В комнате царил полумрак, и мне было жарко. И чувство­вались запахи моей коллекции духов на фоне незнакомого бла­говония, от которого перехватывало горло, но навалившаяся на меня тяжесть, судя по ощущениям, была моим любимым пледом. В открытое окно смотрела тихая полумгла, вливалось пение птиц, и теплым пятном лежала под боком Рекс. Шторы были закрыты, но предрассветные лучи уже проникали в них, когда они шевелились под ветерком, и все это вместе с часами утверждало, что рассвет уже вот-вот настанет.

Я медленно вздохнула, ощущая, как движется в легких воз­дух, и лишь едва заметно отзывается боль. Только мышцы ныли. Из святилища доносились торжественные распевы и звон ко­локола, запах ладана шел не от вампиров, а от минералов и трав. Ну, если честно, вонючий какой-то был ладан.

Я хоть с трудом, но смогла сесть. Сердце зачастило, я при­валилась к спинке кровати. Вздрогнула, подняв руку к шее и нащупав повязку. Вроде бы ничего страшного, и я опустила руку к животу, где бурчало.

Лицо у меня стало неподвижным, когда я поняла, что раз­двоения больше нет.

Тогда я села прямо, с тревогой вспоминая Кери и Дэвида. Резким импульсом пронзил меня страх. Здесь был Миниас, а я была не в своем уме в полном смысле этого слова. Куда дева­лось проклятие? Кери собиралась его удалить. О господи, Айви! Ее же растерзал Пискари! Но я помнила ее в машине, она была живая. Или нет?

Отбросив плед, я готова была пойти выяснять, кто здесь, и требовать ответа, но тут меня обдало прохладой от вентиля­тора — И до меня дошло, что есть проблемы более срочные.

— Гм... надо бы в туалет, — пробормотала я, спуская ноги с кровати далеко не так быстро, как мне хотелось бы. Куча ною­щих мышц, синяков, царапин и ссадин отозвались в самых раз­ных местах. И еще ноги слабо держали. Я из осторожности и для равновесия ухватилась рукой за спинку кровати. Последний раз, до того как отключиться, я была в том великолепном пла­тье подружки невесты, сейчас — в трусах и длинной футболке.

На комоде среди моих духов и на досье Ника лежала моя расческа, тюбик мази с антибиотиком и пластыри.

Тут я вздрогнула: что-то прошло сквозь мою ауру со звоном серебряных колокольчиков и вышло из меня, оставив ощуще­ние зимнего сада. Ощущение совершенно незнакомое, но не неприятное — скорее как уколы снежинок на поднятом к небу лице. С тревогой я задрала футболку — посмотреть в зеркало на порезы и ушибы. Значит, я не мертва. В аду меня бы не приня­ли в футболке Такаты с надписью «СЦЕНА», а на небе пахло бы лучше.

Закрылась входная дверь, и стало тихо. Медленно двигаясь, я направилась к двери в ванную, чувствуя протест каждой мыш­цы. В туалет мне надо было обязательно и срочно. Но когда рука легла на ручку двери, я застыла: началось щекотание в носу. Тянуло чихнуть.

Струйка тревоги потекла во мне, и я сделала глубокий вдох, стараясь подавить позыв. Рука легла на повязку на шее, чтобы удержать ее на месте, когда меня встряхнуло чиханием. Я сгор­билась — и еще чихнула. И еще.

Черт побери, это Миниас!

—   Где мое  вещее зеркало? — прошептала  я,  в панике  оглядывая  темную  комнату.  Бросилась  к шкафу,  распахнула  дверцы. Здесь я его оставила, точно помню. Или нет?

Упала на колени — меня дернуло болью, стала искать, от­швыривая в стороны ботинки и старые журналы. Снова чихну­ла, скривившись  от пульсирующей  боли  в шее.  В темноте шка­фа  ни-   чего  не было  видно,  но я даже вскрикнула от облегчения, нащупав прохладу стекла. Вскочив и пошатываясь, я отступи­ла в свою комнату.

Волосы лезли в глаза, я хлопнулась на кровать. Положила руку на зеркало — и застыла, пытаясь вспомнить слово. Но было уже поздно.

Я обернулась на легкий хлопок вытесненного воздуха, вско­чила на ноги с зеркалом в руке. Миниас стоял в тени между мною и закрытой дверью, в своей смешной шляпе на каштано­вых кудрях, в экзотической фиолетовой мантии; наброшенной на широкие плечи, и слабый свет играл на пальцах босых ног.

—   Нет! —  крикнула  я  в ужасе,  когда  Миниас  поднял  руку. Я  не стала  ждать,  что  он скажет,  а  ухватила  вещее  зеркало  и обру­шила ему на голову.

Оно угодило в цель, оставив у меня в руке боль от резкого движения. Миниас ойкнул от боли, а зеркало развалилось на три тяжелых куска. С вытаращенными глазами я отшатнулась, тряся саднящей рукой и зачерпывая из линии.

Демон изрыгнул какие-то непонятные мне, но нехорошие слова, и я, продолжая пятиться, поставила круг. Но он не был создан над начерченной линией, и я знала, что он не устоит.

Миниас шагнул вперед, ткнул в круг пальцем, и барьер рухнул.

Я отступила и ударила ногой, но Миниас успел ее перехватить. Леденящий страх охватил меня при этом, потому что он заставил меня задом допрыгать до кровати и толкнул на нее.

—   Дура ты, ведьма, — сказал он презрительно и дал мне пощечину.

Вспыхнули в глазах искры. Наверное, я потеряла сознание, потому что следующее, что я помню — это нагнувшегося надо мной демона. Ахнув, я ткнула вперед ладонью, попала ему в нос. Демон отшатнулся, ругаясь.

—Вон отсюда! — заорала я.

—Да я бы с радостью, ведьмандерталка тупоголовая! — ска­зал он слегка гнусаво, потому что зажимал себе нос рукой. — Ты успокоишься? Я не стану тебя трогать, если ты перестанешь меня бить.

Я глянула на закрытую дверь, а он убрал руку от носа, проверяя, идет ли кровь. Потом он буркнул что-то по-латыни, и зеркало на комоде засветилось, разгоняя предрассветный мрак. Во рту у меня пересохло, я отползла к спинке кровати.

      —С чего я должна тебе верить?

—Да не верь. — Миниас осмотрел руку при свете зеркала, потом опустил ее. — В жизни не видал таких упрямых тупиц. Я пытаюсь выполнить соглашение и вернуться к спокойной жиз­ни, а ты рвешься играть в чародейку и демона.

Чувствуя, как успокаивается пульс, я глянула на дверь, снова на него. Кто-то вышел из церкви, послышался шум мотора. Наверняка это Айви. Если бы она осталась в церкви, услышала бы нас и пришла.

—И я вне опасности? — спросила я тихо, чтобы не болело горло, и соображая, можно ли все-таки ему верить. — Мы сей­час связаны незавершенной сделкой?

Миниас встал как стоял раньше, наклонив голову от раздражения моей тупостью.

—Я пытаюсь все это  закончить.  В  том  виде,  в  котором  это сформулировал  твой  вервольф,  работа  не  закончена,  пока  я  не удостоверюсь,  что  проклятие  из  тебя  вышло  и ты снова стала сама  собой — то есть  той  же  тупой  и  упрямой  ведьмой. До тех пор  всякий,  находившийся  в  том  помещении,  находится под защитой. Так что — да, мы связаны незавершенной сделкой. — Его взгляд устремился на меня, и я поежилась. — Но ты не вне опасности.

Я подобрала под себя ноги — все это мне ну никак не нра­вилось.

—    Я не буду платить за то, что ты сюда пришел, — забормо­тала я бессвязно. — Я пыталась ответить по зеркалу, ты мне времени не дал.

—    О господи! — воскликнул Миниас, скрещивая руки на груди и прислоняясь к комоду. Флакончики попадали, и он от­скочил вперед. — Это же очень маленький дисбаланс, — сказал он, ловя пальцами опрокинутый флакон, потом, наплевав на остальные, повернулся ко мне. — Ты всегда заставляешь пла­тить своих кавалеров? — добавил он. — Не удивительно, что не можешь удержать бойфренда.

—    Заткнись! — заорала я, надсаживая горло.

Боже мой, Кистен! Нет, Пискари лгал. Не может быть, что­бы это была правда. Иначе мне пришлось бы решать, я выше места или нет. И я не очень умею отвечать себе, что мне чего-то не получить — если этого «чего-то» мне очень хочется.

Миниас оглядел мою комнату, а я тем временем сидела на своей кровати в трусах и футболке и старалась не дрожать.

—    Мысли  у тебя  очень  интересные, — сказал  он  небрежно. — Не удивительно,  что  вы  так  мало  живете, ведьмы. Сами себя доводите  до  безумия.  Надо  просто делать то, что хочешь делать, и не копаться  в душе. —  Козлиные  глаза  смотрели  на  меня  при­стально,  я почувствовала,  как заныло  под  ложечкой. —  В ко­нечном счете так выходит легче, Рэйчел Мариана Морган.

Пульс у меня уже успокоился, и я даже поверила, что могу остаться в живых.

—Хватит и «Рэйчел», — сказала  я,  потому  что  использование всех трех моих имен мне не понравилось.

Он приподнял одну бровь:

       —Кажется,  все  у тебя в порядке. Позывы бегать под луной?

Заставляя себя не  съежиться,  я  подпустила  его  ближе,  ощущая сильный запах жженого янтаря.

—    Нет. Где фокус?

—    Потребность перегрызть кому-нибудь горло? — продол­жал он.

—Тебе разве что. У кого фокус? Ты его забрал, где он?

Он выпрямился — я отметила, как он высок.

—   Его взяла Кери, а не я. И если бы был какой-нибудь способ помочь ей сделать это неправильно, я бы им воспользовался.

—   Да скажи ты мне, у кого он, черт побери! — воскликнула я, и он хихикнул.

—   У твоего альфы, — ответил он, и у меня живот свело судорогой.

У Дэвида? Так, снова начинаем с клетки номер один.

—   Лег в него так, будто сам туда хотел, — добавил демон, и у меня сердце будто остановилось. Не Дэвид владеет фокусом, а фокус владеет им? Как когда он был во мне?

—   Где он? — спросила я, вскакивая с кровати. Но идти мне было некуда.

—   Откуда мне знать? — Миниас поднял флакончик, понюхал пробку, передернулся. — Он с фокусом управится получше тебя. Сделано было для вервольфа, не для колдуна. Принять его в себя — это была глупость с твоей стороны. Как бросить кусок металлического натрия в ведро с водой.

Зазвенел поставленный на комод флакон.

   Я неловко пошевелилась, не зная, верить ему или нет.

—   И он... как? — спросила я.

—   Лучше всех, — протянул Миниас, вертя в пальцах следу­ющий флакончик. — Отдать фокус вервольфам — это тебе еще аукнется, но пока что исполнилось то, чего ты хотела. — Козли­ные глаза обратились ко мне, и напряжение у меня возросло. — Вервольфы довольны, а вампиры думают, что фокус уничтожен. Так ведь?

Так.

—Со мной все в порядке, — сказала я сдавленным голосом. — Так что ты можешь идти.

—Это сделала  эльфийка, — ответил  он,  покачивая  головой. — У Ала  больше таланта  и умения  преподавателя, чем я за ним числил.  Он ее отлично  выучил, раз она смогла расплести проклятие  подобной  силы и  оставить  тебя... практически  не изменившейся.  Не удивляюсь, что он ее тысячу лет держал при себе.

Скривившись, он понюхал еще флакон и его тоже поставил на место.

—   Ал рвет и мечет, — сказал он небрежно, и даже фальши­вая моя бравада испарилась. — Его поймали через пару секунд после того, как ты выбросила его на нашу сторону линий. Сей­час у него свой личный ад. А ты по-прежнему должна ему услу­гу. — Понюхав еще один флакон, он глянул на меня из-под на­хмуренных бровей. — Интересно, что это будет?

—   Я в порядке, уходи, — повторила я.

—   А можно мне взять вот это? — спросил он, показывая мне флакон.

—   Все возьми, только уйди.

      Флакон исчез в его пальцах.

—Еще только одно, — сказал он со странным блеском в глазах. — Насчет фокуса.

Я закаменела, и страх чуть зашевелился в самой глубине моего существа:

—Да?

—Это не за ним приходила Тритон, когда разнесла твою церковь.

И он начал таять в воздухе — я в страхе шагнула вперед.

—Что она искала?

Понятия не имею, прозвучал ответ у меня в мыслях,

—Постой! — заорала я. — Она меня помнит? Миниас! Она меня помнит?

Я прислушивалась к тихому воздуху ночи, к своим безмол­вным мыслям, но Миниаса не было. Еще секунда — и погас свет, исходящий из моего зеркала.

Черт побери, что же она искала, если не фокус?

Гулко закрылась входная дверь, эхо зазвучало в рассветном воздухе, я посмотрела в ту сторону. Загудел мотор, и я выпрямилась, узнав тихие шаги Айви,

—Айви... — сказала я и поднесла руку к горлу, потому что оно заболело.

Дверь в мою комнату распахнулась, ворвался серый столб света.

—Рэйчел?

Лицо Айви трудно было разглядеть против света.

—  С утра была она, — ответила я, решив, что про Миниаса рассказывать — никому пользы не будет.

—  Ты живая, — прошептала она, стискивая мою руку. — И это ты, правда? Только ты? — Глаза у нее стали большие в полутьме, на шее была повязка. Увидев мой непонимающий взгляд, она вдруг обняла меня. — Слава богу!

Напряжение, рожденное неожиданностью, растаяло, я успокоилась. Совсем близко к ее лицу, я впивала в себя ее запах как воду. Мне плевать было, если это только выброс феромонов, чтобы я расслабилась, чтобы ей легче было меня укусить. Не ради этого она меня обнимала. Она тревожилась — и она была жива. Мертвой вампирше плевать было бы, осталась я собой или нет. Айви жива. Может быть, и Кистей жив. Пусть окажется, что Пискари врал!

—Это я, да, — сказала я, вспомнив,  как Айви и Эдден  боролись со мной на заднем сиденье машины, когда я сдалась проклятию. — Послушай, мне нужно в туалет.

Айви отступила:

—Знаешь, как я перепугалась?

—  Я сама перепугалась, — ответила я, опираясь на кровать и с трудом с нее поднимаясь.

—Дженкс! — крикнула Айви в коридор, когда я пошлепала к двери босыми ногами. — Дженкс, она жива и здорова! Она встала!

—  А что это за вонь? — спросила я, с отвращением вдыхая тяжелый запах плохого ладана.

—  А это с церкви снимали скверну, — ответила она, выходя из комнаты следом за мной. — Только что уехал этот тип. Похоже, ты его пристыдила, так что он поискал и выяснил, что достаточно будет найти и заменить исходный клок освящен­ной ткани, в котором святость и фокусировалась. Дети Дженкса его нашли, а дальше было проще.

Я кивнула, подумав, что странное ощущение, когда я проснулась — это было ощущение уходящей скверны. Интересно, что этот колдун сделает с оскверненной тканью. Может, заки­нет ее в безвременье? Я бы так и поступила.

Одолев еще три ступеньки по пути к туалету, я обернулась.

—    А ты живая? — спросила  я, вспомнив, как реаниматоры оставили усилия.

Айви рассмеялась от дверей моей комнаты. Наверное, действительно за меня очень перепугалась — никогда не видела, чтобы она демонстрировала столько эмоций. И улыбнулась... да, счастливой улыбкой.

—    Пискари  меня не... —  Она перевела дыхание. —  Я  отключилась,  когда  он мне  влил столько  вампирской слюны, что она остановила мне сердце,  но ребята  из  ФВБ  поддерживали  во мне жизнь,  а потом  реаниматоры  ввели  антитоксин. Я  ни секунды не была мертва, — сказала она радостно, — и моя душа при мне.

Отлично, подумала я. Хоть что-то для разнообразия случи­лось правильное. Но спрашивать про Кистена я боялась.

—    Мне нужно в туалет, — пробормотала  я,  потому  что  ситуация становилась критической.

  —Ой! — сказала  она,  вдруг  смутившись. —  Конечно. Я...

Но  ее речь  оборвало  появление  влетевшего  из  глубины  церкви Дженкса.

—    Рэйч! — заверещал  он, рассыпая з олотые искры. — Живая? Тинкин  бордель,  бешеная  ты баба!  В жизни  не видел, что­ бы кто-нибудь такое  проделывал.  Кто тебя научил ругаться по-латыни?

Он неистово запорхал между мной и Айви, и мне пришлось опереться на стену, чтобы не упасть, следя за ним взглядом.

—Это проклятие ругалось, а не я.

—    Как колени? — спросил он, спускаясь к ним, и тут же взлетел к потолку — у меня голова так и мотнулась. — Ты ими здорово стукнулась, когда Кери тебя опустила на пол.

—    И этого я тоже не помню, — сказала я, скрестив ноги и держась из последних сил. — Не уберешься ли ты с дороги, мне в сортир надо?

—    Черт возьми, — сказал Дженкс, взлетая над головами и летя за мной и Айви. — Я думал, ты убьешь Эддена. Это он тебе фонарь поставил под глазом.

   Вот почему морда опухшая, подумала я, шаркая по коридору.

—    Какой сегодня день? — спросила я, думая, сколько же времени я уже ничего не ела.

—    Понедельник... погоди, — Айви шла за мной почти вплот­ную. — Вторник уже.

—   О-о, духи все это сотворили за одну ночь, — сказала я, прищуриваясь и щелкая выключателем ванной. Глаза болели. Я обернулась — Айви и Дженкс смотрели на меня так, будто я что-то страшное сделала. — Чего? — спросила я недружелюб­но, и Дженкс сел Айви на плечо.

—   Ты уверена, что ты совсем в норме?

—   Уверена, но если я не войду сюда немедленно, на полу будет лужа.

Дженкс взлетел, а Айви отступила на три шага.

—   Хочешь чего-нибудь съесть? — спросила она, и я чуть помедлила, закрывая дверь.

—   Что угодно, кроме бримстона, — ответила я, и она вино­вато покраснела.

Нас разделила дверь, я остановилась и обеими руками опер­лась на стиральную машину, дрожа. Не в кровопотере дело, и не так уж сильно меня избили. Я просто устала. Что-то такое — или кто-то такой — вел во мне войну, и я ничего этого не по­мнила. Фокуса не стало — значит, это «что-то» проиграло бит­ву. И это я подобрала себя на поле битвы и сейчас тащилась, хромая, в новую драку.

Оставалось только надеяться, что она будет легче.

Оттолкнувшись руками, я выпрямилась, подошла к зерка­лу. Рука поднялась к шее, отодвинуть повязку, потом упала. Пока что не хочу знать. Повернув голову, я оглядела себя, ре­шив, что не так все плохо. Амулет цвета лица прикроет черный круг под глазом, а вспухшая губа сойдет за пухлую. Синяк на голени и еще один на бедре как раз где кончалась футболка. Когдая нагнулась осмотреть колени, заболела спина, но все это должно пройти через день-другой. Это было даже близко к ра­зочарованию: побыть демонским проклятием, пусть очень не­долго — должно же это оставить хоть какой-то след? Ну там се­дая прядь или демонический взгляд. Или чтобы вороны собра­лись на крыше — либо адский пес шел за мной по пятам. А так что? Я выдохнула и прищурилась на свое отражение.

Фонарь под глазом. Супер.

Айви что-то негромко говорила в телефон, и я, удовлетво­рив наиболее важные потребности, решила, что под душ пойду потом — сперва получу ответы на несколько вопросов да чем-нибудь заполню желудок. В сушилке болталась пара джинсов вместо одежды Кистена, и потому в новой волне печали я суну­ла туда футболку с надписью «СЦЕНА», активизировала аму­лет для цвета лица, пробежалась щеткой по зубам и решила, что пока так сойдет. Под дверь полз аромат кофе из кухни, и меня уже мутило от голода.

Двигаясь медленно в ожидании плохих новостей, я вышла. Из кухни в коридор лился яркий свет нового дня. Третье утро я на рассвете просыпаюсь вместо того, чтобы ложиться спать, и мне это уже несколько надоело.

—Рэйчел только что проснулась, — донесся до меня голос Айви, когда я сделала два шага, и я приостановилась. Она говорила не по телефону, значит, у нас в кухне кто-то сидит. — Она ни с кем говорить не будет, пока не поест и хоть дыхание смо­жет перевести, и с твоим мозголомом тоже говорить не будет, так что давай отсюда в свой джип и домой в свое ФВБ.

У меня приподнялись брови, я поспешила вперед. Что тут делает Гленн?

Черт, Кистей! — ответила я сама на свой вопрос. — Значит, он убит.

—Фелпса на квартире Спарагмоса не было, — услышала я слова Эддена, и реальность у меня пошатнулась. Не только смерть Кистена не подтверждена, но это и не Гленн, это его отец. Я не знала, лучше это или хуже. — Его надо найти, и Рэйчел может быть полезной, — договорил он.

—Дайте женщине хоть минуту покоя! — вмешался Дженкс. — Пискари сказал, что Кистей мертв — найдите его сами. ОВ не будет вам мешать, им это безразлично.

Я бросилась вперед, готовая на любые попытки, если толь­ко они могут дать шанс найти Кистена еще живым.

—Но если он жив, то может быть ранен, — сказала я, входя, и Эдден повернулся ко мне. С ним был еще один человек, сухощавый по сравнению с коренастым Эдденом, и я затормозила босыми ногами по полу. Эдден привез с собой штатного психи­атра ФВБ?

Капитан посмотрел на своего молодого спутника. Игнори­руя угрожающую позу Айви, стоящей со скрещенными руками у раковины, Эдден вышел вперед, наморщив лоб в тревоге. Был он в своих обычных штанах и белой рубашке, а пистолет в наплечной кобуре свидетельствовал, что он на работе.

—Рэйчел! — обрадовался он мне. — Ты куда лучше сейчас выглядишь.

—   Спасибо. — Я заморгала от неожиданности, когда он шагнул вперед и неуклюже меня обнял, обдав запахом «олд спайс». Он еще более неуклюже отпрянул, и я не смогла сдер­жать улыбки. — Я тебя не сильно лупила?

Он улыбнулся, потер себе локоть:

   —Не бери в голову. Это не ты была.

Я выдохнула с облегчением, хотя чувство вины осталось, и стала смотреть, что можно поесть в этой кухне. Ничего не ва­рилось, не жарилось, но хотя бы кофеварка булькала. Торт был покрыт глазурью и стоял на кухонном столе грустным свиде­тельством того, что предполагалось. Погрустнев, я опустилась на свой стул.

—    Кистена не было в квартире? — спросила  я,  и  отчаянная надежда  была  почти  болезненной.  Я посмотрела на спутника Эддена,  и тот  неловко  заерзал. — Дженкс  сказал,  что  Кистен звонил  и  передал,  что  залегает  на дно.  А  Пискари уже врал до того. Если есть шанс найти Кистена живым, я сделаю все.

Друг Эддена хотел заговорить, но передумал, когда Айви отодвинулась от мойки и плюхнулась на стул перед компьюте­ром — ее любимое место, где ей уютно. Дженкс остался стоять на подоконнике, откуда мог присматривать за детишками че­рез окно. Вот не знала, до чего громко они шумят на рассвете.

—    Эдден  думает,  что  людская  психология  может  вернуть  тебе память, — сказала Айви,  хмуря  брови. — Но  людская  наука  не может  быть  сильнее  колдовских  чар.  Это  только  лишние  терзания тебе, Рэйчел.

Эдден, не обращая на нее внимания, повернулся к своему спутнику, и тот не совсем уверенно шагнул вперед.

—Доктор Миллер, это Рэйчел Морган. Рэйчел, познакомься с доктором Миллером, нашим психиатром.

Я наклонилась и пожала его руку. Надежда, что Кистен мо­жет быть жив, была отчаянной и болезненной, и цвет амулета, который был надет на докторе Миллере, сменился с пурпурно­го на белый.

—    Очень приятно, — сказала я, жестом предлагая ему сесть, и они с Эдденом сели справа от меня.

У молодого человека было приятное твердое рукопожатие — не удивительно,  раз  он психиатр  на  службе  ФВБ.  А  что  удивительно — это легкий подъём уровня безвременья, которое по­пыталось проникнуть в меня, когда наши руки соприкоснулись. Он был человеком — я не ощутила от него ни малейшего запаха красного дерева, и он работал на ФВБ — но он умел исполнять магию лей-линий. И амулет у него был металлический — гарантированно лей-линейные чары.

Он был выше меня, и коричневые ботинки служили странным контрапунктом к серым брюкам и белой рубашке в серую полоску. Черные волосы были подстрижены в небрежном сти­ле. Сложения он был хрупкого, и карие глаза скрывались за очками в металлической оправе.

Очки? — подумала я. — Никто сейчас очки не носит, кроме как...

Мои подозрения подтвердились, когда доктор Миллер снял их с переносицы, скривившись. Черт побери, они были для того, чтобы видеть ауру, не переключаясь на второе зрение — чего люди, как правило, без чужой помощи или долгой практики делать не могут. Класс. Ничего нет важнее, чем произвести благоприятное первое впечатление.

Надетый на нем амулет изменил свой цвет на красновато-серый, и психиатр с извиняющейся улыбкой пододвинул свой стул ко мне.

—Очень рад познакомиться с вами, миз Морган, — сказал он, сидя между Эдденом и мною. — Называйте меня просто Форд.

Дженкс затрещал крылышками, опустился прямо на стол, держа руки в боки так, что виднелась рукоять его садового меча.

—Эта штука эмоции читает? — спросил он воинственно. — Вот так ты и работаешь? Узнаешь этой штукой, правду тебе говорят или нет? Рэйчел не врет. Если она говорит, что не помнит, так и на самом деле не помнит. Она хочет найти Кистена, если это возможно.

Форд снова посмотрел на амулет, снял его с шеи и положил на стол.

—Амулет реагирует не на нее, а на меня. В определенном смыс­ле. Я нахожусь здесь не для выяснения, не лжет ли миз Морган. Моя цель — помочь ей восстановить, что можно, из ее искусственно заглушённой памяти с целью найти мистера Фелпса.

Я ощутила прилив чувства вины, и его лей-линейный амулет блеснул на миг серо-синим.

—Если она позволит это сделать, — добавил он, пальцами шевеля металлический диск. — Чем дольше мы будем ждать, тем меньше она вспомнит. Нас сильно поджимает время, особенно если мистер Фелпс в беде.

Айви закрыла глаза и пыталась скрыть эмоции.

—   Рэйчел, он погиб, — шепнула она. — А бюро пытается найти его, используя твою надежду, и облегчить себе работу. Это нехорошо.

—   Неизвестно, погиб он или нет, — возразил Эдден, и меня пробрало холодом, когда Айви открыла глаза. Они были черны от душевной боли.

—   Я не буду этого слушать, — сказала она, встала и вышла. Я замерла.

Дженкс неуверенно покружил надо мной и вылетел следом. На меня пахнуло ароматом кофе, я встала налить себе кружку и заодно налила еще две для Форда и Эддена. Первый глоток согрел меня как бальзам, освежил, как легкий ветерок из окна. Может, и правда что-то есть в этих вставаниях на рассвете.

—Что я должна сделать? — спросила я, ставя кофе перед гостями и садясь.

Форд улыбнулся коротко, но искренне:

—Не наденете вот это?

Амулет лег ко мне в руку, и я почувствовала, как гудит в нем безвременье, тянет, будто хочет вынуть его у меня из рук.

—Что он делает?

Форд еще не выпустил из пальцев амулет, и я, почувство­вав прикосновение его пальцев, подняла глаза в изумлении. Губы его дернулись в улыбке, когда амулет у меня в руке поме­нял цвет на нежно-лиловый. В этих изменениях была система.

—Ваш друг был прав: это визуализация ваших эмоций, — сказал он, и я поежилась. Догадалась, что мог значить лиловый цвет, и заставила себя мыслить абсолютно по-пуритански, когда надела его себе на голову. В отличие от амулетов земной магии, этому достаточно было находиться в пределах моей ауры, не обязательно касаться кожи.

—Но вы же сказали, что он отзывается на вас, а не на меня?

У него на лице мелькнуло страдающее выражение и тут же исчезло.

—Да, так и есть.

Я раскрыла глаза в изумлении:

—Вы хотите сказать, что  чувствуете  чужие  эмоции?  Это правда?  Я про  такое  даже  не слышала! Кто  вы?  От вас не пахнет колдуном.

Эдден усмехнулся про себя, взял свою чашку и отодвинул­ся в угол, делая вид, что рассматривает детишек Дженкса за окном.

Форд пожал плечами:

—Думаю, что  человек.  У моей  матери  было  то же самое, она и умерла от  этого. О  других  таких  никогда  даже не слышал. Я пытаюсь  как-то  обратить это  свойство  себе  на пользу, а не во вред. Амулет  этот  нужен  для  вас,  а  не для меня, чтобы вы точно знали,  что я о т вас  воспринимаю.  Сила эмоции отображается яркостью, а вид эмоции — цветом.

Мне стало слегка нехорошо:

—Но вы  ощущаете  мои  эмоции  независимо  оттого, есть на мне  амулет  или нет? — спросила я,  и он  кивнул. — Тогда зачем он мне нужен?

Эдден у  окна нетерпеливо  шевельнулся. Я поняла, что он хотел бы нас поторопить.

—Когда  мы  закончим  и  вы  его снимете,  у  вас  будет  иллюзия, что  я больше не слушаю.

Как раз в этот момент влетел Дженкс, хотел сесть ко мне на плечо, но в последний  момент передумал и сел  на плечо к Эддену — увидел выражение моего лица. В словах Форда был смысл — даже если он говорил неправду,

—Но  это  же ад, — сказала я. — Надо,  чтобы  вам  кто-нибудь сделал глушитель.

Лицо Форда стало непроницаемым:

—Вы думаете, вы смогли бы?

     Я   пожала  плечами: 

—Не знаю.

Карие глаза Форда затуманились, и амулет у меня на шее стал жемчужно-серым. Форд вздохнул и снова вернулся мыс­лями в здесь и сейчас.

Я не могла избавиться от мысли, как это ужасно — все вре­мя воспринимать эмоции от всех. Бедняга, подумала я, и аму­лет стал синим. Форд приоткрыл рот и подмигнул мне — ясно, что ощутив мою к нему жалость. Амулет покраснел, и мое лицо вместе с ним. Я потянулась снять его с шеи:

—Это нам ничего не даст.

Форд накрыл мои руки своими, остановил:

—Миз  Морган,  прошу вас, — сказал  он  очень  серьезно, и ей-богу,  я  почувствовала,  как  амулет  в наших  руках согрелся. — Это всего  лишь инструмент.  На  самом  деле  все  мы  можем  прочесть по лицу куда больше, чем покажет этот амулет. Это про­ сто способ  превратить в данные такую туманную материю, как эмоции.

Я вздохнула, мышцы всего тела расслабились, и проглядывающий между наших пальцев амулет стал нейтральносерым.

—Называй меня Рэйчел.

—Хорошо, — улыбнулся он, — Рэйчел.

Он убрал руки, и стало видно, что диск стал серебристо-пурпурным. Не гневно-пурпурным, как когда я вспомнила ОВ, а скорее лиловым. Я нравилась Форду, и когда я улыбнулась, он покраснел смущенно.

Дженкс захихикал, Эдден заворчал:

—Так  будем  мы  работать  или  нет? — спросил  он  с  некоторым нетерпением.

Отпустив амулет висеть так, чтобы я его не видела, я выпрямилась, вдруг обеспокоившись.

      — Ты действительно думаешь, что Кистей жив?

Наморщив  лоб,  Эдден  скрестил руки  на  груди  и  выпрямил­ся, откинувшись на спинку стула.

—Не знаю. Но чем быстрее мы его найдем, тем лучше.

Я кивнула, повернулась на стуле и посмотрела на Форда, ожидая указаний. Когда погиб отец, мама водила меня к семен­ному психологу, но сейчас все было по-другому.

Форд так наклонился вперед вместе со стулом, что колени его смотрели в пол.

—Расскажи, что помнишь, — сказал он по-простому, сло­жив руки на столе.

Крылья Дженкса загудели тоном выше и затихли. Я сдела­ла глоток, закрыла глаза, наслаждаясь ощущением горячего кофе. Было бы легче, если бы я не смотрела на амулет. Или в глаза Форда. Мне как-то не нравилась мысль, что он видит все мои эмоции.

—Я его оставила в квартире Ника, а сама поехала пости­рать его одежду, — сказала я,  чувствуя  легкий  приступ  головной боли. — До заката оставалось несколько часов, и надо было убрать машину, пока ее не выследили. Я собиралась вернуться. У меня глада открылись. Если Пискари не лгал, то я и прав­да вернулась.

—И что было потом, ты ничего не помнишь?

Я покачала головой.

—    Помню только, как проснулась в кресле Айви. Все себе отлежала, нога болела.

И порез на губе изнутри.

Форд посмотрел на пальцы, которыми я зажала правую руку у плеча, и я заставила себя ее опустить. Даже до меня начинало доходить, что мое подсознание хочет мне что-то сказать.

—    Не надо тогда пытаться вспомнить, — сказал он, и я почувствовала, как меня слегка отпустило. — Подумай про ногу.

Ты ушиблась, и такие вещи трудно полностью стереть. Кого ты ею ударила?

Я медленно, медленно выдохнула. Закрыла глаза, почув­ствовала, как пульсирует боль в ноге. Не кого, а что, — пришла внезапная мысль. Волосы упали ко мне в рот, застилая зрение, и потому я ударила в косяк двери, а не в ручку. Эта дурацкая дверь чертовски узкая, я не виновата. Пол еще качнулся, выбив меня из равновесия.

Я почувствовала, как отливает от лица кровь, и открыла гла­за. Форд подался вперед, зная, что я что-то вспомнила, и глаза его будто требовали ответа. Амулет между нами засветился сме­сью пурпура, черноты и серости — гнев и страх. Я не помнила этой ночи, но Кистен мог быть только в одном месте, если там узкие двери и качающийся пол.

—На катере, — сказала я и встала. — Эдден, вези нас туда.