—Рэйчел, ты мне молоток не подашь? — Айви пришлось возвысить голос, чтобы перекричать детенышей пикси, поднявших в углу такой гвалт, что у меня глаза болели. — Тут еще гвоздь вылез, — добавила она, пока я пыталась сдуть с глаз прядь, выбившуюся из хвоста.
Вмяв свернутую изоляцию между двумя брусками два на четыре, я обернулась. Предвечернее солнце вливалось в высокие окна гостиной, образуя пыльные лучи, в которых играли пикси. Они только что проснулись от дневного сна, и Дженкс загнал их сюда, чтобы Маталина могла поспать еще хоть немного. Она последнее время не очень хорошо себя чувствовала, но Дженкс нас уверял, что все е ней в порядке. Детки его были жуткой докукой, но я не собиралась их выгонять. Пусть Маталина поспит, сколько захочет.
Молоток я нашарила на подоконнике — одолжила его утром у моей матушки и ушла от вопросов, сказав, что строю скворечник (и умолчав, что делаю ремонт в гостиной, разгромленной обезумевшей демоницей). А что сейчас июль и для птичьих домиков уже поздно, маме не пришло в голову.
—Возьми, — сказала я, вкладывая ясеневую рукоять в голую руку Айви с легким, но уверенным хлопком.
Она улыбнулась, потом стала заколачивать гвоздь, вылезший из панели, которую сорвала Тритон. Пикси завизжали, Дженкс немедленно поднял к ним голову с подоконника, где он сидел с младшей своей шестерней и учил детенышей завязывать ботинки. Он тут же снова опустил крылья и возобновил урок. Такой фрагмент жизни пикси, который нечасто удается увидеть, напоминание, что у Дженкса есть целая своя жизнь, не связанная со мной и с Айви.
Айви смотрелась как девушка- строитель с обложки календаря — поношенные джинсы в обтяжку, черная футболка, прямые волосы покрыты бумажной шляпой, которые продают в малярных лавках. Уверенными грациозными движениями она заколотила вылезший гвоздь в панель, и тут же трое пикси бросились инспектировать, усердно показывая на задравшийся бумажный язычок. Айви молча приклеила его обратно и продолжала работать.
Я отвернулась, улыбаясь. Айви совершенно не была рада, что пропустила еще одну мою встречу с демоном. Вот почему скорее всего она так натянуто сегодня держится — ей нужно уверить себя, что со мной все в порядке. Да и мне ее помощь вполне к месту. Увидев, во сколько нам встанет замена нескольких панелей и ковра, мы решили сами все сделать.
Пока что это было легко — просто укрепить гвозди, которые Тритон вытянула из панелей, и забить новые. За тонкими листами не было капитальной стены, и теплоизоляция была рулонная, а не пеназаполнитель, которой мы ремонтировали осенью потолок церкви. Получалось, быть может, не по всем правилам искусства, но так всегда бывает, когда делаешь своими руками. А ковер пусть отправляется в чулан, под ним дубовый пол. Нужно его только хорошей мастикой натереть, чтобы блестел.
—Спасибо.
Айви отдала мне молоток, и я положила его на каминную полку.
—Не за что. — Я одернула безрукавку, чтобы закрыла мне живот, вытащила горсть гвоздей из стоящей рядом с молотком коробки и разложила их рядком в губах. — П'держишь, п'ка я лрик'лчу? — спросила я, пытаясь приделать на место громоздкий кусок панели.
Айви нагнулась, взяла лист за край и ровненько втиснула между старых листов. При ее вампирской силе она это проделала легче, чем если бы с бумагой работала.
Несколькими резкими ударами я вколотила гвоздь в левый верхний угол, обошла Айви и вбила второй в правый нижний, потом третий в правый верхний. Густой аромат вампира смешивался с запахом опилок и моими новыми духами в приятную эманацию довольства.
—Спасибо, — сказала я, вынимая гвозди изо рта. — Дальше справлюсь.
На гладком овальном лице Айви не отразилось ничего. Она отошла, потирая руки друг о друга, будто сама себя успокаивая. Мы в первый раз что-то делали вместе с тех пор, как она отведала моей крови, и это было приятно. Похоже, возвращаемся в нормальное состояние.
—Рэйч! — окликнул меня Дженкс, и детишки, сидевшие перед ним, взлетели и влились в стайку, играющую в луче. — Я для тебя нашел пароль. Румпельштильцхен подойдет?
Я даже не дала себе труд это записать в блокноте, лежащем на пыльной полке — только подняла брови в сторону Дженкса, а он рассмеялся. С самого возвращения от мамы с ящиком инструментов я пыталась придумать пароль — пока без малейшего успеха.
—Я бы предложила сокращение,— сказала Айви. — Такое, которого в словаре нет. Или твое полное имя задом наперед? — Она, внимательно глядя на меня, тщательно выговорила: — Нагроманаирамлечйэр.
То, что и она, и Дженкс первым делом придумали одно и то же, убедило меня в правоте Миниаса: словами задом наперед лучше не пользоваться.
—Нет, — опередила я Дженкса. — Миниас предостерег. Он сказал, что так слишком легко пробежать слова из словаря и найти твой пароль. Ни цифр, ни пробелов, ни настоящих слов, и ни в коем случае ничего осмысленного задом наперед.
Зачерпнув еще гвоздей, я потянулась к верхнему краю панели.
Айви отступила, минуту посмотрела на меня, потом осторожно обошла и убрала инструменты. Я чувствовала на себе ее внимание, забивая гвоздики по линии, чувствовала, что она рядом, но не испытывала неловкости. В конце концов полдень сейчас или что? К тешу же наверняка Айви насчет жажды крови уже червячка заморила со Стриж. Ага, а меня это волнует?— спросила я себя, ударяя по гвоздю с излишней, пожалуй, силой. А вот ни капельки. Ну ни чуть-чуть.
Но воспоминание о зубах Айви на моей шее само всплыло из подсознания.
На старом демонском шраме чуть закололо кожу, и я остановилась, просто погрузившись в ощущение, согревающее от поверхности кожи и вглубь, и я пыталась понять, родилось ли оно из моих мыслей и феромонов Айви, или же из моего желания ей счастья. Да и какая разница?
Дженкс слетел с подоконника и перепорхнул на каминную полку, сдув крыльями пыль там, где приземлился.
— А если по-латыни чего-нибудь? — спросил он, подходя к моему списку и вглядываясь в строчки. — «Отпадная ведьма», скажем, или «По-царски помешанная».
— Rapt us regaliter? — спросила я, решив про себя, что очень уж оно похоже на Румпельштильцхена. — Латынь они все знают. Пожалуй, это включается в понятие «слова из словаря».
Дженкс с хитрым видом поглядел на Айви, которая как раз отложила дрель:
—А не попробовать ли паролем Яогв? Это значит: «Я очень глупая ведьма»... или вот: Ннпконпсив. Потрясающее имя.
Айви встряхнула, расправляя строительный мешок для мусора, и запихнула туда свою бумажную шляпу.
—А это что значит?
—«Никогда, ни при каких обстоятельствах не придумаю себе имя вызова».
Я сжала губы и забила очередной гвоздь.
Айви усмехнулась и отпила воды из поставленной на подоконник бутылки:
—Пожалуй, назвать ее надо Фарш, потому что будет так себя вести — окажется в жестяном костюме.
Вот тут меня достало, и я повернулась, слегка помахивая молотком — этак с угрозой.
—А знаете что? — спросила я. — А вот можете заткнуться оба. И заткнуться можете прямо сейчас.
Айви нахмурилась, завинчивая бутылку с водой:
—Я даже не знаю, зачем ты это делаешь.
—Айви... — начала я, потому что все это мне уже надоело.
— Напрашиваешься на беду, — сказала она, ставя пустую бутылку на подоконник.
Дженкс стоял на моем списке, гладя вниз, руки на бедрах.
— Делает, чтобы нервы себе пощекотать, — сказал он, думая о чем-то другом.
— Неправда! — возмутилась я.
Они переглянулись, посмотрели на меня с недоверием.
— Правда, правда, — сказал Дженкс как о чем-то маловажном. — Из «Технического описания Рэйчел»: подходит вплотную к краю смерти, но не переступает. — Он улыбнулся и протянул нежно: — И во-от за это мы тебя и лю- юби-им...
— Заткнись, — буркнула я, поворачиваясь к нему спиной и продолжая стучать молотком. — Я это делаю, чтобы Миниас не выскакивал тут как поплавок из воды всякий раз, когда захочет убрать свою метку. — Я потянулась за гвоздями через солнечный луч — Тебе нравится, когда Миниас вот так вылезает?
Не сводя глаз с кучкующихся на подоконнике детишек, Дженкс пожал плечами:
— Я не против того, что ты делаешь, я только насчет причины с тобой не согласился.
— Причину я тебе только что сказала. — Я нервно заправила за ухо выбившуюся прядь. — И вообще, если не хочешь помогать мне выбрать пароль, так и не надо. Я сама справлюсь.
Айви и Дженкс вопросительно переглянулись — будто я вправду не могу этого сделать сама, и у меня кровяное давление дало свечку.
—Па! — раздался высокий отчаянный голосок пиксеныша в
глубоком горе. — Па, мне Джариат и Джумок крылья склеили!
Злость моя сразу куда-то делась, я в удивлении обернулась к окну. Четыре серых полоски брызнули прочь из гостиной. Из кухни донесся металлический грохот, и мне стало интересно, что же это рухнуло на пол. Дженкс застыл, и на лице его смешался страх перед тем, что будет, когда узнает Маталина, и смущение, что он слишком надолго от них отвернулся и они успели кому-то крылья склеить.
Но тут же он опомнился и взмыл в воздух. Бросившись к полке, он бьющегося в слезах ребенка сунул под мышку и взлетел вслед за остальными. Весь клан закрутился водоворотом шелка и смятения.
— Джариатджекджунисджумок! — крикнул Дженкс из кухни, и все исчезло — осталась лишь мерцающая пыльца и эхо их голосов у меня в голове.
— Черт! — произнесла Айви в наступившей тишине, потом тихо засмеялась: она взяла в руки клей и рассмотрела этикетку. Когда она перебросила тюбик мне, я подумала: «Водорастворимый», и положила в ящик. Сама я улыбнулась печально, и хотя я надеялась, что крылья детенышу расклеят, но, кажется, вот оно — мое имя вызова. Джариатджекджунисджумок. Бели я его когда-нибудь забуду, мне достаточно будет спросить любого из пикси, которому шкуру ободрали на спине за то, что склеил братцу крылья.
— Да ладно, — сказала Айви, наклонившись к портативному приемнику и щелкнув выключателем. — Слышала последнего Такату?
— Ага. — Обрадовавшись уходу пикси, я прихватила еще гвоздей под мелодию упомянутой песни. — С нетерпением жду зимнего солнцестояния. Как ты думаешь, он наймет нас снова в охрану?
— Ох как надеюсь.
Она включила, чтобы спеть припев: негромко, но чисто. Только я забила последний гвоздь в ряду, как Айви поставила на место последнюю панель, и я тут же прихватила углы. Нам отлично вместе работалось — как всегда бывало.
И смех пикси из сада подтвердил, что все хорошо. Я с облегчением сделала глубокий вдох, почувствовала отчетливый запах свежей древесины и теплоизоляции. И день был светлый — вол-на жары наконец-то спала. Дженкс возился с детьми, как счастливый папа. У нас с Айви все возвращается к норме. И она поет. Трудно было бы придумать что-нибудь намного лучше.
Я не смогла сдержать мечтательной улыбки, услышав, что она поет слова стиха, которого мне слышать не полагалось. Это вампирская дорожка, которую вложил в свою музыку Таката, нечто особенное, что слышно только неживым да их наследникам. Ну, еще у Трента есть пара заговоренных наушников, которые дают ему такую возможность, но это не считается. Он мне тоже предложил такую пару, но я отказалась, не раздумывая, потому что понимала, что будет прилагаться к такому «подарку». И все-таки сейчас, слушая Айви, которая подпевала голосу Такаты, одновременно хриплому и певучему, я пожалела, что таких наушников у меня нет. В тот единственный раз, когда я слышала эту дорожку на наушниках Трента, измученный и чистый голос женщины был невероятно хорош.
Айви взяла метлу и начала подметать. Я закончила горизонтальный ряд гвоздей, нагнулась за последними и начала следующий вертикальный ряд. Пытаясь разобрать, что поет Айви, я промахнулась по гвоздю, хорошо пристукнув себя по большому пальцу, дернулась и вскрикнула от пронзившей меня боли. Палец оказался во рту чуть ли не до того, как я поняла, что сделала.
—Что там с тобой? — спросила Айви, и я мотнула головой — ничего, дескать, — рассматривая красное пятно на пальце. А потом я посмотрела на панель. Черт, я на ней оставила вмятину.
— Да ты не волнуйся, — сказала мне Айви. — Диван здесь поставим.
Я стукнула по гвоздю еще раз, швырнула молоток в ящик с инструментами и села на камин, вытянув ноги. Повертела ноготь, разглядывая. Синяк там будет, я это уже знала.
Айви продолжала подметать, медленными размеренными Движениям, почти гипнотически. Музыка изменилась: вместо Такаты какой-то противный тип орал что-то про автомобили, и я потянулась ее выключить. В наступившей тишине мышцы плеч у меня расслабились сами собой. Шорох метлы убаюкивая, сад затих — пикси наверняка занимались какими-то своими делами в дальнем конце кладбища.
Резко нагнувшись, Айви замела щепки и пыль на совок, и черные волосы блеснули серебром в солнечном луче. Тихо простучали пластиковые обломки, высыпаемые в мусорный мешок. Айви пошла подметать дальше, весь пол, и я криво улыбнулась, встала и начала перекладывать инструменты в ящике, чтобы он закрылся. Их я верну маме в воскресенье, когда зайду к ней отметить мой прошедший день рождения — отделаться от этого не удастся, и я только надеялась, что она никого больше не позвала с целью устроить мою судьбу. Может, надо ей позвонить и сказать, что Айви тоже будет — это ее заставит реснички завить. И она поставит прибор для Айви, радуясь, что я вообще с кем-то пришла.
— Как палец? — спросила Айви в наступившей тишине, и я вздрогнула.
— Ничего страшного. — Я закрыла замки ящика и посмотрела на палец. — Терпеть не могу, когда вот так у меня получается.
Айви прислонила метлу к стене у двери и подошла поближе.
—Дай-ка посмотреть.
Заранее радуясь сочувствию, я протянула ей руку, и она взяла ее.
По мне пробежала дрожь, и Айви, ощутив ее, глянула из-под короткой позолоченной челки:
— Прекрати, — сказала она мрачно и почти сердито.
— Почему? — спросила я, убирая руку. — Ты кусала меня, я помню это ощущение, помню, что чувствовала при этом та, Я хочу найти равновесие на крови, почему же ты не хочешь?
Айви замерла от неожиданности, и я тоже сама от себя не ожидала такого. Адреналин вскипел в крови, кожу закололо участившимся пульсом.
— Я тебя кусала? — Ее слова были окрашены злостью. — Ты меня просто соблазнила. Сыграла на всех моих инстинктах.
— Ну... ты же дала мне ту книгу? — парировала я. — И хочешь, чтобы я поверила, будто ты не хотела?
Она ответила не сразу, но зрачки ее медленно стали расширяться, хотя она стояла на солнце. Я задержала дыхание, не зная, что будет дальше. Если ей нужно из себя выйти, чтобы говорить со мной, то пусть выходит. Но она не стала продолжать разговор на новом градусе злости, а отступила на шаг.
— Я не хочу об этом говорить, — сказала она, и только я собралась возразить, как она уже повернулась и скрылась в арке.
— Эй! — крикнула я, зная, что преследовать убегающего вампира неразумно. Но когда, спрашивается, я делала что-нибудь разумное?
—Айви! — заныла я, обнаружив ее возле кухонной раковины, которую Айви яростно скребла. Густо стоял резкий запах какого-то моющего средства, облаком висевшего вокруг Айви и поблескивающего на солнце. Половину бутылки, небось, вылила. — Я хочу говорить об этом. — Она на меня посмотрела так, что я похолодела. — Я теперь знаю, чего ожидать, — добавила я упрямо из коридора. — На этот раз не будет так плохо.
— Ты еще не знаешь, что такое «плохо», — сказала она и открыла кран. Движения у нее были резкие, на грани вампирской быстроты. Поняв, что я перекрыла ей выход, я проскользнула в кухню и сделала вид, что мне нужна бутылка с водой. Чувствуя, как частит пульс, я закрыла холодильник, отвернула крышку и глотнула воды.
— Насколько часто тебе нужна кровь? — спросила я и вздрогнула, когда Айви резко повернулась, запутавшись руками в посудном полотенце.
— Мерзкий вопрос задаешь, Рэйчел, — сказала она обвиняющим тоном. Брови ее страдальчески сдвинулись.
— Не мерзкий, а по существу, — возразила я. — Тебе нужна кровь, чтобы ты себя чувствовала нормально. Мне, черт побери, нужен секс не реже раза в неделю, если я встречаюсь с кем-то, кто мне дорог, — а если нет, мне уже начинает казаться, что он меня не любит, или мне изменяет, или еще всякие глупости в голову лезут. Идиотизм, но так оно есть. Почему у тебя должно быть иначе? Так вот: насколько часто тебе нужна кровь, чтобы быть спокойной и довольной?
Лицо за завесой волос стало алым — каково? В глубине души, оказывается, Айви застенчива.
—Два или три раза в неделю, — пробормотала она. — Но не то что мне ее много нужно каждый раз. Тут важен процесс, не результат.
Ее блуждающий взгляд остановился на мне, пронизывая до сердцевины.
—Это я могу, — сказала я, чувствуя, как колотится сердце.
Ну ведь могу же?
Айви смотрела на меня — и вдруг резко рванулась в арку. Передо мной была пустая кухня.
—Айви! — воскликнула я, ставя бутылку на стол и устремляясь следом. — Я же не прошу тебя меня кусать! Я просто хочу поговорить!
На ходу я заглянула в ее комнату, в ее ванную, потом услышала ее шаги в святилище. Она собиралась сбежать — как всегда.
— Айви! — позвала я и тихо ойкнула, войдя в святилище: она оказалась передо мной.
— Ты меня преследуешь, — сказала она, и угроза в ее голосе заставила меня скрыть дрожь.
— Я хочу поговорить. Только поговорить. Я знаю, что ты боишься... Эй! — возмутилась я, когда ее рука резко толкнула меня в плечо. Айви стояла ко мне вплотную, и глаза ее были чернее греха — и живее солнца.
— У меня есть серьезные причины для страха, — сказала она, и ее дыхание шевельнуло мне волосы. — Ты думаешь, мне не хочется тебя укусить? Ты думаешь, я не хочу снова наполниться тобой? Ты меня любишь, Рэйчел, знаешь ты это или нет, а любовь без условий очень редко приходит к вампиру. Я с ума схожу, что ты здесь, и ты не моя!
Я смотрела на нее в упор, чувствуя, как стучит пульс и как подгибаются колени. Может, действительно не стоило идти за ней.
—Я так этого хочу, что калечу других, лишь бы сохранить тебя в безопасности и почти преступной невинности, — говорила Айви. — Так что, если я тебя не кусаю, поверь мне, тому есть серьезная причина.
Она сильно толкнула меня в плечо, отвернулась и пошла. В полном потрясении я смотрела ей вслед. Льющееся в витражи солнце окрашивало ее цветными пятнами, играло на решительно размахивающих руках. И моя решимость тоже выросла — я шагнула вслед за Айви. Надоела мне эта ее манера убегать от моих вопросов.
—Поговори со мной! — потребовала я. — Ну почему ты не хочешь даже попробовать найти способ? Айви, ты была бы такая счастливая!
Она остановилась перед самой прихожей, держа руку на бедре, лицом к двери. Три секунды она стояла так, потом медленно обернулась. Изящная, собранная — просто аллегорическая картина сдерживаемой досады.
—Ты меня не остановишь, — сказала она просто, и я шагнула вперед, желая возразить. — Ты слишком погружаешься в экстаз, чтобы сохранить сознание и остановить меня, если дело обернется плохо. А оно обернется плохо, Рэйчел, если я не примешаю к нему секс. Такой создал меня Пискари.
Мелькнуло ее отвращение к себе, ненависть к собственному существу — и у меня сердце заныло от желания доказать ей ее неправоту. Дыхание у меня участилось, пришлось его сдержать.
—Теперь я знаю, чего ожидать, — сказала я тихо. — Тогда было неожиданно. Теперь я справлюсь лучше.
Она, не снимая руку с бедра, оглянулась налево, будто в поисках сил. Или ответа.
—«Лучше» — этого мало, чтобы остаться в живых, — сказала она, и я похолодела от едкой интонации. — В тебе этого нет. Ты сама сказала, что не хочешь делать мне больно. Если я снова возьму твою кровь, не дав своим чувствам к тебе сковать мой голод по крови, тебе придется останавливать меня силой и болью, потому что, когда голод захватит власть, я не сдержу его. Ты думаешь, сможешь ты?
У меня пересохло во рту, и слова прозвучали хрипло:
— Не... Не обязательно же применять силу.
— Правда? — спросила она, и я встала столбом, вытаращив глаза от страха. Айви отпустила сумочку, та упала на пол. — Давай проверим.
Она прыгнула, я отдернулась, хватая ртом воздух, нырнула к ней, оттолкнувшись от стены с намерением мимо нее проскочить. Если она меня схватит, я труп. Потому что это не страсть, это гнев, гнев на себя, наверное, но оттого не менее опасный.
Звук удара Айви об стену в том месте, где я только что была, заставил сердце скакнуть к горлу. Я резко развернулась. Айви неслась на меня, я схватила ее за руку, дернула, пытаясь повалить, но Айви вывернулась, покатилась — судя по звуку, и я развернулась — ...но слишком медленно.
Сдержалась, не пискнула, когда белая рука охватила мое горло, пальцы прижали руку, вывернули кисть так, что стало больно. Я обмякла в ее захвате — с ее вампире кой реакцией мне не соперничать. Вот и все. Я во власти Айви.
—Ну, Рэйчел? — шепнула она, шевеля мне волосы дыханием. — Делай мне больно, покажи, что ты этого не боишься! Если ты не воспитана в сознании, что это норма, то это труднее, чем ты думаешь.
Она не мазохистка, она реалистка, пытающаяся меня заставить понять. Я стала отбиваться в страхе, и плечо пронзило болью. Не от захвата Айви — он был прочен, но не причинял бол и, — а от моих усилий освободиться. Я застыла, вытаращенными глазами глядя на стену. Спиной я ощущала тепло ее тела, и у меня мышцы начало одну за другой сводить от покалывания, возникшего высоко в шее и потекшего вниз...
— Мы можем делить кровь без любви, если ты сможешь мне сделать больно, — выдохнула Айви, обдав мне ушную раковину теплом. — Можем делить кровь без боли, если ты меня полюбишь. А середины нет.
— Я не хочу делать тебе больно, — сказала я, зная, что моя магия действует как бейсбольная бита. Тонкости мне всегда недоставало. Она сделает больно, и очень больно. — Отпусти, — потребовала я, шевельнувшись.
Она сжала хватку, и в результате моих стараний наши тела только сблизились. Жаркий ком свернулся у меня внутри. Это началось как предметный урок, чтобы я к ней не приставала, но теперь... Господи, а что, если она укусит меня прямо сейчас?
—Ты не даешь нам найти баланс на крови, Рэйчел, — сказала Айви. — Любовь есть боль. Пойми это. И прими.
Это не так. Это не должно быть так, во всяком случае. Я снова задергалась.
—Ой-ой! — простонала я, переступая на месте. Меня прошибло потом. Аромат Айви окутывал меня, успокаивая, умиротворяя, неся воспоминания о входящих в меня зубах, и эти воспоминания вышли на передний план сознания, как и добивалась эволюция. И когда у меня закрылись глаза от выброса адреналина, когда сильнее зашумела кровь, я поняла, в чем именно моя беда. В том, что я не хотела—не хотела, чтобы Айви отпустила меня. — Айви? — обратилась я к ней.
—Черт побери! — прошипела она, и жар ее голоса ударил меня почти физически.
Дуры мы обе неимоверные. Я хотела только поговорить, а она хотела только показать мне, как опасно будет искать равновесие крови. А теперь уже поздно думать.
Захват стал жестче, и я обмякла в нем.
—Господи, как ты хорошо пахнешь! — выдохнула она, и у меня кровь загудела в жилах. — Не надо было мне тебя трогать...
С ощущением нереальности я попыталась шевельнуться; Айви позволила мне повернуться к ней лицом. Сердце билось у меня в горле, и я проглотила слюну, глядя в ее идеальное лицо, разрумянившееся от опасности нашего положения. Глаза ее были черны как абсолютная ночь, и в них отражалась я — с полуоткрытыми губами, с глазами, полными страсти. В ее глазах, окрашенная жаждой крови, переливалась темнота, а ниже, в самой глубине — хрупкая незащищенность ее существа.
—Не могу делать тебе больно, — сказала я, и что-то неслышно шепнул внутри меня страх.
Шея пульсировала памятью о ее губах, радостным ощущением, когда она тянула, брала то, что ей нужно было, чтобы заполнить щемящую пустоту души. Она закрыла глаза, и я, глубоко дыша, почувствовала, как расслабляется мое тело, прислоненное к ней, как она опускает лоб мне на плечо.
—Я не буду тебя кусать, — сказала она, едва не касаясь меня зубами, и меня пронзил всплеск желания. — Не буду.
У меня будто в душе потемнело от таких слов. На вопрос, что она сделает, ответ был получен. Она уйдет. Она отпустит меня, оставит и уйдет.
Ощущение утраты вихрем взмыло в легких, лишив меня воздуха.
—Но я хочу, — сказала она, и скованное цепью желание в ее шепоте пронизало меня снова.
Я ахнула от неожиданного ощущения в середине тела, от которого я будто взлетела — чувство стало вдвое мощнее, ведь я уже почти потеряла надежду. Следом пришел страх, и захват Айви стал сильнее. Я замерла, когда она склонила голову, и ее губы погладили меня совсем рядом со шрамом.
— Кусай или отпусти, — выдохнула я с кружащейся от желания головой. Как это случилось? Как это случилось так быстро?
— Закрой глаза, — сказала она, и серый голос полон был эмоциями, которые она пыталась сдержать.
Пульс у меня стучал молотом, а веки трепетали. Я ощутила, как она отодвинулась, мысленно видела ее черные глаза, горящий в них жар, как она стряхивает с себя путы самоограничения и бросается в яростное исполнение желания, неудержимого желания, и как душу ее обволакивает вина.
— Не шевелись, — сказала она, и я задрожала, ощутив ее дыхание у себя на щеке. Она меня укусит. Боже мой, на этот раз я все сделаю лучше. Я не дам ей утратить самообладание. Я смогу.
— Обещай мне, — попросила она, проводя пальцем по моей шее — у меня перехватило дыхание, — что это ничего не изменит. Что ты знаешь: это только глоточек на пробу, и я никак потом не буду тебя поощрять. Я никогда больше к тебе не прикоснусь — только когда ты сама придешь ко мне. Если ты сама придешь. И не приходи, если ты сама не захочешь всего целиком, Рэйчел, не захочешь полностью. Иначе я не могу.
Глоточек на пробу. Проба уже была, но я все равно кивнула, не размыкая век. Дыхание вырывалось из меня резкими толчками, и я чуть не застонала от легкого прикосновения к шраму, пославшего молнию вниз живота. Я ахнула, ощущая стену спиной» ощущая крепнущий захват рук Айви. Сердце билось, нетерпение и предвкушение проникали глубже, сильнее.
Мягкость ее губ на моих губах я почти не заметила, пока ее рука не оставила шрам, не сдвинулась на шею сзади, удерживая меня. Я застыла.
Она меня целует?
Первый импульс — отдернуться прочь — взметнулся и погас, и все перепуталось, потому что тело еще резонировало приливом эндорфинов от прикосновения к шраму. Глоточек на пробу, сказала она. Адреналин хлынул вновь. Айви, увидев, что нет реакции отторжения, едва ощутимо касаясь губами губ, снова нашла рукой шрам.
У меня вырвался стон. Она отпустила меня слегка — просто чтобы я понимала, что она делает, и знала: сейчас я получу все.
—Боже мой, Айви! — простонала я, беспомощно раздираемая противоречием между умом и чувствами, и она прижала меня к стене, а губы на моих губах стали увереннее, напористее. Едва ощутимый намек на кончик языка заставил меня ахнуть, я снова замерла, не зная что делать. Это было слишком. Я не могла думать, а легкое прикосновение Айви ослабело и вдруг, действительно вдруг она отодвинулась.
Я навалилась спиной на стену, тяжело дыша, открыв глаза, рукой прижимая трепещущую жилку на шее. Айви стояла в четырех футах от меня, глаза у нее были сплошь черные, а тело явно страдало от усилия, которого стоило ей меня отпустить.
—Все или ничего, Рэйчел. — Она отшатнулась, сделав шаг назад, и вид у нее был испуганный, — Я не уйду первой, но и не поцелую тебя никогда, если не ты начнешь. Но если ты попробуешь мною манипулировать, чтобы я тебя укусила, я буду считать, что ты приняла мое предложение, и пойду тебе на встречу. — В ее глазах читался испуг. — Всем своим существом.
Пульс у меня грохотал, колени подкашивались. У нас теперь каждое утро может стать несколько более неловким... или куда более, черт побери, интересным.
—Ты обещала, что не покинешь меня, — сказала она, и голос ее стал беззащитным.
А потом она ушла — резкими шагами, подхватив сумочку, сбежала из церкви — и из той неразберихи, в которой меня оставила.
Я уронила руку, охватила сама себя, будто чтобы не дать себе развалиться. Что же я натворила? Просто стояла и позволяла ей все это делать? Надо было ее оттолкнуть, но я этого не сделала. Я это начала, и она, воздействуя на мой шрам, добилась от меня, чтобы я без страха увидела ее предложение и всю ту страсть, которая может за ним последовать. Все или ничего, сказала она, и теперь, попробовав это «все» без привкуса страха, я понимала, о чем она говорит.
Грохот мотоцикла Айви донесся из открытого окна — и растаял, влившись в далекий шум потока машин. Я медленно сползла по стене, на пол, хрустнув коленями и пытаясь перевести дыхание.
О'кей, — подумала я, все еще ощущая, как резонирует, гудит во мне обещание Айви, —- Так что мне теперь делать-то?