3 недели спустя

Запись в дневнике:

С тех пор, как мы выяснили, что работа являлась причиной паники, число приступов сократилось. Это безумие, но техника, которую использовал доктор, кажется, работала.

Единственное, что не улучшилось, — это мои кошмарные ночи. Я по-прежнему испытываю страх от одной только мысли о том, чтобы лечь спать. Не понимаю, почему я до сих пор не сказала ему. Хорошо, это не совсем правда. Я слишком напугана, чтобы признаться в этом. Боюсь, что как только пойму истинную причину, это сломает и поглотит меня целиком. Вместо этого каждую неделю я сижу на диване напротив него и притворяюсь, будто подобное никогда не случалось.

Желание улизнуть из квартиры до того, как Сидни проснется, все сильнее. Это была длинная, изнурительная неделя, и мне нужно немного личного пространства, чтобы прийти в себя. Я хочу позавтракать в одиночестве, но, как минимум должна поступить правильно и позвать ее.

— Сид? Ты не хочешь сходить позавтракать? — через дверь, разделяющую нас, слышу стон. Быстро просовываю к ней голову. — Сид? — она все еще в постели, укутанная одеялом.

— Слишком рано.

— На самом деле уже нет.

— Почему мы так много пили прошлой ночью? — она зарывается головой под подушку, и я сдерживаю смех, глядя на нее.

— Потому что ты говорила, и я цитирую: «все парни такие милые, когда мы немного пьяны». Так что насчет завтрака?

Она не отвечает, поэтому я предполагаю, что ответ отрицательный.

— Напиши мне, если захочешь, я куплю тебе что-нибудь, — кричу я уже на выходе.

Накинув пальто и шарф, я направляюсь на зимний воздух. Ветер кусает мою кожу. Это заставляет мои глаза слезиться. Не обращая внимания на погоду, я открываю дверь в кафе и делаю шаг внутрь.

Какого черта?

Что он здесь делает? В углу помещения, в очереди стоит доктор Монтгомери, и он с двумя маленькими детьми. Я не хочу, чтобы он увидел меня.

Быстро, пытаюсь развернуться. Наткнуться с утра на вашего психолога, поедающего вафли, определенно, неловко.

— Ева?

Его лицо бледнеет, и он расправляет плечи. Странная реакция отражается на его лице.

Должно быть, он тоже потрясен, увидев меня.

Сегодня он выглядит по-другому. Настолько непривычно для меня, что я могла и не узнать его, если бы не его завораживающие глаза. Он одет в плотно прилегающий к телу серый теплый свитер, рубашку, потертые джинсы и кеды. В такой одежде он кажется моложе, чем обычно, но тонкие морщинки вдоль лба наводят меня на мысль, что ему около тридцати пяти. Мои глаза продолжают путешествовать по его фигуре, рассматривая его во всей красе. Он высокий, скорее худощавый, и прилично возвышается над моими 5,4 футами роста. Его темные волосы со светлыми прядями, словно выгоревшими на солнце, выглядят так, будто недавно он провел пальцами по ним, потому что вид у него совершенно взъерошенный. Что добавляет немало бонусов его прекрасному телосложению.

— Дядя Престон, дядя Престон.

Маленькая девочка тянет за низ его рубашки, возвращая меня из моего забытья.

— Да, солнышко? — воркует он, глядя на нее, и на его губах появляется самая искренняя улыбка, которую я когда-либо видела на его лице. Это красивая улыбка. Заботливая улыбка, говорящая о том, что он обожает эту девочку и сделает для нее все, что угодно. Настоящий защитник, который отдал бы свою жизнь за ее счастье. Это напоминает мне о Ричарде, он также мне улыбался. От этой мысли мое сердце мечется от нахлынувших воспоминаний, и это пробуждает во мне желание узнать лучше этого мужчину, познакомиться с этой его стороной.

— Кто она? — интересуется детский голос, в котором слышится едва сдерживаемый смех.

— Это Ева, она э… — он замолкает, сжимая губы вместе, пока продумывает, как озвучить подходящий для меня статус. — Друг.

— Твоя подружка? — интересуется она, и я чувствую, что мое лицо вспыхивает.

— Нет, Эйвери. Она не подружка.

— Ты очень красивая. Ты должна быть его девушкой, — дразнит она своим немного писклявым голоском, и мне интересно, сколько ей лет для такой дерзости. — Ты похожа на Эльзу. Ты Эльза?

Я не могу не улыбнуться.

— Нет, милая, я не она.

— О... — она выпускает звук разочарования, и отворачивается, больше не заинтересованная мной. Улыбаюсь шире и ловлю взгляд доктора Монтгомери, который тоже подавляет свою улыбку. Внезапно из-за его спины высовывается другое личико. На этот раз это маленький мальчик. Он такого же возраста, как и девочка, Эйвери. Их черты лица очень схожи. Оба имеют кристально голубые глаза и небольшие курносые носики. Волосы такие же золотисто-коричневые, со светлыми прядями.

— Привет, а это кто? — говорю я, глядя на маленького мальчика, все еще прячущегося за ногу своего дяди.

— Это Логан. Логан, ты можешь поздороваться?

Вижу, что доктор Монтгомери нежно обнимает его, поощряет, давая ему знать, что он здесь рядом с ним, если понадобится ему.

— Когда я была в его возрасте, то тоже была робкой. Ему вовсе не обязательно говорить «привет», — я перевожу внимание на мальчика. — Все хорошо, зайчик. Ты не должен, если тебе не хочется.

Пытаясь придумать, что сказать, чтобы успокоить его, замечаю на его футболке уже знакомых героев мультфильма.

— У, ты, должно быть, любишь машины? — он посылает мне робкий кивок. — Я тоже смотрела этот мультик миллион раз.

От моих слов его зрачки удивленно увеличиваются, и он смотрит с благоговением.

— Привет, Ева, — шепчет он, и часть меня тает.

Этот ребенок напоминает мне меня в детстве. Я хочу обнять его и сказать, что нечего бояться.

Боковым зрением вижу, что Престон наблюдает за мной. Его голубые глаза пронзают меня, несмотря на расстояние, разделяющее нас. Они ищут свой собственный путь, как будто пытаясь услышать мои мысли. Сначала они оценивающие и осторожные, но с каждой секундой моего общения с Логаном, пока мы двигаемся в очереди, его взгляд уже более спокойный и мягкий, добрый и нежный, говорящий спасибо.

— Вы собирались посмотреть в кинотеатре продолжение? Уже вышла новая часть, — спрашиваю я Логана, и к этому моменту он уже совсем не прячется. Сейчас он стоит рядом со мной, и гигантская улыбка отражается на его лице. Его глаза оживают, загораются интересом, он поворачивается и подпрыгивает от восторга.

— Мы можем? Мы можем пойти? — он тянет своего дядю за пальто, и доктор Монтгомери смеется. Он выглядит великолепно, когда смеется.

— Может быть, после завтрака.

— Здорово звучит. У тебя, наверное, много таких машинок? — поворачиваю голову обратно к Логану и протягиваю руку, чтобы взглянуть на его машину.

— У меня есть целая коллекция. Дядя Престон подарил мне тонну машинок на мой прошлый день рождения, — он тянется в карман маленькой ручкой и вытаскивает машину за машиной.

— Это было на твой день рождения? Сколько же тебе лет? — спрашиваю я.

— Мне пять, — с гордость, отвечает он.

— Неужели? Здорово. Так ты уже такой большой, — Эйвери шагает вперед, держа свою руку на бедре.

— Я старше.

Доктор Монтгомери закусывает губу, качая головой.

— Она на пять минут старше Логана, — уточняет он.

— И, все равно, я старше, дядя Престон.

Он обвивает руку вокруг нее, немного прижимая ближе, но ухмыляется при этом. Это совершенно разные стороны одного человека, сильно отличающиеся от жесткой профессиональной версии, с которой я встречаюсь на своих сеансах. Мне нравится наблюдать за ним с этой стороны, он кажется особенным. И уже мысль оказаться с ним и его племянниками за одним столом, приобретает иной смысл. Я чувствую, как что-то тянет мою рубашку, смотрю вниз, и вижу Логана, стоящего прямо рядом со мной.

— Это плохой парень из одного из первых фильмов.

Крошечные черты его лица изображают гримасу, пока он показывает мне машинку.

— Я знаю. Он очень плохой.

— Точно как моя сестра, — смеется он.

Я поднимаю голову и ловлю взгляд доктора Монтгомери, который меня внимательно разглядывает. Его глаза мерцают, молча отражая миллион эмоций. Так много невысказанных слов, слов, которые я хотела бы услышать. Его губы в полуулыбке, а потом он переводит взгляд вниз на своего племянника.

В этот момент подходит хозяйка кафе с тремя меню.

— Было приятно повидаться с тобой, — говорит мне доктор Монтгомери, направляя детей в сторону, подальше от меня. Но Логан не двигается. Вместо этого он крепко держится и надувает губы.

— Она может поесть с нами? — спрашивает его Логан.

— Не думаю, — отвечаю я, но мне бы хотелось. Мне захотелось сделать все, чтобы быть в состоянии остаться и провести с ними больше времени.

— О, давай, дядя Престон. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — скулит он, Эйвери поворачивается к нам и присоединяется уже со своим звонким песнопением. Странный, слегка нетерпеливый взгляд выдает его, что обычно несвойственно такому профессионалу, как Престон. Множество эмоций отражается на его лице, но заметнее всего — просьба... Просьба не отказать маленькому мальчику и девочке, о счастье которых он явно заботится. Я улыбаюсь, глядя вниз на два крошечных личика передо мной.

— Конечно, если вы так хотите.

Я поднимаю свой взгляд и встречаюсь с завораживающими голубыми глазами. Одними губами он говорит «спасибо», и я отвечаю ему искренней улыбкой в ответ.

Пока мы идем в сторону большого стола, Эйвери и Логан увлечены спором о том, что его машины круче, чем ее куклы Барби. Я чувствую мягкое прикосновение на своем плече и оборачиваюсь, чтобы встретиться лицом к лицу с доктором Монтгомери.

— Спасибо, Ева. Понимаю, что ты планировала провести свой день иначе. Но теперь ты с нами, и еще это идет в разрез с моими правилами, ты все-таки мой пациент, и все такое, но эти дети... они для меня все. Логан переживает сейчас трудные времена. Так что, хотя это неправильно... Спасибо.

Печаль в его взгляде ощутима, и это разбивает мое сердце на миллион кусочков.

— Что происходит?

— Ему нелегко в детском саду. Трудный период адаптации. Он не может приспособиться и поладить со сверстниками. Он застенчивый, замкнутый, а некоторые дети дразнят его. Так что видеть его общающимся... — он делает паузу, чтобы глубоко вдохнуть и успокоить свои эмоции. — Видеть его общающимся с тобой — это действительно очень дорогого стоит.

— Они очень милые ребята. Завтракать с вами одно удовольствие. Тебе не о чем беспокоиться.

— Тогда поторопимся, они почти за столом.

Доктор Монтгомери кладет руку на мою поясницу, позволяя мне идти чуть впереди. От его прикосновения моя кожа покрывается мурашками. Когда мы вчетвером усаживаемся за столом, я оказываюсь зажатой между детьми, и все, что я могу делать, это получать удовольствие и смеяться.

— Итак, что вы будете заказывать? — спрашиваю я, глядя справа налево на обоих детей. В едином порыве они оба отвечают «вафли с шоколадной крошкой».

— Вижу, что вы бывали здесь раньше.

Их маленькие головки одновременно кивают.

— Мы все время приезжаем сюда вместе с дядей Престоном, — заявляет Эйвери, и я поднимаю взгляд, чтобы поймать глаза моего доктора.

— Что будешь ты? — спрашивает он.

— Мне то же самое. А что насчет тебя?

— То же самое. Это мой главный продукт выходного дня

Интересно.

— Это забавно. Последние годы я здесь частый посетитель, но никогда раньше не видела тебя.

Небольшие морщинки появляются на его лбу, зрачки увеличиваются, но он быстро маскирует изменения и улыбается.

— Обычно я бываю здесь немного раньше, чем сегодня, но сегодня я не один... дети.

Приходит официантка, и он заказывает для всех нас знаменитые шоколадные вафли с взбитыми сливками. Когда она уходит, я перевожу внимание обратно на Логана, он сидит по правую сторону от меня и гоняет машинки по столу.

— Кто выигрывает? — спрашиваю его.

— Молния Маккуин, — восклицает он, и волнение в его голосе передается и мне тоже.

— Конечно, он.

— Так вы, ребятки, живете здесь рядом?

Обращаюсь к Логану, когда задаю этот вопрос, но на самом деле я тайно надеюсь на ответ от дяди. Желание узнать больше об этом человеке всепоглощающее.

— Нет, мы не живем, — отвечает Логан, пока толкает машину назад и вперед так, что маленькие шины оставляют следы на дереве стола. — А вот дядя Престон — да.

Я смотрю вверх.

— Где ты живешь? — он ерзает на стуле, прежде чем ответить.

— Лексингтон и Тридцать пятый.

— О... А я на Тридцать третьей и Третьей.

Он кивает, но не отвечает. Вместо этого он наклоняется через стол, делая для автомобиля защитный барьер, но Логан быстро поворачивает в сторону и продолжает участвовать в гонках.

Я наблюдаю за ним мгновение, смотрю, как солнечный поток, проникающий через окно, отражается от него светом. Я вижу любовь, которая идет от него к детям. Это мужчина, которого я хочу узнать лучше, с которым хотела бы подружиться. Впервые за долгое время мне жаль, что время быстро летит, вместо того, чтобы продлить этот момент. Наше общение не затихает ни на минуту. Дети рассказывают нам все о детском саде, друзьях, маленьких шалостях, в которых они участвуют. Возвращается официантка с нашим завтраком, и стол заполнен звуками радости и еды.

Я поднимаю вилку, цепляю еще один гигантский кусок, на этот раз зачерпнув побольше сливок.

Когда я наслаждаюсь и смакую аромат, слышу вокруг смех, разносящийся веселым звоном.

— Что?

Поднимаю брови, и доктор Монтгомери наклоняется вперед через стол. Время остановилось, а его рука тянется ближе.

— У тебя… — пальцем вытирает мои губы, и эта заминка останавливает мое дыхание. Наши глаза встречаются, и его интенсивный взгляд меня опаляет. Последние капли кислорода покидают мое тело, но потом его голубые глаза расширяются в шоке от понимания того, что он сделал. Его рука резко дергается назад, как будто от ожога.

— У тебя там было... Мне жаль. Я не должен был делать этого, — он запинается.

— Все нормально.

Я пытаюсь вытереть то место сама, но все еще чувствую его прикосновение на своей коже.

— Это было так смешно. Казалось, будто у тебя усы, — смеется Логан, а после к нему присоединяется Эйвери, и довольно скоро напряженность рассеивается, потому что все начинают смеяться. Все еще смеясь, я замечаю, что официантка принесла счет, и я лезу за кошельком, но встречаюсь взглядом с доктором Монтгомери, который качает головой.

— Я угощаю.

— Спасибо, я так прекрасно провела с вами это утро.

Логан берет мою руку. Его маленькие пальцы липкие на ощупь.

— Хочешь покататься с нами? — спрашивает он, и я поворачиваюсь к окну.

Сегодня утром, когда я вышла из квартиры, я не заметила, как все красиво было снаружи. Но сейчас, сидя здесь, я вижу, что это чудесный зимний день. Улицы Манхэттена покрыты свежевыпавшим снегом, он по-прежнему чистый и блестит прекрасным белоснежным ковром.

— Вы, ребятки, пойдете кататься на санках?

Моя правая бровь поднимается, и доктор Монтгомери растягивает губы в большой ухмылке.

— Это входит в список обязанностей каждого классного дяди.

— О, а, ты классный дядя?

— Готов поспорить.

— Даже и спорить не буду. Катание на санках. Весело звучит.

Я могу представить, как он играет с детьми в Центральном парке, катает их на санках. Хотела бы я посмотреть на такое.

— Ну, пойдем. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! — Эйвери кивает, желая, чтобы я согласилась на ее мольбы. Доктор Монтгомери в глубокой задумчивости, но когда ловит наши взгляды, выдыхает.

— Ты можешь присоединиться к нам, если хочешь?

На его губах улыбка. Но это совсем другая улыбка, и она отличается от всех других улыбок, которые я видела от него сегодня. Это не ухмылка, и это не другая завораживающая улыбка, когда его глаза мерцают. Это не та улыбка, которую он дарит своим племянникам. Нет, эта совсем другая улыбка говорит, что он не уверен. Что он хочет, чтобы я поехала, он просто не хочет выходить дальше за рамки, еще сильнее стирать границы. Эта улыбка заставляет поддаться его приглашению. Но потом, закусив губу, решаю, что я не могу пойти. Мне нужно проведать мою маму.

— Я не могу, ребята, — дети надувают щеки. — У меня уже есть планы. Хотела бы я сказать да, но, к сожалению, не могу. Может, в следующий раз.

Пожалуйста, Господи, пусть будет этот следующий раз.

Мы все встаем, в неловком молчании, дети продолжают дуться и тоже не говорят ни слова. Когда официантка возвращается со сдачей, мы готовы на выход.

— Мы еще увидимся? — спрашивает меня Логан.

— Конечно. С удовольствием.

— Было приятно повидаться с тобой, и спасибо за компанию, — говорит доктор Монтгомери. Когда дети подбегают, чтобы обнять меня, я с улыбкой обнимаю их в ответ, после поворачиваюсь, чтобы уйти.

Я направляюсь к маме, а они отправляются продолжить свой идеальный день, который я тоже хотела бы разделить с ними вместе.

Выйдя из кафе, я решаю отправиться в квартиру моей матери. Мои ноги медленно скользят по снегу, пока я направляюсь вниз по улице. Я тяну время. Это очевидно. Есть миллион вещей, которые я предпочла бы делать, нежели отправиться в пригород, чтобы заботиться о ней. Одна такая вещь, например, катание на санках. Я очень хочу быть такой, как все — нормальной, наслаждаться жизнью. Но вместо этого я стою у дороги, ожидая смены сигнала светофора.

В животе от волнения о том, какой я найду ее, когда приеду, все скручивается в тугой узел. Нет, мой разум решительно не позволяет мне пойти туда прямо сейчас, не после моего чудесного утра. Вместо тоскливых мыслей, нависших надо мной, я думаю о детях и докторе Монтгомери. Сегодня я увидела его с другой стороны, его игривую сторону. Я не уверена, что должна знать подобное о своем докторе. Меня уже влечет к нему физически, а видя его таким... Это сбивает с толку. Он не такой как в своем кабинете. Я не знаю, как мне следует сейчас действовать.

В памяти мелькают его глаза, палец, ощущение его кожи на моей, как он вытирает крем, который остался на моих губах.

Дерьмо.

После такого все становится намного сложнее.

*** 

Когда несколькими часами позже я снимаю с себя одежду, не переставая звонит мой телефон. Я не могу представить, кто бы это мог быть, но напрягаюсь, когда вижу, что это моя мама. Начнется паника. Я должна была быть с ней сегодня. Это не может быть обычный звонок.

— Эй, мам. Ты в порядке?

— Я умираю.

Дерьмо.

— Ты не умираешь, мама, — начинаю нервно ходить по комнате. Это не может происходить прямо сейчас. Я хочу кричать.

— Нет, это так. На этот раз точно.

— Почему ты так думаешь?

— Моя голова раскалывается, и у меня странная сыпь на руках. Я знаю, что это заразно. Я чувствую это.

— Ты это действительно чувствуешь или это просто твои фантазии?

— Меня возмущает, что ты так думаешь. Конечно, это не фантазии. Мне нужно, чтобы ты отвезла...

— Мама, я накануне была у тебя весь день, и все было нормально. Я не вернусь в твою квартиру, чтобы везти тебя в больницу по причине головной боли.

— Но это может быть что угодно! Может быть, это опухоль. Это может быть рак. Я могу умереть. А тебе нет дела, что я умираю, — она кричит в трубку.

Все мое тело напряжено, как будто я стеклянная, и одно неверное слово разобьет меня на миллион осколков.

— Хорошо, мама. Я буду через пятнадцать минут.

И вот, я разбиваюсь на куски.