Я поставила машину на парковку за тюрьмой, прямо под фонарем, прикинув, где тут могут быть линии разметки — потому что пару дюймов снега здесь не счистили. Печка работала вовсю, поскольку Айви приоткрыла окно для вентиляции, и я выключила отопление и фары, потом заглушила мотор и бросила ключи в сумку. Готовая увидеться со Стриж, я вздохнула, не снимая руки с колен и не выходя, только глядя на низкое здание.

Айви сидела прямо, глядя в никуда.

— Спасибо, что ты согласилась, — сказала она. В тусклом свете ее глаза казались черными.

Я пожала плечами и открыла дверь.

— Я тоже хочу узнать, кто убил Кистена, — сказала я, не желая развивать тему. — Пока что от меня было мало пользы, но это я могу сделать.

Она вышла вместе со мной, и щелчки хлопнувших дверей прозвучали глуховато в сугробах снега, превратившего мир в черно-белый под режущим светом прожекторов охраны. На парковке народу было полно — может быть, служащие, хотя я думаю, что посетители: заведение было не строгого режима. Да, Стриж совершила убийство, но это было преступление, продиктованное страстью. Вот поэтому, а еще — потому что она сама юрист, ее и поместили сюда, а не в учреждение более строгого режима за пределами Цинциннати.

В четверти мили от нас находилась больница, размытая сумерками и падающим снегом. Глядя на ее мирные здания, мне вдруг припомнилось, что хорошо бы отдать детям мои старые мягкие игрушки. Дети знают, насколько эти игрушки драгоценны, и будут хорошо с ними обращаться. Можно будет сегодня эти игрушки собрать, когда стану разыскивать ту книгу заклинаний. Отличный повод туда подъехать.

Айви стояла возле закрытой двери, глядя на здание так, будто в нем содержалось ее спасение — или ее гибель. Она в своей рабочей кожаной одежде, сплошь черной, выглядела тонкой и изящной, а байкерская кепочка придавала этому виду некую перчинку. Ощутив мой оценивающий взгляд, она вышла из задумчивости, мы с ней обошли мою машину спереди и свернули мимо припаркованных автомобилей к расчищенному тротуару.

— Ты прости, что я тебя в это втянула, — сказала она, сутулясь не только от холода. — Стриж… в общем, она будет не особенно приятна.

Я поперхнулась смехом, не дав ему прорваться наружу. Не особенно приятна? Да просто ядовита!

— Тебе нужен этот разговор, — ответила я без интонаций, залавливая страх подальше, поглубже, чтобы его видно не было.

У меня было сегодня хлопот полон рот, и я бы вряд ли сюда поехала, если бы не информация, которую мы рассчитывали получить от Стриж. Зато хотя бы не надо будет снова замешивать чары локатора. Облегчение, что заклинание не получилось из-за моей крови, а не профнепригодности, начало перевешивать тревогу насчет того, что за проблема у меня с кровью. То, что я активировала амулет, и он отказал, знал только Дженкс, и он думал, что это просто амулет бракованный. Сейчас амулеты-локаторы, активированные Маршалом, разъезжали по городу в руках шестерых ребят из ФВБ. И хотя вряд ли им удастся подобраться к разыскиваемым на нужные сто футов, чтобы амулет сработал, мои позиции в ФВБ эти штуки укрепили неизмеримо.

Сегодняшний ужин с мамой и Робби обещает мне книгу и нужные приспособления, и я смогу двигаться дальше, затаптывая этот огонь. Меня беспокоило, как бы Ал не показался и не похитил моего спутника, потому что снова наступила темнота; но раньше он так не делал, пока не нашел Пирса, и вряд ли сейчас так поступит.

Мне сейчас хотелось быть дома у мамы и искать ту книгу, а не беседовать с рассерженной вампиршей, но я решительно зашагала рядом с Айви к исправительному учреждению для внутриземельцев. Вся охрана, очевидно, была внутри, потому что снаружи здание напоминало какую-нибудь научно-исследовательскую лабораторию: оштукатуренные стены и направленные вверх фонари, освещающие низкие, покрытые снегом вечнозеленые растения. Наверное, так сделано, чтобы не раздражать соседей, но мне от отсутствия забора и колючки становилось не по себе.

Мы шли молча, только хрустели под ногами битый лед и соль. Мостовая сменилась серым тротуаром, потом появились двойные стеклянные двери с часами посещений и правилами, что можно приносить в здание и что нельзя. Мой детектор смертельных чар мог оказаться проблемой.

Женщина за конторкой при нашем входе оторвалась от телефонного разговора. Уже сработали сигналы первого предупреждения, среагировав на мои амулеты, и я улыбнулась, стараясь разрядить обстановку. До меня донесся запах красного дерева и слегка недовольного вампира. Айви скривилась, и я передвинула сумку вперед, чтобы поставить на стол, пока мы записывались. В углу стоял телевизор, настроенный на погоду, и разговаривал сам с собой. Ночью опять будет снег.

— Рэйчел Морган и Айви Тамвуд к Дороти Клеймор, — сказала я, доставая удостоверение личности, поскольку заметила за спиной у девушки объявление, просящее его предъявить. — Мы договаривались.

Айви протянула мне ручку, и я поставила свою подпись под ее. Мне вспомнилось, как я последний раз записывалась в регистрационную книгу, и я после своей подписи поставила жирную точку — символически обрывающую любую связь между мной и моей подписью. Еще лучше было бы ее вычеркнуть, но, боюсь, меня бы здесь не поняли.

— Вон туда, — сказала женщина, прогнав наши удостоверения через сканер и отдавая нам. — Не убирайте их далеко, — добавила она и показала на толстые пластиковые двери. Ей не терпелось вернуться к телефонному разговору.

Я бы пошла направо, где пол был покрыт ковром и стояли кадки с искусственными цветами, но Айви, явно знающая процедуру, уже направлялась к стерильно-неприятному коридору слева, с белым кафелем и молочным пластиком дверей. Они были заперты на магнитный замок, и когда я поравнялась с Айви, женщина за столом нажала кнопку, пропуская нас.

Двери открылись, и я стиснула зубы, сильнее ощутив запах недовольных вампиров и разозленных вервольфов. Переступая порог, я вздрогнула, чувствуя, что вхожу за тюремные запоры. Магнитная дверь за нами закрылась, переменилось давление воздуха — тюремного воздуха. Супер. Тут все что угодно в нем может быть, в том числе распыленные зелья.

В противоположной стене были точно такие же двери, а рядом за столом — какой-то мужчина. Сидевшая рядом с ним старуха направилась к нам — она была оператором стандартного вида детектора чар, который наверняка стандартным не был. Я не могла не заметить, что от нее просто разит красным деревом, и это — если бы недостаточно было пистолета у нее на бедре — было для меня хорошим стимулом вести себя вежливо. Пусть с виду это была старуха, но я думаю, она могла бы и Ала потрепать в схватке, если бы до того дошло.

— Запрещенные предметы есть? — спросила женщина, глядя на наши удостоверения и отдавая их нам.

— Нет.

Айви в суровом настроении отдала этой женщине пальто и сумочку, не замечая протянутого номерка, решительно прошла через детектор чар и пошла к столу у дальней стены. Опять бумаги, подумала я, увидев, что она заполняет какой-то бланк.

— Запрещенные предметы есть? — спросила меня охранница, и я обернулась к ней. Ну и ну. Этой женщине с виду было все сто шестьдесят, и неприятно-черные волосы сливались цветом со слишком тесной формой. Лицо у нее было пастозно-белое — непонятно, почему бы ей не потратиться на дешевый косметический амулет. Разве что им запрещено надевать такое на работу.

— Только детектор смертельных амулетов, — ответила я подавая ей сумку и засовывая бумажный номерок в карман джинсов.

— А то как же, — буркнула она про себя, и я замялась нерешительно, внимательно глядя на нее. Не улыбалось мне сдавать свои вещи на ее попечение. Наверняка она их перешерстит, как только я скроюсь из виду.

Я вздохнула, стараясь не расстраиваться. Если такая суета происходит, когда навещаешь заключенного в тюрьме с обычным режимом, то что нужно для визита в тюрьму строгой охраны, мне даже думать не хотелось.

Улыбнувшись и став от этого почти уродливой, она мотнула головой в сторону детектора чар, и я неохотно к нему направилась. Камер я нигде не видела, но знала, что они тут есть — и мне не понравилась небрежность, с которой эта баба сунула мои вещи в мешок и бросила его в ячейку.

Волна синтетической ауры неожиданно окатила меня из детектора, и я вздрогнула. Может быть, это потому, что сейчас у меня своей ауры было немного, но я не смогла подавить дрожь, и тип за столом осклабился.

Айви нетерпеливо ждала, и я взяла бланк, который тюремщик подвинул мне через стол.

— И кого мы сегодня навещаем? — спросил меня он со щучьей усмешкой, подавая Айви ее пропуск.

Я подняла глаза от заполняемого бланка — вроде я не заключенная, чтобы так со мной разговаривать. Тут я увидела, куда он смотрит, и похолодела. Видимые шрамы у меня были не старше года, отлично различимы, и он решил, что я вампироманка, за дозой иду.

— Дороти Клеймор, как и моя подруга, — сказала я, будто он этого не знал, подписывая бумагу закостеневшими пальцами.

У этого типа улыбочка стала мерзкой:

— Одновременно нельзя.

Айви повернулась, чуть пригнувшись, а я хлопнула блокнотом по столу и посмотрела на охранника, прищурясь. Ну почему все должно быть так трудно?

— Послушайте, — сказала я, пальцем пододвигая к нему заполненный бланк. — Я просто помогаю своей подруге, а это единственный вариант, когда Дороти согласна с ней увидеться. Понимаете?

— Она, значит, предпочитает втроем? — спросил охранник. Потом, увидев, что я, скрестив руки, барабаню пальцами одной руки по бицепсу другой, заговорил более деловым тоном: — Мы не можем пропустить двух посетителей одновременно к одному заключенному. Бывают инциденты.

К моему большому удивлению, на выручку нам пришла старуха, прокашлявшись так, будто кота хотела из глотки вытащить.

— Пусть идут, Милтест.

Тюремщик по фамилии, очевидно, Милтест резко обернулся к ней:

— Я не добираюсь из-за нее терять работу.

Женщина осклабилась и похлопала ладонью по лежащим перед ней бумагам:

— Нам позвонили. Ей можно.

Что за чертовщина?

Моя озабоченность стала еще сильнее, когда тюремщик посмотрел на мои каракули, потом снова на меня. Скривившись, он повернулся к Айви, потом дал мне гостевой бейджик, выплюнутый настольной машинкой.

— Провожу вас в комнаты для свиданий, — сказал он, вставая и похлопывая себя по карману рубашки в поисках ключ-карты. — Ты тут справишься? — спросил он у женщины, и она засмеялась.

— Спасибо, — буркнула я, отдирая наклейку с бейджика и приклеивая его себе на плечо. Может быть, меня пропустили как независимого оперативника, но что-то сомнительно. Мой лучший друг Милтест открыл дверь и поддернул на себе ремень, пропуская нас. Бог ты мой, ему всего лишь за тридцать, а надутый ходит на все пятьдесят.

И снова в ноздри ударил вампирский ладан с примесью недовольного вервольфа и гниющего красного дерева. В этих запахах ощущались гнев, отчаяние и голод. И все под таким ментальным напряжением, что его тяжесть ощущалась как привкус во рту. Как-то вдруг я увидела отрицательные стороны нашего с Айви совместного прихода: наверняка вампирские феромоны сильно на нее действовали.

За мной закрылась дверь, и я подавила дрожь. Айви стоически молчала, пока мы быстрым шагом шли по коридору, но внутренне она дергалась под маской спокойствия. Ее черные джинсы казались неуместными в белом коридоре, а темные волосы в отраженном свете выглядели чуть ли не серебристыми. Мне стало интересно, что она слышит такого, чего не слышу я.

Мы прошли еще через одну плексигласовую дверь и вышли в коридор вдвое шире прежнего. Синие линии делили пол на секции, и я поняла, что прозрачные двери, мимо которых мы проходим, ведут в камеры. Никого не было видно, но все было чисто и стерильно, как в больнице. И где-то здесь находилась Стриж.

— Сплошные двери мешают распространению феромонов, — сказала мне Айви, заметив, что я их рассматриваю.

— Да, поняла. — Мне не хватало Дженкса, чтобы он прикрывал мне спину. В углах стояли камеры, и наверняка настоящие. — А как получилось, что здесь охранниками работают колдуны? — спросила я, сообразив, что единственный пока что вампир, которого я здесь видела не в камере, это Айви.

— Вампира можно кровью соблазнить на глупый поступок, — сказала Айви, глядя куда-то вдаль и не особо обращая на меня внимание. — Вервольфа — подчинить волей.

— Так и колдуна тоже? — возразила я, глядя, как наш сопровождающий заинтересовался разговором.

Айви покосилась на меня:

— Если только он не зачерпнет из линии.

— Ага, — возразила я, недовольная, что не могу этого сделать прямо сейчас, — но ведь даже ОВ не пошлет колдуна против неживого. Мне и мечтать не приходилось о победе над Пискари.

Идущий за мной охранник неопределенно хмыкнул:

— У нас надземное учреждение обычного режима. Здесь нежити не держат — только колдунов, вервольфов да живых вампиров.

— А у охранников опыта побольше, чем у тебя, Рэйчел, — сказала Айви, читая номера камер — наверное, отсчитывала их. — Офицер Малтост наверняка имеет разрешение на использование чар, считающихся для широкого применения незаконными. — Она улыбнулась ему так, что у меня кровь в жилах похолодела. — Я права?

— Моя фамилия Милтест! — огрызнулся он. — А если получишь хоть один укус, — добавил он, глядя на мою шею, — с работы тут же вышибут.

Мне захотелось поддернуть шарф выше, но я знала, что для голодного вампира, будь он живой или мертвый, это как соблазнительное неглиже.

— Несправедливо, — пожаловалась я. — Меня заклеймили как черную колдунью за то, что я ауру себе замарала, спасая чужую жизнь. А вам можно безнаказанно применять черные чары?

— Ага, — улыбнулся Милтест. — И мне даже за это платят.

Мне не нравилось, что он говорит, но зато он хотя бы со мной разговаривает. Может, у него тоже грязная аура, и мои пятна его не пугают. Но странно, что он вообще со мной разговаривает. Не может же он не знать, что мне объявлен бойкот? Вот почему они впустили меня вместе с Айви — им все равно, что со мной будет. Помоги мне боже, что я теперь маме скажу? Мы миновали еще серию дверей, и моя клаустрофобия усилилась вдвое. Айви тоже проявляла напряжение, у нее выступил пот.

— Ты как? — спросила я, думая, что пахнет она отлично. Эволюция. Никуда не денешься.

— Нормально, — ответила она, но нервозная улыбка говорила о другом. — Спасибо, что пошла со мной.

— Подожди благодарить, пока мы обе целыми не сели в машину.

Наш сопровождающий замедлил шаг, читая номера, написанные краской на дверях, потом наклонился в сторону и что-то уточнил по рации. Получив ответ на свой вопрос, заглянул в стекло, погрозил кому-то пальцем, потом своей ключ-картой открыл дверь.

Раздалось тихое шипение, давление внутри и снаружи выровнялось, и Айви тут же вошла внутрь. Я двинулась вслед за ней, но Милтест меня остановил.

— Пардон? — осведомилась я высокомерно, но не стала вырывать локоть у него из руки, поскольку здесь только он один был вооружен магией.

— Я за тобой наблюдаю! — предупредил он меня, но я не поняла, к чему это. Наблюдает за мной? Зачем?

— Ну и хорошо, — сказала я, убедившись, что он знает о моем бойкоте. Может быть, нас пропустили вместе в надежде, что мы друг друга поубиваем. — Так и скажи им, что я белая колдунья и чтобы закрыли мое дело.

На это он не нашел, что сказать, и когда выровнялось давление, дал мне войти. Я на подкашивающихся ногах перешагнула порог. Дверь закрылась с шипением, и я готова поклясться, что закрылась герметично. Для лучшей изоляции феромонов, я думаю.

Белая комната оказалась чем-то средним между допросной и камерой для супружеских свиданий. (Не то чтобы я знала, как эти камеры выглядят, но могу себе представить). В противоположной стене имелась дверь с глазком. У одной боковой стены стоял белый диванчик, у другой два стула по обе стороны от стола. Очень много места для прикосновений. Очень много места для совершаемых ошибок. Особенно мне не понравилась прозрачная дверь, через которую мы вошли, да камера в потолке. Пахло жженой бумагой — быть может, для нейтрализации феромонов.

Стриж кокетливо сидела на угловом белом стуле, положив ногу на ногу. Белый спортивный костюм хорошо на ней смотрелся, и она казалась и миниатюрной, и озорной. Айви, стоящая посреди комнаты, смотрелась ей диаметральной противоположностью. Стриж была раскована — Айви неуверенна. Блондинка была настроена жеманничать, Айви — молить о понимании. Стриж хотела бы выцарапать мне глаза, Айви — этого не допустить.

Никто ничего не сказал. Я услышала, как гудят вентиляторы. Стриж молчала, зная по своему судебному опыту, что кто первый заговорит, тому больше и надо.

— Спасибо, что согласилась меня видеть, — сказала Айви, и я вздохнула. Ну вот.

Стриж переменила положение ног. Ее светлые волосы висели патлами, а лицо было в пятнах. Здесь заключенным не много давали воли.

— Я не тебя хотела видеть, — ответила она. Злорадно улыбаясь, она встала — очень похудевшая. Толстой она не была никогда, сейчас стала просто скелетом. — Я ее хотела видеть.

Я облизала губы, чуть отодвинулась от закрытой двери.

— Привет, Стриж!

Пульс у меня зачастил, я заставила себя дышать медленно, зная, что напряжение может сработать как спусковой механизм.

— Привет, Рэйчел! — передразнила она мою интонацию и плавным движением приблизилась.

Айви вскинула руку, и я отпрянула в изумлении, когда она блокировала мелькнувшую руку Стриж, направленную мне в лицо. Пальцы с длинным нолями пронеслись в дюйме от моей щеки — я прижалась к стене. Черт, мне нельзя отсюда выходить с царапиной или укусом! Сегодня мне с мамой и Робби ужинать, и они мне жизни не дадут!

— Не надо, — попросила Айви, и я заставила себя оторваться от стены. Плохо получается. Глаза у Стриж почернели, я ощутила тревогу, а мышцы у меня напряглись сами, когда у Айви глаза почернели, как у Стриж. Черт побери.

Айви отпустила руку Стриж, и вампирша в белом отступила, обнюхивая запястье, где остался след пальцев Айви. И улыбаясь при этом, черт и еще раз черт!

— Так что, Айви? — сказала Стриж, похотливо вильнув бедрами в обтягивающем трико. — Она все еще дергает тебя за ниточки как марионетку, дружочек?

Айви вздрогнула, когда я на шаг приблизилась.

— Ты можешь раз в жизни вести себя прилично? — спросила моя соседка. — Кто приезжал к Пискари, но не был в официальном списке? Он от кого-то получил кровь.

— Кроме тебя? — насмешливо удивилась Стриж, и у меня снова зачастил пульс. — Что, обидно, да? — Она поудобнее устроилась на стуле, как на троне силы. — Видеть того, кого ты хочешь, и знать, что этому кому-то на тебя плевать?

Этого я не могла так оставить.

— Мне не плевать.

— Не спорь с ней, — сказала Айви. — Она только этого и хочет.

Стриж усмехнулась, показав клыки. От этого зрелища в сочетании с потемневшими глазами меня пробрало дрожью. Она не мертва и потому не может генерировать настоящую вампирскую ауру, но это было к тому близко.

— Но вот ты приходишь ко мне, — почти мурлыкала маленькая вампирша, — и спрашиваешь, что мне известно. А как сильно ты хочешь знать, Айви-девочка-моя?

— На называй меня так!

Айви побледнела. Таким ласкательным прозвищем называл ее Пискари, и Айви его терпеть не могла. У меня задергался шрам, и я стиснула зубы, борясь с этим ощущением, будто щупальца в меня запускавшим. Наверняка Стриж заметила во мне эту панику.

— Приятное чувство? — спросила она заигрывающим тоном. — Как долгожданное прикосновение любовника. Знай ты, как сейчас оно действует на Айви в этом запертом закутке, ты бы испугалась до потери пульса.

Вампирша встала в приливе злобы, я невольно шагнула назад и только потом взяла себя в руки. Нехорошо. Наверное, тут посмотрели на нарушение правил сквозь пальцы и пустили меня вдвоем с Айви, надеясь, что меня убьют — и снимется проблема, что делать с Рэйчел Морган.

Айви напряглась:

— Ты говорила, что скажешь мне, кто приезжал к Пискари.

— Обещаний я не давала…

Лицо у Айви стало непроницаемым.

— Пошли, — бросила она мне ледяным голосом и повернулась к двери.

— Постой, — неохотно сказала Стриж, и Айви остановилась.

В голосе Стриж слышались страх и растерянность, но мне стало не лучше, а только еще напряженнее. Очень все это небезопасно.

Стриж вышла вперед, на середину комнаты, и Айви встала, почти загородив меня, держа руки на бедрах.

— Я ничего тебе не могу дать, Стриж, — сказала моя соседка. — Ты убила Пискари, и это была ошибка.

— Он тебя смешивал с дерьмом! — воскликнула Стриж.

— Он все равно много для меня значил, — ответила Айви холодно и спокойно. — Я его любила.

— Ты его ненавидела!

— И любила тоже. — Айви встряхнула головой, шевельнулись кончики волос. — Если ты не хочешь мне сказать, кто к нему приезжал помимо тех, кто в списке, то больше нам говорить не о чем.

И опять Айви повернулась к Стриж спиной, взяла меня под руку и повела к двери. Мы уходим?

— У Айви новая игрушка, — желчно сказала Стриж ей в спину. — Со старыми куклами она больше не играет.

Я не думала, что мы что-нибудь узнаем от Стриж, но Айви остановилась. Она опустила голову, собираясь с мыслями, потом медленно обернулась к разозленной голодной вампирше.

— Ты никогда не была игрушкой.

Ее шепот нес в себе мольбу, просьбу понять.

— А ты была. — К Стриж снова вернулась уверенность, она стояла перед нами прямо и гордо. — В те времена, когда мы познакомились. И это я снова сделала тебя личностью.

У нее снова почернели глаза, и мои шрамы, и видимые, и скрытые под гладкой кожей, стало покалывать. Я отступила еще, встала спиной к стене, и мне стало лучше. От ложного чувства безопасности.

Я шагнула назад — а она вперед, и остановилась прямо перед Айви.

— Я хочу, чтобы ты страдала, Айви, — сказала она с придыханием. — За то, что ты сделала мне.

— Я ничего тебе не сделала.

— И я о том же, любимая.

Произношение Кистена она повторила безукоризненно. Айви задержала дыхание, застыла, а Стриж стала обходить ее кругом.

— Тебе не удастся сохранить единственное хорошее в твоей жизни, — говорила низкорослая вампирша, и я знала, что речь обо мне. — Потому что я ее у тебя заберу. И знаешь, как?

— Только тронь се, — пригрозила Айви, и Стриж засмеялась.

— Нет, глупышка Айви-моя-девочка. Все будет куда лучше. Ты сама это сделаешь.

До меня не дошло. Когда-то Стриж пыталась меня отпугнуть от Айви, и это не получилось. Ничего она не могла сделать, но сейчас, глядя, как тощая вампирша все теснее и теснее кружит вокруг Айви, я гадала, что она задумала.

Удовлетворенный звук, который она издала, вызвал прилив тепла к шрамам. Двигаясь с развратной развязностью, медленно. Стриж остановилась ко мне лицом, по другую сторону от Айви, забросила руки Айви на шею. Айви не шелохнулась, и у меня в груди собрался ком.

— Хочешь знать, кто приезжал к Пискари? — спросила Стриж, поглядывая на меня через плечо Айви. — Укуси меня.

У меня похолодели теки. Это вряд ли было сказано в переносном смысле.

— Прямо сейчас, — сказала Стриж. — На глазах твоей новой подружки. Покажи ей кровь, ярость, то чудовище, которое в тебе живет.

Я задержала дыхание. Я знала, какой отвратительной может быть Айви, и не хотела еще раз это видеть.

— Я тебе говорила, — прошептала Айви. — Я больше не практикую.

Меня толкнуло изнутри волной паники, я отпрянула от стены.

— С каких пор? — воскликнула я, но никто не обратил на меня внимания. — Айви, я хочу, чтобы ты это делала, это же твоя суть!

Стриж только улыбнулась, мелькнув клыком:

— Но она хочет другой сути.

Глядя на меня, она стала играть с волосами у Айви за ухом, и у меня кровь бросилась в лицо от гнева. Она играет с волосами Айви, а я ничего не могу сделать. Айви не могла шевельнуться, не могла заставить себя отодвинуться. Она была во власти Стриж.

— Я хочу, чтобы ты меня укусила, — сказала она с придыханием. — Иначе — ничего — не — получишь.

Руки Айви, сжатые в кулаки, задрожали крупной дрожью.

— Зачем ты так со мной поступаешь?

Не сводя с меня глаз, Стриж еще сильнее обвилась вокруг Айви, целуя ее в шею.

— Прошу тебя, — прошептала она развратным голосом. — Сто лет уже у меня этого не было, а с тобой никто не сравнится. Айви, я ради тебя готова пойти на убийство.

Я вжалась в стену, желая исчезнуть. Стриж приложила губы к старому шраму под ухом у Айви, и когда Айви мучительно вздохнула, меня пронзило воспоминанием восторга.

— Не надо! — шепнула Айви, подняв руки к локтям Стрижа, но не в силах ее от себя оттолкнуть.

Это было выше ее сил. Я знала, как это прекрасно, и прислонилась к стене, не в силах отвернуться, а феромоны зажигали огонь у меня в шрамах, спускались в пах.

— Я тебя не заставляю, — тихо сказала Стриж. — Ты же сама хочешь. Как сильно ты хочешь знать, кто убил этого подонка Кистена? Как сильно ты его любила? По-настоящему любила? Или он был для тебя очередной игрушкой?

Я сильнее стиснула зубы. Шея пылала, рассылая щупальца по длинным мышцам обещанием восторга, вызывая в них дрожь.

— Так нечестно, — сумела я сказать. — Прекрати. Стриж перешла к мочке уха Айви.

— Жизнь редко поступает честно, — ответила она, и я смотрела, не в силах оторваться, как она прикусила мочку, как белые зубы прихватили кожу. — Оттолкни меня, — прошептала она в ухо Айви. — Не можешь. Ты — монстр, моя радость, и только я тебя люблю и буду любить. Крошка Бо-Пип потеряет своих овечек, когда они увидят, какая она внутри. Ты останешься одна, Айви. И только я буду тебя любить.

Я выдохнула, но потом пришлось вдохнуть вампирский запах, и стало еще хуже. Глаза закрылись, я чуть ли не качалась от боли, от нежелания здесь быть. Слишком поздно поняла я план Стриж. Она заставит Айви себя укусить, думая, что, если я увижу, как Айви рвет ей горло в неодолимом пароксизме жажды крови, я тогда ее брошу — или же это перейдет в секс с тем же результатом. Это было мерзко, это была не любовь, а манипуляция, включение у Айви инстинктов против ее воли. И Айви не могла это прекратить.

От тихих стонов Стриж, соблазняющей Айви, у меня в животе свернулся узел, и становился все туже, по мере того как разворачивались передо мной интимные моменты их прошлого. Предметы перед глазами расплывались, а я пыталась себя отделить от того, что происходило, но сочетание страха с феромонами вампиров разрывало поставленные разумом барьеры, и вдруг с внезапностью пощечины нахлынуло воспоминание о Кистене.

Я ахнула, удерживая дыхание, чувствуя, как становится пустым мое лицо. Я медленно опустилась по стене, вжалась в угол. Это было воспоминание не о Кистене, а о его убийце. Это было так близко к тому, что делала сейчас Стриж с Айви, что я вспомнила, как отбивалась сама.

Господи, подумала я, зажмуривая глаза, стараясь не дать воспоминанию развернуться, но не могла… не могла его остановить, и вот, сидя скрючившись у стены, — я вспомнила.

Убийца Кистена хотел силой вовлечь меня в кровавую оргию, как поступала сейчас Стриж с Айви. Задержав дыхание, я прижала руку к шее, а в сознание просачивалась память, как он играл с моим шрамом. Я помню, он прижимал меня к стене, зачаровав. Помню волны страсти, рождаемые легчайшими прикосновениями, страсти, смешанной с омерзением, отвращением — и желанием. Пальцы у этого вампира были шершавые, агрессивные, и я была в смятении. Сейчас звуки тяжелого дыхания Айви, ищущей в себе силы сказать «нет», породили воспоминания, как то же самое пытаюсь сделать я. Знакомые звуки, черт побери, до ужаса знакомые.

— Нет! — шептала Айви, и у меня губы тоже складывались в это слово. Я тоже тогда сказала нет, а потом умоляла его меня укусить, ненавидя себя за то, что извивалась от желания. Я снова чувствовала, как качается катер, ощущала спиной стену, вцеплялась руками в этого вампира, как вцепилась сейчас в свои колени.

У меня выступили слезы. Да, я умоляла, как сейчас уже готова умолять Айви.

И я вспомнила, что мне помешал Кистен. Вспомнила зрительно, как Кистен, в смятении, сам на себя непохожий, оттолкнул нас друг от друга, чтобы я снова обрела волю. Он это сделал, зная, что второй вампир снова прекратит его жизнь, но он так любил меня, что тень памяти об этом пробила барьер его первой смерти, и он принес эту жертву.

Во мне вскипел гнев, сметая жалость к себе, давя вызванный Стриж и Айви восторг, от которого стучал в висках пульс, проясняя мне зрение. Вскинув голову, я вытерла слезы, жалея, что не могу так же стереть осколки воспоминаний, но я знала, что теперь никогда этого не забуду. Я смотрела на Стриж и на Айви, и сердце у меня разрывалось от жалости к подруге, страдающей неимоверно лишь потому, что она такая как есть, и ее болевые точки так тесно привязаны к ее же сильным сторонам. Кистен спас меня — я могу спасти Айви.

Айви дрожала, полураскрыв губы, закрыв глаза, забыв, как произносится слово «нет», погружаясь в сладость, которую не могла отвергнуть. Торжество победителя читалось на лице Стриж, она ткнулась Айви в шею носом и глаза ее почернели от ощущения власти над Айви. Она возвышалась, сталкивая Айви вниз.

Я стиснула зубы, в памяти всплыл запах сырого цемента. Встала на ноги — во рту возник вкус холодного и сухого железа. Я шагнула вперед, сжав кулаки, потому что меня наполнила память — как я перебираю пальцами короткие черные волосы на чужом затылке. На затылке убийцы Кистена.

Стриж застонала, ахнула, выгнулась, вжимаясь в Айви, подстегивая ее, не видя ничего вокруг, не видя моего приближения.

Я чуть не опоздала. У Айви мокро заблестели клыки, давний жар сверкнул во мне от воспоминания, как они плавно в меня входят, смешивая боль и радость в нереальном приливе адреналина с эндорфинами. Дрожа, я втянула воздух.

— Прости меня, Айви! — прошептала я и ударила ее кулаком в живот.

Дыхание шумно вырвалось из нее, Айви пошатнулась, схватившись за живот, пытаясь вдохнуть.

— Ах ты, сука! — взревела Стриж, слишком ошеломленная, чтобы действовать, ощущающая только потерю вырванной у нее радости укуса. Если бы я ударила ее, она бы реагировала инстинктивно и меня бы уже не было в живых. Даже умирая, Кистен мне преподал еще один урок. Он бросился на своего убийцу и поплатился за это посмертным существованием. Он погиб за меня. Погиб за меня.

Айви сделала первый мучительный вдох, я бросила на нее мимолетный взгляд и встала между ними в оборонительную стойку.

— Оставь Айви в покое!

Стриж завопила в бессильной ярости. Глаза у нее почернели, пальцы согнулись как когти, но как-то раз я ей уже всыпала как следует, и она знала, что я с ней справлюсь.

— Айви? — окликнула я ее и рискнула покоситься назад и увидеть, что она все еще бьется в судорогах жажды крови, хотя и вздохнуть толком не может. Блин горелый. Я не ожидала, что придется бороться сразу с двумя. — Айви! — рявкнула я, огибая ее сзади, а другим глазом присматривая за Стриж. — Посмотри на меня. На меня посмотри! Подумай, как ты завтра будешь сама себе в глаза смотреть!

Не в силах разогнуться, она глядела на меня из-под завесы волос. Потом она сделала вдох, потом еще один. Стриж справа от меня тряслась от неутоленного желания, и Айви, бросив на нее взгляд, передернулась от ужаса.

— Подумай про завтрашний день! — повторила я, видя, что к ней возвращается сознание обстановки. — Еще ничего не случилось, Айви. Ты не потеряла самообладания, ты осталась прежней.

Она заморгала. Вокруг зрачков стал медленно появляться коричневый ободок.

— Бог мой! — прошептала она. И вдруг выпрямилась.

— Ах ты мелкая… вампирша! — крикнула она. — Как ты могла так со мной поступить?

Айви шагнула вперед, и я встала между ними. Стриж у меня за спиной в страхе вжалась в угол.

— Айви, не надо! — приказала я.

Но глаза у нее оставались почти черными, и тяжелым грузом обрушился на нее страх того, что чуть не случилось только что — что она чуть не поддалась инстинктам. Меня пробрало холодком, мурашки пошли по коже.

— Пойдем отсюда, — сказала я, и Айви разжала зубы. Я с облегчением вздохнула, еще раз с наслаждением втянула в себя воздух. Айви восхитительно пахнет, когда разозлится.

Стриж смотрела, как Айви вновь овладевает собой, и знала, что эту возможность дала ей я — и тут блондинка не выдержала.

— Она моя! — крикнула маленькая вампирша и бросилась на меня, рыча и скаля клыки.

Я нырнула вперед — и в ушах отдалось тихое «Уф!» выходящего воздуха. Стриж рухнула рядом со мной обмякшей грудой, а я посмотрела на Айви, не успев разогнуться. Боль отчаяния и предательства сменили в ней голод, а глубже под этими чувствами была благодарность.

— Ты ее не получишь! — всхлипывала Стриж, свернувшись в клубок от жалости к себе. — Она моя! Моя! Я тебя убью. Убью как Пискари!

Айви протянула неуверенную руку, помогла мне встать.

— Ты цела?

Я посмотрела на нее, стоящую между мной и ревнивой смертью. Глаза Айви стали почти карими, страдание, отражающееся во взгляде, — знакомым. Я обернулась к Стриж — маленькая вампирша, перепуганная, лежала и всхлипывала. Сделав быстрый вдох, я вложила руку в ладонь Айви, и Айви помогла мне встать.

— Ага, — шепнула я, пошатнулась, встала ровно. Цела-то цела, но не так чтобы невредима.

— Я думаю, нам пора, — сказала Айви, не глядя на Стриж Она пошла к двери, я посмотрела на узницу:

— Мы не получили того, за чем пришли.

— Плевать.

Айви постучала ладонью по двери, и когда на этот звук появился Милтест (на крики он не пришел), Стриж впала в ярость.

— Сука! — заорала она, снова на меня бросаясь, но Айви была готова, и Стриж напоролась прямо на ее выставленную ладонь. У меня сердце заколотилось быстрее — так молниеносно это случилось.

Стриж отшатнулась, ловя ртом воздух. Лицо она закрыла руками, но видна была стекающая из носа кровь. Плача уже навзрыд, белокурая вампирша свалилась на диванчик, спиной к нам, и я только что не выбежала в открытую дверь, но Айви задержалась. Из коридора я смотрела, как она любовно положила руку на плечо Стриж.

— Прости меня, — услышала я ее шепот. — Я любила тебя. Но так жить я больше не могу.

Стриж сильнее сгорбилась, сжимаясь в комок.

— Я ее убью! — выговорила она сквозь рыдания. — Если ты с ней останешься, я ее убью!

Меня пробрало холодом — не от ее слов, но от той любви, с которой обняла ее Айви.

— Нет, не убьешь, потому что не Рэйчел показала мне, что я заслуживаю любви. Это сделала ты. Расскажи, кто приезжал к Пискари.

— Уйди! — всхлипнула Стриж, слабой рукой отталкивая Айви. На белом спортивном костюме алела кровь, и Милтест застыл, увидев ее.

— Кто приезжал к Пискари, кроме тех, кто в списках? — спросила Айви настойчиво, и Стриж сдалась. Дрожь ее прекратилась.

— Никто, кроме Кистена, — произнесла она тихим вежливым голосом — Раз в неделю, через три дня после тебя. Больше никто.

Я вздохнула — снова наваливалась эта сволочная депрессия. Пустой номер. Ничего не узнали.

— Я тебя любила, Айви, — шепнула Стриж безжизненным голосом. — Уходи и никогда не возвращайся.

Айви встала, опустив голову, постояла, беря себя в руки, потом повернулась и решительно пошла к двери, обдав меня на ходу волной вампирского ладана с едкой ноткой недовольства. Клацая каблуками по полу, она пошла одна по коридору.

Я бросилась следом. Услышала за спиной, как Милтест запирает дверь, потом зазвучали шаги обутых в сапоги ног.

— Как ты? — спросила я Айви, не в силах сама понять, что она чувствует.

— Ничего, она придет в себя, — сказала Айви, стиснув зубы и не глядя на меня.

Милтест нашарил замок, поднес к нему карту и отступил, пропуская Айви вперед.

— Не могу поверить, что вас не укусили! — сказал он с откровенным боязливым восхищением.

Я прищурилась и подумала, что меня сюда пропустили, ожидая, что меня вынесут раненой или мертвой. Вот он — хороший белый колдун, имеющий благословение правительства на черную магию. И если я сделаю одно неверное движение — он отреагирует.

Я с неприятным чувством отвернулась от него и пошла догонять Айви.

Но я слышала за собой его шаги, и кожу покалывало.

Наконец я поравнялась с Айви возле первой двери. Старуха возле детектора магии встала, держа наготове заполненные пропуска — похоже, она удивилась, увидев нас.

— Айви, — сказала я. Пока мы поджидали отставшего Милтеста, она стояла молча, наклонив голову. — Прости меня.

Ее стоическая маска дала трещину. Когда Айви повернулась ко мне, в глазах у нее стояли слезы.

— Я не знала, что она так себя поведет, — сказала она. — Спасибо, что меня двинула, я… я не могла бы сказать «нет», черт побери. Не смогла бы. Я думала…

Она замолчала, когда Милтест отодвинул стеклянную дверь. Не сказать, чтобы воздух там был особенно свеж, но я, переходя в промежуточную зону, вдохнула его полной грудью, чтобы избавиться от накопившихся вампирских феромонов. Вздохнув, я подняла руку к шее, тут же уронила ее.

— Ты же не всерьез говорила, что отказалась от крови? — спросила я, отдавая Милтесту карточку-пропуск.

Айви отодрала от себя бейджик с именем и тоже отдала его Милтесту.

— Я об этом думала, — сказала она ровным голосом. Даже Милтест понимал, что это была неудачная мысль, и разглядывал меня пристально, пока мы подписывали бланки еще раз и направлялись к выходу. Если она сядет на диету, жить с ней станет куда труднее.

— Только время зря потеряли, — тихо сказала Айви, проходя мимо детектора, где женщина отдала нам наше имущество.

Нет, не зря. У меня зачастил пульс — я вспомнила. Я многое вспомнила.

Хотя колени дрожали, я замотала шарфом шею, сунула сумку под мышку и двинулась к входным двустворчатым стеклянным дверям навстречу холоду. Малтост, как назвала его Айви, со своей подругой и так уже слишком многое узнали о наших сложностях.

— На самом деле, — ответила я, натягивая перчатки, пока Айви держала для меня дверь, — не потеряли. Я, когда видела тебя и Стриж… вспомнила одну вещь.

Айви остановилась как вкопанная, и я с ней — в островке света. За тот час, что мы провели внутри, стало холоднее, ночной воздух резал легкие как ножом, прочищая мысли после жаркого смятения за стеклянными стенами. Я втянула в себя сухую ночь, пахнущую снегом и выхлопными газами, втянула полной грудью, и яснее стали видны моменты прошлого.

— У него… — начала я, чувствуя, как горят щеки, как я краснею, и закрыла глаза, чтобы не выступили слезы. Может, легче будет сказать, не видя Айви. — У убийцы Кистена сухие руки, — сказала я. — Шершавые. От него пахло сырым цементом, а пальцы его на вкус — как холодное железо.

Я это знала: эти пальцы были у меня во рту. Боже мой, я же умоляла его меня укусить.

Заметив, что зубы у меня стиснуты, я заставила себя разжать челюсти.

— Кистей был мертв, — сказала я. На черную одежду Айви падал белый снег. — Я думаю, это вышло случайно. Его убийца даже не притронулся к его крови, и по этому поводу жутко злился. И он решил вместо того сделать меня своей тенью. Он… он меня заставлял об этом умолять. — Я судорожно вздохнула, но нет — если я сейчас не скажу, потом уже не получится. — Он теребил мой шрам, чтобы я умоляла его укусить. Кистен ему помешал. Кистен знал, что это может кончиться второй смертью — и все равно встал у него на пути.

Айви опустила голову, потерла лоб.

— Прости меня, — сказала я, не зная, за что прошу прощения. — Он пошел на вторую смерть, потому что любил меня.

Айви подняла голову — свет блеснул на полных слезами глазах.

— Но он не мог вспомнить, почему он тебя любит?

Я покачала головой, вспомнив эту сердечную боль.

— Нет. Не мог.

Айви выслушала, ничего не сказав. Глубоко в затененных глазах я видела ее скрытую надежду: что я смогу избавить ее от такой судьбы.

— Я не хочу жить, не помня, почему я люблю, — сказала она наконец. Она была бледна от мыслей о неизбежной смерти собственной души.

— Прости меня, Айви, — шепнула я, шагая рядом с ней к моей машине.

— Мы такие, как мы есть, — ответила она стоически. Но именно такой она и не хотела быть.