Она ждала в тени, на Пятьдесят первой улице, на противоположной стороне которой был «карман», где стояли грузовики «Гудфарм». На ней была форма «Корпсерв», которую она в последний раз надевала перед тем, как на них напали, вечером. Теперь форма выстирана и выглажена, и все следы произошедшего исчезли. Она достала из кармана бейдж «Корпсерв» и прикрепила его к груди. Мимо лился хаотический поток: мужчины и женщины, спешащие домой после работы, думающие об ужине, о детях, о том, что сегодня по телевизору. В семь с минутами подъехал и остановился сорокачетырехфутовый передвижной шредер «Корпсерв», как обычно № 6; охранники подняли дверцу «кармана». За рулем сидел старый Жао, он всегда его водил. В его послужном списке — ни одного замечания за безопасность вождения, вспомнила она: неплохой результат, если учесть его возраст. Кроме того, зрение у него великолепное, полгода назад она велела ему пройти осмотр. Она питала к нему слабость: вероятно, потому, что он напоминал ее дедушку.

Две уборщицы уже должны были подойти к служебному входу и подняться наверх, чтобы начать работу. Машина весь вечер простоит в своем закутке; Жао запустил измельчитель, работавший от электрического аккумулятора, а не от дизельного двигателя. Иногда машины приходилось включать в закрытых помещениях, где выхлопные газы представляли бы опасность для оператора и окружающих.

Она метнулась через улицу и подошла к Жао. Увидев ее, он удивился; она приложила палец к губам и утащила его подальше от камеры слежения.

— А говорят, тебя убили! — сказал он на кантонском диалекте.

— Ну конечно нет, — ответила она.

— Сказали, чтоб мы всё делали, как обычно. Приказ от большого китайского начальника.

От ее брата, разумеется.

— Это хорошо.

— Но все волнуются.

— Скажи, а что думают об убийстве другие мексиканки?

Жао покачал головой:

— Все очень огорчились. Кое-кто, наверное, уйдет.

— А кем заменили погибших? — спросила она.

— Другими девушками. Кажется, теми, кто раньше только убирался.

— И никто из этой фирмы ничего не говорил нашим насчет тех девушек? — спросила Цзин Ли. Ей трудно было в это поверить. — Полиция ни о чем не расспрашивала?

— Вчера вечером заходил один сыщик. — Старик вытащил визитку и протянул ее Цзин Ли. Она ощупала ее, почувствовала твердый край. Надпись гласила: «Детектив Питер Блейк, Бруклин, Шестьдесят третий участок». Тот самый детектив, который ей звонил. Она спрятала карточку в карман комбинезона.

— И что он говорил?

Жао приосанился, готовясь дать полный отчет. Видимо, он очень старался припомнить все детали.

— Спросил, не заметил ли кто, чтобы кто-то преследовал маленькую японскую машину, в которой сидели те две девушки. Я сказал: нет. Он спросил, была ли ты в машине вместе с девушками. Я сказал: не знаю. Он спросил, почему я не знаю. Я сказал, что не видел, куда ты пошла, я за рулем. Тогда он спросил, куда Цзин Ли обычно отправляется по ночам. Я сказал: думаю, возвращается в свою квартиру. Он спросил, где это. Я сказал: не знаю. Он спросил: а у Цзин Ли есть дружок-американец по имени Рэймонд Грант? Я сказал: не знаю, но кажется, да. Он сказал: я думаю, ты знаешь. Я сказал: да, я слышал про этого ее дружка-американца, только никогда его не видел. Он спросил: а те девушки курили травку? Я сказал: думаю, да, потому что у них в машине пахло травкой. Он спросил: откуда ты знаешь, как пахнет травка? Я сказал: ее курят в Китае, только в деревне мы ее звали летучей свиньей. Он засмеялся. Мне он понравился, хоть я и понимаю, тебе это обидно слышать. Очень профессиональный. Потом он спросил: а где еще работали те девушки? Я сказал: обычно в этом здании, но иногда и в других местах. Он спросил, почему так, и я ответил, что иногда где-нибудь не хватает людей. Он спросил: а у этих девушек были неприятности на работе? Я сказал: нет, вряд ли. Очень хорошие работницы. Тогда он спросил: а как насчет их дружков, это они продают травку сотрудникам компании? Я сказал: нет, Цзин Ли выгонит всякого, кто станет покупать травку. Он спросил, хорошо ли я читаю по-английски. Я сказал: нет, разве что дорожные знаки и надписи на пивных бутылках. Ему это пришлось по душе. Он сказал, что тоже читает пивные этикетки. Он спросил: как ты думаешь, зачем кому-то понадобилось убивать мексиканских девушек? Я сказал: не знаю. Тогда он сказал: может, Цзин Ли убила мексиканок, а потом сбежала? Я сказал: это вряд ли. Он сказал: почему бы и нет? Я сказал, что ты очень хорошо обращаешься с девушками. Все считают, что ты самый лучший начальник, какой у них был в жизни. Он сказал: я думаю, что мексиканки продают наркотики, возможно, те, что получают от своих дружков. Он сказал, что мексиканцы в Нью-Йорке неплохо нажились на торговле наркотиками, а люди думает, что этим занимается кто-то другой. Я сказал: вряд ли. Он сказал, что хочет, чтобы меня и мою машину обнюхала собака. Я сказал: ладно. Они привели собаку, и собака не показала, чтобы у меня была травка. Пес понюхал меня, понюхал машину. Мне он понравился, отличный пес, первый класс. Потом он сказал: думаю, Цзин Ли знает, как вышло, что те девушки умерли. Я сказал: а я-то думал, вы хороший человек. Тогда он спросил: а почему ты не очень-то переживаешь за Цзин Ли? Я сказал: я думаю, у нее все в порядке, она умная. Он…

— Хорошо, — прервала его Цзин Ли. — В следующий раз, как услышишь что-нибудь такое, позвони мне. Все, что, по-твоему, мне следует знать. Мой телефон у тебя есть. Оставишь сообщение по-китайски, если я не возьму трубку. Ладно?

— Как скажешь.

— Теперь я хочу, чтобы ты меня отвез наверх.

— Но ты сама можешь подняться.

— Нет, самой мне не стоит. Не хочу, чтобы меня видела камера в лифте. Посади меня в контейнер на колесиках, а сверху набрось пустой мешок.

Жао это не понравилось, но он позволил ей забраться в контейнер. Потом закидал ее пустыми мешками для мусора и вызвал грузовой лифт. Она слышала, как он связался по рации с кем-то из сотрудников «Корпсерв». Скоро прибыл лифт, и он вкатил контейнер внутрь.

— Десятый этаж, — сказал он и вышел.

Она слышала, как закрываются дверцы.

— Мизаджин? — Голос одной из ее мексиканок.

— Не говори со мной, — предупредила она. — На нас глядит камера. Не смотри в бак, смотри на дверь, поняла?

— Та, корошо.

— Прокатишь его по вестибюлю, через главную дверь, и остановишь возле маленькой кухни.

Девушка так и сделала. Цзин Ли вылезла у кухни, где не было камер слежения. Она хорошо знала эту кухню, много раз пользовалась здешним кофейным автоматом. Уборщица «Корпсерв» стояла рядом, ожидая распоряжений. Цзин Ли знала, что охранник постоянно курсирует между этажами, заглядывая на каждый из них примерно раз в полчаса.

— Я хочу, чтобы через десять минут ты была здесь с пятью или шестью полными мешками. Положишь их сверху и спустишь меня вниз, ясно?

— Та.

— Контейнер оставь здесь.

Цзин Ли знала этот этаж, она десятки раз проходила по нему, помнила, где что находится, кто где работает и где лучшие источники информации. Этаж был разделен на четыре отдела: административный, юридический, налоговый и научный. Самую полезную информацию обычно добывали в научном и налоговом отделе, но она решила, что сейчас правильнее будет порыться в административном. Ей хотелось убедиться, что в «Гудфарм» подозревали «Корпсерв» в краже информации. Тогда она сказала бы Чену, чтобы он прекратил делать то, что их насторожило, или же, если возможно, замел следы.

Но где искать? Председатель совета директоров компании — высокий, элегантный мужчина по имени Льюис Генри, который, похоже, никогда здесь не бывал. Реально же управляли компанией, по всей видимости, три человека: президент, мужчина по фамилии Рейли; финансовый директор, женщина по фамилии Мориц; а также директор научного отдела, мужчина по фамилии Бреннер. Сначала она обследовала кабинет Мориц — не мусорную корзинку, а бумаги у нее на столе. Ничего, кроме длинных распечаток себестоимости производства на каком-то пуэрто-риканском заводе. А что я ищу? — подумала она. Записку, доклад? Вряд ли здесь ей удастся найти что-то подобное.

Она вошла в кабинет Бреннера. На столе громоздились кипы отчетов об испытаниях новой продукции. Она раскрыла один, посвященный средству для «усиления сексуального отклика у женщин». В тестах приняли участие 406 женщин в возрасте от двадцати двух до шестидесяти лет; результаты показали, что «71 % респондентов отметили усиление положительных…». Это не то, что мне нужно, подумала Цзин Ли. Она просмотрела стопки бумаг на подоконнике. Похоже, хозяин кабинета помешан на классификации. Отчеты были разложены на стопки по дате проведения клинических испытаний и характеру продукции. Я здесь год проторчу, подумала она. Она вышла из комнаты, посмотрела на часы. Четыре минуты.

Следующим был угловой кабинет, принадлежащий Рейли: просторное помещение, где у одной стены стоял стол для совещаний, а у другой — диван и кресла. Четыре окна. Отдельная ванная. На стене, в рамках, фотографии и статьи. Судя по изученным ею раньше документам, Рейли — лицо компании, он представляет «Гудфарм» на переговорах с инвесторами, заключает соглашения. Его высказывания приводились в газетах. Она изучила фотографию на письменном столе. Привлекательная улыбающаяся женщина смотрит полуобернувшись. Наверняка в колледже была активисткой или кем-нибудь в этом роде, рассеянно подумала Цзин Ли. Она стала выдвигать ящики стола. Ничего интересного. Как и в других кабинетах, сбоку на столе негромко гудел компьютер. Ей казалось, что здесь все компьютеры отключаются автоматически, но на всякий случай она ткнула в клавишу костяшкой пальца. Компьютер пискнул, и на экране появилось окошко, предлагавшее ввести имя пользователя и пароль. Делать нечего, сказала она себе.

На столе тоже ничего особенного. Сведения об объемах продаж, разложенные по регионам, сводные отчеты по результатам исследований, копия судебного заключения по делу об ответственности, тощая папка, где были собраны все упоминания о компании, появившиеся сегодня в крупных газетах, и тому подобное. И список звонков на бланке «Гудфарм», очевидно, составленный секретаршей Рейли. Рядом с каждой фамилией — несколько пустых строк для записей. Она просмотрела имена.

Одно из них она узнала: Джеймс Тонелли, офис-менеджер «Гудфарм». Рядом с фамилией женским почерком написано: «Том, я звонила семь раз. Никто не отвечает». Зачем Рейли пытается связаться с Тонелли? В списке нашлось и много других интересных имен.

Она сложила листок, расстегнула молнию на комбинезоне и спрятала находку в карман.

Уборщица «Корпсерв» уже, наверное, ждет возле кухни с контейнером, наполненным мешками, и недоумевает, где Цзин Ли.

Я не нашла ничего стоящего, сказала она себе. Она проникла в маленькую отдельную ванную. Зажгла свет. Душ, кафельные стены, кафельный пол. Унитаз. Небольшой платяной шкаф с запасным костюмом, несколькими парами обуви и набором выглаженных рубашек и галстуков. Неплохо ему живется, подумала она. Она открыла аптечный шкафчик. Всего один пузырек с таблетками. Бета-ингибиторы. Снимают волнение во время публичных выступлений. Их, наверное, принимает половина управленцев в Нью-Йорке.

Она услышала шаги и выключила свет в кабинете. Выглянула в коридор. Охранник удалялся. На этом этаже вестибюль и лифты располагались в центре, а кабинеты — вокруг них. Кухня была на другом конце этажа, там, куда сейчас направлялся охранник. Но по пути он то тут, то там заглядывал в кабинеты. Впрочем, Цзин Ли знала обходной путь. Она со всех ног бросилась по коридору в противоположную сторону, повернула налево, промчалась по еще одному коридору, опять свернула налево, чтобы, пробежав по другой стороне здания, оказаться у кухни раньше, чем охранник. В последний раз повернула налево и увидела стоящую у кухни сотрудницу «Корпсерв». Вид у нее был озадаченный.

— Скорей! — приказала Цзин Ли.

Она вынула пять мешков с мусором и запрыгнула в контейнер.

— Клади их на меня, скорей!

— Та.

— Кати к грузовому лифту.

Она так и сделала. Цзин Ли слышала, как она нажимает кнопку вызова.

— Здравствуйте, — сказала кому-то уборщица.

— Добрый вечер, — произнес мужской голос, расслабленный, но твердый. — Вы вниз?

— Та.

— Скоро будете сдавать дела, — сказал охранник. — Завтра мы вам всем объясним процедуру.

— Корошо.

Дверцы лифта раздвинулись.

— Ну, спокойной ночи.

Дверцы закрылись. Цзин Ли ждала. Когда лифт достиг нулевого уровня, уборщица выкатила тележку и направилась с ней к передвижному шредеру. Цзин Ли, извиваясь, выбралась из-под мешков и выскочила наружу. Записала ли камера этот звук? Не исключено. Но рев шредера, наверное, все перекрыл.

— Он сказал, что вы будете сдавать дела? — спросила она у женщины.

— Та.

Мексиканка почти не смотрела ей в глаза. Я ее пугаю, поняла Цзин Ли. Она знает про убитых девушек.

— Ты уже про них слышала?

— Та. Вчера они нам сказали.

— Что они сказали?

— Что мы больше не будем работать это здание. Они нас больше не хотеть. Мы пойдем на другую работу. Думаю, что-то такое.

Цзин Ли испытующе посмотрела на женщину. Она сама не слишком понимает, о чем говорит. Просто делает, что ей говорят, и не задается вопросом, почему в «Гудфарм» решили отказаться от услуг «Корпсерв». Но Цзин Ли понимала почему. И теперь она должна сказать Чену, чтобы был осторожен, — если, конечно, компания о нем еще не разузнала.