Послеполуденное солнце грело мне плечи — голые, если не считать бретелек от топа. Ночью был дождь, смягчивший зем­лю, и влажный жар парил на дюйм над потревоженной землей, и это было приятно. Я воспользовалась случаем поухаживать за тисовым кустом в надежде, что смогу сделать зелье забвения, если снова появится Тритон. Все, что мне нужно сейчас — это ферментированный выжатый сок сирени. Изготавливать чары забвения закон не запрещает, нельзя только их применять, но если я применю их против демона, кто меня осудит?

Тихий стук срезанной ветки, упавшей в маленький котел для зелий, был достаточно отчетлив, и я, обратив лицо к земле, встала на колени перед надгробием, из которого вырос тис, и осторожно просунула руку меж ветвей, обрезая те, что росли к середине растения.

Вчерашняя реакция Кери на мою убежавшую ауру очень мне не нравилась, но теплое солнышко радовало и бодрило. Может быть, я установила крепкую связь с безвременьем, но ведь ни­чего не изменилось. И Кери права, мне нужен способ, чтобы Миниас мог связаться со мной, не появляясь. Так безопаснее. И легче.

Я скривилась, и вместо прореживания веток принялась выдергивать сорняки, расширяя круг расчищенной земли. Легче, да. Вот на легком пути обычно и набиваешь шишки.

Глянув, насколько высоко солнце, я решила, что пора объя­вить конец рабочего дня и вымыться перед тем, как Кистей повезет меня на курсы водителей. Я встала, отряхнула землю с джинсов и собрала инструменты. Взгляд уже не упирался в един­ственное выветренное надгробие, но охватывал все окружен­ное стеной кладбище, за ним — родные Низины, а дальше — самые высокие дома Цинциннати на той стороне реки. Мне здесь нравилось — островок тишины, окруженный жизнью, гудящей как улей.

Я направилась к церкви, улыбаясь и трогая по дороге кам­ни, узнавая их как старых друзей и гадая, какими были те, кого они теперь охраняют. У задней двери церкви порхала стайка пикси, и я направилась к ним, любопытствуя, что там случи­лось. Легкая улыбка у меня на лице стала шире, когда вспышка стрекозиных крыльев превратилась в Дженкса. Пикси закру­жился около меня — рабочая садовая одежда ему очень шла.

—Рэйчел, ты уже там закончила? — спросил он вместо приветствия. — Мои детишки помирают от желания поглядеть на твою работу.

Огибая круг оскверненной земли, окружающей могилу с плачущим ангелом, я прищурилась на Дженкса.

—Ладно. Только скажи им, чтобы остерегались сока из срезанных веток. Он ядовит.

Он кивнул, крылышки превратились в прозрачный круг, и он перелетел так, чтобы мне не смотреть против солнца.

—Они знают. — Он помялся, потом с быстротой, выдаю­

щей смущение, выпалил: — Я тебе буду сегодня нужен?

Я подняла глаза от неровной опоры, потом опустила их.

—Нет, а что?

С улыбкой, полной отцовской гордости, роняя с крыльев искорки золотой пыльцы, он ответил довольно:

—Джи.

Я сбилась с шага. Джи — его старшая дочь, она живет те­перь через улицу вместе с Кери и обустраивает сад, который будет содержать ее и ее будущую семью. Увидев мою тревогу, Дженкс засмеялся:

—  Да нет, все у нее хорошо. Но вокруг нее и ее сада сейчас вертятся три парня-пикси, и она хочет, чтобы я с их помощью что-нибудь построил — посмотреть, как они работают, и тогда принять решение.

—  Три! — Я перехватила горшок для зелий половчее. — Боже милостивый. Маталина должна чувствовать себя польщенной.

Дженкс приземлился мне на плечо.

—Наверное, — буркнул он. — Джи никак в себя прийти не может — ей все трое нравятся. Я-то просто умыкнул Маталину и наплевал на традиционное ухаживание под наблюдением в течение целого сезона. Джи хочет построить стрекозиную хи­жину — тому бедняге, кто выиграет, она понадобится.

Я попыталась на него взглянуть, но он был слишком близко.

—  Умыкнул Маталину?

—  Ага. Начни мы прыгать через все обручи, никогда бы не получили ни палисадника, ни цветочных ящиков.

Я стала смотреть под ноги, будто выбирая дорогу — боялась ляпнуть что-нибудь не то. Он нарушил традицию, чтобы выиг­рать садик шесть на восемь и пару ящиков с цветами. Сейчас у него обнесенный стеной сад на четыре городских участка — про­цветает Дженкс. Настолько, что его дети вполне могут потратить время своей жизни на ритуалы, которые ее разграничивают.

—  Хорошо, что у Джи есть ты, который может ей помочь.

—  Наверное, — бросил он небрежно, но я видела, как он ухватился за возможность руководить дочерью в выборе правильного решения — с кем прожить жизнь.

Может, поэтому я в своей собственной личной жизни все времяпринимаю такие выдающиеся решения, подумала я и ухмыльнулась, представив себе, как Дженкс идет со мной на мое пер­вое свидание и допрашивает бедного парня с пристрастием... и тут я заморгала. Он ведь предупреждал Кистена, чтобы вел себя прилично, когда у нас в первый раз было свидание. Черт побе­ри, значит, на Кистена Дженкс шлепнул штамп «Одобряю»? Порыв ветра от крыльев Дженкса охладил мне потную шею.

—   Ладно, пора мне, она ждет. До вечера.

—   Конечно, — сказала я, и он взмыл в воздух. — Передай мои поздравления!

Он отсалютовал мне и упорхнул прочь. Я секунду посмот­рела ему вслед, потом пошла дальше к двери, представляя себе тот кошмар, через который он сейчас прогонит этих троих парнишек-пикси. Из кухонного окна доносился райский запах пекущихся булочек, и я взбежала по ступеням, осмотрела по­дошвы шлепанцев, потопала ногами и вошла в разгромленную гостиную. Трое типов с инструментами еще не приходили, и запах расколотого дерева примешивался к аромату выпечки. У меня в животе заурчало, и я пошла на кухню — там было пусто, только булочки остывали на плите, и я, бросив срезанные вет­ки у мойки, стала мыть руки, поглядывая на эти самые булоч­ки. Значит, Айви уже встала и была в настроении их печь. Нео­бычно, но приятно, и надо будет этим воспользоваться.

Жонглируя булочкой и рыбьим кормом, я покормила себя и рыбку, потом натянула поверх майки темно-зеленую футболку и плюхнулась в кресло, довольная собой и миром. Но вдруг послышался скребущий звук когтей, и рыжий комок кошачье­го ужаса ворвался в кухню и забился под мое кресло. За ней вле­тели пикси — штормовым клубком высоких писков и свистов, от которых у меня череп заболел.

—Брысь! — заорала я, вскакивая. — Вон отсюда! Церковь — ее безопасное убежище, отцепитесь от кошки!

Пыльца пикси повисла так густо, что у меня глаза заслези­лись, но после громких жалоб и выражений недовольства этот диснеевский кошмар исчез так же быстро, как появился. Ши­роко улыбаясь, я заглянула под кресло. Рекс сжалась в комо­чек, распушив хвост и вытаращив глаза — просто воплощение страха. Наверное, Дженкс уже у Джи, потому что его детишки знают: он бы им крылья назад попереворачивал, если бы пой­мал за издевательством над кошкой.

—Что там случилось, сладкая моя? — засюсюкала я, отлич­но зная, что пытаться ее гладить сейчас не надо. — Эти гадкие пикси тебе покоя не дают?

Отведя глаза, она улеглась, вполне довольная тем местом, где находилась. Я фыркнула и аккуратно уселась обратно, чув­ствуя себя отважной защитницей. Рекс никогда не пыталась ко мне приласкаться, но когда угрожала опасность, оказывалась рядом со мной. Айви говорит, что все кошки так делают. Да и ладно.

Я потянулась за лаком для ногтей, осторожно кусая булоч­ку в промежутках между касаниями кисточки. Потом мое вни­мание привлек шорох из коридора, и я улыбнулась навстречу вошедшей Айви. Она была одета как на тренировку, и на лице ее сверкали капельки пота.

—Что тут творится? — спросила она, подходя к плите и до­ставая булочку из формы.

Я с набитым ртом показала под кресло.

—Ах ты бедная киска, — сказала Айви, садясь в свое крес­ло и опуская руку к полу.

У меня лицо скривилось от отвращения, когда эта глупая тварь подошла к ней на мягких лапках. Еще противнее стало, когда Рекс прыгнула ей на колени, свернулась и уставилась на меня. Потом вдруг повернулась к коридору — оттуда послышал­ся резкий цокот каблуков. Я посмотрела на Айви, вопроситель­но раскрыв глаза, но получила ответ, когда в арку влетела Стриж, причесанная, прибранная, идеальная в своей белой блузке и чер­ных слаксах, как неразрезанный свадебный пирог.

Когда она пришла?— подумала я про себя, и покраснела: — Она же и не уходила.

Я посмотрела на Айви и поняла, что права, когда она спих­нула Рекс с колен и необычайно вдруг заинтересовалась своей электронной почтой: стала открывать письма и выбрасывать спам, не глядя на меня. Да черт побери, мне все равно, что они там сегодня делали! Но, видно, Айви не было все равно.

—Привет, Рэйчел! — сказала вошедшая, и прежде, чем я успела ответить, наклонилась поцеловать Айви. Та застыла от неожиданности, а потом отодвинулась прежде, чем поцелуй перешел в страстный — что, очевидно, и было задумано Стриж. Но та, не смутившись, пошла за булочкой. — Я сегодня работу закончу около десяти, — сказала она, выкладывая булочку на тарелку и осторожно садясь между нами. — Поужинаем порань­ше где-нибудь?

На лице у Айви еще была гримаса досады от этой попытки поцелуя. Стриж демонстративно полезла целоваться, чтобы насолить мне, и Айви это понимала.

—Нет, — сказала она, не отрываясь от экрана. — Я тут кое-что наметила.

Интересно, что, подумала я, решив, что наши со Стриж отношения летят вниз крылатым кирпичом. Нет, я к такому не была готова. Ну никак.

Стриж аккуратно разломила булочку пополам, потом вста­ла, чтобы взять нож и масло. Оставив их рядом со своей тарел­кой, она неспешно побрела к кофеварке, и двигалась с внуши­тельностью и силой юриста в зале суда. Черт, кажется, я влипла.

—Кофе, Айви?

Солнце отражалось от ее блузки, накрахмаленной и отглаженной для появления в офисе.

—Да, спасибо.

Рекс, почувствовав напряжение, шмыгнула прочь. Мне бы тоже хотелось.

—Возьми, лапонька, — сказала вампирша, подавая Айви чашку. Не ту большую кружку с нашим логотипом «Вампирских чар», которую Айви любит... но, может, она пьет из нее толь­ко потому, что я такие люблю?

Айви отдернулась, когда Стриж попыталась украсть еще поцелуй. Но женщина не расстроилась, а уверенно села в крес­ло и стала тщательно намазывать булочку маслом. Она нас обе­их дергала за ниточки, полностью владея ситуацией, хотя из них двоих Айви была более доминантной.

Но я не собиралась уходить, раз она хочет заставить меня чувствовать себя неуютно. Чувствуя, что начинаю закипать, я устроилась в кресле поплотнее. Черт возьми, это моя кухня!

—   Ты сегодня что-то рано встала, — сказала светловолосая и голубоглазая вампирша, будто намекая на что-то. Мне с тру­дом удалось не прищурить глаза.

—   Это ты испекла? — спросила я, поднимая остаток своей булочки.

Стриж улыбнулась, показывая острые клыки:

—Да, я.

—Хорошо получились.

—   На здоровье.

—   Я не говорила «спасибо», — отпарировала я, и рука Айви на мыши замерла.

Стриж доела булочку, глядя на меня немигающими глаза­ми, в которых медленно расширялись зрачки. У меня стало по­калывать шрам, и я встала.

—   Пойду в душ, — сказала я, раздражаясь, что боюсь ее. Но помыться-то все равно надо.

—   Я сообщу в газеты, — ответила Стриж, выразительно облизывая масло с пальца.

Я было хотела ей сказать, чтобы засунула эти газеты себе в задницу — вдруг поможет яйцо снести, но прозвучал дверной звонок, и мне удалось сохранить хорошие манеры.

—Это Кистен, — сообщила я и взялась за сумку. В конце концов не такая уж я грязная, и меньше всего мне хочется тор­чать голой в душе, когда в кухне у меня соберутся три вампи­ра. — Я пошла.

Айви оторвалась от компьютера, искренне удивленная:

—Куда ты?

Я посмотрела на Стриж, чувствуя, что краснею:

—На курсы водителей. Кистен меня отвезет.

—Какая прелесть! — проворковала Стриж, и я скрипнула зубами.

Не отвечая ей, я направилась в холл и к двери, и черт с ним, если колени у меня грязные.

Резкий хлопок заставил меня повернуться — я успела уло­вить краем глаза быстрое движение. Стриж сидела красная, ошеломленная и устыженная, зато у Айви вид был очень собой Довольный. Что-то тут случилось, и Айви в сдержанно хоро­шем настроении подняла бровь, будто подмигнула мне.

Снова прозвенел звонок, но я не так великодушна была, чтобы выйти, ничего не сказав.

—К ужину будешь, Айви? — спросила я, подбоченившись.

Может, это было злорадство — ну, так я злорадствовала.

Айви откусила булочку, положила ногу на ногу, наклони­лась вперед.

—Мне придется мотаться сегодня, — сказала она, вытирая мизинцем угол рта. — Но к полуночи буду.

—   И отлично, — сказала я. — Тогда до встречи. — Я луче­зарно улыбнулась Стриж — она сидела прямо, но ей явно хоте­лось то ли угрюмо насупиться, то ли кипятком плеваться. — Стриж, пока. Спасибо тебе за завтрак.

—   На здоровье.

Перевод: чтоб ты подавилась, сука!

В третий раз позвонили в дверь, и я поспешила к ней, снова в хорошем настроении.

—Иду! — крикнула я, поправляя волосы. Отлично выгля­жу. Компания подростков, да и только.

Я схватила с вешалки летчицкую куртку Дженкса и напя­лила ее просто для виду. Она осталась с тех времен, когда ему пришлось стать размером с человека. Мне досталась куртка, Айви взяла себе шелковый халат, а две дюжины зубных щеток мы выбросили.

Распахнув дверь, я увидела ожидающего Кистена — его «кор­вет» стоял у тротуара. У него основная работа начиналась пос­ле заката, и потому обычный его щегольской костюм сегодня сменили джинсы с черной футболкой, заправленной под пояс. Улыбаясь с закрытым ртом, чтобы не показывать острые клы­ки, он покачивался с пятки на носок, засунув пальцы рук в кар­маны, отбросив с синих глаз крашеные светлые волосы отра­ботанным движением, которое весьма убедительно заявляло, что он «просто что-то». Этому верилось, потому что такова была правда.

—Отлично выглядишь, — сказала я, просовывая руку меж­ду его узкой талией и локтем и наклоняясь для ранне-дневного приветственного поцелуя прямо на пороге.

Закрыв глаза, я глубоко задышала, когда его губы нашли мои, намеренно вобрала в себя запах кожаной одежды и арома­та, который облекает вампиров как вторая кожа. Кистей был для меня как наркотик — выделял феромоны, которые успока­ивают и расслабляют потенциальные источники крови. Мы кровью не делимся, но почему бы мне не воспользоваться пло­дами тысячелетней эволюции?

—Ты вымазалась, — сказал он, когда мы оторвались друг от друга. Я опустилась на пятки, улыбаясь навстречу его улыбке. — Люблю, когда ты в земле. Ты в саду работала. — Он поднял брови, притянул меня к себе, увлекая в прихожую, где было темнее. — Я не рано? — спросил он, и от густоты его голоса у меня от ушей по всему телу прошла дрожь.

—Рано, но это хорошо, — ответила я, радуясь тихому при­ливу адреналина.

Люблю целоваться с вампирами в темноте. Лучше — толь­ко спускаясь в лифте навстречу верной смерти.

Я загораживала ему дорогу в святилище, и когда он понял, что я не собираюсь его приглашать, пальцы его слегка отпусти­ли мои руки.

—У тебя занятия только в час тридцать. Еще успеешь при­нять душ, — сказал он, и было ясно, что на самом деле он хотел бы знать, с чего я бросилась прочь из дома.

Если ты мне спинку потрешь, мелькнула у меня озорная мысль, и я не смогла сдержать ухмылки. Он уловил мой взгляд, и когда искра возбуждения пробежала по мне, у него раздулись нозд­ри — он воспринимал мое состояние. Мыслей моих он не слы­шал, но ощущал пульс, температуру, и если учесть, какой у меня сейчас был похотливый вид (я это знала), понять, что у меня на уме, было не трудно.

Он сжал пальцы у меня на руке, но тут из коридора донесся голос Айви:

—   Кист, привет!

—   Привет, лапонька, — ответил Кистей, не отводя от меня глаз и не давая себе труда скрыть жар, возникший между нами.

Она фыркнула, и тихий стук закрывшейся двери ее ванной ясно дал понять, что Айви не возражает против наших с Кистеном отношений, несмотря на их бывший статус пары. Но если он хоть попробует мою кровь, дело обернется плохо, и потому Кистей надевает на зубы чехлы, когда спит со мной. Но уж если телом я намерена делиться не с Айви, ас кем-то другим, она бы предпочла, чтобы это был Кистей. И это... и это положение дел на сегодня, вот и все.

Последнее время отношения Айви с Кистеном стали почти платоническими, изредка разбавляемыми толикой крови для Поддержания близости. Наша ситуация превратилась в слож­ное балансирование на проволоке — потому что она попробовала мою кровь и поклялась никогда больше этого не делать, но не хотела, чтобы она досталась Кистену, не в силах расстаться с надеждой, что мы с ней что-нибудь придумаем, хотя она и опровергала такую возможность. Кистей, выходя из своей обыч­ной роли послушного вампира, сказал Айви, что рискнет, если я поддамся искушению и позволю ему прокусить мне кожу. Но до тех пор мы все можем притворяться, что все нормально. Ну, в смысле того, что у нас теперь считается нормой.

—Может, поедем? — предложила я.

Жар у меня сбило воспоминанием, что наша перекошен­ная ситуация останется стабильной до тех пор, пока не изме­нится статус кво.

Он, посмеиваясь, позволил мне подтолкнуть его к двери, но открытое покашливание Стриж из гостиной превратило его из податливого вампира в неподвижную скалу, и я сдалась, ког­да послышался ее сладострастный голос:

—Здравствуй, Кистен!

Он улыбнулся шире, глянул на нее, на меня, увидел мое нетерпение.

—Пойдем? — шепнула я.

Он, приподняв брови, повернул меня к двери.

—   Дороти, привет! Ты сегодня чудесно выглядишь!

—   Не смей меня так называть, подлец! — огрызнулась она, и голос ее резанул меня по спине, пока я выходила впереди Кистена. Очевидно, к нему у Стриж были те же примерно чув­ства, что и ко мне — не удивительно. Каждый из нас — угроза ее претензии на положение подчиненной Айви. Истинным пре­пятствием никто из нас двоих не служит: от меня Айви отказа­лась сама, а с Кистом у нее слишком много было в прошлом, но попробуйте это объяснить Стриж. Множество партнеров по крови и постели для вампиров — дело обыкновенное, но и рев­ность тоже.

Когда дверь за нами закрылась, я глубоко вздохнула, щу­рясь на солнце, и почувствовала, как отпускает напряжение в плечах. Три секунды мы помолчали» а потом Кистен спросил:

—   Стриж тут ночевала?

—   Не хочу я про это, — буркнула я.

—   Все так плохо? — посочувствовал он мне, идя рядом.

Я жадно посмотрела на свою машинку, потом на его «корвет».

—Она перестала вести себя любезно, — пожаловалась я, и Кистей ускорил шаги, чтобы галантно распахнуть дверцу до того, как я сама ее открою.

Улыбнувшись ему в знак благодарности, я села в машину, устроилась в знакомом запахе кожи и феромонов. Господи, как же туг хорошо пахнет! Я закрыла глаза и откинула голову назад, пока Кистей обходил машину, и не открыла их даже тоща, ког­да он пристегнулся и завел мотор. Мне хотелось расслабиться.

       Рассказывай, — попросил он, когда тронул машину с места, а я продолжала молчать.

У меня под черепом билась сотня мыслей, но сказала я вот что:

—Стриж... — Я замялась. — Она выяснила, что это Айви  не допускает между нами баланса крови, а не я.

Он тихо вздохнул, и я посмотрела на него. В его щетине бле­стело солнце, и мне пришлось подавить в себе желание ее по­трогать. Кистей бросил взгляд в зеркало заднего вида на нашу церковь. В мрачном настроении я опустила стекло, чтобы ут­ренний ветерок шевелил волосы.

—И что? — спросил он, резко прибавляя газу и выезжая из дымового шлейфа синего «бьюика».

Я поморщилась, отводя волосы с глаз:

—Стала невыносимой. Попыталась меня прогнать. Я ей сказала, что Айви напугана и я жду, чтобы она перестала боять­ся, и тогда она от «Я хочу с тобой дружить, потому что дружит Айви» переключилась на «Чтоб ты сдохла, зараза!»

Лежащие на руле пальцы Кистена сжались сильнее, и он излишне резко затормозил перед светофором, а я вспыхнула, поняв, что только что сказала. Я знала, он предпочел бы, чтобы я жаждала его укуса, но если я позволю ему это, Айви с цепи сорвётся.

—Кистей, прости меня, — прошептала я.

Он молча смотрел на красный сигнал светофора. Я протя­нула руку, коснулась его руки.

—Я тебя люблю, — прошептала я. — Но дать тебе меня укусить — это все погубит, что сейчас есть. Айви такого не пе­ренесет.

Дженкс мог бы сказать, что мой отказ Кистену скорее свя­зан с тем, что угроза его укуса заводит меня куда сильнее, чем если бы она осуществилась. Ладно, все равно. Но если бы Кис­тен установил со мной более тесные отношения, а она нет, это бы ее ранило, а он ее тоже любит с той фанатической предан­ностью, которую часто питают друг к другу жертвы — а Пискари их обоих хорошо помял.

В сумке заверещал телефон, но я не стала брать трубку — наш разговор важнее. Светофор переключился, Кистен выехал в поток машин, пальцы на руле были сжаты уже не так крепко. В их отношениях с Айви всегда доминировала она, но он готов был за меня сражаться, если бы у меня был достаточно силь­ный соблазн дать ему кровь. Беда в том, что умение говорить «нет» к моим сильным сторонам никогда не относилось. Каж­дый раз, когда я сплю с Кистеном, я призываю себе на голову несчастье, но это искупается потрясающим сексом. И вообще я никогда не говорила, что я умная. На самом-то деле я дура дурой. Но я повторяюсь.

В мрачном настроении я выставила руку в окно и смотрела, как дома Низин сменяются деловыми зданиями. Солнце туск­ло блестело у меня на браслете, на особом узоре его звеньев. У Айви есть браслет на щиколотку с таким же узором. Я еще ви­дела в нашем городе такие же и зарабатывала улыбки и пожа­тия плеч, когда пыталась спрятать свой. Я знала, что это, на­верное, для Кистена способ объявить миру о своих завоевани­ях, но все равно браслет носила. Как и Айви свой.

—   Стриж тебя не тронет, — тихо сказал Кистен, и я оберну­ась к нему.

—   Физически — не тронет, — согласилась я, обрадовавшись, что он с этим вопросом справился вот так. — Но можешь не сомневаться, что в петицию об освобождении Пискари она вло­жит все излишки своей любви.

Он слегка помрачнел, и в машине стало тихо — мы оба подумали, что будет, если у нее получится. Мы оба тогда не по уши в дерьме, а просто на дне дерьмовой реки. Кистен был у Пискари наследником и предал своего мастера в ту ночь, когда я железной палкой добилась от старого вампира покорности. Сейчас Пискари об этом не вспоминает, но если он выйдет, то наверняка своему бывшему наследнику пару ласковых скажет, несмотря на все Кисте но вы заслуги: это он сохранил предприятия Пискари на ходу, потому что Айви не стала бы даже при ее статусе наследника.

Снова зазвонил телефон, я его достала и еще до того, как переключить в беззвучный режим, увидела незнакомый номер. Брать трубку было бы невежливо, пока я с Кистеном.

—   Ты не злишься? — спросила я неуверенно, глядя, как на его лице эмоции сменяют друг друга: от тревоги за свое физичес­кое бытие до беспокойства о своем эмоциональном состоянии.

—   На что? На то, что тебя тянет к Айви? — Луч солнца про­бежал по нему — это мы переезжали мост. Я почувствовала ли­цом тепло солнца, а Кистей высвободил руку из моей, чтобы маневрировать в плотном потоке. — Нет, — ответил он, и глаза его слегка затуманились. — Я тебя люблю, но Айви... с самого ухода из ОВ и твоего переезда к ней она никогда не была так счастлива, так спокойна. А кроме того, — добавил он манящим голосом, — если так будет продолжаться, у меня может быть шанс на потрясающий альянс втроем.

У меня отвалилась челюсть. Я шлепнула Кистена ладонью:

—   Ни за что!

—   Ну ладно, — засмеялся он, хотя глаз не отводил от потока машин. — Ты погоди брыкаться, пока не попробовала.

Я скрестила руки на груди, глядя прямо перед собой:

—   Кистен, этого не будет... — но тут я увидела его глаза. Он просто меня дразнил. Хочется думать,

—   На эту пятницу ничего не намечай, — попросил он, ког­да мы остановились возле очередного светофора.

Я сумела даже не улыбнуться, но душа просто пела. Он по­мнит!

—А почему? — спросила я, прикинувшись, что забыла.

Он улыбнулся, и я не смогла дальше притворяться.

—   Поведу тебя отмечать твой день рождения, — ответил он. — Заказал столик в ресторане «Кэрью Тауэр».

—   Иди ты! — воскликнула я, глядя на крышу упомянутого здания. — Я никогда там не ужинала... — Но в голове у меня уже завращались шестеренки. — Я даже не знаю, что надеть.

—   Что-нибудь такое, что легко снять? — предложил он.

За нами загудел клаксон, и Кистен, не глядя, прибавил ско­рость.

—У меня все, что есть — с кучей пряжек и застежек, — парировала я.

Он хотел что-то сказать, но зазвонил его телефон. Я нахмурилась, когда Кистей потянулся за ним. Я-то никогда не отве­чаю на звонки, если мы вместе. Ну, не то чтобы мне так уж ча­сто звонят. Но я же и не пытаюсь править преступным миром Цинциннати от имени моего босса.

—Пряжек и застежек? — переспросил он, открывая теле­фон. — Тоже может подойти. — И в телефон, уже без улыбки: — Фелпс слушает.

Я села поудобнее, радуясь даже мыслям о предстоящем ве­чере.

—Да, Айви, — говорил Кистей. — Что стряслось?

Я вспомнила о своем телефоне и достала его. Черт, четыре звонка пропустила. Но номер был незнакомый.

—Рядом со мной, — сказал Кистей, поглядев на меня, и моя озабоченность стала сильнее. — Да, конечно,  — добавил он и протянул трубку мне.

Боже мой, ну что еще?

С ощущением, будто услышала удар первого сапога в сте­ну, я сказала:

—   Что случилось? Дженкс?

—   Нет, — ответила Айви. — Это твой вервольф.

—Дэвид? — промямлила я, а тем временем Кистей заезжал на парковку автошколы.

—Он пытается с тобой связаться, — сказала Айви тревожным и озабоченным голосом. — Он говорит — ты готова слу­шать? — что он убивает женщин и не помнит потом. Слушай, ты бы ему позвонила? Он за последние три минуты звонил дважды.

Я хотела засмеяться — но не могла. Убийства вервольфиц, которые пытается скрыть ОВ. Демоница, громящая мою гос­тиную в поисках фокуса. Ой, хреново...

—   О'кей, — сказала я. — Спасибо. Пока.

—   Рэйчел?

У нее голос изменился. Я была расстроена, и она это знала. Я попыталась успокоиться, сделав глубокий вдох.

—Да?

Она помедлила, и я поняла, что скрыть свой страх мне не удалось, но она знала, что как бы там ни было, а я не брошусь в панике бежать. Пока что.

—Поосторожнее, Рэйчел, — сказала она сдавленным голо­сом. — И зови меня сразу, если нужна буду.

Мне стало немного легче. Хорошо, когда есть друзья.

—Спасибо, обязательно,

Я нажала отбой, глянула в выразительные глаза Кистена, ждущего объяснений, и тут же вздрогнула — лежащий у меня на коленях телефон завибрировал. Задержав дыхание, я подня­ла его и посмотрела на номер. Дэвид — теперь я его узнаю.

—Ты возьмешь трубку? — спросил Кистей, не снимая рук с руля, хотя мы уже припарковались.

Через одно место на стоянке я увидела девушку, захлопнув­шую дверь маминого минифургона. Размахивая конским хвос­том и непрерывно шевеля губами, она болтала, направляясь с подругой в здание школы. Они скрылись за стеклянной дверью, и женщина за рулем вытерла глаза и посмотрел а в зеркало задне­го вида. Кистен наклонился вперед, загораживая мне вид. Сно­ва задрожал телефон — я его открыла, невесело улыбнувшись.

Почему-то я заподозрила, что сегодня в автошколу не по­паду.