Перевод Lilith

Запах кипящего кофе проник в мое сознание сквозь туман полусна. Я висела в нем, пригревшаяся и довольная, чувствуя ткань под подбородком. Мне нравилось тепло и удовлетворенность, но прошло много времени с тех пор, когда я была в таком состоянии, поэтому присутствие этих ощущений настораживало.

Сделав глубокий вздох, я вынырнула из сна и медленно села, придерживая шерстяное покрывало Ника.

«Дом Ника», – пришла мысль, пульс замедлился, и я прислушалась к тиканью четырех часов. Жалюзи были наглухо закрыты, цветы в углу кухни освещались электрическим светом. Я проспала четыре часа. Мое внимание переключилось на кухонный стол, там я увидела пальто Пирса и жилет, накинутые на стул – но не самого Пирса. Инстинкт заставил меня повернуться, я нашла его стоящим перед полкой со старыми книгами под светом ламп в противоположной части слабо освещенной комнаты. Слабые ритмичные удары сказали мне, что работа стрип-клуба в самом разгаре, но они были приятными, напоминающими сердцебиение. Кинжал Ника, который тот убрал на самую верхнюю полку, находился в ладонях Пирса, и их покрывал черно-зеленый туман, распространяясь почти до локтей. Это была его аура, и он, должно быть, делал что-то очень могущественное, чтобы она стала заметной. Но он, вероятно, не видел ее. Все ауры такие. Я тоже не могу видеть свою, кроме ее отражения, когда ставлю круг или когда бросаю в кого-нибудь сгусток лей-линейной энергии. Я не представляла, что он делал, но мне показалось, что он пользовался лей-линией.

– Я прислушивался к твоему пробуждению, – сказал Пирс книгам, не оборачиваясь, – судя по звуку, тело чувствует себя очень довольным. Я имею в виду… это было хорошо?

Свечение вокруг его рук замерцало, потом восстановилось. Улыбаясь, я поставила свои одетые в носки ноги на пол и вытянула их, прежде чем снова натянуть сапоги. Мысли о том, чтобы позвонить Айви или Дженксу, появились и пропали. Если бы был какой-нибудь шанс, они бы позвонили.

– Хорошо, – подтвердила я, зевнув.

Казалось странным, что здесь, в квартире Ника, я смогла найти покой, который исходил только от чувства безопасности, но я смогла. Или, возможно, была вынуждена. У вора было больше охранных приспособлений, чем у параноидального психа с манией величия. Я не могла не гадать, что подумал обо мне Пирс после того, как увидел моего бывшего. Не то, чтобы меня это беспокоило, но Ник все-таки скользкий тип. Смущенная, я взглянула на Пирса, ища любые признаки холодности.

Пирс выглядел увлеченным, он стоял перед книгами с лежащим в его руках ножом; его коричневые ботинки незаметно продвигались в свете лампы. Он вытащил края рубашки из брюк, и на лице виднелась слабая щетина. Это был первый раз, когда я видела его таким растрепанным.

– Ты выглядишь расслабленным, – сказала я, и он вздохнул.

– Никто уже не приводит себя в порядок так, как я, – выдохнул он. – Так зачем мне это делать?

Это прозвучало очень не похоже на него, и, поднявшись, я направилась к окну. Раздвинув жалюзи, я заметила, что внизу стоит несколько машин с включенными фарами.

– Трент наряжается, – сказала я, позволяя вертикальным рейкам захлопнуться и повернуться. – Ты вообще не спал?

Все еще глядя на книги, Пирс потер свой заросший щетиной подбородок.

– Ты будешь связываться с Алом?

Я кивнула. У меня было несколько часов, прежде чем солнце в Сан-Франциско сядет. Достаточно времени, чтобы выйти на связь с Алом и попытаться убедить его быть хорошим в нашей сделке. Но на самом деле я была голодна.

– Как ты можешь выглядеть таким отдохнувшим? – спросила я, поравнявшись с ним; зеленое свечение вокруг его рук исчезло, – сомневаюсь, что тебе удалось выспаться.

– Вероятно, потому что я умер много лет назад, и много мне не нужно.

Глядя на него, я осторожно взяла нож из его рук. Потускневший металл показался мне теплым, почти как шпаклевка, но это ощущение сразу же исчезло, и он стал просто холодным серебром.

– Опасная штука, – сказала я, пытаясь понять слова, выгравированные вокруг рукоятки. – Что здесь написано?

Пирс заколебался, и мои глаза сузились.

– Ты же не думаешь, что я поверю в то, что ты не можешь их прочитать.

Со странным выражением на лице мужчина неловко замялся, и я поймала его на размышлении о том, что бы такое солгать мне.

– Это очень деликатный вопрос, – наконец, сказал он, и я поставила руку на бедро, в другой небрежно покачивая нож. – Я не скажу тебе точные слова, – продолжал Пирс, пристально следя за ножом, которым я махала, – я не трус, но это аркан, черная магия. Я не уверен в том… что точно знаю, что он делает. Чары уже давно рассеялись.

Я покосилась на него, взвешивая его слова против языка его тела. Я имею в виду, что он знал, что я знала о том, что он работал с черной магией. Он думал, что я не смогу понять этого? Что бы это ни было?

– Тогда что ты с ним делал? – спросила я, помахивая ножом, чтобы позлить его. – Если чары рассеялись?

Нахмурившись, он мягко обхватил мое запястье и взял нож.

– Лей-линейная магия на хорошем серебре оставляет отпечаток от использованных чар, – сказал он, глядя на кинжал, но избегая глядеть на меня, – если достаточно умелый колдун осторожно вольет в чары силу лей-линии, она сможет заполнить каналы и полностью оживить их. Слишком большое количество энергии уничтожит старые чары, но если напитать заклятье и не дать ему переполниться, можно снова сделать из него оружие. Я часто с таким сталкивался, и не хочу оставлять Нику такую опасную вещь.

Испытывая любопытство, я взяла нож, держа его с достаточным количеством уважения.

– Ты просто направил в него струйку энергии? Тебе даже не надо знать, как создавались эти чары?

– Если сказать в целом, то да.

Пирс снова забрал у меня нож и положил туда, где Ник его оставил, чтобы я не могла легко до него дотянуться.

– Вполне достаточно волноваться о человеке, у которого Ник, простой колдун, мог взять его.

Я нахмурилась. Если бы я хотела посмотреть на него, я бы посмотрела.

– Да, в общем, у Ника много таких вещей, которых здесь быть не должно, не так ли? – сказала я, и Пирс пристально посмотрел на сломанный ящик.

– Мой отец никогда не говорил мне этого, – сказала я, чтобы отвлечь его, – об отпечатке, оставленном на объекте.

Пирс кивнул.

– Об этом немногие знают, а твой отец был еще и человеком.

Я вздрогнула. Я не успела рассказать ему об этом драматическом эпизоде моей жизни, но потом вспомнила, что Пирс присутствовал там в виде призрака. За прошлый год в церкви произошло не так много того, чего бы он не знал. И все же… он был здесь, стоял передо мной, его рубашка была распахнута, демонстрируя бледную кожу, лицо покрывала щетина, а всклокочены волосы лежали в беспорядке.

«Черт возьми».

– Ты голодна? – спросил Пирс, и я повернулась к тускло освещенной кухне. – Ник вернется не раньше, чем догорят свечи.

Догорят свечи. Я помнила, что это значит. Он имел в виду сумерки.

– Голодна, – я включила свет на кухне и посмотрела на ванную комнату, – ты не мог бы этим заняться?

Оставив Пирса гадать, что я имела в виду, я захлопнула за собой дверь ванны и, надеясь, что он не слышит, сделала свои дела. Боже, и почему меня волнует, что он узнает, зачем я спустила в туалете воду? Но я чуть не упала, увидев себя в старом, покрытом пятнами зеркале над крошечной белой раковиной.

Под глазами синели круги, и, несмотря на сон, я выглядела усталой. Мои волосы были в беспорядке, а когда я провела по ним щеткой для волос Ника, это только заставило их завиться еще сильнее. Я размышляла над тем, чтобы надеть амулет от боли, но решила, что он может мне понадобиться, если меня вызовут и мне придется драться, поэтому оставила его лежать подвернутым под рубашкой. Черный лифчик я надела только сегодня утром, и джинсы, вероятно, можно будет поносить еще день. В конечном счете, я могла бы рискнуть и отправиться домой за сменой одежды и зубной щеткой, или провести пару часов в торговом центре.

И как я сюда попала? Я изгнана и скрываюсь от Ковена, без возможности вернуться домой, чтобы сменить нижнее белье. Что пугало меня больше всего – так это то, что Ковену не нужно действовать в пределах закона, или, по крайней мере, они думают, что это так. Может, мне стоит позвонить Гленну и узнать, есть ли ордер на мой арест? Это была бы хорошая новость, потому что если он есть, Ковен не сможет упрятать меня по-тихому в стенном шкафу. Хорошо, то, что мои дети могли бы стать демонами, проблема, но не должно же все сообщество ведьм участвовать в обсуждении, надо ли меня упрятать в яму или просто стерилизовать?

– Спасибо, Трент, – прошептала я, прочищая расческу Ника. Бросив горсть его и моих волос в раковину, я словом на латыни заставила их вспыхнуть. Ничего бы из этого не произошло, если бы Трент не сказал совету, что его отец сделал с моей митохондрией.

Я родилась с распространенным генетическим «дефектом», который должен был бы убить меня до того, как мне стукнуло два года. Как убил тысячи ведьм. Правда в том, что синдром Розвуда – очень древнее эльфийское биологическое оружие, которое включается тогда, когда рождается колдун, способный пробуждать демонскую магию.

Оказывается, эльфы первыми прокляли демонов, в результате чего их дети стали рождаться слабыми и неспособными творить магию. И демоны бросили нас из-за нашей неполноценности. Древние эльфы назвали нас ведьмами и солгали, нанимая из-за магии, которая у нас еще оставалась, чтобы помочь им в их войне. Они не могли избавиться от гена, который позволял нам активировать демонскую магию, без полного удаления способности творить волшебство, и порой гены преобразовывались, становясь еще сильнее: поэтому они поместили в нашу ДНК небольшую генетическую бомбу, чтобы убивать нас, как только демонский фермент проявляется.

Когда отец Трента исправил это, чтобы я смогла жить с демонским ферментом, он неосознанно починил то, что его вид сломал. Заявление Трента о том, что он якобы не говорил Ковену, было дерьмом, особенно когда за этим последовала ложь о том, что он может контролировать и уничтожить меня.

– Рэйчел? – донесся до меня озабоченный голос из-за двери, и я посмотрела вверх, сквозь застрявшие кусочки пепла в моих волосах. Это, и очень неприятный запах.

– Все в порядке! – закричала я в ответ. – Просто избавляюсь от потенциальных объектов фокусировки.

Я услышала его удовлетворенное мычание, потом удаляющиеся шаги. Я включила воду на время, достаточное, чтобы очистить раковину, пока в ней не осталось даже намека на золу. Выдавив улыбку, я вышла, и увидела Пирса у печки.

– Ник сказал, там есть яйца, – произнес он, создавая необычную картину семейной жизни, потом обернулся, держа лопатку в руке, – но я подумал, что ты предпочтешь горячие блины.

На его рубашке были заметны брызги от теста, и моя улыбка стала настоящей. От яиц у меня болит голова, но в блинчиках их недостаточно для этого.

– Потрясающе, – сказала я, беря одну из кружек с кофе, стоящих на выцветшем столе. – Это мне? – спросила я, и он кивнул, легко переворачивая блин на другую сторону.

Три блина уже ожидали в печи, и их запах перекрывал вонь от сожженных волос.

– Раньше я никогда не варил кофе, – сказал он, передвигая блин по сковороде, – таким способом. Но я много раз видел, как это делала ты. Он… нормальный?

Я сделала глоток, усмехаясь при воспоминании о том, как он пил слишком крепкий кофе моей мамы, чтобы произвести на меня впечатление в ночь нашего знакомства.

– Вкусный. Спасибо. У тебя тесто на рубашке.

Пирс посмотрел вниз, и, бросив все с тихим ругательством, принялся легонько оттирать брызги теста мокрым уголком кухонного полотенца. Клинового сиропа в микроволновке не оказалось, зато в кастрюле на плите нагревалась бутылка кукурузного сиропа. Стол также был разложен, и пока Пирс возился со своей рубашкой, я направилась к комоду Ника, гадая, что же он засунул туда, прежде чем уйти.

В квартире раздалось еще одно тихое ругательство, и Пирс, наконец, сдался.

– Ты доверяешь ему? – спросил он, зная, о чем я думаю, стоя перед комодом Ника.

Мои челюсти сжались, в голове начало стучать.

– Нет, я так не думаю.

– Тогда смотри.

«А почему бы и нет?» – я поставила свою кружку и открыла ящик. Поверх носков и коротких трусов Ника лежал мой пейнтбольный пистолет.

– Эй! – воскликнула я, потянувшись к нему только чтобы согнуть пальцы, прежде чем прикоснуться к металлу. – Это мой пейнтбольный пистолет, – сказала я; мое лицо горело.

Должно быть, Ник стащил его у Вивиан в кафе Джуниорс, но почему он не вернул его мне?

Пирс повернулся от печки, чтобы видеть меня.

– Проверяет тебя? Пытается понять, стоишь ли ты доверия?

Или так, или он хотел забрать его себе.

– Я полагаю, что получила по этому заданию двойку, – сказала я, взвешивая свой пейнтбольный пистолет, прежде чем с неудобным стуком сунуть его в узкое пространство за своей спиной. Под оружием лежали несколько корешков от билетов, чеки и рукописные заметки на салфетках. Я посмотрела поближе, и заметила входной билет на текущую программу в зоопарке в нерабочее время. Я пальцем отодвинула несколько бумажек, не видя в них никакой связи – кроме того, что это были места, в которых я часто бывала.

– Он следил за мной, – сказала я, осознавая этот факт. – Не в последнее время, – добавила я, глядя на даты, – но следил.

Печь открылась, и я услышала, как тарелка коснулась выцветшего стола.

– Иди поешь, пока они теплые, – позвал Пирс, его голос был сердитым, но он явно был готов позволить мне справиться с этим самой.

Сжав челюсти, я собрала кусочки своей жизни с его носков и бросила их обратно в комод. Свой пистолет я забрала. С таким же успехом я могла бы дать ему знать, что просмотрела все. Задвинув ящик, я потопала к столу и села, выдохнув, чтобы избавиться от напряжения. Держать ружье было неудобно, и я положила его на стол, не заботясь о том, что он смотрелся забавно рядом с домашней посудой и блинами.

– Не волнуйся об этом, – сказала я, кладя салфетку на колени.

Я не могла встретиться с ним глазами, выливая кукурузный сироп на темно-коричневые, почти сгоревшие блины. Они были слишком жесткими, чтобы резать их вилкой, но потом я попробовала кусочек…

– Эй, это вкусно, – сказала я, чувствуя на языке их необычную структуру. – Они не из коробки.

Пирс улыбался и сел напротив меня.

– Нет. Ингредиенты я взял здесь. У Ника были не только яйца и пиво, хотя он, может, и не знает, что с остальными продуктами делать. Я приготовил пир из всего того, что у него было в холодильной коробке. Эээ, холодильнике, – исправился он, нахмурившись.

Он заметил, что я смотрю на участок кожи на его шее, и его улыбка стала шире, сделавшись почти дьявольской, и по какой-то причине заставила меня вспыхнуть. Я видела его голым в снегу на Площади Фонтанов; и почему этот маленький участок кожи так притягивал мой взгляд, было мне непонятно. Боже! Я не стану этого делать. Пирс не для меня. Конец истории. Этого не случится. Взорвать корабль и высадить экипаж на остров Безбрачия.

Пододвинув тарелку ближе, я начала перелопачивать ее, и стук моей вилки смешивался с тиканьем четырех часов. Я казалась себе Золушкой, гадая, выдернут ли меня через весь континент, когда солнце сядет ниже горизонта Западного побережья. Конечно, Ник был здесь – если только его не затащили в самолет, летящий в Сан-Франциско – но множество других людей тоже знали имя вызова Ала. У совета были глубокие карманы. Не говоря уже об острове, заполненном вызывателями демонов. Помаши перед ними в Алькатрасе карточкой «освободись-из-тюрьмы-бесплатно», и я думаю, кто-нибудь согласится на это.

Мои движения замедлились, и, поставив локоть на стол, я бросила взгляд на Пирса мимо своей зависшей вилки, обеспокоенная. С этим бы не было проблем, если бы я могла прыгать по линии.

– Насколько сложно путешествовать по линиям? – спросила я, и он вздохнул. – Дай мне передышку, ладно? Я устала от того, что меня все таскают.

– А мне нравится приходить тебе на выручку, – сказал он, – ты такая независимая девушка. Это дает мужчине приятное ощущение, что он необходим – когда возникает возможность. Нет. Ал сказал не учить тебя.

– О, а я думала, что ты делаешь только то, что хочешь? – сказала я, и он усмехнулся, зная, что я пытаюсь втянуть его в это.

Задрав кверху голову, я опустила вилку и откинулась назад со своим кофе, молчаливо демонстрируя, что я больше не съем ни одного его блина, пока он не поговорит со мной. Мои глаза обратились к часам на плите, потом обратно к Пирсу. Тритон говорила, что нужно много времени, чтобы научиться, и, несомненно, чтобы в этом принимали участие гаргульи.

– Биз сказал, ты использовал его, чтобы слышать линии, – напомнила я.

Улыбка Пирса померкла, и он посмотрел на меня сквозь свободно спадающие на глаза кудри.

– Ты хочешь, чтобы у меня были проблемы с Алом, – пробормотал он, опустив взгляд.

– И что? Сделай так, чтобы у меня были с ним проблемы. Научи меня, – вызывающе бросила я.

– Я не могу, – сказал он, делая глоток кофе, – только гаргулья может научить тебя, как слышать линии, а таких больше не осталось.

Слышать? Любопытно.

– Ты научил Биза за день, – тут же среагировала я.

Он даже не поднял голову, пережевывая во рту еду.

– Биз – гаргулья. Если бы ты могла видеть в своем сознании лей-линии, ты бы смогла освоить это за один день с таким же успехом.

Поставленная в тупик, я повертела вилкой.

– Ладно. Тогда я спрошу у Биза в следующий раз, как увижу его.

Тревога заставила лицо Пирса напрячься.

– Он недостаточно опытен, чтобы учить тебя. Он всего лишь ребенок.

– Хорошо, что ты заметил. Это, казалось, не беспокоило тебя, когда ты использовал его, чтобы найти меня.

Скривившись, Пирс положил свою вилку на стол.

– Я знаю, как прыгать, Рэйчел, – сказал он с легким раздражением в голосе. – Биз был со мной в безопасности. Очень старая гаргулья научила меня, и из-за этого она погибла. Я думаю, что она научила меня лишь потому, что знала, что не переживет ту зиму. И прежде чем ты соберешься на колокольню – демоны истребили всех до последней гаргулий, сохранивших знания о том, как прыгать по линиям, когда эльфы мигрировали в эту реальность.

– Очень удобно, – сказала я, и его брови нахмурились.

– Нет, это факт. Единственной причиной, по которой учившая меня гаргулья выжила, было то, что они считали ее слишком молодой, чтобы знать.

Он начал сердиться, и я отрезала от блина треугольник. Они были слишком вкусными, чтобы их игнорировать.

– Ты можешь попытаться научить меня, – сказала я, поднимая голос.

Пирс посмотрел вверх и вниз, слабо фыркнув от изумления.

– Я знаю, что ум у тебя, как стальной капкан, но это не штудирование книг, это обучение на собственной шкуре, путешествие на свой страх и риск. И для этого тебе нужна гаргулья. Опытная гаргулья.

Раздраженная, я выжидающе посмотрела на него. Пирс съел три куска блина, по каждому из которых он бил вилкой сильнее, чем по предыдущему. Даже у меня ноги начали подпрыгивать.

Издав грубый возглас, Пирс оттолкнул тарелку в сторону.

– Человеку понадобится год линейной теории, чтобы просто надеяться…

– Так, дай мне основу, – перебила я, – что-то, что можно обдумать. Ал не будет возражать против этого. Я хочу сказать, ты же не будешь меня чему-то учить. Просто болтать.

Сделав медленный вздох, Пирс взял в руки кофе, согревая свои пальцы и собираясь с мыслями.

– В книге говорилось о том, что правильнее человеку думать о времени как о потоке, а о нас как об обломках, плывущих по нему, – наконец сказал он, и волна предвкушения заставила меня выпрямиться на стуле.

– Я поняла, – сказала я, сунув в рот еще один треугольник, – очередная великая идея, – пробормотала я.

Брови Пирса поднялись.

– Теперь ты злишься, – проворчал он, и когда я улыбнулась и пожала плечами, он взял оставшийся кусок со своей тарелки.

– Там говорилось, что Безвременье возникло после великой катастрофы, пересекшей время и выплеснувшей небольшое количество потока через преграду, вот как это случилось, – он замялся; потом, словно я не верила, добавил, – это была не совсем преграда, скорее соломинка, держащая свои внутренности тем же самым способом, что держит звезды на небесах.

Я скривилась, пытаясь перевести его слова на современный язык.

– Ммм, гравитация? – догадалась я, и он кивнул. – То, что заставляет вещи падать, но держит луну наверху?

С расширившимися глазами, Пирс заморгал на меня.

– Если проще, то да. Это гравитация, а силу я вынужден назвать… звуком?

Я слизнула кукурузный сироп с пальца, гадая, как способен звук что-то сделать с гравитацией, космосом или чем-либо другим.

– Древний звук? – вновь попытался Пирс. – Некоторые говорят, что это слово Божие.

«Слово Божие. Древний звук. Не понимаю этого»

– О! – воскликнула я, просветлев. – Звук! Как большой взрыв, от которого произошла вселенная!

– Взрывы не имеют с ним ничего общего, – сказал он насмешливо, но я махнула на него вилкой.

– Некоторые люди считают, что вселенная произошла от огромного взрыва, – сказала я, – и все,по-прежнему движется из-за него. Они говорят, что космос до сих пор звенит от взрыва, как большой колокол, но мы настолько малы, что не слышим этого. Так же, как мы не можем слышать все звуки, которые издают слоны.

Он не выглядел убежденным.

– Не может такого быть. Студенты аркана, эм, некоторые люди верят, что эти капли времени, которые были достаточно небольшими, чтобы соскальзывать, как капли воды, оставляли человека с ощущением déjà vu, но если они были достаточно большими и затопляли достаточно много пространства, они были вынуждены высохнуть и испариться, приводя к необъяснимой гибели цивилизаций.

Его глаза засияли. Я видела этот взгляд у студентов колледжа, спорящих о таких смешных вещах, типа каким был бы сейчас мир, если бы Наполеон не помешал тому смещенному заклинанию и выиграл Ватерлоо, или если бы Поворот никогда не случился, и вместо этого мы бы отправились на Луну.

– Хорошо, я поняла, – сказала я, и Пирс встал из-за стола, чтобы поставить тарелку в раковину.

– Уверена? – спросил он, включив кран и выдавив моющее средство в пустую миску из-под теста. Он, должно быть, тысячу раз видел, как мы с Айви делаем это.

– Однажды я видела об этом кино, – сказала я, и он обернулся ко мне, подняв брови.

– Ты умная женщина, Рэйчел, но я не уверен в том, что ты понимаешь все сложности, – произнес он сквозь звук бегущей воды.

Но под моим хмурым взглядом Пирс осторожно взял пустую тарелку, которую я протянула, и продолжил:

– Считается, что Безвременье возникло в той катастрофе, – сказал он, закатывая рукава и демонстрируя приятные мужские руки, с кожей более темного цвета, чем участок на его шее. – Она была подстроена демонами, чтобы убить большую часть эльфийского народа во время ежегодного празднества. Демоны создали невероятно мощный временной континуум из проклятья, опустили его на землю – довольно далеко, чтобы его не сразу заметили, и, будучи достаточно огромным, чтобы сразу не исчезнуть, он оставался на земле достаточное время, позволив бесчисленным создателям проклятья заблаговременно вернуться в реальность и оставить эльфов умирать самой ужасной смертью от своего волшебства.

– Демоны, – сказала я, и Пирс кивнул. Демоны и эльфы. И почему все всегда возвращается к ним, сражающимся в своей глупой войне?

– Демоны, – согласился Пирс, – после изгнания эльфов они вернулись в реальность, и их следы оставили царапины во времени и создали лей-линии.

– Демоны создали лей-линии? – перебила я удивленно и он кивнул.

– И это было их поражением, не только потому, что они создали линии, продолжающие направлять могущество, эээ, энергию в Безвременье и не позволяющие ему исчезнуть, как демоны задумывали, но и потому, что демоны оказались привязаны к тому месту, в которое так стремились. Я думаю, что эльфы, должно быть, радовались продолжению своей жизни, даже будучи изгнанными. А когда солнце поднималось, оно забирало назад тех демонов, что прокляли их, и заключало их в ловушку в ужасном яростном неистовстве.

– Пока эльфы не научились путешествовать по линиям и не вернулись домой, - сказала я, подняв на него глаза. – Хотя ведьмы первыми научились этому.

«А потом демоны убили всех знающих об этом гаргулий, чтобы никто кроме них не мог путешествовать по линиям».

Пирс отвернулся от меня, чтобы аккуратно вымыть тарелки.

– Разумная истина состоит в том, что тело знает секрет нашего происхождения, – сказал он, напомнив мне, что он один из нескольких человек, знающих об этом, – демоны создали Безвременье, и они вынуждены возвращаться туда каждый раз, когда встает солнце.

– Дженкс не может оставаться в Безвременье после восхода солнца, – сказала я, беря кружку и грея об нее свои руки. – Его сразу же выкидывает. И когда я была в Безвременье, я чувствовала, что линии тянуться из Безвременья в реальность.

Пирс поставил чистые тарелки в сухую раковину.

– Возможно, из-за того, что пикси невысоки ростом. Меня этому не учили, поэтому я не знаю. Линии текут, как поток. Когда солнце садится, Безвременье выплескивается в реальность, позволяя демонам пройти. Когда солнце встает, реальность струится в Безвременье, выталкивая их обратно. Это периоды охраняют нас от их реальности.

Я задумалась об этом, вспомнив разрушенные здания. Встав, я принялась открывать ящики, чтобы найти полотенце.

– Итак, лей-линии – это дороги демонов, по которым когда-то они собирались вернуться в реальность; они струятся вперед и назад, как потоки, в зависимости от времени.

– Ты поняла это, как по книге! – сказал Пирс, явно довольный, – вся полнота Безвременья растянута позади нас, как человек, привязанный к бегущей лошади, наскоро прикрученный лей-линиями.

– Так как ты путешествуешь по ним? – спросила я, вытирая тарелки и вспомнив, к чему вся эта история предположительно привела. Он заколебался, и я добавила. – Я хочу знать, даже если это просто теория. Я не скажу Алу, что ты рассказал мне. Ты не мог бы довериться мне хоть немного?

Он зажмурился, как от боли, с его рук капала пена, и я добавила:

– Мне же нужно что-то, над чем подумать в Алькатрасе, кроме твоего потрясающего латинского произношения, не правда ли?

Эмоции исчезли с его лица.

– Ты не попадешь туда. Я не позволю, – сказал он, его мыльные руки неожиданно оказались на моих плечах, – с помощью Биза я смогу найти тебя, последовать за тобой, куда угодно.

Мой первый порыв вырваться исчез. Пока я там стояла, мои плечи намокли. Я нашла его выражение слишком измученным, чтобы верить в белых рыцарей. Счастливые окончания никогда не раздавались просто так. Вам приходится за них бороться, зарабатывать их разбитыми сердцами и жертвами. И сейчас я просто не могла сделать этого. Было слишком больно, когда все разваливалось на части.

– Не надо давать мне обещания, – прошептала я, и серьезное свечение в его глазах потускнело.

Опустив голову, я вынырнула из его рук, подошла к столу и накрыла крышкой кукурузный сироп так, словно ничего не произошло, но мои плечи мерзли, заставляя меня чувствовать, будто он до сих пор касается меня. Я не могла себе позволить влюбиться в него. Даже думать об этом было очень глупо.

– Послушай, я много раз путешествовала по линиям, – запротестовала я, желая сменить тему, – я даже могу поддерживать свою цельность без чьей-либо помощи. Алу не нужно удерживать мою душу от того, чтобы она летала над континентами неделями. Ты можешь, по крайней мере, сказать мне, как гаргульи входят в лей-линии?

Склонив голову, Пирс повернулся к раковине и вылил кастрюлю с мыльной водой.

– Нет, ну в самом деле! – уговаривала я, засунув кукурузный сироп рядом с кукурузными хлопьями и захлопнув дверь.

«Зачем Нику шесть бутылок кукурузного сиропа?»

– Я не скажу Алу!

Пирс все еще ничего не говорил, он ополоснул утятницу и отложил ее, не вытирая. Он хмурился, когда обернулся, но, заметив мои скрещенные на груди руки, поднял ладони в знак капитуляции.

– Удерживание своей души целой лишь малая часть, – сказал он, и я удовлетворенно фыркнула, повернувшись, чтобы протереть столовое серебро. – Если сказать в общем, тебе нужно изменить свою ауру так, чтобы она соответствовала лей-линии.

Я открыла три ящика, разыскивая столовое серебро, и бросила туда приборы, когда нашла нужный. Внутри был беспорядок, в почти пустом ящике валялись перемешанные между собой предметы. У Айви бы случился удар.

– Я не знала, что ты так можешь, – сказала я, – изменить свою ауру. Можешь сделать ее другого цвета?

– Нет. Цвета медленно меняются с опытом, но звук, который аура издает… пластичен.

Я бедром закрыла ящик и обернулась.

– Ауры издают звук? – спросила я.

– По-видимому, – сказал он мрачно, – моя никогда не производила ничего, что я мог бы услышать.

Я улыбнулась, расслабившись благодаря упавшему напряжению.

– Как ты можешь изменить что-то, чего даже не слышишь? – пожаловалась я. – Это так же, как научить немую женщину безупречно говорить.

– Это, – сказал Пирс, убирая тарелки, – очень хорошее сравнение. Поэтому для того, чтобы тебе научиться, требуется гаргулья. Тебе нужно знать, как должна звучать твоя аура, и гаргулья – единственное существо, которое может слышать ауры и лей-линии одновременно.

Я облокотилась на кухонную стойку, задумавшись, похоже ли это на обычную жизнь, которая могла бы у меня быть: проспать несколько часов в чьей-то квартире, убраться после завтрака и болтать с человеком, который мертв уже сто пятьдесят лет.

«Но теперь не мертв».

– Биз может слышать ауры, – сказала я, и Пирс взял у меня полотенце, вытянув его из моих пальцев, – значит, если я захочу пользоваться лей-линией, как демон, и передвигаться вперед и назад, все, что мне нужно – это узнать, как заставить свою ауру правильно звучать?

Он кивнул.

– Кроме того, – сказал он, его глаза задержались на моих, – когда Ал переносит тебя по линии, сначала он меняет звучание твоей ауры, пока она не станет соответствовать звуку ближайшей лей-линии. Это затягивает тебя в нее. Ты можешь попасть еще куда-нибудь, заставив свою ауру звучать как та линия, на которой ты бы хотела оказаться. Человеческая душа найдет себя довольно быстро, и оттуда ты уже сможешь позволить своей ауре звучать по-обычному, чтобы линия вытолкнула тебя обратно в реальность. Демоны не могут слышать линии, так же, как и ведьмы, или эльфы, или пикси, но с практикой они могут научиться изменять свои ауры.

– Как и ты.

Он наклонил голову.

– Как и я. Потому что я учился этому. Очень усердно. Это одна из причин, по которой Ковен назвал меня черным колдуном, утверждая, что это демонское искусство, потому что это загрязняет ауру. Но, Рэйчел, это не зло. Биз же не проклят и не покрыт копотью из-за того, что он может путешествовать по линиям.

– Ты напрасно тратишь свое время, пытаясь убедить уже согласного с тобой человека, Пирс, – сказала я, глядя, как он вытирает пальцы, – итак, если я с этим соглашусь, и Биз сможет объяснить мне, как изменить ауру, как же тогда ты это делаешь?

Бросив полотенце, Пирс присел за стол, впервые выглядя взволнованным.

– Я представляю это так, – сказал он, складывая салфетку в форму обычной чаши. Я осталась там, где стояла, и он посмотрел вверх с невинным выражением. – Подойди сюда, госпожа учительница, – сказал он, и я поставила стул напротив него и села.

Пирс посмотрел на пространство между нами, потом насыпал кучку соли на салфетку.

– Представь, что соль – это твоя аура, – сказал он, – а салфетка – барьер, который создает лей-линия. Соль не может пройти сквозь нее, согласна? – спросил он, и я кивнула.

– Но если ты создашь пространство, которое больше находящейся в нем соли, и разведешь ее…

Я ахнула, когда он вылил свой холодный кофе в бумажный пакетик, и кофе, как и ожидалось, прошел сквозь салфетку, разлившись по столу.

– Что ты делаешь? – запротестовала я, мое желание встать ослабло, когда он потянулся через стол и схватил меня за запястье. Улыбаясь, Пирс смял салфетку в руке, выжимая из нее остатки кофе. Взяв мой палец, он поводил им по луже и прикоснулся им к моим губам, заставив меня ощутить противный вкус соленого кофе. Хотя дрожала я вовсе не из-за этого.

«Прекрати. Прекрати сейчас же, Рэйчел».

– Так же, как соль, твоя аура может быть настроена таким образом, чтобы пробелы в ней стали больше. Она останется твоей аурой, неизменной, но когда дыры совпадут с дырами линии, ты мгновенно сможешь проскользнуть сквозь нее. Как магия. Каждая линия разная. Узнаешь линию – и сможешь путешествовать по ней.

Мои губы были солеными, и я почувствовала другую дрожь, поскольку он через стол держал мое запястье.

– Ты испачкал стол, – сказала я, не отрывая взгляда от его глаз. Они были голубыми, но не такими, как у Кистена. Совершенно не такими.

– Неужели? – Пирс перегнулся через стол, пока не оказался в дюйме от меня.

Его глаза ярко сверкали. Мне было все равно, подскочил ли мой пульс из-за него или из-за того, что он сказал мне. Пирс держал мое запястье, почти притягивая меня ближе.

– Хочешь попробовать изменить свою ауру? – предложил он. – Без Биза ты не узнаешь, как надо ее изменить, но если со мной что-то случится, и мою злобную ведьму посадят в Алькатрас, ей будет, о чем там подумать.

Напоминание об Алькатрасе стало пощечиной, и я отдернулась от него.

– Боже, конечно, – сказала я, когда моя рука выскользнула из его, – что мы будем делать сначала?

Он улыбнулся и потратил немного времени, чтобы полотенцем вытереть кофе со стола, прежде чем протянуть руки над столом ладонями вверх.

– Мы доведем наши души до идеального баланса.

Мои брови поднялись вверх. Встать в линию и довести энергию в нашем ци до одинакового уровня?

– Мои намерения благородны, – запротестовал Пирс, но его губы подергивались от веселья.

Сузив глаза, я скрестила руки и посмотрела на него. Балансировка ци двух людей достаточно невинна. Отчасти. Это обычное явление между учителями и студентами высших лей-линейных курсов, что-то вроде нахождения начальной точки при изучении новых чар, но в то же время это то же выталкивание силы, которое, по сути, секс в одежде, если вы делаете все правильно. А я готова была держать пари, что Пирс знал, как правильно это делать.

– Если ты боишься… – насмешливо сказал он, откинувшись назад и позволив рукам опуститься ниже стола.

Я зажмурила глаза.

– Это то, что мне действительно хочется знать, – сказала я тихо, – пожалуйста?

Его улыбка смягчилась.

– Ты в самом деле целомудренная женщина, – сказал он.

Я фыркнула, глядя на его руки, снова протянутые ладонями вверх.

– Ты знаешь ближайшую лей-линию? – спросил он.

Волнение пронеслось сквозь меня. Придвинув стул ближе, я мысленно потянулась и встала на университетскую линию, широкую и медленно текущую.

– Встала, – сказала я, опуская свои руки на его ладонями вниз, но оставив между ними расстояние.

– Если ты в этом уверена, – медленно проговорил он, – только не говори мне потом, что я тебя обманул.

– Боже, Пирс! – проворчала я. – Мы просто сбалансируем наши ци. Мы не будем заниматься выталкиванием силы.

«По крайней мере, пока».

Меня пробрала дрожь, и наши глаза встретились, когда он кивнул.

– Тогда давай попробуем, – сказал он. Когда я чуть не улыбнулась, колдун поднял свои ладони так, чтобы коснуться моих.

Мое зрение напряглось в момент прикосновения, рефлекторно регулируя мой уровень энергии на себя, это было обязательным действием среди вежливого общества. Он по-прежнему смотрел на меня, и что-то во мне изменялось. Я влезла в большие неприятности. Он был опасен. Он был быстр, умен, силен. За одну ночь я узнала от него больше, чем от Ала за прошедшие два месяца. Но что больше всего тревожило меня, так это то, что он не судил обо мне по словам других, а лишь по тому, что видел сам. И то, что он видел, было мной, без копоти, или договора с демоном, или изгнания.

Между нами не было ничего, кроме теплоты кожи, мы оба сдерживали себя, словно боялись. Я сглотнула и со вздохом отпустила контроль. Ручей, шепот, дыхание силы упало между нами с медлительностью черной патоки. Энергия холодком проскользнула от меня к нему, выравниваясь. При этом не было пульсирующей вспышки – значит, Пирс великолепно контролирует ситуацию. Я не чувствовала покалывания, ну или, по крайней мере, не так сильно. Хотя оно должно было ощущаться. Существует несколько способов, и медленный практически всегда был более мучительно приятным, чем быстрый.

Я уставилась на него, и пульс забился быстрее, когда наши ладони соприкоснулись, и энергия загудела между нами.

– Я представления не имею, что делаю, – прошептала я, не зная, говорю ли я о путешествии по линии или моей жизни в целом.

Губы Пирса дрогнули.

– Тогда позволь показать тебе, госпожа ведьма.

Не размыкая ладоней, он перегнулся через стол. Мой пульс ускорился от мысли, что он собирается поцеловать меня, но вдруг он неожиданно отшатнулся назад, его глаза были широко распахнуты, взгляд – расфокусирован.

– Что я сделала? – спросила я встревожено, а потом давление воздуха изменилось.

– Сту-ден-тка!

Дерьмо. Алгалиарепт.