Огляделась по сторонам и решила, что энергию эту стоит направить на благое дело. А именно на приведение в порядок своей скромной обители. Я вымыла посуду, расставила вещи по местам, потом вихрем взлетела наверх, застелила постель, убрала одежду в шкаф и повесила в ванной новый рулон туалетной бумаги. В спальне для гостей, которую я практически не использовала, царила безукоризненная чистота. Я вновь метнулась к шкафу, собрала в охапку все вещи, требующие стирки, и загрузила их в стиральную машину.

Когда я вновь взглянула на часы, они показывали без пятнадцати девять. До визита Артура Смита осталось всего ничего. Я поднялась наверх, чтобы навести красоту. Косметикой я пользуюсь весьма умеренно и могу сделать нехитрый макияж, почти не заглядывая в зеркало. На этот раз я изменила своей привычке и, усевшись перед зеркалом, принялась придирчиво изучать собственное отражение. Увы, пока что моя невзрачная наружность не претерпела ровным счетом никаких перемен. Лицо оставалось бледным и широкоскулым, короткий и довольно толстый нос служил идеальной опорой для очков, а глаза, спрятанные за этими самыми очками, по-прежнему были круглыми и карими. Волосы густой блестящей волной падали мне на плечи и закрывали половину спины. Впервые в жизни я оставила их распущенными. Я понимала, что ходить такой лахудрой страшно неудобно: волосы будут лезть мне в рот, цепляться за дужки очков и за все окружающие предметы. Но мне было наплевать! Услыхав, что в переднюю дверь позвонили, я побежала вниз. Почти все мои немногочисленные гости предпочитают пользоваться задней дверью, но Артур Смит оказался исключением. Машину он оставил на улице, не на парковке за домом. Вид у него был усталый, несмотря на отглаженный костюм, свежевыбритые щеки и еще влажные после душа волосы.

— Как вы, очухались после вчерашнего? — первым делом спросил он.

— Более или менее, — кивнула я. — Заходите.

Оказавшись в доме, Артур огляделся вокруг, самым откровенным образом изучая остановку, и направился в гостиную.

— Хорошо у вас здесь, — заметил он.

Судя по восхищенному выражению его лица, это был не дежурный комплимент. Впрочем, моя гостиная и в самом деле заслуживает похвал. Окна просторной солнечной комнаты выходят во внутренний двор, где уже распустились розы. Кирпичные стены, не оклеенные обоями, и обилие книг сразу позволяют понять, что здесь обитает интеллектуалка. Я указала Артуру на мягкое кожаное кресло и светским тоном осведомилась, не желает ли он выпить кофе.

— Да, если можно, черный, без молока и без сахара, — не стал ломаться Артур. — Я всю ночь провел на ногах.

Когда я, изогнувшись со всем доступным мне изяществом, опускала поднос на низкий столик, взгляд Артура, устремленный отнюдь не на дымящиеся чашки, заставил меня слегка смутиться. Честно говоря, я едва не залилась румянцем.

Я уселась напротив гостя, выбрав свое любимое кресло, достаточно широкое для того, чтобы при желании свернуться в нем калачиком. Разумеется, на этот раз ноги мои стояли на полу.

Артур отхлебнул кофе, заверил меня в превосходных качествах напитка и, не тратя больше времени на любезности, перешел к делу.

— Вы были правы, Ро, к телу прикасались уже после того, как наступила смерть, — без обиняков сообщил он. — По всей вероятности, для того, чтобы придать ему положение, в котором вы его обнаружили. Убита она была там, в кухне. Пока что Джек Бернс никак не хочет верить, что это не просто убийство, а точная копия дела Уоллисов. Считает, все это наши с вами выдумки. Но ничего, я сумею его переубедить. Факты — штука упрямая, против них не попрешь. Вести расследование поручено Джеку. Я буду работать под его началом, хотя моя специализация — ограбления. Но я хорошо знал и убитую, и свидетелей, так что без моей помощи не обойтись.

На языке у меня вертелось несколько вопросов, однако я решила, что озвучить их будет невежливо. Это все равно что на вечеринке зажать в угол доктора и начать его расспрашивать, симптомами какой болезни являются нерегулярный стул и железный привкус во рту.

— Слушайте, а почему этот ваш Джек Бернс такой упертый? — спросила я, промолчав о том, что волновало меня больше всего. — Почему он отрицает очевидное? Может, он просто хочет показать вам, что он самый умный?

— Да нет, вряд ли, — покачал головой Артур. — Джеку наплевать, кем его считают окружающие умным или полным кретином. Для полицейского это большое преимущество. Ему наплевать даже на то, как относится к нему начальство. Его заботит одно: раскрыть дело как можно быстрее и наказать виновных. Ради этого он готов разбиться в лепешку. Действовать любыми средствами и не думать о том, нравится это кому-нибудь или нет.

Психологический портрет, нарисованный Артуром, показался мне устрашающим.

— Надеюсь, вы способны найти с ним общий язык, — пролепетала я. — И знаете, как на него воздействовать.

Артур утвердительно кивнул.

— Расскажите мне все, что вам известно о деле Уоллисов, — перешел он к предмету, который привел его в мой дом.

— Я подняла кучу материалов, связанных с этим делом, ведь прошлым вечером я собиралась делать о нем доклад. И мне кажется, тот, кто убил Мэми, сделал это именно из-за моего доклада, то есть я хотела сказать, что он специально выбрал вечер, когда мы должны были обсуждать дело Уоллисов.

Глядя в сосредоточенное лицо Артура, я мысленно порадовалась тому, что титанические усилия, потраченные на изучение дела Уоллисов, не пропали втуне. Мне все-таки выпала возможность сделать доклад, который я так тщательно готовила. Пусть моя аудитория состояла из одного единственного слушателя, мой доклад мог оказать ему реальную профессиональную помощь.

— По заверениям некоторых маститых газетных репортеров, это убийство относится к числу самых загадочных дел, которые когда-либо рассматривал английский суд, — с воодушевлением зачастила я. — Обвиняемый, Уильям Герберт Уоллис, жил в Ливерпуле и служил страховым агентом. — Тут я многозначительно подняла палец. — Он и его жена состояли в браке много лет, но не имели детей. — Я подняла второй палец. — К моменту совершения убийства оба супруга уже достигли среднего возраста. Денег у них было немного, но они вели образ жизни, свойственный интеллектуалам. По вечерам они нередко играли фортепианные дуэты. К развлечениям не питали особой склонности. Круг общения у них был довольно узкий. По словам всех, кто их знал, они никогда не ссорились. — Я сделала паузу, чтобы перевести дух, и заговорила вновь: — В обязанности Уоллиса входил сбор страховых платежей от клиентов компании. Всю неделю он приносил собранные деньги домой и складывал в сейф, а утром по средам доставлял их в контору. Так у него было заведено. Да, забыла сказать, Уоллис играл не только на фортепиано, но и в шахматы. Как раз в это время местный шахматный клуб проводил турнир, в котором Уоллис принимал участие. На стене в клубе висела большая таблица с именами участников и результатами игр. Каждый, кто туда входил, не мог ее не увидеть. — Я вскинула брови, подчеркивая важность этой детали. Артур понимающе кивнул. — Да, вот еще. Дома у Уоллисов не было телефона. В понедельник в клуб позвонили и, когда один из членов поднял трубку, попросили передать сообщение для мистера Уоллиса. Звонивший назвал себя Квалтрофом. Он сказал, что хочет заключить страховой договор на имя своей дочери. И надеется завтра вечером, то есть во вторник, увидеть мистера Уоллиса у себя дома.

— Обратите внимание на одно важное обстоятельство, которое впоследствии сыграло против Уоллиса, — возвысила голос я. — Никто не знал, где он находился, когда раздался звонок. А неподалеку от его дома имелась телефонная будка, которую он вполне мог использовать, выдавая себя за Квалтрофа. Изменить голос, вы сами понимаете, не составило бы труда.

Артур достал из кармана записную книжку в кожаном переплете и принялся там что-то писать.

— Уоллис появился в клубе вскоре после звонка Квалтрофа. Шахматист, говоривший с Квалтрофом, передал Уоллису сообщение. Все, кто был в клубе в тот вечер, утверждают в один голос, Уоллис очень много говорил об этом звонке, с излишней пылкостью благодарил человека, исполнившего роль посредника, и так далее. Это несколько противоречило его обычной манере поведения, немногословной и сдержанной. Не исключено, он хотел, чтобы все члены клуба запомнили: завтра вечером он будет занят. И таким образом стремился обеспечить себе алиби. Эта версия правомочна, если Уоллис действительно замышлял убийство собственной жены. Но возможно, убийцей был кто-то другой. Тогда возникает другая версия: убийца подстроил этот звонок, чтобы во вторник вечером выманить Уоллиса из дома. Следствие долго колебалось между двумя этими версиями и в конце концов склонилось к первой. Уоллиса едва не отправили на виселицу.

Собственный рассказ так захватил меня, что я позабыла обо всем. Речь моя текла плавно и гладко, словно публичные выступления были моей основной профессией. Ни один писатель на свете не способен выдумать такую захватывающую историю, пронеслось у меня в голове. Но я не стала говорить этого вслух.

— Итак, во вторник вечером Уоллис отправился к человеку по имени Квалтроф, изъявившему желание заключить страховой договор. Допустим, он был обязательным человеком и не хотел упускать клиента. Насколько мне известно, и в наши дни страховые агенты готовы из кожи вон лезть, лишь бы заключить еще один договор. Тем не менее в данном случае Уоллису пришлось приложить слишком много усилий. Он оказался в положении сказочного героя, отправившегося на поиски удачи неведомо куда. По телефону Квалтроф сообщил, что проживает в восточном квартале Менлав Гарденс. Но дело в том, что такого адреса не существует: в Ливерпуле есть северный, южный и западный кварталы Менлав Гарденс, а про восточный никто никогда и слыхом не слыхивал. Напрасно Уоллис обращался к прохожим с просьбой указать ему путь. Даже полисмен ничем не мог ему помочь. Но Уоллис не сдавался и продолжал поиски. Возможно, будучи человеком упорным, он привык доводить начатое дело до конца. Возможно, он хотел, чтобы его запомнило как можно больше людей. Убедившись наконец, что дальнейшие поиски бессмысленны, он вернулся домой. — Я сделала паузу, хлебнула остывшего кофе и набрала в грудь побольше воздуха.

— Когда он явился домой, жена была уже мертва? — нетерпеливо спросил Артур.

— Именно так, — кивнула я, не слишком довольная тем, что он испортил самый эффектный момент моего рассказа. — Еслиее убил Уоллис, он должен был сделать это до начала своих блужданий по городу. В таком случае, приставая к прохожим с расспросами, он проявил чудеса самообладания, мастерски играя роль. По словам самого Уоллиса, вернувшись домой, он попытался открыть переднюю дверь, но ему это не удалось, — вернулась я к прерванному течению своего повествования. — Тогда он решил, что Джулия по каким-то причинам заперлась изнутри. Он принялся стучать, но ему никто не открыл. Шум, который он поднял, привлек внимание супружеской пары, проживавшей в соседнем доме. Выйдя на улицу, они увидели, как Уоллис, встревоженный и расстроенный, стоит у задних дверей своего дома. Он сказал им, что передняя дверь заперта изнутри и Джулия не откликается на стук. Возможно, тревога заставила его позабыть о том, что, устроив тарарам, он непозволительно пренебрегает правилами хорошего тона. Возможно, он просто-напросто желал войти в дом при свидетелях.

Артур задумчиво покачал светловолосой головой туда-сюда, словно поочередно взвешивая обе версии. Наверное, в 1931 году ливерпульские детективы так же недоуменно качали головами, решила я. А может, и нет. Не исключено, что вина Уоллиса не вызывала у них ни малейших сомнений.

— Супруги Уоллисы дружили с соседями? — спросил Артур. — С теми, которые вошли в дом вместе с подозреваемым?

— Нет, ни о какой дружбе не было и речи. При встречах они приветливо здоровались друг с другом, и ничего больше.

— Значит, он понимал, что следствие сочтет их незаинтересованными свидетелями, — изрек Артур. — Показаниям таких свидетелей всегда больше веры.

— Скорее всего, именно так Уоллис и рассуждал. Если только Джулию действительно убил он. Как бы то ни было, во время судебного разбирательства эпизод с запертой изнутри дверью оказался в центре внимания. Но истолковать его в пользу обвиняемого так и не удалось. В ходе следствия всплыли показания некоего мальчика, не то молочника, не то разносчика газет, который тоже стучал в переднюю дверь. По его словам, миссис Уоллис открыла ему, живая и здоровая. Если бы удалось доказать, что в это время Уоллиса уже не было дома, обвинения с него были бы сняты. Но доказать этот факт не удалось. — Я в очередной раз перевела дух, готовясь перейти к кульминационному моменту. — Вернемся к вечеру вторника. Войдя в дом, Уоллис и его соседи сразу заметили, что некоторые вещи, как в гостиной, так и в кухне, находятся не на своих местах. Однако сказать, что в доме царил полный разгром, было бы преувеличением. Сейф, в котором Уоллис хранил деньги, был вскрыт. Вы помните, наследующий день, в среду, Уоллису предстояло сдать в контору страховые платежи своих клиентов. Соседи сразу поняли, что дело принимает серьезный оборот. Уоллис направился в большую гостиную, которой они с женой почти не пользовались, и позвал их за собой. — Я снова выдержала трагическую паузу, которой позавидовала бы опытная актриса. — Там они и обнаружили Джулию Уоллис. Она лежала рядом с газовой горелкой, на плаще-дождевике. Плащ, успевший обгореть, принадлежал ее мужу. Джулия была забита до смерти. Тот, кто сделал это, обладал чрезвычайной силой и столь же чрезвычайной жестокостью. По утверждениям экспертов, изнасилована Джулия не была. — Я слегка запнулась и спросила, смущенно потупив взор: — Мэми ведь тоже… не трогали… в этом смысле?

— Судя по всему, нет, — с невозмутимым видом ответил Артур и вновь принялся чиркать в блокноте.

— Если предположить, что Уоллис невиновен, события развивались следующим образом, — снова завела я свою песню. — Убийца — тот, кто называл себя Квалтрофом, — дождался, пока Уоллис уйдет, и постучал в дверь. Судя по всему, он был незнаком с Джулией. По крайней мере, не относился к числу ее близких знакомых. Иначе она не стала бы приглашать его в большую гостиную, предназначенную, так сказать, для официальных визитов. — Заявись ко мне страховой агент, я бы тоже провела его в большую гостиную, в которой почти не бываю сама, мысленно отметила я. — В комнате, которая большую часть времени пустовала, было холодно. Газовую горелку наверняка зажгла сама Джулия. Старый плащ мужа она, скорее всего, накинула на плечи, дожидаясь, пока воздух в гостиной немного согреется. Да, еще одна важная деталь. Сумма, исчезнувшая из вскрытого сейфа, была не так уж велика. На минувшей неделе Уоллис болел и не успел обойти всех клиентов. Но никто, кроме него самого и его жены, об этом не знал. У Джулии никогда не было ни врагов, ни любовников. Если таковые имелись, она скрывала их существование так ловко, что оно осталось тайной для всех, в том числе и для полиции. Вот, собственно, все, что мне известно, — завершила я свое выступление и опустила голову, словно ожидая заслуженных оваций.

Но Артур не спешил вознаградить меня аплодисментами. Взгляд его голубых глаз задумчиво блуждал в пространстве.

— Да, тут есть над чем поломать голову, — изрек он наконец.

— Еще бы, — кивнула я. — В сущности, у Уоллиса не было ни малейшего мотива убивать жену. То есть, я хочу сказать, очевидного мотива. По всей видимости, следствие пришло к выводу, что у мужа всегда найдется скрытая причина желать смерти жены.

— Значит, Уоллис был арестован?

— Арестован и осужден. Однако после того, как он провел некоторое время в тюрьме, приговор был обжалован, и Уоллис вышел на свободу. Вероятно, в высших судебных инстанциях улики против Уоллиса сочли недостаточными. Но пережитый шок и тюремное заключение подорвали его здоровье. Через два или три года после освобождения он умер, по-прежнему твердя о своей невиновности. По его утверждениям, он подозревал, кто скрывается за именем Квалтроф. Но раздобыть какие-либо доказательства оказался не в состоянии.

— Пожалуй, окажись я на месте ливерпульских детективов, я бы тоже счел этого самого Уоллиса подозреваемым номер один, — заявил Артур. — Знаете, мысль о том, что у мужа всегда найдется причина желать смерти жены, не так уж нелепа. По крайней мере, мне частенько приходилось сталкиваться с доказательствами ее справедливости. При этом надо признать, что прямые улики против Уоллиса отсутствуют. Даже странно, что суд вынес обвинительный приговор.

— А может, полиция находилась под давлением? — предположила я. — Может, некто, облеченный властью и влиянием, хотел, чтобы обвинили именно Уоллиса?

Уже после того, как это соображение сорвалось с моих губ, я смекнула, что оно говорит не столько о моей проницательности, сколько об отсутствии такта. Не стоило задевать профессиональную честь моего собеседника. Виновато глядя в усталое лицо Артура, я попыталась сменить тему.

— Если не секрет, почему вы вступили в клуб? — спросила я. — Немного странное увлечение для полисмена. Мне кажется, вы и на работе по горло сыты убийствами.

— Полисмен полисмену рознь, — отрезал Артур. Похоже, желая исправить положение, я в очередной раз задела его чувства.

— Видите ли, Ро, я мечтал поступить в юридический колледж, но денег на это у меня не было, — пояснил Артур.

Я вспомнила, что он происходил из семьи с весьма скромным достатком. Одна из его сестер училась со мной в школе. Артур, наверное, года на три-четыре старше, чем я.

— Я пытался работать и учиться одновременно, продержался два курса, а потом понял, что это выше моих сил. На работе я так выматывался, что учение не шло мне на ум. Тогда я попытался зайти, так сказать, с другого конца. И вступил в клуб. Вы наверняка считаете всех копов тупицами, которые едва читать. Но это не так, уверяю вас. — Видно было, что Артур вскочил на своего любимого конька. — Мне приходилось встречаться с парнями, которые, словно сошли со страниц романов Джозефа Уамбауха. Кстати, он тоже был копом, но умел не только читать, но и писать неплохие книги. Да, в полиции полно непревзойденных мастеров по части выпивки, ругани и рукоприкладства. Я их за это не обвиняю. Скажу честно, наша работа не слишком способствует выработке хороших манер. Приходится иметь дело с такими отморозками, с которыми как-то не тянет разводить церемонии. Тем не менее далеко не все копы считают умение виртуозно изрыгать проклятия главным профессиональным навыком, а чтение — пустой тратой времени. И не все видят образец для подражания в грубых мужланах, героях каких-то идиотских телесериалов. Представьте себе, среди моих коллег есть такие, кто читал Достоевского. Врать не буду, их немного. Но они есть. — Артур слегка улыбнулся. Странно было видеть улыбку на его усталом бледном лице. — По-моему, для полицейского нет более полезного занятия, чем изучение старых судебных дел, — продолжал Артур. — Видишь, каким путем шло следствие, и учишься на чужих ошибках. Или на чужих достижениях. Вам доводилось что-нибудь слышать об убийстве Джун Энн Девани? Это случилось в Англии, в Блэкберне, в конце тысяча девятьсот тридцатых.

— Жертва была совсем маленькой девочкой, верно?

— Верно. Полиция проделала колоссальную работу, снимая отпечатки пальцев у всех взрослых мужчин, живущих в Блэкберне.

Взгляд Артура, недавно угрюмый и озабоченный, просветлел. Ему тоже доставляло удовольствие поведать о деле, которое он досконально изучил.

— В конце концов был арестован некто Питер Гриффитс. Сравнив его отпечатки с теми, что были оставлены на месте преступления, полиция пришла к выводу, что убийца именно он. — Артур бросил на меня торжествующий взгляд, явно гордясь своими коллегами. — Так что заседания нашего клуба заменяют мне лекции по криминалистике и истории права. Я другого не могу понять: зачем вся эта морока понадобилась Мэми Райт? Она ведь была самой обычной домохозяйкой. Женщины такого типа предпочитают курсы кройки и шитья.

— Ну, разве она могла оставить без присмотра своего драгоценного мужа! — с ухмылкой заявила я и тут же пожалела о сказанном, увидев, как Артур принялся что-то царапать в блокноте.

— Расследовать убийство самому — это совсем не то, что читать о чужих расследованиях, — заметил Артур. — Никто не соберет за тебя факты и улики.

— Понимаю, — кивнула я.

Перед глазами у меня стояла Мэми. Живая Мэми в туфлях на высоком каблуке и блузке с идиотскими рюшечками.

— Скажите, Джеральд и Мэми часто ссорились?

— Никогда. По крайней мере, при мне они не поссорились ни разу, — убежденно заявила я.

Супруги Уоллисы тоже никогда не ссорились, — добавила я про себя.

— Мэми не отпускала мужа ни на шаг, только и всего. Боялась, вдруг какая-нибудь женщина положит на него глаз.

— Как по-вашему, у нее были основания для… подобных подозрений?

— Уверена, что все это полный бред. Джеральд привык ходить на коротком поводке и не собирался с него срываться. Да и кому он нужен, этот сухарь? Вы же его знаете. Рядом с ним мухи дохнут от тоски.

Я догадывалась, что все эти вопросы Артур задает вовсе не из праздного любопытства.

— Неужели вы подозреваете Джеральда? — спросила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно и бесстрастно, как у настоящего профессионала.

Ведь Уильям Герберт Уоллис не виноват в убийстве жены, это ясно как день, хотелось добавить мне. Но я сдержала свой порыв.

Артур не ответил. Впрочем, все было понятно без слов.

— А вы знаете, почему Джеральд опоздал на заседание? — спросил он, пристально глядя на меня. — Почему Мэми пришлось приехать в одиночестве?

Выяснилось, что Артур тоже кое-что смыслит по части драматических пауз. Протомив меня несколько мгновений, он произнес:

— Если верить Джеральду, ему позвонил некий потенциальный клиент и пригласил его к себе. Сказал, что хочет заключить страховой договор на имя своей дочери.

Челюсть меня отвисла до самой груди. Рукой незамедлительно водворила ее на место. Но боюсь, моему имиджу молодой интеллектуалки был наш нанесен серьезный урон.

— Вот это да… — протянула я. — Тот, кто это сделал… играет в открытую. Хочет показать, что ничего не боится. Бросает вызов всем нам… а вам, Артур, наверное, в первую очередь. — Помолчав, я пробормотала; — Значит, Мэми была убита вовсе не потому, что перешла кому-то дорогу. Преступник выбрал ее своей жертвой по одной единственной причине она жена страхового агента.

Мысль эта показалась мне столь ужасающей, что по спине забегали мурашки.

— Вчера вечером вы уже об этом догадывались, — напомнил Артур. — И назвали это совпадение в числе самых важных.

— А что, если преступник не остановится? — почти кричала я, оставив всякие попытки сохранить профессиональное хладнокровие. — Что, если он решит скопировать убийство Джун Энн Девани и выберет своей жертвой трехлетнего ребенка? А потом попытается повторить все подвиги Джека Потрошителя? Или возьмет за образец какого-нибудь знаменитого каннибала, например Эда Гейна?

— Все эти кошмарные фантазии совершенно ник чему, — оборвал меня Артур. Судя по его нарочитому равнодушию, подобные фантазии уже приходили ему в голову. — Сейчас я должен записать все, что вы делали вчера, — заявил он. — Начиная с того момента, как вы вышли из библиотеки.

Я ощутила себя так, словно меня окатили холодной водой. Прежде мне часто приходилось читать, как фигуранты дела, сбиваясь и путаясь под пронзительным взглядом детектива, пытаются припомнить все свои дела и передвижения. Теперь мне самой предстояло через это пройти. Правда, слово «подозреваемая» пока еще никто не произнес, но нельзя было исключать, что именно так меня будут именовать в скором времени.

Что ж, как бы то ни было, моя святая обязанность — помогать следствию. Я постаралась оживить в памяти прошедший день. Особенно напрягаться для этого не потребовалось.

— Скажите, у вас есть материалы по делу Уоллисов, которые вы можете мне одолжить? — спросил Артур, когда я кончила свой отчет.

Он нехотя поднялся и слегка потянулся. Вид у него был еще более изможденный, чем в начале визита. Наверное, после того, как он немного расслабился в мягком кресле, усталость навалилась на него с новой силой.

— Да, и мне нужен список членов клуба, — припомнил Артур.

— Материалы дела Уоллисов я вам дам с превеликим удовольствием, — откликнулась я. — А что касается списка, вам лучше обратиться к нашему секретарю Джейн Ингл.

Я взяла со стола записную книжку, в которой содержался подробный конспект моего выступления, я проверила, записано ли внутри мое имя, и вручил его Артуру. При этом я сочла не лишним напомнить, что вернуть книжку следует в обязательном порядке. В противном случае мне придется обратиться к начальству Артура с требованием посадить его под арест.

К моему великому удивлению, в ответ на эту не слишком удачную шутку Артур положил руки мне на плечи и весьма ощутимо сжал их.

— Не надо так изводиться, — сказал он, поймав мой взгляд своими светло-голубыми глазами. — Вам довелось пережить событие, которое любого человека выбило бы из колеи. И вы оказались на высоте. Проявили самообладание, находчивость и сообразительность. — Артур коснулся моей гривы, пропуская пряди между пальцами. — Скоро я опять загляну к вам, — пообещал он. — Может быть, даже завтра.

Однако нам предстояло встретиться раньше, чем мы предполагали.