Шагая взад-вперед по своей комнате, я обдумываю, должна ли я налить себе бокал вина. Не должна. Моя выпивка — своего рода избавление от этой проблемы… от моих чертовых тараканов в голове. Просто я так чертовски напуган тем, что не чувствую себя в безопасности, когда закрываю глаза.

Моя паническая атака прогрессирует, как всеобъемлющий недуг. Она извивается внутри меня, как ядовитая змея. Ее горечь медленно заражает меня. Пока в один прекрасный день она не поглотит меня полностью.

Мои руки начинают потеть. Мышцы напрягаются. Меня охватывает самая настоящая паника. Кажется, будто остатки кислорода покидают мои легкие. Я хватаю себя за запястье, прижимая указательный палец к пульсу. Сердце бьется хаотично. Боль спускается вниз по левой руке, и затем все мышцы напрягаются, а по щекам текут слезы. Я хватаю свой телефон и набираю номер с визитки доктора Монтгомери.

Длинный гудок. Вдох.

Длинный гудок. Выдох.

Тишина.

— Алло?

Мое тело напрягается при звуках его голоса. Я не ожидала этого, что ему ответить, что сказать… я не знаю, что сказать.

— Алло, кто это?

— Доктор Монтгомери?

— Ева, это ты?

— Да, — пищу я.

— Все хорошо?

— Ээ... мне очень жаль. Я не хотела тебя беспокоить. Не думала, что ты ответишь.

— Ты не беспокоишь меня.

У меня вырывается всхлип.

— Шшш, ты в порядке. Шшш, — говорит он в телефон, успокаивая. — Сделай глубокий вдох. Теперь выдохни. Можешь ли ты сказать мне, что случилось?

— Я боюсь, — хныкаю я.

— Чего ты боишься?

— Всего.

— Понимаю. Я здесь, хорошо? Можешь сказать мне, что случилось сегодня вечером?

— Я боюсь уснуть.

Это звучит настолько нелепо, даже для моих собственных ушей. Но страх настоящий.

— Как долго это продолжается?

— Уверена, что ты занят. Сейчас мне уже лучше, — я уклоняюсь от его вопроса. Звонить ему было ошибкой.

— Ева, — его голос настойчивый. — Пожалуйста, поговори со мной.

Это мне не поможет, но уступаю его просьбе.

— Мне снятся кошмары.

После того, как я произношу это вслух, проблема, которую я намеренно не озвучивала так долго, отступает, тем самым снимая тяжелый груз, который я ношу в своем сердце.

— О чем они? — я слышу его вдох.

— Я не знаю.

— Ты не помнишь свои кошмары, когда просыпаешься?

— Не очень.

— Есть ли хоть что-нибудь, что запоминается больше всего?

— Запах крови.

Я слышу равномерный ритм его дыхания на том конце линии.

— Не хочешь встретиться со мной?

— Встретиться?

Я смотрю на время. На часах уже больше девяти вечера.

— Да, посидим в кафе.

Он не просит меня встретиться с ним, он говорит мне, что делать, и что-то внутри меня отзывается. От идеи снова встретиться с доктором Монтгомери вне офиса мой пульс ускоряется, я вскакиваю с постели в поисках одежды.

— Хорошо, дай мне тридцать минут, — отвечаю я.

— До встречи.

Он вешает трубку, а я пребываю на взводе.

Дерьмо.

Я натягиваю милую пару легинсов, застегиваю пуговицы на свободной рубашке и надеваю сапоги. После чего забегаю в ванную, чтобы почистить зубы, расчесать волосы и нанести легкий макияж. Не хочу выглядеть так, будто я только что вылезла из постели, не то, чтобы я старалась, скажем так, я «пытаюсь». Но ведь так оно и есть. Наверное, мне следует найти другого врача, ради которого я не буду как сумасшедшая стараться выглядеть красивой. Но не могу заставить себя сделать подобное. Когда я с ним, я чувствую себя нормальной. Хотя, наверное, не стоит так делать, потому что я делюсь с ним своими тайнами и переживаниями, но все равно чувствую это.

Схватив пальто, я направляюсь к лифту, а затем вниз через холл, на холодный воздух. Холодный порыв ветра заставляет стучать мои зубы, когда я иду к углу Тридцать пятой и Третьей, но удача на моей стороне, мне нужно всего несколько минут, чтобы добраться туда. Не замечая его, я вхожу в помещение, собираюсь подождать у стены. Через несколько секунд чувствую знакомое присутствие рядом, и мое сердце отзывается в груди.

— Ева.

Медленно поднимаю взгляд и встречаюсь с его мерцающими голубыми глазами.

— О, привет. Давно ты здесь? — спрашиваю я.

— Нет. Только что вошел. Готова присесть?

Я киваю, и хостес ведет нас к пустому столику в углу. После того, как мы расположились, доктор Монтгомери, склонив голову на бок, оценивает мой вид.

— Ты в порядке?

— Уже лучше.

— Почему ты не сказала мне, что у тебя были кошмары?

Я оказалась права. Мое недоверие ранит его. Теперь, сидя напротив, наблюдаю за его реакцией. Брови нахмурены, зубы покусывают нижнюю губу, но на самом деле его выдают глаза. Его взгляд потухший, грустный и обеспокоенный.

— Мне было стыдно, — от этого признания по моим щекам растекается тепло.

— Тебе никогда не должно быть стыдно передо мной. Я не буду судить тебя., — его утверждение правдиво, в голосе нет ни грамма осуждения. — Не хочешь рассказать мне о них сейчас?

Я качаю головой.

— Понимаю.

Мы сидим в тишине несколько секунд. Подходит официантка, он заказывает молочный коктейль и гамбургер. Когда она поворачивается ко мне, я отвечаю, что мне только воды.

— Ты должна что-нибудь поесть, — говорит доктор Монтгомери после того, как официантка уходит.

— Я уже поужинала.

— Тогда закажи десерт.

Ты и есть мой десерт. Слава Богу, он не слышит грязные мысли, которые появляются в моей голове.

— Уже слишком поздно, чтобы есть десерт.

— Никогда не поздно съесть чего-нибудь сладкое, — он улыбается, и часть меня тает прямо на месте. Его губы завораживают, и я краснею.

— Почему ты ешь так поздно? — говорю первое, что пришло в голову, пытаясь переключиться от своих мыслей.

— Сразу после работы я пошел в центр города, чтобы посмотреть фильм.

— На самом деле? Это здорово, что ты можешь сходить в кино сразу после работы. У меня накопилось слишком много дел на этой неделе, но в пятницу я обязательно заглядываю в бар «Уголок».

— Честно, обычно я не выхожу в течение рабочей недели, а по выходным бываю в баре «Оук». Но всякий раз, когда в прокат выходит новый фильм, я стараюсь попасть на премьеру в первый день релиза, — признается он, и я не могу сдержать хихиканье, которое не ускользает от него. — Эй, ты смеешься надо мной? — он притворяется, будто надулся.

— Прости, просто вырвалось. Я совершенно не ожидала подобного. Это еще одна деталь, которой ты застал меня врасплох. Санки, зарубежные фильмы — ты самый интересный человек, которого я знаю.

Я только что сказала это вслух?

— Почему... Ммм… Давно это стало твоим увлечением?

— Потому что я поступил в Нью-Йоркский Университет. Ну, и на тот момент моя девушка и я были киноманами. Она любила зарубежные фильмы, у нас была традиция: каждый раз, когда выходил новый фильм, мы старались его увидеть в день премьеры, во второй половине дня, чтобы избежать толпы.

— А ты все еще продолжаешь эту традицию?

— Да.

— А она?

— Она мертва.

Мой рот непроизвольно раскрывается после такой информации.

— О.

— Сегодня вышел новый фильм, так что я пошел на премьеру.

Провожу руками по своим волосам, пытаясь придумать подходящий ответ.

— Хорошо, круто.

О, Боже, что я несу. Он рассказывает, что его бывшая девушка умерла, и все, что я могу сказать: «хорошо, круто». Я наблюдаю за ним в течение минуты.

— На самом деле, ты выглядишь так, как типичный любитель зарубежного кино.

— И что это за тип?

— Серьезный, угрюмый и задумчивый.

— Подожди, я действительно так выгляжу? — гримасничает он.

— Что-то типа того… Ты все время очень серьезный.

Он смотрит вниз на свои руки, на стол, затем поднимает глаза, чтобы встретить мой взгляд. Его обычно бледно-голубые глаза кажутся совершенно безжизненными.

— Такой я только с тобой, — его голос низкий, и он звучит виновато.

Я на миг замолкаю, пытаясь понять то, что он только что сказал.

— О.

— Я не это имел в виду.

Я неловко ерзаю на своем месте.

— А что ты имел в виду?

— Ты мой пациент. Я должен вести себя подобным образом.

— Но почему? Мы просто двое людей, которые пьют кофе и разговаривают.

— Где бы мы ни находились, мы никогда не будем просто друзьями, которым захотелось выпить чашечку кофе.

— Я… Я не понимаю, — мой голос звучит громче, чем я предполагала, и он оглядывается по сторонам, прежде чем опирается на стол и шепотом отвечает мне.

— Как твой психолог, я не должен пересекать определенную черту. Наше общение касается тебя. Если речь пойдет про меня, то можем пересечь эту черту.

Ноет в груди, я ненавижу это.

— Я не думаю, что все так категорично.

— Так должно быть. Даже то... То, что едим вместе... Даже это не одобряется.

— Тогда почему ты здесь?

Он качает головой и прикусывает губу.

— Мне нужно было увидеть тебя. Убедиться, что ты в порядке. Я считаю, что не вправе оставаться в стороне, — мышцы на его челюсти дергаются, и я понимаю, что он хочет сказать больше, но не решается.

— Я не хочу, чтобы ты оставался в стороне. Я чувствую себя комфортно с тобой, хотя обычно я не… — мой голос срывается, губы дрожат.

— Ты не должна чувствовать себя комфортно со мной. Будучи друзьями... Мы нарываемся на неприятности.

— Меня это не волнует, если только речь не о тебе?

Он смотрит вниз и вздыхает, затем поднимает взгляд.

— Меня это не волнует. Это АПА.

В изумлении поднимаю бровь.

— Американская Психологическая Ассоциация. Это заботит их, — уточняет он.

Понимание этого разрывает меня на части.

Я хочу продолжить спор, что в этом нет ничего необычного, но понимаю, что он не уступит. Я не хочу лишиться нашего общения, поэтому делаю выдох и изображаю фальшивую улыбку.

— Тогда расскажи мне об этом фильме, — прошу я, по сути, меняя разговор. Если это все, что мне дано, я отказываюсь тратить время на разговоры о том, почему мы не можем быть друзьями.

Как только мы заканчиваем, и доктор Монтгомери оплачивает счет, мы оба встаем, чтобы выйти из ресторана. По мере приближения к двери, он удерживает ее открытой, позволяя мне первой покинуть помещение. Когда я прохожу мимо, он кладет руку мне на поясницу, и мое тело напрягается, словно меня ударило электрическим током там, где он прикасается ко мне. Реальность начинает смешиваться с фантазией о том, что мы могли бы быть просто друзьями, решившими поздно ночью перекусить вместе в городе.

— Мне туда, — я жестом указываю в сторону своей квартиры.

— Мне в противоположном направлении, но я тебя провожу, — он топчется на месте, покачиваясь вперед и назад на пятках, и я думаю, что он тоже не готов расстаться. — Ты живешь на Тридцать третьей, да?

— Да, высотка на углу. Но ты вовсе не должен...

— Мне бы хотелось, — его голос становится тихим, глаза бродят по мне. Они прекрасны. Они всегда были такими ясными? Что со мной такое? Мне нужно убираться отсюда. Мне нужен воздух и расстояние от этого человека, который вызывает помутнение моего рассудка, потому что прямо сейчас мне плевать на АПА или как там это называется. Все, что я хочу, это смотреть в его глаза и улыбаться.

— Когда вернешься домой, я хочу, чтобы ты попрактиковалась в дыхании и визуализации. А еще рекомендую тебе принять ванну.

— Ладно, — пищу я. От мысли о том, что он будет знать, что я буду лежать голой в ванне, мои щеки краснеют.

— Хорошо, отлично. Я думаю, что в действительности сегодня это должно помочь, но если не поможет, позвони мне, мы сможем обсудить это, несмотря на то, что мы встретимся в пятницу.

Ни один из нас не произносит ни слова весь остаток пути до моей квартиры. Когда мы подходим к дому, на подъеме, я поворачиваюсь к нему лицом и случайно теряю равновесие. Мое тело кренится вперед. Я собираюсь упасть на бетонные ступени, когда две сильные руки меня ловят. Он тянет меня к себе и удерживает в своих объятиях.

Поднимаю глаза, наши взгляды встречаются. Я теряюсь в завораживающей синеве его глаз, не желая отпускать их. Но потом вижу, как его щеки бледнеют, и из уст вылетают проклятья. Он закрывает глаза, и прежде чем открыть их, отстраняется от меня. Я не знаю, что делать или как продлить этот момент, поэтому тянусь вперед, и касаюсь его рукой.

Нежно...

Мягко...

Я слышу, как он вдыхает, пока подушечки моих пальцев прикасаются к его коже.

— Спасибо, Доктор Монтгомери.

Он выдыхает.

— Пожалуйста, зови меня Престон. После вафель, поздних ночных звонков и спасения тебя от падения, мы можем обращаться друг к другу по имени.

Он смеется, чтобы сгладить ситуацию, и это посылает тепло в мое тело.

— Спокойной ночи, Престон.

Его имя соскальзывает с языка, как грязный секрет. Как запретный плод. Как то, что я хочу повторять снова и снова, но не должна.

— Спокойной ночи, Ева.