— О господи, как бы еще не стошнило, — прошептала я, склонив голову к коленям, уронив волосы на вещее зеркало. Утренняя прохлада, совмещаясь с тошнотой, вызывала ощущение болезни, и рука у меня тряслась, когда я прижала ее к выемке пентаграммы на вещем зеркале. Льющаяся в меня лей-линия ощущалась как рваные толчки и броски. Моя аура явно еще не вернулась к норме.

Рэйчел вызывает Ала. Алу срочно явиться на базу, — думала я саркастически в последнем отчаянном усилии достучаться до демона, но он, как и прежде, отказывался отвечать, бросив меня в этой шаткой неуютной трясине существования. Вдруг я сгорбилась от ощущения, будто мир из-под меня выдернули. Желудок свело судорогой, и я едва успела разорвать связь, чтобы меня не вывернуло на кухонный пол.

— Да будь оно все проклято до Поворота и обратно! — хотела я крикнуть, но получился только шепот.

Руки у меня дрожали. Я смирила в себе желание запустить зеркалом в стену, и только грубо сунула ею на открытые полки под кухонным столом. Рухнув снова на стул, я уставилась в никуда. Было примерно три часа дня. Айви еще не проснулась, но пикси уже встали и старались не шуметь, чтобы ее не будить. Я глянула на открытую коробку холодной пиццы, оставшейся с ночи. Тошнота прошла так же быстро, как появилась, я схватила ломоть и откусила от него кусок.

— Блин, ну и жуть, — буркнула я и бросила его опять в коробку. Стара я уже для всего этого.

Было по-настоящему тихо и холодно. Ну, в одном только халате теплее и не могло быть. В дверях появилась Рекс, села на пороге, обернув хвостом лапы. Повытаскивав пепперони из брошенного мною куска, я предложила ее кошке, и та подошла, с грациозной манерностью взяв угощение.

— Хорошая киса, — шепнула я, почесав ее, когда она съела кусочек.

Но мне слишком много надо было сегодня сделать, чтобы рассиживаться в халате, кормя кошку холодной пиццей. Я взяла чашку, налила себе кофе и выглянула в окно, где блестел снег. Скоропортящиеся продукты, сложенные на столе, смотрелись забавно. Я вздохнула.

Сегодня Новый год, а я — бойкотируемый изгой. Как год встретишь… Но это не удивительно, если я думаю состряпать заклинание, которое заставит демона явиться ко мне — в общественном месте. Может быть, мне стоит вломиться в какой-нибудь пустой офис, выходящий на площадь. А может быть, я черная колдунья.

Мрачнея все больше, я глотнула из чашки, закрыв глаза и чувствуя, как проходят остатки тошноты. Потом повернулась и чуть не разлила кофе, обнаружив, что Айви стоит в дверях в черном шелковом халате, скрестив руки на груди, и смотрит на меня.

— Блин горелый! — воскликнула я беспокойно. — И давно ты здесь?

Айви улыбнулась, не размыкая губ. Зрачки у нее слегка расширились — вероятно, от выброса у меня адреналина.

— Не очень, — ответила она, поднимая с пола Рекс и укладывая на руку как младенца.

— Ты меня до смерти напугала, — пожаловалась я. — Чего это ты стоишь и на меня смотришь?

— Ну, прости, виновата.

Отпустив кошку, она вошла в кухню, подошла к мойке и подставила кофейную кружку под струю горячей воды.

Я вернулась к своему стулу, стараясь двигаться непринужденно, чтобы это не выглядело, будто я ее избегаю. Она не казалась смущенной. Вид у нее был… потрясающий. Алебастровая кожа даже порозовела чуть-чуть. В черном халате она двигалась с небрежной грацией и с какой-то необычной четкостью движений. Остротой. Да, проведенная у Кормеля ночь дала ей больше, чем спасение жизни.

— Как себя чувствуешь? — спросила я неуверенно, глядя на пиццу и думая, что вряд ли мой желудок ее выдержит. — Кормель тебя привез около полуночи. Но выглядишь ты отлично.

Под журчание кофе, который она наливала себе в чашку, она ответила, не поворачиваясь:

— И чувствую себя отлично. Просто отлично. Все корки отпали, все волдыри лопнули. — Она говорила сдавленным печальным голосом, аккуратно ставя кофейник на место. — Я себя ненавижу. Но завтра будет лучше. Я взяла чью-то кровь, чтобы не умереть. Единственное, что меня утешает — не у тебя. — Она повернулась, подняла чашку будто в салюте. — За малые победы.

Я не знала, что мне делать сейчас, когда она вот так стоит возле мойки, и нас разделяет кухонный стол.

— Прости, — сказала я тихо, — но мне все равно, что ты сделала, я только рада, что ты поправилась.

Но я не могла заставить себя подойти к ней и обнять. Пока не могла.

Она опустила глаза к чашке, которую держала в руке.

— Спасибо. Мы обе знаем, что чудовище никуда не делось, и нет необходимости лишний раз на него смотреть?

Тихое отчаяние поражения звучало в ее голосе, и я стала возражать:

— Айви, ты не монстр!

Она глянула на меня и отвернулась тут же.

— Тогда почему мне сейчас так чертовски хорошо? После того, что я сделала этой ночью?

Ответа я не знала. Но мои мысли вернулись к группке тех детишек. К сравнению черной магии с химиотерапией.

— Я одно только знаю: это спасло тебе жизнь, и я очень рада.

Она отнесла кофе к компьютеру. Сжав губы в ниточку, сняла со своего стула две книги и села перед пустым экраном. Я понимала, что сказать, но непонятно было, как. Прислушалась, ловя стрекот крыльев, но Дженкс был либо в святилище с детьми, либо специально затих, подслушивая.

— Айви, я… я должна тебя спросить об одной вещи.

Отбросив с глаз волосы, она шевельнула мышью, пробуждая компьютер.

— Да?

Да? Это звучало вполне невинно, но у меня застучал пульс, и я знала, что она знает, о чем я, и безразличие у нее деланное.

Охватив ладонями теплую чашку, я медленно сделала вдох.

— Если бы была у тебя такая возможность, бросила бы ты все, чтобы стать просто человеком?

Мышь застыла неподвижно. Айви посмотрела на меня пустыми глазами:

— Не знаю.

Нас прервал сухой стрекот крыльев, и ворвался Дженкс, рассыпая серебряные искры.

— Как? — вскричал он, повисая между нами в своей любимой позе Питера Пэна. — Рэйчел говорит, что может избавить тебя от жажды крови, а ты «не знаешь»? Что тебе в голову стукнуло?

— Дженкс! — воскликнула я, не удивившись, что он слушал. — Я же не сказала, что могу ее сделать человеком. Я только спросила, согласилась бы она, если бы это было возможно. И перестань ты уже нас подслушивать!

Айви покачала головой:

— Вот, стала я человеком, жажды крови больше нет. И с чем я останусь? Не жажда крови меня извратила, а Пискари. Все равно во мне жестокость будет смешана с любовью. Но только тогда, если я кому-то в порыве страсти сделаю больно, так это будет больно. Сейчас это хотя бы будет приятно.

Гуденье крыльев Дженкса снизилось на тон, а струйка пыльцы на миг позеленела:

— Вот оно что…

— Не говоря уже о том, что я стану более уязвимой и опущусь ниже в пищевой цепи, — добавила она, слегка покраснев и глядя пристально на экран, чтобы не смотреть на нас. — Всякий сможет тогда этим воспользоваться — да и сделает это, зная, какое у меня прошлое. А при нынешнем положении вещей никто не посмеет.

Я запахнула халат потуже — от холода.

— Можно ощущать себя сильной и без вампирского вируса.

— Ага, слыхала, — огрызнулась она, и у меня лицо застыло от этой вспышки гнева. — А мне вот нравится, что я вампир. Меня только потеря души пугает. Если бы я знала, что не утрачу ее, когда умру, я бы больше старалась… соответствовать. — Она посмотрела в мои глаза поверх книг по магии, сложенных на столе — я их утром приволокла с колокольни. — Ты и правда думаешь, что могла бы сделать меня человеком?

В вихре криков и шелка ворвались дети Дженкса. Я пожала плечами, глядя, как он их собирает в кучу, гонит перед собой и летит посмотреть, что их так всполошило.

— У Трента есть какое-то лечение. Оно эффективно лишь в одиннадцати процентов случаев и всего лишь переводит вирус и нейротоксины в дремлющее состояние. Если ты выживешь после его приема, все равно после смерти становишься нежитью и утрачиваешь душу. Ринн Кормель оценил бы его как неудачу. — Я слегка улыбнулась, думая, что хреново быть вампиром, даже таким уважаемым, как Айви. — Оно может облегчить тебе жизнь, а может тебя убить.

Я не собиралась рисковать, имея одиннадцать шансов на успех. Жизнью Айви — уж точно не собиралась.

— На самом деле, — сказала я, не зная, надо ли поднимать эту тему, — я думала скорее в сторону проклятия, которое превратит тебя в человека.

— Или в колдунью? — спросила Айви, чего я не ожидала. Как-то беззащитно прозвучал этот вопрос, и я заморгала.

— Вряд ли тебе понравится быть колдуньей, — тут же сказала я.

— А что такого? Ты ведь колдунья?

Вернулся Дженкс с одной из своих дочерей — у нее крылья запутались в чем-то вроде паутины.

— А я думаю, ты должна быть пикси, — сказал он.

С пальцев, которые бережно очищали крыло Джириксбелл, сыпалась пыльца.

— Ты бы так классно выглядела с крылышками и клинком. Я бы тебе позволил драться у меня в саду, когда только захочешь.

Мимолетная улыбка мелькнула у нее на губах и исчезла.

— Колдунью нельзя обратить, — коротко сказала она.

— Как и оборотня, — напомнил Дженкс и улыбнулся, запустив дочку в воздух. Девочка метнулась прочь, крича остальным, чтобы ее подождали, — так пронзительно, что ушам стало больно.

Айви глубоко задумалась, и я не могла сдержать улыбки при мысли о Дэвиде. Наверное, она подумала о том же, потому что отвернулась к компьютеру и покраснела. Кормель убил бы меня, если бы я обратила Айви во что-то иное, кроме вампира, но с бессмертной душой. Но если уж я не могу быть такой, как я хочу, почему тогда не воспользоваться этим моим увечьем и не дать Айви шанс быть такой, какой хочет быть она?

С таким чувством, будто что-то решилось, хотя на самом деле этого не было, я встала и подошла к кладовой. Все, что было раньше в холодильнике, лежало снаружи.

— Хочешь блинчиков? Что-то меня на готовку потянуло.

— С удовольствием. — Айви щелкала пальцами по клавишам, но мысли ее крутились вокруг трех бутылок зелья, прислоненных к стене рядом с дезактивационным чаном соленой воды. — Ты книгу достала?

Я вышла из кладовой с коробкой смеси.

— Вчера вечером. Сегодня попробую на Фаунтейн-сквер. Хочешь присутствовать?

— А машины с телевидения будут? А вопли?

— Вероятно, — мрачно ответила я.

— Тогда я в доле, — сказала она, и Дженкс фыркнул с подоконника, где кормил своих артемий. Аквариум с морской водой занял почетное место на подоконнике с тех пор, как я перевезла Рыбку в безвременье в качестве канарейки — чтобы знать, не отравляет ли меня тамошняя атмосфера.

Прислонившись к столу, я прочла надпись на задней стенке коробки. Если у нас и есть яйца, на улице они замерзли.

— Вообще-то я думала арендовать фургон и поставить его в гараже. Ты сможешь к нему никого не подпускать?

— Если машина качается — проходи, тебя не касается! — пропел Дженкс, вертясь возле меня.

— Дженкс, приди в себя! — одернула я его. — Тут дети в церкви!

— А откуда они взялись, как ты думаешь? — засмеялся он.

Я шмякнула коробку на стол и смесь пыхнула прямо на него.

— Эй, ты! — крикнул он, густо пыля и сбрасывая с крыльев облако муки.

Айви улыбнулась, не разжимая губ, и это было приятно. Мы долгий путь прошли за год — все мы.

— Когда набьешь морду этому демону, я тебя и Пирса приглашаю на пиццу, — предложила она.

— Идет.

Я нагнулась, вытащила из-под стола сковородку и поставила на плиту. Мысли у меня вертелись вокруг того, какими заклинаниями я смогу защититься, чтобы Ал, разозлившись, не стал вымещать на мне свои ошибки. Это должны быть заклинания земли, чтобы не трогать линию, но в заклинаниях земли я мастер. В сонных чарах уж точно.

Айви встала едва уловимым движением, напугав нас с Дженксом, — либо она не скрывала сейчас своей вампирской быстроты, либо ей трудно было себя контролировать. Увидев, как мы всполошились, она весело улыбнулась.

— Там машина Гленна в конце улицы, — сказала она, и Дженкс с недоверчивым видом взлетел повыше. — Я пойду оденусь.

Она вышла с чашкой в руке.

— Тинкины красные стринги! — ахнул Дженкс, бросаясь за ней. — Ты его отсюда слышишь?

— Сегодня слышу, — ответила она, уже входя в свою комнату, и дверь отрезала конец ответа.

Я завязала пояс халата. Может, мне плюнуть на все свои запреты, мешающие мне любить, и полюбить тех, кто любит меня? Или найти себе кого-то еще?

Звук открываемой входной двери и дикий хор воплей пикси сказал мне, что Дженкс впустил детектива ФВБ, и когда Гленн вошел с бумажным пакетом из бакалеи, я уже улыбалась.

Пикси метались вокруг него, звеня и треща, залетая в пакет и вылетая обратно. Гленн поставил пакет на стол, глянул туда, где был холодильник, и вопросительно поднял брови:

— А что с холодильником случилось?

— Я его взорвала, — ответила я, оглядывая бледнеющие синяки на лысом черепе, свежевыбритом — чтобы не ходить с проплешинами от ножниц медиков. Кажется, я его еще никогда не видела в джинсах, а из-под кожаного пальто виднелся темный свитер.

— А ты уже ничего выглядишь, — сказала я, пока он оглядывал мой халат.

— Но ведь сейчас три часа дня, — сказал он неожиданно неуверенным голосом.

— Точно подмечено. — Я обняла его — была искренне рада его видеть. — Как там сработали амулеты-локаторы, которые я отдала твоему отцу? Кофе хочешь? А блинчиков? Да, я у тебя в долгу, что помог мне выбраться из больницы — спасибо тебе за это.

Я боялась, что он умрет или застрянет в больнице на полгода, а он вот он — стоит у меня в кухне с пакетом продуктов, и на лице его лишь едва заметные следы пережитого.

Он глянул на кофейник, потом снова туда, где стоял холодильник.

— Я думаю, амулеты действуют, тебе признательны, что помогла сдвинуться с места, нет, спасибо, кофе не хочу, я на минутку. В департаменте узнали, что случилось с тобой и с Айви и ребята попросили вам обеим что-нибудь привезти. Вы же не непобедимые, большая буква S у вас на груди не написана. — Он замялся, нахмурил брови и наклонился так близко, что слышен стал запах лосьона после бритья. — Как там Айви? Я слыхал, что ей досталось всерьез.

— Уже прыгает, — ответила я сухо, заглядывая в пакет, где кишели пикси и видя там… помидоры? Он купил помидоры за счет фонда подарков ФВБ? — Сейчас она переодеваться пошла, — добавила я, продолжая удивляться. Где Гленн мог достать помидоры?

— Черт, быстро же поправляются вампиры, — сказал он, с заинтересованными глазами заглядывая в пакет, пока я хлопотала. — У меня на это пять дней ушло. Не удивительно, что Денон так в вампиры рвется.

— Ну, всем нам случается ошибиться. — Трое детей Дженкса взлетели, держа в руках помидор-черри и споря, кому достанутся семена. — Гленн, ты все это сам купил?

Он расплылся в улыбке, потирая шею:

— Ага. Слишком много?

— Да нет, если на собрание большой семьи, — улыбнулась я, давая понять, что шучу. — Ну ты настоящий мужчина, я тобой горжусь. Что, прямо вот так сам вошел в магазин и так далее?

Он подошел к пакету ближе, наклонился. Энтузиазм этого большого темнокожего человека заражал.

— Видела бы ты, как на меня смотрели, — сказал он, запуская руку в пакет и шурша там. — Ты знаешь, что помидоров далеко не один сорт? Вот это — бычье сердце, кажется. — На стол лег здоровенный помидор в два моих кулака. — Его хорошо ломтями на бутерброды класть. А еще продавщица мне сказала, что их можно резать на четвертинки и жарить на гриле.

— Да ты что! — удивилась я, скрывая улыбку, а его темные пальцы вытащили пакет помидоров-сливок.

— Вот эти длинные называются «рома». Их можно резать в салат, в пиццу, на соусы. А эти маленькие — помидоры-черри. Можно класть в салаты, а можно просто есть как конфетки.

Я никогда не ела помидоры «как конфетки», но сейчас съела, хотя этот кисловатый плод не очень сочетался с кофе.

— А хорошо, — одобрила я, и Дженкс засмеялся, пролетая над притолокой с помидором, который увели его детишки. У него за спиной маячила одна из его дочерей, заламывая руки.

— И есть еще три, вызревшие на ветке, — сказал Гленн, наклоняясь их поискать и показывая избитую и порезанную голову. — Дорогие эти детки, но зато по-настоящему красные.

— Себе не хочешь взять? — спросила я, и он посмотрел на меня, весело скалясь. Улыбка доходила до самых глаз, и приятно было видеть его веселым.

— У меня в машине другой такой же пакет. Тебе придется теперь кого-нибудь другого шантажировать, добывая себе наши спецсредства.

— Так ты не против, если я все расскажу твоему отцу? — поддразнила я его, и он перестал улыбаться.

Влетел Дженкс, легко неся целый помидор-черри.

— Вот он, Гленн. Мои дети просят прощения и больше так не будут.

Он отпустил помидор, и я успела его подхватить.

— Да пусть себе оставят, — сказала я, и пять мальчишек-пикси вместе с дочкой Дженкса спикировали сверху, вереща все одновременно, и схватили помидор с моей ладони.

— А ну! — крикнул на них Дженкс, провожая к выходу.

— Уверен, что кофе не хочешь? — спросила я, слыша, как приоткрылась дверь Айви. — Та индийская дама, что собирает утиль, где-то здесь держит пенопластовый стакан, можешь взять с собой.

Гленн вытащил пальцы из пакета с помидорами и взял руки назад, как по команде «вольно», стоя спиной к двери.

— Нет, мне пора. Но я хотел бы знать твое мнение про эту ночь.

Он стал похож на копа. Я нахмурилась, подумала насчет нашей с Айви бешеной гонки к мосту.

— Хреновая была ночь. А что?

— Я не о твоем самочувствии, — сухо уточнил Гленн. — Ты газеты читаешь вообще?

Несколько заинтригованная, я отодвинулась от кухонного стола, подошла к столу Айви и взяла утреннюю газету, все еще в пластиковой обертке. Под ней лежала моя с Дженксом фотография на мосту Макино, спасенная от вчерашнего пожара холодильника. Аккуратно ее сдвинув, я развернула газету.

— Где смотреть?

— На первой странице, — ответил он так же сухо.

О господи. Я вздрогнула и прочитала: «ТРОЕ ПОСТРАДАВШИХ В БОЛЬНИЦЕ. ПОДОЗРЕВАЕТСЯ ЧЕРНАЯ МАГИЯ».

Фотография машин «Скорой» в темноте, в свете горящей машины. Перед фасадом какого-то здания шевелится толпа.

Дженкс, успевший выпроводить детей, присвистнул у меня над плечом.

— Я вообще-то всю ночь была дома, — начала я, думая, что как-то это на меня попробуют повесить — что бы «это» ни было. — Говорила с твоим отцом около полуночи, он может подтвердить. — Я наклонилась вперед, узнав крышу здания. Роллердром Астона? — Ты над этим делом работаешь? — спросила я, теперь уже встревожившись. — Может, ты чувствуешь себя лучше, но аура у тебя очень-очень тонкая.

— Ценю твою заботу, — ответил он, но тут заметил открытую коробку холодной пиццы. — Слушай, можно мне эту штуку? Умираю с голоду.

— Бери, конечно. — Я прищурилась, разглядывая черно-белый снимок, а Гленн через всю кухню подошел к столу и вытащил себе ломоть пиццы. — Дженкс, ты знаешь про эту историю?

Дженкс покачал головой, приземлился на газету, поставив руки на бедра, и стал внимательно читать, глядя себе под ноги.

— По сведениям от ОВ, — сказал Гленн с набитым ртом, — похоже, что миз Уокер налетела на миз Харбор. Трое с поврежденными аурами лежат в реанимации.

— Это ужасно, — сказала я, радуясь, что меня здесь обвинять не будут. — Надо, чтобы я поехала на осмотр места преступления? — спросила я с радостно готовностью. — Это же Астоновский роллердром?

Гленн расхохотался, попытался это скрыть, сделав вид, что поперхнулся, и я не сводила с него глаз — с него, а не с Айви, неожиданно возникшей в дверях. Она была одета в черный свитер, выглядела прекрасно, успела причесаться и слегка накраситься.

— Нет, спасибо, — сказал он, не замечая Айви.

Я с оскорбленным видом села на стул:

— А вот от смеха ты мог бы воздержаться.

Дженкс взлетел, держась за край газеты, старался перевернуть страницу, чтобы дочитать статью.

— Не мог бы, — сказал он. — Тебе надо походить на занятия: как себя вести на осмотре места преступления.

Айви неслышно подошла к Гленну сзади — он тем временем откусил еще кусок, и прошептала ему в ухо:

— Спасибо тебе за помидоры, Гленн!

Он дернулся всем телом.

— Пресвятая матерь божия! — воскликнул он, разворачиваясь и хватаясь рукой за бедро, где был бы пистолет, если бы он был. Ломоть пиццы взлетел в воздух, Гленн попытался его поймать.

— Черт побери, женщина! — в сердцах воскликнул он, когда пицца упала на пол. — Откуда ты взялась?

Айви тонко улыбнулась, но я смеялась в голос.

— Моя мать всегда говорила, что я — дар небес, — ответила она, аккуратно переступая через пиццу по дороге к кофеварке. Теми же соблазнительными движениями она налила себе кофе и повернулась, стоя перед дверцей к мусорному ведру.

Гленн взял ломоть пиццы в свою большую ладонь, как берут хомячка — мертвого, но все равно еще любимого. Айви шагнула в сторону и открыла дверцу. Гленн вздохнул и пиццу выбросил.

Я протянула ему коробку, и он просиял, взяв себе другой кусок.

— Так чего стряслось? — спросила Айви, отпивая кофе и глядя на Гленна поверх чашки так, будто хотела его съесть как пирожок.

— Да, Гленн, зачем ты приехал, если ты не хочешь, чтобы я осматривала место преступления? — спросила я, кладя ноги на соседний стул и запахивая сползающий с них халат.

— А уже нельзя навестить больных подруг и привезти им помидорчиков, не подвергаясь допросу третьей степени? — сказал он, безуспешно изображая оскорбленную невинность.

— Шесть нехреновых фунтов поздравительных помидорчиков, — пробурчал Дженкс, и Айви поставила чашку и повернулась к раковине — налить воды в кастрюльку и помыть красный плод. Она хотела остаться, и ей нужно было чем-то себя занять.

— Только не надо меня уговаривать сегодня работать, — сказала я, покосившись на него от газеты. — Я уже твоему отцу говорила, что на его дурацкой вечеринке работать не буду.

— Ни за что! — Дженкс взлетел с газеты и застыл в дюйме от носа Гленна. — Ни за что на свете я ее не выпущу сегодня работать с такой дерьмовой аурой. Хочешь, чтобы она снова свалилась? Пусть она с виду круче стенки, но аура с нее слезает, как кожура с банана.

Этого я не знала. Интересно, это видовая особенность или моя личная?

— Вот именно поэтому я и не делаю того, что послал меня делать отец. Не зову тебя работать на этой вечеринке, — сказал Гленн, невозмутимо стоя посреди кухни и жуя корочку от пиццы. Дженкс успокоился, хотя так же трещал крыльями, а Гленн посмотрел на меня: — Только если он позвонит, ругай меня на чем свет стоит и скажи, что я тебя до печенок достал, ладно? Он понятия не имеет, что значит иметь поврежденную ауру. И я рад, что вы обе сегодня остаетесь дома.

Я не стала отводить от него глаз, но трудно было не смотреть на Айви, которая повернулась с «бычьим сердцем» в руках, вытирая его полотенцем. Губы ее подергивались в попытках скрыть улыбку.

— Ага, проведем тихий спокойный вечер, — сказала я, надеясь, что он не увидел моих книг заклинаний. Я не торопясь сложила газету и аккуратно положила ее на книги.

Айви повернулась к нам спиной, но я думаю, что она продолжала улыбаться, моя помидоры и раскладывая их сушиться.

— Ну, пора мне, — сказал Гленн, отряхивая руки и глядя на остатки пиццы. — Спасибо, милые дамы. И не поддавайтесь моему папаше. Он так хочет прижучить эту женщину, что не понимает, о чем вас просит.

— Не вопрос. — Теперь я чувствовала себя виноватой, и встала, протянув ему коробку пиццы. У него глаза заблестели, когда он ее взял, но мне хотелось, чтобы он ушел уже. Мне нужно было подготовиться. Да, я обещала не сажать Ала в круг, но есть другие способы поймать демона, и я сейчас обдумывала, поможет ли, если превратить его в мышь. Я знала, что могу это сделать. — Счастливого Нового года, Гленн.

— И тебе тоже, — улыбнулся детектив. Взяв мытый помидор, он сунул его в карман, подмигнул и сказал: — И про помидоры тоже отцу не говори, ладно?

— Унесу с собой в могилу. Может быть, даже сегодня.

Айви сложила бумажный пакет и сунула его под раковину.

— Гленн, ты на работу сейчас? — спросила она, и он не сразу ответил.

— Н-ну, да, — наконец сказал он. — А что, тебя подвезти?

— Да есть у меня для Эддена пара мудрых советов насчет этой сучки-баньшихи, — скривилась она. Потом посмотрела на меня и добавила: — Это если я тебе тут не нужна, конечно.

Дженкс возбужденно затрещал крыльями. Я посмотрела на свои книги, несколько заинтригованная.

— Хотелось мне тут посмотреть свои студенческие учебники, поиграть немножко. — Меня мучило сомнение, что она из-за чувства вины может попытаться одна выступить против Миа, поэтому я добавила: — Но ты же вернешься раньше, чем часы пробьют?

Карие ободки ее глаза чуть заметно сжались.

— Ты ж сама знаешь. Пойду пальто возьму, — сказала она, повернулась и вышла из кухни, двигаясь с нездешним изяществом.

Дженкс буркнул от своей газеты:

— «Если я тебе не нужна». Кем она себя считает?

— Я все слышу! — крикнула Айви из святилища, и раздались писклявые голоса пикси.

Гленн уже двигался к двери.

— Береги себя, Рэйчел, — сказал он.

Я обняла его, и мое плохое настроение выдавил из меня здоровый парень, пахнущий теперь пиццей.

— И ты тоже, — сказала я, переставая улыбаться и отодвигаясь. — Гленн, я хочу взять эту тетку. Но тут надо очень серьезно планировать.

— Мне не надо повторять два раза.

Он повернулся, чтобы уйти следом за Айви, и я взяла его за рукав, задержала.

— Слушай, если ты сегодня увидишь Форда, скажешь ему, что я готова договориться о встрече?

Он улыбнулся, стараясь не выдать что-то очень похожее на гордость:

— Скажу. Это ты правильно делаешь, Рэйчел.

— Гленн? — донеслось из святилища, и он закатил глаза:

— Иду, мамочка! — ответил он и вышел с коробкой пиццы в руке. Я услышала в коридоре его шаги, хор писклявых прощаний, а потом закрылась дверь. Наконец-то. Я отодвинула блинную муку.

Дженкс сидел на ободке кофеварки, шевеля крыльями в восходящем теплом потоке.

— Можешь вообще-то и одеться, если собираешься сегодня воевать с демонами, — сказал он, и я глянула на него, отодвинув растрепанные со сна волосы.

— Не последишь за дверью, пока я душ приму? — попросила я, и он зажужжал крыльями:

— Давай.

Пикси кричали звонкими голосами, играя с помидорами-черри, и я пошла в ванную пустить воду. Я собиралась долго отмокать, утонуть в нежной пене, сполоснуться и повторить все то же самое. Закрыв глаза, я стояла под потоком горячей воды, вдыхала пар, и мне ужасно не хотелось вылезать отсюда в мою собственную жизнь. Я четыре года мылась дерьмовым душем с малым расходом воды — спасибо миссис Талбу, моей бывшей квартирной хозяйке, — так что мощная головка (к чертям экономию), которую установила Айви перед моим приездом, была лучше психотерапии. Которая мне вообще-то не нужна. Обойдусь, спасибо.

Вдруг струи стали холодными. Я ахнула, оттолкнулась от стены, спиной стукнулась о противоположную.

— Дженкс! — заорала я во взрыве адреналина. — Перестань дурака валять!

Вода снова стала теплой, но настроение у меня уже испортилось, поэтому я вылезла и взяла полотенце, резкими движениями вытерла волосы и дальше. Очевидно, Дженкс решил, что я уже достаточно чистая.

Завернувшись в полотенце, я глянула в зеркало оценивающим взглядом. Не так уж плохо, если не считать стойких кругов под глазами. Не так уж плохо для женщины, которая два раза подряд получила хорошую трепку от баньши.

За дверью послышался треск крыльев пикси и неуверенное: «Рэйчел?»

Полотенце соскользнуло, когда я стала искать косметический амулет.

— Очень смешно, Дженкс. Я могла поскользнуться и череп себе разбить. — Гуденье крыльев стало громче, и я поддернула полотенце повыше с криком: — Дженкс, я не просила заходить!

Крылья у него стали ярко-красными, он повернулся спиной.

— Извини, но… я думал, тебе надо знать, что там Маршал пришел, — сказал он извиняющимся тоном.

Меня обдало ледяной струей паники, я крепче вцепилась в полотенце.

— Гони его отсюда, Дженкс! — почти прошипела я. — Я же под бойкотом!

Пикси оглянулся через плечо, потом повернулся в воздухе ко мне.

— Я думаю, он уже знает. И он хочет говорить с тобой, Рейч. Ты прости, но он зол как черт.

Ну да, я же под бойкотом, и Маршал вряд ли пришел подержать меня за ручку и сказать, что он все исправит. Я ему говорила, что я белая колдунья, я и была белой колдуньей, но теперь…

— Скажи ему, чтобы он уходил. — Я, честно говоря, струсила. — Скажи, пусть уйдет, пока его никто не узнал, что он здесь, и ему тоже не объявлен бойкот.

Но пикси только покачал головой:

— Нет. Имеет право поговорить с тобой лично.

Я сделала глубокий вдох, чувствуя, как начинает болеть голова. Ничего себе развлечение обещается.

Обернувшись к зеркалу, я стала расчесывать волосы, а Дженкс ждал ответа, скрестив руки на груди. Щетка застряла в волосах, я с досады стукнула ей по подзеркальнику.

— Через три минуты выйду, — сказала я, чтобы он ушел.

Он кивнул, опустился к полу, блеснул вспышкой света и улетел.

Белье у меня лежало в сушилке, домашняя кофта — на большой ванне. Моя ванная — это была облагороженная прачечная, но это удобнее, чем использовать другую ванную совместно с Айви. Кроме того, у меня почти всегда чистые джинсы прямо из сушилки. Зато носков нет, подумала я, последний раз пройдясь щеткой по мокрым волосам.

Я тихо приоткрыла дверь и осторожно выглянула в коридор. По сравнению с влажной атмосферой ванной здесь было прохладно, и пахло свежим кофе. Тихими шагами, босиком, я добралась до кухни — Маршал сидел там спиной ко мне. Меня он даже краем глаза не видел, и я остановилась в нерешительности.

Он с отсутствующим видом — быть может, просто глубоко задумался — глядел на грязноватый пол, где раньше стоял холодильник. Думал, наверное, что случилось. Длинные ноги он засунул под стол, солнце играло на коротких курчавых волосах. Да, нелегко мне придется. Я вполне понимаю его право на меня злиться. Я ему сказала, что я белая колдунья, и он мне поверил. Общество же говорит иное.

Я собралась и решительно вошла в кухню.

— Привет!

Маршал вытащил ноги из-под стола, обернулся.

— Ох, ты меня напугала, — сказал он, глядя большими глазами и слегка покраснев. — Я думал, ты минут через десять появишься.

Улыбнувшись едва заметно, я поискала, за чем бы тут спрятаться, но между нами было только пустое пространство. Опустевшее.

— Кофе хочешь?

Я взяла два новых пенопластовых стакана, они скрипнули. Маршал молчал, пока я наливала кофе. Молчал, когда я поставила один перед ним.

— Мне жаль, что так вышло, — начала я, отступая так, чтобы нас разделял кухонный стол. Почти со страхом отпила из своего стакана. Горячая горечь полилась в рот. Собравшись с духом, я поставила стакан рядом с мойкой:

— Маршал…

Он посмотрел мне в глаза, прерывая мою речь. Взгляд у него был не сердитый. Не печальный. Просто пустой.

— Дай я скажу одну вещь, а потом я уйду, — сказал он. — Я думаю, что имею на это право.

Я сложила руки на животе. Там болело.

— Я добьюсь, чтобы бойкот сняли, — заявила я. — Ты же знаешь, что это ошибка, я не черная колдунья.

— Когда я заходил сегодня в секретариат насчет твоих занятий, пришел мой супервизор. Он мне сказал, чтобы я больше с тобой не виделся. — Он говорил, отрубая каждую фразу. — Смешно.

Смешно, он сказал. Но физиономия у него была мрачная.

— Маршал…

— Я не люблю, когда мне говорят, что мне делать и чего не делать.

Это уже прозвучало со злостью.

— Маршал, прошу тебя.

Широкая грудь Маршала поднялась и опустилась. Он смотрел мимо меня, в заснеженный сад.

— Ты об этом не волнуйся. — Снова вернувшись взглядом в кухню, он полез в задний карман джинсов. — Вот твой чек. Они его обналичат разве что после ливня в безвременье.

Я сглотнула слюну, уставилась на конверт, взяла его с таким чувством, будто все это не на самом деле. Он был тяжелее, чем я ожидала, и я заглянула внутрь. У меня глаза на лоб полезли.

— Два билета на вечер на верхнем этаже Кэрью-тауэр? — Я была поражена, что у него они вообще есть, уж тем более тем, что он отдает их мне. — Зачем?

Маршал скривился, глядя в пол.

— Я собирался тебя спросить, не хочешь ли ты пойти сегодня со мной на новогодний вечер, — ответил он, — но решил, что можно тебе и оба билета отдать. Тебе, чтобы заставить те чары работать, понадобится много внешней энергии. Верхний этаж башни — это достаточно близко.

Я открыла рот, уставилась на официальные приглашения. Уже ничего не понимала — Дженкс говорил, что Маршал зол как черт. Так чего он мне помогает?

— Я не могу это принять.

Он хрустнул шеей, отступил на шаг.

— Вполне можешь. Положи их в карман и скажи «спасибо». Там будет мой супервизор. — Маршал шмыгнул носом. — Тебе нужно будет с ним познакомиться.

Я очень неуверенно улыбнулась. Он хочет познакомить меня со своим супервизором? Может быть, чтобы нас вместе сфотографировали?

— А я думала, что это я коварная, — сказала я, чувствуя теплоту в глазах.

Черт побери, он от меня уходит. Ну ладно, а чего я ждала? Маршал в ответ не улыбнулся.

— У него рыжие волосы, ты его ни с кем не спутаешь. — Глядя вдаль, он взял свой кофе. — Это сбор средств в пользу университета. Каламак там будет — он из главных благотворителей, и потому его всегда приглашают. Он не колдун, так что ему плевать на твой бойкот. Будет с кем тебе поговорить, пока ему не скажут.

У меня с лица исчезло всякое выражение, когда он слово «бойкот» произнес между делом, как незначащую мелочь.

— Спасибо, — сказала я слабым голосом. — Маршал, прости, — добавила я, когда он потянулся за курткой, висящей у него на спинке стула. Но он выставил руку, чтобы я не приближалась, и у меня было такое чувство, что я умираю. Я застыла на месте, раненая до глубины души.

— Это было хорошо, — сказал он, опустив глаза. — Но тебе объявили бойкот, и, Рэйчел… — Он поднял глаза, и в них была злость. — Ты мне нравишься, нравятся твои родные. Мне было весело с тобой, но меня достает, что я начал уже строить планы, как провести жизнь с тобой, а тут ты выкидываешь какую-то такую глупость, за которую тебе объявляют бойкот. Я даже не хочу знать какую.

— Маршал!

У меня не было выбора. Ни разу не было выбора!

— Я этого делать не хочу, — продолжал он, не давая мне перебить. — И поверь мне, — он сопроводил слово жестом, — я серьезно все обдумал, взвесил, чего я хочу и что я готов отдать за возможную жизнь с тобой. Я шел сюда, готовый проклясть мир, попытаться выяснить, кто это с тобой сделал, найти способ снять бойкот, но… — Маршал скрипнул зубами, желваки заходили у него на скулах. — Я бы добился лишь того, что бойкот объявили бы и мне. А жить вне общества я не могу. Ты обаятельная, красивая, сказочная женщина, — сказал он, будто убеждая сам себя. — Даже если ты добьешься отмены бойкота, что ты будешь делать дальше? Мне моя жизнь нравится. — Он посмотрел на меня, и я часто заморгала. — Я просто злюсь теперь, что тебя в ней не может быть, — договорил он.

Мне казалось, что я не могу дышать. Я взялась за край кухонного стола, чтобы скрыть головокружение.

— Без обид, ладно? — сказал он, поворачиваясь.

— Без обид, — шепнула я и кивнула.

Ничего плохого нет в том, что он хочет соскочить. Он хотел чего-то совместного, а я явно не способна отложить в сторону мое и поставить на первое место наше. Быть может, не будь у меня жизнь таким хаосом, это не было бы так заметно, и мы бы могли попытаться, но — не срослось. Это не его вина. Накосячила я, и просить его за это платить — просто нечестно.

— Спасибо тебе, Маршал, — прошептала я. — За все. И если тебе когда-нибудь понадобится помощь темной стороны… — я беспомощно развела руками, потому что слова застряли в горле, — позвони тогда мне.

Едва заметная улыбка подняла уголки его рта:

— И никому другому.

И он ушел. Слышны были его шаги — он уходил от меня. Тихие голоса прощания с пикси, потом звук закрывшейся двери.

Я опустилась на стул возле своего стола. Ничего не видя, подтянула к себе книгу заклинаний, закрыла письмо из университета, вытерла глаза и стала искать нужное.